– Ну что? – Дачник выжидательно уставился на меня. – Они созрели? Настало время собирать урожай? Пора брать твоих родственничков?
– Пора. Правда, насчет того, что созрели, я не уверен. Но надеюсь, что да. Хотя, если честно, – я рассмеялся, – было в не лишним дать им еще немножко побегать. Понять все до конца. Проникнуться. Только… – Я сокрушенно развел руки. – Не разрешают мне больше с ними играться. Говорят: «Занимайся делом, а не всякой херней». И требуют: «Отдавай нам брательника. Мы нашли ему применение. И если уж суждено ему сдохнуть, пусть сделает это с пользой».
– Это насчет того, чтобы заслать его к вашему питерскому барыге?
– Именно так. Хотя я считаю, что это чистой воды авантюра, но почему не попробовать. Может, действительно что-то и выгорит.
– А с девкой чего? – вмешался в наш разговор до сих пор молча исполнявший роль водителя Оглоед. – Брать-то сегодня будем обоих?
– А как же еще? Брать будем обоих. И девку сразу отправлю в расход. Хотя и жаль, что с ней все так просто закончится.
Оглоед сбросил скорость, помигал фарами раскорячившемуся поперек шоссе трактору «Беларусь», обогнал его, прошипев: «Пьяный с утра пораньше, урод!», и невинно спросил:
– И чего эта твоя Ангелина? Ништяк баба? Не старая?
– Двадцать пять лет.
– Покатит. И не уродина?
– Четыре года назад была ничего. Как сейчас, не знаю. Видел мельком разок, да и то в темноте. Так что могу с уверенностью утверждать только то, что не растолстела, – ответил я и подумал: «А к чему все эти вопросы? Никак ты, красавчик, раскатал губу на мою бывшую женушку? Ну уж нет! Не отдам Ангелину, как бы ты ни просил! Слишком легким для нее будет подобное наказание. Если вообще окажется наказанием».
– А ты, Юра, чего вдруг проявил интерес? – гулко хохотнул Дачник. Оказалось, что его мысли текут в одном русле с моими. – Может, думаешь, тебе бабу подарим, чтобы не пропадала? Трахнешь, типа, ее, прежде чем шлепнуть? Так обломись…
– Нет, я не про это, – раздраженно перебил Оглоед. – Вспомни, о чем нас просил Араб.
– Ты думаешь? Ха! – Дачник на мгновение замер, а потом звонко шлепнул ладонью себя по колену. Эмоции он умел выражать очень шумно. – И как же я сам не допер?! В натуре, Денис, есть идея, куда твою бабу пристроить! Это будет почище того, что мы ее кончим! Ха-ха! – Он веселился. Его так и распирало от смеха.
Правда, я не мог понять, почему. Но очень надеялся, что мне объяснят, и тогда, может, повеселимся вместе.
И мне объяснили.
– Слушай, – сказал Оглоед, – есть тут у нас один человек. Крутим вместе кое-какие делишки. И вот у него тут на днях…
Я слушал его. Очень внимательно. Не перебивая. И при этом никак не мог отделаться от навязчивой мысли, что все вокруг меня дружно повредились умом. Одни разродились сумасбродной идеей насчет Леонида и Хопина. Другие и того чище: выдали на поток нечто уж вовсе несусветное относительно судьбы моей бывшей женушки.
– Нет, не покатит, – в конце концов прервал я Оглоеда, увлеченно расписывающего все «прелести» будущей Ангелининой жизни. – На словах это звучит, конечно, заманчиво, но только мечты и действительность – две совершенно разные вещи. Ты хоть представляешь, с какими проблемами мы столкнемся, попробовав провернуть эту акцию?
– Не с такими уж и большими, – беспечно махнул рукой Оглоед. – Кстати, если желаешь, все эти проблемы я могу взять на себя. Ты только оплатишь накладные расходы. А они, отвечаю, должны показаться тебе символическими. Потратив пару штук баксов, я думаю, не обнищаешь?
Нет, конечно, я бы не обнищал. И тот «подарочек» моей бывшей жене, что предлагал приобрести Оглоед, стоил бы этих денег. Вот только все эти заманчивые проекты, которыми меня соблазняли последнее время, – что с Леонидом, что с Ангелиной, – казались слишком уж ненадежными, притянутыми за уши, и я опасался, что, купившись на них, окажусь в результате ни с чем.
«Впрочем, – задумался я, – не я ли сам изначально даже не держал в голове и мысли о том, чтобы идти легким путем – подписать братву на то, чтобы переловили всех моих кровников, зачитать каждому из них приговор и, может быть, даже лично привести его в исполнение, а потом проследить за тем, чтобы трупы были тщательно захоронены в дремучем лесу или затоплены в Ладожском озере? Так нет же. Мне надо обставить все с помпой, что я и пробую неуклюже претворить в жизнь. И почему-то воображаю, будто все, что выдумал сам, должно выглядеть супер, а все, что мне предлагают другие, это туфта. Стандартное заблуждение под названием "самонадеянность". Которое очень мешает жить. И от которого очень непросто отделаться. А не мешало бы… Так почему бы и нет?»
«Почему бы действительно не попробовать? – подумал я. – Смелее. Кто не рискует, тот не выигрывает. А ты представь себе только, что если все вдруг срастется, какой выйдет классный финал. Будет, о чем рассказать в старости внукам».
Если только мне суждено иметь внуков. Если только мне суждено дожить до старости. И если все и правда срастется…
– В общем, так, Юра, – произнес я, еще минуту назад с уверенностью твердивший: «Нет, не покатит». – Давай-ка поступим вот так: пока я не отвечаю ни «да», ни «нет». Времени на раздумья у меня выше крыши. К тому же сначала надо не упустить брательника с женушкой. Потом решить все с Леонидом. А уже после этого выносить приговор Ангелине. Так что не будем спешить. Возможно, и правда устроим этой красавице веселую жизнь. По твоему сценарию. – Ах, как же легко было меня убедить. – Кстати, объясни, а зачем тебе-то лезть в эту историю? Никакой выгоды…
– А, брось ты, Денис! – перебил меня Оглоед. – Не везде ж искать выгоду. К тому же мне самому интересно поучаствовать в таком представлении. Приелось однообразие – бани со шлюхами да пляжи в Анталии. А тут такой экстрим-тур. Классная заморочка. Не-е-ет, если будет возможность в нее вписаться, считай, я при делах. Будет, о чем написать в мемуарах.
«Кому внуки, а кому мемуары», – подумал я и ткнул кулаком дремавшего рядом со мной Серегу Гроба:
– Рота, подъем! Прибываем на место!
Джип уже свернул с Волоколамки и осторожно преодолевал ухабы на узеньком «автобане» Микулино – Нестерово. Пути нам оставалось минут на пять.
– Я не сплю, – соврал мне Сережа и, сладко зевнув, двумя пудовыми кулаками умильно протер глазки. – И я все слышал, что вы тут обсуждали. Ты, Знахарь, секи, чего братва говорит. Дурного не насоветуют. Соглашайся.
«И этот туда же, – усмехнулся я про себя. – "Соглаша-а-айся". И как тут не согласишься, когда на тебя со всех сторон давят советчики? Хочешь – не хочешь, а приходится слушаться. Да, Ангелина, похоже, все катит к тому, что твою участь, как и участь твоего муженька, снова решу не я, а доброжелатели. Так сказать, коллегиально».
Впрочем, я в этом не видел особых проблем. Был уверен, что, как только обнаружат на капоте «пассата» венок с моим прощальным напутствием, Леонид с Ангелиной сразу вскочат в машину и ломанутся подальше из этого засвеченного передо мной места. Из Нестерова, которое еще вчера казалось таким надежным убежищем, а сегодня превратилось в настоящую западню. Куда-нибудь назад, в Петербург. Или в Москву. Или… Короче, туда, где можно легко затеряться в толпе.
Вот только не суждено им добраться до этой толпы. Не суждено проехать и пяти километров. Потому что на выезде из деревни – там, где шансы на то, чтобы напороться на ненужных свидетелей практически сводятся к нулю – Леню и Лину будут поджидать две машины, «Нива» и «джип гранд чероки», с комитетом по торжественной встрече в лице шести человек. И разминуться с ними никак не получится.
После выпитого вчера самогона башка Леонида варила плохо. Венок на капоте «пассата», а значит, появление Константина там, где его никак не ожидал, оказалось мощнейшим ударом под дых. Да и сошедшая с ума Ангелина, отрешенно взирающая в пустоту и несущая какую-то чепуху, не добавляла ни сил, ни изворотливости. Одним словом, все в это ненастное утро было против него.
«Фольксваген» задом выехал со двора, чуть не застрял в огромной, больше похожей на небольшой пруд луже и, мигнув на прощание фарами гостеприимной бабе Марусе, начал аккуратно пробираться к околице Нестерова. Леонид скосил глаза на застывшую справа от него Ангелину, отметил, что она даже и не подумала, как обычно, сунуть в гнездо магнитолы кассету со своим обожаемым «Апекс Твином», и ради интереса спросил:
– Как настроение? Ты, похоже, еще не проснулась?
Она промолчала.
– Лина. Ли-и-ина! Ау! Ответь мне, хорошая. Ты все еще жаждешь встретиться с Костиком? Покаяться в своих давних грехах? Попросить у него прощения?
– Мне наплевать. – На этот раз она хоть удостоила мужа ответом. – Мне уже все равно. – И опять замерла. Замолчала.
Леонид недовольно поморщился. Он привык к тому, что уж если жена сидит рядом в машине, то обязательно ее должно быть слышно. Молча ездить она не умела. Но вот вдруг что-то сломалось в привычном порядке вещей. Значит ли это, что все уже катится в тартарары?
– Алло, подруга! – Леонид оторвал от руля правую руку и положил ее на колено жены. – Так не годится. Нельзя, чтобы было все равно. Что за упадническое настроение?
Ангелина лишь несколько раз медленно качнула головой.
И Леонид решил: «Черт с тобой, сонная муха. Скоро – уже очень скоро! – ты перестанешь доставать меня своей постной рожей. Я закопаю твой еще не остывший трупик в лесу и поеду в Москву. А может быть, даже в Сочи. А может, еще куда. Не все ли равно. Лишь бы там было спокойно. Лишь бы вокруг не роились головняки… Сниму номер в хорошей гостинице. Вызову на всю ночь проститутку. Или даже двух. И напрочь забуду о Константине – об этом ублюдке – брательнике, который буквально за несколько дней умудрился сжечь у меня столько нервных клеток, сколько обычно не сгорает и за год. Кстати о птичках, надо бы почаще поглядывать в зеркала, следить повнимательнее, чтобы этот паршивец снова не увязался следом».
Леонид вздохнул с облегчением, когда позади осталась поселковая улица, похожая на небольшое болотце. Не застрял. Не пришлось прибегать к помощи местных алкашей-трактористов. Уже, слава Богу. День, начавшийся неприятностями, кажется, не спешил подкладывать по проблеме на каждом шагу. Леонид еще не предполагал, что это продлится не больше минуты. Проблемы – да еще какие! – уже выстроились в длинную нетерпеливую очередь чуть впереди. До них оставалось – всего ничего.
Он выехал на асфальт следом за грязной раздолбанной «Нивой» с тверскими номерами, которая почти перед самым носом «пассата» вывернула из-за избы, претенциозно украшенной российским триколором, и сразу же по-хозяйски расположилась посредине дороги. Медленно поползла прямо по осевой. Вернее, так можно бы было сказать – по осевой, – если бы эту осевую на звериной тропе, которую здесь называли «шоссе», хоть когда-нибудь кто-нибудь удосужился начертить. Переключившись на третью передачу, Леонид разогнал «фольксваген» и несколько раз мигнул дальним светом, предлагая впереди идущей машине предоставить простор для обгона. В результате «Нива» еще больше сбавила скорость. Леонид бросил взгляд на спидометр – 30 км/ч – и раздраженно прошипел:
– И что за паскуда! Хрен ли этот чайник творит? Пьяный? Или учится ездить? Или?.. – Он обрубил фразу на середине, добавил уже про себя: «Или?.. – и бросил взгляд в панорамное зеркало. Сзади к "пассату" стремительно приближались две яркие фары. – А ведь не исключено и третье. Константин?!!»
«Нива» совсем сбросила скорость. Обогнать ее не представлялось возможным. А до машины сзади оставалось меньше ста метров. «Фольксваген» брали в классическую коробочку – самый беспроигрышный вариант на узком шоссе.
Леонид ощутил внутри холодок. И нельзя сказать, чтобы он показался приятным.
Ангелина вдруг вышла из столбняка, обернулась и с необъяснимым торжеством в голосе объявила:
– А вот и он. Долго ждать себя не заставил. Ленчик, я же предупреждала: куда бы мы ни поехали, он везде нас достанет. Все дороги ведут к нему. Ха! Поздравляю!
Леонид бросил затравленный взгляд на жену. У нее на губах играла торжествующая улыбка. Она ликовала так, будто это было ее заслугой – совсем незамысловатая, но четко спланированная засада, в которую они угодили. Так, будто она, в отличие от супруга, была в стороне от того, что предстояло отведать в ближайшем будущем. Будто ей ничего не грозило.
Машина сзади врубила дальний свет, ослепив Леонида через зеркала дальнего вида, и он непроизвольно прикрыл глаза. Буквально на секунду, но этой секунды чуть было не оказалось достаточным для того, чтобы вмазаться в задницу окончательно остановившейся «Нивы». Когда Леонид вбил в пол педаль тормоза, «фольксваген», судорожно вздрогнув, замер в считаных сантиметрах от внедорожника. Движок заглох. Две мощные галогенки уперлись сзади яркими маяками прямо в багажник «пассата», залив салон зловещим неживым светом.
