- Значит так, гражданин, Уклейкин, - собрался Чугунов с мыслями, - на вас, заявление, поступило от некоего Лейкина Устина Карловича, в котором он обвиняет вас в нанесении ему тяжких телесных повреждений и о взыскании миллиона рублей компенсации за лечение и моральных ущерб.
- Сколько, сколько!? Миллион?! - всё-таки не сдержался Уклейкин, - тогда расстреляйте меня сразу... - Бред какой-то, кто вообще этот... как его... Лейкин ...Карлович?! Я знать его не знаю, ибо, первый раз слышу, - но, тут же, вновь взяв себя в руки, резко убавив фонтан нахлынувших вдруг справедливых эмоций негодования.
- Допускаю, но улики категорически против вас, - ядовито-слащаво ответил Чугунов, радостно почувствовав искреннее волнение журналиста, - возможно, вы не знали заявителя до трагического момента его избиения. - Но факты - упрямая вещь: по описанию потерпевшего, а также свидетеля Копытова Х.Х, случайно оказавшегося в два часа ночи рядом с местом происшествия и на основании сопоставления иных обстоятельств дела - именно вы и есть самый главный подозреваемый. Вот копии соответствующих документов - ознакомьтесь...
Володя клещом впился в казённые листы и через пару минут, с трудом подавив в себе возмущённое волнение, всё же несколько эмоционально парировал:
- Чушь полная!.. Во-первых: под это описание подходят, как минимум четверть москвичей мужского пола. Во - вторых: то, что якобы я сам несколько раз выкрикивал своё имя в ссоре, будучи, изрядно подшофе - ни о чём не говорит, ибо, откуда им знать, что я есть я, а не вы, к примеру - они документы мои видели что ли? Мало ли кто чего кричит - не всему же верить... Да и темно было, если вообще что-то было. Лично я ничего не помню после того как после свадьбы до дома включил автопилот и только через сутки Серёга еле разбудил меня - а до тех пор был брошен треклятым алкоголем в бездну беспробудного морфея, - попытался отшутиться Уклейкин.
'Складно упирается журналюга - ну-ну, сейчас я его дожму - вот тогда и поглядим, каков ты он на самом деле, клоун, блин, ряженый', - едва не роняя слюну на пол, как охотничья собака в предвкушении команды хозяина - 'ату его, ату!' на расслабленного самоуверенностью зайца.
- Алкоголь лишь усугубляет вашу вину, а не смягчает её - это, гражданин Уклейкин, азбука юриспруденции, - нравоучительно, в предчувствии главного удара заключил майор, и резко выдернув из-за спины какой-то предмет победоносно, словно флагом, начал размахивать им, - а! ну, что ты... то есть... вы на это скажите?!
И тут перед носом Уклейкина, как чёртик из табакерки, в целлофановом пакете появился, раскачивающийся нервным маятником, его телефон, (к слову, де юре принадлежащий редакции "Вечерней газеты") на задней крышке которого, с год назад, будучи в похмельной печали, он гвоздём прыгающими печатными буквами процарапал - 'женюсь!'; но совершенно непонятно отчего мобильник был треснувшим, грязным и даже будто бы помятым, несмотря на алюминиевый корпус.
- Ваш?! - специально вышел из-за стола Чугунов, что бы стать физически чуть выше Уклейкина и таким образом психологически еще более поддавливать подследственного.
- Не знаю, модель с виду похожа, но не факт, что мой телефон - таких по Москве тысячи, - без разрешения, вновь спрятал Вова глаза за непроницаемые очки, безусловно узнав свой до боли знакомый мобильник, и гордо распрямился на стуле так, что вновь сравнялся ростом со стоящим напротив его Чугуновым.
- Не отпирайтесь, гражданин Уклейкин, - бесполезно: в нём СИМ-карта зарегистрированная на ваше имя, - поднявшись на цыпочках, торжественно объявил майор, жестом победителя сунув под нос оппоненту копию выписки с его лицевого счёта, заверенную печатью провайдера.
- Ну, раз так - значит, может быть, и мой. Слава Богу, нашёлся! Третий день, как потерял: ведь работа стоит, а без него как без рук - контакты, агентура, ну вы понимаете... - хитро подмигнул Уклейкин, словно внештатный сотрудник спец органов. - Так что, искреннее вам, товарищ майор, спасибо от меня лично и всего коллектива газеты, что нашли телефон и позвольте... с благодарностью принять пропажу, - ответил Володя, изобразив на лице маску радости, и безапелляционно протянул руку к телефону, едва не похлопав по плечу, ошалевшего от вопиющей наглости Чугунова.
- Вы... вы... в своём уме!? - резко одёрнул он руку с телефоном за спину, - это же вещественное доказательство того, что именно им вы и нанесли увечья голове потерпевшего, - словно беспричинно стёгнутый нагайкой мерин, фыркнул Харитон Захарыч, совершенно не ожидавший такого бесцеремонного "признательного" ответа. - Прям детский сад какой-то: читайте внимательно официальные документы: страница третья, первый абзац снизу: "несмотря на отсутствие в связи с солидным возрастом на черепной коробке потерпевшего шевелюры как таковой, тем не менее, на корпусе телефона обнаружены частички его перхоти'.
- Гм... как это... на лысине перхоть? - уже в свою очередь, отбросив маску радости, недоумённо скривил физиономию Уклейкин.
- А вот так... - развёл руками следователь, как фокусник пред обалдевшей от непонимания публикой, - экспертиза врать не будет - это научный факт и точка!
- И что это доказывает? Может, он сам себе по башке настучал телефоном, который у меня же и украл?! - возмутился от чистого сердца Уклейкин, казавшимся ему очевидной несуразице, которая выставляется следствием за стопроцентное доказательство.
- Теоретически возможно, но практически - не вижу смысла, тем более заявитель согласно документам к нам приехал в бессрочную командировку из-за границы, - легко отбил очередную контратаку подозреваемого майор.
- А я почём знаю, какой тут смысл - может он сумасшедший! вы его сами-то видели? И потом, иностранцы все сплошь святые что ли и из другого теста слеплены? - шиш с маслом - такие же как и мы, даже хуже - сплошь лицемеры и ханжи, повидал я их в редакции... пачками, - напирал Володя, едва сдерживаясь от более крепких выражений.
- Потерпевшего лично я не видел, так как заявление от него принимал дежурный следователь, - сказал Чугунов, тут же раздосадовавшись про себя за то, что непроизвольно ответил Уклейкину, когда как лишь пять минут назад строго предупредил его что: "вопросы здесь задаю я, и только я'.
- Вот-вот, вы, похоже, и свидетеля в глаза не видели, как его чёрта - Копытов, кажется, - во!.. и фамилия подходящая... отлично работаете нечего сказать... - начал всё-таки заводится Уклейкин.
- Даже не надейтесь, подследственный: не далее как позавчера свидетель Копытов сидел ровно на вашем месте и дал подробнейшие письменные показания, - также не удержался Чугунов и с горяча, опять нарушил только что данное себе слово больше ни под каким соусом не отвечать на вопросы наглого журналиста. - И прекратите, наконец, ёрничать - не в у себя в газете, - добавил он.
- Я и не собирался ёрничать, - тут Уклейкин вдруг неожиданно вспомнил угрозы давешнего фантомного чёрта и чуть сбавил обороты, - а просто иносказательно утверждаю, что всё это, так называемое, дело - чистой воды липа и чудовищная мистификация...
- Бросьте, Владимир Николаевич, - это всё ваши больные фантазии, поверьте мне как опытному следователю, - также притормозил воинственный напор майор, - в том, извините, непотребном состоянии вы могли совершить всё что угодно: улики налицо, а алиби у вас нет. - Лучше сознайтесь - может вами скидка будет.
- Да какая, блин, скидка - вы что же, уважаемый (он вновь, как и давеча участковому, нарочито вежливой интонацией выделил это слово, в результате чего оно приобрело крайне негативную окраску), всё это всерьёз говорите?! Совершенно же очевидно, что это чертовщина какая-то и ничего более. Все ваши улики притянуты зауши и любой нормальный суд разнесёт их в пух и прах. И я вам не подопытный кролик, что б сносить издевательства, а независимый человек и журналист, и не потерплю безосновательных обвинений в свой адрес! Я... - всё же сорвался на оскорбительно-возмущённый голос Уклейкин.
- Я очень не люблю говорить дважды одно и тоже! - в ту же секунду весьма грубо оборвал Чугунов Володю, - но в виде исключения, для особенно грамотных (он реверансом также выделил интонацией это слово, развернув его смысловое наполнение в противоположную сторону) повторю: не забывайтесь, гражданин, где, по какому поводу тут находитесь и с кем разговариваете! - У нас перед законом все равны, к..ккор...ре...спан..д...дент..., тьфу ты чёрт, ...журналист ты или ещё кто! Не хотите сотрудничать со следствием: скатертью дорога - ваше право... только себе хуже сделайте. Одним словом, ознакомьтесь с протоколом и распишитесь в подписке о не выезде из Москвы, ждите уведомление о суде или о дополнительном следствии! - продолжил он, уже откровенно прожигая Уклейкина пылающими зрачками, сквозь стиснутые, как у попавшего в суровую песчаную бурю китайца гуталиновые ресницы.
Володя, неимоверным усилием воли зажав вырывающиеся вовне эмоций в кулак, сумел таки удержаться и не проронить ни слова в ответ; он внимательнейшим образом ознакомился с протоколом, подписал его, и максимально неспешно чуть раскачиваясь, как переполненная негодованием баржа, направился к двери, подчёркнуто не оглянувшись на следователя, но спинным мозгом ощущая ласковый и тёплый, словно оторвавшийся от Солнца гигантский протуберанец, взгляд покрасневшего майора.
Напряжение достигло апогея! - и оно по закону физики требовало молниеносного разряжения, что и случилось мгновением спустя. Уклейкин, выходя из кабинета, так хлопнул дверью, что Чугунов невольно вздрогнул (хотя, надо отдать должное, майор был не из робкого десятка) и совершенно случайно локтём задел бюст железного Феликса, который приняв дополнительное ускорение помноженное на силу притяжения Земли со всей революционной массой, безжалостно рухнул на его большой палец левой ноги сильно ушибленного неделю назад при допросе, чем и воскресил неудержимую тягу к новой жизни, почти забытую дикую боль. 'Посажу... гада!' - вновь прошипел придавленной змеёй Прохор Захарыч, лихорадочно и безуспешно снимая яловый сапог, ибо моментально распухшая конечность уже успела превысить и без того не детский 45-й размер оного.
Глава 6
Покинув таким курьёзным образом, серые стены милицейского участка Уклейкин с облегчением выдохнул из себя в лучезарный зарождающийся июньский день все едва сдерживаемые у следователя эмоции и тут же, вдохнув полной грудью ещё не загаженную бесконечным транспортным коллапсом исчезающую навсегда в прошлое утреннюю свежесть Москвы, направился, куда глаза глядят. Ровно через десять минут он придавленный неопределённостью навалившегося бытия стоял перед центральным входом в Лефортовский парк, раздумывая, куда податься дальше, а главное - что совсем произошедшим с ним за последние дни делать.
И хотя настроение его несколько улучшилось (ему показалось, что во всяком случае сегодня он сумел доказать себе что 'не кишка тонка') на душе всё ровно занудно и в несуразном количестве, словно сбежавшиеся со всего района на запах валерьянки, скребли кошки. Ему не давало покоя неприятное ощущение некоторой не честности разового, нарочно приукрашенного зеркальными очками и дорогим костюмом спектакля, разыгранного им перед внешне простоватым, хотя и с твёрдым характером следователем. Кроме того, подспудный, обдающий зудящим холодком подсознание страх перед грядущим, временно отступивший под напором решительности Уклейкина, вновь медленно, но неуклонно возвращался и начинал тоскливо ныть, как зарождающаяся зубная боль, а, в и без того несвежей от эмоциональных перегрузок голове его опять воцарился хаос от новых вскрывшихся неприятных обстоятельств престранного дела, который требовал от Володи не малых интеллектуальных усилий по принуждению оного к хотя бы минимальному удобоваримому порядку, для которых, в свою очередь требовалось сосредоточенность, уединённость и время - тенистые аллеи парка оказались как нельзя кстати.
Однако не успел он сделать и шага, как невесть откуда появился пёстрая и шумная ватага цыганок, которая плотным кольцом окружила его, а одна из них - самая нарядная, ёмкая и говорливая, с учащённо колыхающимся, как упругая волна семи бального шторма невиданных размера бюстом достойного отдельного описания - ловко схватила ладонь Уклейкина и пронзительным ля диезом шестой октавы начала буднично заниматься своими профессиональным ремеслом, в совершенстве отточенным за тысячелетия её пращурами и блестяще унаследованным ею:
- Ай, молодой, красивый, позолоти ручку всю правду тебе скажу! Что было, что будет, куда дорога приведёт - всё поведаю! Где суженая ждёт, а где судьба побьёт - всё, яхонтовый, узнаешь!.. Денег не жалей, наживёшь барышей - позолоти ручку, брильянтовый! Не скупись - узнаешь всю свою жизнь!!!
От неожиданности Уклейкин оторопел и что называется - завис, как процессор от перегрева. В правом внутреннем кармане пиджака у него была заначка - триста рублей - и расставаться с ней таким за здорово живёшь способом в его планы совершенно не входило; более того - у него ещё с детства было сформировано чёткое, негативное мнение об этой публике и на всякий пожарный случай, не смотря на палящее солнце, он непроизвольно застегнулся на все пуговицы и, пытаясь высвободится из плотного круга цыган, медленно попятился спиной к парку растерянно и, невнятно бубня, нарушив тем самым главное правило, предохраняющее от потенциальных неприятностей в подобных ситуациях: никогда не вступать в разговоры с цыганами:
- С... спасибо... не стоит... мне идти нужно, да у меня и нет ничего...
- Ай, ладно, соколик! - тряхнула она выдающейся грудью и театрально всплеснула руками, - смотри в глаза да на ус мотай: гляжу - хороший ты человек, чистый как снег, - за так расскажу, а что мне надо - сама у тебя возьму... Вижу, попал ты в беду, - будь начеку: караулит тебя враг хитрый, невидимый, ждут тебя печаль да тревоги, кривые дороги, казённый дом, но любовь и слава - будут за муки наградой, терпи Володенька - и вернёт тебе, Боженька, как водится, - всё сторицей, верь и всё исполнится!..
