Мемуары генерала барона де Марбо

Письма, написанные полковником Марбо в 1815 году[154]

Сизуэн, 10 апреля 1815 г.

…Я нахожусь перед Турне и защищаю линию от Мушена до Шерена. Когда я говорю, что защищаю линию, то надо признать, что это не составляет особого труда, поскольку англичане не осуществляют никаких передвижений и столь же спокойны в Турне, как если бы они были в Лондоне. Я думаю, что всё пройдёт наилучшим образом. Вчера я был в Лилле, где меня очень хорошо принял генерал граф д’Эрлон.

Сент-Аман, 5 мая

…Я только что получил приказ послать депутацию из пяти офицеров и десяти унтер-офицеров или солдат в Париж на Марсово поле. В приказе сказано, что командир полка должен сам возглавить эту депутацию. Подобные депутации всех полков дивизии должны отправиться в путь и прибыть 17-го в Аррас, а на следующий день направиться в Париж. Все очень спокойно, о войне никто не говорит. В иностранных войсках часто дезертируют солдаты. Люди, прибывающие оттуда, утверждают, что все бельгийцы, саксонцы и голландцы дезертируют и придут к нам. Мой полк с каждым днём становится всё больше. У меня 700 человек. На мой сборный пункт вчера пришло 52 человека. Форма им очень нравится. Новобранцы сыплются на нас градом, не знаешь, куда их приткнуть.

Сент-Аман, 8 мая

За последнюю неделю дезертирство в неприятельских частях достигло наивысшей степени. Бельгийские, саксонские, ганноверские солдаты приходят группами по 15–20 человек. Они утверждают, что русские и австрийцы не придут, и люди думают, что войны не будет. Здесь это выглядит почти уверенностью. Если всё так и произойдёт, то сколько слов потрачено даром! Сколько планов окажутся неосуществлёнными!

Пон-сюр-Самбр, 13 июня

Сегодня утром я прибыл из Парижа в Валансьен. Я нашёл мой полк на месте. Он проходил через город, чтобы направиться к Мобежу. У меня хватило времени лишь на то, чтобы посадить солдат на лошадей, передать мой экипаж одному из друзей и отправиться в путь. Я падал от усталости, мне очень хотелось спать, но пришлось идти весь день среди огромного количества солдат. Мы только что заняли свою позицию на эту ночь… Мы идём вперёд… Кажется, перчатка брошена… Не думаю, что сражение состоится раньше, чем через пять дней…

Мерб-ле-Шато, 14 июня

…Сегодня мы всё ещё шли, и в 3 часа ночи я был ещё на лошади… Мы пришли наконец на самую границу. Враг отступает, и не думаю, что у нас будут большие бои. Тем хуже, так как наши войска находятся в большом возбуждении[155]…

Лан, 26 июня 1815 г.

Я никак не приду в себя от нашего поражения!.. Нас швыряли, как тыквы. Вместе с моим полком я был на крайнем правом фланге нашей армии почти во время всей битвы. Меня уверяли, что маршал Груши должен прибыть в этот пункт, который охранял лишь мой полк с тремя орудиями и батальоном лёгкой пехоты, что было совсем недостаточно. Вместо маршала Груши на меня вышел корпус Блюхера!.. Судите сами, как нам досталось!.. Наш фронт был прорван, и враг сразу же оказался у нас в тылу!.. Это несчастье можно было бы поправить, но никто не отдал никаких приказов. Главные генералы были в Париже и произносили там бессмысленные и полупредательские речи. Низшие чины теряют голову, и дела идут всё хуже и хуже… Я получил удар пикой в грудь, ранение довольно тяжёлое, но я предпочёл остаться в строю, чтобы показать хороший пример. Если бы каждый действовал подобным образом, наше дело ещё бы не пропало, однако солдаты дезертируют и уходят в глубь страны, никто их не останавливает. И что бы ни говорили, в этой местности есть по крайней мере 50 тысяч человек, которых можно было бы собрать. Но тогда следовало бы применять смертную казнь к каждому, кто покидает свой пост, и к тем, кто даёт им разрешение его покинуть. Все отправляются в самовольные отпуска, и дилижансы полны уезжающими из армии офицерами. Судите сами, остаются ли под знамёнами солдаты. Через неделю их совсем не останется, если угроза смертной казни не будет их удерживать… При желании палаты парламента могут нас спасти, но нужны методы быстрые и законы строгие. Нам не присылают ни одной говяжьей туши, никакого продовольствия, ничего… так что солдаты грабят бедную Францию, как они делали это в России… Я нахожусь на передовых постах под Ланом. Нам приказали обещать, что мы не начнём стрелять, и все вокруг спокойно…

Господин маршал!

Я получил письмо, в котором Вы выражаете желание ознакомиться с разведывательными операциями, проведёнными под моим командованием в день битвы при Ватерлоо. Я спешу ответить на вопросы, которые Вы мне задали по этому поводу.

7-й гусарский полк входил в состав дивизии лёгкой кавалерии, приданной к 1-му армейскому корпусу, который 18 июня образовывал правый фланг армии под личным командованием Наполеона. В начале военных действий, примерно в 11 часов утра, я был отослан от дивизии вместе с моим полком и пехотным батальоном, находившимся под моим командованием. Эти части были дислоцированы на крайнем правом фланге позади Фришмона, напротив Диля.

