Ментальная несовместимость (Сборник: рассказы, повести)

ПИРРОВА ПОБЕДА

повесть

Гуля сидела на кухне и, выкроив кусок столешницы, "подбивала" баланс по итогам торговли своего магазина за прошедший месяц. Из комнаты слышались звуки телевизионной перестрелки - это дети смотрели американский боевик по НТВ. Старший, двенадцатилетний Азиз, комментировал происходящее на экране, как и подобает мальчишке, громко, взахлёб, младшая, восьмилетняя Зуля, лишь изредка испуганно взвизгивала, когда, видимо, на экране происходило что-то страшное.

Гуля не запрещала детям по вечерам смотреть боевики. Она хоть и являлась чистокровной азербайджанкой, но родилась и выросла не в провинции, а в Баку, училась в русской школе, закончила республиканский нархоз. То есть, по воспитанию она до развала Союза была советским человеком, и вот уже тринадцать лет в ней постоянно сталкивались эти два начала, советское и азербайджанское. С переездом в Москву, всё чаще верх одерживало азербайджанское. Тем не менее, детей по вечерам от телевизора она не отгоняла.

Увы, производимые вычисления не приносили удовлетворения. За последний месяц доход от торговли едва перевалил за пятьдесят тысяч рублей, из которых шесть предстояло заплатить продавщице Фатиме, не менее пятнадцати за аренду и различным "сосущим" типа СЕС, участоковому, пожарным и т.д., десять отправить родителям в Баку - они распределят между тамошними родственниками, обязательный "взнос" в фонд местных московских родственников, который курирует её родной брат Фазиль - тоже десять. В общем, на жизнь оставалось всего-ничего, не говоря уж о том, чтобы что-то отложить на будущее.

Впрочем, Гуля уже давно предчувствовала такой поворот событий, но всё же надеялась на какое-то чудо, на то что Аллах смилостивится над ней и её детьми, но, увы. Бег мыслей прервал очередной вскрик Зули. И на прежние неприятные размышления тут же наложились другие - дочь сегодня пришла из школы в слезах, пожаловалась, что одноклассницы опять обозвали её "черножёпой"... Азиз, он мужчина, он никогда не жаловался, хотя наверняка и его за эти пять лет учёбы в московской школе не раз так же обзывали. Да и не только обзывали - сын несколько раз приходил домой с синяками, но ни разу не пожаловался.

Именно совокупность этих двух неприятностей подвигло Гулю к принятию решения, вынашиваемого уже давно. Сейчас она решилась - терпеть дальше уже невозможно, надо начинать действовать. Раз её бывший муж не в состоянии ни защитить, ни обеспечить материально её детей, то это должна сделать она. Кто бы мог подумать, что муж по приезду в Москву так быстро скурвится. Какой позор, азербайджанец пристрастился к водке, пил вместе с русскими алкашами, втихаря воровал бутылки из своего же магазина. Нет, не для того она здесь работала, стояла за прилавком, вела бухгалтерию, унижалась перед "сосущими", иной раз сама и товар с машины таскала, чтобы муж, за котором она, как и положено восточной женщине, должна была чувствовать как за каменной стеной... Так вот этот самый муж, готов пропить всё, что она добывала таким нелёгким трудом. Нет, не по-мусульмански поступила Гуля, она выгнала мужа и стала полновластной хозяйкой. Магазин ведь записан на неё - не его нищие родители дали деньги, а её. Родители дали денег, а брат, давно живущий в Москве, помог ей открыть магазин в одном из спальных районов. В том же доме она с детьми жила в квартире, купленной вскладчину московскими родственниками для таких вот случаев, когда кому-то из родичей приезжающим из Азербайджана требовалось временное жильё в Москве. Но Гуля жила уже пять лет в этой квартире и, увы, не имела возможности с неё съёхать и только благодаря положению брата ей пока не напоминали, что она слишком долго злоупотребляет "гостеприимством". Она бы давно купила свою квартиру и съехала с этой "гостиницы", если бы не муж. В основном из-за него Гуля не смогла пока что накопить нужной суммы денег. Сейчас муж где-то в Подмосковье, дороги строит, и пусть. И среди азербайджанцев изредка попадаются такие вот уроды. Кому сказать, что азербайджанец с отбойным молотком в грязной спецовке... Одно слово - позор нации.

И вот теперь ей, женщине, приходиться одной заботится и о себе, и о детях, отстаивать своё дело, бизнес. Гуля вновь углубилась в расчёты. Судя по всему, если и дальше пассивно ждать "от моря погоды", в следующем месяце уже не получится и пятидесятитысячного дохода, и по прошествии времени, в конце-концов, магазин придётся закрыть, продать. Продать то, с чем она уже сжилась, что далось так тяжело, с такими муками, ну всё равно как ребёнок. Пять лет назад ради этого "ребёнка" пришлось преодолеть массу препонов, извести на всевозможных чиновников столько взяток. Она с помощью брата пробила эти "стены", открыла магазин и дело пошло. Уже на второй год Гуля отдала почти все долги, регулярно посылала деньги родителям и делала взнос в родственный фонд здесь в Москве. Но тут начал пить муж. Целый год длилась эта эпопея-агония, стоившая Гуле и денег, и нервов. Мужа пытались сначала вразумить, усовестить, потом лечить, вызывали из Азербайджана его родителей. Ничего не помогло, и Гуля с ним порвала, хоть многие родственники и были против. Освободившись от обузы, она вся ушла в работу, и дело вновь наладилось. Правда пришлось срочно выписывать дальнюю родственницу, Фатиму, из Азербайджана, из деревни - одна Гуля просто не могла всё время стоять за прилавком. Эту, не сумевшую выйти замуж уже сорокалетнюю старую деву, долго пришлось учить и русскому языку и просто считать... В общем, тоже затрата нервов, но даже самая плохая родственница для Гули была куда лучше наёмной продавщицы, русской или украинки. Однако родственнице пришлось предоставить и угол в квартире. Она, правда, помогала и по дому, но Гуля всё же хоть и молча, но всё с большим трудом терпела эту молчаливо-тупую Фатиму чуть не круглые сутки, и в магазине, и дома.

Третий - четвёртый год работы магазина стали самыми прибыльными, в лучшие месяцы достигая семидесяти- семидесяти пяти тысяч рублей. С этих денег Гуля уже могла не только со всеми расплачиваться, но и откладывать, копить на приобретение собственной квартиры в Москве. Почему в последний год прибыль резко упала? Не надо высшего экономического образования Гули, чтобы это понять. Причин было две. Её магазин находился на первом этаже большого многоподъездного двенадцатиэтажного дома, напротив и по бокам располагались ещё один такой же и три двадцатидвухэтажных "башни". Эти пять огромных домов образовали внутренний двор, куда выходили их подъезды. Несколько тысяч жильцов каждый день из этих подъездов шли по своим делам. Ещё полтора года назад единственным продовольственным магазином во дворе был магазин Гули. Он невелик и ассортимент товаров ограничен. Но самые необходимые: хлеб, молоко, яйца, некоторые виды колбас, напитки, мороженое, жвачка... и конечно спиртное, здесь имелись всегда. Так вот, ещё полтора года назад весь двор, в основном, все это покупали здесь, у Гули - ближе магазина просто не было. Даже те, кто демонстративно не хотели покупать у "чёрных", вынуждены хотя бы тот же хлеб брать здесь. Тут же рядом, прямо из квартиры спуститься на лифте и по двору пройти от подъезда кому двадцать, кому пятьдесят метров и вот он магазин. До другого уже метров двести, до него в тапочках и спортивном костюме не пойдёшь, туда надо собираться, одеваться... И всё бы хорошо, если бы полтора года назад не появились у Гули конкуренты. Какой-то тамбовский мужик, где-то сумевший сколотить денжишки, тоже открыл свой магазинчик с тем же примерно ассортиментом товаров. Открыл, правда, не на очень удачном месте, не внутри двора, там помещений для сдачи в аренду уже не осталось, а с внешней стороны, на месте разорившейся парикмахерской. Людям из подъездов ходить туда было не очень сподручно. Тем не менее, Гуля сразу почувствовала, что её прибыль стала постепенно снижаться. Из месяца в месяц она недосчитывала пару-тройку тысяч и вот уже снижение почти на двадцать пять тысяч. То, что ярые кавказофобы предпочитают конкурентов, с этим Гуля готова была смириться, их не так уж много. Но во вновь открывшийся магазин ходило всё больше и больше народу, причём особенно много мужчин. Гуля решила выяснить, в чём дело, чем там переманивают потенциальных покупателей, и зашла к конкурентам.

Помещение этого магазина было значительно меньше гулиного. Товар на витринах располагался крайне тесно. Ещё теснее было покупателям, более трёх человек там вряд ли бы смогли поместиться. В гулином магазине свободно располагалась очередь из десятка покупателей. И, тем не менее, в эту "тамбовскую" конуру ходило всё больше народу, особенно, как уже упоминалось, мужчин. И это несмотря на то, что ходить туда не очень удобно, так как необходимо выходить со двора и потом отовариваться в такой тесноте. Гуля сразу поняла причину, по которой мужики предпочитают идти лишние десятки метров и толкотню в тесноте, за тем же товаром по таким же ценам. Да-да, причина самая банальная - эта оказалась продавщица за прилавком, по слухам, родственница хозяина, лет тридцати, далеко не классическая красавица, но, как говорят, весьма смотрибельная, по-русски аппетитная, в теле. К тому же тамбовчанка одевалась в вельветовые брюки, обтягивающие роскошные бёдра и полные ноги, короткую кофточку, которая всякий раз, когда она протягивала руку за каким-нибудь товаром, приподнималась, обнажая красивый нежный живот. На это и устремляли свои взоры, всё равно за чем приходящие в этот магазинчик мужики, и всякий раз когда жёны, например, посылали их за буханкой хлеба, они, конечно, предпочитали пройти лишние метры и выйти со двора наружу...

Увы, Гуля не могла ответить тем же, хоть и была не намного старше этой тамбовской продавщицы. И не только потому, что мусульманским женщинам строго-настрого воспрещается в любом виде соблазнять мужчин, нет, она никогда не была, да и не стала ревностной мусульманкой, даже когда после развала Союза это стало модным. Просто она никогда красотой не отличалась: невысокая, сухопарая, остролицая, что-то вроде актрисы Лии Ахеджаковой в соответствующем возрасте. Мужеподобная Фатима ещё в меньшей степени "притягивала" мужской глаз, недаром осталась старой девой.

Не успела Гуля прикинуть, как ей бороться за покупателя во вновь сложившихся условиях, ещё один "удар" последовал совсем с неожиданной стороны, со стороны рядом расположенной школы, которая и без того стоила Гуле немало испорченной крови из-за её учившихся там детей. Как-то, в начале прошлого учебного года в магазине появилась пожилая женщина со строгим лицом в столь же строгом сером костюме и, глядя через презрительно сузившиеся глаза, поинтересовалась:

- Вы хозяйка этого магазина?

Могла бы и не спрашивать, ведь они знали друг друга. Гуля не могла не знать директора школы, в которой учились её дети, ну а та, хозяйку расположенного рядом магазина, в который на каждой перемене десятками устремлялись её ученики. Потом директриса тем же менторским тоном стала обвинять Гулю в том, что она де продаёт спиртное старшеклассникам, и что если это не прекратится, она дойдёт до Управы и добьётся закрытия магазина. Гуля тогда настолько оторопела, что в ответ не смогла сказать ничего вразумительного, но испугалась не на шутку. Она знала, как плохо относится директриса к выходцам с Кавказа, как трудно им бывает устраивать в эту школу детей. Гуле тоже пришлось нелегко, хоть она и жила на микроучастке данной школы, имела все нужные справки и документы. И всё равно пришлось трижды сходить в школу, прежде чем приняли Азиза, не меньшие были трудности и с устройством дочери. После визита директриссы, Гуля не мешкая позвонила брату и взволнованно поведала ему об угрозе.

