Глава следующая

Break, wicket wicket, фруттт, чуаш фруит фру-ут, тсс т т тест, т т тт т тт, тэм; чит, тэтэм чит;, тэм;, чит, теэтеэ чит; тэм; чит, тэтэм чит; тэм; чит, тэтэм чит; тэм;, тэм чит, тэтэм чит; wicked wicked, фруттт, чуаш фрууит, штуэфруитттт т т чи тах та тем.[45]


Меня вызывают в кабинет покойного Пишу, где я нос к носу сталкиваюсь с его сыном Франсуа. Я знаю, что он меня недолюбливает, потому что я родился в семьдесят шестом. Открыв дверь кабинета, я чувствую, как резкий запах сигары проникает в мои нежные легкие. Франсуа Пишу напротив меня: в клюве большущая сигара. Шляпа, как у шоколадного ковбоя.

– Входите, дружище, садитесь сюда, пожалуйста.

– Спасибо.

– Ну?

– Да?

– Все нормально, Жанн?

– Да.

– Что нового?

– Абсолютно ничего. У меня все хорошо. Спасибо.

– Как жизнь, нормально?

– Нормально.

– Как с девушками, нормально?

– Нормально.

– Как семья, нормально?

– Нормально.

– А здоровье?

– Нормально.

– С погодой нормально?

– Нормально.

– Пьер Перре, нормально?

– Нормально.

– Капиталистическое общество – нормально?

– Нормально.

– Сэндвич с ветчиной – нормально?

– Нормально.

– Все нормально?

– Нормально.

– Сигару?

– С удовольствием.

– Вы знаете… Я вам очень симпатизирую, Жанн, хоть я и не гей.

– Не вижу связи.

– Вы знаете… мы оба существа чувствительные, очень обаятельные и продвинутые. Поэтому мой отец и взял вас на работу. Он считал вас, как бы это сказать… умным человеком.

– Будьте лаконичнее, прошу вас.

– Жанн. Я могу называть вас Жанн? Ужасная смерть моего отца тронула всех нас до глубины души, и я хочу, чтобы полиция как можно быстрее нашла убийц, напавших на этого безупречного человека. Мой отец отдал всю жизнь «Кокосу», и это в ущерб своей семье и своему великолепному саду. Сегодня ему исполнилось бы 22 года. Печально. Согласно завещанию, мы получили доступ к его личным счетам. Экономическая ситуация с бизнесом весьма плачевна. Мы связались с некоторыми людьми, которые могли бы оживить динамику бизнеса после этого драматического испытания, но на данный момент их имена должны оставаться в тайне. Вы понимаете…

– Мне говорили, что вы связывались с Кэти Гетта.[46]

– Я вижу, новости расходятся быстро. Все равно это мало что меняет.

– Сделка уже подписана?

– Нет, есть еще два или три варианта, но мы-то знаем, что здесь нужна сильная личность… Скажем, кто-нибудь из знаменитостей. Мы думали о Паскале Ольмета.[47]

– А если нет?

– Ну… еще ничего не решено окончательно, но… Скажем так, после смены владельца произойдет смена команды. Я просто хотел вас предупредить. Поймите меня, Жанн, я…

– Это все?

– Не злитесь, Жанн. Мы не можем иначе.


Я поднимаюсь, открываю дверь и хлопаю ею изо всех сил. Деррик сидит на диване цвета бордо. Я поднимаю его, взяв за плечо, затем подвожу к свободному столику со свечами.


Дышать невозможно: воздух стал липким и по цвету напоминает меркурохром. Я делаю Джефу знак и заказываю два джин-тоника. Смотрю на Деррика: его глаза выпучены, как два бильярдных шара.


– Деррик!

– Попробуй каракатицу по-нумейски!

– Ты что, наркоты наглотался?

– Нет.

(За спиной раздается чей-то смех.)

– А что это с ним?

– Успокойся, Деррик, успокойся…

– Кстати, у тебя есть новости от Бен Ладена?

– Нет, не особо.

– У меня, наверное, блохи. Чешется везде.

– Послушай меня, пожалуйста. Мне нужно сказать тебе важную вещь.

– Я хочу пить.

– Сейчас. Вот, смотри… Джеф, спасибо большое, дружище.

