Метаморфозы: тень

Странное время. Пять дней, упавших, словно бумажный самолет в глубокий колодец, тянулись долго. Неясные воспоминания. Тяжелая, будто налитая свинцом голова. Подкашивающиеся ноги. Какие-то малознакомые люди, чуть ли не насильно укладывающие в кровать. Мутные, даже тягуче-муторные сны. Однообразная безвкусная каша, больше похожая на тюремную баланду. То ли такая еда — единственное, что осталось в этом проклятом месте, то ли специально ею кормили только меня. За какие заслуги мне такое счастье? Возникший поначалу слабый интерес бесследно растворился в накатившей волне апатии.

Дни — призраки. Дни — тени. Ненастоящие. Иллюзорные. Бессмысленные…

Каждый день ко мне заходил Бравин. Наверное, по утрам. Возможно, днем. Или вечером. Тяжелые шторы закрывали хмурое, неприветливое, укрытое тучами небо, мешая определять время.

Он подходил ко мне, смотрел в глаза, хмурился и, ничего не говоря, уходил обратно. Первые дни — спокойно. Потом — озабоченно. Вчера — раздраженно. Что-то видел в моих глазах Высший, что-то, заставлявшее его уходить молча.

Я не пытался спрашивать. Молча ел. Тихо спал. Вставал только для того, чтобы дойти до закрытого горшка в углу. А потом — снова спать…

В этот раз заклинатель тоже зашел, заглянул в глаза, положил руку мне на лоб и впервые кивнул. Мне или своим собственным мыслям?

— Ты готов?

Я удивленно посмотрел на уставшего Алифи. Я почти забыл, что у него тоже есть голос. О чем это он? Готов к чему? Воспоминания нахлынули неожиданно, обрушившись, словно штормовая волна на надувной матрас, разметав странное спокойствие и апатию. Что я делал эти дни? Почему? Как так случилось?

— Так ты готов работать? Действие лекарства заканчивается, и тебе пора вставать. Хватит спать.

Лекарства? Я мотнул головой. Какие лекарства? От чего?

— А у меня, что, есть выбор?

— Есть, остаться неучем.

Неучем? Это была интересная альтернатива, жаль только, уже пройденная, оцененная и взвешенная. И цена этой альтернативе — грош, если не меньше.

— Готов, Высший, — я уже не мог дерзить, как прежде, был неожиданно вежлив и послушен. Может, потому что этот Алифи мне был по большому счету симпатичен, может, потому что был нужен, а скорее всего просто потому, что для этого все еще не было сил.

— Насколько я понимаю, что такое энергия Тахо — ты уже представляешь, самостоятельно обнаружил в себе способность, попробовал применять, что-то даже получилось. Поэтому начнем мы с несколько простых правил работы с силой, — Бравин попытался поудобнее устроиться на старой деревянной скамье, единственном более-менее целом предмете мебели, найденном нами в этом полуразрушенном доме. — Энергия Тахо нематериальна. Ее нельзя сложить в заплечный мешок, передать по наследству или уничтожить. Тахо есть везде: внутри любого существа, предмета и вокруг них. Она есть в тебе, во мне, в дереве и камне, в воде или воздухе. Итак, первое правило, о котором я тебе расскажу, — парадокс Лиандра Мудрого. Тахо неисчерпаема и конечна. Ее слишком много в мире, но возможности любого мага ее использовать ограничены. Представь себе море и Алифи с ложками, пытающихся ее вычерпать. Каждый может набрать лишь столько, сколько вмещает его ложка.

— Или черпак, — я понимал к чему клонит этот любитель странных аллегорий.

— Именно, или черпак, — усмехнулся Высший. — Или кубок — неважно. Нельзя вычерпать море, но каждый может управлять только строго ограниченным объемом этой силы, и возможности у всех заклинателей разные.

— Подожди, давно хотел спросить, почему заклинатель? Ведь для управления силой не надо ничего заклинать? Тогда почему так?

Алифи пожал плечами.