Был еще мизерный шанс попытаться свалить – выскочить из машины и рвануть за обочину. За пределы освещенного галогенками сектора. В поле. В грязь. В черную пропасть моросящей дождем темноты… Да не все ли равно, куда? Главное, не в объятия жаждущего встречи братишки. А из двух зол всегда принято выбирать меньшее. Так пускай он рискует переломать себе ноги. Пускай он, когда рассветет – если, конечно, удастся дожить до рассвета, – обнаружит себя Бог знает где. Пускай ему вслед палят из пистолетов… и даже из автоматов, если таковые у этих бандитов имеются. Конечно, имеются. Как же они без оружия? Как же они, не стрелявши. Но все же, а вдруг промахнутся. «Вдруг» – соломинка для утопающего. Прохлопал момент, не уцепился за нее, когда надо было попробовать обогнать «Ниву». Так нельзя не пытаться схватиться за последний шанс и сейчас.
Выживают обычно решительные.
– А, проклятие!!! – Леонид распахнул дверцу и выскочил из машины.
Споткнулся, с трудом устоял на ногах, сделал два неуклюжих шага вперед. И тут же как на скалу, как на несущийся на всех парах локомотив налетел грудью на что-то твердое. Он судорожно дернулся и перегнулся в пояснице, безрезультатно пытаясь втянуть в себя хотя бы немного воздуха.
Воздуха не было. Ничего вокруг больше не было. Даже дождя. Даже слепящего света двух галогенок. Осталась лишь боль.
Его покачнуло и повело, словно пьяного, в сторону. И в этот момент второй, не менее страшный удар пришелся по почкам. Поверг его окончательно утратившее способность слушаться тело на мокрый асфальт.
– Куда так спешишь? – Голос, негромкий и вкрадчивый, казалось, пришел из ниоткуда, с трудом пробившись сквозь плотный слой густого тумана. – Не надо. Не на-а-адо. А то убежишь, так придется стрелять. И еще, не дай Бог, и правда подстрелим. А ты нам нужен. Целый и невредимый.
Леониду наконец удалось сделать глоточек воздуха. Еще глоточек. Совсем ничтожный, но все же лучше, чем ничего. Удалось пошевелить рукой. Получилось приподнять голову. Попробовать оглядеться… Бесполезняк. Только слепящий свет фар. И более ничего.
Еще глоток воздуха. Еще. И еще. Так-то лучше.
– Поднимайся!
Ребра гудели. Поясница в том месте, куда пришелся второй удар, онемела так, словно ее обкололи новокаином. Почки стремились вырваться из тела наружу.
– Поднимайся, сказал!
Леонид скрипнул зубами. Собрал в кулак все свои силы. И ему удалось встать на карачки. Но дальше дело не шло. Подняться на ноги и сразу опять не войти в соприкосновение с асфальтом не представлялось возможным.
Во всяком случае, без посторонней помощи.
И помощь пришла. Словно подъемным краном его подцепили за пальто и поволокли навстречу двум фарам – на свет двух маяков. Леонид попытался двигать ногами. Не получилось. И тогда он застонал.
– Не ной. Не подохнешь, – обнадежил его тот же голос, который приказывал подниматься. – Полезай…
Он понял, что его заталкивают в машину.
– Полеза-а-ай, твою мать!
Леонид ощутил несильный, чисто символический пинок под зад и заставил себя сконцентрироваться, забраться на заднее сиденье довольно просторной внутри иномарки. Не «Нивы» – это уж точно – и не «фольксвагена». Скорее всего, той машины, что только что слепила его светом фар.
– Ах ты ж красавец! Ах ты ж непоседа! – над самым ухом прогудел уже другой голос. Не тот, тихий и вкрадчивый, что обещал ему: «Не подохнешь», а другой, в противоположность первому напоминающий гудок теплохода. – И зачем же ты побежал? Неизвестно куда. Под дождь. В темноту. – «Теплоход» сокрушенно поцокал языком.
А Леонид постарался свести зрачки в кучу и разглядеть своего собеседника. Пустое. В машине было темно. А в глазах был туман.
– К-какого ч-черта? – сумел выдавить он из себя. – Где Константин?
– Какой Константин?
– Мой брат.
– Твой брат? – В «теплоходном гудке» послышались отзвуки удивления. – Не знаю такого. А ну, а ну, расскажи.
На то, чтобы что-то рассказывать, сил уже не осталось. Леонид снова прикрыл глаза.
На черном фоне ослепительными шаровыми молниями плыли огненные шары. Полыхали зарницы. Мириады ярких точек то собирались в плотные созвездия, то рассыпались в пространстве. И тут же сворачивались в стремительно вращающиеся воронки.
– Что, хреново? – с непритворным участием спросили его. – Хочешь водички?
В ответ Леонид молча покачал головой.
– Ты смотри, только в тачке нам не напачкай. – Дачник пошуршал целлофаном, распаковывая сигару. – Так что за брат Константин? Ты нам так и не ответил.
Какое ответить! Все мысли – если можно назвать мыслями подобный сумбур в голове – были о том, чтобы побороть приступы тошноты. И хоть немного ослабить головокружение. Может, снова попытаться открыть глаза? Может, станет немного полегче?.. Попробовал. Не получилось.
– Так что за Константин, тебя спрашиваю?
– Да оставь ты его. Пусть немного очухается. А про Константина потом тебе объясню. – Гроб, сидевший рядом с безвольно сжавшимся Леонидом на заднем сиденье, озабоченно коснулся рукой плеча своего пленника. – Как себя чувствуешь? – И, не дождавшись ответа, покаялся: – Перестарался я, братцы. Накернил ему, словно быку. – Он бросил взгляд на замерший впереди «пассат», недовольно заметил: – Ну и чего они не спешат? Стоим враскорячку посредине дороги. – И протянул руку Дачнику. – Угости-ка сигаркой, если не жалко.
– Не жалко, – прогудел «теплоход» и полез в «бардачок». – А в натуре, чего они там застряли? Погуди-ка им, Юра. Пускай пошевелятся.
Оглоед несколько раз мигнул галогенками. И, словно только того и дожидавшаяся, «Нива» тронулась с места. Следом за ней начал набирать ход «фольксваген». В хвост ему пристроился джип «гранд чероки».
Три машины взяли курс на Суховерково. Туда, где двоим пленникам была приготовлена плаха. И тяжелый топор. И палач в длинном черном плаще.
За четыре с небольшим года Ангелина ничуть не изменилась. Впрочем, это было лишь первое впечатление после беглого взгляда, который я бросил на сжавшуюся на переднем сиденье девушку, пока устраивался за рулем. В ответ она затравленно посмотрела на меня. Потом оглянулась на втиснувшегося назад толстяка, обладателя солнцеобразной и добродушной рожи дебила. Я даже не знал его имени.
– Здравствуй, красавица. – Я не боялся, что Ангелина сможет признать меня в лицо, но опасался, что голос покажется ей знакомым. Вызовет ненужные в данный момент ассоциации. И, как следствие, подозрения. К черту! Раскрываться раньше времени я не хотел. А потому, как сумел, изменил голос, добавил в него сипоты, говорил чуть ли не полушепотом. Не знаю, что из этого получилось. Со стороны виднее, а лучшим экспертом в данный момент была Ангелина. И она пока не спешила отождествлять меня со своим бывшим мужем. – Что, не желаешь со мной поздороваться? А зря.
– Доброе утро, – пискнула она срывающимся голосом.
– Ты считаешь, что оно доброе? Для кого как.
Признаться, еще больше того, что Ангелина признает мой голос, я опасался, как бы во мне, когда окажусь рядом с ней, не зашевелились остатки былых чувств к жене, не переросли бы в ненужные в данный момент эмоции. Но ничего не шевелилось, ничего ни во что не перерастало. Во всяком случае, пока. Мне была совершенно до фонаря испуганная девица, замершая рядом со мной.
– Чего молчишь-то? Расскажи что-нибудь, – попросил я.
Но ей сейчас было совсем не до рассказов.
– Что с моим мужем? – Ангелина повернулась ко мне, и я машинально отметил, что она не накрашена.
Раньше, насколько я помнил, первое, что делала моя жена поутру, так это накладывала на рожицу толстый слой всевозможной грунтовки.
– Тебе он так нужен, этот твой муж? – Я улыбнулся, постаравшись, так же как в голос, привнести в улыбку что-нибудь новое, не свойственное Константину Разину. – А чем тебе не подхожу я? Нету такого желания – поменять муженька на меня? Обещаю, не проиграешь.
– Нету такого желания, – устало произнесла она. – Где Леонид?
– Не беспокойся. С ним все в порядке. Он поедет в машине следом за нами. А когда прибудем на место, сможешь с ним пообщаться.
– Куда прибудем? Что это за место? Там нас будет ждать Константин? Или он здесь? В другой машине?
Она меня не признала. Хотя, а чего я еще ожидал? Ведь Соломоныч в Перми постарался на славу.
– Не так много вопросов сразу, красавица. – Стоявший сзади «чероки» помигал фарами, и «Нива» тронулась с места. Я повернул ключ зажигания и отпустил сцепление. «Фольксваген» начал мягко набирать ход. – Я же не успеваю на них отвечать. Башка пухнет. Как бы не случилось горячки. Давай по порядку. Итак, первое. Куда мы едем?
– Да.
Я рассмеялся.
– Представь, сам не знаю. Вроде в какую-то деревню. Одним словом, видишь вон ту грязную синюю рухлядь? Так мне сказано не отставать от нее. Глядишь, она куда-нибудь нас приведет. Теперь вопрос номер два. Где Константин? Кажется, так?
– Так.
Я постарался изобразить удивление. И вроде бы это у меня получилось неплохо.
– Какой Константин?
– Только, пожалуйста, не делайте вид, будто не знаете.
– Не знаю, – сделал вид я.
– Мой бывший муж.
В ответ я лишь пожал плечами. И подумал: «Что будет, если сказать Ангелине, что ее бывший муж умер? Не поверит? Поверит? А если поверит, то как отнесется к такому известию? Пустит слезу? Усмехнется злорадно? Вздохнет с облегчением? Как?»
Я не знал, что сказать. И стоит ли вообще что-нибудь говорить. Неожиданно оказалось, что я совсем не готов к встрече, которую ждал с таким нетерпением. Мечтал, строил грандиозные планы, создавал в голове красочные сценарии, один грандиознее другого. Представлял Ангелину, трясущуюся от страха, и себя – олицетворение неотвратимости праведного возмездия, этакого благородного рыцаря, воскресшего из мертвых, дабы восстановить справедливость, очистить свое некогда вымазанное в грязи имя. И вот столь желанное наконец обратилось в реальность. И, против моих ожиданий, оказалось чем-то совершенно обыденным, повседневным. Да в дешевеньких мыльных операх все на десяток порядков живее и ярче! А здесь… Сиди сейчас справа от меня другая девица, которую я видел бы первый раз в жизни, задавай мне те же вопросы, бросай на меня те же затравленные взгляды, – и, я уверен, все было бы точно так же, как и сейчас. Пустота. Безразличие. Полнейшее разочарование в той роли, которую наконец получил. И в которой так жестоко ошибся.
– Так значит, вам неизвестно, кто такой Константин. – Ангелина сидела, закрыв глаза, и бормотала себе под нос настолько тихо, что я с трудом мог разобрать, о чем она говорит. – Странно. Я думала… – Она замолчала.
И я молчал. На полном автопилоте тащился за «Нивой», не отрывая бездумного взгляда от двух ее «габаритов», тускло светящих сквозь толстый слой грязи, и чисто автоматически опасаясь, как бы меня не начало клонить в сон. А тем временем ночь постепенно сдавала позиции безрадостному дождливому утру. Из темноты проявились невзрачные, сжавшиеся от непогоды деревни. Слепо уставились на дорогу глазницами окон, заделанных на зиму ставнями. Ощетинились на нее неровными редкозубыми палисадами.
– Сколько мне еще жить? – вдруг произнесла Ангелина, повернувшись ко мне, и я даже вздрогнул от неожиданности.
– Что? – Ее голос вернул меня из холодного ноябрьского утра в теплый уютный салон «фольксвагена».
– Сколько мне еще жить? – повторила она. – Меня ведь убьют?
Я рассмеялся. Или попробовал сделать вид, что рассмеялся.
– С чего ты взяла?
– Я знаю… Я чувствую… Я заслужила… – У нее в голосе не отражалось ни единой эмоции. Так, будто ей было глубоко наплевать на то, что ее ждет впереди.
«А может, действительно наплевать?» – подумал я и, продолжая играть роль стороннего наблюдателя, безразлично спросил:
– И чем же ты заслужила такую ужасную участь?
Мне было интересно услышать ответ на этот вопрос. Но Ангелина пропустила его мимо ушей. Спросив вместо этого:
– Меня, наверное, сперва изнасилуют, прежде чем убивать?
Толстяк на заднем сиденье не удержался и хмыкнул. А я лишь вздохнул. Мне стало жалко эту недалекую дуру. Беспокоящуюся: «А меня изнасилуют, прежде чем убивать?» точно так же, как волновалась бы, сидя в кресле дантиста: «А мне сделают обезболивание, прежде чем сверлить этот зуб?»
Не беспокойся, малышка. Обязательно сделают.
– Не волнуйся, красавица. Изнасилуют точно. Каждый по несколько раз. Так что тебе хватит с избытком.