– Спасибо, Зэф.

– Нас собираются погнать отсюда, Деррик. Франсуа Пишу только что сказал мне, что они продают заведение и меняют команду – это так, в общих чертах. Не вдаваясь в подробности.

– Е-мое!

– Он ничего не может поделать, бедняга.

– И мы позволим вытереть об себя ноги и никак не отреагируем!

– Кстати, мне сегодня звонили одни типы. – Ну и?

– Они назначили встречу на завтра в 13-м округе.

– Чего они хотят?

– Не знаю. Они все поразбивали у меня дома. – А…

– Я хочу доверить тебе одну тайну. Но это должно остаться между нами.

– Давай.

– Я знаю место, где Роже Пишу прятал деньги. Там же, наверное, лежат и драгоценности, и суп в пакетиках.

– И зачем ты мне все это рассказываешь?

– Нам придется потянуть оттуда немного, совсем чуть-чуть. Чтобы мы могли купить машину.

– А может, лучше сходить в бассейн помыться?

– Это даст нам немного карманных денег…

– Не знаю. Мне надо подумать, я скажу тебе завтра.

– Я говорил тебе, что один приятель – вышибала из «Жиголо» – как-то рассказывал, что он беседовал с компанией арабов? И угадай: что сказал ему один из этих ребят?

– Ну, давай.

– Прикинь, перед тем как войти в кабак, они надевают кипу.

– Прикольно.

– Еще бы.

– А мне сегодня ночью снилась девчонка. Помнишь, я тебе о ней рассказывал – Мария-Луиза? Вот это была порнуха: она себя везде трогала, а я смотрел и все такое. И во сне у меня было извержение, как у игуаны. Представляешь? Струя все никак не останавливается. Потом в какой-то момент девчонка берет сперму пальцами, а там… На самом деле… сперма… это была моя пуповина.

– Какая мерзость.

– Чего? Прикольно…

– Сколько времени ты не трахался?

– Лет двенадцать, а что?

– Выслушай меня.

– Слушаю.

– Сейчас ведем себя так, как будто нам весело. Ты следишь за моей мыслью?

– Все в порядке.

– Когда навалит толпа и начнется суета, мы перейдем ко второму этапу, а пока – твое здоровье!

– Твое здоровье!


Мы поднимаемся и проскальзываем в просторный зал «Кокосового Ореха», этого дорогого «кокоса», который я вижу, быть может, в последний раз. Кое-где еще виднеется пустое пространство, но вечер обещает быть удачным. Программа безупречна, ожидается забойный сюрприз: проездом и только один вечер – немецкий DJ Сэм Зануда.


Толпа девчонок уже прилипла к VIP-проходу, подстерегая малейший признак его появления, но он еще не приехал – он ужинает в ресторане «Кост» с Жаном Рошфором.[48]

Он и не должен быть здесь раньше полуночи или часа ночи. Но девочки уже на местах, и для нас это совсем неплохо, ведь нам так не хватает ласки.

– У меня есть идея.

– Не может быть!

– А не поискать ли нам красивых телок?

– Даже не знаю.

– Следи за мной, это несложно.


(Я хочу сказать, что мне разонравился Жанн, и я, наверное, вычеркну все реплики, сказанные им в этой книге.)


Я замечаю двух красоток во флуоресцентных юбках, позирующих моему корешу Бенжамену. Целую его в плечо и обращаюсь к этим двум созданиям:

– Не найдется ли у кого-нибудь маракасов?

Они озадаченно смотрят друг на друга.

– Не найдется ли у кого-нибудь маракасов?

– Придурок какой-то! – прыскает одна из них.

– Настоящий придурок, – подхватывает другая.

– Я могу угостить вас пастисом?[49]

– А ты можешь угостить нас чем-нибудь более сексуальным?

– Все в порядке, Бенжамен?

– Что будем пить?

– Шампанское! – кричат девчонки.

– Ну, значит, шампанское. И один пастис, Джеф!


Деррик сует мне в руку таблетку, и я кладу ее на язык: это кислота[50] со вкусом Suze. И перед тем как проглотить ее с остатками своего напитка, я бросаю на стакан скептический взгляд. На подходе бутылка шампанского и пастис, и я расплачиваюсь синей Visa своего отца. Замечаю, что народа в зале заметно прибавилось, если только это не первые глюки, и подталкиваю нашу компанию в более спокойное местечко.

