Мёртвые и забытые

Глава 6

В тот момент, когда на ее руках и ногах появились ногти, тело Кристалл окончательно обрело человеческий облик. Я смотрела на происходящее из-за ленты, ограждающей место преступления. Ужас процесса притягивал внимание всех окружающих. Даже Элсии Бэк вздрогнул. К этому времени я уже проторчала здесь в ожидании несколько часов, дважды перечитала все газеты, нашла в бардачке какое-то чтиво и пробежалась по нему глазами в третий раз, перекинулась несколькими словами с Таней по поводу мамы Сэма. После того, как мы обменялись новостями, она в основном говорила о Кэлвине. Я сделала вывод, что она теперь с ним живет. Она получила работу с частичной занятостью в Норкроссе, возилась там с бумагами. Ей нравилась размеренная жизнь.

— И мне не нужно весь день находиться на ногах, — говорила она.

— Звучит неплохо, — вежливо сказала я, поскольку ненавидела подобную работу. Работать каждый день с горсткой одних и тех же людей? Я бы слишком хорошо их всех знала. Я бы не смогла закрываться от их мыслей, и дошла бы до точки в желании сбежать от них, так как мне было бы слишком много о них известно. То, что в бар всегда приходили разные люди, отвлекало меня.

— Как Великое откровение прошло для тебя? — спросила я.

— Я на следующий день рассказала о себе коллегам в Норкроссе, — сказала Таня. — Когда они узнали, что я — верлисица, они решили, что это смешно, — она выглядела недовольной. — Почему большие животные всех оттесняют на второй план? Кэлвин купался в лучах восхищения всей фирмы. А мне достались шутки про «рыжую морду»…

— Это несправедливо, — ответила я, пытаясь не улыбаться.

— Кэлвин абсолютно пал духом из-за Кристалл, — неожиданно сказала она. — Она была его любимой племянницей. Он очень переживал, когда выяснилось, что из нее получился такой слабый оборотень. И про детей, — сказала Таня внезапно.

Кристалл, продукт длительного инбридинга, легко принимала форму пумы, но с трудом возвращала себе облик человека. К тому же, у нее несколько раз были выкидыши. Единственная причина, по которой ей было позволено выйти замуж за Джейсона, заключалась в том, что стало ясно, что она не сможет выносить чистокровного ребенка.

— Возможно, она потеряла ребенка еще до убийства или во время него, — сказала я. — Может быть, убийца — кем бы он ни был — не знал о беременности.

— Это было заметно, но не очень сильно, — сказала Таня, кивнув. — Она была очень разборчива в еде, поскольку старалась сохранить фигуру, — она покачала головой, с горечью на лице. — Но на самом деле, Сьюки, разве есть разница, знал убийца о ребенке или нет? Результат от этого не изменится. Ребенок мертв, как и Кристалл, и она умерла в ужасе и одиночестве.

Таня была абсолютно права.

— Ты думаешь, Кэлвин сможет выследить по запаху того, кто это сделал? — спросила я.

На лице Тани отразилась неуверенность.

— Там слишком много запахов, — ответила она. — Я не знаю, как он сможет определить, что это — именно тот запах. Видишь ли, все они ее касаются. Некоторые из полицейских в резиновых перчатках, но у них тоже есть запах. Смотри, Митч Норрис помогал ее снимать, а он один из нас. Как Кэлвин сможет что-то понять?

— Кроме того, убийцей может быть среди них, — сказала я, кивая в сторону группы, собравшейся вокруг мертвой женщины.

Таня внимательно посмотрела на меня.

— Ты имеешь в виду, что кто-то из полицейских может быть в этом замешан? — сказала она. — Ты что-то знаешь?

— Нет, — сказала я, сожалея, что не смогла удержать свой рот на замке. — Просто… мы же ничего не знаем наверняка. И я подумала про Дава Бэка.

— Это тот, с кем она тогда была в постели?

Я кивнула.

— Крупный черный парень, — вон там, видишь чернокожего в форме? Это его кузен Элсии.

— Думаешь, он мог что-нибудь сделать?

— На самом деле — нет, — сказала я. — Я просто… размышляю.

— Готова поспорить, что Кэлвин тоже об этом думает, — сказала она. — Кэлвин очень проницательный.

Я кивнула. В Кэлвине не было ничего выдающегося, и он не смог пойти в колледж (как и я), но мозги у него работали хорошо.

В этот момент Бад махнул Кэлвину; он выбрался из машины и пошел к телу Кристалл, который лежал на каталке в расстегнутом мешке для трупов. Кэлвин очень осторожно подошел к племяннице; его руки были за спиной, так что он не мог ее коснуться.