У Уклейкина, как человека весьма образованного и в целом отрицающего всякое потусторонне, тем не менее, от таких слов на мгновение помутилось и, в без того, опухших очах. Когда же организм его вновь восстановил зрение и развёрз удивлённые уста чтобы спросить: "...а откуда... вы ...знаете как меня зовут?!" - оказалось, что он стоит в полном одиночестве, а цыган и след простыл, словно их и не было вовсе; для пущей проницательности он даже снял зеркально-чёрные очки, но, увы, и это не помогло: "Это всё нервы..." - поставил он сам себе неутешительный диагноз и задумчивый поковылял в парк.
Войдя, наконец, в цветущий исторический ансамбль, основанный самим Петром I Великим в честь своего друга, соратника, а по праздникам - и собутыльника - Франца Лефорта, и, проследовав в прохладную густую тень стройно посаженных лип, он уселся на первой же попавшейся скамейке перед небольшим, но симпатичным, вытянутым, как искусно зажаренная аппетитная сосиска, прудиком, что бы попытаться спокойно разобраться в навалившихся проблемах и выработать хоть какой-нибудь внятный план действий.
'Перво-наперво', - пустился усердно размышлять Уклейкин, - 'надобно выяснить кто такой этот чёрт лысый... Лейкин Устин Карлович - кочергу ему в дышло, надо же так назвать, судя по отчеству - немчик какой-то или из обрусевших, а имя вообще - времён царя Гороха. Так-с... - это по базе в редакции можно попробовать пробить через Наденьку Воскресенскую...".
Но, как только он мысленно произнёс это имя, доселе рассеянный по зеркальной глади пруда взгляд его, тут же, будто инстинктивно, выхватил одиноко плавающего белого лебедя, Володя с нахлынувшей тоской на сердце продолжил печальные размышления: "Гм, а ведь всего месяц назад я себе слово давал, что, срочно за ней приударю и даже на клятом мобильнике после корпоративной вечеринки собственноручно нацарапал улику для Чугунова: "ЖЕНЮСЬ!", а воз, блин, и ныне там - проклятая робость! Красивая, стройная и, что совсем уж редкость, - не дурра, филологический с отличием, ко мне, вроде бы, не равнодушна и я, если быть перед собой до конца честным, с тех пор как она в марте появилась, - неровно дышу в её строну... и, похоже, даже... влюблён... как мальчишка... Ну, чего мне, идиоту, ещё надо?! Уведут ведь девушку... Ладно после об этом..." - попытался он безуспешно взять себя в руки. "А когда после-то? Вон Серёга уж на что бабник - и то женился, а уж мне с моими увядающими внешними данными тянуть с этим делом - себе дороже: всё одно, что личный огород перекапывать - чем дальше, тем тяжелее и ленивее".
Он, вдруг, так ярко и ясно представил себе сладостно-упоительную картину волшебных поцелуев и лобзаний Наденьки, её бездонные перламутровые глаза, распадающиеся по нежным мраморным плечам мириадами хрустальных ручейков русые локоны вьющихся волос, дикую упругость и божественно-свежий аромат её молодого, гибкого как у пантеры, тела, что едва не забыл, зачем явился в Лефортовский парк. Благо, что пронзительно-противный вой сирены, проезжающего по ту сторону пруда, вдоль Яузы, милицейского бобика хоть и с трудом, но вырвал его из иллюзорного плена наслаждений.
"Всё! Решено! Точка! Разберусь с этим чёртовым делом и начну семейное гнездо плести - пора, блин, пора..." - восстанавливал он в нужном русле мыслительный процесс, столь неожиданно прерванный чудесным образом Воскресенской. "Так-с, так-с... однако... в таком виде в редакцию не заявишься - лицо ещё синевой отсвечивает - тут же распустят сплетни - сам рад не будешь: им только палец покажи - по локоть руку откусят, ироды. Тогда методом исключения - получается, получается... - ни хрена не получается, - что ж делать... Кстати, надо будет сегодня кровь из носу, но как-нибудь дозвонится до Сатановского - два дня уже прогулял: перебор, он, гад, и уволить может, если сильно осерчает. Стоп! К Сашке Подрываеву!!!" - вдруг осенило Уклейкина, вспомнив про старинного приятеля, который жил по соседству и небезосновательно слыл в одном лице компьютерным гением и хакером, как минимум районного масштаба, - "лишь бы только дома был, правда пить с ним опять придётся... Ну, ладно, - там видно будет... да и мне не привыкать, увы... Так-с, так-с... уже теплее. А с другой стороны: ну, хорошо, узнаю я, что за фрукт этот немчик, где сейчас проживает... и что дальше? Поговорить с ним по душам аккуратно или вначале с Петровичем посоветоваться? Ладно, ...тоже после - сначала - найти этого чёрта и обязательно с шефом связаться".
'И всё-таки интересно: как это мой мобильный состыковался с лысой головой этого Карлы, будь он не ладен, - ума не приложу! - скорее по инерции продолжали самопроизвольно ползать в разные стороны неприятные мысли по его воспалённому сознанию. "Как пить дать врёт следователь или напутал чего, ибо быть такого не может: как сейчас помню - вышел из ресторана и напрямки до дома, в люльку! Если б чего и было по дороге, а тем более такое - наверняка запомнил бы. Хотя, откровенно говоря, как домой попал и мимо дивана рухнул - в голове не отложилось... А может... кто-то всю это котовасию подстроил? Да нет, - это уж совсем шизофренией отдаёт...", - испугался он последней мысли и тут же прогнал оную из сознания от греха подальше.
"Нда... кругом засада - что ж за жизнь такая?! Ещё эти цыгане... Ну, разве можно знать имя совершенно незнакомого им человека? Может, как говорится, наугад по-Вятски: ляпнула грудастая, да и попала в яблочко... Или они вовсе померещилось мне, как давешний черт во сне - вон какая жарища навалилась - хоть целиком в костюме лезь в воду, плюс нервы после почти смертельного свадебного похмелья, хамоватого участкового и вредного следователя, как струны перетянутые, - ещё чуть-чуть - и лопнут к чертям собачьим".
Действительно помимо известного внутреннего психологического дискомфорта на Володю, как впрочем, и на Москву в целом, к полудню, словно из гигантской огнедышащей печи размером с небо, начало неспешно и лениво, но угрожающе-неотвратимо, увеличиваясь в объёме и температуре, распространятся нестерпимое пекло.
"Ну, ничего, ничего... - успокаивал, и едва не до слёз, жалея самого себя Уклейкин, непроизвольно сжимая кулаки, что бы хоть как-то противостоять несчастной судьбе, - "теперь у меня, наконец, истинная цель есть, даже две: Наденьке, лапочке, в любви открыться и роман дописать'.
Приободрённый этим и, несмотря на не желающий растворятся в настоящем горький осадок минувшего и отбрасывающий тягостную тень на грядущее, Уклейкин, сняв пиджак, первый раз за день закурил, причём с подлинным наслаждением.
- Молодой человек, вы с ума сошли... тут же ребёнок... - вдруг, откуда-то сзади прошипел проколотой велосипедной шиной сквозь плотный ряд зубов готовых перегрызть любой гранит за своё единоутробное спящее в коляске дитя женский голос неопределённого возраста.
- Из... извините, - вздрогнул Уклейкин, выронив сигарету, которая едва не прожгла на брюках дырку, - я вас не заметил... ещё раз простите...
- Простите... - по инерции, но с гораздо меньшим возмущением, продолжила ворчать бдительная родительница, польщённая редкой для неё вежливостью одинокого и хорошо одетого мужчины, - а ещё с виду приличный...
"Тут по неволе с ума сойдёшь", - согласился с удручающим диагнозом, поставленным случайной мамашей Володя, и молча, чтобы не, дай Бог, своим голосом не потревожить ангельский сон дитя, аккуратно затушив об урну окурок, продолжая жестами и мимикой извинятся за невольно причинённое беспокойство. Затем он элегантно развернулся и неожиданным для себя твёрдым шагом, косвенно подтверждающим осознанную решимость, во что бы то ни стало исполнить составленный им только что план первоочередных мероприятий, направился прочь из тенистого парка в продвинутое логово Саши Порываева.
Но, если чёрная полоса неудач, как волна от фешенебельного круизного лайнера до тошноты переполненного фонтанирующим весельем, уже накрыла раз с головой проплывающего мимо человека, то, как правило, пока само Провидение не принудит нахлебаться горюшка в назидание за его проступки вдосталь, Фортуна, как её не зови и не подманивай, - не обернётся своим редко улыбающимся лицом к нему вновь. Одним словом: пришла беда - отворяй ворота - она, собака, в одиночку не ходит, а исключительно стаей.
Строго помня о том, что местный компьютерный гений был гораздо восприимчивей к отвлекающим его от творческих изысканий в бесчисленных лабиринтах интернета, софта и железа просьбам даже близких людей при наличии алкоголя у последних - по дороге Уклейкин зашёл в профильный магазин с намерением зацепить что-нибудь традиционное для подобных ситуаций и токмо за ради праведного дела. Войдя в торговый зал, Володя, взглядом опытного маркетолога, из несчётного количества разной степени крепости напитков плотно оккупировавших собою все полки, тут же выхватил до боли знакомые этикетки и давно заученной в несчётных репетициях и премьерах фразой, поставленным мягким баритоном, изящно обратился к откровенно скучающей продавщице:
- Будьте добры, - 0,7 "Посольской" и два жигулёвских светлых.
- Пожалуйста, - оживившись, искренне улыбнулась она солидному с виду покупателю, невольно подыгрывая ему, пробив чек и артистично выставив на прилавок заказ.
- Спасибо, - ответил тем же Уклейкин и уверено полез во внутренний карман пиджака за деньгами. Однако... судорожно обшарив пальцами неожиданно образовавшуюся пустоту внутреннего кармана пиджака, - заветной заначки он - не обнаружил: и первая волна подспудного страха тут же мириадами иголок начала пронзать всю его начинавшую трепетать плоть, а холодный пот предательски окатил спину.
- Гражданин, не задерживайте... - нутром почуяв неладное, но скорее по привычке торопила Уклейкина продавщица, не смотря на то, что никакой очереди не было и в помине.
- Одну минуточку, - глупо улыбаясь и учащённо моргая за непроницаемыми зеркальными очками, пытался успокоить себя и окружающий мир Володя с надеждой на катастрофически-улетучивающее чудо, в отчаянии, выворачивая наизнанку, увы, последний, задний карман брюк, где, к слову сказать, он отродясь не носил купюр.
- С вами всё в порядке? - всё же откликнулось участием относительно молодое женское сердце стороннему переживанию опрятного, в самом соку мужчины, которое было уже не возможно скрыть, ибо лицо его стало белее белого, а капли пота проступившее на висках и шее - огромными и со страшным грохотом падали на пол равномерно прерывая невыносимую тишину драматической сцены. Но и это было б ещё пол беды или даже треть, четверть и так далее по убывающей в зависимости от ценностных приоритетов условного пострадавшего. Куда как гаже было убийственное осознание Уклейкиным того крайне прискорбного факта, что вместе с пусть невесть какими деньгами, и которые, как известно - дело наживное, - пропал паспорт; и вторая, на порядок более обильная волна ледяного пота окатила его уже с головы до пят.
- Цыгане... - смог лишь обречённо, как окончательный приговор несчастной жизни, выдавить из себя Уклейкин.
- Какие цыгане... гражданин, может вам скорую помощь вызвать?.. - продолжала сопереживать Володе продавщица, видя как тот буквально пал с лица на её сочувственных глазах.
- Нет, нет... спасибо... я сам... - рассеяно бормотал Володя, - может, обронил... - он машинально огляделся под ногами, но на полу кроме маленькой лужицы образованной его нервным потом ничего не было. И тут Уклейкин, вдруг вспомнил, что, возможно, документ и деньги просто-напросто выпали из пиджака, когда от нестерпимого зноя он снимал его в парке. Это была хлипкая, но хоть какая-то надежда; и как утопающий хватается за соломинку, - без объяснений, сломя голову он бросился к злосчастной скамейке парка, оставив неравнодушную работницу торговли вновь в полном одиночестве разбавленным, правда, недоуменным замешательством произошедшего.
Не смотря на грузность и усилившуюся жару, преодолев в обратном направлении расстояние от магазина до парка со скоростью достойной пусть и меленькой, но заметки в спортивном разделе какой-нибудь районной газете издающейся раз в квартал, Володя, как сорвавшийся с цепи, не кормленный неделю пёс с ходу бросился обыскивать место предполагаемой утери. Но, увы, кроме своего окурка, сиротливо приютившимся на дне заплёванной урны Уклейкин ничего не нашёл, также неведомо куда исчезла привередливая мамаша с коляской. И вообще: полуденный, тенистый парк был на удивление совершенно пуст. Лишь на зеркальной глади пруда одиноко, как парусник, еле колыхался лебедь, однако по неизвестной причине он был уже чёрного цвета.
От отчаянья Володя, обхватил руками голову и едва не заплакал, внутренне проклиная судьбу свою, ибо в довесок ко всем неприятностям он только сейчас обнаружил, что с левого запястья исчезли командирские часы, подаренные ему Шуруповым на 30-летний юбилей со следующими словами напутствия: "Береги их Володенька - я с ними до Берлина дошёл, заговорённые они... будь счастлив".
Но как бы порою не было гадко и горько на душе у человека, как бы его не била судьба-злодейка о железобетонные стены бытия, - если он обладает хоть маленькой капелькой Самоуважения, хоть мизерной песчинкой Духа, и пусть ничтожной толикой Веры, то он всегда найдёт в себе силы с честью и достоинством противостоять любым невзгодам. И, слава Богу, - Володя был из когорты именно такого рода людей, но коих во многом и держится неустойчивый мир на Земле, впрочем, с пугающей периодичностью срывающиеся в пропасть безумия. Вернее, он в тайне страстно желал быть в их, увы, не многочисленном числе. Но любое значимое, подобающее свершение начинается с первого, пусть и робкого шага надежды, не правда ли? И без Надежды на лучшее это движение вверх почти никогда не происходит, а посему хоть и мысленно - всем сердцем поддержим нашего героя...
