- Их... их... давно нет, - печально выдохнул он, с тоскливой нежностью, также взглянув на чёрно-белое свадебное фото отца и матери.
- Ради Бога, извините, Володенька, я, я... не знала, - дрогнул её голос, при взгляде на растерявшегося и печального Уклейкина.
- Ничего... я привык, - отвёл он глаза, которые еле заметно увлажнились, в сторону от неё.
Воскресенская, всем сердцем своим добрым почувствовав, что невольно причинила Володе боль горьким воспоминанием, решила, как можно быстрее переменить тему и растерянно-виноватый взгляд её остановился на письменном столе.
- А это что?.. - Надежда нежно взяла среди груды мелко исписанных листов первый попавшийся, и пробежалась по тексту широко раскрывающимися изумрудными глазами, - вы, вы... Володя, сочиняете?! - её искреннему удивлению не было предела....
- Так... иногда, в свободное время... - всё более краснея, вынужденно признался он.
- Простите, Володенька, меня, пожалуйста, если я невольно опять как-то задела ваши чувств, но... это так неожиданно... - бездонные глаза её буквально пожирали Уклейкина, внешне смущённого, но внутренне крайне польщённого граничащим с восхищением столь неожиданным вниманием со стороны обожаемого им человека.
- Что вы, что вы - напротив: мне, некоторым образом, очень приятно любыми способами доставить вам хоть какое-то удовольствие, Наденька, - нашёлся он, кое-как совладав с волнением.
Бывает так, что почти вызревшая любовь как, чувство, безусловно, чистое и высокое, но зачастую слепое, - бродит, словно в полутьме, в поисках своей второй половинки, дабы полностью, без остатка, как протон с электроном слиться в цельное, гармоничное ядро. Скопившаяся за долгие годы энергия нежности, ласки, обожания, фантазии, требуя своего обильного извержения, - с каждым днём всё более бурлит, клокочет, мечется, и уже едва не бросается на первого встречного, который хоть как-то отвечает давно сформировавшимся минимальным требованиям тайной, вожделенной мечте обретения Божественного счастья любви. И только какая-то абсолютно не видимая нить, порвать которую в состоянии лишь совершенно бесшабашная, искромётная, безумная, почти животная страсть, иногда сдерживает от импульсивного слияния женского и мужского начала в единое нераздельное целое.
Что же явилось той мизерной капелькой, которая переполнило чашу "воздержания" любви Надежды? Обыкновенная ли женская жалость к Володе, восхищение ли его знаниям и эрудицией, удивление и благоговение его возможному писательскому таланту или совершенно иное, а может быть, - всё это вкупе - один Создатель ведает.
Мы же со своей стороны лишь повторимся, что чужая душа потёмки, а уж женская - тем паче. Одним словом Наденька Воскресенская по-настоящему влюбилась в Володю Уклейкина, который, как говорится, ни сном, ни духом не ведал сего чуда, и лишь в тайне продолжал истово надеяться, моля Творца о взаимности и его высоких чувств.
- А у вас, Володенька, найдётся ведро воды и тряпка? - совершенно с неожиданной стороны раздался вопрос, и Уклейкин уже не смог отвести свой взгляд от её очаровательных перламутровых глаз.
"Володенька, Володенька, - она всё чаще говорит - "Володенька"... да неужели... же она?!..' - продолжало звенеть хрустальным переливом у него параллельно в сознании, а сердце, преисполненное сил и надеждой, как жар-птица, рвалось из грудной клетки:
- Да, конечно, найдётся, одну минуточку, я мигом... - собрался он, и, вдохновлённый почти свершившемся чудом, на огромных крылах было полетел в ванну за инвентарём, но по дороге застряв ими в узком дверном проёме, всё же засомневался, - а как же документы... этого чёртового родственника Нострадамуса, вас же с этим, по-видимому, Сатановский прислал?
- Обождёт ваш Чёрт, ...никуда не денется, здоровье дороже... смотрите, сколько пыли скопилось - просто ужас: этим же невозможно дышать, - мягко отрезала она сочувственным голосом, в упоительных нотках которого уже чувствовалась некое влияние над Володей, но которому, подобно добровольному рабу, он был готов слепо и без остатка подчинятся всю свою жизнь.
- Полностью согласен с вами, Наденька: а, ну его к чёрту этого Чёрта! - простите меня за невольную тавтологию. - "Утрётся, гад, рогатый!..", - добавил он уже про себя, и в прекраснейшем настроении со второй попытки, немного прижав крылья невозможного счастья, - всё же выпорхнул сквозь дверной проём в ванну, что бы вернувшись, быть может, навсегда очиститься от удушливой пыли серого одиночества.
И спустя всего полчаса под чутким руководством и при непосредственном участии Наденьки комнатку Уклейкина было не узнать. "Вот что значит женская заботливая рука: земля и небо", - мечтательно подумал он и ободрённый этим непреложным фактом, тут же, дабы не остыло железо для дальнейшей плодотворной ковки счастья, предложил:
- А что мы с вами всё "на вы" да "на вы"? - Давайте перейдёмте на 'ты'?
- Давайте, ой... - мило хикинула она, - ...давай.
- Может тогда чайку?!.. - как ребёнок, которому родители, наконец-то, разрешили посмотреть фильм для взрослых, обрадовался Володя.
- С удовольствием, Володенька, а я пока материал подготовлю: как, увы, не неприятно, но с этим странным делом Чёрта придётся разбираться, Борис Абрамович едва ли, не слёзно, меня умолял помочь тебе... с переводом.
- Ничего, теперь вдвоём мы во всём разберёмся!.. залихватски подмигнул он Воскресенской.
И полный мощи и надежды, курьерским поездом Уклейкин рванул через коридор на кухню. Однако невесть откуда взявшийся Крючков, словно наглухо отстающий от графика товарняк, на полных парах уже летел ему навстречу с подъездной лестницы сквозь порог, так никем и неприкрытый в суете сумасшедшего дня входной дверью коммуналки. Поскольку общий коридор не превышал утверждённые САНПИНОМ зауженные нормы, а приятели были весьма плотной комплекции, то они были обречены на столкновение, тем более что физический закон инерции на планете Земля ещё никто не отменял.
Друзья отскочили друг от друга на пол, как увесистые кегли, и каждый, ошарашено вытаращив глаза на очевидную противоположную причину столкновения, молча, с полминуты переваривал случившееся. Первым негласный анализ неожиданной 'аварии', не выдержав напряжённой тишины, прорвал Серёга:
- Ты чего ж, мил дружок, такой упругий, а?..
- А ты чего летишь, как угорелый?! - вопросом на вопрос парировал Уклейкин.
- Так меня только что следователь по твоему делу вызывал - полетишь тут!.. - сделал укол "рапирой" Крючков.
- И что?.. - настроение Уклейкина тут же рухнуло мрачной тенью вслед за его телом на пол коридора.
- Да ничего, собственно такого, конечно, - всякое бывает, но мог бы рассказать мне, с чего это тебя вдруг в милицию таскали ...друг я тебе или как? - обиделся Серёга, недовольно отряхиваясь и медленно поднимаясь на ноги.
- Друг, друг! - подскочил Володя и протянул ему руку, опершись на которую Крючков полностью поднялся и в чувствах обнял Уклейкина, как родного брата, каковыми собственно де факто они и были с детсадовских времён, сидя радом на горшках и совместно постигая бесконечно-разрастающуюся для них сущность бытия. И не 'таскали', а я сам пришёл... по повестке.
- То-то... - улыбнулся Серёга, а то стоишь перед следователем как, блин, этого козла хромого звали?..
- Чугунов, наверное? - подсказал не уверено Уклейкин.
- Точно, он, пёс... дотошный!
- Согласен, вредный дядька, - только он не хромал, вроде...
- Не, Вовка: ковылял за милую душу, как треснувшая табуретка нашего школьного трудовика.
- Странно, а утром он строевым шагам, как на параде чеканил...
- А... - снисходительно махнул Крючков рукой, - тут как раз ничего странного, - это ты, его, оказывается, мил дружок, покалечил... вернее Дзержинский...
- Что за дичь...как это? - фыркнул недоумённо Уклейкин.
- Элементарно, Ватсон, помнишь там у него на краю стола такой не слабый чугунный бюст железного Феликса стоял?
- Ну, был... вроде... - неуверенно согласился Володя.
- Вроде в огороде - а я сам видел, что он теперь с отколотым носом. Так вот, когда ты выходил из кабинета, то так хлопнул казённой дверью, что Эдмундыч всей пролетарской злостью спикировал аккурат на любимую мозоль майора. Это уж мне напоследок Чугунов в сердцах ляпнул.
- Вот, блин, теперь он ещё один ядовитый зуб против меня наточит... - опечалился Володя, - кругом засада...
- Да ладно, - перетопчется гусь лапчатый, тоже мне Мегре районного разлива. - Ну, так вот: стою я пред ним в кабинете, как кролик перед удавом, и не знаю, что и как лучше соврать, чтоб тебя не подставить случайно - ведь я ж ни сном, ни духом, что с тобой на самом деле приключилось... В общем, он, собака, меня и так и сяк пытает, - но, печёнкой чую - всё в молоко, аж красней варёного рака стал, болезный, от злости.