Мы все наблюдали: некоторые с ненавистью и отвращением, некоторые — с безразличием или интересом — до тех пор, пока он не закончил. Он выпрямился, повернулся и пошел обратно в направлении своего грузовика. Таня вышла из моей машины ему навстречу. Она обняла Кэлвина и взглянула ему в глаза. Он покачал головой. Если бы я опустила окно, то могла бы услышать их разговор.

— Я не слишком много разобрал на том, что от нее осталось, — говорил он. — Слишком много посторонних запахов. Она просто пахла, как мертвая пума.

— Поехали домой, — сказала Таня.

— Поехали.

Они оба помахали мне рукой, чтобы показать, что уезжают, и я осталась в одиночестве на передней парковке, всё еще в ожидании. Бад попросил меня открыть служебный вход в бар. Я отдала ему ключи. Через несколько минут он сказал мне, что дверь была надежно закрыта, и нет никаких следов того, что кто-то был в баре после его закрытия. Он вернул мне ключи.

— И когда мы сможем открыться? — спросила я.

Несколько полицейских машин уехали, тело убрали, и было похоже, что весь процесс свертывался. Я была готова подождать, если вскоре смогу попасть в здание.

Но после того как Бад сказал, что это будет возможно только через два-три часа, я решила поехать домой. Я сказала всем работникам, что я их вызову, и любой посетитель, заметив ленту вокруг стоянки, мог с легкостью сделать вывод о том, что бар не работает. Я бездарно потратила свое время. Мои агенты ФБР, к ушам которых были прижаты сотовые телефоны, кажется, теперь были в большей степени сконцентрированы на преступлении, чем на мне, и это было прекрасно. Может, они и вовсе обо мне забудут.

Поскольку никто из них не следил за мной или им было все равно, что я делаю, я завела машину и поехала. У меня не хватило смелости ехать куда-то по делам. Я направилась прямо домой.

Амелия давно уехала к себе в страховое агентство, но Октавия была дома. Она стояла у гладильной доски в своей комнате. Старая ведьма заглаживала край брюк, которые она собиралась укоротить, и рядом лежала куча блузок, готовых к встрече с утюгом. Думаю, не существует никаких магических заклинаний, которые могли бы их разгладить. Я предложила отвезти ее в город, но она сказала, что уже съездила вчера с Амелией и сделала все, что было нужно. Она попросила меня посидеть на деревянном стуле у кровати, пока она работает.

— Одежда гладится быстрее, когда с кем-нибудь разговариваешь, — сказала она, и в ее голосе слышалось такое одиночество, что я почувствовала укол вины.

Я рассказала ей о том, как провела свое утро и об обстоятельствах смерти Кристалл. Октавия всякого повидала на своем веку, так что не проявила бурных эмоций. Она задала несколько подобающих вопросов и изобразила потрясение, которое бы почувствовал почти любой, но она не была знакома с Кристалл. Я знала, что было у нее в мыслях.

Октавия поставила утюг и посмотрела на меня.

— Сьюки, — сказала она. — Мне нужно найти работу. Я знаю, что являюсь бременем для тебя и Амелии. Я могла пользоваться машиной своей племянницы в те дни, когда она работала в вечернюю смену, но с тех пор, как я переехала сюда, я вынуждена просить вас всякий раз, когда мне нужно куда-то поехать. Я знаю, что стара. У племянницы я убиралась, готовила и присматривала за детьми за стол и дом, но вы с Амелией такие чистюли, что мои два цента не являются заметной помощью.

— Я рада, что ты здесь живешь, Октавия, — сказала я, хотя это и не было правдой на сто процентов. — Ты помогаешь тысячей самых разных способов. Помнишь, что ты отвадила от меня Таню? И теперь, похоже, у нее роман с Кэлвином. Так что она больше меня не достает. Я знаю, что ты бы чувствовала себя лучше, если бы нашла работу, и возможно что-то подходящее подвернется. Но пока ты и здесь на месте. А мы что-нибудь придумаем.

— Я звонила своему брату в Нью-Орлеан, — сказала она к моему удивлению. Я даже не знала, что у нее есть живой брат. — Он сказал, что страховая компания приняла решение выплатить мне страховку. Не очень много, учитывая, что я потеряла почти все, но достаточно, чтобы купить неплохую подержанную машину. Но мне некуда возвращаться. Я не собираюсь строиться заново, и есть не так много жилищ, которые я могу себе позволить.

— Мне так жаль, — сказала я. — Я бы хотела тебе помочь, Октавия.

— Ты всегда мне помогаешь, — сказала она. — Я благодарна тебе за это.

— Ох, пожалуйста, не надо, — скала я грустно. — Благодари Амелию.

— Все, что я умею — это колдовство, — сказала Октавия. — Я так рада, что смогла тебе помочь с Таней. Как ты думаешь, она что-нибудь помнит?

— Нет, — сказала я. — Думаю, она ничего не помнит о том, как Кэлвин ее сюда привез, или о том, как накладывалось заклятье. Я, конечно, не ее любимица, но, во всяком случае, она больше не пытается сделать мою жизнь невыносимой.

Таня портила мне кровь из-за девушки по имени Сандра Пелт, которая пылала ко мне жгучей ненавистью. Когда Кэлвин узнал о «поднаготной» Тани, Амелия и Октавия немного поколдовали, чтобы освободить ее от влияния Сандры. Таня все еще была ершистой, но, кажется, теперь это было исключительно проявления ее личности.

— Как ты думаешь, может нам стоит сделать реконструкцию, чтобы найти убийцу Кристалл? — предложила Октавия.

Я подумала. Я попыталась представить постановку эктоплазменной реконструкции на стоянке возле Мерлота. Нам нужно было найти еще как минимум одну ведьму, потому что территория была велика, и я не была уверена, что Октавия и Амелия справятся с этим самостоятельно. Хотя, возможно, и справятся.

— Я боюсь того, что мы увидим, — сказала я, наконец. — И это может плохо кончиться для тебя и Амелии. Кроме того, мы не знаем, где на самом деле произошло убийство. Мы же должны быть именно там? На месте убийства?

— Да, если ее убили не на стоянке, то толку будет мало, — сказала Октавия, и в ее голосе прозвучало некоторое облегчение.

— Полагаю, пока не произведут вскрытие, мы не узнаем, умерла ли она там, или до того, как они уставили там крест.

В любом случае, я не думала, что смогу стать свидетелем еще одной эктоплазменной реконструкции. Я уже видела две. Видеть мертвеца — призрачного, но вполне узнаваемого, восстанавливать последние минуты его жизни, было неописуемо жуткое и угнетающе зрелище.

Октавия вернулась к своей гладежке, а я направилась на кухню и разогрела себе какого-то супчика из пачки. Я кое-что съела, но в открытой упаковке было больше, чем я могла использовать.

Тянувшиеся часы были абсолютно пусты. Сэм не звонил. Не было звонка от полиции, разрешающей открыть бар. Фэбээровцы не возвращались задавать свои вопросы. Наконец, я решила поехать в Шривпорт. Амелия вернулась с работы, и они с Октавией вместе готовили ужин, когда я уезжала. Это было так по-домашнему, но я была слишком напряжена, чтобы присоединиться к ним.

Второй раз за столь долгое время я была на пути в Фэнгтазию. Я не позволяла себе задумываться об этом. Всю дорогу я слушала негритянскую евангельскую радиостанцию, и проповедь помогла мне почувствовать себя лучше после ужасных событий дня.

К тому времени, как я приехала, уже полностью стемнело, но было еще слишком рано, чтобы бар заполнился. Эрик сидел за одним из столов в основном зале, спиной ко мне. Он попивал Trueblood и разговаривал с Клэнси, который, думаю, шел в иерархии сразу после Пэм. Клэнси сидел лицом ко мне, и он усмехнулся, когда заметил, что я направлялась к их столу. Клэнси не был фанатом Сьюки Стахкаус. Поскольку он был вампиром, я не могла узнать, почему, но думаю просто потому, что я ему не нравилась.

Эрик повернулся, заметив мое приближение, и его брови поднялись. Он что-то сказал Клэнси, тот поднялся и проследовал в свой кабинет. Эрик дождался, пока я сяду за его стол.

— Привет, Сьюки, — сказал он. — Ты здесь, чтобы поговорить, насколько ты зла на меня за нашу клятву? Или ты готова к тому долгому разговору, который нам рано или поздно предстоит?

— Нет, — ответила я.

Какое-то время мы сидели в тишине. Я чувствовала себя истощенной, но странно умиротворенной. Я могла бы устроить Эрику разгон за его своевольное обращение с просьбой Куинна и подношение ножа. Я могла бы задать ему целую кучу самых разных вопросов. Но я не могла вызвать в себе необходимый пыл.

Я просто хотела сидеть рядом с ним.

Играла какая-то музыка, кто-то включил всевампирскую радиостанцию, KDED. The Animals пели «The Night». Эрик допил Trueblood, и лишь красные потеки остались на стенках бутылки. Он положил свою прохладную руку поверх моей.

— Что сегодня случилось? — спросил он спокойным голосом.

Я начала ему рассказывать, начиная с визита ФБР. Он не прерывал восклицаниями или вопросами. Даже когда я закончила свою историю о теле Кристалл, он какое-то время молчал.

— Даже для тебя это был насыщенный день, — сказал он, наконец. — Что до Кристалл, то я не думаю, что встречал ее, но слышал, что она была ничтожеством.

Эрик никогда не заботился о том, чтобы казаться учтивым. Несмотря на то, что мне это нравилось, я была рада, что данная черта не слишком распространена.

— Я думаю, в любом можно найти что-то хорошее, — сказала я. — Но соглашусь, что, если бы я должна была кого-то взять на свою спасательную шлюпку, ее не было бы даже в самом длинном списке кандидатов.

Губы Эрика изогнулись в улыбке.

— Но, — добавила я. — Она была беременна, вот в чем дело. И это был ребенок моего брата.

— В мое время ценность беременной женщины была в два раза выше, — сказал Эрик.

Он никогда раньше не распространялся о своей жизни до обращения.

— Что ты имеешь в виду, говоря «ценность»?

— На войне или среди иноземцев, мы могли убивать, кого пожелаем. Но в ссорах между собой мы должны были платить серебром за каждого убитого, — он выглядел, словно напряженно копался среди воспоминаний. — Если убитой была женщина с ребенком, цена была двойной.

— Сколько тебе было лет, когда ты женился? У тебя были дети? — я знала, что Эрик был женат, но больше ничего о его жизни я не знала.

— Я считался мужчиной в двенадцать, — ответил он. — А женился в шестнадцать. Мою жену звали Од. У Од было… у нас было… шестеро детей.

Я задержала дыхание. Казалось, он смотрел свысока на бесконечную рябь времени, которая протянулась между его настоящим — баром в Шривпорте в штате Луизиана, и его прошлым — женщиной, умершей тысячу лет назад.

— Они все выжили? — спросила я очень тихо.

— Трое остались в живых, — сказал Эрик и улыбнулся. — Двое мальчиков и девочка. Двое детей умерли при рождении. Вместе с шестым ребенком я потерял Од.

— От чего? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Од и малыш подхватили лихорадку. Я думаю, это была какая-то инфекция. Тогда, если люди заболевали, то в большинстве своем умирали. Од пережила малыша не больше чем на час. Я похоронил их в красивой усыпальнице, — сказал он с гордостью. — На платье моей жены была ее самая лучшая брошь, и я положил ребенка ей на грудь.

Он никогда не выглядел настолько менее современным человеком, чем сейчас.

— Сколько тебе было?

Он подумал.

— Немного старше двадцати, — сказал он. — Может быть, двадцать три. Од была старше. Она была женой моего старшего брата, и когда его убили в битве, мне выпало жениться на ней, чтобы наша семья оставалась целой. Но она мне всегда нравилась, и я ей тоже. Она не была глупенькой девочкой, у нее оставались двое детей от моего брата, и она была рада иметь еще.

— Что случилось с твоими детьми?

— Когда я стал вампиром?

Я кивнула.

— Они не могли стать взрослыми.

— Нет, они были еще маленькими. Это случилось вскоре после смерти Од, — сказал он. — Я потерял ее, и мне нужен был кто-то, кто будет заботиться о моих детях. Тогда не было такого понятия, как «домохозяин», — он рассмеялся. — Я должен был идти в набег и должен был быть уверен, что рабы будут делать на полях то, что необходимо. Так что была нужна другая жена. Как-то вечером я направился с визитом к семье молодой женщины, которую надеялся взять в жены. Она жила в миле или двух от меня. Я владел кое-какими землями, мой отец обладал властью, я считал, что красив, и был известным воином, так что мои перспективы представлялись радужными. Ее отец и браться были рады меня принять, и она выглядела… согласной. Я попытался с нею немного познакомиться. Это был хороший вечер. Я питал большие надежды. Но я слишком много выпил, и на моем пути домой была ночь… — Эрик замолчал, и я слышала, как движется его грудь. Вспоминая последний миг своей человеческой жизни, он неожиданно сделал глубокий вздох. — Было полнолуние. Я увидел израненного человека, лежащего у дороги. Обычно я бы огляделся, чтобы выяснить, кто на него напал, но я был пьян. Я подошел к нему помочь, и ты, наверное, легко можешь себе представить, что случилось дальше.

— На самом деле он был не ранен.

— Нет. А я был. Вскоре поле этого. Он был очень голоден. Его звали Аппиус Ливиус Оцелла, — Эрик неожиданно улыбнулся, хотя юмора в этом было мало. — Он научил меня многому, и в первую очередь — не называть его Аппиусом. Он сказал, что для этого я его недостаточно хорошо знаю.

— А что было вторым?

— То, как я могу его узнать получше.

— Ой, — полагаю, я поняла, что он имел в виду.

Эрик пожал плечами.

— Это было не так плохо… и мы покинули места, которые я знал. Со временем я перестал тосковать по своей семье и детям. Я никогда не покидал свой народ. Мои отец и мать были еще живы. Я знал, что мои браться и сестры проследят, что мои дети воспитываются, как должно, и я оставил достаточно, чтобы уберечь их от нужды. Я, конечно, переживал, но все равно не мог этому помочь. Я должен был держаться подальше. В те дни в небольших деревнях любого чужака моментально бы заметили, и если бы я осмелился появиться где-то рядом с моими землями, меня бы опознали и начали охоту. Они бы узнали, что я не исчез с лица земли, или, по крайней мере, узнали, что я… другой.

— И куда вы с Аппиусом пошли?

— Мы двинулись в большие города, которых тогда было не слишком много. Мы все время странствовали, двигаясь вдоль дорог, так как это давало нам возможность нападать на путешественников.

Я содрогнулась. Мне было больно представлять Эрика, такого пламенного и великолепного, крадущегося среди лесов в поисках легкой крови. Было ужасно думать о тех бедолагах, на которых он нападал из засады.

— Тогда людей было не очень много, — сказал он. — Селяне могли незамедлительно обнаружить пропажу своих соседей. Мы должны были постоянно перемещаться. Молодые вампиры так ненасытны, первое время я убивал, даже не осознавая этого.

Я глубоко вздохнула. Таковы вампиры, когда они были молоды — они убивали. Тогда не существовало искусственного заменителя крови. Было либо убийство людей, либо собственная смерть.

— Он был добр к тебе? Аппиус Ливиус Оцелла?

Что может быть хуже, чем иметь постоянным спутником того, кто тебя убил?

— Он научил меня всему, что знал. Он был легионером, он был воином, как и я, так что у нас было много общего. Конечно, он любил мужчин, и мне пришлось к этому привыкнуть. Я никогда этого не делал. Но когда ты только стал вампиром, любой секс кажется возбуждающим, так что я даже получал удовольствие… в конце концов.

— Он принуждал тебя, — сказала я.

— Ну, он был значительно сильнее меня. Не смотря на то, что я был крупнее его — выше, и у меня были более длинные руки. Но он был вампиром много столетий, он потерял им счет. И, конечно, он был мой господин. И должен был повиноваться, — Эрик пожал плечами.

— Это что-то мистическое или придуманные правила? — спросила я. Любопытство, наконец, победило.

— И то, и другое, — сказал Эрик. — Это императив. Этому невозможно сопротивляться, даже если ты хочешь… даже, если ты безумно стремишься вырваться.

Его белое лицо стало замкнутым и задумчивым.

Я не могла себе представить Эрика, делающего что-то против своей воли, будучи в подчиненной позиции. Конечно, и теперь у него есть босс, он не является независимым. Но он не должен кланяться и расшаркиваться, и подчинившись новому королю, он принял лучшее решение.

— Я не могу себе это представить, — сказала я.

— Я бы и не хотел, чтобы ты это себе представила.

Уголок его рта опустился, перекошенный экспрессией. И как только я начала размышлять над иронией того, что впоследствии Эрик связал меня браком на вампирский манер без моего согласия, он сменил тему, с грохотом захлопнув дверь в свое прошлое.

— Мир очень сильно изменился с тех пор, когда я был человеком. Последняя сотня лет была особенно волнующей. Теперь Веры заявили о своем существовании и прочие дву-сущие. Кто знает? Может ведьмы или фейри сделают следующий шаг? — он улыбнулся, хотя улыбка выглядела несколько натянутой.

Его мысль породила во мне мечты видеться с моим дедом каждый день. Я узнала о его существовании несколько месяцев назад, и мы проводили вместе не очень много времени, но знание того, что у меня есть живой предок, было очень важным для меня. У меня было так мало родственников.

— Это было бы чудесно, — сказала я с тоской.

— Любимая моя, этого никогда не случится, — сказал Эрик. — Создания, известные как фейри, самые скрытные из всех сверхъестественных существ. Их не так много осталось в этой стране. Фактически, их не так много осталось во всем мире. Численность их семей, и способность рожать детей в тех семьях, неуклонно падает каждый год. Твой прадедушка — один из немногих живых представителей королевской крови. Он бы никогда не снизошел до общения с людьми.

— Он разговаривал со мной, — сказала я, не будучи уверенной в том, что имелось в виду под словом «общаться».

— В тебе частица его крови, — Эрик взмахнул свободной рукой. — Если бы не это, ты бы никогда не увидела его.

Действительно, нет, Найл никогда не останавливался в Мерлоте попить пивку, съесть пару куриных крылышек и помахать всем ручкой.

Я печально посмотрела на Эрика.

— Я хочу, чтобы он помог Джейсону выпутаться из этой ситуации, — сказала я. — Никогда не думала, что скажу это. Найл, похоже, терпеть не может Джейсона, но у него сейчас куча проблем из-за смерти Кристалл.

— Сьюки, если спрашиваешь мое мнение, то у меня нет никаких мыслей о том, почему убили Кристалл.

И он не был слишком этим обеспокоен. В конце концов, с Эриком всегда знаешь, на каком свете находишься.

На заднем фоне диджей KDED’а говорил: «Далее слушайте Тома Йорка с его песней „And It Rained All Night“. Пока мы с Эриком растворились в нашем тет-а-тете, звуки бара доносились до нас приглушенно, как бы издалека. Теперь они лавиной вернулись.

— Полиция и верпумы — кто-нибудь из них выследит убийцу, — сказал он. — Меня больше волнуют эти агенты ФБР. Какова их цель? Они хотят тебя схватить? Они могут это сделать в нашей стране?

— Они хотят идентифицировать Барри. Они хотят понять, что мы с Барри делали и как мы смогли это сделать. Возможно, они собирались просить нас работать на них, но смерть Кристалл прервала нашу беседу, прежде чем они могли что-то сказать.

— Но ты не хочешь на них работать, — его ярко-голубые глаза решительно смотрели мне в лицо. — Ты не хочешь уезжать.

Я вытащила свою ладонь из-под его и отметила, что мои руки переплелись на груди.

— Я не хочу, чтобы люди умирали потому, что я не смогла их спасти, — сказала я. Я чувствовала, что мои глаза наполняются слезами. — Но я достаточно эгоистична, чтобы не гореть желанием ехать туда, куда меня будут направлять в попытках спасти умирающих. Я не хочу быть каждый день в истощении и слезах от зрелища горя и страданий. Я не хочу уезжать из дома. Я представить себе не могу, что было бы, если бы они могли заставить меня делать это. И это пугает меня до смерти.

— Ты хочешь жить своей жизнью.

— В той же степени, как любой другой.

— Как только я думаю, что ты простая и понятная, как ты тут же говоришь что-нибудь запутанное.

— Ты жалуешься? — я безуспешно попыталась улыбнуться.

— Нет.

Мощная девица с тяжелой нижней челюстью подошла к нам и сунула перед Эриком альбом для автографов.

— Пожалуйста, Вы не могли бы подписать это? — сказала она. Эрик одарил ее ослепительной улыбкой и расписался на пустой странице. — Благодарю Вас, — сказала она, затаив дыхание, и вернулась за свой столик.

Ее подруги, все достаточно взрослые для того, чтобы их пропустили в бар, были восхищены ее смелостью, и она, наклонившись вперед, рассказывала им о своем первом опыте общения с вампиром. Когда она закончила, одна из официанток-людей, подошла к столику и приняла новый заказ на напитки. Персонал здесь был отлично вышколен.

— О чем она думает? — спросил меня Эрик.

— О, она очень нервничает, и думает, что ты великолепен, но… — я пыталась подобрать слова. — Совершенно нереально для нее красив, поэтому она никогда бы не подумала, что действительно способна тебя получить. Она очень… она думает, что ты для нее „слишком“.

И мне вдруг представилось, что Эрик подходит к ней, наклоняется и почтительно целует ее в щеку. Это жест заставил бы всех мужчин в баре понять, что вампир увидел в ней что-то такое, что не заметили никто другой. Неожиданно на простую девчонку обрушилось бы ошеломляющее внимание всех мужчин, кто стал бы свидетелем этого события. Ее подруги зауважали бы ее из-за того, что сделал Эрик. Ее жизнь бы изменилась.

Но ничего этого, конечно, не случилось. Эрик забыл о ней прежде, чем я закончила говорить. Я не думаю, что эффект был бы таким, как я себе нарисовала, даже если бы он к ней подошел. Я почувствовала всплеск разочарования от того, что сказка не стала явью. Я подумала, что мой прадедушка-фейри мог слышать человеческие мечты как сказки. Интересно, фейрийские родители рассказывают своим фейрийским деткам сказки о людях? Готова спорить, что нет.

На какой-то момент я почувствовала, словно вырвалась из своей жизни и смотрю на нее со стороны. Вампиры должны мне денег и протекцию за мои услуги. Вервольфы объявили меня другом стаи за помощь в только что законченной войне. Я связана с Эриком клятвой, которая, кажется, означает, что я помолвлена или даже замужем. Мой брат — верпума. Мой прадедушка — фейри. Это заняло мгновение, и я снова вернулась в свое тело. Вся моя жизнь слишком ненормальная. Меня вновь посетило чувство, что жизнь вышла у меня из под контроля, так как я взяла слишком большой разгон, чтобы остановиться.

— Не разговаривай с людьми из ФБР один на один, — говорил Эрик. — Позвони мне, если это случится ночью. Позвони Бобби Бёрнэму, если они придут днем.

— Но он же меня ненавидит, — сказала я, возвращаясь в реальность, и так неосторожно. — Зачем мне ему звонить?

— Что?

— Бобби ненавидит меня, — сказала я. — Он был бы только рад, если бы федералы вывезли меня в какой-нибудь подземный бункер в Неваде на всю мою оставшуюся жизнь.

Лицо Эрика застыло.

— Он тебе это сказал?

— Это не нужно. Я знаю, когда кто-то считает меня мерзостью.

— Я должен поговорить с Бобби.

— Эрик, не существует закона, запрещающего относиться ко мне без симпатии.

Он рассмеялся.

— Возможно, я издам такой закон, — сказал он, поддразнивая, и его акцент был заметен более обычного. — Но если ты не дозвонишься до Бобби — а я абсолютно уверен, что он тебе поможет — ты можешь позвонить г-ну Каталиадису, несмотря на то, что он обосновался в Нью-Орлеане.

— У него все нормально? — я ничего не слышала об адвокате-полудемоне после взрыва вампирского отеля в Роудсе.

Эрик кивнул.

— Лучше некуда. Он теперь новый представитель Фелипе де Кастри в Луизиане. Он мог бы тебе помочь, если ты его попросишь. Он всегда хорошо к тебе относился.

Я записала этот клочок информации, чтобы в дальнейшем обдумать.

— Его племянница выжила? — спросила я. — Дианта?

— Да, — сказал Эрик. — Она находилась под завалами двенадцать часов. И спасатели знали, что она там. Но над тем местом, где она попала в ловушку, заклинило балку, и потребовалось время, чтобы ее снять. В конце концов, они ее выкопали.

Я была рада услышать, что Дианта жива.

— А второй адвокат, Йохан Гэсспорт? — спросила я. — Г-н Каталиадис говорил, что у него было несколько ушибов.

— Он полностью выздоровел, забрал свой гонорар и исчез в дебрях Мексики.

— „Найденное в Мексике в Мексике потеряно“ — сказала я и пожала плечами. — Полагаю, так принято, что адвокат получает деньги и после того, как наниматель мертв. Я уже никогда не получу свои. Возможно, Софи-Энн считала, что Глэспорт сделал для нее больше, или у него хватило наглости просить ее даже тогда, когда она потеряла ноги.

— Я не знал, что тебе не заплатили, — на лице Эрика снова отразилась досада. — Я поговорю с Виктором. Если Глэспорту оплатили его услуги для Софи, тебе тем более должны. Софи оставила много недвижимости и ни одного наследника. Король Виктора в долгу перед тобой. Он прислушается.

— Это было бы замечательно, — сказала я. Возможно, в моем голосе прозвучало слишком сильное облегчение.

Эрик пристально посмотрел на меня.

— Ты знаешь, — произнес Эрик. — Если тебе нужны деньги, тебе нужно просто сказать. Я не хочу, чтобы ты в чем-нибудь нуждалась, и я знаю тебя достаточно, чтобы быть уверенным, что ты не попросишь денег на какую-нибудь ерунду.

Это звучало почти как само собой разумеющееся.

— Я ценю это, — сказала я, и в моем голосе прозвучала несгибаемость. — Но я просто хочу, чтобы мне заплатили.

Между нами повисла тишина, хотя бар вокруг стола Эрика шумел как обычно.

— Скажи мне правду, — сказал Эрик. — Ты приехала сюда просто потому, что хотела побыть со мной? Ты еще не высказала мне, как сердишься на меня за то, что я обманул тебя с ножом. И ты определенно не собираешься это делать, по крайней мере, сегодня. Мы еще не обсудили мои воспоминания о том времени, которое мы провели вместе, когда ты прятала меня в своем доме. Ты знаешь, почему я оказался так близко от твоего дома, когда убегал по морозу на той дороге?

Его вопрос был столь неожидан, что я онемела. Я не была уверена, что хотела знать ответ. Но, наконец, я все-таки произнесла:

— Нет, не знаю.

— Ведьма наложила на меня проклятие, и оно активизировалось, как только Клэнси ее убил… Оно заключалось в том, что я буду находиться рядом с той, кого жаждет мое сердце, и даже не буду этого осознавать. Это ужасное проклятье, и Хэллоу должна была обладать огромным мастерством, чтобы наложить его. Мы обнаружили его на страничке с загнутым уголком в ее книге заклинаний.

Мне было нечего сказать. О таком я даже и подумать не могла.

Это было впервые, когда я пришла в Фэнгтазию просто поговорить, а не была вызвана по каким-то неотложным вампирским делам. Узы крови или что-то более очевидное?…

— Наверное… мне просто была нужна компания, — сказала я. — А не вытрясти из тебя душу разборками.

— Это хорошо, — он улыбнулся.

Я не была уверена, так ли это было.

— Ты знаешь, что мы не по-настоящему женаты, правда? — сказала я. Мне нужно было сказать хоть что-нибудь, лишь бы забыть то, что произошло. — Я знаю, что вампиры и люди могут вступать в брак, но не в Луизиане.

— Я знаю, что если бы я не сделал этого, то прямо сейчас ты бы сидела в маленькой комнатке в Неваде, слушая Фелипе де Кастро, пока он улаживает свои дела с людьми.

Ненавижу, когда мои подозрения подтверждаются.

— Я спасла его, — сказала я, изо всех сил пытаясь не ныть. — Я спасла ему жизнь. Он обещал мне дружбу. Я думала, что это означает защиту и поддержку.

— Он хочет защищать тебя в непосредственной близости от него, поскольку знает, на что ты способна. Он хочет получить те возможности, которые ты можешь ему дать, напрямую, минуя меня.

— Сомнительная благодарность. Я могла позволить Зигеберту убить его, — я закрыла глаза. — Проклятье, в голове не укладывается.

— Теперь он не сможет тебя заставить, — сказал Эрик. — Мы женаты.

— Но, Эрик, — в моей голове было столько возражений по этому поводу, что я даже не знала, с чего начать. Я обещала себе, что не буду спорить сегодня, но в итоге была как разъяренный Кинг-Конг. Я просто не могла это пропустить мимо ушей. — Что, если я встречу кого-то еще? Или ты… Слушай, а что означает быть официально женатым? Расскажи мне.

— Ты слишком расстроена и устала для серьезных разговоров, — сказал Эрик.

Он откинул свои волосы на спину, и женщина за соседним столиком произнесла „Оооооооооо!“.

— Тебе просто нужно понять, что теперь он не может к тебе прикоснуться, никто не может, не спросив у меня разрешения. И наказанием за нарушение является окончательная смерть. Это та ситуация, когда моя безжалостность сослужит нам хорошую службу.

Я глубоко вздохнула.

— Да, ты прав. Но это не конец разговора. Я хочу узнать все о нашем новом положении, и хочу знать, смогу ли избежать этого, если все станет совсем невыносимо.

Эрик смотрел на меня своими голубыми, как ясное осеннее небо глазами. Они были такими невинными и бесхитростными…

— Ты узнаешь всё, как только этого захочешь, — сказал он.

— Слушай, а новый король знает о моем прадедушке?

Лицо Эрика стало каменным.

— Я даже представить себе не могу, как Фелипе отреагирует, когда узнает это, моя радость. Билл и я — это все, кому на сегодняшний день это известно. И пусть всё так и остается.

Он снова взял мою руку. Я могла почувствовать каждый мускул, каждую косточку сквозь холодную плоть. Словно взялся за руки со статуей, очень красивой статуей. И я снова на несколько минут почувствовала странную умиротворенность.

— Я должна ехать, — сказала я, сожалея, а не извиняясь за свой отъезд. Он наклонился ко мне, и легонько поцеловал в губы. Когда я отодвинула стул, он поднялся, чтобы проводить меня до двери. Я почувствовала, как в меня вколачивались завистливые взгляды фанатов изо всех уголков Фэнгтазии. Пэм была на своем обычном месте, и оглядела нас с ледяной улыбкой.

На какой бы „уси-пуси“ ноте мы не прощались, я сказала:

— Эрик, когда я приду в себя, я прихвачу твою задницу за то, что ты поставил меня в эту дурацкую ситуацию и вынудил дать обет.

— Дорогая, ты можешь прихватить мою задницу в любой удобный для тебя момент времени, — сказал он очаровательно и направился к своему столу.

— Вы двое… — Пэм закатила глаза.

— Эй, я-то ничего не сделала, — ответила я, не будучи в полной мере уверенной, что это правда. Но это был хороший завершающий удар, и я заработала очко перед тем, как выйти из бара.