- Не беспокойся, мы в Управе хорошо подмазали и там эта директорша ничего не добьётся,- успокоил брат.

В ответ Гуля, несколько приободрившись, дала волю своим чувствам и эмоциям:

- Если эта старая лошадь ещё раз заявится я молчать не буду, я ей всё скажу. Видите ли, водку я им продаю. Это не ко мне, а к их родителям и своим учителям пусть претензии предъявляет. Да продаю, и буду продавать, и не потому они пьяницами станут, не у меня так в другом месте купят. Почему-то ни один кавказский мальчишка за водкой не приходят, одни русские. Знаешь, что мне эта кляча заявила? Что я намеренно спаиваю русскую молодёжь. Да она сама спивается, а нас и в этом виноватыми хотят сделать. Сама в школе развела национализм, а я ещё должна за их детей-пьяниц отвечать. Нет, я ей всё скажу, почему из ваших школ столько пьяниц, наркоманов и проституток выходит? Не умеете воспитывать детей, не беритесь...

Увы, брат не поддержал Гулю. За долгие годы жизни в Москве он, конечно, многого добился, но стал уж очень осторожным. Гуля удивлялась: как же Москва изменила её когда-то такого уверенного в себе, бесстрашного брата. Хотя... видя, как изменился здесь её собственный муж за какие-то два-три года, она констатировала, что не только азербайджанцы воздействуют на Москву, иногда и Москва на них. Так вот, брат предостерёг Гулю от слишком громких публичных выступлений, ещё раз заверив, что Управу, если что, он возьмёт на себя. Гуля рассказала ему и о конкурентах. Но здесь брат отказался, что-либо предпринимать вообще:

- Ну что я могу сделать? Они же имеют такое же право, как и ты открыть магазин. Не бойся, я знаю русских, они долго не продержаться, они же не умеют так торговать как мы. Так что просто наберись терпения.

Гуля промолчала о том, какими "средствами" конкуренты отбивают у неё покупателей, но на брата всё равно обиделась, так как ждала от него более действенной помощи. Тем не менее, следующие зиму и весну она пережила более или менее нормально. Директриса её больше не беспокоила, отток покупателей к конкурентам хоть и имел место, но с этим можно было мириться. И она со всем этим мирилась до тех пор, пока директриса неожиданно не нанесла мощный удар по её торговле... удар, что называется "под дых"...

2

Гуля каждое лето на месяц-полтора ездила с детьми как бы в отпуск к родителям. На это время за хозяина в магазине попеременно оставались брат, его жена и его старший сын. Гуля возвращалась в конце августа, как раз к школе. Она хоть сама и окончила русскую школу, но это было ещё в СССР, и тогда та школа была не столько русской сколько советской. Сейчас же она перед занятиями старательно напутствовала детей, особенно сына:

- Математику и русский язык учи по настоящему - понадобятся, а историю и литературу учи для оценки, но помни, это не наши, а русские история и литература, у нас они другие. Она специально приобретала учебники в Азербайджане и постоянно заставляла детей учить свой язык, историю и литературу.

Так вот, приехала Гуля с детьми из очередного отпуска. Сразу в магазин, а там брат с Фатимой. Обнялись, Гуля начала передавать приветы от родных... Она хорошо знала брата, и одного взгляда на него оказалось достаточно чтобы понять - что-то случилось.

- У тебя кто-то заболел? В семье всё нормально?- забеспокоилась Гуля, хотя с братом по телефону разговаривала перед отъёздом из Баку и тот ничего плохого не сообщил.

- Да нет, у меня всё по-старому. Здесь вот... - нахмурился брат.

- Что-то с магазином?- пунцовые пятна обозначились на смуглом лице Гули, что случалось с ней при очень сильном волнении.

- Не совсем... но в общем да,- брат тяжело вздохнул и развёл руками.- Пойдём покажу.

- Они вышли из магазина,- прошли арку, ведущую к школьному двору.

Брат безнадёжно махнул рукой в сторону школы. Гуля подняла глаза и остолбенела... Когда она уезжала школу и школьный двор, включающий футбольное поле, небольшой цветник и площадку перед входом для всевозможных построений и массовых мероприятий, окружал забор из сетки-рабицы, а напротив арки ведущий во двор образованный жилыми домами была сделана, так называемая, задняя калитка. Эту калитку директрисе закрыть никак не удавалось. Причина неудач была простейшей: люди жившие в близлежащих многоэтажных домах, в том числе и дети, ученики школы, регулярно срывали замок. Всем было удобно ходить через школьный двор из центральной калитки в заднюю, и потом в арку, и далее по своим подъездам. Это позволяло пешеходам идущим из метро, от остановок автобусов и маршрутных такси, не огибать школьный двор, а заметно сокращать расстояние. Но, конечно, больше всего выгод от этой постоянно распахнутой калитки имела Гуля. Ведь её магазин располагался как раз рядом с аркой. Таким образом, основной поток жителей двора проходил рядом с её магазином со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Сейчас вместо прежнего забора из рабицы зловеще чернел свежей краской новый, высотой не менее двух метров из толстых металлических труб, и главное... задней калитки не было - стояла сплошная стальная преграда. Борясь, прежде всего с тем, чтобы ученики не бегали на переменах в близлежащий магазин, директриса одновременно лишила Гулю не только покупателей-детей, что приобретали в основном лишь жвачку и мороженое, но и массы взрослых покупателей. Теперь поток «потенциалных покупателей» тек в обход и попадал во двор не через арку, а между домами, уже не мимо гулиного магазина, а как раз мимо расположенного с внешней стороны тесного магазина "тамбовцев", и естественно оставлял деньги уже там.

Гуля всё "просчитала" сразу:

- Что с выручкой?

- Какая выручка... у нас убытки, несколько дней товар не могли распродать, хлеб черствел, у молочных срок годности истёк,- скривившись, как от зубной боли отвечал брат.

- Так надо же было сразу меньше товара заказывать!- чуть не закричала Гуля.

- Тише ты... Мы... мы не сразу сообразили, что к чему. Меня тут не было, я ж на рынке в основном торчу, а здесь жена, она не поняла, отчего вдруг покупателей, как отрезало, она ж на эту калитку и внимания не обратила, а эта дура Фатима, ну чего с неё взять. Я когда приехал всё понял, но часть скоропортящегося товара пропало.

Гулю этот "удар" сильно надломил, поставив перед давно уже забытыми проблемами. Она рассчитывала, что по приезду её ожидает определённая сумма денег, но... Теперь предстояло вновь залезать в долг, чтобы заплатить аренду и сделать все прочие официальные и неофициальные выплаты. Вечером, закрыв магазин и поставив его на сигнализацию, Гуля устало дотащилась до квартиры. Фатима пряталась в комнате, чувствуя вину, и дверь открыл Азиз. Увидев мать, он не на шутку обеспокоился, хотел было звонить дяде, но Гуля не позволила - сейчас не время болеть. В мусульманских семьях мужчина добывает хлеб насущный и решает все проблемы, женщина всегда на втором плане. Но семьдесят лет советской власти оказал на кавказских мусульман своё воздействие, на одних большее, на других меньшее. Если у горских народов Северного Кавказа культ мужчины в семье сохранился в своём почти первозданном виде, то в Закавказье далеко не везде. Хотя, Гуля с удовольствием бы спряталась за надёжную мужскую спину, но таковой у неё, увы, просто не было.

В ту ночь она долго не могла уснуть, размышляя как выйти из сложившейся ситуации. Если всё пустить на самотёк и дальше, то грозило полное разорение и это неминуемо привело бы к тому, что придётся уехать из Москвы. А на родине ей делать абсолютно нечего. Там возрождали исламские традиции и незамужней женщине найти работу, или открыть своё дело было просто невозможно. И вообще в Баку совсем не те возможности, что в Москве. Здесь крутятся большие деньги, и надо просто уметь их взять. И приехавшие сюда кавказские люди, как правило, умеют это делать. Разве Алекперов смог бы стать миллиардером в Азербайджане? Да никогда. Там ведь весь капитал у руководящего республикой клана. А в России он, азербайджанец, сумел возглавить одну из крупнейших нефтедобывающих компаний, является одним из богатейших людей России. А сколько азербайджанцев делают здесь деньги, и какие деньги на рынках, торгуя овощами, фруктами, цветами. Сколько семей в Азербайджане живёт в основном за счёт родственников, присылающих им деньги из России. Второй такой удобной страны для азербайджанцев, да и для всех прочих кавказцев нет во всём мире. Нет, за Россию надо держаться, тем более за Москву. Только здесь можно не принадлежа к титульной нации и даже вообще не являясь гражданами этой страны "делать" такие хорошие деньги, помогать родственникам, поставить на ноги детей. Всё это прекрасно понимала Гуля и была готова бороться до конца. Именно в эту бессонную ночь у неё сложился план действий по спасению своего магазина, своей семьи.

Перво-наперво необходимо вновь пробить калитку в школьной ограде, и пустить основной поток жильцов по прежнему пути, мимо её магазина. Как это сделать? Гуля понимала, что с директрисой, которая инициировала аннулирование живоносной для неё калитки, договориться нельзя. Она, во-первых, не берёт от кавказцев взяток, во-вторых просто их ненавидит. Остаётся одно - убрать директрису. Казалось бы невыполнимый, бредовый план. Разве такое по силам живущей в Москве почти на птичьих правах азербайджанке, владелице небольшого магазина? Ещё года два-три назад, Гуля ни за что на это не решилась, такое просто не родилось бы в её голове. Но за шесть лет жизни здесь, Гуля узнала так много. На её глазах такие же, сравнительно недавно прибывшие в Москву представители кавказских землячеств, вроде бы не имея никаких законных прав, тем не менее, обходя все препятствия, становились хозяевами не только небольших магазинов, но и владельцами огромных супермаркетов, целых продовольственных рынков, плодоовощных баз, фабрик, заводов. Но особенно её поразили такие факты, что один из лучших московских ресторанов "Прага", в пяти минутах ходьбы от Кремля, принадлежит туркам, выходцам с Кавказа, а гастиницей "Редисон-славянская", так же расположенной в центре Москвы, руководят чеченцы.

Уж если турки, и чеченцы, которых Гуля считала малокультурными и не очень деловыми народами, смогли здесь такое, то ей деятельной, с экономическим образованием азербайджанке, почему ей не сотворить куда меньшее - просто сделать процветающим свой маленький бизнес. И для этого всего-то и надо, заменить директора школы на такого, или такую, которые будут более лояльны к кавказцам, согласится взять взятку и сделать калитку на прежнем месте. Гуля знала примеры, когда благодаря деньгам и родовой взаимовыручке кавказские землячества снимали и ставили не каких-то паршивых школьных директоров, а директоров крупных заводов, выставочных центров, банков... Это с успехом делали и армяне, и дагестанцы, и чеченцы. Последние вообще, казалось, могли делать в Москве всё что угодно, подмять под себя, например, средний банк, или поставить под свой контроль общежитие какого-нибудь ВУЗа, где преспокойно отлёживались и отсиживались прибывавшие с Чечни боевики для совершения терактов и похищений людей. Между делом джигиты терроризировали обитателей и ставили на "конвейер" обитательниц этих общаг, иногородних русских студенток. Гуля уже давно не ужасалась действиями чеченцев, она всё больше их уважала и даже восхищалась. Только так и надо вести себя с этими тупыми, не на что не годными русскими. Брать от них всё, что тебе нужно, где силой, где хитростью, но брать без страха и колебаний. И насиловать этих гусынь тоже нужно, раз их ни на что не годные мужчины не могут их защитить. Она не раз высказывала претензии и к своей собственной родне, к брату, ставя в пример рисковых и бесстрашных чеченцев. Увы, гулины слова смелости родне не придали. Да они готовы были давать взятки московским чиновникам, милиции, да готовы шугать на рынках русских дедов и бабок, если те совались со своим "свиным рылом", и корзинами торговать. Но на более рисковые акции, как правило, не шли. Потому в своей задумке Гуля на соплеменников опереться не могла, разве что попросить финансовой помощи. Потому она и решила действовать на свой страх и риск, и уже на следующий день сделала первый шаг...