Бенжуй, смеясь, взбалтывает шампанское. Я опять вспоминаю о Лизе и тут же хватаюсь за мобильник: на нем три сообщения. Невзирая на шум, я прослушиваю автоответчик:

«– Добрый день. Инспектор Кольмар. Послушайте, в четверг вечером у Ивона Ламбера открывается вернисаж Бертрана Лавье. Я хотел узнать, не планируете ли вы его посетить. Это все. Свяжемся позже. И главное: не качайте пресс по выходным.


– Это Лиза, я вернулась в Париж. Вижу, ты фильтруешь звонки, жаль…


– Это опять Лиза. Уже 23:00, и я тебе перезваниваю, чтобы сказать: я проездом в Париже. Завтра отправляюсь в Милан. Если хочешь меня видеть, то прямо сейчас!»


Я обращаю внимание на то, что все вокруг начинает деформироваться, а когда я говорю, слова выходят размытыми, словно набранные черной типографской краской, и рассеиваются между людьми. Музыка становится большой шелковой лентой цвета фуксии. Собираю мысли руками, потом делаю из них плотный шарик и кладу его под мышку – только так я могу сконцентрироваться на том, что буду говорить девчонкам:


– Девочки, мне нужно вас кое о чем попросить. Тут есть один приятель: горбатится на работе, не переставая. Он скромняга, всю ночь сидит в кабинете, пока мы здесь дурака валяем. Вы бы сходили к нему в гости, развеселили бы его, что скажете?

– Ты принимаешь нас за шлюх?

– Я же не прошу вас спать с ним. Я прошу просто поразвлекать его минут пятнадцать. Это совсем не одно и то же. Ну пусть будет десять минут, пока мы сходим за колесами.

– Ну ладно, только для тебя!

Эти две лапочки подходят к Франсуа Пишу, а он даже не сопротивляется своему счастью. Когда они отходят достаточно далеко от нас, мы бежим в его кабинет.

– Отключи свой мобильник, Жанн, – шепчет мне Деррик.

– Угу.

– Там ни черта не видно.

– Не дрейфь, я знаю эту комнату как свои пять пальцев. Что с тобой?

– Кажется, я наложил в штаны.

– Стань у двери и следи за передвижениями. А я займусь остальным.

– Понял.


Я ощупью пробираюсь к книжному шкафу, который стоит за большим деревянным письменным столом. Мои руки касаются первой книги, и я узнаю ее в потемках: это «Месть газона» Ришара Бротигана. Потом по порядку я угадываю: «За пределами мозга» Станислава Грофа, «Веселая космология» Алана В. Уоттса, «Эстетика» Гегеля, «Падение» Камю, «Ученые женщины» Мольера, «Искусство черной Африки» Жана Лода, «Эстетика отношений» Никола Буррьо, «Если это человек» Примо Леви, «История города Бога: римские новеллы и хроники (1950–1956)» Пьера Паоло Пазолини, «Рассыпанные рифмы» Роберта Мюзи, «Искусство романа» Милана Кундера, «Дорога из Лос-Анджелеса» Джона Фанта, «Женщины» Чарльза Буковски, «Элементарные частицы» Мишеля Уэльбека, «Медитация в Париже» Джека Керуака, «Театр и его двойник» Антонена Арто, «Жюстина, или Злоключения добродетели» Сада, «Кровосмешение» Кристианы Анго, «Улисс» Джеймса Джойса (так и не смог дочитать его – 1135 страниц), «В ожидании Годо» Сэмюэля Беккета (читал десять или двенадцать раз – 135 страниц), «Легенды осени» Джима Харрисона, «Отчет Броди» Боржа, «Идею форм I и II» Элии Фор, «А потом всех уродов убрать» Бориса Виана, «Диалоги» Жиля Делеза с Клер Парне, «Слова» Жана-Поля Сартра, «Детство» Натали Саррот, «Голубое небо» Жоржа Батая, «Поэтическое искусство» Альваро де Кампоса, Фернандо Пессоа, «Одномерный человека» Герберта Маркузе, «Влюбленный дьявол» Казотта, «Король умирает» Эжена Ионеско, «Полон жизни» Джона Фанта, «Метаморфозы круга» Джорджа Мингуса, «Смех» Анри Бергсона, «Колосс Маруссийский» Анри Мийе, «Где-то в незавершенности» Янкелевича и Берловица, «Марковалдо» Итало Кальвино, «Так говорил Заратустра» Ницше, «Король фей» Марка Шолоденко, «Мудрость Китая» X. ван Праага, «Сомнительная авантюра» Шейка Хамиду Кана, «Неведомый шедевр» Бальзака, «Сквер» Маргерит Дюрас, «Безумство дня» Мориса Бланшо, «Порнография» Витольда Гомбровича – и наконец прикасаюсь к корешку книги, которую ищу вот уже несколько поколений, – «Истоки» Томаса Бернара.


