Мэн-цзы

ГЛАВА ШЕСТАЯ Тэнский Вэнь-гун Часть вторая (10 статей)

6.1. Чэнь Дай, ученик Мэн-цзы, сказал ему:

– Должно быть, для вас сущий пустяк не видеться с владетельными князьями-чжухоу, тогда как крупные из них от одного только вашего свидания с ними могли бы сделаться ванами-правителями, а мелкие – предводителями князей-ба. Казалось бы, что следует согласиться и сделать так. К тому же в «Записях речений» сказано: «На один чи согнешься, а выпрямишься на целых восемь чи[35]» (29).

Мэн-цзы ответил:

«Цзин-гун, правитель владения Ци, как-то раз охотился и махнул лесничему своим родовым знаменем, призывая его к себе. Тот не явился, и правитель готов был обезглавить его. Почему Кун-цзы для такого изречения: „Служилый-ши волевой, не забывай, что окажешься во рву или в пропасти; служилый-ши удалой, не забывай, что лишишься своего начала, т. е. головы" (30) – взял лесничего в качестве примера. Взял из-за того, что лесничий не пошел на зов правителя, не положенный ему по рангу. А что, если он пошел бы, не ожидая зова?!

Перейдем пока к изречению: „Согнешься на один чи, а выпрямишься на целых восемь чи". Речь идет о выгоде. Если исходить из выгоды, то согласишься ли и ты тоже на такую выгоду, чтоб согнуться на целых восемь чи, а выпрямиться всего лишь на один.

Когда-то в прошлом Цзиньский сановник Чжао Цзянь-цзы велел вознице Ван Ляну повезти в боевой колеснице своего любимца Би Си, чтобы тот поохотился. Прошел целый день, между тем тот ни разу не поднял дичи. По возвращении с охоты Би Си доложил сановнику: „Этот Ван Лян – презреннейший возница во всей Поднебесной!" Кто-то сообщил об этом Ван Ляну. Тогда Ван Лян сказал: „Прошу повторить поездку!" Би Си сначала упорствовал, а потом согласился. И вот за одно только утро до обеда дичь была поднята десять раз. Вернувшись с охоты, Би Си доложил: „Этот Ван Лян – прекраснейший возница во всей Поднебесной". Тогда Чжао Цзянь-цзы предложил: „Я велю ему править твоей колесницей" и сказал об этом Ван Ляну. Ван Лян не согласился и отговорился так: „Когда я для него правил образцово, он за весь день ни разу не поднял дичи, а когда я с хитростью наезжал на дичь, то он за одно только утро до обеда забил десять птиц (31). В Стихах говорится:

Позвольте же мне отказаться: никак не привыкну править колесницей у подлого человека".

Даже вознице и то было стыдно сближаться с таким стрелком, и он не сделал этого, несмотря на то, что от сближения с ним получил бы целую гору разной дичи.

А что, если б я искривил свой путь и последовал за такими владетельными князьями, о которых ты говоришь?!

К тому же ты переступил правила рассуждения: из тех, кто кривит своей душой, не было еще таких, которые могли бы выпрямлять сердца людей!»

6.2. Цзин Чунь спросил Мэн-цзы:

– Скажи по правде, разве не великие мужи были Гун-Сунь Янь и Чжан И? Ведь от одной вспышки их гнева владетельные князья трепетали от страха, а когда они пребывали в покое, по всей Поднебесной гасли раздоры.

Мэн-цзы возразил ему:

«Как же это у тебя получается, что они великие мужи? Ты, видно, еще не изучал правила учтивости и обрядов. При надевании убора на голову юнца, делающегося мужчиной, его наставляет отец, а при выходе дочери замуж ее наставляет мать. Она провожает дочь до ворот и наказывает ей: „Направляясь в свой дом, будь обязательно почтительна, будь осторожна, не противься мужу". Значит, послушание считается правильным путем для жен и наложниц.

А отец наставляет: „Живи в просторном жилье Поднебесной так, чтоб тебе было со всеми просторно, становись в ней на надлежащее для тебя место и ступай по ее великому пути. Удадутся тебе твои стремления – следуй им на пользу народу, а если нет – все равно следуй один по должному пути" (33).

Великим мужем называют того, кого не совращают ни богатство, ни знатность; кого не сдвинут в сторону ни бедность, ни презрение; кого не заставят согнуть спину ни величие, ни воинственные угрозы».

6.3. Чжоу Сяо спросил Мэн-цзы:

– Поступали ли на службу добропорядочные мужи в древние времена?