Итак, Уклейкин, ни сном, ни духом не ведающий о свои грядущих свершениях, не смотря на известные злоключения, сумел таки взять себя в руки и во второй раз за день отправился к Саше Порываеву. По дороге Володя заскочил домой, что бы компенсировать, как он считал, навсегда растворившиеся в бесчисленных пестрых юбках цыганок 300 рублей, посредством разбития глиняной копилки в виде аппетитного молодого поросёнка. Не переодеваясь, он вернулся в давешний магазин с сердечной продавщицей и, как истый джентльмен, извинившись за конфуз перед ошарашенной в хорошем смысле дамой, высыпал на прилавок груду монет. Выкупив таким способом заказанный часом ранее алкогольный набор, добавив к нему шоколадку, которую, прощаясь, он эффектно её и подарил продавщице за невольно причиненные хлопоты и треволнения. Эх!.. надо было видеть какой искренней благодарностью, и едва ли не любовью, как два бескрайних бирюзовых озера, налились в ответ глаза впечатлительной средних лет женщины явно неизбалованной подобным к себе обращением, когда озабоченный силуэт Уклейкина, как заветная и мимолётная мечта, растворился в прозрачных дверях магазина.
Но не будем отвлекаться пусть даже и на, в некотором смысле, нравоучительные сцены, что бы не отстать от стремительно развивающихся событий, ибо Володя уже вошёл в подъезд дома Порываева; тем более каждый мало-мальски воспитанный мужчина может произвести схожий "эксперимент" почти в каждом месте и даже в любое время, учитывая повальный переход розничной торговли на круглосуточный режим работы исключительно за ради удобств населения, а не, как некоторые, возможно, подумали - токмо одной дополнительной прибыли для.
Таким образом, имея на руках проходные козыри в виде "Посольской" и пива, при этом без паспорта, но с повесткой о не выезде в наглухо застёгнутом внутреннем кармане в который дома были добавлены журналистские корочки за ради хоть каких-то документов подтверждающих его возбуждённую личность, Уклейкин, нажимая на ультра навороченный звонок входной двери Сашки, которая в свою очередь была размалёвана как страшный сон позднего Сальводора Дали, уповал лишь об одном, что б компьютерный гений был, во-первых - дома, а во-вторых, - в потребном для работы виде.
И превратная судьба первый раз за сегодняшний день, наконец, сжалилась над своим подопечным: спустя минуту-две за железным произведением сюрреалистично отмеченным вольной субкультурой местной московской молодёжи начала XXI века раздался недовольный и как будто разбуженный голос:
- Ну и кого в такую рань чёрт принёс?!..
- Саш, это я, Володя Уклейкин, дело есть на сто миллионов!
- А... пресса, заходи... - спросонья зевнул за дверью Порываев, - давненько тебя не было...
На пороге показался высокий худосочный небритый малый лет 30-ти с огромной нечесаной гривой в очках а-ля Джон Леннон, в драных шортах, с сигаретой в жёлтых, не чищенных зубах и рваной чёрной майке, на которой зиждилась огромная, смачная красного цвета фига, в центре которой узнавались контуры облика легендарного и несгибаемого Че Гевары:
- Ба!.. да тебя, старик, не узнать: гонорар, что ли неслабый отвалили или на повышение двинули? - удивился Сашка дорогой и стильной одежде нежданного гостя.
- Да если бы... скорее наоборот, - кисло ответил Володя, тем не менее, не без удовольствия оглядывая свой фирменный наряд.
- Ну, ладно, заходи - рассказывай, что стряслось-то. Да!.. а ты захватил что-нибудь? - тревожно усомнился Подрываев, с надеждой вглядываясь в непрозрачный пакет приятеля, оттянутый вниз чем-то тяжёлым, - а то мы вчера с парнями в 'Сталкер' переиграли - вон глянь, сколько пустой посуды скопилось. А трубы - поскуды, сам понимаешь, горят...
- Не боись, Сашок, - всё пучком - держи лекарство!..
- ОК! Я - мухой, - тут же ожил Сашка, шмыгнув на кухню подрезать вчерашний засохший сыр. - Так что всё-таки случилось?!
- Надо срочно одно чёрта найти по твоим хакерским каналам, - ответил Уклейкин, снимая очки, так как окна однушки, расположенной на первом этаже, во все времена года и суток всегда были плотно зашторены от стороннего взгляда, - вопрос буквально жизни и смерти, - для приданию делу нужной серьёзности добавил он.
- Да какой я к ляху хакер... - сколько раз вам всем говорить - так... просто продвинутый пользователь, программист, если угодно, - немного смутившись, но, особо не протестуя, возразил Подрываев. - О! а что это у тебя, старичок, под глазами? - добавил он, невольно улыбнувшись, не понаслышке зная характер Володи.
- Да это я... на свадьбе у Серёги спьяну повздорил... ну и... сам понимаешь, - стыдливо ответил Уклейкин.
- Теперь понятно, зачем я тебе понадобился....
- Да вовсе не из-за этого. Тут совсем другая история, позже расскажу... хотя косвенно....
- Как скажешь..., а за черта - не переживай, если не на Марсе живёт, то найдём - лишь бы было за что зацепится.
- Кое-что есть... - неуверенно обнадёжил Вова.
- Вот и ладушки. Только давай сначала здоровье поправлю, ну и ты присоединяйся, не обижай - за встречу же... с полгода, наверное, не видались...
Выпили.
- Ну?... - как и накануне вечером, будучи ещё в прекрасном расположении духа и плоти, сладко затягиваясь сигаретой, деловито рёк Подрываев, организм, которого получил восстанавливающие и приумножающие силы допинг, - выкладывай детали, кого нужно найти?
- Некоего Устина Карловича Лейкина...
- О, как! - обрадовался Сашка, - не Иванов, не Петров, не Сидоров - уже, считай, полдела сделано. - Да и имя, как на подбор, - такое нынче с фонарями не отыщешь... кстати, Лейкин, Уклейкин - прям рифма, не находишь? Ладно, не дуйся, старик, это я так - мозги размять после вчерашнего: пойдем к моим кормильцам.
Они проследовали из крохотной кухни в чуть большую комнатку, где в углу расположился 'священный Грааль' Подрываева в виде трех сплетённых между собой огромным числом кабелей и проводков, вынесенных из корпусов внутренних плат и прочих устройств компьютеров. Сашка подошёл к ним так, как бывалый пират к сундукам с сокровищами: с гордостью за обладание бесценным содержимым и одновременно, будто к единственному ребёнку, - с искренней нежностью и любовью. Сев пред ними на огромное крутящееся кресло, поглотившее его как прожорливый бутон азиатского цветка-убийцы - непантеса - зазевавшееся насекомое, он привычными, но едва уловимыми, почти сакральными для не посвященного человека движениями "оживил" их, и минут через пять на центральном мониторе высвечивался список из трёх Устинов Карловичей Лейкиных. Подрываев, явно довольный своей работой, немного вальяжно улыбаясь, спросил приятеля:
- Тебе которого? Выбирай...
- Ловко! - искренне восхитился Уклейкин, с волнением всматриваясь в экран, - как ты это делаешь - до сих пор ума не приложу...
- У каждого свой хлеб, - философски ответил Сашка, с наслаждением открывая бутылку пива.
- Это точно... - согласился Володя, - вот только какой из них мой: тут у тебя написано: один из Германии, что логично, судя по отчеству, другой - из Саратова, что также объяснимо - Екатерина II немчуру пачками заселила в Поволжье, а третий - вообще чёрти где - в Австралии, а в Москве получается, - нет никого?
- Не факт. Во-первых, ты должен чётко понимать, что базы данных обновляются весьма редко, да и не во все залезешь - иной раз - по секрету тебе скажу - порой легче небольшой банчок-с взломать, чем, например, - архивы ФСБ. Во-вторых, ты сам знаешь, что у нас пол страны без прописки вполне себе живёт и не жужжит по этому поводу: следовательно, если ты своего Карловича в Москве ищешь, то он запросто может проживать не зарегистрированным, ну, или, как частный вариант, - временно. А в-третьих...
- Точно! Вспомнил: он же, вроде, как из-за границы, а в столице - в командировке какой-то... - на радостях перебил приятеля Уклейкин.
- Вот видишь... - многозначительно поднял Подрываев вверх, перст, на котором как штандарт с изображением весёлого Роджера болталась модная, чёрно-белая флешка. - Уже гораздо теплее: значит, мог в гостинице остановиться или в частном секторе, но как видишь, старик, даже мои цифровые псы (он ласково оглядел груду переплетённого проводами мигающего железа) пока не могут отыскать московский след твоего Лейкина.
- Нда... час от часу не легче... - расстроился Володя.
-Да ты, погоди, старик, нюни-то распускать, - решительно вышел из мягких объятий кресла Сашка с твёрдым намерением вновь посетить кухню. - Может быть, ещё какие-нибудь зацепки вспомнишь... ну, там - возраст, рост, цвет волос и т.п. - глядишь и пригодятся.
- Есть, есть! - лысый он, - вновь возрадовался Володя.
- Лысый говоришь, - задумался Сашка, приглашая мимикой гостя за собой, - пойдём лучше спрыснем этот стриженый факт грамм, эдак по пятьдесят.
Деваться было некуда и Володя за неимением внятных альтернатив, вынужденно, как арестант за конвоиром, поплёлся за Подрываевым в тайной надежде, что компьютерного гения осенит и по данному, не относящейся напрямую к эго епархии, вопросу. Однако процедура мозгового штурма, длившаяся минут пятнадцать и дважды прерываемая содержимым "Посольской" в союзе с никотиновым дурманом, к сожалению, для участников, ни к чему определённому не привела. И Володя, хоть и с трудом, но вежливо отказавшись от искушения третьего тайм-аута, засобирался искать выход из сложившегося тупика в неизвестность будущего, которое скрывалась за железной дверью квартиры Сашки. Видя намерения приятеля и его плохо скрываемую печальную озабоченность текущим моментом, Сашка как мог начал его успокаивать:
- Ладно, Николаевич, не бери в голову: для начала возьми список - я тебе распечатал - какая-никакая, а всё-таки зацепка, ну, а если будут новые вводные - тут же звони: отыщем твоего чёрта на раз-два, я, брат, и не таких Карл из Мариинских впадин интернета доставал!
- Спасибо. Договорились, дружище. О, кстати... - Уклейкин вдруг вспомнил о сверх обязательном разговоре с Сатановским, - последняя просьба: можно от тебя один звонок сделать, а то мой сотовый, похоже, блин, навсегда медным тазом накрылся?
- Не вопрос: хоть Нельсону Манделе в Африку звони, - всё оплачено несведущей, пальце гнутой клиентурой, у которой бабки куры не клюют, - обрадовался Подрываев возможности хоть таким образом помочь загрустившему приятелю и для пущего эффекта добавил: - А, в общем-то, коли так: забирай аппарат прямо с зарядником, номер - на задней крышке.
- Вот спасибо, дружище: выручил, так выручил, а то я без связи, как без рук, мне хотя бы день-другой перебиться и я тут же верну! - благодарно улыбнулся Володя, разглядывая навороченный мобильник.
- Брось, старик, не мелочись - насовсем бери: я добро не забываю: помнишь как вы с Серёгой на дискотеке в "Прожекторе" меня от Перовских отбили?..
- Да уж... было дело... еле ноги унесли, - неприятным осадком всплывали из занесённых илом времени памяти драматические эпизоды той крайне опасной драки. В которой, если бы не природная сила Уклейкина и находчивость Крючкова, то, Мир никогда бы не узнал, что обыкновенный с виду ученик 10-го "А" класса школы ?1228 Саша Подрываев, спустя всего полтора десятка лет превратится в короля интернета и компьютерных технологий пусть пока и местного разлива.
- Факт... - даже чуть побелел, от, казалось бы, давно выветрившегося страха волнительно дрогнувшим голосом солидаризировался Сашка, - могли ведь запросто подрезать: с них станется - лихие парни... каждый третий уже со сроком.
- Это да... - напряжённо выдохнул Володя, - но, всё-таки такая дорогая вещь... - продолжал вежливо мяться Уклейкин, не решаясь положить в карман телефон.
-Всё! Точка! Решено: дарю! - воскликнул решительно Александр в порыве нахлынувшего чувства искренней благодарности, - да и мобильников этих у меня ещё с десяток, - это, что б ты, старик, зря за меня не переживал: излишки, понимаешь, творческого процесса, - хитро добавил он.
- Ну, Сашка, ну, друг... тогда, - хаотично пытался подобрать Володя нужные слова благодарности, остановившись, на прозаичном, - ...тогда с меня причитается!..".
- Это, старичок, само собой, - весело подмигнул ему Сашка, - ну, давай хоть на посошок, а то ещё пол пузыря осталось - мне одному как-то неловко, да и воспоминания, собаки, нахлынули.
Могли ли возразить Уклейкин после всего пережитого, даже не смотря на твёрдо принятое решении о воздержании алкоголя, дабы он - треклятый - не спутал все планы по спасению себя самого любимого от чертовщины?.. Чисто теоретически, возможно, но практически - это было нереально в силу культурно-исторических традиций сложившихся в России за десяток веков только официально истории в миропонимании среднестатистического мужчины средних лет от роду к началу XXI века.
Поэтому ему пришлось не вынужденно, а исключительно по доброй воле, - вновь присоединится к Сашке и в тёплой компании предаться воспоминаниям бурной юности, разбавляемым остатками "Посольской" периодически проявляющейся, как бакен в речном тумане, в пелене сигаретного дыма. Пока, наконец, последние капли оной навсегда не исчезли из внутренности бутылки, растворившись в возбуждённых, полных жизни и энергии организмах друзей, на что, собственно, и ушло ещё с полчаса Московского времени, приблизив его к 14:00.