Мне были даны особые инструкции императором через посредство его адъютанта Лабедуайера и ещё одного ординарца, чью фамилию я не запомнил. В этих инструкциях мне предписывалось оставить основную часть моих солдат в пределах видимости поля битвы и отвести двести пехотинцев во Фришмонский лес, один эскадрон переместить в Лан и отправить посты до Сен-Ламбера. Другой эскадрон должен быть размещён наполовину в Кутюре, наполовину в Бомоне. Мне предписывалось отправлять разведчиков до Диля на мосты в Мустье и Оттиньи. Командиры этих подразделений обязаны были оставлять маленькие конные посты на расстояние четверти лье друг от друга. Эти посты должны были образовывать непрерывную цепочку до самого поля битвы, чтобы при помощи гусар, передвигавшихся галопом с одного поста на другой, офицеры разведки могли быстро предупреждать меня о контакте с авангардом маршала Груши, который должен был прибыть со стороны Диля. Мне было приказано, наконец, направлять непосредственно императору сообщения, переданные мне этими разведчиками. Я приказал моим подчинённым выполнять данный приказ.

Спустя 15 лет после этих событий мне трудно точно назвать час, когда отряд, направленный Мустье, прибыл в этот пункт, тем более что капитан Элуа, который командовал этим отрядом, получил от меня указание посылать разведку как можно дальше и двигаться с максимальной осторожностью. Но, отмечая, что он отправился от поля битвы в 11 часов и ему нужно было пройти не более 2 лье, надо предположить, что он преодолел это расстояние за два часа. Это позволяет утверждать, что он прибыл в Мустье в час пополудни. Из записки капитана Элуа, быстро переданной мне промежуточными постами, я узнал, что в Мустье он не нашёл никаких войск. То же самое было в Обиньи. Я узнал также, что, по утверждению местных жителей, французы, оставленные на правом берегу Диля, переправились через реку в Лимале, Лимелетте и Вавре.

Я отправил эту записку императору с капитаном Куном. Он вернулся в сопровождении связного офицера, который передал мне приказ императора оставить линию постов, установленных вокруг Мустье. Император также приказывал офицеру, осуществлявшему разведку в области перехода при Сен-Ламбере, переправиться в этом пункте и провести разведку как можно дальше в направлении Лималя, Лимелетта и Вавра. Я передал этот приказ и послал мою карту командиру отряда в Лане и Сен-Ламбере.

Один из моих взводов, который выдвинулся вперёд на четверть лье от Сен-Ламбера, встретил взвод прусских гусар, захватил в плен нескольких человек и среди них офицера. Я предупредил императора об этом захвате пленных и отправил их к нему.

Получив от пленных сведения, что за ними двигалась значительная часть прусской армии, я отправился с одним эскадроном подкрепления к Сен-Ламберу. Я заметил вдали большую колонну, направлявшуюся к Сен-Ламберу, и послал офицера предупредить об этом императора, ответившему мне приказом смело двигаться вперёд, утверждая, что эта часть могла быть только корпусом маршала Груши, идущим от Лималя. По мнению штаба императора, Груши теснит перед собой нескольких заблудившихся пруссаков, к числу которых и принадлежали захваченные нами пленные.

Вскоре я убедился в противном. К нам приближалась голова прусской колонны, двигавшейся, впрочем, крайне медленно. Дважды я отбрасывал в ущелье гусар и улан, шедших впереди колонны. Я пытался выиграть время, задерживая врага как можно дольше. Неприятель мог лишь с большим трудом продвигаться по грязным овражистым дорогам. И когда наконец, уступая превосходящим силам противника, я отступил, офицер, которому я приказал информировать императора о подходе пруссаков к Сен-Ламберу, вернулся, сказав мне, что император приказывает предупредить об этом головные части колонны маршала Груши, который в этот момент должен был выйти по мостам у Мустье и Оттиньи, раз он не шёл через Лималь и Лимелетт.

В связи с этим я написал сообщение о скором приходе войск Груши капитану Элуа. Однако он, прождав понапрасну и не видя, чтобы к нему подходила бы какая-нибудь часть, и слыша пушки в направлении Сен-Ламбера, подумал, что отрезан от главных сил. Поэтому он отошёл, последовательно минуя свои маленькие посты, и присоединился к основной части полка, остававшейся в пределах видимости поля битвы, почти в тот же самый момент, что и возвращавшиеся из Сен-Ламбера и Лана эскадроны, теснимые врагом.

Ужасная битва, в которой участвовали в это время позади Фришмонского леса отряды под моим командованием, полностью поглотила меня, поэтому я не могу точно говорить о времени. Однако думаю, что было около семи часов вечера, поскольку капитан Элуа на рысях отступил и ему вряд ли понадобилось больше часа для того, чтобы вернуться к нам. Поэтому я думаю, что он покинул мост Мустье примерно в 6 часов, следовательно, он оставался на этом мосту 5 часов. Удивительно, но он не заметил нашего адъютанта, если только тот не ошибся в названии места, где он вышел на берег Диля.

Таков точный рассказ о передвижениях полка, которым я командовал, для осуществления разведывательных операций во время битвы при Ватерлоо на правом фланге французской армии. Ход и направление моих разведывательных операций в этот памятный день были столь важны, что маршал Даву — военный министр — приказал мне в конце 1815 года изложить события этого дня в рапорте, который я имел честь отправить ему и который должен ещё находиться в военных архивах[156].

Вышеизложенные факты привели меня к убеждению, что император ждал на поле битвы при Ватерлоо корпус маршала Груши. Но на чём была основана эта надежда? Это мне неизвестно, и я не позволил бы себе высказывать какие-то предположения, ограничившись лишь рассказом о том, что видел.

Примите уверения и т.д.