Мэн-цзы ответил:

– Да, поступали. В преданиях говорится: «Когда у Кун-цзы в течение трех месяцев не было государя, то он был словно потерянный. Покидая пределы страны, он обязательно клал служебные знаки отличия в свою колесницу» (34). Гун-Мин И говорил так: «С древних времен повелось, чтоб люди принимали соболезнования, если в течение трех месяцев не находили себе господина».

Чжоу Сяо удивился:

– Не очень ли поспешно принимали соболезнования, если в течение трех месяцев не найдется господин?

Мэн-цзы ответил:

– Потеря места для служилого человека равносильна потере владения для владетельного князя. В правилах вежливости при обрядах говорится: «У владетельных князей [доход] „чжу" по обработке земли идет на поставку жертвенного зерна в жертвенные сосуды. Жены их разматывают шелковичные коконы для того, чтобы из нитей изготовлять одежды. Если не удается вырастить скот для жертвоприношения, если не очищены жертвенные сосуды для жертвенного зерна, если не изготовлены одежды, тогда князья не осмеливаются совершать обряд жертвоприношений. Не приносят жертвоприношений только те служилые люди-ши, у которых нет пахотной земли» (35). Разве не достойны соболезнования те, кто по причине того, что у них не припасены скот для заклания, сосуды для жертв и парадные одежды, не осмеливается устраивать жертвоприношений, а стало быть, не осмеливается устраивать и пиры?

Чжоу Сяо спросил:

– А зачем при выезде за границу было обязательным брать с собою в колесницу служебные знаки отличия?

Мэн-цзы ответил:

– Для служилого человека-ши находиться на службе все равно, что для земледельца обрабатывать землю. Разве бросит свой плуг и борону пахарь из-за того, что ему надо будет перейти через границу?

Тот сказал:

– Владение Цзинь тоже такое, в котором служат добропорядочные мужи, но мне еще никогда не доводилось слышать, чтоб там так ревностно относились к службе. Если к ней относиться с такой ревностностью, то каково же добропорядочным мужам, которым трудно будет служить?

Мэн-цзы ответил:

– Когда рождается мужчина, то желают ему, чтоб он обзавелся семьей; когда рождается женщина, то желают ей, чтоб она создала семью. Родительские чувства присущи всем людям. Ведь ту, которая, не дожидаясь повеления родителей, сговора свах и сватов, пролезет через щель в заборе подсматривать за соседским сыном, или того, кто перелезет через забор и побежит за соседской дочкой, родители, да и все государственные мужи, будут всегда презирать.

Люди с древнейших времен всегда испытывали желание служить, причем они чувствуют отвращение ко всем, кто идет к этому не по должному пути.

Те, кто идет к службе не по должному пути, относятся к тому роду людей, которые пролезают через щели в заборе или перелезают через него.

6.4. Пэн Гэн обратился к Мэн-цзы с таким вопросом:

– Не считаете ли вы расточительством то, что за вами следует несколько десятков колесниц и вас сопровождает несколько сот человек для того, чтобы вместе с вами угощаться яствами у владетельных князей-чжухоу?

Мэн-цзы ответил:

– Ни одной плетушки еды нельзя принимать от людей, если они опровергают свой путь к истине, а если признают этот путь, то я не считаю расточительством даже и то, что Шунь принял от Яо всю Поднебесную! А ты считаешь, что это было расточительством?

Тот ответил:

– Нет! Но я не согласен, чтобы служилые люди-ши кормились, не неся никакой службы.

Мэн-цзы ответил:

– Если у тебя не будет взаимного обмена заслугами и услугами и ты не будешь восполнять нехватку одних излишками других, то у тебя окажутся землепашцы с избытками зерна и женщины-ткачихи с избытками тканей. Если же ты введешь взаимообмен всем этим, то у тебя найдут пропитание все, даже плотники и колесники. Теперь представь себе, что здесь есть такой человек, который, входя в свой дом, проявляет почтительность к родителям, а выходя из дома, оказывает братскую любовь ко всем окружающим; он блюдет путь прежних великих ванов в ожидании тех последующих, которые будут учиться ему, тем не менее этот человек не получил пропитания у тебя. Почему же ты с таким пренебрежением относишься к тому, кто делает людей нелицеприятными и справедливыми, между тем плотников и колесников чтишь с таким большим уважением?