Толстяк хмыкнул еще раз. Ангелина отвернулась и принялась обкусывать ноготь. Я молча следил за дорогой. Разглядывал попадавшиеся по дороге серенькие уродливые деревушки. И беспокоился, как бы не уснуть за рулем. И так до самого Суховеркова, где почти за околицей стояла небольшая избушка, в которой с лета жили двое надежных людей. Муж и жена. Пили свежее молочко. Два раза в неделю парились в баньке. Получали на почте скромную пенсию. И всегда были готовы пристроить в мансарде кого-нибудь из братвы, кому срочно требовалось на время укрыться от наступающих на пятки ментов. Или подержать какое-то время – на этот раз уже не в мансарде, а в подполе – не желающих платить должников… или несговорчивых коммерсантов…
…Вроде Леонида и Ангелины, которым примерно за десять километров до Суховеркова заботливо заклеили глаза лейкопластырем. Обнадежив:
– Чтобы без выкрутасов. Помните: жизнь у вас все же одна.
Значит, еще не все потеряно, может быть. Ведь если бы их собирались пускать в расход в ближайшее время, то так бы не предостерегались. Не все ли равно, что доведется увидеть потенциальным покойникам?
Подвал, в который его поместили, оказался в большей мере оборудован для хранения запасов провизии на зиму, чем для содержания заложников. Вдоль одной из обшитых досками стен были устроены стеллажи, заставленные стеклянными банками с вареньями и солеными огурцами, в углу была навалена большая куча картошки. К низкому потолку были подвешены связки лука и нитки с нанизанными на них сушеными грибами. Правда, среди этого безобидного антуража, казалось бы, совершенно не к месту оказалась полутораспальная панцирная кровать, прикрытая старым бугристым матрасом.
К ней-то и приковал Леонида наручниками крепкий неразговорчивый тип. Содрал чуть ли не вместе с бровями с глаз лейкопластырь и буркнул:
– Лежи. Отдыхай. Ссать захочешь, ведро на полу. – И, выключив свет, погрузил подвал в кромешную темноту.
Правда, еще какое-то время глаз Леонида достигали отблески фонаря, которым тот освещал себе путь наверх. Потом не осталось и этого. Ни единого огонька. Ни единого звука. Лишь иногда из темноты до ушей доносились какие-то скрипы и шорохи. Хотя непонятно, действительно ли это были скрипы и шорохи или ему все просто послышалось.
«Вот так, наверное, и сходят с ума, – предположил Леонид, сворачиваясь калачиком на тонком матрасе. Было ужасно неудобно. Рука, прикованная к сетке кровати, оказалась вывернутой и должна была скоро затечь. К тому же очень хотелось пить, а попросить воды он забыл. – Впрочем, сойти сейчас с ума, не самый худший исход. Принимать смерть с помутненным рассудком, наверное, легче».
А в том, что ему уготована смерть, Леонид не сомневался. Правда, несколько удивляло, что его решили предварительно подержать в заточении, но он сразу же нашел этому объяснение:
«Казнь, конечно, отложена до прибытия из Питера Константина. Как же без него?! Ч-черт, вот ведь пес шелудивый, братишка! Добился-таки своего. И чего же тебя пожалели тогда, не замочили еще в девяносто шестом? Вот теперь и расхлебывай дерьмо за свою доброту».
Рука, прикованная к кровати, как он и ожидал, затекла, но Леонид, повозившись, сумел устроиться поудобнее. На какое-то время ему даже удалось задремать. Даже начал сниться какой-то сон, но надолго забыться не получилось. Мысли о том, что неотвратно ждет его впереди, не позволяли расслабиться, но, к удивлению, и не повергали в панический ужас. Ему даже доставляло удовольствие сознавать, что ему, угодившему в такой переплет, удается столь достойно держаться.
«Интересно, а как там моя ненаглядная женушка? – представлял он, закрыв глаза. – Как она там, раскрасавица? Впрочем, можно и не гадать. Все ясно и так. Ее-то не стали спускать в подвал вместе со мной. А зачем, если появилась возможность попользовать на халяву, пустив ее по-братски по кругу? Под водочку и соленые огурцы. Вот уж доставят кайф бандюки перед смертью похотливой уродине! Удовлетворят коллективно ненасытную тварь, быть может, впервые за всю ее куцую жизнь!»
Он опять не без гордости отметил, с каким хладнокровием воспринимает свою обреченность. Ожидает скорой расплаты. Плюет в рожи своим палачам. Да, точно так он и поступит, когда придет его смертный час. Когда ощутит рядом с собой ледяное дыхание ненасытной старухи с косой.
– Подыхать надо достойно, – прошептал он. – Достойно…
И, постаравшись расслабиться, попробовал все же заставить себя заснуть.
Самое лучшее при ожидании смерти – это крепкий здоровый сон.
Ангелину отвели в небольшую комнатушку без окон, зато с массивным письменным столом и широкой кроватью возле стены. «Именно так должны выглядеть помещения для допросов», – решила она, когда смогла осмотреться. Хотя никогда раньше в таких помещениях ей бывать не доводилось.
Парень, что сидел за рулем «пассата», когда они ехали сюда, аккуратно отлепил у нее с глаз лейкопластырь, потом придвинул к столу грубый, кустарно сработанный стул.
– Присаживайся, – улыбнулся он. – Есть хочешь? Сейчас принесут. – И, небрежно опершись задом о стол и скрестив на груди руки, принялся изучать взглядом носки своих до блеска начищенных ботинок.
Ангелина отрицательно покачала головой. Есть не хотелось. Ничего не хотелось, кроме хотя бы какой-то определенности. Что ее ждет? Что хотят от нее эти тверские бандиты? Зачем привезли сюда, в этот дом, а не прикончили сразу? И не закопали в лесу?
Она опустилась на стул и оценивающим взглядом уставилась на своего надзирателя. Теперь, при свете простенькой люстры, подвешенной над столом, появилась возможность рассмотреть его поподробнее. И первым впечатлением было то, что этот парень чем-то напоминал ей бывшего мужа. Чем именно, сразу определить она не бралась. Но не рожей – это наверняка. У Константина черты лица были помягче. Да и выглядел он даже четыре года назад старше, чем ее новый знакомый.
«Знакомый… – усмехнулась про себя Ангелина. – Век бы не видеть подобных знакомых. Интересно, как этого типа зовут? Саша? Сережа? Андрей? Впрочем, если он и соизволит представиться, то назовет какой-нибудь псевдоним. У каждого из подобных мерзавцев их обычно не меньше десятка. Это если не считать кличек».
– Как вас зовут? – спросила она.
Бандит поднял на нее взгляд. И в этом взгляде она вновь признала нечто знакомое. До боли знакомое. Так на нее иногда смотрел Константин. Что же за наваждение!
– Я Денис. – Он опять улыбнулся. Одними губами.
Когда-то так улыбался ее бывший муж!
«Никак у меня уже поехала крыша? Последнее время Константин столько раз напоминал о себе, что теперь готов пригрезиться мне во всем, что движется. Во всем, что шевелится». – Лина прикрыла глаза, попыталась стряхнуть с себя глюки, отвлечься мыслями на что-то другое.
– А я Ангелина, – сказала она.
– Я знаю.
Этот Денис вполне мог бы сойти за младшего брата ее бывшего мужа. И возможно, поэтому, а может быть, потому, что пленницам нередко свойственно влюбляться в своих надзирателей, она ощутила, что начинает испытывать к этому парню симпатию. К тому же Денис совершенно не соответствовал тому образу закоренелого уголовника, похитителя беспомощных женщин, который сложился у нее в воображении. Совсем не походил на этакого узколобого громилу с колючим взглядом и единственной мозговой извилиной в голове, не способного нормально связать воедино двух слов и не прочитавшего за всю свою жизнь ни одной, даже самой тоненькой книги. Наряженного в спортивный костюм, кроссовки и дорогую дубленку, пропитанную туалетной водой «Факонейбл».
Вообще-то под этот стандарт не подходил и второй бандюган – тот толстый, что сидел на заднем сиденье «фольксвагена», молчал всю дорогу и лишь иногда дебильно хихикал. Ему скорее подошла бы роль Деда Мороза, чем воровского боевика.
Стоило Ангелине вспомнить о толстяке, как он, словно только того и ждал, распахнул дверь и нарисовался на пороге, держа в одной руке пачку писчей бумаги, а в другой – небольшой поднос с дымящейся чашкой и блюдцем, на котором были аккуратно разложены несколько бутербродов. Следом за толстяком вошел еще один парень, невысокий светловолосый красавчик в ослепительно белой рубашке и тщательно отглаженных брюках. Он поздоровался с Ангелиной кивком головы, дождался, когда толстяк составит с подноса на стол тарелку и чашку, и вместе с ним вышел из комнаты, так и не произнеся ни единого слова.
«Заглянул поглазеть на меня, – решила Ангелина. – Оценить и решить, стоит ли меня насиловать, прежде чем кокнуть».
– Перекуси, не стесняйся. – Денис достал из кармана пальто ручку и положил ее рядом с блюдцем. – А потом я попрошу тебя об одном одолжении.
– Каком одолжении? – Ангелина взяла чашку и отхлебнула глоток крепкого несладкого чая – именно такого, какой она любила. «Интересно, – подумала она. – Это что, совпадение? Или эти бандиты, прежде чем меня похищать, навели справки о моих вкусах». – Что мне предстоит делать?
– Ничего сложного. – Денис отошел от стола и, заложив руки за спину, прогулялся по комнате. – Всего лишь написать подробно о том, что произошло в августе девяносто шестого. Об убийстве Смирницкой твоим нынешним мужем. О наговоре на Константина. О снотворном, которое ты подсыпала ему в чай. О роли во всем этом деле адвоката Живицкого и прокурора Мухи. И, наконец, о заказчике – Хопине.
– Вы же говорили, что не знаете, кто такой Константин, – с еле уловимым оттенком упрека произнесла Ангелина. – Вы же…
– Не всему верь, что тебе говорят. – Денис подошел сзади и наклонился над ней, опершись руками на спинку стула. До Ангелины донесся чуть ощутимый запах хорошей туалетной воды. – И имей в виду, девочка: порой мужики бывают коварнее женщин. Во всяком случае, наврать с три короба, не моргнув глазом, им так же легко.
– Спасибо за добрый совет. Только навряд ли мне это уже пригодится.
– А почему бы и нет? – Денис оставил в покое стул и снова пустился в неторопливый обход маленькой комнаты. – Так вот, напиши все-все-все. Постарайся ничего не наврать. Все будет проверено. И в зависимости от того, насколько искренна ты будешь, мы решим, что с тобой делать в дальнейшем.
– А если я откажусь что-то писать?
– Тебе не приходится выбирать, Ангелина. Конечно, если не хочешь, чтоб завтра тебя закопали в лесу. Или ты хочешь?
– Нет, не хочу. – Она поставила чашку обратно на стол и обернулась к Денису. – Хорошо, Предположим, я сделаю все, что вы хотите. Что дальше?
– Ты не умрешь. За это я отвечаю.
– И меня вместе с этими бумагами передадут милиции? Посадят в тюрьму?
– Не думаю. Даже если твои показания попадут к мусорам и против тебя возбудят уголовное дело, то что смогут тебе инкриминировать? Недонесение о преступлении? Дачу ложных показаний? И все. А это с учетом явки с повинной потянет не больше, чем на условный срок. Да к тому же еще угодишь под амнистию. – Денис подошел к столу и взял с блюдечка бутерброд. – Позволишь?
– Конечно.
– Спасибо. – Денис отделил от бутерброда тоненький ломтик сыра, свернул его в трубочку. Откусил по очереди сперва от него, потом от булки…
Ангелина замерла. В этот момент из ее головы напрочь выветрилось все, что происходило вокруг. Бандиты, похищение, угроза смерти, необходимость признаться в своем преступлении – все отошло на второй план. Остался только Денис. Вернее, то, как он ел бутерброд. Точно так, как это всегда делал ее бывший муж!!! Только он имел такую привычку: скручивать в трубочку сыр, после чего откусывать сперва от него, а потом от булки. Чтобы так делал кто-то еще, ей никогда видеть не доводилось. И вот… Опять совпадение? Но ведь подобные совпадения бывают лишь в книжках. Но не в обыденной жизни.
– Так все же, где Константин? – прошептала она.
И подумала: «Может быть, он сейчас стоит передо мной?» И сразу отбросила эту мысль: «Нет, это бред. Это глюки. Просто я сама себя нахлобучиваю в ожидании встречи с бывшим супругом. Сама себя принуждаю замечать в Денисе черты, присущие Константину. А ведь при огромном желании их можно легко найти в любом мужике».
– Константин? – переспросил Денис, дожевав бутерброд, и снова прошелся по комнате. – Ты что, хочешь с ним встретиться?
– Да. – Ангелина не знала, правда ли это. Но шестое чувство подсказывало ей, что этой встречи не избежать. «А чем раньше она состоится, – считала она, – тем лучше».
– Разве ты не боишься? Разве тебе будет не стыдно смотреть в глаза человеку, которого ты предала?
– Боюсь, – призналась она. – И мне будет стыдно. Но если так надо…
– Не обязательно, – перебил Ангелину Денис. – И постарайся пока не думать об этом. На данный момент у тебя есть дела поважнее. Вот бумага, вот ручка. Садись и пиши то, о чем я тебя попросил. Не торопись – времени у тебя предостаточно. Не ври – еще раз напоминаю, что мы все проверим. И постарайся ничего не забыть. Я уйду, чтобы не торчать у тебя над душой. Дверь будет заперта. Когда закончишь или если тебе что-то понадобится, стукни в нее. Договорились?