3

Для осуществления плана необходимо было завязать знакомство с армянской семьёй, живущей в этом же доме через два подъезда от Гули, на первом этаже. Дети из этой семьи учились в той же школе, что и Азиз с Зулей и наверняка тоже подвергались разного рода оскорблениям со стороны некоторых одноклассников, ведь директриса на это не реагировала, более того неофициально поощряла. То, что эта армянская семья состоятельная и, видимо, со связями, как говориться, умеющая жить, Гуля определила уже давно и по-хорошему завидовала, ведь там имелся настоящий глава семейства - мужчина. Семья была большая: муж, жена, оба примерно возраста Гули, двое детей, сын и дочь. Кроме того, с ними жили и родители главы семейства. Как они все помещались в двухкомнатной квартире? А они сумели свою двухкомнатную, никуда не съезжая, превратить фактически в четырёхкомнатную. Да-да, эти беженцы из Абхазии за девять лет жизни в Москве сумели не только купить двухкомнатную квартиру, иномарку и гараж, но и приобрести рядом расположенную однокомнатную и соединив её со своей, отгородить общий тамбур. Для умных предприимчивых людей нет ничего невозможного. Это ждущим милости от власти русским невозможно, а детям Кавказа всё по силам. Когда армяне купили свою двухкомнатную квартиру получилось так, что однокомнатную квартиру рядом московские власти предоставили бывшему детдомовцу, 18-ти летнему парню, не имевшему ни родителей, ни других родственников. Это в фильме "Республика ШКИД", детдомовцы все лихие и крутые. Этот же оказался совершенно не приспособленным к самостоятельной жизни. Соседи-армяне сразу это просекли, завязали с неопытным, воспитанным в духе интернационализма парнем, тесное знакомство, кормили за своим столом... и потихоньку уговорили приватизировать квартиру, а потом и продать им её. И всё, пропал с тех пор парень, как в воду канул. Зато армянская семья получила возможность объединить две квартиры в одну, сделать общий тамбур, огородить его железной стеной с дверью. Как им удалось отгородить вместе с частью лестничной площадки ещё и помещение под лестницей, ведущей на второй этаж, осталось неведомым. Гуля не сомневалась, за всё это немало дадено взяток, начиная от РЭУ и кончая районной Управой. Но факт налицо - армяне владели не только двумя квартирами, объединёнными в одну, где кроме трёх комнат имелось две ванные, два туалета и две кухни, одна из которых и превратилась в четвёртую комнату. Гуля не могла не восхищаться деловой хваткой главы этого семейства. Он и внешне смотрелся, как и должен смотреться настоящий кавказский мужчина, рослый, солидный, всегда прекрасно одетый, всегда с высоко поднятой головой, источающий этакую хозяйскую уверенность.

Гуля твёрдо решила идти именно в эту квартиру-крепость и заговорить с хозяевами о положении дел в школе, где обучались их дети. Вообще-то ей, азербайджанке, не совсем с руки связываться с армянами. Эти народы-соседи, испокон недолюбливали друг друга, даже более того молились разным богам... Но здесь не Кавказ, а Москва и русские их всех, не мудрствуя, объединяли общим унизительным прозвищем "чёрные". Потому все кавказцы, как бы не относились они друг к другу, были вынуждены здесь ощущать некое общее "родство". Хотя бесспорно, в жилах всех кавказцев не зависимо, ни от веры, ни от национальности тёк большой процент общей крови, что и делало их столь похожими друг на друга и внешне и по ментальности. К тому же у Гули просто не было иного выхода.

Она пошла вечером, часов в семь, увидев, что глава армянского семейства ставит в гараж свою иномарку. Магазин она оставила на Фатиму, поручив в восемь часов закрыть его и поставить на сигнализацию. Всё армянское семейство оказалось в сборе. Гулю встретили настороженно, совершенно не представляя с каким таким важным делом заявилась к ним эта азербайджанка, хозяйка рядом расположенного магазина. Гуле, когда ей предложили войти, стоило немалого труда не смотреть по сторонам, подавить любопытство, ведь её очень интересовало, как устроились эти пробивные армяне. Её проводили через "предбанник" залитый приятным "лимонным" светом люминесцентных ламп в одну из комнат, усадили за стол. Напротив расположился хозяин дома, назвавшийся Арменом, в домашней пижаме и тапочках. Сейчас, когда он остался без своего дорогого, ослепительно-белого костюма, стало отчётливо видно, что он вовсе не столь широкоплеч, как казался в оном и у него явно выпирающий живот, что в костюме тоже как-то скрадывалось. Гуле не нравились брюхатые мужики, и её очень задевало, что таких много среди азербайджанцев старше тридцати лет. Жена хозяина, вошедшая вслед за мужем, напротив была довольно худощава, черноволоса с большим носом - в общем, стопроцентная армянка. То, что хозяйка куда-то не на долго исчезла, пока Гулю проводили в комнату, объяснялась тем, что она срочно переодела свой повседневный довольно затрапезный халат на "гостевой", яркий и по всему очень дорогой, укутывающий её с головы до пят. Армянки хоть и считались христианками, но редко даже дома ходили с голыми руками и ногами. Не то что русские, те даже в магазин летом заявлялись с торчащими из кофточек грудями, в шортах, причём не только молодые девчонки, но и женщины средних лет, ровесницы Гули.

- Слушаю вас,- хозяина, судя по всему, не очень обрадовал столь неожиданный визит.

- Видите ли, я пришла к вам, чтобы посоветоваться по очень важному и для вас и для меня вопросу,- начала Гуля.

- И для вас и для нас?... Странно. А что может быть у нас общего? Мы ведь торговлей не занимаемся,- чуть усмехнувшись, переглянулся с женой Армен, которая в ответ тоже чуть скривила губы в полуулыбке.

Да, эти армяне действительно не занимались торговлей. Хозяин хоть и не афишировал свой источник доходов, но ведь Гуля общалась, хотя бы мимолётно, едва ли не со всеми жителями огромного двора и знала очень много и о многих, особенно о самых состоятельных жителях. По её сведениям получалось, что сей Армен свои немалые деньги делал в строительном бизнесе, принадлежавшем крупному армянскому клану.

- Я не то имею в виду,- досадливо поморщилась Гуля.- Я хочу с вами обсудить положение, сложившееся в школе, где учатся наши дети.

- Дети... а при чём здесь дети?- не понял намёка Армен.

- При том, что они там, и ваши и мои, постоянно подвергаются унижениям и оскорблениям. Разве вы об этом не знаете?

До того сама уверенность и снисходительность, хозяин дома несколько растерялся, не зная как реагировать, на такую постановку вопроса. Зато сразу "прорезался" голос у жены, до того смиренно молчавшей:

- Вы совершенно правы. Мой муж просто... ну я его стараюсь не посвящать в такие проблемы.

- Проблемы... это в какие проблемы ты меня не посвящаешь?- строго спросил Армен жену, преодолев кратковременное замешательство.

- Ну, как что? Нашего Артурчика в классе третируют, я ж тебе ещё в прошлом году говорила... да и Кариночку иногда... Понимаете, я считаю, что мужчину не что не должно отвлекать от работы и стараюсь оградить от семейных забот,- она вновь обратилась к гостье.- Но я разделяю ваше беспокойство, и не знаю, как с этими явлениями бороться.

- А вы бы хотели... бороться? - тут же Гуля переключилась на жену хозяина, сообразив, что в "детских" вопросах решающим будет её голос.

- Хотела!? Да я пыталась и не один раз,- жена всплеснула руками.- С кем только не ругалась, до директорши дошла.

- Ну и что директорша?- вкрадчиво спросила Гуля.

- А что директорша... такая же сволочь, фашистка. Говорит, вы тут без году неделю живёте и уже свои порядки устанавливаете. Ваш мальчик обзывает девочек матом... Да наш Артурчик... да эти девчонки сами его спровоцировали,- глаза хозяйки дома пылали гневом, она явно хотела произнести, что-то непечатное, но сдержалась при постороннем человеке.- Ведь в их классе такие... курят, матом ругаются, половина в проститутки пойдёт. Разве у них тут воспитывают, им же всё позволяют, делают что хотят, одеваются, во что хотят. Разве у нас на Кавказе так девочек воспитывают?

- И вы всё это высказали директорше?- осторожно спросила Гуля.

- Конечно. Я всегда правду в глаза говорю!- резко повысила голос хозяйка.

Но здесь уже хозяин, оглянувшись на дверь, с укором предостерёг жену:

- Потише Шушаник.

- Ну и, что она на вашу правду сказала,- продолжала "прессинг" Гуля.

- А что она скажет? Заорала на меня. Как вы смеете оскорблять наших детей. У нас за редким исключением хорошие воспитанные девочки, а вот ваш сын хам. На него девочки внимания не обращают, вот он за это их всех матом поносит. По-русски не научился, как следует говорить, а матерным овладел в совершенстве... Это она так нашего Артурчика. Да он лучше многих русских по-русски говорит...

Конечно, хозяйка переоценивала и способности и моральные качества своего сыночка. Она явно забыла, с кем разговаривает. Гуля прекрасно знала особенности поведения многих кавказских подростков и парней - дома с родными и родителями они действительно голоса не повысят и плохого слова не скажут, но покинув пределы своей "крепости" юные джигиты уже не считают нужным сдерживаться и вполне могут оскорбить кого угодно, особенно представителей наций в которых не принято за это мстить. А уж русских девчонок обозвать, за которых некому вступиться, это для молодых этнических кавказцев всегда было нечто вроде удовольствия. Гуля это знала, потому как выросла на Кавказе и сама это видела, когда её русских одноклассниц азербайджанские парни могли вслух безнаказанно поносить самыми последними словами по малейшему поводу. А вот её и других азербайджанок и прочих этнических кавказок не смели. Ей это даже нравилось, чувствовать, что она защищена своей семьёй, родом, традициями. А русские девчонки, да и женщины не были защищены тогда, не защищены и сейчас - это тоже своего рода традиция. Сами виноваты, сами организовали себе такую жизнь. И чего эта армянка, так выгораживает своего сыночка? То, что он материт этих маленьких сучек? Так это не столько ему укор, сколько их родителям, которые не могут защитить дочерей от оскорблений. Не могут, значит пусть терпят. На Кавказе русские сколько уже десятилетий терпят, чем Москва лучше. Вот только на Кавказе никто не смел этнических кавказцев называть черножопыми, тем более не смеют сейчас. А москвичи ещё могут. Но ничего, дайте время, будете так же бояться. И чего эта армянка всё заливает про своих сверхвоспитанных и сверхталантливых детей, просто они кавказские дети и этим всё сказано, а кавказский человек давно уже на этом советском, а теперь постсоветском пространстве с малых лет привык себя чувствовать выше, лучше всех.