Пэн Гэн ответил:

– У этих плотников и колесников вся воля направлена к тому, чтобы снискать пропитание, а разве у добропорядочного мужа, прокладывающего путь к истине, его воля тоже направлена к снисканию пропитания? Мэн-цзы воскликнул:

– Да какое тебе дело до его воли? У него есть заслуги перед тобой, и если он заслуживает пропитание, то корми его! К тому же ответь мне, ты за что будешь кормить: за волю или за заслуги?

Тот ответил:

– За волю. Тогда Мэн-цзы спросил:

– Представь себе, что здесь есть человек, который по неуменью ломает у тебя черепицу и царапает рисунки на стене, а воля его направлена на то, чтобы снискать пропитание у тебя. В этом случае ты накормишь ли его?

Пэн Гэн ответил:

– Нет, не накормлю! Мэн-цзы тогда сказал:

– Если так, то, значит, ты кормишь за заслуги, а не за волю! 6.5. Вань Чжан задал Мэн-цзы такой вопрос:

– Сун – маленькое владение. Ныне его правитель собирается осуществить настоящее вановское правление, между тем правители владений Ци и Чу ненавидят его и готовятся в поход против него. Как в таком случае следует поступить?

Мэн-цзы ответил ему так:

«Когда-то Чэн Тан жил в своей столице Бо по соседству с маленьким владением Гэ, правитель которого в звании „бо" вел себя очень разнузданно и не совершал жертвоприношений даже своим предкам. Чэн Тан послал гонца спросить, почему тот не совершает жертвоприношений предкам. Тот ответил: „Мне нечем совершать: у меня нет жертвенного скота". Чэн Тан послал ему коров и овец, „Бо" съел присланный скот и опять перестал приносить жертвы предкам.

Чэн Тан снова послал к нему гонца узнать, почему тот не совершает жертвоприношений. Тот ответил: „Мне нечем совершать: У меня нет жертвенного зерна". Тогда Чэн Тан послал из Бо своих дружинников во владение Гэ вспахать землю для этого сановника, а их старым и малым велел разносить пищу в поле. Сановник „бо" из владения Гэ повел своих людей и стал отнимать у тех, кому приносили, вино, а также яства из проса и риса. Тех, кто не отдавал, они умерщвляли. У одного отрока была еда, приготовленная из мяса с просом. Ее отняли, а мальчика убили. В Писаниях сказано: ,,«Бо» из владения Гэ вызвал вражду из-за еды" (36). Как раз про этот случай здесь и говорится. За убийство отрока был совершен карательный поход на владение Гэ, о котором в пределах земель, омываемых четырьмя морями, все говорили: „Не для обогащения Поднебесной, а для отмщения за горе простых мужчин и женщин".

Чэн Тан начал походы с владения Гэ. За одиннадцать походов у него не осталось врагов во всей Поднебесной. Бывало, идет он в поход на восток, а западные племена И ропщут, пойдет походом на юг, северные племена Ди тоже ропщут: „Почему же нас освобождает он напоследок?" Упование на него, до которого доходил народ, было подобно тому, какое бывает на дождь во время большой засухи. Купцов, возвращавшихся на базары, не останавливали; рабы, половшие на полях сорняки, больше не бунтовали. Великую радость, как от ниспадения благовременного дождя, народ испытывает при казни его жестокого правителя, при утешении его от пережитых невзгод.

В Писаниях сказано: „Ждите нашего властелина! Он придет, и тогда уже больше не будете страдать от жестоких истязаний!" (37).

В восточном владении Ю оказались непокорные сановники. У-ван при походе на восток умиротворил их служилых людей с женами: те явились с корзинами, наполненными доверху черными и желтыми шелками, возглашая: „Будем служить нашему Чжоу-скому вану и доставлять ему приятный отдых! Только как покорные слуги подчинимся великой столице Чжоу!"

Вот так эти добропорядочные мужи встречали тех с полными корзинами черных и желтых шелков, равно как и мелкий люд этих мест встречал тот мелкий люд с плетушками, наполненными едой, с кувшинами настоек. Из беды, подобной наводнению или пожару, народ спасают только тем, что забирают его губителя, вот и все.

В „Великой клятве" сказано: „Пусть взметнется только наше оружие! Вторгнемся в пределы Юй, схватим тогда его губителя, будем широко карать и казнить, и заслуги наши станут блистательнее, чем у Чэн Тана!" (38).

Говорю тебе, вот что значит не идти по пути вановского правления!

Если правитель владения Сун пойдет по вановскому пути, тогда в землях, омываемых четырьмя морями, поднимут головы все люди. Они станут с упованием взирать на него, будут желать, чтоб он стал их государем.