– Да. – Она все никак не могла выкинуть из головы тот ломтик сыра, свернутый в трубочку. И тот взгляд, которым Денис смотрел на нее. И улыбку. И крепкий без сахара чай… – Я все напишу.
– Что ж, успеха. – Денис опять улыбнулся – так, как когда-то улыбался ее бывший муж – и вышел из комнаты.
Щелкнул дверной замок. У потолка прожужжала чудом не уснувшая на зиму муха.
Ангелина осталась одна. Она допила чай, отставила в сторону чашку и блюдечко с бутербродами. Придвинула к себе лист бумаги и долго не могла придумать, с чего начинать, беспомощно мусоля колпачок дешевенькой ручки, пока наконец не разродилась первым, обычно дающимся труднее всего, предложением:
«Я, Разина Ангелина Ивановна (в девичестве Кротова) познакомилась с Разиным Леонидом, братом моего бывшего мужа и настоящим супругом, накануне моей первой свадьбы…»
«…в чем искренне раскаиваюсь и готова искупить вину любым доступным мне способом».
– Ну, поэтесса! – Я отложил в сторону несколько исписанных убористым Ангелининым почерком листов.
– Все написала? – Гроб, терпеливо дожидавшийся, когда я дочитаю, сграбастал последний листок и усмехнулся, наткнувшись на заключительную фразу. – Раскаивается она… Искупить готова, змеюка… Так все написала-то?
– Все. И даже больше. Кое о чем я раньше не знал. Представляешь, эти скоты крутили любовь уже за год до того, как я оказался в «Крестах». Я, как последний дурак, сутками ломался на «скорой», а они в это время… – Я сокрушенно покачал головой. – Эх, руки чешутся оттяпать этому Лене кое-какой инструмент.
– В чем же вопрос? Погоди, пока смотается к Хопину, и – получится там чего у него или нет – режь на здоровье. И приколачивай свой трофей в гостиной на стенку. Заспиртовывай в банке. Набивай чучело… Можешь даже сварить из него бульон и скормить это своей бывшей жене. И правда, Денис, – оживился Серега. – Это идея!
– Да ну, – лениво махнул я рукой. – Отвяжись со своими идеями. Лучше скажи, вы все подготовили?
– Для торжественной речи?
– Для торжественной речи.
– Хм… – изобразил удивление Гроб. – Установить камеру, усадить перед ней двух докладчиков… И делов-то. Можно начинать хоть сейчас. Или сперва перекусим?
– Перекусим, – решил я.
Спешить было некуда. Толстяк Болото и еще один из тверских – хозяин синенькой «Нивы» – укатили домой еще днем. Дачник спал. Оглоед помогал по хозяйству – таскал в баню воду. Ангелина, измученная творческими трудами, прилегла в своей комнатке на кровать и тупо пялилась в потолок. Леонид, как мне доложил полчаса назад Гроб, пребывал в подполе в полной прострации и лишь клянчил воды. Признаться, я опасался, как бы у братца не съехала крыша раньше, чем он толкнет покаянную речь перед камерой.
Но Леня оказался крепким орешком. Когда Гроб освободил его из заточения, он поднялся наверх с совершенно ясным рассудком и тем выражением на лице, с каким, наверное, шли на расстрел герои-подпольщики. Впрочем, мой брат и мог называться подпольщиком – как-никак просидел в подполе почти десять часов.
– Шевелись, твою мать! – Гроб основательно приложился ступней к его заднице, и Леонид с трудом устоял на ногах. – Двигай ляжками, падла!
– Куда мне?..
– Вперед! На очняк с любимой супругой.
Леонид процедил сквозь зубы длинное ругательство, без каких-либо признаков интереса посмотрел на меня и прошествовал мимо – в комнату, где в качестве зрителя устроился в уголке Дачник, а перед видеокамерой покорно сидела на стульчике Ангелина, готовая вслух повторить все то, что недавно закончила излагать на бумаге.
– Леня! Как ты? – Она даже привстала при виде мужа, но он не удостоил ее и мимолетного взгляда.
Молча устроился на соседнем стуле, на который указал ему Гроб, запахнул поплотнее пальто, успевшее за последнее время лишиться нескольких пуговиц, и, закинув ногу на ногу, всем своим видом начал демонстрировать полнейшее безразличие к тому, что происходит вокруг.
– Ты бы пальцы не гнул. Ага? – Дачник, до появления Леонида не отрывавший похотливого взгляда от Ангелины, переключил внимание на моего брата. – Сядь нормально. Пятки вместе, носки врозь. Вот так.
Ослушаться Леонид не посмел. Маска смертника, которому на все глубоко наплевать, постепенно сходила с его лица.
– А теперь слушай сюда. – Эстафету ведущего шоу принял от Дачника Гроб. – Сейчас вот на этой кровати мы в три ствола будем драть твою бабу. До тех пор, пока она не подохнет или пока ты не начнешь рассказывать в камеру о том, как четыре года назад убивал Эллу Смирницкую. Итак, что выбираешь, герой? Рассказываешь? Или мы пользуем Лину?
В ответ мой братец состроил на роже презрительную улыбку.
– Не слышу! – Гроб подошел к Леониду и тыльной стороной ладони несильно ударил его по губам. – Ты, пентюх! Отвечай, когда спрашивают. Что выбираешь?
– Ангелину, – облизал губы брат. – Можете дрючить ее сколько влезет. Дерьма мне не жалко. А эта макака будет только довольна.
Дачник с Гробом обменялись удивленными взглядами. Подобного поворота событий они явно не ожидали. Не представляли, с кем им предстоит иметь дело. Не знали, что порой может являть собой мой младший братец. А он тем временем продолжал играть роль этакого безбашенного пофигиста, который, разодрав на груди грязный тельник, беспечно прет на верную гибель и тащит следом за собой остальных.
– Так что? Начинайте. А я посмотрю. Но только имейте в виду, эта грязная эскимоска не подмывалась уже больше недели.
– Что-о-о?!! – Оторопело пялившаяся на мужа Лина с превеликим трудом смогла выдавить из себя этот короткий вопрос. – Что ты сказал?!!
Мне показалось, что сейчас она вскочит со стула и вцепится в рожу своего муженька. И я поторопился вмешаться – прохрипел:
– Ша! Отставить базары! – и подошел к счастливой семейной парочке, готовый в любую секунду развести супругов по разным углам ринга. – Ну? Успокоились?
Ангелина отвернулась от мужа и ошарашенно покачала головой. А Леонид опять разродился ехидной улыбкой. Я еле сдержался, чтобы не добавить ему еще раз по губам. Но на видеопленке этот отброс должен был выглядеть фотогенично – без фингалов и ссадин.
– Неужто тебе не жалко жену? – Я уперся взглядом в брательника, и тот в ответ с вызовом посмотрел на меня. – Мы будем мучить ее у тебя на глазах, а ты готов наблюдать за всем этим концертом без каких-то эмоций?
– Мне это даже понравится. – Кажется, этот мерзавец любовался собой со стороны и явно сам себе нравился. Впрочем, только себе одному. Остальные, какими бы по жизни отморозками не были, сейчас взирали на него с отвращением. – Всегда мечтал посмотреть, как кто-нибудь вдует этой корове.
Ангелина дернулась, но я успел опустить ладонь ей на плечо.
– Спокойно, малышка. Не уделяй внимания тем, кто этого недостоин. – И повернулся к младшему братцу: – А теперь, тварь, послушай меня. Никто твою бабу трогать не будет. – Я бросил пренебрежительный взгляд на Ангелину. – Неинтересно. Другое дело ты, Маня. По очереди прямо на этой кроватке будем драть тебя в задницу, пока не устанем. А твоя женушка в это время подержит нам свечку. А после сеанса отрежет все, что болтается у тебя между ног. Это в том случае, если ты сейчас перед камерой не расскажешь все про убийство Смирницкой. Со всеми…
– А не пошел бы ты! – перебил меня Леонид и в тот же момент согнулся после болезненного тычка под дых.
– …Со всеми подробностями, – продолжил я, разминая пальцы на правой руке. – Со всеми нюансами. Ты меня понял, урод?
Братец молчал. И тогда я обратился к Гробу:
– «Браслеты» с собой?
Сережа извлек из кармана наручники и, хищно блеснув глазами, спросил:
– Что, будем чушкарить?
– Придется, – вздохнул я, сознавая, что как бы мне ни было это противно, опущу сейчас брата по полной программе.
– Подымайся, ты, урод! – Гроб защелкнул на запястьях Леонида наручники и сильно дернул его за шкварник.
Дорогое пальто жалобно затрещало по шву. Братец не устоял на ногах и ткнулся физиономией в дощатый пол.
– Осторожнее, – недовольно произнес я. – Не попорти портрет. И снял бы сначала пальто с петушка. А потом цеплял бы «браслеты». Неудобняк одетого-то…
– Ништя-а-ак! – прогудел из своей «зрительской ложи» Дачник и радостно потер руки. Явно он не жалел о том, что не поленился приехать на этот спектакль. – Задерете пальтишко, и все… На видео будем снимать?
– Конечно.
– Только так, чтоб со всеми подробностями. И чтоб рожу, рожу было видать! Чтоб братва потом сразу же въехала, кого опускали. Эх, мать твою! – азартно ухнул Витек.
И только тут до Леонида дошло, что шутки шутить с ним никто не намерен. Его не просто берут на понт. Его не просто пугают, затем, чтобы в самый последний момент все же остановиться. Все, что сейчас происходит, – это на полном серьезе, и буквально через минуту может случиться непоправимое. И тогда он взвыл. Попробовал рыпаться. И сразу его голова оказалась в стальном захвате Сережиной лапищи.
– Нишкни!!!
Гроб подтащил Леонида к кровати и уткнул его рожей в старое драное покрывало так, чтобы он занял самую подходящую для подобного случая позу: голова зажата мощной клешней; грудь и живот опираются на кровать; колени чуть-чуть не достают до пола.
Я задрал пальто брательника вверх и в тот момент, когда на меня уставился обтянутый добротной джинсой откормленный зад, не удержался и засадил носком ботинка точно под копчик. Леонида дугой изогнуло от боли. Он дернулся так, что в какой-то момент мне показалось, что у него получится вырваться, но объятия Гроба были надежны, как «Нью-Йорк Сити Банк». Сережа смог бы удержать и слона.
– Тащи штаны с него на хрен! – прохрипел он мне, и тут же из-за спины донесся трубный глас:
– Не спеши! Сейчас… Сейчас…
Я оглянулся. Дачник суетился около видеокамеры.
– Сейчас. Во! Готово! Снимаю!
Я перевел взгляд на Ангелину. Она испуганно сжалась на стуле и, округлив глаза, наблюдала за невиданным доселе шоу.
«Смотри, смотри, девочка, – злорадно подумал я. – Впитывай в себя прозу жизни. А то ведь привыкла, парниковый цветочек, взирать на нее из партера, никогда не стремясь заглянуть за кулисы. Так вот тебе…»
– Да тащи ты с него штаны! – заорал Гроб, и тут Леониду удалось прошипеть:
– Погодите… Нет… Стойте… Я… все расскажу…
– Снимаю, братва, – еще раз увлеченно прогудел у меня за спиной Витя Дачник.
– Все скажу… что… хотите… Не надо…
– Подожди, – приказал я Гробу, и он с явной неохотой ослабил захват. – Эй, камера! Стоп мотор! – крикнул через плечо Вите Дачнику и расслышал у себя за спиной его недовольное бухтение. – Что ты сказал? Повтори. – Я несильно ткнул брата по почкам. – Повтори!
– Все скажу. Отпустите.
– Отпусти, – произнес я, и Гроб разжал свои стальные объятия.
Леонид неуклюже скатился с кровати, передернул плечами, пытаясь поправить пальто, и попросил:
– Снимите наручники. – Но добился лишь еще одного пинка под зад. И еще раз чуть не ткнулся мордой в пол.
Ангелина смотрела на него с нескрываемым отвращением. Дачник – с явным разочарованием. Как же – не удалось заснять на видео такие редкие кадры!
Братец снова уселся на стул – пятки вместе, носки врозь. Ручки, правда, на этот раз не на коленях – скованы «браслетами» за спиной. Взгляд уперт в пол. В отличие от того – наглого и циничного – Леонида, что сидел на этом же месте пять минут назад, этот казался уже полностью сломленным, готовым выполнить все, что ему прикажут. И он был мне противен.
– Сюда смотри. – Я смотал пленку в начало, снова нацелил видеокамеру на супружескую чету. Ткнул пальцем в сторону Леонида. – Ты, чмошник. Сейчас по моей команде начнешь рассказывать все, начиная с того момента, когда снюхался с Ангелиной, и заканчивая тем, как ты, исполняя заказ Хопина, прикончил Смирницкую. И, конечно, как подставили Константина. И будь внимателен. Хоть одно слово неправды, хоть какая-нибудь забытая подробность, и опять окажешься на кроватке. И на этот раз все, что тебе обещали, мы доведем до конца. Третьей попытки ты не получишь. Все понял?
– Все.
– Не заставишь меня делать по несколько дублей?
– Нет, не заставлю.
– Вот молодец. А я тебе даже буду иногда помогать, чтобы не сбился. Задавать наводящие вопросы. Да и жена поправит тебя, если что. Как, Ангелина? – Я перевел взгляд на бывшую женушку. Она молча кивнула. – Отлично. Тогда не будем тратить попусту время. Итак… Приготовились. Внимание! Мотор!
И я нажал на кнопку запуска записи.
