Место встречи - Левантия

Призраки прошлых лет

— Братцы, в катафалке дообнимаетесь, — раздался голос Якова Захаровича, — у нас труп на Гоголя. Вот вместе и поедете.

Ангел — все-таки еще мальчишка — аж подпрыгнул от радости.

— Сейчас мы быстренько!

А потом немного смутился и попросил робко:

— Арин Пална, а можно к особистам вы пойдете?

— Боишься их?

— Почему боюсь? — вскинулся Ангел, но тут же опять стушевался. — Они такие… все из себя Особые…

«Стесняется», — улыбнулась про себя Арина.

— Сходи-сходи, поздоровайся с давней подружкой своей, — усмехнулся Яков Захарович. Пришел черед Арины подпрыгнуть.

— Маринка тут? Что ж вы не сказали?

Яков Захарович опустил голову.

— Нет. Лика. Почти год назад вернулась. Знатно ее… помотало. Теперь всем отделом руководит. Остальные все новые.

Арина стремглав бросилась в Особый отдел. Васько с Ангелом за ее спиной переглянулись — особисты держались в стороне и таких восторгов обычно не вызывали.

— Как проходит свадьба жида с лягушкой? — светским тоном поинтересовалась Арина, заглядывая к особистам.

Лика, она же Особая пятого воздушного ранга Леокадия Викентьевна Поволоцкая, очень гордилась тем, что стихотворение Пушкина «Гусар» было написано про ее родную прапрабабушку.

— Отлично проходит, Арин. Ты как, в гости или по делу?

Лика, сумасшедшая и прекрасная Лика, которая в одиночку брала колдуна чуть ли не одиннадцатого ранга, которая могла влететь верхом на венике в бандитскую малину прямо через окно, которая могла предсказать точный маршрут любого уголовника, просто кинув на стол горсть бобов... Ох, которая много что и много всего. Но сейчас она сидела, уткнувшись невидящим взглядом в угол своего стола.

— Устала я, Арин, смертельно что-то устала. И ты устанешь. После огнестрельного в голову.

— Что? — Арина уже привыкла, что иногда Лика говорит странное.

Как-то в ответ на приветствие Чуприна ответила: «Это только первая из двадцати. Остальные позже прилетят», — и в тот день Чуприн схлопотал первую пулю.

Некоторые особые могли предвидеть будущее, но всегда так туманно, что опытные люди и не старались вдуматься в их предсказания — все равно ничего не поймешь, только зря растревожишься.

— Устану — так отдохну. А у нас труп на Гоголя. Кто от вас?

— Вон тех двоих бери, — Лика кивнула головой в сторону окна.

На подоконнике, сидя между распахнутых настежь створок (а день был хоть весенний, но отнюдь не жаркий), примостились двое. Один, невысокий, был одет в костюм-тройку, белую рубашку и даже клетчатый галстук-бабочку. Внешне он напоминал карикатуру на Шаляпина: зачесанные назад волосы, вдохновенно вздернутый нос, прозрачные глаза устремлены куда-то вдаль. В одной руке папироса, в другой — пижонская тросточка со стеклянным шаром на конце.

В голове у Арины тут же пронеслось:

Впиваясь взором в даль, скрестивши руки,Пророчил гибель темный дух морей,

И звездный блеск в просветах черных рейНе отгонял его извечной скуки.

Мальчик в черной форме школы для особо одаренных стоял на сцене и читал стихи. Девочки из Арининой школы тихо хихикали в задних рядах. Мальчик же был серьезен — он упоенно вслушивался в звуки своего голоса, завораживая сам себя.

— А этот стишок не ты написал. Мне его папа читал, еще до школы! — голос пятиклассницы Качинской прозвенел на весь зал.

Арина помнила, как щипало у нее тогда в носу, как хотелось разреветься от жуткой несправедливости. Папа читал ей это стихотворение каждый раз перед сном. А этот мальчишка… Как если бы он отнял у Арины папу, его поцелуй на ночь, его шепот: «Хороших снов, деточка».

Арина долго потом вынашивала сладкую мысль избить наглого плагиатора, но школьная присказка «тронешь одаренного — заболеешь» была сильнее.

Арина-взрослая усмехнулась. День внезапных встреч.