В таком случае чего же бояться владений Ци и Чу, хоть они и велики?!»

6.6. Мэн-цзы, обращаясь к Дай Бу-шэну, сказал:

– Ты бы хотел, чтоб твой ван-повелитель научился быть добрым? Я поясню тебе, как это сделать. Представь себе, что здесь есть сановник-дафу из владения Чу. Он хотел бы, чтоб его сын овладел языком жителей владения Ци. В таком случае кому он поручит пестовать сына: уроженцу владения Ци или владения Чу?

Тот ответил:

– Поручит пестовать уроженцу владения Ци. Тогда Мэн-цзы сказал: «Тогда получится, что один уроженец Ци будет его пестовать, а толпы уроженцев Чу будут заглушать его своим говором; пусть даже каждый день отец будет пороть сына и добиваться, чтоб он говорил, как цисец, ему не удастся добиться этого.

Если же он увезет сына и поместит на несколько лет в оживленнейший квартал Чжуанъюэ столичного города во владении Ци, тогда пусть хоть каждый день порет его, добиваясь, чтоб он говорил на родном языке, по-чуски, все равно это ему не удастся.

Ты говоришь про Се Цзюй-чжоу, что он добрый служилый. Сделай так, чтоб он жил у вашего правителя-вана. Но тогда пусть все, кто там же живет, старые и малые, презренные и уважаемые, станут такими же, как Се Цзюй-чжоу. Как же тогда ваш ван не будет добрым? Если же у вана все старые и малые, презренные и уважаемые не будут такими, как Се Цзюй-чжоу, то к кому же вану проявлять доброту?

Подумай, какое влияние на правителя-вана владения Сун может оказать один только Се Цзюй-чжоу!»

6.7. Гун-Сунь Чоу спросил Мэн-цзы: – В чем смысл того, что вы встречаетесь с владетельными князьями-чжухоу?

Мэн-цзы ответил ему:

«С глубокой древности все те, кто не был слугами-сановниками у владетельных князей, не являлись для свидания с ними. Например, некий Дуань-Гань My перелезал через ограды, лишь бы избежать встречи с князем, а мудрый Се Лю запирал ворота на засов и не пускал князей внутрь своего дома. Все же это было уж слишком. Я бы мог свидеться с князем, если он настоятельно принудил меня к этому.

Так, Ян Хо пожелал увидеться с Кун-цзы, но его отвращало, что это окажется неучтивым поступком, так как сановнику-дафу не полагается принимать дары от служилых-ши. В таких случаях следовало направиться к дому служилого и поклониться в воротах. Ян Хо подглядел, когда Кун-цзы не было дома, и принес ему в дар жареного поросенка. В свою очередь, Кун-цзы тоже подсмотрел, когда того не было дома, и направился к его воротам поклониться. Во всем этом первым все же оказался Ян Хо. Разве Кун-цзы должен был бы и в этом случае не видеться с ним?! (39)

По этому поводу Кун-цзы сказал: „Жеманиться и деланно смеяться изнурительнее, чем копать летом грядки на огороде", а Цзы-Лу сказал так: „Поглядишь в лицо тому, кто ведет речь, в душе сам не согласный с ней, лицо у того так и зардеет от стыда, но это не потому, что я, Ю, распознал его".

Из всего этого ты можешь полностью представить себе, что должен добропорядочный муж воспитывать в себе».

6.8. Дай Ин-чжи сказал Мэн-цзы:

– Ныне пока еще нельзя перейти на десятинный сбор и отказаться от взимания пошлин на заставах и рынках. Я просил об облегчении обложения до наступления будущего года, а уж затем покончить с этим. Как ваше мнение?

Мэн-цзы ответил так:

– Представим себе, что в настоящее время у нас есть такой человек, который ежедневно таскает кур у своего соседа. Когда кто-либо скажет ему: «Так добропорядочные мужи не поступают», он ответит: «Прошу, не обессудьте за это. Я в месяц таскаю только по одной курочке. Подождите до будущего года, и тогда я прекращу это».

Если вы знаете, что это несправедливо, то поскорей прекратите это, вот и все. Зачем еще ждать наступления будущего года?

6.9. Гун-Ду-цзы обратился к Мэн-цзы с вопросом:

– Осмелюсь спросить, почему все посторонние люди говорят про вас, учитель, что вы любите спорить?

Мэн-цзы ответил:

«Да разве я люблю спорить?! Мне приходится все время вступать в споры.

Прошло уже очень много времени, как зародилась Поднебесная, и всегда каждому периоду порядка в ней сопутствует один период беспорядка.