– …познакомился с ней совершенно случайно. Не прошло и нескольких часов с того момента, как нас представили друг другу, как Элла затащила меня в постель. Бли-и-н! По-моему, перед этим у нее не было мужика больше года! Она…
– Подробности можешь опустить, – перебил я. – Говори о деле.
– Ладно. О деле. – Леонид опять упер взгляд в пол. О деле ему говорить не хотелось. Но выбора не было. – Уже через неделю я понял, что Элла повелась на меня довольно серьезно. Что, в общем, и требовалось от этой дурехи. Она даже предложила мне перебраться жить к ней. Конечно, я отказался. Но зато удалось убедить ее снять мне квартирку. К тому же она неплохо подпитывала меня деньгами. И на полном серьезе надеялась женить меня на себе, строила грандиозные планы, как оплатит мое обучение в каком-нибудь универе, как найдет мне какое-нибудь тепленькое местечко, когда получу образование. ЬСак от меня нарожает кучу детей. Короче, имела такую дурную привычку – загадывать слишком далеко и строить воздушные замки. А я их не разрушал. Зачем, пока все в этой бабе меня устраивало? Переночевать у нее пару ночек в неделю, посидеть иногда рядом с ней на какой-нибудь дурацкой презентации или на скучнейшем концерте – вот и вся работа, которая очень даже неплохо оплачивалась.
– И чем же ты, ошметок дерьма, смог купить такую серьезную бабу? – спросил я. – Могла бы найти себе кого и получше.
– Наверное, могла бы. Но только, насколько я понял, эта дура умела все, кроме одного – у нее совсем не получалось сближаться с людьми. Имея кучу хороших знакомых, целую толпу тех, кто был ей чем-то обязан, кому она помогла безвозмездно в какой-нибудь мелочи или даже в чем-нибудь более крупном, Элла так и не обзавелась ни одним близким другом. Как-то так у нее происходило по жизни, что все, к кому она прикипала душой, к кому успевала привязаться, в конце концов ее предавали. Прямо какой-то злой рок преследовал эту дамочку, – вздохнул Леонид. Типа, сочувствовал несчастной покойнице Элле, за тридцать пять лет своей жизни так и не изведавшей толком теплоты человеческих чувств, зато отлично узнавшей, что такое предательство. – Насколько я знаю, до меня у нее был какой-то типчик, который сперва опустил ее на приличные бабки, а после женился на какой-то иностранке, и свалил то ли в Бундес, то ли в Америку. Так эта дура Смирницкая заочно отпустила ему все грехи. И продолжала по нему сохнуть, когда ей вдруг подвернулся я. И чем-то сильно напомнил его. Короче, она вообразила, будто я смогу заменить того парня. А я не стал ее в этом разубеждать.
– Благо уже имел опыт парить мозги дряхлеющим дурам, – заметил я.
– И немалый, – похвастался братец. У этого негодяя доставало цинизма этим гордиться.
– Ладно, довольно мелодрам. Захотим, так посмотрим это по телеку. Аргентинских мыльных опер хватает. Давай о деле. Как тебе удалось убедить Смирницкую купить эту рухлядь в Лисьем Носу?
– Вы о доме? – уточнил Леонид. – Да элементарно! Все здесь срослось как по заказу. Мы с Эллой были вместе уже полгода, когда однажды она заикнулась о том, что давно собирается приобрести где-нибудь недалеко от Питера дом или дачу. Мол, совьем там гнездышко сначала на лето, а потом, глядишь, переселимся туда напостоянку. И она попросила меня подыскать что-нибудь подходящее. Сказала: «У тебя навалом свободного времени, а я слишком занята, чтобы заниматься этим вопросом. Вот и подсуетись». Я и подсуетился. – Леонид ухмыльнулся. – К этому времени мы с Ангелиной наставляли рога ее муженьку уже почти год. И она мне, признаться, тогда здорово нравилась. Не так, как другие. Я к ней относился очень даже серьезно. Да и она ко мне тоже… Не правда ль, малышка? – Мой братец повернулся к моей бывшей жене, но она отвернулась и презрительно фыркнула. – Ишь, говорит, что неправда. Ну и хрен с ней. Так вот, в Лисьем Носу, где эта дешевка обитала тогда со своим муженьком, совсем рядом с ними, буквально напротив, одна семейка продавала коттедж. Развалина, но главное там не дом, а участок, и соблазнить им Смирницкую труда не составило. В общем, домик был куплен, мы с Эллой иногда стали туда наезжать. А порой я бывал там без нее. Это затем, чтобы провести времечко с Ангелиной.
– И как же тебе удалось за все это время… – я быстренько подсчитал в уме, – почти за четыре месяца с момента покупки коттеджа и до убийства Смирницкой ни разу не засветиться перед своим старшим братом?
– Ну, я все-таки там появлялся нечасто. Лишь когда Константин был на дежурстве. Но все равно не попасться ему на глаза было непросто. Хотя, как видите, я сумел.
– А вообще-то, какой смысл был в том, чтобы скрываться от брата? – никак не мог понять я.
– Смысла не было никакого. Во всяком случае, тогда, когда мы только туда перебрались. Но… Назовите это предчувствием. Я прямо как знал, что в дальнейшем случится что-то вроде того, что и случилось.
– А что случилось?
– Насколько я понимаю, вы сами все знаете, – заметил Леонид.
– Знаем. Но послушаем еще раз. Так что рассказывай, – подбодрил я братца. – Рассказывай, не стесняйся.
– Хорошо. Однажды в начале июня со мной захотел встретиться Хопин. Я удивился, когда мне позвонила мамаша и сообщила об этом. До этого момента я считал, что ему даже не известно о моем существовании. И вот ведь… – Леонид сделал выразительную физиономию: мол, обитаем мы тихо-мирно в своей келье и даже не представляем, что кто-то следит за каждым нашим движением. – Оказалось, что он знает не только обо мне, но и о том, что я довольно тесно связан с Эллой Смирницкой. Одним словом, Хопин предложил мне одну хорошо оплачиваемую работенку.
– Ликвидировать Эллу, – поспешил я продолжить за брата, но он отрицательно покачал головой.
– Нет. Пока нет. Хопин надеялся, что мне удастся использовать положение, которое я в тот момент занимал, и собрать для него кое-какие сведения о Смирницкой. Я не могу сказать сейчас точно, что именно. Прошло четыре с половиной года. Успел все забыть. Да и тогда, в девяносто шестом, я особо не старался напрягать мозги, вникать в подробности. Просто попробовал проникнуть в кое-какие Эллины секреты.
– И что, хорошо эта работенка оплачивалась? – не утерпел и проявил любопытство Серега.
– Неплохо, – неопределенно ответил мой братец.
Вдаваться в финансовые нюансы у него желания не было. А я не стал его напрягать. Просто спросил:
– И раздобыл эти сведения?
– Нет, – покачал Леонид головой. И еще раз добавил: – Естественно, нет. Добился только того, что насторожил Эллу. Дура дурой в житейских вопросах, она порой умела быть проницательной, и после пары моих попыток вызвать ее на разговор о ее делах начала бросать на меня косые взгляды. И тогда я решил, что лучше синица в руках. Так и сказал тогда Хопину. Вот тогда-то впервые и зашел разговор о том, что Смирницкую надо убрать. Притом срочно. И сделать все так, чтобы ни у кого не возникло и мысли о том, что это заказ. Чтобы менты были уверены в том, что это обычная бытовуха. Хопин почему-то очень боялся, что смерть Смирницкой при сомнительных обстоятельствах сразу могут связать с его именем.
– Так в чем же пересеклись их дорожки? – задумчиво пробормотал я. – Смирницкой и Хопина?
– Не знаю. Да и не пытался узнать. Не мое это дело.
– Твоим делом было убить?
– Я сначала отказывался. Но Хопин нажал. Предложил приличные деньги. И наконец рассказал мне сценарий…
– Тот, в котором должен был быть подставлен твой брат?
– И задействована Ангелина, – добавил Леонид.
– Как же вы убедили ее принять участие в этом кошмаре? Такую законопослушную. И совсем не способную на какие-то решительные поступки.
Братец повернулся к жене, легонько стукнул ногой по ножке ее стула.
– Лин, а Ли-ин. И как же действительно удалось соблазнить тебя всей этой авантюрой? «Такую законопослушную», – передразнил он меня. – Кстати, она подписалась на все это без особых раздумий. Ее больше беспокоило то, что мы со всего этого будем иметь. И не угодим ли в результате на нары. А вовсе не то, что будет убит человек и окажется в тюрьме ее муж.
– Лин, как же так? – Я посмотрел на нервно покусывающую губу Ангелину. – Неужели и правда согласилась так сразу? Или твой муженек нам все врет?
Нет, он не врал. А Ангелина молчала. Сказать ей было нечего.
– Отвечай, когда спрашиваю! – повысил я голос.
– Я не знаю, – еле слышно пробормотала она. Изложить на бумаге все подробности убийства Смирницкой далось ей не в пример легче, чем рассказывать об этом вслух. Перед видеокамерой. И перед аудиторией, какой бы она ни была. – Я и правда не знаю. Какое-то наваждение. Какое-то помутнение рассудка… Нет, я не знаю.
– Все она знает, – уверенно заявил Леонид. – Этой сучке просто надоел ее муженек. Вот она и решила поменять его на меня. Вообразила, что я обеспечу ей царскую жизнь.
– Неужели вам с Хопиным было не страшно, – спросил я у брата, – что это дуреха элементарно проболтается на допросе у следователя? Или на суде? Ведь язык у нее, как помело.
– Да нет. Когда надо, она умеет молчать. Да и следак был своим. Так же, как адвокат. С их стороны осложнений быть не могло. А на суде… Ее там допрашивали, как свидетеля, минут десять, не больше, – сообщил мне Леонид то, о чем я знал лучше его. – Да и какие вопросы ей там зададут и что на них отвечать, она знала наперед. Все вызубрила заранее.
– Спектакль был отрепетирован так, что провала быть не могло, – подвел я итог. – Никакого риска. Да, Леня? Все везде схвачено?
– Все везде.
– А ты не боялся, что после того, как вы с Ангелиной выполните все, что от вас требуется, то станете больше не нужны доброму дяденьке Хопину? Более того, превратитесь в людей, которые знают чересчур много и могут доставить ему неприятности. Скажем, попробовать шантажировать. Или проговориться. А поэтому вас надо убрать.
– Я это полностью исключал. Если бы, скажем, погиб или пропал я или Лина, то какой-нибудь дотошный опер мог бы связать это с недавней гибелью Эллы и посадкой моего брата. И в результате новый виток этого дела. А Хопин, я повторяю, боялся, как смерти, что может оказаться засвеченным его имя. Даже пусть у кого-то возникнут обычные подозрения, не подкрепленные фактами, – этого ему уже было достаточно. Кстати, поэтому, насколько я понял, он не заказывал Эллу обычному профи.
– М-да, странный мужик, – задумчиво пробормотал я.
И тут в разговор вновь вмешался Серега:
– И сколько же фишек ты на этом поднял? – Его, похоже, интересовали только финансы.
– Мне хватило, – снова не стал вдаваться в подробности Леонид. – К тому же Хопин обещал мне поддержку в дальнейших делах.
– И оказал? – спросил я.
– А-а-а… – разочарованно махнул рукой мой брательник. – Не в той мере, что я рассчитывал. Кто я ему? Не брат и не сват. Так какого же рожна ему на меня тратить время?
– Действительно, – усмехнулся я. – Какого рожна? Должны быть благодарны уже за то, что вас не замочили, как Эллу, после того, как вы стали никому не нужны. И даже дали вам какие-то деньги.
– Хм-м… – неопределенно мотнул головой Леонид. Похоже, он был со мной совершенно согласен.
– «Хм-м», – передразнил я его. – Давайте-ка рассказывайте теперь о самом главном. О том, как мочили Смирницкую. И как подставили Константина. Со всеми подробностями. Кто начинает?
Желания начинать ни у кого не было. Сидели оба скромно, потупив взоры.
– Ну, – подстегнул их я. – Ангелина.
– Но я же все написала.
– А теперь расскажи. Кому принадлежала идея подставить твоего бывшего мужа? Кто выдумал номер с тропинкой, ведущей к проему в заборе, и двумя нитками от одежды, которые там нашел прокурорский следак? Кому пришло в голову подсыпать Константину снотворное и снять с него, спящего, отпечатки на нож и побрякушки, которые выкопали на участке? Ангели-ина! Кому?!
– Прокурору, – проныла она.
– Точно? Не Хопину? И не Леониду? И не тебе?
– Я не знаю. Я точно не знаю. – У Ангелины на лбу выступили капельки пота. – Прокурор приезжал в Лисий Нос накануне, когда Константин был на смене. Осмотрел участок, показал, где надо закопать нож и золото, где сделать дырку в заборе и куда нацепить две нитки. Осмотрел аптечку. Выбрал снотворное. И, наконец, рассказал мне, что отвечать на допросе.
– Итак, прокурор, – сказал я.
– Да.
– Его имя? Фамилия?
– Вы разве не знаете? – наивно похлопала ресничками Ангелина.
– Знаю. Но я хочу, чтобы его назвала ты. Перед этой видеокамерой. Я жду!
Ангелина беспомощно сморщила рожицу. Наверное, эта гримаска должна была отражать напряжение, с которым сейчас трудились мозги у несчастной девицы. Безрезультатно трудились.
– Не помню, – качнула она головой. – Прошло столько времени…
– Так. Ясно. Леонид, подскажи своей женушке.
– Фамилию следака? – безразлично переспросил мой брательник. И без затруднений припомнил: – Муха.
– А адвоката?