Глава 7
Надобно заметить, что в любом другом случае при подобных обстоятельствах приятели согласно непоколебимым столетиями канонам традиции вряд ли бы ограничились принесённым с собой Уклейкиным; но сегодня Володя был почти сама стойкость к искушениям, если не считать того в целом ничтожного для здоровых мужчин объёма жидкости, именуемой в народе верхним или лёгким ершом (отличие от глубокого или тяжёлого - это не посредственное смешивание пива с водкой в ёмкости, а разнесённое на незначительный промежуток времени их поочерёдное употребление), который они по-братски разделив пополам, без остатков для потенциальной улики - уничтожили.
С превеликим "трудом" (намеренно повторимся: осознанно! супротивившись "продолжению банкета") расставшись на пороге квартиры Подрываева в дружеских объятиях и едва от переполнивших воспоминаниями чувств на прощанье не расцеловавшись, выйдя из латаной-перелатаной работниками местного ЖЭКа ветхой хрущёвки, Володя с наслаждением вдохнул полной грудью, пусть и раскалённый, но на порядок свежий воздух чем в заживо гниющем подъезде вышеуказанного, с позволения сказать, - жилища.
Контраст, представший пред его очарованным взором в сравнении с убитым временем и куцым финансированием подъездом был воистину разителен: в маленьком, но чрезвычайно уютном дворике, который среди прочих близнецов-братьев по счастью ещё не успели навсегда закатать в асфальт и окружить безликим панельным ново строем, несмотря на обеденное время, было так мило и тихо, что он, невольно присел на скамейку под детский грибок песочницы дабы насладится этим почти городским оазисом, и переведя дух, структурировать новые информацию и мысли. Несмотря на известные обстоятельства постоянно поддавливающие его истощённую нервную систему, впервые после Серёгиной свадьбы душа и плоть его находились в таком редком благостном состоянии гармонии, которое известно всякому человеку, когда неожиданно, вдруг, мигом как бы исчезают проблемы и пусть на короткое время ему становится так хорошо, что буквально хочется петь и летать от простой радости осознания того, что жизнь прекрасна уже хотя бы по тому, что ты просто дышишь, чувствуешь, осязаешь, созерцаешь, в чём-то участвуешь, нужен кому-то, сам востребован кем-то, любишь и любим, наконец, хотя последнее подсознательно всё-таки ревностно подвергалось эго Уклейкина сомнению.
Володя, с умилением разглядывая яркие детские качели, начал неспешно рассуждать о том, что, мол, по большому счёту, информация, добытая для него Сашкой ничего не давала. Но, главное было не в этом. Простое человеческое внимание, сочувствие, помощь стороннему горю, бескорыстие в виде подаренного телефона были на порядок важнее неведения. Ибо, эти фундаментальные составляющие настоящей дружбы давали столь необходимые ему надежду и силы, без которых человек подобен одинокому увядающему древу, не имеющему возможности в трудную минуту опереться о крепкие ветви товарищей и противостоять вместе с ними любым ненастным ветрам.
Вдохновлённый благородным поступком Подрываева, Уклейкин сосредоточился и быстро провернул в голове примерный ход разговора с шефом. После чего он резко выдохнул, словно опасаясь, что пронырливый начальник через мобильную связь сможет учуять запах дневного алкоголя, - и решительно набрал его личный номер, которым пользовались сотрудники 'Вечёрки' только в экстренных случаях. К коим Володя и отнёс произошедшие с ним злоключения, дабы попытаться хоть как-то оправдаться и выторговать ещё пару дней, безусловно, умышленно скрыв все ненужные подробности.
'Да, Сатановский слушает...", - раздался набатом в трубке знакомый и ненавистный многими в редакции издательства полу-бас.
- Здравствуйте, Борис Абрамович, - это я Уклейкин.
'А!... на ловца и зверь бежит! Ты на сколько, мил дружок, отгул брал?!' - как всегда, начал с дисциплины главный редактор, не терпевший неопределённостей и неизвестности от подчинённых.
- Я... приболел немного... недомогание... о... общее... - запланировано жалостливо кашлянул, отчасти совравши, Володя, исключительно для того, что бы на корню пресечь ненужные кривотолки крайне любопытного до сторонних житейских проблем коллектива газеты основанием, для которых со 100% вероятностью послужили бы медленно сходящие с лица его следы драки на Серегиной свадьбе.
"Ну, и сколько тебе, болезный, ещё недомогать... я за тебя что ли вкалывать буду?!" - продолжал наседать шеф без тени внешней жалости, хотя внутренне, не афишируя, относился к Уклейкину достаточно уважительно и даже с некоторой симпатией, зная не понаслышке о нереализованных талантах и эрудированности своего журналиста, в особенности в сравнении с болеем молодыми коллегами.
- Два, максимум - два дня, - умоляюще молвил Володя, - вот только отлежусь и всё с лихвой отработаю.
"Ладно, черт с тобой, так и быть, - долечивайся, но что бы послезавтра, как штык, был в наших окопах" - с явным неудовольствием разрешил Сатановский, - "...а теперь о..."
- Спасибо вам огромное, Борис Абрамович, - обязательно буду! - радостно перебил Володя шефа, который будучи весьма мудрым руководителем, только готовил подчинённого к главному, и к тому же многоопытной печёнкой почуяв неискренность в словах Уклейкина, тут же хитро добавил:
"Надеюсь... что так и будет, но почему ж ты, мил дружок, тогда на звонки не отвечал или ты ко всему и оглох?"
Этого, казалось бы, резонного, вопроса Уклейкин не ожидал и вновь вынужден был сказать полуправду с учётом открывшихся сомнительных для него обстоятельств в кабинете дотошного следователя:
- Да я... это... мобильный потерял, извините...
-"Так-с!" - громыхнуло тут же в трубке, - "час от часу не легче! ты мне..."
- Вы не беспокойтесь: Борис Абрамович, - опять перебил его растерявшийся Уклейкин, - я обязательно новый куплю...
'Это само собой, куда ты, денешься, но дело в общем даже и не в этом, ибо, всё это, так сказать, - мелочи...". Сатановский сделал угрожающую, как перед апокалипсической бурей, паузу и, чуть смягчив тембр, продолжил: "...ты это... там ляг, если сидишь, что б при падении не сломать чего-нибудь... я дополнительный бюллетень по этому поводу оплачивать тебе не намерен!..".
Володя насторожился, словно загнанный в угол заяц, на которого взмыленный погоней охотник в упор направил заряженную двустволку. Машинально убедился, что сидит на скамейке, высота которой составляла порядка 20-ти сантиметров. В принципе, это не представляла серьёзной угрозы в случае падения с оной, тем более, внизу, словно бы специально, земная твердь была обильно усыпана мягким песком, дабы детишкам было сподручней делать из него "куличи" и прочие хрупкие копии всего того, чего, словно губка, впитывал их пытливый и быстрорастущий разум. Уклейкин съёжился и едва не закрыл от напряжения ожидания приговора глаза, так как даже представить себе не мог, что же могло быть хуже того, что с ним уже случилось.
"Так вот... о главном: тут по твою душеньку Чёрт приходил...", - тихо произнёс шеф с ударением на предпоследнем слове, но в Володиных, навострённых до предела ушах, они прогремели подобно грому и молнии среди абсолютно ясного московского неба.
- Как это чёрт?!.. - полным отчаяния, одиночным выстрелом автоматически вырвалось из Володи, в помутившейся голове которого мгновенно случилось короткое замыкание, а по вздрогнувшей плоти прокатилась очередная волна необъяснимого, подспудного страха повышенной агрессивности.
- Как, как?!.. - вот так... обыкновенно - без рогов, если ты об этом, даже напротив - лысый, как коленка. И не перебивай меня больше - и так времени нет: фамилия у него, видишь ли, такая, но мозг мне, этот Франц Карлович выел капитально, так что вполне себе, этот тип, соответствует своему имени.
"Вот так... так...", - хаотично заметались по тут же вскипевшей черепной коробке Уклейкина нейроны мозга, крайне возбуждённые совершенно неожидаемым известием. - Что это?!.. Случайное совпадение?.. Или, не дай Бог, это именно тот самый чёрт, который мне, якобы, приснился - всамделишный?.. И теперь гадит, сволочь, как и клялся, мне по жизни?.. Нет, - это уже точно фобия какая-то, ...бред, а с другой стороны: повестка, мобильник, Карл I, цыгане, пропажа паспорта, часов и денег, а теперь вот... Карл II - это же факты, а с такой фамилией - не косвенный, а прямой мне намёк... Или, может, я действительно... болен... ведь в противном случае придётся признать, что в мире действительно существуют какие-то потусторонние тёмные силы...".
"Ну, так вот..." - продолжал, мощно выдохнув в трубку Сатановский. - Заявился, вчера вечером этот Чёрт в редакцию с нотариусом, фамилия которого, кстати, тоже ещё та - Банкротов, и сразу, понимаешь, ко мне в кабинет без очереди. В крик возмущается, собака, мол, немедленно дайте опровержение по статье В.Н. Уклейкина "Нострадамус - мифы и реальность". Так вот... поскольку этот Чёрт - его Нострадамуса то бишь, хоть и дальний, но потомок, то он, как наследник, - категорически не согласен с изложенными в твоей статье якобы фактами и настаивает на публичных извинениях, иначе через суд грозился, ирод, финансово уничтожить нас. И, представляешь, - нагло швырнул мне на стол документы на немецком языке, подтверждающие его родство с грёбанным предсказателем, прямо опровергающие твои выводы! Это уж мне потом с их копий Воскресенская подтвердила, бегло переведя... Одним словом - этот полоумный Чёрт, милостиво, чтоб ему пусто было, дал нам на всё неделю на опровержение и извинение - один день уже прошёл... Каков сюжетец!.. Ты меня, Володя, давно знаешь, - я бы и послал этого Карла по матушке - туда, откуда он явился не званным - за мной не заржавело бы, но на носу выборы... А значит, что вот-вот поступят очередные заказы от желающих на свой счёт порулить Россией и лишний скандал нам сейчас ни к чему, как это было бы просто замечательно в любое иное время. Одни словом: ты эту кашу заварил - тебе и расхлёбывать: напишешь, как ты умеешь, вежливое опровержение с извинениями и шабаш на этом; копии документов я тебе перешлю сегодня же с кем-нибудь на дом, адрес-то прежний, не снесли ещё вас?..
- От них дождёшься, - рефлекторно ответил Уклейкин, мысли которого были на 99,99% заняты исключительно чертом и связанными с ним злоключениями, а не с крайне ветхим домом, расселить жильцов которого обещали ещё с Брежневских времён.
"Вот и отлично, то есть - не переживай я имел в виду: скоро дадут вам квартиры - я давеча случайно в Мэрии на конференции главных редакторов мельком видел новый план района - вроде нет там вашей холобуды.
- Спасибо, Борис Абрамович, я понял, но... возвращаясь к моей статье и этому треклятому Чёрту... - попытался вновь перебить шефа Володя, дабы разузнать хоть что-нибудь ещё, но Сатановский бесконтактным апперкотом резко оборвал его тщетную попытку и быстро завершил незримый бой-диалог с вдрызг подавленным подчинённым:
"И никаких "но" - это приказ! Да... и ещё, Уклейкин: токсикоз у тебя там или, пардон, понос, - лично мне до лампочки, но справка от врача для порядка чтоб была! Точка! Будь здоров, не кашляй!.." - и отключил телефон.
Относительно удобоваримое настроение пусть даже и на краткий миг было снизошедшее на Уклейкина после неожиданной помощи друга после звонка шефу, буквально камнем рухнуло в пропасть под невыносимым гнётом вновь вскрывшихся крайне мутных и абсолютно не вменяемых обстоятельств. Кроме того, помимо неожиданно навалившихся на него житейских гадостей, особенно страшила ужасная догадка, которую он всячески гнал от себя. А именно, то, что он, Уклейкин Владимир Николаевич, почти 33-х лет от роду, здоровый в принципе человек, возможно, просто банально болен или только начинает заболевать каким-то неизвестным душевным недугом типа нервного расстройства или чем-то подобным. Ибо, иных внятных объяснений нескончаемой чреды откровенной чертовщины - в его восполнённом и крайне переполненном тщетными размышлениями мозгу не находилось. Приватно же проконсультироваться по этому поводу пока не представлялось Володе возможным.
Во-первых, - судорожно перебрав круг своих знакомых, он не нашёл в нём кого-либо кто бы работал в этой тёмной области человеческих знаний и кому можно было бы вполне доверится. Во-вторых, и это главное, - даже если такой специалист был бы, то далеко не факт, что он решился бы на медицинское обследование: а, вдруг, действительно окажется, что он нездоров; и что тогда с этим делать, как жить дальше, будет ли это полноценной жизнью и будет ли тогда вообще возможна жизнь?..
Эти вопросы-сомнения всё мучительнее жгли его метущуюся в лабиринте неизъяснимых перипетий бытия душу и почти не давали покоя сознанию для взвешенного, критического анализа происходящего и целенаправленных действий по возвращению самого себя хотя бы в прежнее, обыденное русло течения жизни. Но Уклейкин, как мог, пытался способствовать этому, памятуя о данной менее суток назад клятве доказать, что он "не кишка тонка".
И при прочих равных, надобно всё-таки отдать Володе должное. По уши, увязнув в каком-то болоте неизъяснимых метаморфоз, он не ретировался, не отступился от поставленной цели, а как мог начал сопротивлялся известным несчастьям. Согласитесь, неведомый читатель, ведь совершенно неизвестно как бы мы с вами повели себя в этой или подобной неординарной ситуации. Не сломались ли бы, прежде всего, - духом, при первом, даже не ударе судьбы по носу, а - только лёгкому щелчку по органу обоняния, дерзко и без гордыни поднятому над смирившимся со своей участью большинством соплеменников.
Всё это чрезвычайно напрягало Уклейкина, и загоняло, как бы, внутрь себя для поиска ответов, тогда как окружающий Мир, словно нарочно не замечая его треволнения и безрезультатные изыскания, ни на ничтожную терцию не переставал присутствовать Вселенной во всём её бесконечном разнообразии:
- Молодой человек!.. - раздался, как будто отдалённо знакомый, женский голос с прижавшихся от зноя вплотную к земле небес, - ...ну как вам не стыдно курить на детской площадке: немедленно убирайтесь отсюда, а то я милицию вызову!
