Месяц круторогий

Рифеченые пельмени

К вечеру мороз сдал. Небо затянулось туманной пеленой и зарябил мелкий, мелкий снежок. Это был даже не снег, а скорее изморозь — тоненькие блестящие слюдиночки сыпали с неба, чуть припорашивая дорожки, следы.

А сегодня снова небо ясно, снова мороз и солнце!

— Солнце на лето — зима на мороз, — сказала тетка Липистина. — Не зря месяц круторогий народился. Разве что четверть кончится, так перемена будет…

— Будет, иначе мы небесное правительство переизберем, — сказал дед Егор.

— Переизберешь… Болтат чо попало, — ворчит тетка Липистина.

Вечер. Мы сидим на кухне за столом и стряпаем пельмени. Тетка Липистина раскатывает тесто в длинные и тугие колбаски. Потом режет их ножом на галушки, обваливает в муке и катает скалкой в небольшие лепешки — сочни. Скалка у тетки Липистины настоящая, старинная, с точеными овальными ручками по концам.

В огромной эмалированной чашке стоит ароматный фарш, пахнущий чесноком и душистым перцем.

Мы с дедом Егором стряпаем пельмени. Он не любит этого занятия, потому и немного не в духе, то и дело перечит тетке Липистине. Зато он любит фарш, нет-нет, да отправит кусочек в рот, зацепив кончиком вилки.

— Эх, я раньше строганинку любил, — крякает он. — Принесешь, бывало, с морозу мясца поволокнистей, настрожешь рубанком тоненько, а стружки так и завиваются кольцами. Макаешь их в соль да перец — и с хлебом! Лучше всяких пельменей.

— То и желудок извел, — опять подварчивает тетка Липистина.

— Как бы не так! Мясом и извел. Щами твоими скорей изведешь, — перечит дед Егор.

Я стараюсь увести их от этой опасной темы разговора.

— А помните, с такими загибульками стряпали? — обращаюсь я и завиваю веревочкой кромку кругом пельменя, похожую на кольцо Сатурна.

— Как же! — говорит тетка Липистина. — Вот Петька наш приедет, он мастер был на это. Он такие пельмени рифечеными звал.

И тетка" Липистина показывает, как делался «рифеченый» пельмень. Руки у нее проворны, как у большинства крестьянских женщин. Мгновение — и по ободку пельменя пробежали, семеня, узловатые пальцы, и он стал теперь как бы с кружевом.

— А помните, счастливые пельмени делали? — спрашивает дед Егор. — Один с углем стряпали, другой с полтинником, третий — с тестом… И на каждый что-нибудь загадывали.

И вот уже завязывается разговор о том, как прежде стряпали пельмени в нашем селе, кто был мастаком в этом деле и кто мог их больше всех съесть в один присест… Тетка уточнила, однако, что раньше пельмени делали только мясоедом, считай, раз-два в году. Может, потому и нажимали Любители, не щадя живота, что до новых больно долго ждать приходилось.

Я посматривал в окно на ясный высокий месяц, ставший сегодня совершенно круглым, полным, слушал, как закипает вода в чугуне на раскаленной плите, и думал, что просто невозможно представить сибирскую зиму без пельменей. Сама эта веселая стряпня за столом, когда заняты все от мала до велика, тишина и уют тепло натопленной избы, потрескивание дров в печи, их сухой березовый запах — все это располагает к неторопливому доверительному разговору, воспоминаниям, размышлениям…

Зимой пельменей стряпают помногу. Их можно заморозить и хранить сколько угодно. Удобное блюдо, что и говорить. Бросил горсть в кипяток — через десять минут готово. Тетка Липистина любит, чтобы в фарше было немного капустки.

— Люблю, чтобы с кислинкой и похрустывало, — говорит она.

Вот мы настряпали уже второй противень. Оба вынесли в сени на мороз.

— Ну, теперь осталось нагнуть на ужин, — говорит дед Егор, и в голосе его слышится радость, что близится конец стряпне, которую он считает унизительной для мужского достоинства.

Теста и впрямь осталось на одну раскатку. Тетка Липистина быстро откидывает в муку последние галушки и вскоре дед, опередив меня, берет последний сочень. Мы обиваем муку с рубах, убираем с колен рушники и идем мыть руки.

А на столе между тем уже появились тарелки с дымящимися, блестящими и словно улыбающимися пельменями. Дед Егор разливает перцовку. Хотя тетка Липистина не очень балует его настойками да наливками, но под пельмени можно.