– Не знаю. Я с ним не встречался. Ни я, ни вот эта вот, – Леонид кивнул на жену, – курица. А зачем? Нам хватило общения с прокурором за день до того, как все и произошло. Этот нудный мудак запарил меня своими ЦУ. Прокапал все мозги так, будто я собирался мочить президента, а не обычную бабу. Но все оказалось гораздо проще, чем он воображал…
– Как оказалось? – подстегнул я Леонида. – Рассказывай. Я хочу знать все про это убийство.
Про убийство Смирницкой я знал все и без признаний своего братца. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы еще четыре года назад воссоздать у себя в воображении весь ход событий, что произошли той ненастной августовской ночью.
Ангелина наболтала мне в чай диморфазола, дождалась, когда я доберусь до спальни и отрублюсь, а потом спокойно отправилась на веранду чистить грибы. В соседнем доме в это время улеглись пораньше в постель Леонид и Смирницкая.
– Как сейчас помню, – смаковал мой младший брат перед камерой, – что эта овца не могла успокоиться больше часа. Приставала ко мне так, словно нажралась возбудителя. И плевать ей было на то, что я ныл, будто у меня болит голова. Ей нужен был трах. А я боялся, что судмедэксперты, когда труп окажется у них на столе, определят, что покойная незадолго до смерти занималась сексом. Сопоставят группу спермы моего брата с той, которую обнаружат у нее во влагалище. А когда они не совпадут, то призадумаются. И из-за этого могут возникнуть проблемы. Ну, в общем, от Эллы я кое-как отбился, дождался, когда она покрепче заснет, и отправился к Ангелине…
…И Леонид отправился на соседнюю дачу – убедился, что старший брат спит так, что его не разбудить, даже стреляя над ухом из пушки. А тем паче снимая с него отпечатки пальцев на нож и побрякушки из золота.
Итак, все было готово. Смирницкой оставалось жить меньше часа.
Правда, возникло одно маленькое осложнение. Хотя и осложнением-то его назвать было нельзя. Скорее – небольшим изменением в сценарии…
– …Какого-то черта Элла проснулась, пока я ходил к Ангелине, – фыркнул Леонид, – и принялась лазать по дому – искать, куда же я делся. Совсем голая, дура. Как амазонка. И в результате голой и умерла. К тому же не тихо-мирно в постельке, а в гостиной, где как раз на столе и лежал нож, которым я собирался ее замочить. Впрочем, не все ли равно, где умирать. И в каком виде. Мертвякам наплевать, одеты они или нет.
– А дальше?
– А дальше я прошелся по дому, постарался везде стереть свои отпечатки. Прибрался в машине. А потом прихватил Эллино золотишко и ножик и снова отправился к Ангелине. Смирницкая к тому времени уже начала коченеть.
– Между прочим, – задал я вопрос, который не давал мне покоя больше четырех лет, – насколько я знаю, Элла была убита одним-единственным очень профессиональным ударом. Где ты набрался подобного опыта?
Леонид пожал плечами.
– Нигде. Никого раньше не резал и заранее не тренировался даже на манекенах. Знал чисто теоретически, что бить ножом надо под левую грудь. А еще был наслышан о том, что с одного удара в область сердца сразу убить человека очень непросто. И я заранее подготовил себя к тому, что Эллу придется нашинковать. И основательно перемазаться в крови. Короче, настроил себя на то, что работенка окажется грязной. И был весьма удивлен, когда все получилось так, с первого раза. Я ткнул Эллу ножом, и она сразу осела на пол. Даже не застонала, даже не пискнула. И, по-моему, не успела сообразить, что же произошло. Я попробовал найти у нее пульс. Пульса не было. Дыхания тоже.
– Так. Все ясно. Ты с первого же удара прикончил Смирницкую, убедился в том, что она мертва, стер свои отпечатки в машине и в доме, прихватил вещдоки и пошел к Ангелине. Дальше вы поднялись в спальню, где спал Константин, – продолжил я за Леонида, – и сняли с него отпечатки на нож, часы и рыжевье. Я верно все говорю?
– Все верно, – кивнул братец. – Потом я напялил Костины кроссовки, вышел в сад и выкопал там две ямки. Как раз в тех местах, где мне указывал Муха. В одной спрятал нож. В другой – золотишко. Потом вернулся в дом, кинул палочку Ангелине…
– Чего-о-о?! – Я выпучил глаза. – Что, только-только прикончив одну любовницу, ты тут же принялся заниматься любовью с другой? И тебе было плевать?
– У меня крепкие нервы, – хмыкнул мой братец.
– А тебе, Ангелина, – посмотрел я на бывшую женушку, – тоже все было до фени?
Она пожала плечами и ничего не ответила. А я не стал ее напрягать на ответ. Если честно, то я уже пресытился откровениями этой парочки. Так, что тянуло блевать. И хотелось поскорее закончить с допросом.
– Леонид, у тебя есть что добавить? – спросил я у братца.
– Нет.
– У тебя, Ангелина?
– Нету. Что, мы закончили? – Она с надеждой посмотрела на меня.
Этот допрос достал ее еще больше, чем меня. Что ж, я ее мог понять. И не хотел бы оказаться на ее месте. Так же как и не пожелал бы ей оказаться на моем месте четыре года назад.
– Да. – Я выключил камеру. – Можешь отдыхать. А с тобой, дружок, – я подошел к Леониду и хлопнул его плечу, – разговор еще не окончен. Сейчас возьмешь ручку, бумажку и все, что рассказывал перед камерой, изложишь в письменном виде.
– А потом вы отвезете меня в лес и заставите вырыть могилу, – спокойно продолжил за меня младший братец. Надо отдать ему должное, держать себя в руках он умел. – Или закопаете мой труп где-нибудь здесь? Не отходя далеко?
– А с чего ты взял, что вообще кто-то собрался тебя убивать? – улыбнулся я. – Нам не нужен твой труп. Нам нужен ты. Живой.
– Чтобы отдать ментам? В комплекте с этой кассетой, – Леонид кивнул на видеокамеру, – и теми бумажками, что я сейчас испишу показаниями?
– Нет, – заверил я братца. – Ментам тебя отдавать тоже никто не намерен. А кассету и бумажки с вашими откровениями недолго и уничтожить. И отправишься ты, Леонид, на все четыре стороны. А мы про тебя забудем. Вот только для этого придется тебе расстараться – выполнить для нас небольшую работу.
– Так я и знал, – хмыкнул мой брат. – Вы уверены, что я подпишусь?
– Куда же ты денешься? Или забыл, как валялся недавно на этой кроватке? Мы можем и повторить. Все по полной программе. А потом действительно передадим тебя мусорским. А они, в свою очередь, отправят тебя в «Кресты» или на «Лебедевку». Ах как там будут рады свежему петушку. Так что мой тебе добрый совет: соглашайся, Леня, не думай. Работенка, кстати, несложная. И даже негрязная.
Эта работенка заключалась в том, чтобы замочить Хопина. То, что казалось мне бредом и авантюрой, заведомо обреченной на бесславный провал. Против которой я так упорно возражал еще накануне на толковище. И на которой все-таки настояли Гроб, Комаль и компания.
– Ну и как? – равнодушно поинтересовался я у Леонида. – Соглашаешься? Или идешь на кроватку? Выбор, согласись, небольшой.
– Действительно небольшой, – вздохнул Леонид. Поднялся со стула, бросил взгляд на кровать. – Нет уж, спасибо. Пяльте на ней лучше эту буренку, – кивнул он на Ангелину. – А я уж как-нибудь… Рассказывайте, что надо делать.
Глава 6УВИДЕТЬ ХОПИНА – И УМЕРЕТЬ («Если у вас нету брата…»)
– А делать тебе предстоит следующее. – Гроб отложил в сторону несколько листов, на которых Леонид четким каллиграфическим почерком продублировал то, о чем недавно говорил перед камерой. – Завтра утром ты должен созвониться с Аркадий Андреичем Хопиным и договориться о встрече. Скажем, на вечер.
– Он не примет меня, – сказал Леонид, но его заявление не произвело на Гроба совершенно никакого эффекта.
– Должен принять, – произнес он тоном, исключающим какие-либо возражения. – Ведь от этого зависит все твое будущее. А тут у тебя лишь три дорожки: налево пойдешь – могилу себе обретешь; направо пойдешь – опущенным будешь, отправишься по этапу по мокрой статье и ближайшие лет пятнадцать проведешь в бараке для петухов; и, наконец, прямо пойдешь, расстараешься так, чтобы все, о чем я тебя сейчас попрошу, срослось, – останешься цел-невредим, и больше никто не будет иметь к тебе никаких претензий. Я так думаю, ты выберешь третий путь?
– Да. Только не представляю, как добиться аудиенции с Хопиным.
– До завтра есть время. Вот и потрать его с пользой. Подумай. А дальше вот что тебе предстоит. – Гроб достал из пластмассового футляра массивные часы на тоненьком кожаном ремешке и продемонстрировал их Леониду. – После того, как ты договоришься с Хопиным о встрече, мы на твоем «пассате» поедем к нему в Александровскую. И там я дам тебе поносить эти нарядные часики. Непростые часики, а с секретом. – Серега нажал на какую-то кнопку, и циферблат часов откинулся в сторону, обнажив небольшую полость, заполненную сероватым порошком. – Щепотки этого зелья достаточно для того, чтобы угробить стадо слонов, не говоря уже о такой старой развалине, как наш Аркадий Андреевич. Вот в твою задачу и входит скормить ему чуть-чуть этой отравы.
– И как вы себе представляете, я смогу это сделать? – Леонид с интересом разглядывал часики. Нечто подобное он видел в кино про агентов разведки, читал про это в шпионских романах. И вот ведь оказалось, что такие игрушки существуют в реальности. – Думаете, я просто возьму стаканчик с водой, разболтаю в ней ваш порошок, потом разожму Хопину челюсти и волью ему в рот это пойло?
– Думать должен ты, а не я, – заметил Серега. – Твоя жизнь на карте. Не моя. Так что сам изобретай вариант, как, встретившись с Хопиным, подсунуть ему этот яд. В принципе, я вижу один вариант – отвлечь чем-то его внимание и незаметно сыпануть зелье в кофе или в коктейль. Придумаешь другой способ – так и ништяк. Флаг тебе в руки. Мне надо, – поднял Гроб вверх указательный палец, – чтоб Хопин сожрал эту отраву. И совершенно до фонаря, выпьет ли он это с кофе или ты ее всыплешь ему в рот, насильно разжав зубы ножиком.
– Ладно. Предположим, я сумел скормить ему эту гадость. Он помер. Все хорошо. Ваше задание выполнено. Вот только уже через пять минут после Хопина сдохну и я. Уж об этом его охранники позаботятся – можно не сомневаться. Так какой же мне смысл…
– Есть смысл, – перебил Леонида Гроб. – Дело в том, что сразу от этой отравы он не загнется. Сам я этой штуковиной, правда, ни разу не пользовался, но в инструкции читал, что человек, которому она попадает внутрь, лишь часов через шесть начинает ощущать легкое недомогание. Потом появляются тошнота, резь в желудке, слабость, потливость. Потом судороги. Потом паралич. Ну а потом пациент мечтает уже не о том, чтобы выжить, а о том, чтобы сдохнуть. И поскорее. Не знаю, скоро или не очень, но это ему гарантировано наверняка. Еще не было никого, кто сумел бы сожрать эту гадость и не отправиться к праотцам.
– Шесть часов… Итак, у меня будет полным-полно времени на то, чтобы свалить.
– И не только на это, – заметил Серега, осторожно кладя часы-убийцу на стол. – Чем хороша эта отрава, так это тем, что обнаружить ее в крови мертвяка невозможно. Я не спец и не знаю, что в трупешнике успевает произойти к тому времени, пока он не окажется на столе судмедэксперта, но только яд то ли распадается на какие-то безобидные составляющие, то ли вообще выводится из организма. Короче, ни у одного трупореза, скольких пядей во лбу он бы ни был и какой бы аппаратурой ни располагал, нет ни единого шанса на то, чтобы что-то понять. В своем заключении он, чтоб не лажаться, объявит причиной смерти что-нибудь вроде обширного инсульта или отравления пищевыми продуктами. А ты в результате будешь чист, как Папа Римский. А если у кого в голове вдруг и забрезжат какие-то смутные подозрения, то никаких конкретных предъяв тебе все равно никто подогнать не сумеет.
– Хм, недурственно. – Леонид взял со стола часы и аккуратно застегнул тонкий кожаный ремешок у себя на запястье. – Мечта террориста или маньяка. Насколько я знаю, подобные штучки держат в неприступных хранилищах за сотней замков, и какой-нибудь Усама бен Ладен готов отдать за них половину своего состояния.
Серега Гроб еле сдержался, чтобы не рассмеяться.
– Да с какого ты дерева слез? Отстал лет на пятнадцать от жизни! Сейчас такие часы может купить по дешевке любой лох на любой барахолке. И это ничуть не сложнее, чем добыть чек героина. Были в хрусты, и тебе за них найдут хоть обогащенный плутоний… Верни-ка мне эту игрушку. – Серега протянул руку, и Леонид осторожно вложил ему в ладонь часы. – Рано пока ее тебе доверять. Еще учудишь чего. – Упаковав часы в футляр, Гроб извлек шприц и две ампулы – одну, на два кубика, с бледно-розовой жидкостью, по цвету напоминающей раствор марганцовки; другую, пятикубовую, с чем-то бесцветным. – Вот, – похвастался он. – Еще одна шпионская штучка. – Серега щелкнул ногтем по розовой ампуле и похвалился: – Аминоритин. Сразу предупреждаю, чтобы потом у нас не было споров. Я введу тебе этот яд перед тем, как мы отправимся в Питер. И прикончит он тебя через двадцать часов. Это в том случае, если ты не получишь противоядие. – На этот раз Гроб щелкнул ногтем по другой ампуле. – Вот оно. Ни в одной больнице, ни в одной самой крутой лаборатории замены ему найти не сумеют. Так что твоя жалкая жизнь, Леонид, все то время, что мы будем ехать до Питера, и то время, что пробудешь у Хопина, будет в моих руках.