Гуля терпеливо слушала разглагольствования хозяйки, а сама украдкой посматривала по сторонам, опытным взглядом пытаясь определить стоимость окружавших её вещей. Она сделала вывод - армяне действительно очень состоятельные, ибо нашли деньги на дорогую импортную стенку, ковры на стенах не люберецкие, а туркменские, ручной работы, сервант по старомодному заставлен хрусталём, привезённым видимо ещё из Абхазии. Дорогие вещи, как и принято в кавказских семьях, вне зависимости от национальной принадлежности и вероисповедания не спрятаны, а выставлены специально на показ, для гостей - мы люди не бедные. Это у русских бедность не порок, у евреев бедность порок, но богатство по мере возможности скрывается, а вот у кавказцев бедность испокон была не просто пороком, а позором, а богатство всегда выпячивается, как предмет особой гордости хозяина дома, всей семьи. И Гуля, человек в товароведении компетентный, сразу обратила внимание и на телевизор-двойку "СОНИ" и на красивый чайный сервиз не менее чем на двенадцать персон, расставленный на полках "стенки". Гуле всё это было близко, понятно, она это всё принимала и одобряла, она всю жизнь, с детства впитывала такое отношение к жизни.

Оценив убранство комнаты, Гуля вежливо прервала, казалось, не собиравшуюся умолкать хозяйку:

- Я вас хорошо понимаю, у меня те же проблемы с детьми.

- Вот-вот, просто невозможно. Я уже боюсь детей отправлять в школу,- вновь, было, оседлала своего "конька" хозяйка.

- Я считаю, что с этим нужно и можно бороться,- решительно вставила реплику Гуля.

Хозяйка, до того без умолку говорившая, услышав эти слова, сразу смолкла и как-то растерянно посмотрела на мужа. Видимо, такого конкретного предложения она не ожидала и не знала, как на него реагировать.

- А вы... вы считаете это возможно?- голос мужа тоже звучал как-то неуверенно.

- Конечно. Долго мы будем терпеть эти издевательства над нашими детьми. Если и дальше будем молчать, то в этой школе под крылом такой директорши совьют гнездо скинхеды, РНЕ и прочее отребье, и тогда уже ни нам, ни нашим детям здесь просто не дадут жить.

Столь энергичный призыв к действию явно смутил хозяев. Возмущаясь порядками в школе, сами они вариантов борьбы с этим злом да сих пор не рассматривали и вообще не были к этому готовы.

- Ну а как вы себе это представляете? Письмо что ли написать коллективное Лужкову, или ещё что-то?- решил прощупать почву хозяин.

- Я это представляю так. Всё дело в директорше. Не будет её и в школе, создастся совсем другая обстановка. Значит надо этому посодействовать... чтобы её сняли.

В комнате повисло напряжённое молчание. Теперь по всему и хозяин не знал, как отвечать на столь бескомпромиссное предложение гостьи. Видя нерешительность хозяев, Гуля вновь взяла инициативу на себя.

- Ну, вы же сами убедились, что по-человечески с ней говорить невозможно,- Гуля вновь обращалась к хозяйке.

- Да... я много раз... невозможно,- неуверенно пролепетала хозяйка.

- Ну вот,- словно нашла поддержку Гуля,- подарки она принимать отказывается, брезгует, так что...

- Да-да,- подхватила хозяйка,- один раз я ей на день учителя кольцо с бриллиантом подарить хотела... в знак дружбы, от души. А она... за это кольцо, говорит, я, что вашей рабой стать должна. Не думайте, что все русские продаются, я скорее с голоду умру, но от вас никогда ничего не брала и брать не буду. А потом... потом,- на глазах хозяйки появились слёзы,- она дверь кабинета открыла и говорит: вон отсюда, пока я свидетелей не позвала и не обвинила вас в даче взятки должностному лицу... Так опозорила, оскорбила!

- Шушаник, Шушаник... успокойся, мы сейчас не о том говорим!- нервно прикрикнул на жену Армен, явно не в восторге, что та поведала эту историю посторонним.

- Вот видите, у нас просто нет иного выхода,- Гуля, твёрдо, не отводя глаз, смотрела на хозяина, словно хотела передать ему часть недостающей тому твёрдости.

- Ну, хорошо. А конкретно, как вы себе это представляет,- Армен, наконец, сдался, и отвёл глаза.

- Нам надо собрать всех родителей, кто родом с Кавказа и написать коллективное письмо, в котором изложить все факты дискриминации наших детей в этой школе и поощрение её директоршей.

- Да-да, и обязательно указать, что учительница музыки нашу Кариночку не берёт петь в школьный хор. Говорит у неё ни голоса, ни внешности, а сама туда таких Машек набрала...- снова встряла жена.

- Да подожди ты... помолчи, - резко перебил её Армен.- А куда, кому писать? И вы думаете это возымеет действие?

- Если просто написать на имя Лужкова, или даже Путина, конечно до них самих наше письмо не дойдёт. Я узнавала, писать надо на имя главы департамента образования, там чиновники победнее, и одновременно подключить как можно более высокопоставленных людей из наших диаспор. Ну, а ваша армянская диаспора здесь в Москве, она ведь влиятельная, у неё очень сильные позиции в самых высоких сферах. Я думаю, вы могли бы... У вас есть знакомые или родственники с соответствующим весом и связями?- Гуля задала вопрос, ради которого и пришла сюда.

Да, её прежде всего интересовало, имеет ли хозяин дома связь с влиятельными лицами из армянской диаспоры. Кто он этот Армен, просто случайно сделавший в Москве деньги армянин, или член многочисленного и влиятельного семейства, не последнего в мощной армянской диаспоре? Исходя из того насколько быстро сумел закрепиться и натурализоваться в Москве этот бывший беженец, Гуля рассчитывала, что это не с проста. Иначе её визит терял всякий смысл. Хозяин, услышав вопрос, нахмурился и сосредоточенно упёрся взглядом в стол. Обе женщины смотрели на него, гостья с замаскированной надеждой, жена... Жена, по всему, и сама пока не могла определиться, что она хотела от мужа, чтобы он очертя голову ринулся в эту авантюру, или нет.

Наконец, хозяин дома вздохнул и с недовольным выражением лица заговорил:

- Ну что ж, над этим надо поразмыслить. Есть у меня кое-какие связи... Ладно, это я могу взять на себя, переговорю кое с кем. Но вы сами понимаете, потребуются расходы и немалые, это же Москва.

- Ради детей, я на всё готова,- несколько высокопарно ответила Гуля.

- Ну что ж, это очень хорошо,- "градус" настроения у хозяина заметно повысился.

Гуля сначала обрадовалась, поняв, что не обманулась в своих ожиданиях, но тут же и осознала, что поторопилась заявить о готовности нести расходы. Похоже, хозяин это воспринял как заявку на полное финансирование "операции", она же рассчитывала тратиться на паритетных основаниях. Однако, боясь "спугнуть" Армена, Гуля предпочла о своих сомнениях промолчать.

- Давайте сделаем так, я в ближайшее время обговорю это дело с некоторыми людьми, обсужу возможности осуществления вашего плана... и сколько это может стоить,- окончательно обозначил свою позицию хозяин.

Увы, опасения Гули, кажется, оправдывались - хитрый армянин был не против её плана, даже готов подключить своих людей... он только платить за это совсем не хотел. Гуля нехорошо, по-русски ругнулась про себя, но отступать было неудобно, тем более всё складывалось так, что первую "скрипку" в деле снятия ненавистной директрисы сыграют армяне, а она вполне сможет остаться в тени. Но вот беда, кажется платить за всё, увы, придётся ей одной.

4

Ждать результатов "разведки" пришлось почти две недели. В один из последний дней сентября Армен зашёл в магазин, терпеливо дождался, когда там не осталось ни одного покупателя, и прошептал через прилавок Гуле:

- Вы одна, говорить можно?

Гуля была одна, Фатиму она отправила домой готовить обед для возвращающихся из школы детей. Она вышла из-за прилавка, закрыла дверь на задвижку, и повесила вывеску: "Приём товара".

- То, что мы с вами обсуждали, вполне осуществимо, но будет стоить полмиллиона рублей. Если вы готовы заплатить такие деньги, то всё остальное я беру на себя.

В первый момент Гулю бросило в жар. Да она понимала, что без существенных расходов в таком деле не обойтись, но полмиллиона... это же семнадцать тысяч долларов. Она же надеялась, что расходы не превысят десяти тысяч и, конечно, не рассчитывала за всё платить одна.

- Полмиллиона!?... Но почему так много? Кому там столько давать?- в подтексте Гуля недвусмысленно намекала: а не хочешь ли ты и себе чего-нибудь прикарманить?

Армен это понял:

- Ну, если вы мне не доверяете, тогда как говорят русские, нечего и огород городить. Разойдёмся и будем считать, что никакого разговора не было.

- Да нет, что вы... я вам верю, но вы и меня поймите, такие деньги,- пошла на попятную Гуля.

- А как вы думаете, директора снять в середине учебного года, это пара пустяков? Я уже, знаете, со сколькими людьми этот вопрос обсудил. Всё не так просто. Чтобы здесь в Округе этим вопросом начали заниматься, надо чтобы им сверху команду дали. А такую команду могут дать только оттуда,- Армен ткнул пальцем в потолок,- Эти люди по мелочам не работают. И потом, вы же сами сказали, что ради детей на всё готовы,- он с усмешкой напомнил Гуле её слова.

- Да, конечно... хорошо, полмиллиона, так полмиллиона. Но результат-то вы гарантируете?

- Ну, сами подумайте, где мы живём. Это же Россия, Москва, это на Кавказе деньги всегда гарантируют вам стопроцентный результат, если их не перебивают более крупные деньги, а здесь... Но процентов восемьдесят вероятности при наличии данной суммы я могу обещать.

- Ну, что ж делать,- Гуля вздохнула,- деньги будут... на следующей неделе. У меня и текст письма готов,- она сходила в подсобку, принесла отпечатанный на принтере лист с текстом.- Вот посмотрите дома, если что захотите изменить или добавить - пожалуйста. И ещё с этим письмам вам или вашей жене придётся обойти все армянские семьи, живущие в нашем дворе, собрать подписи. А я также пройду по азербайджанцам. Думаю, никакого собрания не собирать, не стоит привлекать лишнего внимания.

- Да, вы совершенно правы. Я прочитаю... и моя жена пройдёт по квартирам... только двор то большой, мы не знаем, кто где живёт... ну да ладно, это как-нибудь выясним,- на лице Армена сквозь маску деловитости проступало откровенное удовлетворение - такое сложное дело проворачивалось безо всяких для него затрат.

Следующая неделя получилась крайне нервотрёпной, ибо пришлось идти к брату и просить денег. Естественно, когда Гуля озвучила нужную ей сумму, возник настоящий скандал. Полмил-лиона брат и прочие родственники, находящиеся в Москве, кто легально кто полулегально, собрать, конечно, могли, но... Они однажды уже крупно помогли Гуле, когда она открывала свой магазин и, тем не менее, она вновь нацелилась на внутриобщинную "кассу взаимопомощи", которой заведовал её брат. Её уже привыкли считать крепко вставшей на ноги и никак не рассчитывали, что ей вновь потребуется помощь да ещё такая. Не один год жизни стоило Гуле вымаливание той помощи. Брат требовал, чтобы она поведала ему, куда пойдёт такая прорва денег. Гуля отвечала достаточно резко:

- Я собираюсь делать то, что должны делать мужчины, я не виноваты, что ни мой бывший муж, ни брат не хотят этим заниматься и мне самой приходится обеспечивать будущее своих детей...

Деньги она получила - помогать родственникам на Кавказе это не благодеяние, это обязанность. Их передача Армену осуществлялась в той же самой комнате, в квартире армян. Гуля не боялась, что "компаньон" её, образно говоря, "кинет". Они хоть и были представителями недолюбливающих друг друга наций, но они все являлись кавказцами и отлично понимали, что случись такое, платить придётся жизнью и не только своею, но и, возможно, членов своих семей. Нет, Гуля боялась другого, что дело, несмотря на уверения Армена вовсе не "восьмидесятипроцентное" и деньги пропадут зря. Это она и высказала:

- А если не получится, что тогда, с кого мне требовать возврата денег?