- От неожиданности, помноженной на "милицию" Вова вздрогнул, (в горьких раздумьях он даже и не заметил, что закурил) и, откинув руки, как стапеля ракеты от поникшей головы, медленно поднял оную, обратившись напряжённым, прикрытым всё теми же непроницаемыми черными зеркальными очками, лицом в сторону источника предупреждения. - Извините меня, пожалуйста, я больше не буду...
- Ах!.. так это, стало быть, опять вы хулиганите?!.. - смешанной интонацией, но уже сдержанней воскликнула женщина, нежно раскачивая детскую коляску из которой, бережно хранимое её ангельской любовью семимесячное дитя небезуспешно пыталось из бессвязного лопотания выстроить мало-мальски понятную взрослым людям речевую конструкцию типа: "Ма-ма... мы-ла Па-пу".
Вне всяких сомнений это была та самая мамаша, которая часа три назад в Лефортовском парке уже попеняла ему по поводу неуместного курения, и Володя, у которого в самых отделённых уголках души робко забрезжила туманная надежда, глупо улыбаясь, кое-как притушив сигарету о песок и положив её в карман пиджака, неуклюже признался:
- Я... наверное...
- Вы Уклейкин Владимир Николаевич? - загадочно улыбнулась она в ответ.
- Да, но... - ошарашенный снайперской точностью вопроса, только и нашёлся, что ответить Володя.
- А где вы прописаны? - продолжала она, невозмутимо и последовательно, словно утренний следователь, но в противоположность Чугунову, - не в пример приветливым голоском.
- На Красноказарменной 13, квартира 3... - как на давешнем допросе машинально отвечал Уклейкин, безуспешно пытаясь постигнуть раскалённым пеклом и очередным ребусом мозгом, смысл и причину подобных казённых и совершенно не уместных вопросов, тогда как сердце его, ведомое расцветающей надеждой из интуитивных глубин души, забилось чаще и громче.
- И холостой... - уже совсем тихо, на секунду задумавшись о чём-то своём выдохнула она, с едва уловимым огоньком в глазах.
- Да... - почти также беззвучно ответил Володя, глядя на неё преданным взглядом щенка, который уже почуял умопомрачительный запах свежей сахарной косточки и вот-вот получит её из рук любимой хозяйки, и за это - готовый преданно лизать их ей до скончания своего недолгого собачьего века.
- Ну, тогда держите ваш паспорт, молодой человек, и больше не теряйте, а то ведь люди разные бывают... - и протянула ошарашенному чудом Уклейкину самый главный в России документ, идентифицирующий совершеннолетнего и дееспособного её гражданина во все времена и при всех режимах.
- Вот ...спасибо! огромнейшие, вам спасибо!.. извините, не знаю вашего спасительного имени, а то ведь... - сбивчиво от нахлынувших чувств искренней благодарности отсыревшим фейерверком начал искрить словами Володя.
- Не за что... вы его в парке выронили, а зовут меня Верой.
- Очень, очень, приятно!.. а меня Володей, - признательно встал он с детской скамейки, окрылённый неожиданным поворотом судьбы в нужную, столь редко ей посещаемую сторону.
- Я знаю... - хихикнув, вновь улыбнулась она.
- Ах, да, простите, это у меня, наверное... нервное, - сами понимаете... я уже и не знал что делать, в Москве и без паспорта... вы меня так выручили, так выручили... - продолжал Уклейкин благодарить свою спасительницу как мог. - И имя у вас чудесное, словно у ангела-спасителя, - Вера!..
- Тише, тише, молодой человек, тут же ребёнок в коляске спит, не дай Бог, разбудите.
- Да, да, конечно, извините, - тут же перешёл он на шёпот.
- Там ещё и деньги какие-то... я не считала, проверьте...
- О! - все-таки вырвалось по инерции у него груди, но, взяв себя в руки, мгновенно убавил громкость до минимальной, - ещё и это... впрочем, это уже неважно, мелочи, так сказать... А, может быть, извините, вы в знак благодарности их себе возьмёте?
- Вы в своём уме, не надо мне ваших денег... - немного обиделась добропорядочная мамаша.
- Извините, не подумал... совсем голову от нечаянной радости потерял... - смутился Уклейкин. "Тут поневоле с ума сойдёшь от таких кульбитов" - оправдывался он про себя. - Так чем же мне вас всё-таки отблагодарить?
- Тем, хотя бы, Володя, что как можно быстрее покинете двора, а то у меня муж очень ревнив, а соседки - зоркие, - не без внутреннего сожаления, пристально оглянувшись по сторонам, ответила Вера.
- Ага, спасибо, понял... ухожу... и всё-таки я постараюсь, Верочка, вас как-нибудь отблагодарить... вы же ведь тут живёте? - попятился он со двора, максимально вежливо раскланиваясь.
- Тут, тут, прошу же - уходите скорее, - тихо повторила она, и сразу же, нарочито громко для возможных сторонних ушей добавила, - и впредь не курите на детских площадках, а то я вас за хулиганство в милицию сдам!
- Я больше не буду, извините... - подобно пойманному за руку нашкодившему мальчишке, но счастливому уже тем, что о его проступке не сообщили родителям. И на вновь обретённых крыльях, Уклейкин выпорхнул из уютнейшего дворика-оазиса, неожиданно ставшим столь редкой отдушиной удачи, в целом равнодушные к чужим проблемам лабиринты жаркой Москвы.
Однако, если, вдруг, читатель подумал, что, кроме всего прочего Уклейкина, возможно, окрылила ещё только зарождающаяся любовь к миловидной, средних лет замужней с ребёнком благодетельнице, то со всей прямотой, надобно заметить, что Володино большое сердце, ничем большим кроме как чистой, искренней благодарностью не откликнулось Вере. А чем в свою очередь засел Уклейкин в её также не маленьком сердце и сохранился ли он там, в особых чувствах вообще, - остаётся лишь догадываться. Ибо, чужая душа, как известно - суть непролазные потёмки, а уж женская, - теп паче дыре чёрной подобная, которая, как вечный пылесос, безвозвратно засасывающий в себя свет любых строгих мужских логик и даже предположений.
Уже было, совсем расставшись со своей спасительницей, при выходе из арки, спохватившись, Володя обернулся, так как неожиданно вспомнил об ещё одной пропаже:
- А, вы, случайно, не видели ручных часов, с красной звёздочкой на циферблате, командирские... - и тут же, осознав, что сказал очередную обидную глупость, смутившись, густо покраснел, и виновато спрятал глаза, как ощипанный страус в раскалённый песок голову.
- Нет, - ответила она заметно прохладнее, но в очередной раз великодушно простив его, справедливо, в общем, решив, что причиной невежественного вопроса послужила его заметная рассеянность и нервная утомлённость.
- Простите, меня, Вера... я опять глупость сморозил, ...но, поверьте, - я не хотел вас обидеть... Это, извините, нервное... - словно бы подтверждая её диагноз, сбивчиво ответил Уклейкин. - Да и Солнце жжёт...
- Я, верю, верю... - чуть теплее и даже как-то жалостливо подтвердила она своё искреннее прощение, - только уйдите же, наконец, прошу вас...
- Да, да, уже ушёл, ещё раз спасибо и до скорейшего свидания... - виновато развернулся он, с печальной озабоченностью про себя заметив: "Значит, всё-таки цыгане часы подрезали, вот ведь черти проклятые: из-за них честную девушку ненароком обидел!.." - и окончательно покинул дворик.
А минут через пять, задумчиво и неспешно шествуя по обезлюженной от зноя улице ведущей к дому, немного успокоившись, даже, несмотря на обуревавшую его ужасную неопределенности в виде Карл,Чёрта, Нострадамуса, следователя, цыган и прочего ералаша у Володи мелькнула замечательное по простоте и очевидности предположение. "Поскольку всё так сейчас удачно сложилось, значит, высоковероятно, что есть силы Добра куда как могущественнее сил Зла, если всё-таки допустить реальное существование последних. И, следовательно, мне надобно, как минимум, присоединится к первым и в незримом союзе с оными разгромить всю эту нечисть. А ради такой благой цели должно и претерпеть, ведь не зря сказано: "Стучитесь, и откроется вам...", а под лежащий, как я, камень и вода не течёт.
И, пусть, чёрти: первый - фантомно-похмельный или, не дай Бог, - реальный; и тот, второй, у которого даже и фамилия - Чёрт, а, возможно, и иные из бесовской банды всё ещё торчали ржавыми двухсот миллиметровыми гвоздями в измученном последними страшными загогулинами мозгу Уклейкина но, (внимание!) исцеляющие пассатижи уже не казались Володе недосягаемыми.
Спонтанная встреча с Сашкой Подрываевым и добропорядочной Верой чьи, безусловно, благородные во всех отношениях поступки, придали Уклейкину ту необходимую ему твёрдую опору в настоящем и постепенно закаляющуюся, словно остывающий после ковки булат, уверенность в грядущем, без которой, как известно, не штурмуют, казалось бы, неприступные крепости.
Глава 8
А тем временем, когда перегруженный всевозможными чертями, но вдохновлённый надеждой избавления от оных, Уклейкин только покидал дворик Подрываева, рядом, через две улицы, уже в его собственном дворе, не уступающем уютом и тишиной, вовсю разгорались чрезвычайно бурные события. Первопричиной извержения Везувия человеческих страстей, как давно заметил классик устами опять-таки, пусть, возможно, и вымышленной, но, таки нечистой силы, как известно, явился пресловутый "квартирный вопрос".
Итак. Около полудня на всех обшарпанных людьми и временем, подгнивших дверях 4-х подъездной, и, как было замечено выше, весьма ветхой, хотя и из красного кирпича пятиэтажки, где волею судьбы жили прописанными Уклейкин, Шурупов и ещё, примерно, 120 семей, неожиданно появилось в тайне вожделенное всеми объявление о расселении в новые квартиры. Однако если начинался текст почти фантастически оптимистично, то заканчивался суровой прозой реалий сложившихся в строительно-жилищной политике Москвы начала XXI века. Вот поставьте себя, ну, хотя бы на пять минут, на место коренных москвичей известного нам дома, десятилетиями дожидающихся расселения из обветшалых коммуналок и рассудите сами:
"Уважаемые жильцы, в связи с тем, что Жилищной комиссией города Москвы Ваш дом признан аварийным и подлежащим немедленному сносу, предлагаем Вам в самое ближайшее время, но не позднее 3 (трёх) календарных дней, незамедлительно явится с комплектом документов (список прилагается ниже) в Департамент Жилищной политики района Лефортово для выдачи смотровых ордеров с последующим заключением договоров социального найма или собственности на новые отдельные, благоустроенные квартиры, расположенные в современном и экологически чистом районе Москвы - Южное Бутово".
Кстати, внимательный обыватель давно уже заметил, что подобные объявления удивительным образом вывешиваются не утром, когда люди, зевая на ходу, в большинстве своём сломя голову вынужденно несутся на работу дабы снискать себе и близким хлеб насущный. Не вечером, когда ковыляя в обратном направлении, они замыкают, разрываемый, исключительно пенсионным возрастом и Роком трудовой круг, ложась на диван перед тщетно вселяющим надежду телевизором, что вот-вот всё будет хорошо. А исключительно - днём, чтобы, видимо, разнести во времени зачастую стихийную, взрывную, и зачастую - психологически отрицательную реакцию жильцов на содержимое текста, как, если бы оно было бы, вдруг, прочитано ими всеми разом с утра или вечером.
И пока не истекли условные пять минут для тех, кто волей судьбы не был и никогда уже, видимо, не станет москвичом, а тем паче - коренным, уточним. Южное Бутово - это бывшая деревенька, расположившаяся за МКАДОМ (это самое знаменитое и огромное транспортное кольцо, отделяющее столицу бесконечным потоком автомобилей от остальной России). И ныне, развернувшееся там массовое жилищное строительство, что, конечно же, хорошо для массового обывателя, тем не менее, опровергло расхожий тезис: дескать 'Москва - не резиновая'. Эх, ...ребята, ещё как, оказывается, резиновая, словно до распухших десён пережёванная, но всё равно растягивающаяся до несуразных размеров качественная жвачка. Как объявляют в электричках соответствующего направления: 'Граждане, внимание, Бутово, далее со всеми остановками'. А там и до Калуги рукой подать...
Да и всё бы ничего, в том смысле, что вот, наконец-то, людям предложили совершенно бесплатное, как в Советском Союзе, жильё, отчего новоявленных, доморощенных капиталистических акул, взамен навязавших кабальную ипотеку, трясёт, как перед занесённым над ними гарпуном справедливого возмездия. Почти невозможная нынче удача. Казалось бы, радуйся, готовься, счастливчик, к новоселью! Однако есть один маленький, но чрезвычайно въедливый нюанс.
Находясь десятками лет на чемоданах в ожидании чуда расселения, жильцы с тщательностью достойного особого курса для закрытых учреждениях специальных служб, отслеживали любой шорох на стройплощадках, расположенных не только в их районе, но и на всякий случай, - в близлежащих. И всё же, они никак, даже в страшном сне не могли предположить, что ареал их вожделений будет расположен столь безнадёжно далеко от родимых пенатов. Таким образом, достоверно зная, что совсем рядом возводятся такие же новые дома и пусть не в экологически условно-чистом районе их в целом праведное недоумение, вызванное странной географией медленно, но неуклонно нарастая, как гул сходящей с вулканических гор лавины начал превращается в гнев. Дело, как сами изволите видеть, начало принимать крайне напряжённый оборот, а потому - всё по порядку.
Первой, направившись, как и обычно, покормить бездомных кошек у общественного помойного ящика, вышеуказанное крайне контрастное объявление дважды и по слогам, что бы ни чего не упустить, щурясь и морщась от каждой буквы, прочитала ровесница дома 90-то летняя Зинаида Ильинична Звонарёва, которую по осмыслению едва не хватил удар. Но чувство не исполненного долга перед дорогими, и не очень, сердцу соседями, заключающееся в незамедлительном их оповещении, причём, всенепременно раньше других, перед, не дай Бог, её собственной скоропалительной кончиной, оттеснило на неопределённое время самою смерть. Как шестовик-разрядник, ловко отталкиваясь клюкой, она в три скачка пронеслась от двери подъезда в знойную тишь двора. Тяжело соображая из-за дефицита времени, который давало шансы её конкурентам донести страшно важную новость раньше, так и не придумав ничего адекватного критическому моменту, - взвыла пожарной сиреной способной принудить к телесному содроганию даже абсолютно глухого человека:
- Ка!-ра!-ул!!!
