Метаморф на Гее

Глава четвертая в которой все начинается и кончается хорошо, а середина беспросветная

– Большего обалдуя наша спецшкола, наверное, еще не выпускала, – угрюмо размышлял Молчун, мерно вышагивая под лучами неистового солнца по узкому галечному пляжу вдоль все более высокого берегового обрыва. Из сообщений "чайки" он уже знал, что пляж вскоре исчезнет и берег на многие километры вперед будет только скальным. – И что тогда я смогу предпринять? Снова обернуться "дельфинами"? Это уж будет чересчур. А плавают ли верблюды? Я- то в образе "верблюда" смогу, а вот натуралы плавают? Впрочем, через час наступит ночь, а люди ночью привыкли спать. Тем более эти птенчики…

– Стой, Катя, – резко встрепенулся Андрей. – Здесь должна быть вода!

– Где?! – закрутила головой изнывающая от жары и жажды погонщица.

– Во-он расщелина в скале, по ней вьется зелень, а прилегающий участок пляжа влажный. Будем рыть, – спрыгнул с верблюда Андрей. И вскоре галька полетела из-под его полусогнутых ног.

"А он довольно смекалистый, – одобрил Молчун. – Может и добудет желанную воду".

– Есть! – возрадовался водоискатель. – Правда, чуть сочится, придется сосать.

– Что придется? – переспросила Катя. – Во что мы ее наберем?

– А вот увидишь. Подставляй ладошки. – И Андрей, припав губами к влажной гальке, стал терпеливо всасывать в рот скудную воду. А потом пустил струйкой в Катину горсточку. Та похлопала ресницами, но воду выпила. Потом еще и еще…

– Себе, – сказала она, наконец. И спохватилась: – А потом Голубчику нашему надо набрать. Правда, ему много надо…

"Вишь ты, – умилился Молчун. – Вспомнила, заботится. Хоть и ни к чему мне эта вода".

– Ему набрать не смогу, – отрезал Андрей. – Этому битюгу ведер десять надо. Да и ни к чему ему пока вода: я же тебе говорил, его запасы в горбах.

"Вот мерзавец! – вскипел Молчун. – Специалист выискался по верблюдам. А то, что я верблюд особенный, ему невдомек. Может, как раз меня надо трижды в день поить!"

– Андрюша, миленький, ну хотя бы немножко, – стала канючить Катя. – Ведь ему же обидно…

– Этого Азиза я начинаю понимать, – проворчал Андрей, но вновь припал к источнику. Катя стала по горсточке носить воду "верблюду" и тому ничего не оставалось делать, как эту ненужную воду пить. Впрочем, горсти на пятой Молчун мотнул головой и отошел в сторону.

– Правда не хочет! – обрадовалась Катя. – Кончились твои мучения, мой Квазимодо.

– Вот уже и Квазимодо, – хохотнул Андрей. – Давно ль еще Ромео был?

– И снова скоро будешь, – припала к нему Катенька. – Не пройдет и часа, как над нами раскинется звездный полог, взойдет сияющая луна, и мы забудем обо всем, кроме любви…

И вдруг добавила более прозаически: – Но пока неплохо бы чем-то перекусить. Ты такой умный, воду нам добыл, может, и рыб с крабами добудешь? А я бы их напекла-нажарила…

"Действительно, товарищ умелец, – заинтересовался Молчун, – давай, напрягись! Я бы, конечно, мог вас морепродуктами завалить, но погожу".

Только Андрей и тут не сплоховал: походил-походил по берегу и по воде вдоль берега, поотваливал камни и принес-таки несколько крабов. Потом снял рубашку и, заводя ее пузырем за валуны, поймал две рыбки.

– Хватит, Андрюша, – крикнула Катя, уже соорудившая костерок из скудного хвороста и пристукнувшая крабов. – Тащи сюда, я сделаю опалишку!

– А что, верблюда рыбой кормить не будем? – не удержался от колкости Андрей.

"Н-ну, погоди! – осатанел Молчун. – Вот приму я человеческий облик и так тебя отделаю!"

– Иди сюда, глупый, и сооружай спальное место, – улыбнулась Катя. – А то солнце через двадцать минут уйдет за горизонт и наступит тьма кромешная.

"Куда б мне деваться, пока они любовью этой будут заниматься, – затосковал Молчун. – Ведь доймут опять…"

"А ты разделись на верблюда и верблюдицу, – съерничала из неведомой дали "чайка" – глядишь, тоже скоротаешь ночку в радостях любви".

"Отстань, паршивка! – взъярился Большой Молчун. – В саранчу превращу!"