Во времена, когда жил Яо, реки потекли вспять и воды, разлившись, затопили все его Срединное владение. Народ не находил себе места, так как повсюду завелись змеи и ящеры.

Жившие в низинах стали строить жилища на деревьях, а жившие на возвышенностях рыли пещеры, защищенные ограждениями. В Писаниях сказано: „Да послужат мне предостережением низвергшиеся воды! Низвергшиеся воды – это значит разлившиеся" (40).

Было велено Юю упорядочить воды рек. Юй прорыл русла в землях Яо и направил реки к морю. Он вогнал змей и ящеров в болота и трясины. Так образовались реки Цзян, Хуай, Хэ и Хань, текущие из середины земель Яо.

Лишь после того, как были устранены опасности и препятствия для жизни и уничтожен вред, который причиняли хищные птицы и дикие звери, люди получили возможность разровнять земли и поселиться на них.

Путь премудрых людей пришел в упадок, поскольку Яо и Шунь умерли, а их место заняли жестокие правители, которые ломали дома и подсобные помещения, чтобы рыть пруды и садки Для рыбешек. Народ же потерял пристанище для отдыха и покоя. Заброшенные поля были обращены в сады и зверинцы, что лишило народ возможности добывать одежду и пищу. Вдобавок к этому появились превратные учения и жестокие злодеяния. По мере того как садов и зверинцев, прудов и садков, трясин и болот становилось все больше, опять появились хищные птицы и дикие звери.

С появлением Чжоу-Синя в Поднебесной вновь возникла великая смута.

Сделавшись советником правителя У-вана, Чжоу-гун казнил злодея Чжоу-Синя и направился в поход на владение Янь[36]. За три года он покарал правителя этого владения, обезглавил полководца Фэй Ляня, загнав его на (морской? – В. К.) мыс, и уничтожил правителей пятидесяти владений. Чжоу-гун отогнал далеко от своих земель тигров, барсов, носорогов и слонов. И тогда Поднебесную охватила большая радость.

Вот как сказано обо всем этом в Писаниях: „Сколь велики и светлы были замыслы Вэнь-вана! Сколь велика поддержка их, оказанная доблестями У-вана! Безупречной прямотой они помогли последующим потомкам и вразумили их" (41).

Однако, по мере того как поколения стали хиреть и путь к истине начал сходить на нет, вновь поднялись превратные учения и начали совершаться жестокие злодеяния. Среди слуг правителей появлялись такие, которые умерщвляли своих господ, а среди сыновей оказывались такие, которые убивали своих отцов. Испуганный всем этим Кун-цзы написал летопись „Вёсны и осени" – „Чунь-цю". В этой летописи описываются деяния Сынов Неба – правителей Поднебесной.

Вот почему Кун-цзы говорил: „Пусть же поразмыслят над «Чунь-цю» те, кто знает меня! Пусть же поразмыслят над «Чунь-цю» и те, кто обвиняет меня!" (42)

Однако премудрые правители-ваны так и не появляются, вследствие чего владетельные князья-чжухоу предаются распутству, а готовящиеся быть служилыми людьми „чу-ши" пускаются в пересуды. Всю Поднебесную заполняют речи Ян Чжу и Мо Ди.

Ныне все выступающие с речами в Поднебесной если не склоняются к учению Ян Чжу, то склоняются к учению Мо Ди.

Призыв „Все для меня" в учении господина Ян Чжу означает, что для него нет государя-правителя, а призыв „Совмещай любовь ко всем" в учении господина Мо Ди означает, что для него нет родного отца. Не иметь родного отца, не иметь государя – это значит быть хищным зверем или птицей!

Гун-Мин И говорил:

„Когда на кухне правителя есть жирное мясо, а в конюшне – упитанные кони, тогда как народ имеет истощенный вид, а в пустошах валяются трупы людей, умерших от голода, – это все равно, что выпускать хищных зверей на людей для пожирания их!"

Пока путь, которому учат Ян Чжу и Мо Ди, не будет пресечен, до тех пор путь Кун-цзы не проявится.

Ведь эти превратные учения, вводя народ в обман, заграждают доступ к „жэнь" – нелицеприятному отношению между людьми, к „и" – проявлению чувства справедливости; если же заграждать доступ к „жэнь" и „и", то это равносильно тому, что выпускать зверей на пожирание людей; тогда в будущем и сами люди начнут пожирать друг друга.