- Не беспокойтесь, всё должно получиться. Мне удалось задействовать влиятельных людей. В общем, процент вероятности успеха существенно увеличился... ммм... может быть даже процентов до девяносто,- ободрил Армен, пряча деньги в ящик стола.

- Ну, если так…- настроение Гули улучшилось, ей передалось часть уверенности партнёра.- Значит можно начинать собирать подписи под письмом?

- Нет-нет, что вы, ни в коем случае!- неожиданно заволновался Армен.- Я забыл вам сказать. Не надо никакого письма и никаких подписей и никакого шума. Мы всё сделаем без этого.

- То есть как... но почему? Мы же должны заявить о том, что творится в этой школе, удивилась такому повороту Гуля.

- Не надо ничего заявлять, и вообще... Те люди наверху, не хотят, чтобы это приобрело масштаб большого скандала на межнациональной основе. Понимаете? Её снимут без всего этого, причину найдут. Вот такие требования к нам - никакой самодеятельности. От вас требуются только деньги и всё. Ничего не предпринимайте и ждите результата. Уверяю, за дело взялись серьёзные люди...

Гулю требование "компаньона" поставили в тупик. Она, конечно, хотела не просто снять директрису, а чтобы все знали, за что она поплатилась, чтобы новый директор опасался, не допускал притеснения ее детей. Но, видимо, когда влиятельные армяне вышли на нужных чиновников, те предпочли всё сделать втихаря и отработать взятку без политической шумихи... И отработали.

Перед Новым Годом в школу неожиданно нагрянула комиссия, так называемая КРУ, и вскрыла множество нарушений по линии финансовой отчётности и распределения средств, выделяемых на бесплатное питание школьников. К тому же обнаружили несколько "мёртвых душ", числившихся в штате школы электриками и уборщицами на полставки, но никогда не чинившие школьного электрохозяйства и не мывших там полы. Зарплату за эти "души" директриса брала то ли себе, то ли откладывала в фонд школы на случай непредвиденных расходов. Дело обычное, за такие нарушения можно было снимать не менее семидесяти процентов директоров московских школ. Но обычно КРУ на такие "мелочи" закрывало глаза, а тут вдруг не закрыло. Всё произошло невероятно быстро, и уже после новогодних каникул школу возглавляла другая директриса, бывшая завуч той же школы.

Гулю ошарашила такая оперативность, в то же время она не испытывала особого удовлетворения. Ей было и денег жаль, и то обстоятельство, что вопрос с калиткой ещё предстояло решать... Тем не менее, главное препятствие в лице директрисы-кавказофобки было устранено. Теперь надо предпринимать следующие шаги и, увы, Гуля это предчувствовала, вновь потребуются деньги. Через своих покупательниц Гуля оперативно навела справки о новой директрисе. Она оказалась украинкой лет сорока - сорока пяти, которая в свою бытность предметником и классным руководителем никогда не отказывалась от подарков родителей, в том числе и от кавказцев. И самое ценное, что удалось узнать, то что "новая" жена бывшего офицера и в советское время жила несколько лет в Ереване, а раз так, то наверняка в курсе кавказской щедрости. Проанализировав все эти сведения, Гуля воспрянула духом... и вновь поехала к брату. Тот чуть не подпрыгнул, когда она вновь попросила денег. Сначала он отказался наотрез, но узнав, что сестре удалось успешно "провернуть" такую рисковую и, казалось, малоперспективную операцию по снятию директрисы... Из этого получалось, что большая часть дела уже сделана и осталось "дать" всего лишь такой мелкой сошке, как новая директриса... Брат уже смотрел на Гулю по-другому - ведь сам-то он на такое не решился. Покряхтев он обещал достать ещё тысячу долларов на подарок и взятку, большего, по его мнению эта "хохлушка", которую Гуля фактически сделала директором, не стоила.

На приём к новой директрисе Гуля пришла, неся в сумочке женские часы и пятьсот долларов в конверте. То что "новая" отлично знакома с кавказскими обычаями во взаимоотношениях учителей с родителями учеников, сразу стало очевидным. Она уставилась на сумочку посетительницы, и в её глазах горело предчувствие поживы. Впрочем, то, что за поживу чем-то в свою очередь придётся расплатиться, она, конечно же, тоже знала. Гуля начала разговор о нехорошем климате, который царил в школе, при предыдущей директрисе. "Новая" довольно живо откликнулась:

- Да, конечно, негативные явления имели место, но вы ведь понимаете причины. Нас всех намеренно перессорили, развалили великую страну и вот теперь все пожинают плоды этого разрушения.

- Да, вы совершенно правы. Вспомните, как хорошо и дружно мы жили в Союзе. Да если бы сейчас был Союз, я бы никогда из Баку не уехала. А сейчас, что творится?

Они заговорили в унисон. Новая директриса тоже жалела о развале Союза. Потому они на чём свет стоит изругали Горбачёва, виновного, по их мнению в развале СССР, в стране где им обоим жить было в общем лучше, чем сейчас. И вот, когда судьба и обнищание родных мест забросило их в эту холодную, негостеприимную Москву... они хорошо понимали друг друга. При таком взаимопонимании передача подарка и денег произошла легко и естественно. Директриса обещала не давать в обиду Фатиму и Азиза, пресекать все возможные в их адрес оскорбления. Она была в восторге от такой посетительницы, которая напомнила ей счастливые времена учительствования в Ереване, где золото и хрусталь считали своим долгом дарить едва ли не все родители её тогдашних учеников. И это в "дефицитное" советское время. А здесь от этих вечно нищих москалей разве дождёшься таких подарков, слава Богу, что есть ещё по-прежнему богатые и щедрые кавказцы. Правда, лицо директрисы несколько омрачилось, когда она, наконец, услышала, за что, собственно, сделано подношение: просьбу вновь сделать калитку в заборе на прежнем месте.

Директрисса была далека от торговых дел Гули, но ещё будучи завучем слышала, как её предшественница на совещании заочно ругала владелицу близлежащего магазина за то, что там ученики отовариваются жвачкой, которой заплёвана вся школа, сигаретами и даже водкой... Но также по слухам она знала, что к делу снятия прежней директрисы приложили руку родители кавказских детей, благодаря чему она совершенно неожиданно поднялась по служебной лестнице, и теперь имеет возможность получать вот такие подарки. И по всему, эта такая милая владелица магазина и дальше будет делать не менее щедрые подарки - она же с Кавказа. Потому "светлое чело" директрисы недолго омрачала задумчивость, она вновь заулыбалась и обнадёжила:

- Ну что ж... это можно. Многие жители окрестных домов тоже недовольны, что эту калитку ликвидировали. Они теперь вынуждены делать крюк, когда идут из дома и домой. Я сделаю соответствующую заявку, и калитку вновь сделают.

- А скоро ли... сколько это всё займёт времени?- захотела уточнить Гуля.

- Ну, точно не знаю, но думаю через месяц-полтора этот вопрос будет решён...

Весь месяц Гуля смотрела в зарешёченное окно своей подсобки, выходившее на школьную ограду - начали или нет пробивать калитку. Торговля же шла вяло - основной поток покупателей по-прежнему шёл мимо, обогащая конкурентов-тамбовцев. Но вот где-то недели через три возле ограды обозначилось какое-то шевеление, возникли рабочие, заработал сварочный аппарат... И в течении двух дней калитку восстановили, и не просто восстановили, а раскрыли настежь, и через неё вновь устремились жители огромного двора. А на школьных переменах, десятки школьников тоже бежали в эту калитку, в магазин Гули, за жвачкой, пепси-колой, сигаретами... водкой.

Гулю не мучила совесть, это пусть родители этих детей переживают за свои чада, а она сюда приехала делать деньги. В своих же собственных детях она уверена - ни её сын, ни тем более дочь не будут жевать жвачку, курить сигареты... пить водку. Если она сумела так воспитать детей, другие кавказцы сумели, то почему русские не сумели. Они сами в этом виноваты, так же как и в своей бедности. Они и при коммунистах были бедные и сейчас, когда кругом столько возможностей "сделать деньги". Пусть сами себя винят, а ей себя не в чем.

После открытия калитки прибыль сразу резко возросла, к весне она вновь достигла почти семидесяти тысяч в месяц. Гуля стала потихоньку возвращать долг, возобновила выплаты во внутриродственную "кассу взаимопомощи". Но откладывать достаточно денег на покупку собственной квартиры в ближайшие годы было нереально. Необходимо найти дополнительный резерв для увеличения доходов. Что такие резервы имеются Гуля, опытный экономист, не сомневалась. Посчитав примерное количество квартир и жильцов в окрестных домах, образующих двор, она сделала вывод, что здесь, если увеличить ассортимент товаров, можно "делать" ежемесячно по сто тридцать-сто пятьдесят тысяч. Такой доход позволил бы ей кроме всех "обязательных" выплат, откладывать не менее пятидесяти тысяч на квартиру, то есть до шестисот тысяч за год, то есть до двадцати тысяч долларов. И тогда за каких-то три-четыре года можно набрать денег на покупку собственной двухкомнатной квартиры и не занимать больше жильё, из-за которого ей пеняли многие родственники - сколько же можно пользоваться "общественной" собственностью. Гуля это переносила с трудом, она очень хотела обрести самостоятельность - помощь родственников это конечно хорошо, но очень хотелось ощутить себя полной хозяйкой, и своего жилья, и своего бизнеса. Всё подсчитав, Гуля даже испытала лёгкое головокружение от предчувствия, что можно за сравнительно короткий срок воплотить в реальность свои мечты, но... Но Гуля понимала, что всё это возможно лишь при полной монополии на торговлю внутри двора. А для этого необходимо устранение конкурентов. После успеха в деле с "калиткой", Гуля уже не считала невозможным "убрать" и тамбовцев. Она словно обрела крылья, уверенность, что теперь ей всё по силам...

5

Для детей Гули обстановка в школе после замены директрисы стала более благоприятной. Видимо, лишившись моральной поддержки в лице прежней директрисы, затихли и дети кавказофобы и подобные им учителя (русские, люди в основном "государственносориентированные" без поддержки "сверху" в отличие от "семейносориентированных" кавказцев часто сникают). Новая директриса проводила политику "дружбы и братства" по подобию официальной политики канувшего в лету СССР. В результате очень скоро невоздержанный на язык сын "компаньонов" Гули Артур уже беспрепятственно озвучивал в школе то, что слышал от родителей дома: своих русских одноклассниц без страха и упрёка именовал блядьми, а одноклассников доводил постоянными упоминаниями о способностях своего папы, который за несколько лет жизни в Москве стал богатым человеком, чего их бездарные родители не могут достичь даже живя здесь с рождения... Нет, сын Гули Азиз себе такого никогда не позволял, хотя не мог не знать, что подавляющее большинство родителей его русских одноклассников далеко не такие деловые как его мать, или дядя. Впрочем, возможно, тут играло роль то, что у него самого совсем не деловой отец. Гуля же очень опасалась, что сын унаследует что-то из характерных черт отца. Но пока что Азизом можно было только гордиться. Он и учился успешно, и от учителей никаких замечаний в его адрес не было. Единственно, что не устраивало Гулю в сыне, то что ему, кажется, нравятся русские девочки. С этим предстояло бороться, объяснить ему, что в каждом народе есть хорошие и плохие стороны, но у большинства русских наблюдается две крайне нехорошие, наследственные, первая это пьянство по мужской линии, и второе - они почти все не считают злом бедность, мирятся с ней, не борются. С такими пороками в рыночных условиях жить можно только в подчинённом положении и лучше не рисковать и не связывать себя с ними родственными узами. Никогда не слывшая красавицей, как в общем большинство кавказских женщин, Гуля не считала женскую красоту особым достоинством и потому не могла понять, что именно притягивает сына к русским девчонкам... не понимала брата женившегося на русской, как, впрочем, и многих кавказских мужчин, столь падких на славянок.