Беглецов настигли наутро. В этот раз не было ни черных коней, ни бурнусов, а была современная яхта и мощная оптика. Яхта шла вдоль берега в сторону Омана со скоростью десять узлов в час и скрыться от ее окуляров было практически невозможно. Молчун преследователей откровенно прошляпил, потому что не сообразил создать вторую "чайку" для обозрения тыла. Андрей и Катя как раз заканчивала завтракать (мужчина вновь проявил завидную ловкость в рыбалке), когда их окликнули с моря в мегафон. Они кинулись было к отвесному обрыву, потом в воду, но от яхты уже мчался катер с вооруженными людьми. Сначала Молчун хотел вмешаться и устроить нападавшим большой тарарам, но вовремя спохватился: уши, инопланетные уши! А потом понял и выгоду складывающейся ситуации: вряд ли Катю и Андрея казнят немедленно, это должно быть сделано по мусульманским законам публично – в назидание потенциальным прелюбодеям. Значит, их транспортируют в Аден, где произошло преступление или даже в столицу (как бишь ее, Сана что ли?) пред светлые очи президента или все-таки короля? Вот там я и вмешаюсь – если лже-резидента в Йемене нет. Если же это именно он… то, простите ребята, я ведь на задании.

Так что "верблюд" остался лежать на берегу. Но тут Андрей и Катя, поглядев друг на друга отчаянными глазами, испустили прощальные крики и дружно нырнули, открыв воде доступ в легкие. С катера нырнули следом, ухватили уже вялые тела, вытащили и, оценив ситуацию, стали удалять из легких воду, делать искусственное дыхание и массаж сердца. Откачали…

Молчун лежал, вытаращив глаза и не дыша, потрясенный попыткой двойного самоубийства. И перевел дух лишь заметив признаки жизни у спасенных. "Какое счастье, какое счастье…" – тупо повторял он, глядя, как его подопечных перегружают на яхту и уносят во внутренние помещения, как яхта разворачивается и уходит к мысу, потом за мыс…О нем же никто и не вспомнил.

Яхта шла к Адену уже вторые сутки. Невысокий, полноватый Азиз, безостановочно мотавшийся по палубе, встрепенулся, завидев выходящего из санузла доктора.

– Так что, хабиб, я могу, наконец, поговорить с женой?

– Теперь можешь, она в состоянии разговаривать. Но стоит ли, Азиз? Ведь ее участь предрешена?

– Стоит или нет, позволь мне решать. Я должен посмотреть в ее лживые, змеиные глаза!

С этими словами обманутый муж вошел в санузел – не заметив, что в притвор двери успел юркнуть и корабельный кот, тотчас скрывшийся под койкой, на которой лежала почти неузнаваемая Катенька.

Куда подевались ее сияющие глаза, нежные щеки, лукавые губы и чувственная грация? Из нее словно вынули душу, а вместе с душой и часть плоти, отчего Катя враз осунулась, померкла. Впрочем, в глубине глаз, обратившихся на него, Азиз различил металлический холодок, от которого его гнев вернулся.

– Хороша ты, Катя, нечего сказать, – заговорил он по-русски. – И вот такой ты мне сейчас очень нравишься. Тощей, черной, безобразной, никому не нужной.

Не дождавшись ответа, он продолжил: – Хочешь, верну тебя к себе, первой женой? Посажу в почетный угол и буду показывать остальным женам: видите, как сладостно любить чужого мужчину? Какие от этой любви получаются черные очи, впалые щеки и синие губы?

– Хватит паясничать, Азиз, – прервала его жена. – Ничего ты не вернешь и сердце свое не утолишь. Не спорю, я ошиблась, только не с Андреем, а когда-то с тобой. Но что об этом говорить, пустое дело. Моя участь мне известна, и ты не в силах ее изменить, даже если бы захотел. Ваш мир – душный мир. Жаль, что я этого вовремя не поняла.

– Наш мир – справедливый мир. Это вы живете как попало и с кем попало, то сходитесь, то расходитесь и плодите безотцовщину. У нас же каждый ребенок знает своего отца, дедов и прадедов. У нас все защищены законами шариата. Но если ты изменила мужу, то по тому же закону неминуемо понесешь кару и посмей мне сказать, что она не заслужена.

– Я уже все тебе сказала, Азиз.

– Но я не все сказал. Я ли тебя не любил? И тогда, в Москве, и здесь, в Адене. Знаю, тебя не смущали мои другие жены, потому что ты продолжала чувствовать мою любовь именно к тебе. Эта любовь меня и подвела, из-за нее я позволил тебе бывать с русскими, позволил им любоваться тобой, говорить с тобой, увлечь тебя. И вот теперь из-за своей любви я совсем тебя потеряю. Как мне жить после твоей смерти?

– Я верю, что ты горюешь искренне, Азиз. Но ты переживешь это горе. Напомню тебе французскую поговорку: лучшее лекарство от любви – другая любовь.

Азиз смешался, помолчал и вновь окрысился: – Значит, другая любовь? Как у тебя к тому шакалу? Внезапная, развратная? Как он тебя имел на этом приеме: стоя за пальмой? Или на перилах балкона? А может, ты минет ему сделала, сучка?