— На самом деле, есть очень простое объяснение — традиция. С давних времен, что скрыты в пелене времени, когда суть силы еще была точно не известна. Всё — оттуда. Заклинания. Ритуалы. С другой стороны, это достаточно удобно. И звучит неплохо, — он снова усмехнулся. — Продолжаем. Тахо бесконечна, она есть везде, но вот распределена неравномерна. Второе, что ты должен запомнить, это шесть неравенств Лиандра Мудрого.

— Опять его?

— Ну, не мог же он просто так носить имя Мудрого, правда? Итак, неравенства. В сильных энергии Тахо больше, чем в слабых. В здоровых — больше, чем в больных. В живых больше, чем в мертвых. В мертвых — больше, чем в никогда не живших. В горячих — больше, чем в холодных. В движущихся — больше, чем в стоящих на месте. Поясню. В Алифи силы больше, чем в людях, но в живом человеке больше, чем в мертвом Алифи. В мертвом человеке все же больше, чем в никогда не жившем камне. В горячей воде больше, чем в куске льда. Наконец, в потоке ручья больше, чем в таком же объеме стоячей озерной воды. Но сила есть везде. Запомнил?

Я кивнул.

— Итак, мы с тобой выяснили, что энергия Тахо есть везде, но распределена неравномерно. Третье правило Лиандра Мудрого — энергия может рассеиваться и накапливаться. Простой пример: уходит жизнь, вместе с ней рассеивается Тахо. Не моментально, но с каждым мгновением в мертвом теле ее становится меньше. И наоборот, если есть навык, можно концентрировать силу в себе — так работают заклинатели. И ты тоже, Мор…

Высший о чем-то задумался, а я не стал перебивать. В кои-то веки мне говорили вещи, которые давали ответы на мои вопросы, говорили без насмешки, без издевки, излишней патетики и назиданий.

— Ладно, продолжим. Следствие из третьего правила — энергией Тахо можно управлять. Забрав у кого-нибудь силы слишком много, можно убить. Отдав силу, можно помочь выжить. Не знал? Тахо не устраняет причину болезни, но может помочь справиться с ней. Выбросив сжатый поток Тахо, можно разрушить.

Я по старой привычке поднял руку. Даже самому забавно стало, когда понял.

— Подожди. Забрав силу, я могу убить, направив силу — разрушить, в чем разница?

Бравин кивнул.

— Обрушивая сжатый поток силы на противника, ты сминаешь, разрушаешь связи в его теле, тем самым убивая. Забирая силу потоком из его тела, ты так же ломаешь устоявшиеся связи, только изнутри. Однако, вытягивать силу можно и медленно, не нарушая оболочки органов, но вместе с Тахо уходит и энергия жизни. Сердце начинает биться медленнее, температура начнет опускаться, сопротивляемость снижается. Силой можно управлять, забирая у одних тел и направляя в другие. Следующее, что стоит запомнить, это парадоксы Треока Насмешника. Он был учеником Лиандра и высмеял учителя в старости, отсюда прозвище. Но вернемся к парадоксам. Дело в том, что Треок проводил эксперименты с Тахо и показал, что важно знать не только то, в чем энергии больше, но и то, откуда ее проще собрать. Оказалось, что сильный сопротивляется действиям заклинателя больше, чем слабый. Слабый — больше, чем мертвый или никогда не живший. Из мягкого забрать силу проще, чем из твердого, из горячего — проще, чем из холодного, а из близкого — проще, чем из далекого. Как видишь, пока ничего сложного.

Он на мгновение отвлекся — тренирующиеся за окном с луками горожане перешли на такую отборную брань, что поэтическая душа Алифи не выдержала. Бравин поднялся, хватило одного вида его фигуры в проеме окна, чтобы ругань стихла. Заклинатель снова подошел ко мне и привалился к обломкам стены.

— Пока достаточно, сейчас мы отойдем от этих доходяг, чтобы они окончательно не померли со страха, и займемся простыми упражнениями. Сегодня ты будешь входить в тахос.

— И все?

— И все. Я должен знать, как ты работаешь, чтобы дать правильные советы. Потом ты будешь зачерпывать Тахо — из живых и мертвых, сильных и слабых, горячих и холодных, чтобы почувствовать разницу и понять, что тебе по силам. Первый урок для заклинателя всегда один и тот же: научить видеть границы возможного. А я — вновь буду наблюдать.