Сперва из распахнутых настежь жарой окон коммунального улья показались немногочисленные мамаши, всерьёз испугавшись, за полуденный сон своих неприкасаемых чад и вопросительно-грозно жестикулируя, зашикали на источник невыносимого для перепонок, пронзительного, как зажатая в дереве ржавая пила, старушечьего фальцета. За ними, незначительно уступив в скорости реакции на внешний звуковой раздражитель, во двор обильно высунулись и свисли переспелыми, увядающими грушами седые головы пенсионеров в диапазоне четырёх октав наперебой извергающие тирады, примерно следующего содержания: "Что случилось?!", "Пожар!?", "Убивают!!!", "Ты чего Ильинична, ополоумела?!", а кое-кто, не смотря на сопоставимый со Звонарёвой возраст, не постижимым образом уже очутился рядом с ней, войдя в непосредственный контакт посредством одёргивания бабы Зины за рукава для выяснения причины нечеловеческого вопля. Последними же, невесть откуда и традиционно на изрядном веселе, как трещины на вечно латаном асфальте, проступили печально известные всему дому не просыхающие даже в каракумский зной, заросшие, словно трухлявые пни мхом, щетиной и потому - почти одинаковых с лица субъекта: Толя, Коля и Егорыч - совершенно неопределённого возраста; и в один голос влились в общий шквал недоумённых вопросов:
- Баба Зин, что за шум, а драки нету?!..
Таким, в общем и целом, стандартным для новейшей истории России образом стихийное собрание жильцов означенного дома началось. Минут пять-семь вынужденного хаоса, который обильно сопровождался ёмкими и отрывистыми комментариями тщательно перемешенных с нелитературными эпитетами, потребовалось, что бы разобравшись в сути причины побудившую Зинаиду Ильиничну к столь радикальному оповещению соседей и дать схлынуть первой волне гневных эмоций. После чего неуправляемый процесс возглавил поднаторевший в подобных ситуациях Василий Петрович Шурупов, который по причине отменённого в связи с жарой дежурного митинга движения "За Родину и Сталина" пребывал дома и, кроме того, пользовавшийся заслуженным уважением жильцов:
- Товарищи! Товарищи, прошу тишины и слова!
"Давай, дядя Вася!" "Валяй!" "Жги..." - одобрительно отозвалась толпа, как только что выключенная сковородка, на которой постепенно уменьшалось шкварчение остывающей яичницы.
- Спасибо, товарищи, за доверие! - уверенно вскинув руку, как Ильич на известном всему миру революционном броневике, одновременно успокаивая и привлекая к себе внимания народа, и как бы обозначая пока невидимую цель, к которой, лично возглавив процесс, и поведёт его путями торными:
- Итак, товарищи-соседи, событие, которое мы так долго, почти тридцать лет, ждали, наконец-то свершилось!
Толпа поначалу вновь недоумённо зашикала.
- Но, спрошу я вас, того ли мы алкали от властей, терпеливо перенося долгие и мучительные годы все ужасы коммунальных невзгод насквозь прогнившего дома?! - Нет, товарищи! И ещё раз нет! Я имею в виду - Южное Бутово - эту Тмутаракань, ставшей по решению вороватых чиновников, вдруг, Москвой и куда в хорошую погоду на хромой козе в три дня не доехать, и куда, словно в ссылку, сплавляют нас - коренных москвичей! А на месте наших снесённых холобуд тут же строят шикарное жильё для доморощенных воров-буржуев и понаехавших изо всех щелей бывшего Союза недобитых барыг!
"Так их, Василич, гнид кабинетных!", "Правильно!", "Понаехали тут!", "Одно жульё кругом!" - и т.п. возгласы одобряющим, высоко нервным напряжённым гулом пронеслось над возмущённой очевидной несправедливостью толпой.
- При этом товарищи! - продолжал клеймить стальным глаголом сложившееся вокруг их кровных интересов положение, а заодно и внутреннюю политику государства, допускающие подобные негативные по отношению к гражданам спекуляции, Шурупов, - мы достоверно знаем, что в нашем районе на новостройках возводятся 12 домов, и большая часть из них фактически готова к заселению!
"Точно!" "На Краснокурсантской уже вселяются!", "Они, собаки, думают, что мы не в курсе, а мы - всё знаем!", "На кол их, иродов, да в суд на нары!" - оживились люди давно уже представляющие себя справляющими новоселье в одном из вышеупомянутых домов непосредственно рядом со ставшим навсегда родными сердцу местом жительства.
- Спокойнее, товарищи! Прибережём эмоции для организованного протеста, а сейчас они ни к чему. Итак, я предлагаю, всем тем, кто категорически не согласен с выселением за пределы Москвы проголосовать за следующий план:
первое, - сегодня же избрать оперативный штаб из трёх-четырёх человек для координации действий по отстаиванию наших прав всеми законными методами;
второе, - составить и разослать коллективные письма во все органы, пусть и чуждой нам власти и одновременно оповестить, пусть и скупленные на корню чиновничьей буржуазией СМИ - авось и проскочит, а также - оппозиционные политические партии и движения;
третье, - в самые ближайшие дни организовать митинг, для начала у Управы и выдвинуть, как коренные москвичи, наше категорическое требование о выделении квартир только в нашем районе, тем паче оные имеются в наличии;
наконец, четвертое, - и не мене важное: по возможности - держаться друг друга ближе, без необходимости не отлучатся далеко от дома, ибо, лично, зная не понаслышке методы продавливания клятой бюрократии нужных ей решений, надо быть готовыми к любым провокациям с её стороны.
- "Добро!" "Так!" "Ловко!" "Голосуем "За", чего там!" "Молодец, Петрович! - в начальники штаба его!" - вновь громогласно поддержала подавляющим большинством масса четкий и последовательный план действий их новоявленного лидера протеста.
- А тем, кто не из Москвы, как быть? Я, например, в Усть-Каменогорске родилась... - засомневалась, 25-ти летняя миловидная Олечка, которая невыносимо удачно, по мнению оставшихся там навсегда подруг, лет пять назад вышла замуж за Игоря Пумпянского, художника-декоратора небольшого театра и коренного жителя столицы, который будучи на гастролях втрескался в неё по самые уши на банкете, устроенном, как водится, администрацией города в честь приезжих артистов в местном ресторане "На посошок".
- А мой Фрунзик вообще только год назад купил тут две комнаты и оба мы из Еревана, - фыркнула 40-летняя, никогда не работавшая Агнесса Моисеевна Стуканян, которую все, включая даже и мужа - мелкого, но ушлого бизнесмена державшего пару овощных ларьков, недолюбливали по причине несносного характера и чрезмерной чванливости.
- Ну, считай - подфартило... - опять в триедином хоре, словно отрепетировав, вставили свои пять копеек Толя, Коля и Егорыч.
- Хорош, мужики, дело-то серьёзное! - тут же осадил Шурупов, развязный и острый на язык, трилистник. - Все мы, товарищи, прожили вместе уже много лет, и я могу ответственно заявить, что, не смотря на то, что всякое промеж нас бывало, - в общем и целом, - коллектив нашего дома - это порядочные и ответственные люди! А под коренными москвичами я, в том числе, понимаю и всех тех, для кого это место в Лефортово стало по настоящему родным.
"Правильно, Петрович", "Ну, это другое дело...", - положительно откликнулась малочисленная, сомневающаяся часть жильцов.
- И, тем не менее, я вновь повторяю: прежде чем вступать в ряды сопротивления крепко подумайте. К вечеру вернутся с работы ваши мужья и жёны, поэтому в семейном кругу взвесьте все плюсы и минусы, но прошу - не затягивайте и, желательно, не позже 10-ти утра понедельника дать знать. Время, товарищи, дорого: и посему сразу предлагаю - в связи с высказанным обществом доверием, организовать штаб у меня в 3-й квартире. Далее. Кто ещё готов на добровольных началах подключиться к работе?
- Я! Меня возьмите, я первая объявление прочитала!.. - подняла трясущуюся руку, как на уроке прилежная школьница перед учителем баба Зина, - я с них, сволочей, живьём не слезу - чуть до инфаркта, ироды, не довели!
- Да, куда тебе Зинаида - в таком деле мужики нужны, а не старухи, - запричитали чуть более молодые её сверстницы, - иди лучше сериал свой смотри - сейчас уж начнётся...
-Ну, девки, ну плутовки, слова прямо вам не скажи! - расстроилась она, ибо внутренне была раздираема почти инстинктивным желанием посмотреть предпоследнюю 217-ю серию "Роковой любви" и непременно, любыми путями, влиться в актив штаба, что б хоть как-то скоротать невыносимые скуку и одиночество.
- Извини, Ильинична, я хоть тоже - не молодёжь, но тут, бабы, правильно говорят, - лучше кого покрепче избрать, а тебя я лучше на митинг в первый ряд поставлю, отведёшь душеньку, - может, в свой любимый телевизор попадёшь...
- Ну, ладно, уговорил Петрович, крикнешь тогда в окошко, если что - я и сковородник не пожалею для супостатов, - облегчённо выдохнула Звонарёва само собой разрешившейся дилемме и медленно ускоряясь, попятилась узнавать как подлый Родригес будет, наконец, отомщён благородным Карлосом за надругательством над бедной красавицей Луизой.
- Товарищи, активней, активней выдвигаем кандидатов! - подгонял свежее избранный начштаба жильцов.
- А может, Вася, твоего соседа - Володьку в штаб, он же в газете работает, вроде, - предложила внимательная баба Люба. Она вдруг вспомнила, как однажды, Уклейкин, возвращаясь с юбилея издательства в изрядно приподнятом настроении, расцеловал её как, внук, не видевший год любимую бабушку, - и в сердцах подарил ей разноцветные рекламные буклеты "Вечёрки" с автографом.
- Гм, хлипковат он малость, хотя, может и сгодится, как ни крути - пресса, вот только что-то его не видать, давно должен тут быть. "А не замели ли его часом в милиции на пятнашку?" - параллельно неприятно заискрило в его напряжённом лидерской нагрузкой сознании. - Ладно, товарищи, я с ним потолкую, когда объявится... - поблагодарил деловито Шурупов отзывчивую и памятливую соседку за предложение.
- И Варвару Никитичну можно из 7-й квартиры - она, кажется, юрист или адвокат! - продолжалось стихийное выдвижения кандидатов в штаб народными массами. На сей раз, предложение поступило из окаймлённых пышными гусарскими усами уст, вынырнувшего из канализационного люка аккурат посреди собрания, как потревоженный сом с проруби, местного сантехника Ломакина, больше известного в доме и округе как Стёпа "разводной ключ". Он также, как и баба Люба, вспомнил, что однажды, упомянутая мадам, помогла ему дельным советом в пустяшном сутяжном деле, когда не официально монтируемая им стиральная машина, вдруг, на вторые сутки дала течь, и которая за ночь вылилась через нижние этажи в скандал и судебные иски от заказчика и залитых соседей. - Да и отзывчивая она... - непонятно для чего, добавил он, слегка, покраснев.
- Добро, это уж точно не помешает: с крючкотворами их оружием биться придётся, - как она появится, - тут же ей передайте, что б ко мне срочно зашла в 3-ю квартиру, а я пока начну письма составлять в инстанции...
Тем временем толпа, в основном, одобрительно гудя, нервно мялась на месте и всё чаще поглядывала на часы. Шурупов почувствовал это напряжение и решительно завершил не санкционированное властями стихийное собрание:
- Итак, товарищи, поскольку новых кандидатур больше не последовало, предлагаю временно свернуть наш учредительный слёт и собраться сегодня же ровно в 21:00 тут же в расширенном составе, когда отсутствующие подтянутся с работы, где мы и доизберём, в случае необходимости, не достающих членов штаба. Если, вдруг, появится новая информация, то незамедлительно - делитесь ею между собой, ибо, как говорили древние Римляне: "кто предупреждён - тот вооружён!". И последнее, товарищи: бдительность, бдительность и ещё раз бдительность! Верю, что враг будет разгромлен и победа будет за нами!
Шурупов даже хотел было крикнуть "Ура!", но бегло окинув опытным взглядом хоть и внешне приветливые, но внутренне заметно озабоченные лица соседей благоразумно решил воздержаться до лучших времён, ради которых собственно постоянно впрягался со своими соратниками по движению "За Родину и Сталина" в крайне тяжёлый хомут борьбы за всеобщую справедливость.
- Ну, и мы пойдём... надо это дело очень внимательно вспрыснуть, может, братцы, последние деньки на родной землице гуляем, - грустно обратился, бывалый Егорыч к своим неразлучным двум третям. И, одолжившись в связи с чрезвычайными обстоятельствами суммарно очередной сотней рублей у расчувствовавшихся пенсионерок, они, составив собою своеобразную траурную процессию, направились до насквозь опухших печёнок знакомой дорогой к ближайшему пивному ларьку, покинутому ими лишь пару часов тому назад.
Однако не все участники стихийного собрания дождались его окончания. К уже упомянутой Зинаиде Ильиничне, безвольно гонимой, как на расстрел, сериалом, стараясь не привлекать к себе внимания бурлящего общества, потихонечку ретировалась также и Агнесса Моисеевна. Но движима она была не тягой к сомнительному телевизионному искусству, а исключительно корыстными мотивами. Абсолютно не веря в способность простых людей организованно отстаивать свои интересы перед железобетонной властью, она, не долго думая, решила как можно быстрее известить мужа о свалившимся на них ожидаемом счастье в виде новой потенциально двухкомнатной квартиры. Дабы максимально быстро собрав нужные документы, - первой явится в Департамент, что бы любыми способами добиться лучшего смотрового ордера. Операция с недвижимостью сулила им очень хорошие барыши от всего лишь год назад задёшево купленных двух комнат, в которых, какими-то окольными путями они успели прописать ещё и дедушку Фрунзика, который, к слову, за всю свою традиционно долгую кавказскую жизнь ни разу не покидал пределов солнечной Армении. Детей же у предприимчивой парочки не было.