Хорошо, второй собеседник был абсолютно незнаком. Но выглядел не хуже подросшего одареныша.

Высокий, широкоплечий, но при этом гибкий, он походил на героев плакатов, прославляющих советскую милицию. Или даже на рисунок в детской книжке. Уж слишком идеально он выглядел.

И форма с белой не по сезону гимнастеркой сидела на нем идеально, без намека на складочку, и сапоги блестели, как лакированные, и каждая пуговичка, каждый ремешок были на своем идеальном месте и в идеальном порядке.

Но вот голову этому милиционеру с картинки явно приставили от кого-то другого.

Лицом он напоминал породистого коня с большими, конскими же, белыми зубами. В левом ухе носил здоровую золотую серьгу, а волосы длиною чуть ли не до пояса забраны у него были в тугой хвост, что сходство с конем только усиливало.

— А вы, девушка, нашим новым экспертом будете? — высокомерно произнес похожий на коня, смерив Арину взглядом с ног до головы. Ударение в слове «эксперт» он подчеркнуто сделал на первую букву.

— Новый — это ваш, который вместо Марины Комаровой, а я тут с сорокового. С перерывом на войну, уж извините.

Эти два пижона откровенно раздражали Арину. Не сотрудники милиции, а какие-то актеры из оперетки. Еще и сидят перед стоящей Ариной.

— В общем, на Гоголя труп нашли, от вашего отдела — следователь и эксперт.

Арина выделила ударение в слове «эксперт» — на последний слог, как положено. И вышла, даже не обернувшись.

Кажется, кто-то из двоих пижонов уважительно промычал ей вслед.

На крыльце уже курил Ангел.

— Катафалк только через десять минут придет, так что закуривайте, Арин Пална.

Арина послушно закурила. Но возмущение все еще кипело в ней. Еще и этот. Сколько сил угробили, чтобы вырастить из него приличного человека, и рос же золотой мальчик — а тут вот курит, еще и «катафалк» какой-то. Шуточки идиотские.

Ангел не замечал настроения Арины.

— Ну как, договорились с особистами? Или тоже забоялись?

— А чего мне их бояться? Люди как люди…

— Так колдуны же!

— И что? Просто талант такой. Вон, у тебя слух абсолютный, тебя Борис Ефимович хвалил, когда ты его уроки не прогуливал, — так что, тебя тоже бояться прикажешь?

— И все равно они дурацкие какие-то. Как из театра сбежали. А уж ва-а-а-ажные.

Арина усмехнулась — Ангел почти в точности повторил ее мысли. Она уже хотела рассказать историю о краденом стихотворении, но тут на крыльце появились пижоны.

— Руководитель группы, следователь Особого отдела Цыбин. Мануил Соломонович, — представился плагиатор. — А это, — он кивнул на лошадиноголового, — Шорин, Давыд Янович. Экспе-е-е-е-е-е-е-ерт Особого отдела. А вы?

Арина и Ангел представились.

— Ну, поедем драться за труп, — примирительно улыбнулся Цыбин.

Арина улыбнулась в ответ. Хоть что-то в этом новом мире осталось прежним. Первый выезд на место имеет цель выяснить, есть ли в деле особый след. В принципе, для этого достаточно одного эксперта-особиста, этого их Шорина. Но ведь пока будут след искать — затопчут все, что можно. Так что «первоначальный осмотр трупа производится экспертом-криминалистом при участии оперативного сотрудника, ординарного эксперта и двух понятых. По окончанию осмотра те же действия производятся экспертом и следователем особого отдела».

Арина немного удивилась. Столько всего она успела забыть за пять лет, а вот эти казенные формулировки засели в голове намертво. Только что пользы от инструкций, если и криминалист, и судмед, и черт в ступе — это все одна Арина и есть. Так что двое своих, двое особистов и двое понятых. Гармония.

Огромный черный автомобиль, почти автобус, с фиолетовыми бархатными шторами на окошках прервал мысли Арины.

— Это что? — прошептала она Ангелу.

— Да катафалк же. А, так вы не знаете! У нас транспорта своего теперь нет. Яков Захарович пытался что-то выбить — но ему сказали «проявляйте экономию и личную скромность», проще говоря, нафиг послали. Ну вы же знаете Якова Захаровича! Он быстро смекнул: талоны-то на бензин нам все равно выдают. Вот и договорился с Тазиком Боярским, директором Южного кладбища: мы ему талоны, а он нам — транспорт. И Вазика Архипова в придачу.