– Затем, чтобы я не вздумал выкинуть что-нибудь по дороге? Или не переметнулся бы на сторону Аркадия Андреевича?
– Верно соображаешь. Это моя страховка. И довольно действенная. Я, поверь, этим пользуюсь уже не в первый раз. Да и не только я. Подобные штуки использовал Абвер еще во времена второй мировой войны.
– А где гарантии, что я получу антидот, как только вернусь от Хопина? Что вы дождетесь меня?
– Дождусь, – улыбнулся Серега. – Будь уверен. Потом мы поедем с тобой в одно место. Там ты получишь противоядие. И пробудешь у нас в гостях, пока мы не получим доказательств гибели Хопина. После этого можешь убираться на все четыре стороны.
– Я вам не верю.
– Придется поверить. Или выбирать из двух оставшихся вариантов – выкопать для себя могилу в лесу или отправиться петухом на зону. Решай. Я не тороплю. До утра время есть на раздумья. А сейчас я тебя провожу обратно в подвал. Ляг, поспи. – Гроб поднялся со стула. Вопросительно посмотрел на Леонида. – Или, может быть, все-таки сейчас дашь ответ?
– Во сколько завтра мне звонить Хопину?
Физиономия Сергея расплылась в довольной улыбке.
– Значит, решился? Молодец. Одобряю. Я на твоем месте бы тоже…
«Ты на моем месте давно бы свихнулся, герой, – подумал Леонид, направляясь под конвоем Гроба к гостеприимно открытому проему в полу. – А я вот пока не спешу. И если и доведется мне сдохнуть, то сделаю это в здравом уме. А может, подкинет судьба мне еще какой-нибудь вариант для спасения? Как-никак времени впереди предостаточно. Вот ведь черт! И напридумывали ведь фармацевты, мерзавцы, всяческих хитрых ядов».
– Руку. – Гроб опять приковал Леонида наручниками к кровати. – Ложись, отдыхай. Завтра день непростой.
– Свет оставьте.
– Обойдешься без света. Спи давай. – И, освещая себе дорогу тусклым фонариком, Серега стал пробираться к лесенке, ведущей наверх, размышляя: «Интересно, а есть ли на самом деле яды вроде того, про который сегодня я парил этому лопуху?»
«Ха! Аминоритин… – усмехнулся себе под нос Гроб, опуская тяжелую крышку на проем, ведущий в подпол. – Чем незамысловатей вранье, тем легче на него покупаются. Аминоритин. Кажется, прошлый раз эта красная гадость называлась хлоноро… хломидо… Как-то на "х". А теперь это амино… Черт! Аминоритин. Аминоритин. Не забыть бы до завтра это название. Аминоритин. А то получится лажа».
(«Если у вас нет жены…»)
Вечером Оглоед с Дачником уехали в Тверь. Первый – затем, чтобы вернуться уже на следующий день на моем «мерседесе» и вплотную заняться судьбой Ангелины, претворением в жизнь той акции, что обрисовал мне еще ночью по пути в Нестерово, и на которую я в конце концов дал добро. Ну а Дачника ждал целый ворох больших и маленьких воровских дел. Домашние заботы. И три симпатичные нимфы…
– …Будь они прокляты. И дела, и девицы. Кому бы сплавить хотя бы одну? – вздыхал Витек, пожимая мне на прощание руку, но было заметно, что он просто рисуется. – Сколько фишек вытягивают, сколько времени отнимают! Эх, Знахарь, мой тебе добрый совет: не заводи никогда постоянную лярву. А тем более трех. Намаешься. Впрочем, наверное, ты это знаешь и без меня. Хватило этой чмошницы Ангелины? А? Признавайся.
– Да уж, – промямлил я. – Хватило с избытком.
– И что решил-то? Будешь перед ней открываться, называть себя? Или так и останешься обычным Денисом?
Я неопределенно пожал плечами.
– По-моему, этого не потребуется. Меня не покидает чувство, что Ангелина и так уже начинает о чем-то догадываться. Во всяком случае, кидает на меня странные взгляды. Дура дурой, конечно, но не забывай, что она баба. А баб в определенных вопросах провести невозможно. Уж больно они проницательны, твари.
– Это уж точно, – согласился Дачник, усаживаясь в машину. – Ну, все. Удачи, братишка. Окажешься в наших краях, так заглядывай. Всегда будем рады. И привет там всем в Питере.
Джип «гранд чероки» обдал меня на прощание выхлопным перегаром и, расплескав глубокую лужу, отправился в недальний путь до Твери. Я же вернулся в дом. Перечитал еще раз исповеди своего брата и бывшей жены, поболтал с хозяйкой о народных средствах лечения радикулита и невралгии, сыграл с хозяином пару конов в дурака. Потом Гроб соблазнил меня баней, которая оказалась тесной и не протопленной, и в которой мы больше бухали, нежели парились.
– Тащи сюда Линку! – веселился разогретый за неимением нормального пара водочкой Гроб. – Вымоем, а потом поделим по-братски. Слышь, Знахарь, в натуре. Давай сюда ее, курву! А то ведь так можно и сдохнуть со скуки.
Я отмахивался.
– Отвяжись. Это мое. И ни с кем я ее сейчас делить не намерен. – И разливал по стаканам остатки водяры с длинным названием «Борис Николаевич». – Сейчас допиваем и возвращаемся в дом. Спать. У тебя, я так понимаю, завтра насыщенный день?..
– Да.
– Вот и… Твое здоровье. – Я приподнял свой стакан. – И за удачу.
Одним словом, времяпрепровождение в деревенских гостях оказалось однообразным и скучным. Баня холодной. Погода паршивой. Настроение – еще хуже погоды. Наверное, потому, что встреча с братом и бывшей женой совершенно не оправдала моих ожиданий. Напоминала скорее рядовой допрос в кабинете ментовского следака, чем красиво обставленную ответку.
На часах уже было за полночь, когда хозяева, постелив мне в горнице на узком диване, а Гробу соорудив на полу скромное ложе из набитого сеном матрасика и тонкого одеяла, отправились спать. Серега рассказал мне пару стареньких анекдотов, не поленился спуститься в подпол посмотреть, не готовится ли к побегу мой брат. Доложил результаты проверки: «Спит, аки ангел» и, бормоча под нос матерщину, стал обустраивать поудобнее свою собачью подстилку.
– Все бока отлежу, мать твою так! – жаловался он мне. – Могли бы под задницу найти что потолще, а не эту циновку. И подушку… Подушку…
– Не майся, – сказал я ему. – Ложись на диване.
Гроб удивленно посмотрел на меня.
– Ты чего, на полу хочешь спать? Сдурел? Или, может, ты йог? Или… Ха! – До Сереги дошло наконец. – Попрешься сейчас к Ангелине?
– И какой же ты проницательный! – заметил я. – Ну прямо провидец… – И хлопнул Серегу по широкой спине. – Ложись и дрыхни. Спокойной ночи.
– Угу, – пробурчал он мне вслед. – Если устанешь, зови. Помогу.
– Иди ты, – усмехнулся я. И подумал о том, что действительно, с Ангелиной в постельных делах без помощи обойтись почти невозможно.
В комнату к бывшей жене я пробрался почти неслышно. Не скрипнул дверью, не споткнулся ни обо что в темноте. Подкрался к кровати и, стоя на одной ноге, словно аист, начал стягивать с себя джинсы, беспокоясь о том, как бы не потерять равновесие и не опрокинуться на спящую Ангелину. Не сделать заикой и без того забитую девушку.
Не в пример мне и Гробу, не говоря уж о запертом в подполе Леониде, нашей затворнице хозяева соорудили прямо-таки королевское ложе. Двуспальное. Мягкое. Со свежим постельным бельем. Или они предполагали заранее, что Ангелине предстоит спать не одной?
«Скорее всего, им просто ее стало жалко», – решил я и, оставшись в одних трусах, просочился под одеяло. Ангелина пробормотала что-то несвязное и чуть пододвинулась к стенке, освобождая мне место. Как обычно, она спала на спине. Иногда постанывая. Изредка причмокивая губами во сне. Спящую Ангелину от Ангелины, пытающейся притвориться, что спит, я всегда мог отличить безошибочно.
Она спала.
А я лежал рядом…
Бревном. Как последний придурок. Как импотент.
…и совершенно не представлял, что делать дальше.
И не мог ответить сам себе на вопрос: «А какого, собственно, черта я здесь оказался? Мне что, недостаточно женщин, что приспичило лезть в постель к бывшей женушке?»
Я мечтаю найти в ней что-то особенное? Я надеюсь, что Леонид обучил ее новым любовным премудростям, и мне не терпится выяснить, каким же именно? Или я просто решил провести эксперимент над собой: что же я испытаю, занимаясь любовью с женщиной, которую ненавижу и которой приготовил страшную месть? А может, эксперимент над Ангелиной: сумеет ли она по истечении четырех с лишним лет опознать бывшего мужа в мужчине, нахально залезшим в темноте к ней в кровать? И вообще, не пошлет ли его сейчас на три буквы?
Нет, в том, что не пошлет, я не сомневался. «Слишком запугана, – подумал я. – И слишком обижена своим мужем. Мечтает хоть как-нибудь отомстить ему, и уже одно это, не считая ее постоянного сексуального голода, не позволит ей произнести: "Убирайся!"».
Лина снова что-то пробормотала во сне и закинула на меня ногу. Так, как делала это всегда. Так, как ей раньше нравилось. А еще она любила, чтобы ее голова покоилась у меня на плече.
Я осторожно, сантиметр за сантиметром, стараясь не зацепить Лине волосы, не сделать ей больно, не разбудить, просунул ей под голову руку. Она доверчиво прижалась ко мне…
И в этот момент я вспомнил!
Я вспомнил все. Время сместилось на несколько лет назад, и из прошлого возник легкий, казалось, давно забытый аромат тела моей жены, вернулись те ощущения, что я испытывал раньше, лежа с ней рядом. Я, как и когда-то – давным-давно, в той, прошлой, жизни, – почувствовал легкое возбуждение. Ощутил приятную тяжесть внизу живота. И испугался: «А должно ли быть так? Не наделаю ли я сейчас глупостей?»
Я чуть развернулся и коснулся губами ее щеки. Моя ладонь скользнула по ее телу поверх легкой шелковой блузочки. Спать Лина легла только в ней и в тоненьких трусиках, и сквозь невесомую ткань я отчетливо ощущал все изгибы ее стройного тела. Крепкие груди. Спелые виноградинки сосков. Плоский животик.
Я расстегнул нижнюю пуговицу на блузке. Еще одну, чуть повыше. И еще… Провел, чуть касаясь, тыльной стороной ладони по нежной горячей коже. От груди до резинки трусов. И опять вверх. И снова вниз.
Ангелина вздохнула. Ее дыхание участилось. Сделалось резче, прерывистее. Но она еще не проснулась. Она продолжала смотреть какие-то сны. Раньше мне очень нравилось будить ее таким образом. И раньше мне очень хотелось узнать, что ей снится, когда я так… Но сколько об этом ни спрашивал, она никогда мне не говорила.
Я слегка оттянул широкую резинку ее трусов, ощутил под ладонью выпуклую округлость лобка, нежный пушок покрывавших его волос. Чуть сдвинул руку подальше…
Ангелина еще раз вздохнула, шире раздвинула ноги. Ее левая рука протиснулась мне под мышку. А правой она распахнула на себе блузку и, повернувшись набок, крепко прижалась ко мне пылающей грудью. Ее мягкие волосы, смешавшись с горячим дыханием, щекотали мое лицо. Ее ладошка круговыми движениями яростно массировала мне спину.
«Проснулась, любимая женушка? – подумал я. – С добрым утром. Или что сейчас?.. Ах, сейчас ночь? А ни все ли равно, когда заниматься любовью? Тебе-то уж все равно – это точно. Всегда готова, как пионерка. Хоть ночью, хоть днем. Хоть в уютной постели, хоть на приеме у президента. Хоть с законным супругом, хоть с негром с Кокосовых островов… Нет, под потного негра ты, пожалуй, и не полезла бы. Но уж под меня – без вопросов».
Я вытащил руку у Ангелины из трусиков, провел скользкими пальцами ей по ноге.
– Ну-у-у… – недовольно простонала она. – Поласкай там… еще… – И решительно развернувшись, навалилась сверху, крепко вжалась в меня всем телом.
«Естественно, – ехидно заметил я про себя. – Первая фраза: "Поласкай там". А кроме нее с того момента, как пробудилась и обнаружила рядом с собой мужика, ни единого слова возражения или удивления. Ни одного движения против – все только "за". Ну, похотливая кошка! Интересно, догадаешься ли ты все-таки, кто я такой? А если догадаешься, что же произойдет?»
Ангелина обмусолила мне мочку уха, лизнула меня в шею… в нос… Нашла мои губы и просунула между них язычок. Я осторожно ответил, заботясь о том, как бы мой поцелуй не напомнил бывшей жене ее бывшего мужа. Пусть у нее будет поменьше шансов определить, кто же на самом деле скрывается под маской бандита Дениса.