Устрашенный всем этим, я ограждаю путь прежнего Мудреца (Кун-цзы. – В. К.) и отражаю разнузданные речи, которые распространяют Ян Чжу и Мо Ди, чтобы те, кто придерживается превратных учений, не имели возможности проявлять их, а если будут проявлять в своих сердцах, то причинят вред своим же делам, а проявляя их в делах, причинят вред в своем же управлении...

Это мое рассуждение не подменил бы другим сам Премудрый Кун-цзы, если поднялся бы вновь из гроба.

Когда-то в старину Юй преградил разлив вод, и в Поднебесной водворился покой. Чжоу-гун совместил управление разными племенами И и Ди, изгнал хищных зверей, и все сто семей народа обрели спокойствие в жизни. Кун-цзы завершил летопись „Вёсны и осени", и тогда все мятежные слуги-сановники и разбойные сыновья устрашились.

В Стихах говорится: „Если кто из племен Жун и Ди, так бей его насмерть в грудь, а если из племен Цзинь и Шу, так наказывай, тогда никто не осмелится принять на себя наше преемство в управлении" (43). Те, кого Чжоу-гун в этих стихах поражал насмерть, как раз были из племен, не имевших отцов и не имевших государей-правителей.

Вот и я тоже хочу направлять на правильный путь сердца людей, гасить превратные учения, отражать неправильные действия, изгонять разнузданные речи, чтобы быть преемником трех Премудрых (Юя, Чжоу-гуна и Кун-цзы. – В. К.).

Да разве я люблю спорить?! Меня вынуждают к этому.

Тот есть последователь Премудрого человека Кун-цзы, кто в состоянии словом отразить учения Ян Чжу и Мо Ди».

6.10. Куан Чжан, обратившись к Мэн-цзы, воскликнул:

– Разве, в самом деле, Чэнь Чжун-цзы не бескорыстный служивый-ши? Он поселился в Улине. Там три дня ничего не ел и так отощал, что уши его перестали слышать, глаза перестали видеть. У колодца росла слива, плоды которой черви сточили больше чем наполовину. Он подполз к сливе и стал есть эти плоды. После того как он проглотил третью сливу, уши его стали слышать, а глаза – видеть.

На это Мэн-цзы ответил так:

«Из служилых людей-ши во владении Ци я, безусловно, отмечу Чэнь Чжун-цзы на большой палец (т. е. превосходным. – В. К.). Хотя даже и такого, как он, можно ли считать бескорыстным? Ведь для того, чтобы полностью проявить щепетильность, к которой стремится Чжун-цзы, надо сделаться земляным червем, только тогда это станет возможным.

В самом деле, земляной червь довольствуется тем, что ползет кверху и питается перегноем, углубляется вниз и пьет воды из желтых источников (т. е. могил. – В. К.).

В каком же доме обитает Чжун-цзы: в том ли, который выстроил честный Бо-И, или в том, который присвоил бесчестный разбойник Чжи?

Каким зерном питается Чжун-цзы: тем ли, которое вырастил честный Бо-И, или тем, которое грабил бесчестный разбойник Чжи?

Все это ведь остается пока неизвестным».

Куан Чжан возразил:

– Ну и какая же в этом беда? Зато он сам плетет обувь, жена прядет пряжу, и они обменивают все это.

Мэн-цзы ответил:

«Чэнь Чжун-цзы происходит из родовой семьи во владении Ци. Его старший брат, по имени Дай, с одного только владения Гэ получает жалованье десять тысяч „чжун" зерна. Однако такой оклад старшего брата Чжун-цзы считает нечестным, а потому не довольствуется у него. Дом старшего брата он тоже считает нечестно нажитым, а потому не живет в нем. Он поселился в Улине, избегая старшего брата и покинув родную мать.

Как-то раз он возвратился в отчий дом, и кто-то поднес в это время живого гуся в подарок старшему брату. Тогда, насупившись, Чжун-цзы сказал: „На что нужен этот гоготун, что с ним делать?" На другой день мать зарезала этого гуся и стала угощать им Чжун-цзы. В это время с улицы вошел старший брат и сказал: „Да это же мясо того самого гоготуна!" Чжун-цзы вышел из-за стола и изрыгнул съеденное.

Все, чем угощала его мать, он перестал есть, а ел только то, что готовила жена. В доме старшего брата он не стал жить, а поселился в Улине. Неужели же такого можно отнести к разряду бескорыстных?

Пусть бы такие, как Чэнь Чжун-цзы, обратились в земляных червей, тогда только они проявили бы свою щепетильность до конца».