Я скептически пожал плечами.

— Хорошо, а потом?

Алифи усмехнулся.

— Потом будет вечер и мы пойдем ужинать, а после ужина ты отправишься спать. Потому что есть еще одно важное правило, о котором я забыл тебе рассказать. Дело в том, что управление силой — тяжелая работа, и нужно хорошо питаться и много отдыхать. Иначе все уроки пропадут даром.

— Что, без еды не пойму? — я не хотел иронизировать, но привычка — великое дело.

— Без еды просто некому будет понимать, — спокойно ответил Бравин и, приказав жестом следовать за ним, двинулся вглубь пустого, разрушенного города…

Ну что? — Мер То Карраш был привычно хмур, густые черные брови сошлись над переносицей, кожа обветренного лица натянулась, обострив тяжелые скулы.

— Как ты предупреждал — ничего полезного, — весело ответил Шео Ма.

Тысячник чувствовал: под покрывалом настороженности и плохого настроения Вождя скрывается непоколебимая уверенность в себе — никто не умел скрывать свои чувства лучше Мер То. В повороте головы, в изгибе сжатых, посеченных ветром губ, в суровом взгляде читались тяжелые думы, и только самые близкие друзья и соратники увидели бы там нечто большее. Например, удовлетворение. Или ожидание.

— Опять начали со споров, потом Косорукий обвинил нас в трусости, его шавки начали брехать не по делу. Хува ответил, слово там, слово здесь… Потом драться полезли. Табархан проломил кому-то голову.

— Кому? — Мер То был спокоен, вожди Рорка собирались уже в третий раз, и каждый раз это заканчивалось мордобоем. Странно было бы, если бы сейчас вдруг что-то изменилось.

— Толкался какой-то плешивый, а потом всё — мозги по шатру разбросал и кровищей заляпал. Так, один из мелких лизоблюдов.

— Скажи Табархану, пусть угомонится уже, есть дела поважнее, чем дурные головы плющить. Договорились до чего?

Шео Ма развел руками.

— То-то и оно, что повеселиться — повеселились, а проку — чуть. Тени завтра пойдут на ночной штурм, доказывали, что мы должны наше крыло Бабочки вместе с ними ломать. Пусть демоны заберут их с такими дурными затеями.

Мер То кивнул.

— Лишнего не сказал?

Тысячник раздул ноздри и тяжело выдохнул.

— Вождь, я по молодости один раз сболтнул дурное, теперь ты мне уже двадцать лет вспоминаешь. Не говорю я больше лишнего.

Мер То кивнул и резко сменил тему.

— Гонец от Шин То прискакал, сын идет сюда с богатой добычей, рабами и победой. Скоро будет здесь. Так что ночью, как только Тени атакуют, вышли несколько групп из тех, что позадиристей, пусть защиту города прощупают, после пригодится, да и Косорукий оценит, — в этот раз Вождь не выдержал и издал легкий смешок. — Шпионов Теней, что он ко мне в лагерь заслал, сегодня же посади в требушет, только до вечера не запускай, пусть себе на городской стене место «присмотрят». Я хочу лично посмотреть на их полет. И потом не говори мне, что Тени не могут быть полезны. Дальше, прикажи освободить тоннели, пусть оттуда выгонят рабов, я сам спущусь, посмотрю.

— Погано там, в этих паскудных тоннелях. Воздуха мало, дышать нечем, каменная крошка в нос набивается. Темно. Тесно. В кишке демона Юо и то приятнее, — Шео Ма передернул плечами.

— Бывал там? — пожалуй, только в разговоре со своим старым приятелем Мер То мог позволить себе такой вопрос. Вождь клана — слишком серьезная ноша, чтобы размениваться на глупости.

— Конечно, — Шео Ма хохотнул. — Она у него тоже с поворотами. Юо он такой забавник…

Шарги не какие-нибудь суеверные Тхонга или Гхоро, они сами кроят свою судьбу, оставляя демонам Тьмы лишь сомнительное удовольствие смотреть с ночного неба вниз и завидовать. Обязательно — завидовать.