Ответом ему было полное молчание, только в глазах Кати, упертых в экс-мужа, усилился металлический холод. А еще за беснующимся арабом следили другие глаза: круглые, с вертикально-линзовидными зрачками, отсвечивающими в сумраке подкоечного пространства.

"Ну, давай, попробуй ее ударить, – почти умолял Молчун. – С каким удовольствием я вцеплюсь в эти толстые щеки и воловьи глаза!".

Но гнусный Азиз лишь смачно плюнул на пол и, колыхнув животом, вывалился из каюты на палубу. "Кот" в этот раз за ним не шмыгал, рассудив, что к Кате может зайти еще какой-нибудь гад.

Андрей был помещен в другую каюту, палубой ниже и потеснее. Он быстрее оправился после клинической смерти, но это вышло ему боком: сейчас он был прикован наручниками к какой-то вертикальной трубе и сидел на рундуке с руками, вывернутыми к затылку. Ступни его были опутаны цепью. Кто-то из почитателей шариата к нему недавно заходил, так как губы Андрея были свежеразбиты, а под левым глазом наливался синевой "фонарь".

Тут дверь открылась, и в каюту вновь зашел недавний посетитель: коренастый, с грубым лицом матрос. "Вот сволочь, мало ему показалось, добить, что ли, пришел?" – невольно съежился Андрей. Но, вопреки ожиданиям, матрос лишь внимательно осмотрел узника, затем его скрепы, и присев на корточки, стал вдруг распутывать цепь на ногах. Дверь опять ушла в сторону, и в ее проеме нарисовался Азиз.

– Ты что делаешь, сын собаки?! – вскричал он по-арабски. В ответ матрос, не вставая, необыкновенно ловко пнул босса в пах и затем в разгибе хлестко пробил ребром ладони в горло. Азиз упал мешком через порог, без признаков жизни. Матрос тотчас втащил его внутрь и закрыл дверь.

"Что за ерунда? – опешил Андрей. – Какие-то разборки?". Матрос же продолжил освобождать его ноги. Затем обшарил труп (?), нашел в кармане ключ от наручников и открыл их. Андрей молча стал массировать запястья, недоверчиво вглядываясь в недавнего обидчика, ныне освободителя.

– Я плехо не делать, – на ломаном русском сказал Молчун. – Твой враг – мой враг.

– Ладно, – скрепя сердце, согласился Андрей. – Что дальше?

– Ты лучше ждать здесь. Мочь попасть под пули. Мы все делать сами. Нас много.

– Я не согласен, – мотнул головой опекаемый. – У русских не принято прятаться за чужие спины.

"Молчун-2, как там у тебя? – ментально обозначился Молчун-1.

"Все штатно, – отозвался "матрос". – Куда теперь?

"Блокируй кубрик, мы идем к рубке. Каюту с оружием изолировали, но у кэпа и вахтенных есть пистолеты".

Молчун-2 сунулся к выходу, но обернулся, с сомнением посмотрел на русского и мотнул головой: – Идем. Строго за мной. Не слушать – возвращать в каюта.

Едва они вышли в пустой коридорчик, где-то наверху грохнул выстрел, и что-то упало на пол, потом еще. Тотчас в конце коридорчика отъехала дверь, из которой повалили свободные от вахты матросы.

– Что там? – крикнул навстречу коренастому "матросу" передний и вдруг увидел Андрея. – А этот откуда?

Молчун-2 молча влепил ему в торец и, не глядя на повалившегося, влепил с обеих рук второму и третьему, последнего же достал ногой. Андрей только диву давался, глядя на новоявленного Брюса Ли. Упавшие и не думали подниматься. Молчун взял последнего за ноги, втащил в кубрик и вернулся за вторым. Андрей через силу поволок оставшегося. Уложив всех, они закрыли дверь, и Молчун заклинил ее башмаком с ноги одного из поверженных. "Выстрел без последствий? – запросил он Молчунов-1 и 3. "Дыра была, – ответил Молчун-1. – И было больно. Сейчас кэп таращит глаза и, наверное, хочет помолиться да нечем – руки связаны. А ты тоже, вроде, шумнул?". "Пришлось махнуть конечностями. Матросы в кубрике, но скоро очухаются. Пойду гляну на кубриковый иллюминатор".

– Андрей, – сказал Молчун-2. – Смотреть на дверь и башмак. Я скоро приходить.

– О кей, – отозвался тот. – Других тоже блокируют?

– Тоже. Я проверить иллюминатор в кубрик.

– О кей, – начал верить в свою удачу бывший зэк. – А где Катя?

– Катя в порядке. Она под защитой. Как и ты.

"Зачем же ты тогда меня уродовал полчаса назад? – хотелось спросить Андрею, но он благоразумно промолчал.