Память может быть самым болезненным наказанием, и ментат обречен переживать все воспоминания с ясностью непосредственного опыта.
Гилберт закрыл дверь своего кабинета, достал из кармана старомодный ригельный ключ и запер дверь на замок. С удовлетворением услышал щелчок… но это была только показная мера безопасности. О современной системе безопасности его кабинета никто в школе не знал.
Директор просил не мешать ему, но все равно окружил дверь статическим полем, задвинул дополнительные засовы, сделал непрозрачными окна, выходящие на болота, и активировал излучатели белого шума, шифраторы и блокировку звуковых сигналов, чтобы обезопасить себя от самых сложных подслушивающих устройств.
Нелепо было думать, что Манфорд Торондо, проклинающий все и всяческие технологии, кроме средневековых инструментов, станет использовать сложное современное оборудование, но вождь батлерианцев был человеком противоречивым, с этикой, адаптирующейся к ситуации, и условной моралью. Хотя Манфорд выступал против огромной транспортной империи Джозефа Венпорта, он путешествовал по империи на современных кораблях, свертывающих пространство, считая космические путешествия необходимым злом, с помощью которого он передавал свои важные послания. Его последователи использовали передовое оружие, чтобы уничтожить гигантские верфи Венпорта на Тонарисе, и он заставил Гилберта помогать ему во время этой операции. Манфорд был достаточно умен, чтобы видеть противоречивость своей позиции, но так одержим, что его это не волновало.
Сейчас Гилберт не хотел рисковать. Только убедившись, что в кабинете ему ничто не угрожает – он добивался этого физическими преградами и технологическими приемами, которым научился, когда жил среди мыслящих машин, – он почувствовал себя в безопасности.
Глубоко вдохнув, он при помощи шифра открыл фальшивую стену, чтобы отключить другую систему безопасности. И извлек самый опасный мозг в известной ему вселенной – сферу памяти независимого робота Эразма, поработителя и палача миллионов людей.
Учителя и друга Гилберта.
Сфера с погруженными в гель схемами источала слабое голубое сияние благодаря внутренним источникам энергии.
– Я ждал тебя, сын мой. – Голос Эразма даже из колонок звучал тихо. – Мне скучно.
– С помощью своих шпионских глазков ты можешь исследовать всю школу, отец. Я знаю, ты следишь за каждым учеником и за каждым разговором.
– Но предпочитаю беседовать с тобой.
Когда-то давно, на Коррине, Эразм содержал людей-рабов как подопытный материал, он исследовал миллионы их, пытал, наблюдая, – и Гилберту это было безразлично. В те дни Гилберт представлял собой особый случай – свирепый, невежественный молодой человек, едва способный говорить. Омниус, компьютерный сверхмозг, бросил Эразму вызов: предложил показать человеческий потенциал, и путем упорнейшего и неотступного воспитания любопытный робот сумел превратить безымянного мальчишку в образцовый экземпляр человека.
Это навсегда изменило Гилберта, превратило его в того, кем он был сегодня; он знал, что это изменило и Эразма.
Во время битвы при Коррине Омниус поместил Гилберта вместе с другими людьми-заложниками в орбитальные контейнеры-ловушки. Если бы Армия джихада открыла огонь по крепости машин, многие тысячи ни в чем не повинных заложников погибли бы. Не способный перенести, что его драгоценному подопечному грозит такой риск, Эразм сделал машины уязвимыми, лишь бы спасти жизнь одному человеку – абсолютно нерациональное решение. Решение, продиктованное страстью? Даже Гилберт не до конца понимал причины действий робота, но был искренне предан любимому учителю.
И в свою очередь спас Эразма. Когда планету машин захватила Армия джихада, Гилберт спрятал сферу памяти, которая, собственно, и была Эразмом. В отчаянии использовав все свои человеческие умения, Гилберт вместе с группой сочувствующих машинам смог смешаться с другими беженцами.
И теперь, больше восьмидесяти лет спустя, Гилберт создал для себя совершенно новую жизнь, состряпал иную историю и никогда не рассказывал о прошлом.
– Когда ты позволишь мне провести эксперимент с Анной Коррино? – настаивал Эразм. – Она мне интересна.
– Разве тебе мало экспериментов на людях? Ты хвастал этим – сотни и тысячи субъектов.
– Но у меня никогда не было такого интересного объекта, как эта молодая женщина. Ее мозг похож на неразрешимую головоломку, и я должен с ней разобраться.
– Однажды ты сказал, что я твой самый интересный объект, – насмешливо заметил Гилберт. – Я тебе больше не интересен?
Робот помолчал, словно задумался.
– Ты ревнуешь из-за моего интереса к ней? Расскажи подробнее о том, что ты чувствуешь.