Время от времени к ним приходил её бывший муж, вроде бы для того, чтобы навестить детей, но было очевидно, он надеялся, что Гуля, уже продолжительное время жившая без мужчины, его позовёт... Но Гуля не позвала, ей сейчас вообще было не до этого, её как магнитом тянуло начать новую "операцию" - устранить конкурентов, которые по прежнему отбивали не менее трети потенциальных покупателей. Увы, брат вновь отказал в поддержке.

- Ты оттого такой осторожный, что у тебя жена русская и дети наполовину русские, ты и сам здесь частично обрусел,- бросала ему упрёки Гуля, и, обдав напоследок желчным взглядом, вышла из помещения на втором этаже крытого рынка, где помещался офис торгово-закупочной фирмы брата.

От него на этот раз она просила даже не денег, а свести её с чеченцами - Гуля знала, что он когда-то имел с ними дело. Брат, услышав эту просьбу, замахал на неё руками:

- Никогда... никогда с ними не связывайся! Я один раз связался, потом еле отбился, это же беспредельщики.

- Зато они наверняка сделают то, что мне надо. А я им заплачу, деньги у меня сейчас есть.

- Дура... дура... детей пожалей! Ты же их совсем не знаешь...

Но Гуля не слушала, она видела лишь то, что брат как всегда осторожничает, так же, как и в первый раз. Но тогда она успешно использовала армян, сейчас же собиралась использовать чеченцев. Она вышла от брата, прошлась по рынку и зашла в палатку, где торговала овощами Зарина, тоже её дальняя родственница, которую сюда пристроил брат. До приезда в Москву Гули, такие вот родственницы без жилья занимали квартиру, в которой сейчас жила её семья и Фатима. Потому сейчас несколько родственниц Гули были вынуждены изрядно мучиться, живя то на съёмных квартирах, то попеременно у родственников, то прямо на рынке, если удавалось договориться с администрацией. Все они очень заинтересованы, чтобы Гуля купила себе квартиру и освободила "общежитие". Любопытная Зарина была в курсе многих дел своей общины и Гуля очень на неё рассчитывала.

- Здравствуй Зарина, как дела?

- Здравствуй Гуля. Да какие там у меня дела. Торчу вот на холоде целыми днями, а потом у брата твоего деньги прошу, чтобы ссудил за комнату заплатить, которую снимаю,- недовольно ответила девушка, намекая, что это из-за неё она так не устроена.

Зарине стукнуло уже двадцать шесть лет, но она никак не могла выйти замуж, хотя по кавказским понятиям была достаточно пригожей. У азербайджанцев, впрочем, первостепенную роль играет не столько внешность, сколько то, кто твои родители. А она происходила из небогатой семьи и имела немного шансов найти жениха, и войти в хорошую семью на родине. Но и в Москве, где Зарина жила уже четыре года, никаких подвижек у неё не наметилось. Азербайджанские парни в Москву приезжали вовсе не для того, чтобы женится на небогатой соплеменнице. Они ходили по проституткам, гуляли с наемными продавщицами-славянками, а жениться хотели только на москвичках с квартирой и пропиской. Так что Зарина оказалась и в Москве совершенно невостребованной.

На просьбу Гули, как можно выйти на чеченцев, Зарина сначала отреагировала так же как и брат, но Гуля сумела её убедить, что они ей просто необходимы... для улучшения бизнеса и в дальнейшем покупке собственной квартиры и естественно освобождения родственной "общаги". Зарина всегда восхищалась Гулей: одна поднимает детей, владеет магазином, а после того как прошёл слух, что она сумела снять школьную директрису... Конечно, Зарина не могла отказать. Она сообщила, в какой день обычно чечены приходят к старейшине их общины...

Чеченцев было двое. То, что они оказались молодыми, лет по двадцать пять - двадцать семь, неприятно удивило Гулю. Ей казалось, что к старейшине всех азербайджанцев, торгующих на этом рынке, уважаемому пятидесятипятилетнему аксакалу, должны приходить такие же пожилые чеченцы и решать возникшие вопросы. Теперь и она поняла, почему брат отказался быть заместителем старейшины, когда его на эту должность выбирали полтора года назад - он не хотел иметь дела с такими вот чеченцами. Гуля стояла под дверью отапливаемого вагончика в некрытой части рынка. Через дверь до неё доносились громкие, нарочито-наглые голоса чеченцев. Голос старейшины и других азербайджанцев, там находящихся, едва слышался.

- Ты что, старый ишак, смеёшься над нами?! В прошлом месяце недоплатил, а в этом ещё больше... Ты за нашу кровь, за мучения чеченских женщин и детей, которые вместо ваших мучаются... ты за это платить не хочешь!? Если ещё сто тысяч не дашь, мы сейчас весь этот ваш шарабан разнесём!... Видишь у меня граната, тебе в штаны положу, чеку выдерну, а сами убежим и дверь припрём снаружи... Кончай базарить, деньги давай. Сильно вы хитрожопые, азеры. То, что мы русских убиваем вам нравится, хотите чтобы и русских меньше стало и нас не было, чтобы плодами нашей победы вы воспользовались. Нее, дорогой, не выйдет. Вся ваша торговля здесь процветает благодаря страданиям нашего народа... Вы за наш счёт живёте, деньги здесь делаете, всех начальников купили и жируете. Нас вам не обмануть, так как русских, понял... Не доводи до греха старик, лучше добром отдай, что нам по праву принадлежит... Да не бойся ты, никакое ФСБ не узнает, что вы нам деньги даёте, хоть это и святая обязанность всех мусульман, помогать народу ведущему джихад с неверными собаками. Вон, даже грузины нам помогают, а уж вам сам Аллах велел... Давай, давай, не тряси руками... Когда мы перебьём русских в Чечне, вы тут всю Москву без боя завалите, перед твоими детьми и внуками русские на коленях стоять будут, работать на них будут и всё это благодаря нашей будущей победе. Разве на такое дело можно деньги жалеть? Ведь чеченский народ приносит себя в жертву во благо грядущего господства мусульман во всём мире, а ты тут из-за каких-то...

Гуля заколебалась - стоит ли обращаться к таким? Но тут дверь отворилась и двое молодых чеченцев вышли из вагончика. Они пересмеивались и переговаривались, по всему добились желаемого. Гуля отскочила в сторону, желая их пропустить...

- Эй тётка... ты что ли нас искала?- обратился к ней один из парней, невысокий но крепкий с борцовской шеей и злым колючим взором. Они, видимо, уже были оповещены, что их ищет какая-то азербайджанка.

- Да... я,- неуверенно произнесла Гуля.

- Ты сестра Фазиля? - последовал второй вопрос.

- Да...- по-прежнему почти в прострации, механически отвечала Гуля.

- Не любит нас твой брат,- усмехнулся второй, выше ростом и в отличие от первого одетый не по спортивному, в дорогое тёмно-вишнёвого цвета пальто и яркий белый шарф.- Ну, а у тебя, что за дело к нам, женщина?- второй хоть и говорил так же пренебрежительно, как и "спортсмен", но сразу производил впечатление более обстоятельного, образованного человека, явно главного в их мини-группе, специализирующийся по сбору денег на московских рынках.

- Не здесь же говорить будем... неудобно, народ рядом,- Гуля обращалась к тому, что в шарфе, игнорируя невежу "спортсмена", обозвавшего её тёткой, как какую-то русскую бабу. Этот хоть понимает, что к мусульманке, сестре по вере, обратится как к гяурке, значит унизить её.

- А нам здесь бояться некого,- усмехнулся "спортсмен".

- Так уж и некого?- не вынесла такой откровенной наглости чеченцев Гуля, хоть и была о ней наслышана.

- Некого,- подтвердил "главный".- Нас тут все любят и уважают,- он с презрительной улыбкой повёл взглядом по возвышающемуся рядом ангару крытого рынка.

- А если кто не любит, мы тому быстро понравимся,- вторил ему "спртсмен", перекладывая из руки в руку барсетку в которой по всему лежали деньги, только что "выбитые" из старейшины.

- Ну, вот что, если у тебя есть, что сказать, говори, а то нам некогда, ехать надо, - поторопил "главный".

Гуля ещё несколько секунд раздумывала, а потом понизив голос и косясь по сторонам заговорила:

- Мне сказали что вы... ну можете помочь своим собратьям по вере, если у них тут в Москве возникают проблемы... Ну, вот у меня как раз такой случай.

- А что за проблема? Наверное непростая, раз даже твой брат не может тебе помочь?- "главный" всё с большим интересом смотрел на Гулю.

- Да... непростая, но я слышала, что вы можете решить любую,- польстила самолюбию чеченцев Гуля.

- Это так, но не тяни, говори,- уже с нетерпением подгонял "главный".

Гуля сбивчиво, чуть не до шёпота понизив голос, объяснила суть дела. Уразумев, что к чему, чеченцы уже без улыбок молча переглянулись. Потом "главный", покачав головой, заговорил с неким подобием уважения в голосе:

- А я ведь не верил, что сестра Фазиля сумела армян "запрячь" и с их помощью директора школы поменяла. Думал врут. Чтобы женщина сумела стольких мужчин, да ещё другой нации, хитрых армян, выполнять свою волю. Теперь вижу, не врали. Молодец, среди наших женщин таких нет. Они могут ненавидеть, орать, жизнью жертвовать, но чтобы вот так... ума не хватит.

- Ну, как же, а Сажи Умалатова?- почему-то решила вступиться за чеченок Гуля.

- Разве она умная... и чего такого добилась? Квартиру свою московскую отстояла, выселить себя не дала, да на собраниях орать умеет. Разве у неё голова? На коммунизме своём свихнулась,- "главный" пренебрежительно махнул рукой.- Вот ты - другое дело. И с этой своей проблемой ты верно сделала, что к нам обратилась, только мы и сможем здесь тебе помочь. Ни ваши, ни армяне, ни даги на такое не решаться, у русских в Москве магазин отнять.

- Я не хочу отнять, я просто хочу, чтобы они закрылись и всё,- нашла нужным уточнить "задачу" Гуля.- И это, ребята... чтобы никакого бандитизма и крови. Я слышала, вы умеете так делать. Хозяева сами свои магазины закрывали и уезжали.

- Умеем... не только магазины, дома свои бросали и бежали куда подальше. Это мы всё умеем, - мрачно улыбнулся "спортсмен".

- Только ведь мы бесплатно не работаем,- "главный" смотрел на Гулю изучающе.

- Конечно ребята, я заплачу. Если всё получится... сто тысяч рублей...- называя такую смехотворную сумму, Гуля рассчитывала что при возникновении торга она возрастёт не на очень много, или сделка вообще не состоится, что тоже уже ей казалось не самым плохим исходом дела.

- Сколько!?- сузил глаза в презрительном прищуре "спортсмен".

- Сто пятьдесят, - тут же поправилась Гуля

- Ты что же, сука, нас, представителей народа ведущего священную войну с русскими собаками, ниже сраных армян считаешь?! Сколько ты им отстегнула за директоршу?- искренне возмущался "спортсмен", в то время как "главный" смотрел на Гулю так, словно сильно в ней разочаровался.

В это время к вагончику подошли трое громко спорящих азербайджанцев. Увидев, преграждающих им путь чеченцев, которых, видимо, знали в лицо, они сразу прекратили перепалку и боязливо их обошли. Скорее всего, они направлялись к старейшине, чтобы тот разрешил их спор.