Тем не менее, как ни старалась Стуканян остаться незамеченной, её манёвр не ускользнул от цепкого взгляда слывшей промеж соседями склочницей - Трындычихи, а по паспорту - Клавдии Ивановны Сорокиной. Она всем сердцем, почуяла неладное, ибо с детства помнила, как в первые часы войны с прилавков начали повально исчезать соль, спички и мыло. Будучи практичной и ещё в здравом уме пенсионеркой, даже, несмотря на солидарность с благородным планом Шурупова, имея твёрдый, хотя и заносчивый характер, а также пусть и местечковый, но - патриотизм, она быстро смекнула, что лучше реальная синица в Южном Бутово, чем журавль в Лефортово. И едва сдерживая себя от того, что бы не предать гласности, побег Агнессы, также, стараясь быть не замеченной собранием, тихо шмыгнула мышкой домой, дабы дозвонится до дочери и внука.
Впрочем, как было сказано выше, по чёткой команде начальника Штаба, минут через пять суетливо разбежались, озабоченные новыми обстоятельствами жизни и все остальные, вследствие чего местная АТС начала медленно, но уверенно зависать, от шквала нахлынувших на её видавшие виды реле эмоциональных звонков абонентов. (Мобильная связь ещё только начинала в России свой феерический марш-бросок по вытеснению на обочину истории человечества проводной связи). И, чуть позже, не выдержав истового напора, телефонная подстанция Лефортово ожидаемо вырубилась, приказав долго жить своему в прах сгоревшему трансформатору.
Но, что бы сенсационная информационная волна поставила на уши родных и близких, средь бела дня разбросанных работой и иными делами по всей Москве и даже за её пределами вполне хватило и этого относительно краткого промежутка времени. И уже спустя полчаса к дому, как в сливную яму, начали стекаться первые, переполненные страхами и надеждами ручейки прошедшего новостного дождя, в виде означенных родственников и знакомых, включая и совершенно далёких. Одним словом, помимо внешней накалённой солнцем атмосферы на взбудораженных жильцов накладывалась не менее горячая - внутренняя, и закономерно ожидавшаяся прохлада наступающего вечера вызывала большие сомнения в рамках уютного и пока не снесённого решением городских властей обрамляющего ветхий дом дворика.
Глава 9
Войдя с улицы в свой двор, даже, несмотря на то, что Уклейкин был глубоко поглощён своими мыслями, ему сразу же бросилось в глаза непривычная суета жильцов и их чрезмерно напряжённые лица. Все шушукались, сбивались в кучки и тут же рассыпались, носились с какими-то бумагами и жестикулировали о чём-то друг другу на ходу. А у крайнего подъезда в фургон даже загружалась какая-то мебель. В общей суете его никто не заметил и он спокойно, ни сном, ни духом, ни о чём, не ведая, поднялся на второй этаж в квартиру. Входная дверь в коммуналку была открыта настежь, а на кухне за своим обеденным столом заваленный исписанными листами, пыхтел Василий Петрович, как лет сто назад в Финском заливе на пеньке у шалаша Ильич.
- А это ты, Володя, не посадили, значит? - бросил он мельком, даже не обернувшись, узнав соседа по его характерной, вразвалочку походке.
- Да с чего вдруг - умоются... - неожиданно для себя зло и не без чувства собственного достоинства отрезал Уклейкин, - вот только подписку о невыезде вручили.
- Вот и замечательно, давай тогда подключайся - тебя тоже в штаб выбрали, а времени в обрез, - как ни в чём не бывало, продолжал он.
- Куда, зачем, в какой штаб, ты, Петрович, о чём вообще? - напрягся Володя, сердцем предвкушая что-то из ряда вон выходящее косвенными признаками, которого были: военный термин, излишняя суета жильцов во дворе и пока непонятное его, Уклейкина, к этому причастие.
- А ты что ничего не знаешь?! - наконец обернулся Шурупов, сняв очки и недоумённо выстрелив, тут же расширившимися до неестественных размеров, зрачками в Уклейкина.
- Н...нет, - отрывисто вырвалось из его пересохшей от волнения глотки Володи, и он инстинктивно сделал шаг назад от неистового напора в виде исходящей из ветерана, едва не искрящейся энергии неизвестности.
- Наш дом расселяют... - выдержав тяжёлую паузу прикуриванием папиросы, как завещал великий Станиславский, отчётливо и неспешно процедил Шурупов сквозь стиснутые внутренней злобой стальные зубы, - причём срочно...
- Как это?! - заколотилось сердце Уклейкина в том сладостном ритме, когда лелеемая долгими годами призрачная надежда, вдруг обретает конкретные, осязаемые формы; кроме того, он на всю жизнь запомнил слова родителей, которые они украдкой от него, с грустью, тяжело вздыхая и с угасающей со временем надеждой, часто произносили, говоря о коммунальном бытие: "Господи, помоги ему, может хоть Володенька наш, когда-нибудь поживёт по-человечески в отдельной квартире...".
- А вот так это! - как бы, передразнивая Володю с едва уловимым раздражением разводя руками и нарочито вежливо склоняя голову, словно в реверансе, но также сидя на табуретке, ответил Шурупов, - уже ордера, ироды, смотровые раздают....
- То-то я смотрю все по двору, как угорелые, носятся: ну, наконец-то и до нас добрались, - естественно реагируя на сногсшибательную новость, облегчённо выдохнул Володя, тут же представивший себе новенькую, тихую однокомнатную квартиру; и, лишь, где-то на обочине заполненного счастьем сознания, немного, удивляясь, странной и неадекватной моменту хмурости дяди Васи.
- Рано радуешься, Володенька, - лучше угадай с трёх раз: куда наши верхние благодетели хотят нас переселить? - с издёвкой, впрочем, обращённой не к Володе, прищурился в упор на мгновенно растерявшегося соседа, чудесное было настроение которого, начало убывать на глазах.
- Брось, дядя Вася, не томи... - дальше Москвы ведь не выселят?.. - робким утверждением, похожим, скорее на тревожный вопрос, но с ещё не залитой ушатом холодной воды неприятной правды огоньком надеждой взмолился он на неожиданно сурового ветерана.
- Ага, счас! Нынче Москву, суки, прости, Господи, как гандон, в пол Московской области натянули! - жёстко рубанул с плеча и едва не сплюнул Василий Петрович со злости на пол, - про Южное Бутово слыхал?
- Ну... - кивнул побледневший Уклейкин, который, наконец, всё понял.
- Баранки гну! Вот туда нас, морды чиновничьи, как щенят сопливых пинком под зад с Лефортово и вышвыривают!
- Так это ж, ... это ж, блин, у чёрта на рогах...
- Вот именно - к чертям собачим, они нас и отфутболили!
Володю, который вдохновлённый удачным возвращением из небытия паспорта с деньгами и на преждевременных радостях по поводу новоселья, уже было подзабыл про свои, скажем прямо, - не простые взаимоотношения с чертями, как предполагаемую им первопричину причину всех своих последних бед от очередного упоминания оных даже передёрнуло.
- Да как же это можно... так вот... с людьми... есть же новые дома рядом?! - окончательно осознал он всю циничную наглость, с которой чиновники поступили с москвичами, чьи корни десятилетиями и даже веками служили духовными, культурным и физическими сцепами во многом благодаря которым Москва и стала столь благолепным центром государства Российского и даже Третьим Римом.
-Эх, Володька, говорил я тебе, что кроме деньжищ, этим козлам, ничего не надо, и плевать они хотели из обдолбанной Европы, куда свои жирные задницы с их отпрысками давно прописали на русский народ, - а ты всё: "эволюция, эволюция", "само рассосётся" - и что рассосалось?!
- Так что ж делать-то?! - начинал медленно закипать праведным возмущением Уклейкин, не находя себе места от клокочущей в его и без того измученной душе энергии возмездия.
- Упираться - вот что! - привстал от негодования Василий Петрович. - Никто кроме нас этих сволочей не остановит, так что - лучше садись и помогай для начала письма писать, журналист ты или где: между прочим, люди тебе высокое доверие оказали - так что соответствуй. - Или?.. - Шурупов сделал ещё одну классическую паузу и по обыкновению через прищур густых седых век прямой наводкой выпалил бронебойным, - ...или ты, извиняюсь, лапки к верху и в кусты?!"
- Что ты, что ты... дядя Вася, Господь с тобой, я же, я же... - чуть не заикаясь от волнения, вызванного неожиданным недоверием, открестился тут же покрасневший Уклейкин.
- Ладно, не дуйся, - брось, я, Володька, в тебе ни на грамм не сомневался - просто профессиональная привычка прощупывать бойца, прежде чем идти с ним в разведку, - и он, будто ничего не случилось, в двух словах спокойно рассказал о стихийном собрании, избрании членов штаба и примерном плане первоочередных действий.
После этого, на повышенных тонах откровенного диалога они с удвоенным усердием, дружно налегли на письма, пока через час вежливый стук в открытую дверь не прервал их труд, и на пороге не показалась уже упомянутая ранее Стёпой "разводной ключ" Варвара Никитична Стечкина. Она действительно оказалась юристом широкого профиля пятнадцать лет проработавшая на заводе "Серп и Молот" пока производство совсем не перенесли в Смоленскую область, а ныне - консультантом по общим гражданско-правовым вопросам при районной бирже труда. Кроме того, она и в правду оказалась очень отзывчивым человеком, ибо, несмотря на профессиональную занятость тут же участливо откликнулась на просьбу. А будучи коренной москвичкой в четвёртом поколении и, что называется, женщиной хоть и разведённой, но в полном соку, - оказаться посредством произвола городских чиновников фактически вне пределов Столицы в её планы не входило никаким боком.
Таким образом, пополнившись ещё одним стойким и мотивированным членом, штаб с утроенной силой продолжил свою работу над письмами, скорректировав их чрезмерно эмоциональный слог, более казённым, и юридически выверенным. Кроме того, Стечкина предложила, не откладывая дело в долгий ящик и сразу готовить коллективный иск в суд, на администрацию Москвы вменяя оной притеснение прав коренных жителей на приоритет при выборе места жительства, и, возможное, злоупотребление служебным положением. - За спрос - не бьют... - философски - житейски подытожила она своё предложение по инициации судебной тяжбы.
- Молодец, Никитична, к тебе можно повернуться задом!.. - неуклюже, по-солдатски пошутил Шурупов, восхищённый деловой хваткой нечаянной помощницы, не переставая с момента её появления, молодецки и безуспешно накручивать свои усы торчком вверх.
Ещё через полтора часа бурных обсуждений, правок, уточнений и дополнений работа над текстом, который получился достаточно жёсткий и даже, в некоторой степени, ультимативный, хотя и юридически чёткий - была завершена. Осталось дождаться второго, уже максимально полного собрания жильцов, назначенного на 21:00 и, собрав подписи, отправить каждое письмо с обязательным уведомлением о вручении во все возможные инстанции включая и Прокуратуру РФ.
С чувством выполненного пусть пока и не до конца долга недоукомплектованный штаб единодушно постановил попить чайку с ватрушками, которые предусмотрительно купила отзывчивая Стечкина, когда узнала о варварском выселении и о включении её в актив, противостоящий этому форменному безобразию.
Однако, лишь только чайник издал сигнал о том, что вода в точном соответствии с законом физики начала менять своё жидкое состояние на газообразное, на кухню влетела Звонарёва. Окончившийся сериал развязал ей руки и ноги, и она, проклиная гадкого Родригеса, который в сотый раз, как змея ускользнул от благородного Карлоса, не хуже чем ЖЭК в непрекращающиеся периоды отключения воды, вышла на улицу отдышаться от накатившего удушливой волны гнева, где лоб в лоб столкнулась с Трандычихой. Та, будучи не в силах удерживать в себе жгущие её нутро самые последние новости, поведала ей по большому секрету, взяв предварительно клятвенное уверение - "хранить вечно", что Стуканянша и Губерман, который, к слову не появлялся с полгода и она лично - уже смотались в Департамент и даже получили смотровые ордера. А для пущего эффекта вынула из-под безразмерной юбки заветную розоватую бумажку с синюшной печатью; и, как красной тряпкой перед быком, помахала ею перед тут же вздувшимся от негодования носом Ильиничны. В возмущённом понимании Звонарёвой, - это был удар ниже пояса, ибо граничил с предательством, которое она терпеть ненавидела. Отчего собственно, задыхаясь, выдавив из себя презрительно "штрейк... брейк... херы, мать вашу!", смачно сплюнув под ноги Трындычихи, бабка Зина, недолго думая, на всех дозволенной природой парах понеслась в штаб.
- Измена, Петрович! - заглушила она с ходу вышеупомянутый упоительный свист чайника.
-Что? Где? Когда?! - словно в одноимённой популярной интеллектуальной телевизионной игре, одновременно вскочив с табуреток и обступив с трёх сторон, осадил её вопросами оперативный штаб.
- Беда, сердечные мои, - народ за ордерами повалил! - и, обессилив, плюхнулась на освободившуюся под Уклейкиным табуретку.
- Все!? - недоумённо продолжил допрос Шурупов.
- Нет, по моим данным - пока трое... - выдохнула Зинаида Ильинична, и, видимо, от забродивших, как в жару трёхдневная брага, чувств, надкусила единственным зубом ватрушку, превратившись в самый слух, благоговейно ожидая реакции и распоряжений.
- Это естественно, друзья, - начала всех успокаивать Стечкина, - а главное: законно, хотя и соглашусь с вами - не совсем по-товарищески...
- Точно, в самую точку! - решила ещё раз попытаться активностью влиться в ряды штаба Звонарёва, а если опять не примут - здраво рассуждала она, то хоть скрасить горечь неудачи дармовыми ватрушками. - Вкусные, заразы, сама чай пекла, Никитична?
- Да погоди ты Зинаида, со своими ватрушками, - говори толком, кто перебежчики? - рыкнул Шурупов.