Я тяну произведение на себя, открываю его посередине. К странице 38 скотчем приклеен ключ. Осторожно отрываю его и подхожу к большой раме с репродукцией работы немецкого фотографа Андреаса Гурски. Прямо за фотографией спрятан сейф. Мне не приходится прилагать большие усилия, чтобы его открыть, и я вытаскиваю льняную сумку, какими пользуются на почте, затем знаком показываю Деррику, что надо срочно отсюда убираться. Он в последний раз выглядывает в коридор, убеждаясь, что дорога свободна, и мы торопливо уходим из «Кокоса».


На улице Деррик выглядит взволнованным. В конце концов он дает себе волю:

– На фиг ты это сделал?

– Для прикола.

– А что в сумке?

– У нас нет времени, сматываемся отсюда.

– А может, там ничего нет?

– Потом посмотрим.

– Ладно.

– Извини, секунду. Я сделаю один звонок.


Я включаю свой мобильник и звоню Лизе. Раздаются длинные гудки.

– Да?

– Лиза?

– А тебе кто нужен?

– Это Жанн Масс.

– О, не рано ли?

– Ты права.

– Что ты делаешь?

– Послушай, я подумал, что мы могли бы заняться любовью. Было бы здорово.

– У тебя двадцать минут, чтобы добраться до меня.

– Еду.

– А я могу прийти? – спрашивает Деррик.

– Извини. Тебе надо сходить к психоаналитику.

– А что мне делать сегодня?

– Ну, я не знаю. Ты можешь вернуться к остальным.

– Я их не люблю.

– Слушай… Сейчас два часа ночи. Встречаемся завтра в полдень в «Мистрале», там подумаем, как быть. Попробуй выспаться, день будет напряжный.

– Да-да. Иди, развлекайся. Эгоист! А деньги? Ты их забираешь? И мы не делимся?

– Ты дурак, что ли?


Оборачиваясь, я испытываю новое, неожиданное ощущение. И буквально через долю секунды:

– Отдай мне сумку, Жанн!

Деррик целится в меня из крупного калибра.

– Да ты что?

– Отдай мне сумку!

– Положи пушку, и я отдам тебе сумку.

– Не коси под придурка, Жанн, я тебя попросил: отдай мне сумку! Сейчас же! Это приказ!

– Что это значит?

– Я считаю до десяти. Отдай мне сумку!

– Ну ты же не выстрелишь в меня! Не будешь же ты стрелять в лучшего друга?

– Берегись, Жанн! Я бываю очень опасен, если меня довести до крайности.

– Да что с тобой происходит?

– Ты всегда смотришь свысока, я больше не хочу терпеть такое отношение.

– Перестань, Деррик, хватит уже!

– Не подходи!!!


Раздается первый выстрел, и мою руку пронзает острый холод, который выходит сзади, из мягких тканей, выпуская фонтан липкой жидкости. Я смотрю, как струя растекается по дороге и дюжина детишек затевает хоровод посреди алой лужи.

В какой-то момент меня посещает мысль, что у крови неопределенный цвет. Потом опять звонит мой мобильник, и, несмотря на настороженность Деррика, я решаю ответить.

– Да?

– Господин Перуз?

– Нет.

– Я попал не к господину Перузу?

– Нет, вы ошиблись.

– Это 06-48-95-43-22?

– Да, но это номер не господина Перуза.

– Тысячу извинений!

– Ничего страшного, всего хорошего!

– Всего хорошего!


Деррик не сдвинулся ни на йоту, его лоб покрылся обильным потом.

– Что я говорил?

– Ты говорил не подходить… А потом ты в меня выстрелил, предатель.

– И правильно сделал.

– Тебе все еще нужна сумка?

– Да, дай мне, пожалуйста, сумку.

– Я тебе ее не отдам, потому что ты сделал мне больно.

– У тебя ничего нет. Я стрелял мимо.

Я чувствую, что Деррик собирается сделать большущую глупость. Тогда, чтобы ослепить его, я бросаю ему прямо в лицо киви, но фрукт пролетает справа от его уха, и я уже жалею о своей несдержанности, глядя, как на его лице появляется выражение жестокости, даже садизма.


Перед глазами с невероятной скоростью проносится вся моя жизнь.

Впервые я занялся любовью в три года, с Мюрьель, первая сигарета была в пять лет, первая пьянка – в восемь, первая overdose – в десять. Потом я вспоминаю Джона, мусорщика, который в сентябре восемьдесят девятого убил дофина в пижаме. Я вижу перед глазами Поля, сдирающего кожу с Майка Брандта[51] – просто так, ради забавы. Я закрываю глаза и считаю. Один, два, три… А потом слышу звон стекла, разбитого об чью-то голову, и как тело весом 102 кг падает на мокрую мостовую.

Открыв глаза, я вижу распростертого на земле Деррика (он без сознания), а за ним – Бенжамена с разбитой бутылкой из-под шампанского в руках.

Бенжуй бросается ко мне и помогает подняться. Он спрашивает, как я, и, естественно, я отвечаю: зашибись, это самый прекрасный день в моей жизни (он прикольный чувак), и я бы остался здесь еще на недельку-другую, но нужно пахать, пахать и еще раз пахать, жизнь состоит не только из отпуска – нужно кормить семью и думать о будущем детей. Потом я рассказываю ему о Бретани, о пляжах с мягким, как абрикос, песком. Еще я рассказываю ему о сверхъестественном свете леса Броселианд, но он говорит, что ему на это плевать и надо отвезти меня в больницу.


– Я не пойду в больницу!

– Ты истекаешь кровью!

– Плевать, в больницу я не пойду, ясно? Отвези меня к Лизе, я лучше полечусь там.

– А ты уверен, что у нее есть антисептики?

– Позвони, спроси. Я не знаю.

– Алло, Лиза? Да, это Бенжамен. Я только хочу узнать, есть ли у тебя антисептики?

– Что она говорит?

– Она спрашивает – зачем?

– Скажи ей, что я порезался листом А4-го формата, что ничего, мол, страшного.

– Он говорит, что врезался головой в дверь, и поэтому мы опаздываем на матч. Она спрашивает, почему я тоже еду к ней.

– Скажи ей, что отвозишь меня на мотоцикле.

– Я отвожу его на мотоцикле.

– Все, теперь отключайся.

– Извини, я должен отключиться.

– Ты клеишь мою девушку или как?

– Она рассказывала мне о своей поездке в Нью-Йорк. Там она виделась с Джорджем Майклом. Она не знала, что он родился на Кипре.


В тот момент, когда мы покидаем парковку «Кокоса», я говорю себе, что здесь что-то не сходится, и дело совсем не в Джордже Майкле. Смотрю на часы, они показывают 23:41, и я настаиваю, чтобы Бенжамен поднажал, если мы не хотим пропустить ночной выпуск новостей.

Он пару раз выезжает на встречную, но, тем не менее, мы добираемся до подъезда Лизы целыми и невредимыми.


Набирая код, я замечаю, что за нами тянутся следы моей крови. Наверное, думаю я, след остался по всему пути, и это напоминает мне историю Мальчика-с-пальчик. Очень трогательно.

С трудом взбираемся на пятый этаж. Вот мы наконец у двери Лизы. Она открывает нам дверь в одних трусиках, в зубах зажата зубная щетка – и слава богу. Я говорю ей, что люблю ее, страстно целую, а Бенжамен ведет меня в ванную. Он находит пресловутый антисептик и сразу же прикладывает его к моей мерзкой ране. Я чувствую, как из моих глаз выступают слезинки. Смотрю в потолок, как будто кто-то сверху может прийти мне на помощь, а боль очень сильная – чувствую, что где-то на уровне желудка зарождается и подступает к горлу, проходя через трахею, крик.