— Лихо, — одобрила Арина.

Внутри катафалка оказалось вполне неплохо: просторно, тепло. Шорин тут же, ни у кого не спросив, расстегнул ворот гимнастерки. Они с Цыбиным сели справа, Арина с Ангелом — слева. В середине, где на похоронах положено быть гробу, оставалось пустое пространство.

— А хорошо сидим! Прямо картинка рисуется: безутешная вдова с несчастным сироткой слева, а беспутные друзья, доведшие покойного до могилы, — справа, — раздался веселый голос Цыбина.

Но шутку никто не поддержал. Арине не хотелось разговаривать вообще, Ангел робел, а Шорин, похоже, считал ниже своего достоинства общаться с кем попало.

— Ну, граждане! Вы реально как на похороны едете! Скучно с вами, право слово!

— Если вам хочется поговорить, почитайте нам стихи. Для разнообразия — свои, — Арина не упустила случая брызнуть ядом в противного Цыбина.

Тот внимательно посмотрел ей в лицо — и просиял.

— Давыд, братец! Помнишь, я тебе рассказывал про девчонку, которая писала на заборе «смерть одуренным» и следила за мной, как Шерлок Холмс? Кажется, я встретил ее после стольких лет разлуки!

— Сочувствую, — отрезал Шорин и отвернулся к окну. Дальше ехали в тишине.

Дворик выглядел идиллически. Липы с яркими весенними листьями, розовые, праздничного вида подштанники на бельевой веревке. Даже небольшой фонтан был в центре этого двора.

Конечно, сухой, заваленный прошлогодней листвой, но весьма изящный.

Но обнаруживший труп участковый повел их не к фонтану, а вглубь двора, где в узкой щели между забором и задними стенками нужника и дровяного сарая примостился труп.

— Мальчишки нашли. Никто в этот уголок не залазит, они на крыше сарая играли.

Арина жестом попросила коллег немного отойти — и встала на колени, склонившись над трупом.

— Ангел, дорогой! Тебе как — подробно и по пунктам, или потом напишу, а сейчас — кратенько, только выводы?

— Давайте кратенько, вы умная, я вам верю.

— Не путайся в показаниях. Я старая и лысая. У нас имеется мужчина, около пятидесяти, рост сто семьдесят, худощавый… В общем, если не видишь — почитаешь.

— Вы обещали интересное, а не что я сам вижу.

— Прекрасно. Тогда дай старой лысой тете насладиться зрелищем. Значит, лежит он тут дня три — не меньше. Почему я так думаю — объяснять надо?

— Я прочитаю…

— Но при этом — ни одна муха не отложила яйца ни в глаза, ни в рот, ни куда еще. Отнесем это к странному и нетипичному.

— Угу. Любопытно.

Ангела заметно передернуло.

— Так, а вот теперь — совсем интересное. Если судить по цвету кожи, наш товарищ давно и сильно болел гепатитом, то есть воспалением печени. Но при этом белки глаз у него не желто-коричневатые, как должны были бы быть, а даже наоборот — в голубизну, как у очень здорового человека. Отчего помер — узнаем в морге.

Одет вполне опрятно, пятки чистые, то есть был в обуви. Сняли после смерти. Судя по штанам — это были сапоги, в которые он те штаны заправлял.

— Карманы посмотрите?

— Легко! Только вряд ли вор сапоги забрал, а бумажником побрезговал. А нет, смотри-ка, что-то нашлось. Билет в оперу. Пятый ряд, восьмое место. Неплохо. Черт! Ангел, какое сегодня число?

— Десятое, Арин Пална.

— Точно?

— Да десятое, десятое, давайте уже быстрее! — нетерпеливо зашипел Шорин из-за спины Ангела.

— Тогда чертовщина совсем уж полная. Потому что билет на девятое, то есть на вчерашний вечер. И корешок оторван.

— То есть помер непонятно от чего, полежал пару деньков, заскучал, сходил в оперу — и на место лег? Как раз тут до оперы — два двора пройти.