Тяжело раненная женщина лежала на толстом покрывале прямо на полу под ногами. Пожилая. Иссушенная временем и страданиями. Некрасивая. Незнакомая. Еще живая.

— Смотри, ее Тахо уже развеивается, а нити силы потускнели. Обрати внимание, что вокруг раны плоть уже мертвеет и Тахо другого цвета. Попробуй потянуть ее силу на себя, сначала из неповрежденных участков тела, потом из уже мертвеющей плоти. Несильно, иначе можно убить. Твоя задача всего лишь почувствовать разницу.

— Ей можно помочь?

— Ей? Как? — Бравин был искренне удивлен. — Мы не в силах оживить мертвое, Мор. Чудес не бывает.

Вот так, и здесь то же самое. Хочешь чудеса — пиши сказки. Яркие, веселые, смешные сказки, где капля воды поднимает мертвых. Увы, в сказке, куда попал я, с чудесами оказался не фонтан.

— Ты же людям сказал…

Я не успел продолжить.

— Что я сказал твоим людям, Мор? Что посмотрю, можно ли чем-то помочь? Я посмотрел — нельзя. К тому же, я мог им прямо сказать, что мне нужно ее тело, тогда они бы сами принесли ее мне в нужном виде. Целиком или по частям — в каком запросил бы. Так что давай оставим ненужные сейчас рефлексии, не мы ее убили.

— Но она еще жива.

— Она уже мертва, Мор, пусть еще и пытается дышать. Именно поэтому я выбрал ее. Это отличный учебный экземпляр, ее смерть позволит тебе узнать больше чем ее жизнь. Так, возвращаемся к сути, попробуй потянуть нити силы в ее теле, почувствуй разницу между живым и мертвым.

Она лежала с открытыми глазами, и тяжелые крупные слезы стекали по морщинам на пол.

— Она все слышит?

Я знал ответ на этот вопрос, он читался в обреченном взгляде несчастной.

— Так надо, Мор. Всё, приступай.

Ее Тахо была блекло-желтой, дрожащей и слабой, словно больной котенок, выброшенный на автостраду. Нити силы рвались от малейшего натяжения, вызывая вскрики раненой и недовольное шипение Бравина.

— Аккуратнее. Почувствовал? Теперь ложи руку на рану.

Я послушно стал на колено, склонившись над женщиной, и положил правую ладонь на сочащиеся кровью тряпки. Здесь Тахо была другой — серой, липкой, мерзкой. Я отдернул руку.

— Противно? Терпи, солдат. Хорошо, теперь сними бинты и верни ладонь обратно. Я хочу, чтобы ты потянул силу на себя, — голос заклинателя не предполагал споров. — Время быть сильным, Мор.

— Если я сделаю то, что ты просишь, она умрет, — я не понимал, за что держится жизнь в этом искалеченном теле, но было очевидно, что мои действия неумолимо сокращают время, отведенное ей судьбой.

— Конечно, умрет. Так или иначе, но ее жизнь оборвется сегодня, вопрос только в том, сколько она будет страдать.

— Нет, Высший. Вопрос только в том, кто ее убьет, я или вот эта рана, — я взял протянутый Алифи кинжал и аккуратно срезал края тонкой ткани, закрывающий рану. Резким движением сорвал бинт и, положив руку на черную, вонючую корку, потянул силу.

Женщина выгнулась дугой, хриплый крик заполнил небольшую комнату, а темная, грязно-бурая кровь мощными толчками стала рваться из кошмарной раны на боку, заливая мои пальцы.

— Слушай музыку Тахо, Мор. Это — песня смерти. Чувствуй ее, вбирай ее в себя, запоминай.

Волна паники, страха и отчаяния захлестнула неожиданно, выбив потоки слез из моих глаз. Краски померкли, окружающий мир обернулся в черное, полупрозрачное покрывало. Вот искаженное болью темное лицо женщины на темном полу, вот темное окно и призрачный свет вокруг. И только фигура Алифи продолжала полыхать огнем. Женщина умирала, и с каждым толчком крови, с каждым мгновением накатившая паника становилась тише, страх — меньше. Высохли слезы на моих щеках, развеялось черное покрывало, остались только странное ощущение обиды, горечи и фантом боли. Обиды на мужа, что остался жив, горечи на злую судьбу и фантом боли в правом боку.