Не отрываясь от Лининых губ, я нашел ее руку, расстегнул пуговку на рукаве… и на другом рукаве… Потянул на себя блузку, и она легко соскользнула с плеч моей бывшей жены.
– И трусы…
– Что?
– И трусы… – простонала она. – Сними с меня…
– Погоди. – Я перевернул Ангелину на спину. Провел губами по ее плечу, нашел глубокую ямку около шеи, которая всякий раз появлялась, когда жена напрягалась в любовной истоме. И которая мне когда-то так нравилась. Слегка куснул Лину в шейку, обхватил ладонью ее левую грудь. Чуть сжал двумя пальцами затвердевший сосок.
– Продолжай… поцелуй… хорошо…
В темноте я не видел, лишь ощущал, как Ангелина откинула назад голову, как раскинула в стороны руки, широко раздвинула ноги. И замерла на спине.
– Хорошо…
Я лизнул ее грудь, чуть царапнул сосок жесткой щетиной, за сутки образовавшейся у меня на щеке. И сместил лицо еще ниже к напряженному до каменной твердости животу. Лина выдавила из себя негромкий стон, всем телом подалась мне навстречу, выгнулась, чуть ли не встав на гимнастический мостик. Ее ладонь надавила мне на затылок…
– Ниже… Ну…
…Ее пальцы судорожно вцепились мне в волосы.
– Еще… Да…
Мой язык проник в глубокую впадинку ее пупка. Моя щетина царапала ее живот. Мое дыхание разбивалась об ее гладкую кожу. Ниже… И ниже… Я зацепил зубами резинку трусов. Оттянул ее вниз. Отпустил. Она с легким щелчком вернулась на место. А я уже целовал Лину в ногу, ощущая у себя под щекой мягкий бугорок лобка, пока еще прикрытого уже насквозь промокшими трусиками. Пока еще… Я подцепил их – на этот раз рукой, не зубами – и стянул до колен. И снова потерся щекой о лобок. И несильно дернул за волоски, ухватив их губами.
Она опять застонала. И снова выгнула гимнастическим мостиком тело. Испуганно затрещали трусы, снять которые до конца у Лины просто не было времени. Хотя были силы на то, чтобы разодрать их на клочья, раздвигая ноги пошире.
Я снова поцеловал ее в окаменевший живот. Попытался продвинуться выше, к груди, но Ангелинина рука неколебимым буфером уперлась мне в голову, не пустила меня обратно.
– Поласкай… меня… там… язычком… Милый, пожалуйста…
«Ишь чего захотела! – усмехнулся я про себя. – "Милый". "Пожалуйста". Фигу! Не заслужила!» И убрал ее руку в сторону. И опять отыскал языком свою любимую ямку. Ту, что около шейки.
Она вновь впилась в мои губы. Ее пальцы скользили мне по груди… Ниже – по животу… Еще ниже… еще… Ее ладонь проникла в мои трусы, потянула их вниз. Скользнула по напряженному члену. Коснулась яичек.
«Итак, – подумал я, лаская Лину, – сумеешь ли, милая, теперь узнать своего бывшего мужа? Ведь у него изменилось только лицо. Ну и фигурой, пожалуй, он стал чуть-чуть сухощавей и крепче. А все остальное-то то же. Или тебе нужны еще дополнительные подсказки? Неужели нужны? Что ж, получи. Мне, в общем, не жалко».
И я, не прекращая целовать Ангелину, перебрался наверх, на нее. И первым же резким толчком легко вошел внутрь нее. Глубоко-глубоко…
Лина вскрикнула.
Еще толчок… еще… и еще…
Она вскрикнула еще раз и закинула мне на плечи ноги. Так, как обычно делала раньше.
А я продолжал работать. Резче… глубже… чаще… Безуспешно пытаясь вызвать в памяти воспоминания о чем-нибудь гнусном – перехитрить себя, отсрочить хоть ненадолго момент, когда больше уже не смогу сдержаться. И кончу – как всегда, слишком рано…
…И я кончил, не прошло и минуты. Но эрекция не прекратилась. Она никогда не прекращалась после первого раза, и я продолжал трудиться и дальше. Как ни в чем не бывало. Разве что несколько снизив частоту колебаний. И резкость движений.
К тому моменту, когда я извергнулся в нее во второй раз, все мышцы гудели от напряжения. Тело покрылось потом. Дыхание сбилось. Я замер, расслабился, продолжая лежать на Ангелине. Прижав ухо к ее тяжело вздымающейся груди. Отчетливо слыша, как работают на форсаже ее легкие. И бухает в учащенном ритме сердце.
И она замерла подо мной. Лишь ее пальцы продолжали оставаться в движении, перебирая мои волосы. Ее старая-старая привычка – копошиться у меня в голове, – над которой я вечно смеялся: «И что ты там ищешь?» А она всегда отвечала: «Я так отдыхаю. И жду, когда будет еще».
Мы сейчас отдыхали.
И нам было супер!
Долго-долго лежали в темноте без движения. Крепко прижавшись друг к другу. Не произнося ни единого слова.
Ангелина первой нарушила молчание.
– Тебе понравилось?
– Да.
– Мне тоже. Очень-очень. Давно уже не было так… хорошо. Она помолчала. Коснулась губами моей небритой щеки. И призналась:
– Мне нравятся небритые мужики.
Ей раньше действительно нравилось, когда у меня была такая щетина.
– Серьезно? – разыграл я удивление. – Вот уж никогда не подумал бы, что кому-то…
– Я, наверное, извращенка, – вздохнула она. И прошептала: – А знаешь, Денис. Я ведь знала, что ты сегодня придешь ко мне. И ждала.
Я не сдержался и хмыкнул.
– Нет, правда. Я долго ждала. И срубилась, наверное, в самый последний момент. Просто потому, что вчера ночью почти не спала. А потом был еще целый день нервотрепки.
– И ты хотела, чтоб я пришел к тебе?
– Очень. Даже не просто хотела. Я боялась, что ты не придешь… Костя!
Я сумел не откликнуться, когда она позвала меня так. Не вздрогнул от неожиданности и не напряг непроизвольно ни одной мышцы. Ничем не выдал себя, наверное, потому, что подсознательно ждал, когда Ангелина, измучив себя подозрениями и не решаясь задать этот вопрос напрямую, попытается подловить меня таким незатейливым способом. И я был готов к провокации. И воспринял ее совершенно спокойно – хладнокровно подумал: «Какая ж ты хитрая стерва!», ухмыльнулся и как можно более безразлично спросил:
– Эй, милая. Я Денис. Ты меня спутала со своим бывшим мужем.
– Да, – сказала она, и я различил в ее голосе нотки разочарования. – Извини. Просто ты чем-то напоминаешь мне Константина.
– Нас часто принимают за двух родных братьев, – без тени смущения соврал я. – Его за старшего, а меня за младшего.
– Я имею в виду не одну только внешность. Меня больше всего поразило то, что у вас у двоих одни и те же привычки.
– Например? – спросил я.
– Например, ты сегодня ел бутерброд совсем так, как их всегда ест Константин…
«Да, это прокол, – поморщился я. – Попался на такой мелочевке. Меня не возьмут работать в разведку. А тебе, Ангелина, пять с плюсом за наблюдательность».
– А еще у тебя та же улыбка. И иногда тот же взгляд, те же движения, – продолжала перечислять мои недочеты бывшая женушка. – Ты так же, как Константин, скрещиваешь на груди руки.
«Вот так и пытайся обвести вокруг пальца вроде бы недалекую бабу», – подумал я. А вслух произнес:
– Попробуй не перенять себе привычки лучшего кореша, проведя на соседних нарах больше трех лет.
– Наверное, так бывает, – согласилась со мной Ангелина. – А скажи, где сейчас Константин?
– Ха! – воскликнул я. – О чем ты спросила!
– Да и действительно, о чем я спросила. Ты ведь не можешь ответить. Денис… – Моя бывшая женушка поцеловала меня в плечо. Обдала мне жарким дыханием шею. Раньше мне это нравилось. Это даже меня возбуждало. Раньше… но не сейчас. – Денис, а скажи, что будет со мной? Что дальше? Я ведь должна умереть?
Я сосредоточился. Ангелина наконец задала мне вопрос, который не могла не задать. И мы в разговоре подошли к самому важному. Сейчас я должен был ее убедить.
– Да. Мне поручено получить с тебя показания. А потом, – вздохнул я, – списать тебя, Лина.
– Списать – это убить?
Я почувствовал, как она напряглась.
– Да. Но ведь я обещал, что ты останешься жить. И ты останешься…
– Правда?!
– Правда. – Я погладил ее по голове. – Только ты должна делать все так, как я скажу тебе. Слушаться меня во всех мелочах. Договорились?
– Конечно, – доверчиво прошептала она.
И мне на миг стало стыдно. Но я переборол себя.
– Хорошо. У тебя есть с собой загранпаспорт?
– В машине. В «бардачке». Там все документы. И мои, и Леонида. А что, мне надо будет выехать за границу?
– Да. И притом в ближайшее время.
– Затем, чтобы спрятаться? – спросила она.
– Ну… спрятаться от бывшего мужа ты легко бы могла и в России. И не надо было бы городить огород. Но дело в том, Лина, что, не выполнив решения сходняка, на котором мне поручили тебя ликвидировать, я здорово рискую. И рискую вдвойне, потому что мне придется соврать, что я сделал все, как мне было приказано, ты мертва, твое тело утоплено в речке. Представляешь, что со мной будет, если вдруг обнаружится, что все не так. Если где-то ты по случайности или по глупости проявишь себя. Живая и невредимая. А? Представляешь?
– Тебя убьют…
– …в назидание остальным, – продолжил я за Ангелину. – А поэтому я хочу застраховаться от глупых случайностей. И мне надо, чтобы хотя бы ближайшее время, пока про тебя не забудут, ты постоянно была под присмотром. Рядом со мной.
– И мы вдвоем уедем куда-нибудь за границу?
– Ты уедешь. Но не со мной. Дело в том, что в ближайшее время я должен вернуться в Питер. И не могу тащить тебя следом. Туда дорога тебе пока что заказана. А поэтому ты останешься с Юрой. Этот тот молоденький парень в белой рубашке, который заходил в эту комнату, когда толстяк приносил тебе чай. Он единственный, кому я могу доверять, как себе. Кому я могу поручить быть какое-то время рядом с тобой. Но проблема в том, что у Юры сейчас дела за границей. В Египте. Ему надо быть там. И ты поедешь с ним.
– В Египет?! – растерянно пробормотала Ангелина.
– А чего это ты испугалась? Там тепло. Будешь жить в хорошем отеле. Искупаешься в Красном море и посмотришь на пирамиды. Юра станет заниматься делами, а ты в это время будешь туристкой. Членом российской туристической группы. Потому что в Египет вы поедете по обычной путевке. Все понятно?
Я сомневался, что Ангелина ответит мне: «Да». Ведь наврал слишком сложно. Напридумывал столько, что, похоже, запутался сам. Но Лина лаконично сказала:
– Понятно. – И следом за этим спросила: – А когда мы поедем?
– Думаю, что послезавтра вы с Юрой переберетесь в Москву. А оттуда уже полетите в Египет.
– И надолго туда?
«Ты – навсегда», – подумал я и ответил:
– Недели на две.
– Я буду скучать по тебе. – Ангелина опять поцеловала меня в плечо. Ее дыхание беспокоило меня, и я не мог определить, приятно это мне или нет.
– Да ты же знаешь меня меньше суток… – начал я, но Лина перебила:
– А кажется, что знакома с тобой уже долгие годы…
«Ты, девочка, даже не представляешь, как же сейчас права. Действительно долгие годы».
– …И давным-давно уже люблю тебя, милый.
– Любишь?
– Да, – выдохнула она. – Представь себе, такое случается, чтоб с первого взгляда. Я никогда не думала, что это может произойти со мной. И… видишь, произошло.
– Ты в этом точно уверена? – Мне было больно выдавливать из себя слова.
– Точно. Уверена.
– А как же муж?
– Муж? – переспросила Лина. – Муж?!! Ты разве не понял, какое это дерьмо?!
Я понял это еще четыре года назад – то, что он дерьмо не меньшее, чем его старший брат. Чем я. Одним словом, брат брата стоит.
– Любимый! Я хочу быть с тобой. Очень хочу… Скажи, у нас может что-нибудь получиться?
– Да. – Я крепко обнимал ее худенькие плечи. Я слушал ее нежный лепет. Я ненавидел себя. Я в этот момент был готов пойти на попятную, объявить Ангелине амнистию, и лишь невероятным усилием сумел перебороть чувство жалости. – Да, я думаю, что у нас все получится.
«Я думаю, что уж если решил быть негодяем, нужно быть им на все сто процентов. А если начал мстить, нужно мстить до конца. Наполовину плохих людей не бывает. Так же, как и наполовину хороших. Как и наполовину свершенной вендетты».
– Денис. А, Денис? Слышишь?
– Что, Ангелинка?
– Знаешь, я еще не успела уехать в этот Египет, а уже думаю: скорей бы оттуда вернуться. К тебе. Потому, что очень люблю тебя. Веришь?
– Да. Верю.
– Я тебе тоже. Любимый…
Я крепко зажмурил глаза. И скривился от боли. И подумал о том, что месть удалась. На славу – будет, о чем рассказывать внукам. О том, какой негодяй их дед.
– Денис. Я люблю тебя, милый…
А утром Гробу на сотовый дозвонился Комаль и сообщил, что в Веселом Поселке нашли трупы Электроника и Взрывника.
Мы только молча стиснули зубы. С этого момента для нас не существовало ничего, кроме Хопина.