- Спасибо, Серёга, я никогда в тебе не сомневался - ты настоящий друг, а что до моего так называемого дела, то, если честно, я и сам ни хрена не понимаю: что, когда и как это было, если вообще было, сплошной бред какой-то.
- Гм...а, мне, майор, сказал, что, дескать, ты по дороге с моей свадьбы поколотил немца какого-то... и, вроде, даже улики есть, - насторожился Серёга, внутренне готовый принять любую горькую правду, но кровь из носу помочь попавшему в беду верному товарищу.
- Да липа всё это. Вот сам, Серёга, смотри. Я от тебя ушёл с синяками где-то в два ночи и при тебе же вот тут же в комнате рядом с диваном очнулся спустя почти двое суток. Так?
- Факт! ты ещё всё чёрта какого-то поминал почти по матушке перед пробуждением, как сейчас помню, и весьма убедительно должен заметить, - подтвердил, слегка иронизируя, Крючков.
- Погоди, не смейся... и до чёрта дело дойдёт, - таинственно понизил голос Уклейкин до шёпота и чуть ощетинившись, огляделся по сторонам, - тут, похоже, Серёга, без него не обошлось...
- Брось, брат, что за ерунда! ты ж фактически учёный человек, какой к ляду чёрт и прочая метафизика, может ты, дружище, просто болен или ещё что... - разочарованно отреагировал Крючков, думая, что Володя всё-таки чего-то не договаривает или путается.
- Серёг, блин, ты - спросил, я - ответил! Хочешь слушать - слушай, нет - до свиданья, - у меня дел, как песка в пустыне, - в свою очередь обиделся на недоверие товарища Володя.
- Ладно, ладно, чего ты сразу в штыки... - безобидно огрызнулся Крючков.
- Только, смотри, Серёга, - это строго между нами... - подчеркнул Уклейкин.
- Могила... зуб даю, - и Серёга, зацепив ногтём большого пальца передний левый резец, известным среди подростков характерным жестом, очертил в воздухе что-то типа знака Зорро из одноимённого фильма, убедительно подтвердив данное клятвенное слово.
- Так вот, когда ты ко мне пришёл, уж не знаю с чего: то ли с тяжёлого похмелья после твоей свадьбы, то ли ещё с чего - перед самым пробужденьем во сне мне действительно привиделся чёрт, вернее, я его - не видел, но так явственно слышал, что показалось что он реальный. Опять-таки во сне, ведь иное состояние, я, как человек фактически учёный, говоря твоими словами, отмёл напрочь, - ну, и в пух и прах разругался с ним, то есть с чёртом. А после виртуальной перепалки - пока остановимся на этом термине - я, совершенно заслуженно и по делу, послал его туда, куда обыкновенно русский человек от всей души посылает всевозможных гнид, а он, гад, в свою очередь пригрозился, что, теперь, мол, мне крышка - и все неприятности, которые только возможны в мире - отныне мои.
-Ну!? - перебил Серёга друга, нетерпение, которого, к разворачивающемуся странному сюжету перевесило предвзятость и неверие, сложившееся поначалу.
- Ну, и понеслась, блин, жизнь по кочкам! Ты ушёл, а к вечеру Петрович, с почтового ящика приносит повестку к следователю Чугунову, которая оказывается отчего-то прошлогодней. Затем выясняется, что это просто опечатка, и я, естественно, не явился в срок на допрос. Но в связи с этим, как ком с горы, вдруг, наезжает участковый и чудом меня не упекает на пятнадцать суток - спасибо дяде Васе - выручил. А когда через сутки я являюсь в кабинет майора, то он мне выкатывает обвинение от какого-то Карла, которого я, возвращаясь ночью от тебя, как бы ударил своим мобильным по его лысой голове! И при этом на телефоне будто бы мною сброшенном как улику в кустах на соседней улице обнаруживается его перхоть, а некий свидетель Копытов, любовавшийся в эту тёмную пору красотами Москвы, всё это видел и подтвердил! В итоге - мне повестка о не выезде из города и в скорости - суд. А я вот тебе, Серёга, крест даю, - ни черта не помню, как на автопилоте от тебя до себя на бреющем полёте дотащился, а что б ещё и такое - ни в жизнь. Ну, и как тебе, брат, такой расклад?!
- Да, извини, дружище, действительно жесть... - есть от чего тронуться...
- Ты это о чём?.. - как-то рассеяно переспросил Володя, целиком поглощенный злосчастными туманными воспоминаниями.