— Убирай руку, Мор, — голос Бравина вернул меня к действительности. — Уже можно.

Я отпустил еще теплое тело, закрыл окровавленной ладонью остекленевшие глаза и с трудом поднялся на ноги. Меня трясло.

— Тахо всегда несет информацию об источнике. Всегда. О живых и мертвых. Вот только голос умирающих легче услышать. Не доверяй песням смерти, Мор, иногда они уносят за собой рассудок.

— Мерзко тут, — вся веселость Шео Ма осталась наверху, голос старого тысячника гулко ухал и словно тонул в пустом, черном, тесном тоннеле, почти не отражаясь от неровных, укрепленных деревянными подпорками земляных стен.

Мер То пожал плечами, даже не подумав повернуть головы.

— Показывай.

Они пошли вперед вдвоем, сгибаясь и не поднимая голов — высота свежевырытого тоннеля была невелика.

— Копали по плану. Пять шагов вглубь скалы на двадцать шагов в сторону стены. Дальше ровный участок на двадцать шагов. И снова уклон.

Они дошли до развилки.

— Тхонга сказал, что это лучшее место для поворота. Порода здесь сильно глушит звуки и Алифи будет непросто понять, что направление тоннеля изменилось.

— Сколько тоннелей? — Мер То был краток. Зачем тратить много слов, если все уже обсудили задолго до того и нужно было лишь своими глазами увидеть результаты?

— Основных — две ветки. Обе уводим влево от реки, а направо ведем шумовую, — Шео Ма повернулся и неосторожно приподнял голову, рассадив затылок о деревянную балку. — Ыы. К демонам бы эти тоннели, Вождь. Может тут расскажу, дальше они еще ниже становятся.

Мер То знаком приказал остановиться и, привалившись к сухой земле, опустился на корточки. Дело было не в усталости, просто выходить из ямы в земле с развороченной о деревянные перекрытия головой — не лучший вариант.

— Рассказывай.

— Тхонга работают точно по плану. Как договаривались, снаружи бой барабанов глушит звуки земляных работ. Мы еще и трубачей из племени Микоро используем.

— Вот, — перебил тысячника Мер То. — За эти мерзкие дудки ты ответишь особо. Когда начнется штурм всех трубачей отправь в первую линию.

— Хорошо, — Шео Ма, в общем-то, было все равно, что будет с трубачами славного, но слишком малочисленного племени. — Пойдут в атаку первыми, с дудками наперевес. А что? Всех врагов вокруг себя соберут. Я не представляю Алифи, что отказался бы от удовольствия лично засунуть дудку в глотку микоро.

Мер То посмотрел на многословного, вечно улыбающегося тысячника и в который раз словил себя на мысли, что Тун Хар был надежнее, полезнее, а главное, никогда не раздражал.

— Ничтожных дохнет много?

— Да не так, чтобы сильно, — Шео Ма осклабился. — Другой вопрос, что самых ленивых и больных приходится закладывать в требушеты и в назидание отправлять домой. По воздуху. Каждый день с десяток ничтожных запускаем. Ну, и трупы, само собой, тоже. Может, сегодня после тоннелей лично запустишь? Вместе с тенями, чтобы шавкам Косорукого скучно не было.

— Там посмотрим. Пленных точно хватит?

— Хватит, а если Шин То еще рабов приведет, так и останутся.

Вождь клана Заката кивнул, а потом поднялся и пошел к сужающемуся темному проходу. Не потому, что шарги не отступают, а потому, что настоящий шарг всегда доходит до конца.

Мы сидели на завалинке возле вполне себе симпатичного домика, радующего глаз неожиданно ярким голубым цветом каменных стен. Что-то среднее между цветом летнего солнечного неба и полуденной лазурью чистой морской воды. Как только сохранилось такое вызывающе жизнерадостное строение на всеобщем пепелище? Бирюза дома в царстве черной копоти?

Впрочем, зная тягу Алифи к красоте, не удивлюсь, если Бравин сутками напролет искал нечто подобное — несмотря на то, что Валенхарр был городком небольшим, узкие улочки могли скрывать и не такие образчики местной архитектуры. Хотя, может, он сам и покрасил?

Мы сидели, прижавшись спинами к холодному камню практически неповрежденных стен и говорили так, словно ничего не произошло? Словно не в мой лоб угодили только что мелкие кислые яблоки, запущенные опытной рукой Бравина. Сначала одно, потом второе, за ним третье, разваливаясь на фруктовое крошево с обидным хлюпаньем.

— Я же тебе сказал, почувствуй силу. Управляй силой — она везде, даже в летящем яблоке. Просто нужно успеть.

— Ты бы еще в упор меня расстрелял. Вот тогда я б точно успел, — больно мне не было, скорее досадно.

Вытерев до сих пор липкую от яблочной мякоти физиономию, я устало выдохнул.

— А если надо будет — забросаю и не яблоками. Например, камнями. Или лошадиным навозом, — Бравин ухмыльнулся. — Это отличная идея. Завтра с навоза и начнем, может, его прочувствуешь быстрее. Ладно, вернемся к теории, раз с практикой не складывается, хоть что-то полезное сделаем. Итак, заклинатели тоже бывают разные.

— Угу. Синие и красные, — буркнул я, почесав многочисленные синяки.

Алифи обидно усмехнулся.

— Ничего, через пару дней нормальным будешь, а пока терпи. Так вот. Есть заклинатели-пауки, и весь мир для них — эдакая паутина силы. Они чувствуют каждое движение, каждый шорох силы внутри своей сети. Если паук чувствует врага, он просто дергает нужной нитью, сминая сопротивление. Внутри своего мира такой заклинатель становится не просто опасен, он становится богом. Он там может все. Он волен дарить жизнь и смерть, вот только размер его паутины, как правило, невелик. И чем слабее маг, тем меньше его мир, даже не мир — мирок. И главное в таком случае, чувствовать границу и всего лишь не попадать в его паутину. Запомни, паук очень опасен, но только в пределах небольшой зоны, в которой он хорошо чувствует силу.

Я скептически хмыкнул.

— Что хмыкаешь? — прервался Бравин.

— Слова это, Высший. Паук, паутина.

— Не понимаешь, похоже. Смотри. Вот твоя рука, а рядом камень. Для тебя пока — просто камень, если присмотришься, увидишь силу в камне, не более того. А вот для паука этот камень — продолжение его руки. И стена. И земля под ногами. И воздух. И даже ты. Он чувствует силу в тебе, лучше, чем ты сам. Такой заклинатель — эмпат. Его преимущество не в могуществе, а в уровне восприятия, в качестве понимания. Его слабость — в масштабах. Ты не паук и никогда им не будешь. Для этого твой уровень эмпатии крайне низок, Мор. По сравнению с таким заклинателем — ты слеп. Увы.

— Увы, — согласился я. Сожалений по этому поводу, я, если честно, не испытывал. — Но если я буду слеп, то как узнать, что соперник — паук? Или они сам обычно рассказывают?

Бравин кивнул.

— Ты прав, рассказывают. Становятся перед трупом противника и делятся воспоминаниями… Как правило, сила заклинателей-эмпатов похожа на облако, границы которого с внешним миром размыты, а контуры слабо очерчены. Ты не увидишь там пылающего костра нитей, только зыбкое марево. Паутину.

В памяти всплыли недавние события, горный ручей, хромой Рорка и его странный спутник в нелепом халате. Их разговор с едва понятными мне обрывками: «он точно …?», «сможешь?». И уверенный ответ: «легко, Таррен-Па».

Легко?

— Когда придут Рорка, Высший, с ними будет эмпат. Это — точно.

Бравин наклонил голову и взглянул на меня с неожиданным интересом.

— Я вижу, ты кого-то узнал. Рассказывай…

Что ж. Я обещал, а потому осталось только кивнуть в ответ и описать подробности не слишком приятной встречи. К тому же и скрывать там особо мне было нечего…

Узкая полоса дороги, зажатой между двумя высокими холмами, убегала за горизонт. Желтая, давно высохшая трава, изломанная под ударами ветра и тяжестью недавно сошедшего снега, резала глаз и навевала тоску. Геррик неожиданно словил себя на том, что даже он, всю жизнь проводивший в чужих городах времени намного больше, чем в родной Лаоре, способен испытывать чувство ностальгии. Тянущее, бередящее душу и сжимающее сердце желание увидеть родной дом с его каменными статуями поверженных демонов перед массивной двустворчатой дверью, с уютными комнатами, наполненными еще детскими воспоминаниями, с девушкой-служанкой, подающей большую кружку горячего липового чая. Там сейчас, наверное, глубокие сугробы сверкающего под лучами зимнего солнца снега. И тишина.

Все это барр Геррик встречал и в других местах, в любых количествах и бесчисленное количество раз: статуи на Аллее побежденных в воинственном Куаране, тенистые липы в торговом Валлиноре, уютные комнаты в небольшом особняке, купленном в Тимаэле, а белый снег … Нет снега белее, чем снег, пушистым покрывалом накрывающий неприветливый и непонятный Ромон. Вот только детских воспоминаний больше не было нигде.

Геррик тряхнул головой, сбрасывая наваждение, — будет еще время для воспоминаний. Когда-нибудь, не сейчас. Здесь и сейчас тишина бежала от звона прямых лаорских мечей, ржания лошадей и криков расстающихся с жизнью Рорка. Этому племени не суждено будет омыть сапоги в священной воде Аюр, а увидеть белые стены Бабочки Востока они смогут только с высоты дряхлой тучи, что лениво ползла на север.

Темная лента всадников Алифи уже скрылась за кромкой возвышенности по правую руку, теперь только далекие крики и лязг металла напоминали о том, что битва не закончилась. Геррик проводил глазами вооруженных солдат, направившихся к раненым Рорка для того, чтобы добить. С вызывающей озноб сноровкой перерубить шею или вонзить клинок в глазницу поверженного врага. Так, чтобы наверняка. И под счет.

Геррик не вмешивался. Он поручил командовать боем Эенелю, капитану рыцарей Света — молодому, а потому жаждущему славы. Пусть искупается в горячих лучах быстрой победы, в решающих битвах пригодится. В конце концов, не ему же самому браться за рукоять клинка и вести воинов в бой? Каждый должен делать то, что ему предначертано судьбой: воин — воевать, дипломат — убеждать, а правитель — править. Бывают, конечно, исключения, и тогда бывший советник может набросить на свои плечи бархатный плащ Владыки…

Геррик остановил полет мыслей — еще не время. Будущее не определено, а настоящее полно опасностей. К тому же, хорошие интриги не терпят грез. Интриги требуют хитрых планов и неожиданных решений.

Отрядам нужно было почувствовать кровь врага на своих руках? Услышать мольбы уходящих за горизонт Рорка и поверить в свои силы? Он дал им все это. Пусть заблудившееся в южных степях племя — не шарги, кровь последних не удастся пролить так просто, а молить о пощаде воины с кровавой каплей на песочном стяге попросту не станут. Но вера в себя может делать чудеса, так что, узнав от разведчиков о Рорка неподалеку, Геррик ни мгновения не колебался. В бой, и пусть Тьма принимает своих неприкаянных слуг.

Тем более, что потрепанный, но так и не сломленный гарнизон Берлоги уже собрался в кулак и покинул неприступную крепость. Куаранцы прорвали поредевшие порядки осаждающих Рорка и двинулись на север, навстречу Геррику. И большой отряд лаорцев уже направлен на соединение с ними, потому что уставшим, истощенным долгой осадой воинам нужна помощь.

А потом… Потом Маинваллир, где сдерживает атаки Рорка неистовая дочь Энгелара — для совершения задуманного советнику Владыки нужны были все силы, все, кто еще не опустил оружие, не сбежал и не упал духом. Но еще больше нужна была она, Итлана, дева битвы и наследница трона…