- Пойдём в машину... там договорим,- "главный", не глядя на Гулю, пошёл к выходу с рынка, а "спортсмен" невежливо толкнул её в спину:

- Ну, что встала, иди когда тебе говорят. С нами говорить самые большие люди здесь за честь считают...

Гуля, обмерев от страха, повиновалась против воли. Она уже жалела о своей затее и сейчас более всего хотела, чтобы договорённость не состоялась, и она никогда бы больше не увидела этих парней... Но идущий впереди "главный" уже подошёл к припаркованному в ряду прочих машин "Мерседесу". Он открыл заднюю дверцу, сел, "спортсмен" подтолкнул Гулю вслед за ним, закрыл за ней дверцу, после чего сел вперёд, на место водителя.

- Сколько ты, женщина, заплатила армянам?- спросил уже "главный", едва за Гулей захлопнулась дверца.

Гуле стало жутко, ведь её просто могли куда-то увезти и... Но с другой стороны с ней не было денег, на ней никаких украшений, да и чеченцы, как правило, на "мелкий" разбой не разменивались, а в качестве объектов сексуальных притязаний всегда предпочитали славянок. Тем не менее ступор, пронизавший Гулю, едва она оказалась в замкнутом пространстве салона автомобиля, не позволил ей чётко соображать и говорить неправду.

- Полмиллиона... рублей,- пролепетала Гуля

- Это же семнадцать тысяч баксов. Да за такие деньги мы бы заставили всех учеников и учителей этой школы перед твоими детьми на коленях стоять, - не поворачивая головы, отозвался со своего места "спортсмен".

- Переплатила,- поддержал его "главный".- Эти ары не стоят таких денег.

- Так там... много людей было задействовано, зато всё тихо сделали,- попыталась объясниться Гуля.

- Ну, вот что... мы для своих дел много людей не привлекаем. Вот я и он. Кстати, меня Мансур зовут, а его Ахмет,- "главный" кивнул на бычий затылок напарника.- Нам больше никто не нужен, но результат гарантируем стопроцентный, и тоже никакого шума, никто никуда не пожалуется. Хочешь конкурентов убрать, убёрём, но пойми, мы не хуже армян, мы лучше,- "главный" наставительно поднял палец вверх.

- Я понимаю... но у меня... у меня нет уже таких денег... Я... я наверное пойду ребята...- Гуля сделала движение открыть дверцу.

- Сиди, не дёргайся - не повышая голоса, властно приказал Мансур, вроде бы даже не глядя на неё.- Денег, говоришь нет?... Займи у родственников, у брата.

- Не дадут... я ещё за прошлый раз не рассчиталась, замотала головой Гуля.

- Объясни, что у твоего магазина выручка так вырастет, что ты быстро за оба раза отдашь.

- Уже объясняла... Брат говорит, мы согласны подождать, но чтобы без скандала.

- А ты значит спешишь, ждать не хочешь?

- Да, я не могу долго ждать, измучилась так жить. Мне нужно свою квартиру скорее купить... боюсь, что долго я так не выдержу, с ума сойду, или здоровье надорву, детей на ноги не успею поставить,- Гуля сейчас чувствовала себя настолько беззащитной, что совершенно оказалась не в состоянии сопротивляться даже обыкновенному словесному давлению, откровенно выкладывала то, в чём даже родственникам не признавалась.

В салоне повисла тишина, на глазах Гули навернулись слёзы, то ли от страха, то ли от жалости к самой себе.

- А сколько ты можешь заплатить за нашу работу?- наконец нарушил молчание Мансур.

- Двести... двести тысяч. Больше никак не могу.

- Хм... Это всего лишь сем тысяч баксов. Ну, ты даёшь тётка!...- начал было возмущаться Ахмед.

- Помолчи,- перебил его Мансур, и поразмыслил секунд десять.- Мы подумаем и сообщим тебе. А пока иди,- он перегнулся через Гулю и открыл дверцу.

- А как... как сообщите... через брата, или?...- не знала радоваться или нет такому исходу Гуля.

- Найдём как... иди,- приказал Мансур и Гуля, словно подхваченная неведомой силой, стремглав покинула салон...

6

Несколько дней Гуля вздрагивала от слишком громких хлопков двери в магазине, и от каждого телефонного звонка в квартире. Она надеялась, что всё-таки чеченцы не соблазняться столь мизерной для них оплатой и все её треволнения останутся лишь в воспоминаниях. Но они позвонили через пять дней, поздно вечером...

- Мы согласны тебе помочь,- послышался в трубке отчётливый голос Мансура. После того как мы всё сделаем, ты заплатишь нам двести пятьдесят тысяч. Ты поняла женщина?

Гуля снова почувствовала себя такой же беззащитной, как тогда, в салоне "Мерседеса" и послушно согласилась:

- Да... я... спасибо. А когда всё это произойдёт?

То, что Мансур назвал сумму на пятьдесят тысяч больше, чем предлагала она... Гуля словно загипнотизированная страхом согласилась, тем более для неё это было сейчас не так уж и невыполнимо.

- Всё узнаешь в своё время. А пока сиди тихо и о нашем звонке никому... ни родственникам, ни брату. Поняла?

- Да-да... поняла. Только я вас прошу, ребята... тихо, без шума, пожалуйста...

В трубке послышались гудки - Мансур отключился. Гуля со всей неотвратимой очевидностью осознала, что уже ни как не может влиять на дальнейший ход событий. Она словно бросила под гору маленький камешек, который вызывает целый камнепад...

Тем временем своим чередом наступила весна, растаял снег, распустились листья. Доходы Гули тоже возросли, ибо теперь ученикам не надо было обязательно одевать пальто и куртки в раздевалке, они могли успеть в магазин и назад на урок не только в большую перемену, но и на всех прочих. Теперь Гуля каждый день продавала товара на семь-восемь тысяч рублей в день, что обещало за вычетом стоимости товара и прочих расходов около ста тысяч чистого дохода...

То, что тамбовцы закрылись, она сразу ощутила по ещё больше подскочившей выручке, аж до двенадцати с лишним тысяч, и появлении в магазине покупателей из числа постоянных клиентов её конкурентов. Одна из них, древняя старуха лет восьмидесяти, покупая хлеб, не смогла сдержаться и зло спросила:

- И как же это вы, нерусские, умудряетесь так здесь у нас торговать, что не "пролетаете"? Вон с той стороны, русские торговали, так всё уже, проторговались, закрылись, а вы вот нет.

- А чего это они закрылись?- внешне безучастно, но с участившимся сердцебиением спросила Гуля.

- А кто их знает, я ж говорю, пролетели, наверное. Вчера ещё работали, а сегодня уже нет, съезжают, и не говорят почему. Я вот всё удивляюсь, как это у вас-то всё получается. Ведь не любят вас, и вы нас не любите, а всё одно цепляетесь, так что не вырвать...

Гуля не сочла нужным отвечать этой старухе. Она срочно уступила место за прилавком Фатиме, а сама ушла в подсобку и выпила валерьянки...

Вечером, незадолго до закрытия в магазин пожаловал Мансур. Веселый и самоуверенный он поздоровался, похвалил внутреннее убранство магазина, завёл разговор о торговле. Гуля тоже изобразила радушие, говорила как с хорошим знакомым. Недоумённо воззрившуюся на неё Фатиму, видимо решившую, что хозяйка завела себе молодого любовника, она отпустила домой.

- Ну, мы своё дело сделали, твоих конкурентов больше нет. Теперь ты здесь одна торговать будешь, деньги лопатой грести, - заявил чеченец, едва Гуля закрыла изнутри магазин.

- Да, я уже знаю... спасибо. Вы только чуть-чуть подождите, я рассчитаюсь в конце месяца... Можно?- волнуясь, и стараясь не смотреть на Мансура, попросила Гуля. Ей очень хотелось спросить, как они это сделали... но она понимала, что об этом спрашивать не принято.

- Хорошо, как скажешь, в конце, так в конце,- неожиданно легко согласился Мансур.- Да, вот ещё что...

Гуля ждала этого, она была почти уверена, что он сейчас поставит ещё какие-то условия, например, повысит цену за эту задержку, а потом предложит войти в долю... Всё к тому и склонялось, ведь с неё за такую работу фактически брали полцены, да ещё ждать готовы. Гуля не знала, как будет реагировать на такое требование. Однако то, что она услышала... этого она никак не ожидала.

- Они... эти лохи, конкуренты твои, они уже съехали, помещение свободно. Иди в Управу, оформляй аренду,- он это говорил, словно уже давно решённое дело

- Как... зачем мне это помещение. Не надо, и что люди подумают. Будут говорить, что это я их специально для этого выжила,- испуганно заморгала глазами Гуля.

- Кто скажет... эти?- Мансур презрительно кивнул в сторону двери.- Они много чего болтают, да толку от этого нет. Как их родители много говорили и ничего не имели, так и эти нищие и так же много говорят и их дети такими же будут. И нам слушать их пустые слова некогда, нам дело делать надо… Слушай и запоминай. Завтра пойдёшь в Управу, куда знаешь, к заместителю главы по потребительскому рынку. Мы там уже всё подготовили. Тебе надо только подпись в документе поставить, что ты арендуешь это помещение под склад для своего магазина.

- Зачем мне этот склад?... Не нужен он мне,- продолжала отбиваться Гуля, чувствуя, что её втягивают во что-то крайне нехорошее.

- Как зачем?- Мансур хитро улыбнулся.- Ведь здесь больше нет свободных помещений, сдающихся в аренду. И если ты его арендуешь, то уже никто больше магазина там не откроет. Спокойно торговать будешь.

- Почему обязательно магазин, может там, что-то другое откроют, ателье, или парикмахерскую. Пусть открывают, мне они мешать не будут... Нет, не нужно мне это помещение.

- Ну, вот что, женщина, разговор окончен,- улыбка на красивом лице чеченца сменилась злым раздражённым взглядом.- Ты завтра к десяти часам придёшь в Управу и подпишешь договор аренды. Поняла?

- Не могу я платить ещё за одну аренду,- цеплялась за всё, что можно Гуля

- За это помещение тебе не надо платить, мы будем платить. Ну, и ещё... для вида ты там свои ящики какие-нибудь поставь. Это помещение нам нужно. Мы тебя выручили, конкурентов убрали за небольшую цену, ждать готовы, сколько скажешь, вот и ты нам помоги... Короче, завтра в десять будь в Управе, паспорт не забудь...

Весь оставшийся вечер Гуля не могла думать ни о чём кроме этого разговора. Получалось, что брат был абсолютно прав и она, поддавшись эйфории после успешного снятия директрисы, попала в очень серьёзную передрягу. Зачем чеченцам это помещение, которое официально будет числится за Гулей? Самые ужасные предположения полезли ей в голову: завезут мешки с гексогеном и подорвут весь дом, или там будут прятаться приехавшие с Чечни боевики, чтобы осуществить захват какого-нибудь публичного места, например той же близлежащей школы, где учились и её дети, или там будет база смертниц-шахидок... Нет, ей кроме своих детей здесь никого не жаль. Она чем дольше жила в Москве, тем испытывала ко всем окружающим её русским всё большую ненависть, даже к тем, кто её вроде бы ничем и не задевали. Она просто не принимала чеченские методы борьбы с ними. Зачем так упрямо и тупо стремится их как можно больше убить, воевать с ними в открытую. Ужасно глупый народ эти чеченцы, совсем головой не думают. Ну и поделом, туда им и дорога, пусть все сгинут в этой дурной борьбе. Куда умнее и эффективнее действуют другие кавказские народы и евреи, без войны и потерь становятся настоящими хозяевами России. И вот сейчас эти отморозки ставят под угрозу и её, её детей и родственников. Если это гнездо накроет милиция или ФСБ, что тогда? Ей ведь не уйти от ответственности.