– Я не ревную – просто защищаю ее. Под моим присмотром Анна Коррино должна быть в полной безопасности. Если с ней что-нибудь случится, на школу ментатов обрушится гнев императора. К тому же я хорошо знаком с твоими экспериментами, отец. Очень большой процент объектов у тебя не выживал.
Он подошел к декоративному столику рядом с креслом, в котором любил читать, расставил фигуры для их обычной игры в пирамидальные шахматы.
– Обещаю быть осторожным, – настаивал робот.
– Нет. Я не могу подвергнуть опасности сестру императора. Я и без того рисковал, когда учил студентов твоим приемам так, чтобы меня не заподозрили в сочувствии машинам.
Робот был разговорчивее, чем обычно.
– Да. Я вижу растущую тень подозрения. Твои неловкие попытки выглядеть старше становятся все менее убедительными, а лет тебе все больше. Ты сам понимаешь, что придет время оставить эту школу. Тебе нужны новая личность, новая жизнь. Мы должны покинуть Лампадас – здесь уже чересчур опасно.
– Знаю…
Гилберт печально посмотрел на сферу, казавшуюся такой маленькой и хрупкой, такой бессильной по сравнению с величественным роботом, который некогда правил Коррином и расхаживал в великолепных одеяниях.
Эразм настаивал.
– Ты должен найти мне тело другого робота. Лучше, чем в прошлый раз. Мне снова нужна свобода передвижения, чтобы защищаться… чтобы я мог исследовать и учиться. В этом смысл моего существования.
Гилберт сел за шахматы и сделал первый ход, зная, что Эразм смотрит на него через шпионские глазки.
– У меня нет роботов, с которыми можно было бы работать. Батлерианцы заставили меня уничтожить все учебные образцы. Ты ведь знаешь это, сам видел.
– Да, видел. А ты как будто наслаждался этим погромом.
– Это была тщательно подготовленная видимость, чтобы обмануть Манфорда Торондо и его последователей. Не дуйся.
– Может, тебе принять больше учеников-тлейлаксов. Они сумеют создать синтетическое тело для моей сферы памяти. Это было бы интересно.
Гилберт тихо сказал:
– Я хочу помочь тебе, отец, в благодарность за все, что ты мне дал. Но сейчас нам нужно быть еще осторожнее. В свете новостей, которые я сегодня узнал, опасность значительно возросла.
Он знал, что робот соблазнится.
– Каких новостей? Я слушал все разговоры учеников и преподавателей.
– Я не сообщал об этом ученикам и наставникам, но слухи все равно скоро разойдутся. – Он подождал, пока Эразм покажет свой ход, потом послушно передвинул фигуру. – В укрытии нашли одного старика, сторонника машин, бывшего управляющего загонами с рабами, по имени Хорус Ракка.
– Я его помню, – сказал Эразм. – Хороший служащий, умел содержать рабов в порядке. Конечно, убил многих, но не больше других надзирателей.
– Так вот, оказалось, что ему удалось уйти с Коррина, как и нам. Известный Хорус Ракка сменил имя и жил новой жизнью в изгнании, все время притворяясь кем-то другим.
– Коррин был взят восемьдесят четыре стандартных года назад, – сказал Эразм. – У меня нет данных о продолжительности жизни людей – помощников машин, но Ракка наверняка старше лет на тридцать, не меньше. Сейчас он, должно быть, очень стар.
– Да, был стар, когда батлерианцы его нашли, – стар и слаб. Тем не менее они его казнили, публично сожгли живьем. Это открытие только разожгло пыл батлерианцев, они продолжат охоту. Пока не найдут последнего «апологета машин». И этим последним могу стать я.
Голос Эразма стал тревожным.
– Не позволяй им найти тебя – или меня.
– Хорус Ракка жил незаметно. Никто не обращал на него внимания – и все равно его обнаружили. Я, напротив, стал известен, и всегда существует риск, что кто-нибудь меня узнает. Когда-то я мог бы счастливо жить в безвестности, но теперь поздно.
Эразма эта мысль оскорбила.
– Я создавал тебя не для того, чтобы ты скрывал свой потенциал. Ты создан для величия. Таким я тебя сделал.
– Я это понимаю и поэтому пошел по указанному тобой пути. Я основал великую школу и учил людей организовывать свое мышление, как это делают машины, – это наследие я делю с тобой. Со всей той заботой, советами и вниманием, с какими ты обращался со мной, точно с сыном, показывая свою любовь ко мне.
Робота это позабавило.
– Возможно, тебе это казалось любовью, но я способен был испытывать лишь нечто весьма отдаленно напоминавшее это чувство. Я по-прежнему очень многого не понимаю в человеческой любви, в чувствах отца или матери к ребенку и в ответном чувстве ребенка к родителям. Возможно, я никогда этого не пойму. Потому что не могу быть биологическим отцом ребенка со всеми эмоциональными связями, которые при этом возникают.
Отведя взгляд от фигур, которые теперь не интересовали игроков, Гилберт отвернулся от сферы памяти; его сознание ушло далеко, он впал в транс ментата.
Внутри тщательно организованных отделов своего мозга директор школы создал особое личное святилище. Он называл его «сейфом памяти»; тут он хранил воспоминания ранних лет жизни, когда свободным сбежал с Коррина.
Первые двадцать лет свободы Гилберт жил под вымышленным именем, убеждая себя, что он как все. Выглядел он здоровым молодым человеком лет тридцати и за своим телом ухаживал, словно за сложной машиной, так же как за своим мозгом. Он перебрался на далекую планету Лектейр и решил стать фермером. Для начала он нанялся в работники и вскоре понял, что на практике сельское хозяйство очень отличается от теории, которую он изучил.
Теперь, заглядывая в свой «сейф памяти», Гилберт заново переживал время, проведенное с семьей фермера, вспоминал соседей, летние праздники и пиры в честь сбора урожая, зимние молитвы и весенние торжества. Тогда Гилберт впервые взаимодействовал с обществом людей. Он изучал жителей Лектейра, учился у них и подражал им. Вскоре жизнь среди людей вошла у него в привычку, и он обнаружил, что ему нравятся соседи и социальное взаимодействие.
Это его удивило – Эразм всегда утверждал, что свободные люди нецивилизованны и неорганизованны, и ведут жалкую жизнь. И вопреки стараниям учителя, он находил эту жизнь привлекательной.
Гилберт провел с этими людьми семь лет, работал на фермах, жил мирно. Продолжая прятать сферу памяти робота – и готовый убить всякого, кто ее обнаружит, – он вписался в эту жизнь. Он встретил молодую женщину по имени Джевелия и открыл для себя любовь – то, чему Эразм не мог его научить. Тут ему приходилось учиться самостоятельно.
И еще он узнал сердечную боль. Джевелия любила Гилберта, но вышла замуж за другого, и он с разбитым сердцем пытался это осознать. Его тайный учитель-робот мог предложить только один способ – устранить соперника. Гилберт недостаточно хорошо понимал свои чувства, но независимый робот понимал в этом еще меньше.
Гилберт сохранил воспоминания о Джевелии, обо всех их разговорах, обо всех минутах, которые они провели вместе, о каждом нежном поцелуе и объятии – этот опыт стал его бесценным сокровищем.
Гилберт покинул Лектейр и начал осуществлять грандиозную мечту робота – создавать школу, которая незаметно станет обучать технологии мыслящих машин. Эразм также уговорил его использовать подлинное имя, Гилберт Альбанс, которое на Коррине знали, но давным-давно забыли…
Хорус Ракка точно так же пытался укрыться в незаметной жизни, а потом его обнаружили и казнили. Но Гилберт давно не старался казаться обычным человеком, приняв великую миссию, к которой его готовил Эразм.
Теперь, выйдя из своего «сейфа памяти», он обнаружил, что Эразм все еще говорит, не замечая красноречивых признаков того, что его воспитанник погрузился в транс ментата.
– Ты должен разработать план бегства, – говорил робот, – чтобы, если возникнет опасность, мы могли покинуть Лампадас. Само наше существование может зависеть от этого.
Гилберт сориентировался в настоящем.
– В ангаре школы у меня стоит личный флайер. При необходимости я могу улететь.
Робот помолчал.
– Улетая, мы должны будем взять с собой Анну Коррино.
– Я все равно не позволю тебе ставить над ней опыты.
– Но я буду внимательно наблюдать за ней.
Кто-то позвонил в дверь, хотя Гилберт распорядился, чтобы его ни в коем случае не беспокоили. Он мгновенно спрятал сферу памяти и задвинул на место книжный шкаф. Включил селектор, но дверь не открыл.
– Я просил не мешать мне.
За дверью была Элис Кэрролл, из батлерианцев, – ее Гилберту пришлось принять в школу, чтобы сохранить расположение Манфорда.
– Пришел вызов, директор. Вам надо немедленно лететь.
Элис была очень резка; что еще хуже, она этого не понимала или ей было все равно.
– Вызывает император?
Гилберт отключил охранную систему, потом своим старинным ключом отпер дверь.
Перед ним стояла Элис.
– Вождь Торондо приказывает вам немедленно явиться к нему. – Имя Манфорда она произнесла так, словно он несравненно выше императора. И Гилберт понял, что для нее это именно так.
С вымученной вежливой улыбкой директор школы сказал:
– Вылечу, как только смогу.
– Немедленно! – повторила она.