— Примерно так и было, судя по всему. Ах, да. Аккуратненько забрался в эту щель, чтоб на проходе не валяться, людям не мешать. Какой молодец!

— А действительно, как он сюда попал?

— Судя вон по той нитке на заборе, его перекинули. Но довольно аккуратненько. Арина встала и сделала приглашающий жест.

Ее место занял Шорин. Он не стал ползать на коленях, просто присел не без изящества.

И вдруг стал бледен и сосредоточен.

— Моня, пять шагов назад. Фонишь! — хрипло огрызнулся он за спину. Цыбин послушно отошел.

Ангел тоже предпочел отойти, но в другой угол двора. Поманил за собой Арину, предложил папиросу.

— А эти, Особые, они что, так всегда и работают? Постоял, руками помахал — и готово дело?

— Ага. А ты чего хотел?

— Ну вот как вы, каждый волосок, на коленках…

Арина перевела взгляд на свои колени, стыдливо стала стряхивать налипшую пыль.

— Другая специфика. У них следы не на земле, глазами и руками не найдешь…

— А вы уверены? Может, вообще ничего такого нет? А эти клоуны просто каждый раз помашут руками, скажут «ничего нет» — и уходят? А оклад и паек у них, между прочим, побольше нашего. Вот брошу все — пойду в такие «эксперты», я могу руками красиво махать.

Арина улыбнулась. Ей бы очень хотелось, чтобы все было так, как говорит Ангел. Чтобы никогда не видеть особых ранений, когда тело становится похоже на оконное стекло, в которое кинули камень: круглое черное отверстие — и отходящие от него зигзагами глубокие лучи, сочащиеся кровью. Чтобы уже после войны не видеть пленников концлагеря, высосанных до капли Смертными фашистов. Чтобы… Но особая сила — вот она. Редкая, непознаваемая, но основательно портящая жизнь.

— Вот сейчас посмотришь, когда он скажет «есть». Дальше будет зрелище — ни в одном цирке не увидишь.

В этот момент Шорин открыл глаза.

— Все чисто! Следа нет!

— Вы уверены? — Арина попыталась еще раз хоть как-то состыковать детали. — Ну посмотрите просто глазами. Несвежий труп со свежим билетом, но без единой личинки. Либо ваш человек, либо совсем уж чертовщина какая-то.

— Я никогда не ошибаюсь. Возможно, вы что-то напутали.

— Мне бы вашу самоуверенность. Но я все-таки проверю себя в морге. Я, бывает, ошибаюсь. Например, когда решила обратиться к вам. Но в данном случае — я уверена, ошибки нет. Если у вас есть иное объяснение…

— Ах, простите, забыл, что вы здесь аж с сорокового! С перерывом. А вот я, знаете ли, уже с тридцать первого года имею специальность «обнаружение и уничтожение специальных сил противника».

Арина, признаться, была впечатлена. Слухи об Особых, у которых такая профессия стоит в военном билете, долетали до нее не раз и не два, а вот видеть эту элиту особых войск не приходилось. Москва, Сталинград, Курск, почти бескровное освобождение Одессы, Ленинград, да даже самоубийство Гитлера — все это приписывали «обнаружистам». Даже особые говорили о таких с уважением. Впрочем, мало ли кто что говорит. Один мордастенький лейтенантик, помнится, бредил и о боевых оборотнях, и о воюющих домовых, и даже о ком-то типа лесных эльфов в штрафных батальонах. Но если Шорин не врал, то да, это было сильно.

Но если бы этот противный Шорин похвастался по-человечески, нос свой длинный задрал гордо — она бы даже восхитилась вслух. А он так холодно… Как будто заодно и Арину в стан противника записал.

— Я что-то не понял, дуэль будет или нет? — Цыбин подошел с ехидной улыбочкой.

— Если бы передо мной стоял мужчина, была бы, — ответил Шорин, оскалившись.

— Если бы передо мной стоял мужчина, то и разговора бы не было, — в тон ему бросила Арина — и направилась к арке двора.

— Ты как хочешь, Ангел, а я пешком вернусь, можешь составить компанию. Заодно в оперу заглянем, вдруг там кто помнит, было ли занято восьмое место пятого ряда. Разрешите идти, товарищ Цыбин?

— Да идите вы уже все… В смысле да, разрешаю. Труп мы вам доставим.