Утром после бессонной ночи, с разламывающейся головой, отправив детей в школу, Гуля, наконец, твёрдо решила - в Управу не ходить.

На этот раз Мансур появился в магазине часам к двенадцати. С трудом сдерживая бешенство, не обращая внимание на покупателей, он металлическим голосом сказал Гуле:

- Пошли в машину...

У него было такое лицо, что Гуля не посмела отказаться. Сказав Фатиме, что отлучается ненадолго, она вышла вслед за Мансуром. "Мерседес" стоял в углу двора в неприметном месте недалеко от контейнеров, куда жильцы сносили мусор. "Убьют и в контейнер бросят",- у ужасом подумала Гуля, но как в первый раз, словно кролик на зов удава пошла в машину. Сидящий за рулём Ахмет, в ответ на то, что Гуля поздоровалась, лишь зловеще сверкнул глазами.

- Ты что же надумала нас развести?! Почему в Управу не пришла!? Денег не платишь, и помочь братьям по вере не хочешь!- сразу, едва захлопнулась дверца, обрушился на неё Мансур.

- Яя... я заплачу... но это помещение в аренду брать не буду!- Гуля дрожала от страха, но на своём стояла твёрдо.

- Слушай, ты до сих пор не поняла, с кем дело имеешь. Пока мы с тобой по-доброму, как с сестрой по вере разговаривали, но мы ведь и по-другому можем. Ты что же своим детям зла желаешь? Так мы с неверными поступаем, а с единоверцами пытаемся договориться. Но если они не понимают, то они нам уже не братья по вере и не сёстры. Понимаешь? Мы тогда с ними как с вероотступниками поступаем. Ты хочешь, что бы мы с тобой как с русскими разговаривали?!

Гуля сидела, вжавшись в спинку кресла, ни жива, ни мертва. В её сознании возникали сцены виденные по телевизору, где боевики-похитители издеваются над заложниками в зиндане. А то что зиндан чеченцы могут организовать не только в Чечне, но и где угодно в России, даже в Москве, Гуля не сомневалась. Видя состояние Гули, Мансур, видимо решил, что она уже надломлена и надо лишь немного додавить, после чего она на всё согласится, безо всяких устрашающих акций.

- Ты, почему не спрашиваешь, как мы твоих конкурентов убрали? Подробностей боишься? Зря, там никакой крови не было, никто не пострадал... почти.

Издевательский смех Ахмеда, прозвучал в ответ на это сообщение Мансура, в то время как Гуля дрожала внутренней дрожью.

- Ты, говорят, в Баку, в институте училась?- продолжал говорить Мансур. Не услышав ответа, продолжил.- Я тоже, здесь в Москве, восемь лет учился, на юридическом. Приезжал-уезжал, академы брал. Меня даже отчисляли. Родственники потом с кем надо поговорили... опять восстановили. Когда меня в Чечне ранили, я сюда на костылях приехал и мне тут все эти дуболомы верили, что я с лестницы упал. Никто даже не поинтересовался, как это можно несколько осколочных ранений получить, упав с лестницы. Это я к тому говорю, чтобы ты лучше поняла, кто мы такие, и что с нами лучше не спорить, и здесь мы не в гостях, здесь мы хозяева. Знаешь нашу поговорку, у нохчи там родина, где его тейп. А наш тейп не только в Чечне, он и здесь и ещё в нескольких местах России живёт, и везде мы хозяева, ты в этом не сомневайся, нохча там где живёт, там он господин, рабами и лохами мы никогда не были и не будем... Ну ладно, это я немного отвлёкся, я же о твоих конкурентах сказать хотел. Заходим мы с Ахметом в их магазин, спокойно, средь бела дня. Дожидаемся, когда покупатели выйдут, дверь закрываем на засов. А дверь у них получше твоей, тяжёлая сейфовая, из гранатомёта не возьмёшь, да ещё утеплителем обитая, никакого звука через неё не проходит...

Дрожь Гули усилилась, у неё всё похолодело внутри.

- Смотри, как испугалась, думает, что мы эту суку, там прямо на прилавке отодрали,- вновь заржал Ахмет.

- Ты что, действительно так думаешь?- внимательнее пригляделся к Гуле, оценивая её состояние Мансур, и тоже рассмеялся.- Мы её действительно отодрали, но не так как ты думаешь, нет мы не взяли её на силу, а именно отодрали, выпороли. И для неё это не было унижением, это было наказание. Их несколько столетий регулярно пороли, они ведь все потомки рабов. Я это ещё в университете узнал, когда их историю изучал. Так вот, их предки как скот принадлежали помещикам, а те их могли продавать, дарить и за любую провинность пороли. Царь освободил их от рабства, думал, что став свободными они станут работать и богатеть, но они уже не могли работать без палки, без порки. Потому этот скотский народ работать не стал а, ошалев от воли и водки убил царя, перебил всех помещиков и других господ. Но раб он всегда раб, он нуждается в господине, хозяине, он не может без плётки. В советское время сначала господами хотели стать евреи, Троцкий там и другие, но всех хитрее и твёрже оказался грузин Сталин. Он стал хозяином для русских, бил их так, как ни один царь не бил, и они от страха перед ним даже немцев победили. Сталин делал с ними всё что хотел, заставлял их творить всякие злодеяния, в том числе и издеваться над чеченцами, выселить наших предков как скот в Казахстан. Он хотел и нас как русских превратить в рабов, но мы рабами не стали. После Сталина у русских стали совсем плохие хозяева, слабаки, они вновь распустили этот никчемный народ, не смогли удержать власть и развалили всю страну, всё что построили при царях и при Сталине. И сейчас этому народу-рабу опять нужен господин, он без него не может. Евреи сейчас захватили основные богатства России, но господа с них тоже плохие, они хоть и хитрые, но слишком трусливые, чтобы держать этих скотов в страхе. Чтобы управлять этим народом, надо иметь мужество, твёрдость и не знать что такое жалость. Такому хозяину они сами будут подчиняться с удовольствием, как и положено рабам. И такие господа есть, это мы и вы, все кто родом с Кавказа. Понимаешь меня? Чего молчишь?... Ну ладно потом переваришь, что я тебе толкую. Так вот, порка для русских это не унижение, не насилие, это для них как учёба. Только её они понимают. Они потому и не знают, как им сейчас жить и что делать, потому что уже сто лет не пороты. Вот мы и поучили ту бабу, что за прилавком с голым пузом стояла. Чтобы знала своё место и мужчин этим пузом не соблазняла. Она ж чем у тебя покупателей-то отбивала? Именно этим. Залепили скотчем рот, сняли с неё штаны и ремнём по жопе... потом перевернули и по пузу... чтобы в платье ходила, как положено женщине. А потом сказали, чтобы магазин закрывала, а если не закроет, то уже не ремнём бить будем, а брюхо вспорем...

Мансур замолчал, глядя какое впечатление на Гулю произвёл его рассказ. Та явно не испытала от него наслаждения - она сидела с посеревшим лицом.

- Это, конечно, не всё. Это была разминка. Главное в этом деле было потом, когда мы подождали у школы сына хозяина магазина. А хозяин, как мы выяснили, приходился двоюродным братом той голопузой продавщицы. Затащили его сына вот сюда, в машину и отцу позвонили. Ахмед пацану немножко больно сделал, чтобы он в трубку покричал маленько, а отцу потом объяснили, что если он магазин свой не ликвидирует, то мы его сыну что-то вроде обрезания сделаем, после которого у него, этого отца, уже внуков это самое... не будет, - громовой хохот Ахмеда прервал рассказ. Мансур укоризненно посмотрел на товарища.

- В общем, вот и всё. Мы ему сутки дали, и он в них уложился, молодец, освободил помещение, которое ты, уважаемая Гульнара, не хочешь арендовать... для нас. А мы для тебя столько сделали,- укоризненно, неестественно миролюбиво говорил Мансур. Он впервые назвал её по имени, да ещё на мусульманский лад. Но Гуля на это не отреагировала, она продолжала сидеть, словно потеряла дар речи.- Ты же понимаешь, что ведёшь себя не хорошо? Ответь пожалуйста, не молчи,- уже резче заговорил чеченец.

- Да-да, понимаю...- словно очнулась Гуля.

- Ну, вот и хорошо,- почти ласково произнёс Мансур.- Теперь ты пойдёшь в Управу?

- Да... да, но не сегодня... Я не могу... мне надо немного успокоиться.

- Сегодня и не надо,- Мансур поднял руку и взглянул на блеснувшие золотом, явно очень дорогие часы,- сегодня уже поздно. Теперь из-за тебя нам придётся организовывать новую встречу, собирать всех нужных людей. Ай, яй яй, нехорошо получилось. Но мы добрые, мы тебя простим и даже не оштрафуем. Цени. И чтобы в следующий раз не получилось как сегодня, мы сами тебя отвезём. И не вздумай куда-нибудь свалить, или спрятаться - на дне моря найдём, и тебя и детей твоих. А ты ведь хочешь, чтобы твои дети выросли здоровыми, чтобы родили тебе внуков,- и опять дикий хохот Ахмета заполнил всё сознание Гули...

7

Только с утра следующего дня Гуля обрела способность действовать с присущей ей энергией. Фактически бросив магазин на Фатиму, она созвонилась с братом и тут же поехала к нему и всё без утайки рассказала. Брат буквально сгорбился за столом, за которым сидел. Он, вроде, сначала хотел отругать сестру, но взглянув на неё понял, что этого сейчас совсем не требуется.

- Что же делать будем... может подключить всех кого можно, собрать деньги и откупиться?- с отчаянием спросила Гуля.

Брат отрицательно покачал головой:

- От них в такой ситуации не откупишься. Им нужно это помещение, и чтобы оно числилось не за ними. Ты на крючке.

- Тогда выход один... соскочить с крючка - бежать,- решительно произнесла Гуля.

Брат минуты две-три сосредоточенно думал.

- Да, для тебя сейчас прежде всего надо детей отсюда вывезти, и как можно быстрее. В Баку вы будете в безопасности, там, слава Аллаху, не чеченцы хозяева, там они азербайджанскую семью тронуть не посмеют, иначе все их легальные и нелегальные госпиталя и базы в Азербайджане сразу позакрывают, Баку не Москва... Тебе надо срочно приготовиться к отъезду.

- Я... я уже. Вот я документы все тебе привезла, магазин на тебя переписала, у нотариуса только заверим и всё. Как стемнеет, подъезжай за нами, в аэропорт отвезёшь, билеты я уже заказала. Ты магазин продай как можно скорее и личные дела Азиза и Зули потом из школы забери и нам перешли,- Гуля говорила в общем спокойно, её глаза были сухи, все слёзы она выплакала ещё ночью, когда пришла к столь нелёгкому решению.

По пути назад хотелось завыть от нечеловеческой тоски. Столько лет, столько сил потрачено... и вот итог, всё напрасно. Потом тоска сменилась злостью... на этот проклятый город, на эту проклятую страну, на этих людей, их правителей, которые создали прорву оружия, тысячи ракет с ядерными боеголовками, танков, самолётов... Зачем всё это оружие, если оно не защищает их жён и детей, которые даже у себя дома не могут чувствовать себя настоящими хозяевами… не может защитить от обыкновенных бандитов, причём не столько от своих, а в ещё большей степени от чужих. И вообще есть ли здесь вообще какие-то хозяева, какой-то закон. Но, слава Аллаху, уже завтра она будет на родине, и хоть там нельзя столько заработать, но там ясно кто хозяин, и хоть одна нация чувствует себя более или менее комфортно, её нация.

Гуля бежала в свою квартиру-общагу, готовиться к срочному отъезду, бежала мимо закрытой железной двери бывшего магазина тамбовцев, мимо калитки в школьном дворе... символов её побед... пирровых побед.