- Так я ж и говорю, касатик: Армяне, Трындычиха... и... этот, как бишь его дьявола носастого ... Гу... гу... Губерман, - польщённая всеобщим вниманием, выдавала, как на духу, тайные расклады Ильинична.
- О, как, и Витя нарисовался, - неприятно удивился Уклейкин, вспомнив, что был должен пронырливому приятелю что-то около 200 рублей, взятых по случаю с год назад на восстановление здоровья после очередной бытовой загогулины.
- Что ж... крысы побежали с корабля... скатертью дорога, - мрачно подытожил печальные новости Шурупов, как опытный боец, понимая, что редеющие ряды снижают шансы к обороне.
- Ничего, Василий Петрович, - вновь начала утешать его отзывчивая Варвара, - я полагаю, что тех, кто приселился в наш дом не давно и сомневающихся в нашем успехе наберётся не больше 30% жильцов.
- Хорошо бы так, а то знаете, как на фронте бывало: один-два шибздика драпанут с окопа и, если не остановить паразитов, то и вся рота за ними может усвистать с передовой, - заключил многоопытный ветеран, искренне поблагодарив отзывчивого юриста.
- Вот ироды!.. лично на месте пристрелила бы... без всякого вашего военного трибунала... - с удовольствием дожёвывая вспухшими дёснами сладкую, а главное - мягкую, сдобную ватрушку и прожорливыми глазками выбирая следующую жертву, - сердито прочавкала баба Зинаида.
- Ты, главное штука, не подавись баб Зин от злобы раньше времени, а то кто у нас на баррикадах будет сковородником чинуш нерадивых крошить... - невольно улыбнулся ей начштаба.
- Ладно, Петрович, это я так... шутейно, - сверкнув, как на солнце булатным клинком возмездия, единственным и золотым зубом, успокоила она Шурупова, ту же жалостливо обратившись к Володе, как к родному внучку, - налил бы чайку бабушке, а то вся глотка пересохла...
Уклейкин, вежливо исполнив нижайшую просьбу Звонарёвой, и также возмутившись, предложил радикальную контрмеру:
- А может с ними поговорить по душам, что б знали гады, как малую родину сдавать, я Серёге свистну, если что - он не откажет?!..
- Спасибо, за мужество, Володя, - по-генеральски потрепал его по плечу начштаба, не без удовольствия заметив, "а может у него уже кишка-то и не тонка", - но нет у них Родины, ни малой, ни большой, раз ради корысти всё бросили и тут же побежали за ордерами, дабы выгадать квартирку получше. - И тем не менее, мы, товарищи, всё равно не будем опускать ниже закона, ибо, как точно заметила Варвара Никитична, - переметнувшиеся имеют полное юридическое право получить смотровые ордера без чьего-либо дополнительного согласия. - Кроме того, сейчас уже 19:00 и Департамент закрыт, следовательно, - и новых обращенцев до утра не будет, а колеблющихся попробуем через два часа на собрании вразумить.
- Боженька не Тимошка - видит немножко, - как пить дать накажет оглоедов, ну, и я при случае добавлю!.. - не унималась любительница сериалов, громко прихлёбывая чай из блюдца и ревниво поглядывая на вожделенные ватрушки.
- Не переживай, баб Зин, не стоят они твоих нервов, - мягко успокоила её отзывчивая Стечкина, - скушай лучше ещё ватрушечку...
- Ладно, Варенька... я мигом, - понимающе подмигнула они хитрющим глазом, и, тут же, с удовольствием вонзила свой клык в очередную ароматную творожную сдобу, не до конца дожевав первую.
- Таким образом, - решительно продолжил Шурупов, - предлагаю сделать вот что: я, пока есть время, схожу до Железнова Иван Иваныча - это самоотверженный вождь нашего движения "За Родину и Сталина" и договорюсь по поводу ветеранской подмоги, ибо, печёнкой чувствую митингов и столкновений нам не миновать. - Ты, Варвара Никтитична, - сходи до дома, дочку там проведай, по хозяйству или ещё что, а ты Володя - будь тут, на связи - мало ли что... - начштаба на секунду задумался и добавил:
- А, кстати, ты мобильный так и не нашёл?
- Нет... - чуть вздрогнул Уклейкин, сразу же вспомнив о въедливом следователе и проклятом чёртовом деле, загадочно помрачнев для окружающих. - Но теперь у меня новый есть, даже лучше... - спохватился он, показывая общественности новенький блестящий серебром аппарат, подаренный ему Подрываевым.
- Всё-таки не доверяю я этим сотовым аппаратам, - скептически заключил Начштаба, - с проводом телефон он завсегда надёжней; на фронте, бывало, возьмешь катушку и вперёд по кустам, да оврагам - и никаких проблем, если конечно, фугасом каким линию не порвёт.
- Так нет ничего проще, Василий Петрович, - у меня же городской телефон есть, можно в случае сюда его и перебросить, я же всего двумя этажами выше живу, - проявила гражданскую инициативу Стечкина.
- Ну, ты Варвара Никитична, прямо как Кулибин в юбке! Молодец! Объявляю благодарность за находчивость, технически - это максимум полчаса займёт. (Шурупов давно мечтал обзавестись городским телефоном пусть даже и обще-коммунальным для оперативной связи с соратниками по движению, но в какие бы инстанции он гневно не писал, в какие бы административные двери грозно не стучал - всегда находились какие-то причины для отказа.) И потому, неожиданно-приятное предложение Стечкиной легло на давно вспаханную почву: пусть на несколько дней, пусть в тревожной обстановке, но его в целом приземлённая мечта - наконец превратится в реальность.
Итак, товарищи, - подводил черту под первым заседанием штаба его начальник, находившийся сейчас в отличном, боевом расположении духа, - очередной наш сбор предлагаю организовать тут же в 20:30. - Всем всё ясно?
За исключением бабушки Званарёвой остальные члены штаба утвердительно качнули головами.
- Ну, всё. Тогда - по коням, товарищи! - и, отхлебнув чаю, кавалеристской рысцой засеменил к Железнову, который жил не подоплёку.
- А я, Петрович, как же я?!.. - чуть не подавилась Звонарёва предпоследней ватрушкой от невыносимого для неё не внимания со стороны руководства штаба, которому она принесла столь важную информацию.
- Ах... да, а, ты, а ты... - Шурупов напряжённо морщил лоб и чесал затылок, - ты, баб Зин, - пойдёшь в разведку - будешь собирать все слухи, новости - одним словом, гляди и слушай в оба глаза и уха.
- Генерал, чистый генерал! - аж хлопнула она от нежданно свалившегося на него счастья в ладоши, и, схватив третью ватрушку, метнулась на заданье, как молот из жилистых рук профессионального метателя, едва не сбив своего в дверях своего только что обретённого командира.
Оставшись в одиночестве, Уклейкин, глядя на мобильный телефон, опять с грустью задумался о своих прискорбных делах. Былая радость, вызванная находкой паспорта, вдруг сменилась гложущей изнутри душу тоской от чёртовых пакостей. Так и не найдя здравых объяснений, он всё более склонялся к пугающей мысли о своей неизвестной нервной болезни. Плюс ко всему навалилась неопределённостью ситуация с переселением дома. И лишь только истощённый желудок невзирая ни на что в строгом соответствии с заложенными Природой функциями, требовал пищи, ибо, кроме пересохшего сыра, которым Володя закусывал с Подрываевым добытую им из интернета информацию о злосчастных Карлах за истекшие сутки, он ничего не перерабатывал в столь необходимые организму белки и углеводы.
Следствием этого медицинского факта стало окончательное уничтожение Уклейкиным последней ватрушки любезно принесённой для поддержания работоспособности коллектива штаба отзывчивой Варварой Никитичной Стечкиной.
Червячок голода был заморен, и на время - заглох, а вместе с ним - слегка притупились душевные терзания. И Володя в чуть приподнятом настроении вышел на балкон, что бы, будучи оставленным штабом на связи занять удобную точку обзора, а заодно и перекурить на свежем воздухе последние события. Но едва присев на уютной балконной скамеечке он мгновенно вскочил, словно незамеченный ранее ржавый гвоздь, снизу, предательски пронзил его пятую точку. Но, ни гвоздь, ни шило, ни даже канцелярская кнопка или что-то ещё в этом колючем роде были причиной столь пружинистой реакции Уклейкина: в арке его двора, подобно давешнему белому лебедю из Лефортовского парка, показалась точеная лучшими скульпторами Мироздания фигурка, которою он узнал бы из мириад других. Вне всяких сомнений - это была божественная Наденька Воскресенская.
Сердце его мгновенно превратилось в клокочущий пульсар, а дыхание перехватило, отчего он сдавленно, зажав ладонями рот, что бы ни обнаружиться, закашлялся сигаретным дымом и покраснел: "Зачем она тут?!" - мысленно спросил он себя и тут же вспомнил: "Сатановский же обещал прислать кого-нибудь с претензией от Чёрта".
А тем временем, Воскресенская, подобно лучезарной волне переливающейся волшебной палитрой на алеющем московском Солнце, что-то спросив у седевшей в засаде на центральной скамейке бабы Зины, ещё ближе накатывала к подъезду растерявшегося Уклейкина. Володя заметался, как влюблённый юноша, застигнутый врасплох плодом своих вожделений в тот момент, когда он украдкой наслаждался наблюдением за ним. Едва он успел, бросившись в ванну, кое-как расчесаться и оправится, как с порога так и не закрытой членами штаба входной двери раздался вежливый ангельский голосок:
- Извините, а могу я видеть Владимира Николаевича Уклейкина?..
ЧАСТЬ II
ЛЮБОВЬ И МЕТАМАРФОЗЫ
'Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует,
любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует,
не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла,
не радуется неправде, а сорадуется истине;
все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит'.
1 Коринфянам 13:4-7
Глава 1
- Да, да!.. Можете, разумеется, можете!.. - входите, пожалуйста, он сейчас выйдет, одну минуточку... - путаясь и сбиваясь по всем фронтам, неуклюже ответил о себе в третьем лице, растерявшийся Уклейкин.
- Это вы, Володя?.. - удивилась она, узнав его голос, хотя искала именно его.
- Я, я... - глупо отозвался он, словно немец из окопа, и, наконец, предстал пред нею в том же обличии, как утром перед следователем, за исключением стильных чёрных очков, в суматохе оставленных в ванной, и с красноватой физиономией от табачного кашля.
- Ой, что с вами, вы, что - действительно больны?.. - участливо приняв розовость лица за температуру, а ещё не сошедшие гематомы под глазами - за последствия какой-то крупной бытовой травмы.
- Да... так получилось, не беспокойтесь, скоро всё пройдёт, - как у хамелеона, поменялся цвет лица Володи до бледного. И он с ужасом осознал, что на нём нет непроницаемых чёрных очков, а, следовательно, всё ещё продолжает отсвечивать желто-сизым угаром Серёгиной свадьбы.
- А, Борис Моисеевич, ещё сомневался... - смутившись, сказала Надежда. - Но, я всё равно ему не поверила... - тут же, как бы нивелируя чрезмерную подозрительность шефа, нашла она примирительные слова, которые подобно бальзаму, мгновенно согрели растерянную душу Уклейкина.
- Спасибо, Наденька вы очень, очень чуткий человек, а Сатановский... - он мучительно искал подходящий эпитет, но не найдя оный, добавил, - ... у него работа такая...
- Да, именно так... - согласилась она, приподняв в знак согласия, как воробьиные крылышки свои острые плечики.
- А что мы в дверях стоим, проходите в комнату, только у меня не прибрано... немного. Вы уж, ради Бога, извините: холостяцкая жизнь, так сказать, не способствует должному порядку, - неожиданно для себя добавил в оправдание Володя свой не женатый статус, и, сконфуженно уронив глаза на пол, начал вновь нежно розоветь лицом.
- Ничего, спасибо... - я не привередлива, да и... могу помочь вам навести порядок, - искреннее почувствовав, как у ребёнка разбросавшего игрушки, смущение Уклейкина, ответила она открытой, заботливой улыбкой и белым лебедем вплыла в его комнату, где действительно был вполне себе творческий беспорядок, не вылезавший впрочем, за разумные пределы бытового хаоса одинокого мужчины.
"Могу помочь, могу помочь!..", - малиновым колокольным эхом радужно звенело в его мгновенно окрылённом вожделенной мечтой сознании. Что же она имеет в виду, что, что!? Неужели... о, Боже, не может этого быть!!!" - боясь спугнуть свалившееся с небес возможное счастье, отмахивался он от только что возродившейся, но давно и бережно хранимой им вожделенной мечты.
За всё время в целом их мимолётного знакомства, когда Наденька три месяца назад впервые появилась в издательстве, они ещё никогда не были так физически близи друг к другу и уж тем более - наедине. Даже в мае на юбилее газеты, когда алкоголь сбросил сковывающие его ненавистные цепи робости, которые всегда предательски при виде красивых девушек делали Уклейкина аутсайдером в этом приватном вопросе, он не осмелился соприкоснуться с ней рукавами, ограничившись лишь знаками внимания и эрудицией, которые обильно фонтанировали в подобных ситуациях, компенсируя указанный комплекс. Теперь же, он всеми фибрами сердца буквально ощущал её горячее, сладкое дыхание, а дурманящий аромат духов, волшебным эфиром слетающий с её, как у лани, молодой и загорелой шеи мутил и без того перегруженный известными проблемами разум. И Уклейкин едва сдерживал себя от вдруг выскочившей, как лучик света из кромешной тьмы, любви к этому божественному созданию по имени Надя, и, не зная, куда себя деть, нервно перетаптывался на месте, как жеребец перед необузданной кобылицей.
- А у вас, очень даже мило, ...зря вы на себя наговаривали, Володя, а библиотека... - она, будучи дипломированным с отличием филологом, пробежав по огромным полкам великолепно подобранных книг, - восхитилась ими, и как-то более уважительно, по-новому, оглядела Володю. - Неужели вы всё это прочли?
- Да... - скромно ответил он, - библиотеку ещё родители начали собирать...
- А где они сейчас? - по инерции спросила Надя, когда взгляд её остановился на их, по-видимому, большой фотографии в рамке, висевшей над диваном.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги