Мерле и каменный лев

Зеркальные глаза

Во сне Мерле встретила Королеву Флюирию.[1]

Ей чудилось, что она несется верхом на каком-то звере из мягкого стекла по водам Лагуны. Мчится сквозь голубые и зеленые призрачные тени, а миллионы водяных капель ласкают ее своим теплом, как вода в глубине ее зеркала. Капли щекочут ей шею, щеки, руки, протянутые навстречу волнам. Мерле чувствовала, что становится единым целым с Королевой Флюирией, с этой невидимой кудесницей, непостижимой, как восход и заход солнца, как сила молнии и ветра; неразгаданной, как тайна жизни и смерти. Мерле летела глубоко под водой, но дышала легко, как на земле, потому что Королева Флюирия была внутри нее и поддерживала в ней жизнь, как будто они были одним существом.

Шустрые стаи рыбешек неслись рядом, сопровождая ее куда-то, а куда — для Мерле не имело значения. Неудержимо быстрое скольжение в воде — вот что здорово! Быть вместе с Королевой Флюирией, быть с ней чем-то слитным и неразрывным, чувствовать, что изнутри познаешь Лагуну и прикасаешься к ее красотам, — это самое важное.

И хотя ничего особенного не происходило, кроме того, что она плыла в волнах вместе с Королевой Флюирией, сновидение было так прекрасно, что Мерле не могла припомнить, когда она в последний раз видела что-нибудь подобное. В приюте по ночам детей отвлекали другие заботы: холод, кусачие насекомые и боязнь воров. Здесь, в доме Арчимбольдо, она впервые ощутила покой и безопасность.

Мерле проснулась. Сначала ей показалось, что ее разбудил какой-то скрежет. Но было тихо. Полнейшая тишина.

Королева Флюирия. О ней в те времена знал каждый. Но никто не знал, как она выглядит. Когда галеры египтян, искавшие ее в морях всего света, чтобы убить, вошли в венецианскую Лагуну, случилось нечто совсем неожиданное. Настоящее чудо. Королева Флюирия обратила их в бегство. Египетская Империя, величайшая и жесточайшая держава мировой истории, вынуждена была отступить несолоно хлебавши.

С тех пор про Королеву Флюирию стали слагать легенды.

Твердо знали одно: она — существо не из плоти и крови. Она властвует над водой и обитает в воде Лагуны и городских каналов, а также в проливах между островами, на которых лежит Венеция.

Дожи утверждали, что регулярно вступают с ней в переговоры и выполняют все ее пожелания. Впрочем, даже если она когда-нибудь и вправду произнесла какое-нибудь слово, ни одному простолюдину не довелось его услышать.

По мнению одних, она была размером с каплю и появлялась то тут, то там; другие клялись, что она — это сама вода, а может быть, даже всего-навсего глоток воды. Она не плотское существо, а скорее всесильный дух. Тот, кто так думал, считал ее божеством, которое вливает жизнь и в людей, и в вещи.

Нашествие войск тирана Фараона несло с собой страдания, гибель и опустошение, Империя Аменофиса поработила мир, но аура Королевы Флюирии охраняла Лагуну уже более тридцати лет. В городе не было никого, кто не чувствовал бы себя обязанным ей жизнью. В церквях в честь нее служили благодарственные мессы, рыбаки жертвовали ей часть каждого улова, и даже тайная гильдия воров выражала ей свою признательность тем, что несколько дней в году члены этой гильдии не запускали рук в карманы горожан.

И вот снова какой-то скрежет! На этот раз ясно, откуда он идет.

Мерле села в постели. Обрывки сна еще наползали на сознание, как пена морского прибоя на босые ноги.

Звук повторился. Металлический лязг слышался в нижнем дворе. Мерле узнала этот звук: так бывает, когда отодвигают тяжелую крышку на колодце. В Венеции часто встречаются такие круглые каменные колодцы во дворах и на общественных площадях. Снаружи на их высоких стенках высечены узоры и разные мифологические существа. Большие полукруглые крышки предохраняют драгоценную питьевую воду от грязи и крыс.

Но кто в такой ранний час возится у колодца? Мерле встала и протерла заспанные глаза. Пошатываясь, добрела до окна.

При свете луны она увидела, как кто-то перелезает через край колодца и исчезает внутри. Но тут же из темноты высовываются чьи-то руки, хватаются за край крышки, и крышка со скрежетом ложится на место.

У Мерле перехватило дыхание. Она невольно вытянула шею, хотя темная фигура уже исчезла в колодце.

Унка! Нет сомнения, что это она там внизу, во дворе. Но зачем надо домоправительнице лезть посреди ночи в темный колодец?

Мерле обернулась и хотела разбудить Юнипу.

Кровать Юнипы была пуста.

— Юнипа, ты где? — испуганно прошептала она. Хотя от окна ей был виден каждый уголок в комнате. Тут не спрячешься.

Разве что…

Мерле нагнулась и посмотрела под кроватями. Но и там не было слепой девочки.

Она подошла к двери, на которой не увидела ни задвижки, ни замка. Значит, дверь не запирается на ночь. В коридоре было тихо. Мерле едва переводила дух от волнения. Босые ноги стыли от холода. Она быстро натянула на себя платье и сунула ноги в потрепанные кожаные башмаки, которые надо было еще зашнуровать, хотя в ту минуту ей было не до того. Но нельзя же бежать на поиски Юнипы, путаясь в длинных шнурках, — так можно и шею себе свернуть. Она быстро взялась за шнурки, но пальцы дрожали, и с башмаками пришлось немало повозиться.

Наконец Мерле выскользнула в коридор, притворив за собой дверь. Где-то вдалеке раздавалось угрожающее шипение — нет, не зверя, а скорее какой-то паровой машины, но она не могла понять, находится источник звука в доме или снаружи. Вскоре снова послышалось шипение, сопровождаемое мерными частыми ударами. А потом опять стало тихо. Когда Мерле добралась до лестницы, ведущей вниз, она вспомнила, что на канале Изгнанников кроме Арчимбольдовой мастерской есть еще и ткацкая мастерская, на том берегу.

Однако помимо странного звука по дому разливался еще какой-то непонятный запах: пахло и смазочным маслом, и полированным металлом, и тем, чем пахнет, как она знала, в стеклодувных мастерских на острове Мурано в Лагуне. Мерле там побывала, когда один старый стеклодув выразил желание взять сироту в обучение. Не успела она туда войти, как он велел ей налить в бочку воды и помыть ему с мылом спину. Мерле подождала, пока он влезет в воду, и со всех ног бросилась обратно, на пристань. Спрятавшись на каком-то суденышке, она вернулась в город. В приюте такое случалось и раньше, и хотя надзиратели не выразили особой радости при ее возвращении, они были достаточно понятливы, чтобы на Мурано ее больше не отправлять.

Мерле спустилась по лестнице на площадку второго этажа. До сих пор она не встретила ни одной живой души и не обнаружила в доме никаких признаков жизни. Где же спят остальные ученики? Наверное, тоже на третьем этаже — как она с Юнипой. Унка — теперь это ясно — дома не ночует. Но в эту минуту Мерле было некогда думать о странных ночных прогулках домоправительницы.

Где же все-таки Арчимбольдо? И главное, куда делась Юнипа? Может быть, ей понадобилось выйти только на минутку? Ведь как раз на третьем этаже есть узкий эркер, а в нем — большая труба, которая ведет прямо в канал. В эркер-то Мерле и не заглянула и теперь себя страшно ругала. Можно сказать, не посмотрела у себя под носом. Наверное, потому, что дети в приюте очень боялись ночью вставать и выходить. Почему-то только немногие возвращались назад.

Мерле уже хотела подняться на свой этаж и поискать там Юнипу, как снова послышалось непонятное шипение. Это был все тот же безжизненный механический звук, который уже начал ее пугать.

Вдруг ей показалось, что кроме шипения она слышит еще какой-то звук.

Или плач?

Это Юнипа!

Мерле напрягала зрение, пытаясь что-нибудь разглядеть на лестничной клетке. Вокруг — сплошная темь, хоть глаз выколи. Только через высокое оконце едва пробивался свет луны, вернее, ее слабый мутный отсвет, в котором едва различались лестничные ступеньки. В темном коридоре, идущем налево от лестницы, одиноко тикали стоячие часы — их огромный черный силуэт походил на крышку гроба, прислоненную к стене.

Мерле была теперь убеждена: шипение и плач раздаются внутри дома. И доносятся снизу. Из мастерской на первом этаже. Она стала осторожно красться вниз по ступеням. Коридор, который внизу отходил от лестницы, был крытым, и Мерле, поглядывая на сводчатый потолок, почти бегом бросилась вперед. От страха пересохло во рту. Она уже не просто громко дышала, а пыхтела, как пароходики на Большом канале. Что, если они с Юнипой попали из огня да в полымя? Неужто Арчимбольдо будет не учить их, а измываться над ними, как тот стеклодув с Мурано?

Она вздрогнула, заметив, что кто-то бежит рядом. Нет, это ее собственное отражение мелькает в бесчисленных зеркалах на стенах коридора.

Шипение слышалось теперь ближе и отчетливее. Унка им не показала, где находится вход в мастерскую. Лишь упомянула про дверь на первом этаже. Но здесь так много дверей и все они такие высокие, темные и — запертые. Мерле ничего другого не оставалось, как только ориентироваться на звук. Плач больше не повторялся. При мысли, что Юнипа подвергается какой-то страшной опасности, Мерле едва сдерживала слезы.

Ясно одно: она ни за что не даст в обиду свою новую подругу, даже если их обеих снова отправят в приют. О чем-нибудь худшем ей не хотелось думать. И все же дурные мысли так и лезли в голову и роились как неотвязная мошкара.

Сейчас — ночь. Темнота. В каналах без следа пропало множество людей. Никто не станет искать двух девчонок-сирот. Двумя ртами меньше — еды останется больше. Только и всего.

Коридор круто свернул направо. В конце вырисовывался огненный контур высокой двустворчатой двери. Щели вокруг дверных створок блестели подобно золотым гирляндам на зажженной елке. Не иначе как в мастерской пылает сильный огонь — там, наверное, топят углем печь для той машины, которая попеременно то шипит, то урчит, подумала Мерле.

Когда она приблизилась на цыпочках к двери, то увидела, что дым стелется над каменным полом, как густой туман над землей. Дым выбивается из-под двери, отсвечивает багрянцем. А вдруг в мастерской пожар?

«Спокойно, — уговаривала себя Мерле. — Держись и не волнуйся».

Ее шаги взметнули дым с пола, и вокруг нее запрыгали в полумраке туманные призраки, заплясали огромными уродливыми тенями на стенах коридора. Кроме щелей, светящихся по бокам четырехугольника, другого освещения там не было.

Темнота, туман и — прямо перед ней — закрытая дверь в огненном обрамлении. Мерле чудилось, что она стоит у ворот Ада, — таким диковинным и ослепляющим все это выглядело.

Едкий запах, который она уловила наверху, на лестничной площадке, стал здесь почти удушающим. Вонь от горячих смазочных масел била в нос. Люди в городе говорили, что несколько месяцев назад Венецию посетили посланцы Ада и предложили помощь своих Мастеров в войне против Империи Фараона. Однако городские правители отвергли возможность сотрудничества со служителями Сатаны: пока венецианцев защищает Королева Флюирия, мол, нет надобности в таком пакте. С тех пор как экспедиция «Национального Географического Общества» во главе с именитым профессором Чарлзом Барбриджем в 1833 году доказала факт существования Ада и определила место его нахождения в глубинах земли, начались частые встречи послов Сатаны с представителями человечества. Правда, никто точно не знал, о чем ведутся переговоры, но так, наверное, людям было спокойнее.

Мерле тоже слышала о посланцах Ада и теперь о них вспомнила, подойдя вплотную к двери. Очень осторожно прикоснулась ладонью к дверной створке. Дерево должно было быть теплым, но дверь оказалась холодной. Металлическая ручка, до которой Мерле дотронулась пальцем, тоже была холодной.

Она стояла и думала: а что, если вот просто так взять и войти? Больше ничего и не оставалось. Она была совсем одна и не могла рассчитывать на чью-либо помощь в чужом доме.

Как раз в тот момент, когда Мерле решилась распахнуть дверь, ручка зашевелилась — кто-то ее поворачивал с внутренней стороны. Мерле хотела убежать, но успела только отскочить в сторону, к левой створке двери, а правую в это время кто-то открыл вовнутрь.

Широкий поток багрового света хлынул на стелившийся по полу дым. Струя воздуха вмиг очистила от серой мглы то место, где Мерле только что стояла. Чья-то большая тень заслонила свет. Какой-то человек вышел в коридор.

Мерле плотно прижалась к двери. Менее двух метров отделяло ее от человека.

Тени всегда наводят страх на людей, хотя бояться их нечего. Они всего лишь изображают карлика великаном, а собаку — слоном. Так случилось и на этот раз.

Высокая тень уменьшилась на глазах, когда маленький старичок сделал несколько шагов вперед, подальше от яркого света. Он стоял, не замечая Мерле, и выглядел очень забавно в широченных штанах и в дочерна прокопченной рубахе. У него были седые взлохмаченные волосы и лоснящееся от жары лицо. Капли пота ползли по вискам и терялись на щеках в густой лохматой бороде.

Вместо того чтобы повернуться к Мерле, он обернулся назад к открытой двери и протянул руку к струящемуся изнутри свету. На полу в коридоре появилась вторая тень и слилась с первой.

— Иди сюда, девочка, — позвал он тихо и ласково. — Иди ко мне.

Мерле застыла у двери. Не такой она представляла себе первую встречу с Арчимбольдо. Правда, спокойный и доброжелательный голос старика ее немного ободрил.

Зеркальщик снова заговорил:

— Боль скоро пройдет.

Боль?

— Ты не должна пугаться, — говорил Арчимбольдо, стоя лицом к открытой створке двери. — Ты скоро привыкнешь, верь мне.

Мерле затаила дыхание.

Арчимбольдо сделал два-три шага назад, протянув обе руки к двери, словно приглашая кого-то следовать за собой.

— Подойди ко мне ближе… Так, хорошо. Иди медленно, очень медленно.

И Юнипа шла. Она ступала осторожно и только вперед, мелкими неуверенными шажками. Вот она вышла из мастерской в коридор.

Но ведь она ничего не видит, думала с волнением Мерле. Почему Арчимбольдо заставляет ее ходить в том месте, которого она совсем не знает? Почему он ей не помогает? Почему не хочет протянуть ей руку для опоры? Вместо этого он продолжает пятиться назад… Отступая от двери, старик мог увидеть Мерле, которая притаилась в тени. Она как зачарованная смотрела на Юнипу, медленно идущую мимо нее. К счастью, Арчимбольдо тоже глядел только на слепую девочку.

— У тебя хорошо получается, — сказал он одобрительно. — Даже очень хорошо.

Густая темная дымка над полом постепенно рассеивалась. Из мастерской больше не вырывались клубы дыма. В огненном отсвете коридор казался теперь окутанным мутной оранжевой вуалью.

— Все какое-то… расплывчатое, — жалобно прошептала Юнипа.

«Расплывчатое?» — с удивлением подумала Мерле.

— Это ощущение скоро пройдет, — сказал мастер-зеркальщик. — Потерпи немного. Завтра рано утром, при дневном свете, все будет выглядеть совсем иначе. Но ты должна мне доверять. Подойди-ка еще ближе.

Шаги Юнипы становились увереннее. Ее поступь была осторожной не потому, что она ничего не видела. Совсем наоборот.

— Что ты можешь различить? — спрашивал Арчимбольдо. — Что именно?

— Я не знаю. Там что-то движется.

— Это тени. Не бойся.

Мерле не верила своим ушам. Неужели возможно, в самом деле возможно, чтобы Арчимбольдо подарил свет глазам Юнипы?

— Я еще никогда ничего не видела, — растерянно говорила Юнипа. — Ведь я слепая от рождения.

— Свет, который ты видишь, — красный? — допытывался мастер.

— Я не знаю, как выглядит свет, — робко отвечала она. — И вообще не знаю, что такое краски.

Арчимбольдо поморщился, словно с досады на самого себя.

— Ах, я — глупец. Надо было это предвидеть.

Он остался стоять на месте и ждал, пока протянутые руки Юнипы не наткнулись на него.

— Тебе придется еще многому научиться в ближайшие недели и месяцы.

— Я для того и пришла сюда.

— Теперь, когда ты можешь видеть, твоя жизнь изменится.

Мерле не выдержала, она больше не могла прятаться — будь что будет! — и выскочила из тени на свет.

— Что вы с ней сделали?

Арчимбольдо смотрел на нее с явным изумлением. Юнипа часто-часто моргала, стараясь что-нибудь рассмотреть и понять.

— Ты — Мерле? — спросила она.

— Да, я тут, с тобой. — Мерле встала рядом с Юнипой и тихонько коснулась ее руки.

— Ах вот оно что. Наша вторая новая ученица. — Арчимбольдо теперь понял, в чем дело. — Довольно шустрая ученица, как я погляжу. Ну, ничего. Завтра утром ты так или иначе обо всем узнала бы сама. Ты, значит, Мерле?

Она кивнула:

— А вы — Арчимбольдо.

— Верно. Совершенно верно.

Мерле перевела взор со старого мастера на Юнипу. Она никак не ожидала, что он сотворит такое чудо. На первый взгляд и при слабом свете в Юнипе не было заметно никаких изменений, но Мерле невольно спросила себя, как могла Юнипа такое вытерпеть? И по спине у нее забегали мурашки.

— Но… как это…

Арчимбольдо с гордостью рассмеялся.

— Замечательно, не правда ли?

Мерле не могла произнести ни слова. Она молча глядела на Юнипу.

На ее лицо.

На ее глаза.

У Юнипы больше не было белесых глаз. Вместо них под ресницами в глазницах сверкали маленькие серебряные зеркальца. Не выпуклые, как глазные яблоки, а плоские. Арчимбольдо заменил глаза Юнипы осколками кристаллического зеркала.

— Что вы с ней…

Арчимбольдо добродушно продолжил:

— …сделали? Ничего плохого, девочка. Она теперь может видеть, хотя пока еще немного. Но день ото дня станет видеть лучше.

— Но у нее же зеркала в глазах!

— Да, правильно.

— Но… но это же…

— Волшебство? — Арчимбольдо пожал плечами. — Некоторым нравится это так называть. Я это называю наукой. Кроме человека и животного на свете есть только одна вещь, которая тоже может видеть. Посмотри в зеркало, и оно станет смотреть на тебя. Таков первый урок в моей мастерской, Мерле. Запомни навсегда: зеркала могут видеть.

— Он правду говорит, Мерле, — поддержала его Юнипа. — Я действительно могу немного видеть. И с каждой минутой вижу лучше.

Арчимбольдо обрадованно кивнул.

— Прекрасно!

Он взял Юнипу за руку и стал от радости кружить ее в танце, правда, довольно осторожно, чтобы она не споткнулась. Вокруг них взметнулись и развеялись остатки дымной пелены.

— Скажи сама, разве это не удивительно?

Мерле таращила на них глаза и никак не могла поверить в то, что происходит. Юнипа, слепая от рождения, может видеть. Тринадцать лет полного мрака остались позади. И все это благодаря Арчимбольдо, этому невзрачному лохматому старичку.

— Помоги своей подруге дойти до комнаты, — сказал мастер, выпустив Юнипу из рук. — Завтра у вас будет трудный день. У меня в мастерской каждый день — трудный. Но я думаю, вам здесь понравится. Да, я в этом уверен.

Он протянул Мерле руку и добавил:

— Приветствую тебя в доме Арчимбольдо.

Немного помедлив, она решилась произнести фразу, которую ей вдалбливали в приюте.

— Большое вам спасибо за то, что вы нас взяли к себе в учение, — произнесла она вежливо, но сама почти не слышала того, что говорила. Оторопело смотрела она вслед старичку, который, радостно пританцовывая, дошел до мастерской и прошмыгнул в дверь, плотно прикрыв ее за собой.

Боязливо взяв Юнипу за руку, Мерле повела ее вверх по лестнице на третий этаж. И через каждые пять шагов робко спрашивала, правда ли, что теперь ей уже не так больно? Всякий раз, когда Юнипа оборачивалась, у Мерле мороз по коже пробегал. В зеркальных глазах подруги она не видела ничего, кроме своего собственного отражения, причем двойного и немного кривого. Мерле утешала себя тем, что потом привыкнет к взгляду Юнипы и он не будет ей казаться таким странным.

Но все-таки ей было не по себе. Раньше слепые глаза Юнипы казались молочными и теплыми, а теперь стали холодными, острыми как нож.

— Мерле, я могу видеть, я в самом деле вижу…

Юнипа еще долго шептала эти слова, когда они лежали в постели.

Мерле погрузилась в беспробудный кошмарный сон. Всего лишь раз перед самым рассветом она на минуту очнулась от скрежета колодезной крышки — где-то глубоко-глубоко внизу, где-то очень-очень далеко.

Первые несколько дней в зеркальной мастерской Арчимбольдо тянулись мучительно долго. Мерле и Юнипа были загружены грязной работой, которую не желали делать старшие ученики. Мерле по нескольку раз на день выметала мельчайшие осколки стекла, усыпавшие пол в мастерской, словно песок аравийских пустынь, иным летом добиравшийся с морскими волнами до Венеции.

Как Арчимбольдо и обещал, Юнипа чувствовала себя лучше день ото дня. Она видела еще только неясные контуры предметов и людей, но уже могла их различать между собой и старалась обходиться в незнакомом месте без посторонней помощи. Ей поручали более легкую работу, чем Мерле, но нельзя сказать, чтоб более приятную. После мучительной операции в первую по приезде ночь ей так и не пришлось отдохнуть: надо было взвешивать кварцевый песок, пересыпая его из бесчисленных мешков в мерные стаканы. Для чего это было нужно старику-мастеру, она не могла понять.

Вообще казалось, что Арчимбольдо изготавливал зеркала вовсе не по тем старинным рецептам, которыми издавна так гордится Венеция. Раньше, в шестнадцатом веке, лишь немногие люди посвящались в тайну искусства зеркальных мастеров. Все подмастерья жили на Мурано, острове стеклодувов, как в тюрьме. Они там буквально купались в роскоши, им было дозволено все на свете — кроме свободы. Как только начиналось их обучение, им запрещалось даже на время уезжать с острова. Кто на такое осмеливался, того карали смертью. Тайные агенты «Ее Светлости» охотились за изменниками-зеркальщиками по всей Европе и успевали с ними расправиться, прежде чем те выдадут секрет изготовления зеркал чужакам. Зеркалами с острова Мурано украшались все самые знатные дома Европы, потому что только в Венеции делали самые прекрасные зеркала в мире. Секрет этого искусства ценился больше чем на вес золота. Впрочем, так считали не все венецианцы: некоторые зеркальщики все же сбежали с острова Мурано и продали тайны своего мастерства французам. Французы в благодарность венецианцев прирезали, открыли вскоре собственные мастерские и лишили Венецию зеркальной монополии. С той поры многие страны стали изготовлять зеркала, а потому все запреты и ограничения для зеркальщиков Мурано со временем канули в Лету.

При изготовлении своих зеркал Арчимбольдо пользовался не только старыми приемами зеркальщиков, но и рецептами алхимиков, и очень скоро Мерле пришла к мысли, что пройдут годы, прежде чем он посвятит ее в секреты своего мастерства. Те трое мальчишек, старшего из которых зовут Дарио, живут в этом доме уже два года, но не имеют ни малейшего представления о том, как делаются зеркала Арчимбольдо. Они, понятное дело, глядят во все глаза, а бывает, подслушивают и подсматривают, но главной тайны так и не выведали.

Высокий черноволосый Дарио считался заводилой среди учеников Арчимбольдо. В присутствии мастера он всегда был послушным и тихим, но по сути оставался тем же головорезом, каким был два года назад, когда пришел сюда из приюта. В редкие свободные от работы часы он любил и собой похвалиться, и другими покомандовать, хотя надо признать, что мальчики терпели от него больше, чем Юнипа и Мерле. Девочек Дарио вообще не замечал. Его злило, что Арчимбольдо взял в обучение «никчемных девчонок». К тому же он недолюбливал Унку и побаивался, что в любой вспыхнувшей ссоре Мерле и Юнипа встанут на сторону домоправительницы или выдадут ей кое-какие его секреты. Дело в том, что он частенько прикладывался к бутылке доброго красного вина, которую Унка хранила для Арчимбольдо в кухонном шкафу под замком. Она и не подозревала, что Дарио, потрудившись в поте лица, выточил себе второй ключ для шкафа. Мерле уже на третью ночь случайно обнаружила у Дарио незаурядные воровские способности, встретив его в темном коридоре с кружкой вина в руке. Ей и в голову не приходило обратить свое открытие против Дарио, но он с тех пор старался ее избегать, зло косился на нее, хотя и не решался открыто с ней ссориться. Делал вид, что Мерле для него — пустое место, хотя само по себе подобное поведение было большим знаком внимания, чем его пренебрежительное отношение к Юнипе.

Мерле, бывало, спрашивала себя, почему Арчимбольдо взял в ученики этого отвратительного мальчишку? Но тут же напрашивался другой, не особенно приятный вопрос: а что хорошего он увидел в ней самой? И ответа пока не находилось. Юнипа, например, могла послужить отличным объектом для опытов Арчимбольдо с зеркальными глазами (девочки тем временем узнали, что раньше он на такие эксперименты не отваживался), но что его побудило взять из приюта Мерле? Старик ее никогда в жизни не видел и должен был верить всему, что скажут о ней надзиратели, а Мерле очень сомневалась, что Арчимбольдо услышал о ней одни только добрые слова. В приютском доме ее называли пронырой и воображалой, что на обычном человеческом языке значит «любознательный и полный собственного достоинства человек».

Двое других учеников были всего лишь на год старше Мерле. Один, белокожий рыжеволосый парнишка, носил имя Тициан, а второго — коротышку с заячьей губой — звали Боро. Оба страшно радовались тому, что теперь они в мастерской не самые младшие, и постоянно крутились вокруг Мерле, но не позволяли себе ничего такого, что могло ее обидеть. Напротив, если работы у нее было выше головы, они сами ей помогали, не дожидаясь, пока их попросят. А вот Юнипа внушала им нечто вроде страха. Боро вообще предпочитал обходить ее стороной. Мальчики считали Дарио своим вожаком. Они не ползали перед ним на брюхе, как бывало (Мерле это сама видела) в приютских бандах, но подчинялись ему почти беспрекословно. Ведь к тому времени, когда Тициан и Боро попали в мастерскую, он уже целый год жил у Арчимбольдо.

Недели через полторы, к полуночи, Мерле снова увидела, как Унка спускается в колодец. Мерле было собралась разбудить Юнипу, но передумала. Постояла с минуту у окна, оглядела крышку колодца и вернулась в постель, но сон долго не шел.

В один из ближайших вечеров Мерле рассказала Юнипе о своем наблюдении.

— Она вправду спустилась в колодец? — спросила Юнипа.

— Я тебе о том и говорю!

— Наверное, вниз упало ведро с веревкой.

— Ты полезла бы среди ночи в жутко темный колодец, если бы ведро свалилось? Тогда бы она его днем достала. Или велела кому-нибудь из нас достать. — Мерле решительно качнула головой. — У нее и лампы-то с собой не было.

В зеркальных глазах Юнипы отразился свет луны, заглянувшей тем вечером к ним в окошко. Казалось, что глаза девочки горят холодным металлическим огнем. Мерле все еще приходилось преодолевать чувство ужаса, когда она ощущала на себе ее взгляд. Иной раз Мерле казалось, что Юнипа своими новыми глазами видит не только внешнюю оболочку людей и вещей, а заглядывает в самое их нутро.

— Ты боишься Унки? — спросила Юнипа.

Мерле немного подумала.

— Нет. Но ты ведь сама знаешь, какая она странная.

— Будешь странной, если на лице маска.

— Зачем она ее носит? Один только Арчимбольдо знает. У Дарио я уже спрашивала.

— Попробуй спроси у нее самой.

— Нет, неудобно. Вдруг она какую-то болезнь скрывает?

— Другого и быть не может.

Мерле не ответила. Она часто задавалась этим вопросом. Было у нее одно предположение, но очень шаткое. Тем не менее случайно пришедшая мысль не выходила из головы. Однако она считала, что пока не стоит делиться своей догадкой с Юнипой.

С того вечера ни Мерле, ни Юнипа больше не заговаривали об Унке. Слишком много было других впечатлений, открытий, забот. Особенно у Юнипы, чье зрение быстро улучшалось: каждый новый день преподносил ей сюрпризы. Мерле немного завидовала тому, как легко она может радоваться всякой впервые увиденной чепухе, но в то же время сама искренне радовалась неожиданному исцелению подруги.

Наутро после той ночи, когда Мерле во второй раз заметила, как Унка исчезает в колодце, имело место происшествие, снова напомнившее ей о таинственных прогулках домоправительницы.

В это утро произошло первое знакомство Мерле с подмастерьями из дома напротив, с учениками мастера-ткача Умберто.

За одиннадцать дней, проведенных в доме мастера-зеркальщика, она почти забыла о ткацкой мастерской по ту сторону канала. Пресловутая вражда обоих мастеров, некогда забавлявшая всю Венецию, пока ни в чем не проявлялась. Все это время Мерле ни разу не выходила из дому. Жизнь протекала главным образом в мастерской, в соседних складских помещениях, в столовой и в спальной комнате. Время от времени кто-либо из учеников сопровождал Унку на овощной рынок, но домоправительница обычно брала с собой одного из мальчиков: они были сильнее и легко управлялись с тяжелыми корзинами.

Таким образом, Мерле никак не ждала, что мальчишки с того берега так нагло и бесцеремонно о себе напомнят. Позже ей стало известно, что у учеников из обеих мастерских существовала давняя традиция зло подшучивать друг над другом. Коварные проделки нередко заканчивались разбитыми оконными стеклами, синяками, ссадинами и бранью разозленных мастеров. Последний по времени враждебный выпад — со стороны Дарио, Боро и Тициана — состоялся три недели назад. Ответный удар подмастерьев-ткачей сильно запоздал.

Мерле не знала, почему враги выбрали именно это утро, и не могла догадаться, каким образом они пробрались в дом. Правда, позже почти подтвердилось предположение, что мальчишки перекинули доску с одного балкона на другой и таким образом проскочили в дом зеркальщика. То, что нападение произошло при свете белого дня, иными словами, в разгар работы, говорило о том, что вылазку благословил сам Умберто. Впрочем, прежние налеты Дарио с приятелями на дом ткача тоже происходили с благословения Арчимбольдо.

Мерле как раз собиралась склеить деревянную раму для зеркала, когда у входа в мастерскую послышался грохот. Она испуганно подняла голову: не Юнипа ли упала, споткнувшись обо что-нибудь?

Нет, это была не Юнипа.

В дверях кто-то поскользнулся на валявшейся отвертке и, судорожно размахивая руками, пытался устоять на ногах. На лице странного человечка была маска — медвежья морда — из папье-маше, покрытая глазурью. Одной рукой он дико махал в воздухе, но другой успел швырнуть в мастерскую пакет с краской, которая липкой синей лужей растеклась по керамическим плиткам пола.

— Ткачи! — завопил Тициан, бросил работу и вскочил.

— Ткачи! Ткачи! — отозвался на его вопль Боро в другом углу мастерской. Тут же страшным голосом заорал и Дарио, присоединяясь к дуэту.

Мерле встала с места и, вытаращив глаза, смотрела на мальчишек. Она, в своем неведении, не могла понять, что происходит.

Человек-Медвежья морда все-таки потерял равновесие и шлепнулся на задницу. Дарио открыл было рот, чтобы с приятелями похохотать над ним или даже наподдать ему как следует, но тут из коридора вынырнули еще трое врагов в размалеванных масках. Внимание Мерле привлекла маска в виде головы благородного сказочного героя — полуптицы-получеловека: хищный позолоченный клюв и нарисованные орлиные глаза, в которых сверкают стеклянные зрачки.

Мерле было некогда разглядывать другие маски — прямо в нее летела туча пакетов с жидкой краской. Один из них лопнул у самых ее ног и обдал юбку липким пурпуром, другой задел плечо и, не разорвавшись, упал возле Юнипы. Юнипа стояла с метлой в руках и тоже не могла сообразить, что происходит, но вдруг опомнилась, нагнулась, схватила пакет и швырнула его обратно в непрошеных гостей. Поднявшийся с полу мальчишка в медвежьей маске отскочил, и удар пришелся по тому, кто был сзади, — по сказочной птице. Птичий клюв вспорол пакет, и обладатель маски был залит зеленой жижей.

Дарио заверещал от восторга, а Тициан одобрительно хлопнул Юнипу по плечу. Но сразу же последовала вторая атака ткачей. На этот раз зеркальщики так легко не отделались. Боро, Тициан и Мерле были с ног до головы облиты разными красками. Мерле успела краем глаза заметить, как Арчимбольдо, ругаясь на чем свет стоит, закрывает двери зеркального склада и запирает их изнутри на задвижку. Пусть ученики хоть головы себе свернут в драке, лишь бы готовые волшебные зеркала в целости сохранились.

Подмастерьям приходилось рассчитывать только на самих себя. Четверо против четверых. Точнее — пятеро против четверых, если считать Юнипу. Все-таки, несмотря на ее слабое зрение, первый точный удар был на ее счету.

Это ткачишки с того берега! — крикнул Боро Мерле, схватил обеими руками метлу и стал размахивать ею, как мечом. — Умрем, но отстоим мастерскую!

«Мальчишки. Все они такие, — подумала Мерле и горестно пошлепала рукой по своему заляпанному краской платью. — Почему они всегда так по-глупому выясняют отношения?»

Она подняла голову и — бац! Пакет с краской угодил ей прямо в лоб. Желтый кисель залил лицо и плечи.

Ну, сейчас ты получишь! Неистово завопив, она схватила большую бутылку с клеем, которым склеивала рамы для зеркал, и набросилась на ближайшего врага. Им оказался паренек в медвежьей маске. При виде нее он хотел было вытащить еще один пакет из сумки, перекинутой через плечо. Поздно! Мерле подскочила к нему, сильным толчком опрокинула на спину, уперлась коленями ему в грудь и сунула горлышко бутылки с клеем в левую глазницу маски.

— Закрой глаза! — распорядилась она и опрокинула бутылку. Из горлышка в маску хлынул клей. Мальчишка сначала бранился, но скоро вместо слов послышались невнятное бульканье и тонкий визг: «И-и-и-и-и-и!!!»

Мерле, увидев, что противник выведен из строя, бросила его и вскочила на ноги. Бутылку она держала теперь обеими руками, как пистолет, хотя клея там оставалось на донышке. Она видела, как Боро с Тицианом и двое мальчишек-ткачей с ожесточением дубасят друг друга: маска одного из «ткачишек» превратилась в лепешку. Мерле, однако, не стала вмешиваться, подбежала к Юнипе, схватила ее за руку и затащила за верстак.

— Сиди здесь и не выходи!

— Я не такая беспомощная, как ты думаешь, — запротестовала Юнипа.

— Конечно нет. — Мерле бросила насмешливый взгляд на юнца в птичьей маске, которого Юнипа залила зеленой краской. — Но лучше останься тут, в укрытии. Потасовка скоро кончится.

Однако, выйдя из-за верстака, она обнаружила, что праздновать победу рановато. В единоборстве с противником Тициан явно сдавал позиции. А Дарио вообще испарился.

Но тут Мерле вдруг увидела Дарио в дверях. У него в руке сверкал нож, каким Арчимбольдо обычно нарезал тончайшие серебряные пластины для задней стороны зеркал. Лезвие у такого ножа не длинное, но острое, как бритва.

— Серафин! — окликнул Дарио мальчишку в птичьей маске. — Ну-ка подойди, если ты такой смелый.

Юный ткач заметил нож в руке Дарио, но вызов принял, хотя оба его соратника отступили к выходу. Боро помог Тициану подняться с пола и оттолкнул Мерле назад, к верстаку.

— Они с ума посходили? — еле выдохнула она. — Ведь убьют же друг друга.

Боро, нахмурив брови, озабоченно прошептал:

— Дарио и Серафин — лютые враги с самого начала. Серафин — вожак ткачей. Эту войну затеял он.

— Все равно нельзя с ножом на него кидаться.

Пока они переговаривались, Дарио и Серафин уже начали меряться силой в самом центре мастерской. Мерле сразу подметила, что Серафин подвижен и легок, как танцор. Он ловко уклонялся от неуклюжих наскоков Дарио, чей нож молнией резал воздух. Едва Дарио замешкался, как юный ткач вышиб оружие из его руки. С яростным воплем бросился Дарио на противника и неожиданно ударил его снизу вверх по челюсти. Золотая птичья маска слетела и открыла лицо Серафина: бледное и тонкое, с редкими веснушками на носу. Белокурые волосы, правда не такие светлые, как у Юнипы, склеились от краски и торчали зелеными патлами.

Голубые глаза Серафима сверкали от гнева. Прежде чем Дарио успел увернуться, юный ткач, прищурившись, нанес ему сильнейший удар в лицо. Ученик-зеркальщик грохнулся спиной на верстак, за которым притаилась Юнипа, сумел перекувырнуться через голову и оказался за спиной Юнипы. Она в испуге отпрянула в сторону. Серафин быстро обогнул верстак и хотел еще раз стукнуть Дарио, у которого был до крови расквашен нос. Вместо того чтобы сойтись врукопашную с противником, Дарио схватил за плечи Юнипу, резко отстранил ее от себя и дал ей такого сильного пинка, что она волей-неволей налетела бы на Серафина.

Мерле вне себя заорала:

— Ах ты, трус!

За какую-то секунду мальчик-ткач успел увидеть, что на него падает Юнипа и что позади нее изготовился к бою Дарио. У Серафина был выбор: поймать в свои объятия Юнипу, чтобы она не врезалась в полку со стеклянными бутылками, или отскочить в сторону и отразить нападение разъяренного врага.

Серафин мгновенно решился на первое: он на лету поймал падающую Юнипу и еще успел прошептать ей в ухо несколько утешительных слов:

— Вот и ладно. Ничего такого не случилось.

Едва он договорил, как над плечом Юнипы просвистел кулак подскочившего Дарио. Удар пришелся Серафину в лицо.

— Стой! — закричала Мерле не своим голосом, пронеслась мимо Боро и Тициана, заскочила за верстак и, схватив Дарио за шиворот, рывком оторвала от Серафина с Юнипой.

— Ты что делаешь? — зарычал вожак юных зеркальщиков, но вторым рывком Мерле свалила его на пол.

Когда Серафин осторожно отстранял от себя Юнипу, Мерле поймала его взгляд. На залитом кровью и зеленой краской лице ткача сверкнула улыбка, и он повернулся к своим приятелям, ждавшим его у двери.

— Исчезаем! — крикнул он, и минуту спустя подмастерьев-ткачей в мастерской как не бывало.

Мерле, даже не взглянув на Дарио, подошла к Юнипе, растерянно стоявшей у полки с бутылками.

— Все в порядке?

Юнипа кивнула.

— Да… спасибо. Все нормально.

За спиной Мерле дико бранился и выкрикивал угрозы Дарио. Она поняла, что ей несдобровать. Лучше встретить опасность лицом к лицу: резко повернувшись, она посмотрела прямо в его злобно прищуренные глаза, размахнулась и влепила ему пощечину.

Дарио рванулся к ней, но между ними вдруг оказалась Унка. Мерле почувствовала на своих плечах ее сильную руку, защитившую от Дарио. Но она не слышала ни слов Унки, ни ругательств Дарио, который никак не мог успокоиться. Задумчиво смотрела она в глубь коридора, где скрылся Серафин со своими друзьями.