Когда звук в конце концов вырывается у меня изо рта, он пронзает хрупкие барабанные перепонки моего ангела-хранителя. Ангел-хранитель растерянно пялится на меня.

– Тебе легче?

– Колет!

– Я ничего не слышу.

– Я не мог сдержаться.

– Все, кровь больше не идет. Думаю, ты выкарабкаешься.

– Новости! Быстро! Помоги мне!


Мы направляемся в гостиную к Лизе. Она забила себе косяк и смотрит «Хутор знаменитостей».[52]

Я бросаюсь к пульту и переключаю на второй канал. Узнаю физиономию диктора, и это меня утешает.


Мы быстро проходимся по событиям дня, и Давид Молль переходит на особый тон:

«Сегодня в 18:30 на Гар дю Нор[53] были задержаны лица, подозреваемые в убийстве хозяина кафе «Кокосовый Орех» Роже Пишу, который был убит во вторник вечером при отягчающих обстоятельствах. Они пытались выехать в Марсель на TGV.[54] Блестяще проявил себя при этом контролер, так как злоумышленники были обнаружены в ходе обычного билетного контроля. Эти пассажиры соответствовали описанию двух плюшевых медведей розового цвета ростом около одного метра восьмидесяти сантиметров, объявленных полицией в розыск. Их отвезли в комиссариат на улице Филипп де Шампань в 13-м округе, где на данный момент они дают показания».

– Я могу переключить на «Хутор»?! – кричит Лиза.

– Это что, шутка?

– Слушай, может, ты все-таки объяснишь, что с тобой приключилось? Что это за кровь? А сумка? Ты почтальон?

– Я вас оставлю, – замечает Бенжамен.

– Нет, останься здесь. Ты спас мне life. Я могу хоть выпить с тобой по рюмочке? Как минимум. К тому же ты еще девственник.

– С чего ты взял?

– В жизни есть не только твой «Хутор»!

– Жанн, с меня хватит!

– Если ты думаешь, что это легко, то… Нужно подумать. Мне нужно сосредоточиться.

– Хорошая новость.

– В меня стрелял Деррик. Представляешь?

– У тебя и вправду мания величия. Откройся навстречу людям…

– Ты слышишь, что я сказал? Деррик стрелял в меня из пистолета! Он хотел меня убить!

– Ты решил разрушить наш союз.

– Я, наверное, пойду, – настаивает Бенжамен.

– Останься, Бенжамен, или я съем твою руку!

– Что это вы задумали вдвоем?

– Что будешь пить, Бенжамен?

– Чай.

– Лиза, я объясню. Ты все поймешь. Мы взяли в «Кокосе» немного деньжат на мелкие расходы.

– Открой сумку!

– Что?

– Сумку, болван!

– А, да. Правильно мыслишь!


И тут полный облом – в сумке практически ничего нет. Мелочевка, две-три сотни евро. И еще несколько почтовых открыток.

Содержание первой открытки.

«Дорогой мой Роже, места здесь лесистые. Обстановка приятная. Отношения между отдыхающими установились доброжелательные, хотя приезжих больше, чем в прошлом году. Царящее здесь спокойствие переключает нас с суеты на улице Вожирар. Но и на этой картине есть тень: солнце нечасто радует нас своим появлением. Вот в прошлый вторник был великолепный летний день, и все с радостью напялили на себя легкую одежду. Но мы слишком рано праздновали победу! Уже в среду пришлось повытаскивать из чемоданов свитера… А потом, как сказал бы Алъбер Симон,[55] облачно, с красивейшими прояснениями… Но мы утешаем себя тем, что нам еще здорово повезло, так как у нас не было проливного дождя, который обрушился на некоторые области. А мы смогли в это время погулять по окрестностям. Но солнца очень не хватает. Поль смог опробовать бассейн, поскольку здешний бассейн закрытый и обогреваемый. Целую тебя. Винни».

Содержание второй открытки.

«Горячий привет из Сен-Жерве. Приятнейшее путешествие и замечательные экскурсии.

Наилучшие пожелания всем-всем нашим. Иветт».

– Браво, Жанн! А сейчас выметайтесь. Убирайтесь! Вон из моего дома! Я больше не хочу вас видеть.

Бенжи не говорит ничего. Он выглядит убитым.

– Пошли, Бенжуй, уходим отсюда!

– А чай?

– Ты же любишь перемены… будет тебе твой чай.

– Что будем делать?

– Поедем на Тибет.


Я целую Лизу, благодарю ее за все – и тут прямо в окно бьет яркий свет, мы безошибочно узнаем звук полицейской сирены. Решаем бежать через крышу. Недолго думая я перепрыгиваю с одного дома на другой (порядка двух с половиной метров), хотя в полете меня посещает молниеносная мысль о смерти.


А Бенжуй высокий, как Давид Дуйе.[56] Такое ощущение, что он перешагивает это пространство, я аплодирую ему в ответ, а потом мы пробираемся на другую лестничную клетку.

Выйдя на улицу, мы нос к носу сталкиваемся с двумя парнями в форме, и они очень удивляются, видя нас живьем. Бенжуй бросается на одного из них, оглушает резким ударом правой, потом завладевает его оружием, которое тут же наставляет на второго мента. Тот поднимает руки. Можно подумать, что Бенжамен занимался этим всю жизнь. Мы бежим к мотоциклу и покидаем это сомнительное место.


Все это время Бернар счастлив. Как ему аплодируют (он тренируется уже два года)! Ты лучший, Бернардо! Ты ведь сам знаешь. Скоро и Патрик сможет так же. (Это чувствуется в его взгляде.) Давай, Бернар! Давай, Бернар! Давай!..


– Бенжуй, нам нужно где-нибудь спрятаться. Ты не знаешь надежного места?

(Я слышу Casta Diva в исполнении Марии Каллас.[57])

– Тогда надо ехать в Планкоет.

– Это где?

– Между Сен-Каст и Коснна-Луаре.

– А точнее?

– В Бретани.

– Ты думаешь, это тот случай?

– И пошутить нельзя?

– Как говорил Марсель Эме,[58] жизнь всегда заканчивается плохо.

– Спасибо, Марсель.

– О, когда речь идет о культуре, ты…

– Я тебе пердну в рыло…

– Если уж нам отныне придется спать вместе, нужно поддерживать друг друга. Напоминаю тебе, что мы теперь опасные преступники: мы украли почтовые открытки и пили шампанское из горла.

– Но я же ничего не делал. Сумку украл ты.

– Да, а ты – сообщник.

– Я тебе только что спас жизнь. Надеюсь, ты не забыл.

– Конечно. Завтра у нас встреча, и нужно поспать, чтобы быть в форме.

– Слышишь?

– Что?

– Каллас.

– Ты опять!

– Я обожаю этот фрагмент. Ты его знаешь, это О mio bambino саго Пуччини. Какая красота, боже мой!

– Да, точно, я слышу. Красиво, но грустно.

– Да уж.

– А с кем у нас завтра встреча?

– С антилопой гну.

– Зачем?

– Завтра увидим.

– Я хочу есть.

– Куда же нам пойти?

– Пойдем к одному приятелю, он живет в трейлере в Венсене. Ночует прямо в лесу, что-то типа художника-импрессиониста. У него точно найдутся для нас пушки.


Мотоцикл «Гуцци» (модель 1000 SP) ныряет в паводок мостовой, где играют тысячи маленьких бежевых светлячков. Бенжуй объявляет мне, что через пятнадцать минут мы будем на месте, только нужно покрепче держаться, я смотрю на спидометр – он показывает сто тридцать километров в час. Я говорю, что не очень люблю скорость. Он не отвечает. Ни одна ментовская машина обнаружить нас здесь не может, а мой водитель, знающий все кратчайшие пути мира, пробирается по Парижу, как акробат из цирка Пиндер.

Мы мигом проносимся по бульвару Наций и оказываемся у Венсенских ворот, потом Бен-жамен выезжает на какую-то затерянную тропинку, и после нескольких крутых разворотов среди пышной растительности мы оказываемся у… скажем так, живописного жилища.

Загрузка...