- Прости, не так выразился... - смутился Серёга, - Я имел в виду, что есть от чего голове кругом пойти...
В любой другой раз Уклейкин бы зацепился бы за подобный неприятный намёк пусть даже из уст лучшего друга, но сейчас, он фактически пропустил это мимо ушей, ибо, ему, было, совершенно необходимо выговорится, поделится с близким человеком горем, что бы стало хоть чуть-чуть легче. И лучшей отдушины, чем Серёга Крючков на тот момент времени во всей Вселенной не существовало.
- Вот и я про то... Так это ещё не всё... - выдохнул Уклейкин, безуспешно похлопав по карманам в поисках сигарет.
- Ну, не томи, Вовка, дальше-то что? - торопливо дал ему закурить Серёга.
- А дальше, - больше. Выхожу из милиции и прямиком к Лефортовскому парку дух перевести. Вдруг, у его центрального входа, как десантура с неба, - цыгане, которых, между прочим, я лет десять тут не встречал: шум, гам, "не погадать ли и вам" и прочий балаган. А через полчаса - бац! - обнаруживаю, что у меня ни паспорта, ни денег, ни часов...
- Конокрады блин! надо было сразу в милицию, - возмутился Крючков.
- Да погоди ты, какая милиция, я ж только от туда еле ноги унёс... ну, то есть только вышел, я имел в виду, и опять что ли в эти казематы: нет уж - дудки. Но это, Серёга, ерунда, главное, что паспорт с деньгами вскоре нашлись, я, оказывается, их выронил на скамейке в парке, когда пиджак снимал от жары.
- Да уж сегодня жжёт не по-детски, - согласился Крючков и словно бы в доказательство вынул из заднего кармана потёртых джинсов носовой платок и утёр им свой влажный от волнения и повышенной температуры лоб.
- Не перебивай. Так вот - хорошо, что мамаша с коляской их подобрала - она в парке рядом прогуливалась - и я с ней, спустя три часа буквально чудом встретился во дворе Сашки Подрываева, а то бы плюс ко всему - ещё и без документов остался.
- Да уж... без бумажки человек у нас... букашка, - философски согласился Крючков, но тут же спохватился, - а часы?..
- А часы пропали, прямо с руки... командирские, Петрович подарил... эх, до соплей обидно...
- Ну, это уж точно цыгане - к гадалке не ходи! - резюмировал грозно Серёга.
- Я тоже так думаю - она и подрезала, но и это, брат Серёга, всего лишь полбеды...
- Как это?! - совершенно искренне удивился Серёга, и даже насторожился, что случалось с ним редко.
- А так! Звоню я Сатановскому - это наш главный - с тем, что бы выпросить еще пару-тройку дней, что бы хоть синяки сошли, а он мне, как Гёте, блин, меж глаз наотмашь: а знаешь ли ты, мол, Володька, сукин сын, что по твою душу к нам в редакцию со скандалом чёрт приходил!?
- Как это?! - заклинило Серёгу, - не может быть - это типа... шутки что ли?
- Знаешь, Крючков, я теперь уже ни в чём не уверен, ...да только - этот чёрт, вроде как, предъявил паспорт, где черным по белому проштампована фамилия: Чёрт, а имя - Франц Карлович! Смекаешь, Серёга, - тот первый, который на меня заявление в милицию накатал, тоже Карлович, правда, Устин, но фамилия-то почти как у меня - Лейкин... - это ж форменный заговор какой-то...
- Да, дела... прям детектив какой-то психологический, - разинул от не притворного удивления Крючков, слипшийся рот и нервно вставил туда сигарету.
- Так я о чём тебе толкую - полнейшая, блин, засада. Дальше - больше. Карл I, ну то есть Лейкин, который телегу Чугунову накатал, требует с меня компенсацию в один миллион рублей за якобы понесённые им физические увечья и моральные страдания...
- Ни фига себе, губу раскатал, я, блин, банкам и то меньше должен!.. - опять оборвал возмущением Серёга друга.
- Вот-вот... - согласился с вопиющей несправедливостью Уклейкин и продолжил с негодованием выплёскивать из себя тяжёлые и мутные воды, загрязнённые необъяснимыми обстоятельствами последних дней:
- ...а Карл II, т.е. Чёрт, который к Сатановскому завалился вместе с адвокатом по фамилии Банкротов, - грозится всю редакцию по миру пустить, если я лично не напишу опровержение с извинением на свою статью, где по обыкновению, развенчал ряд мифов о Нострадамусе. Он, видите ли, согласно представленным документам ему чуть ли не прямой потомок и моя критика якобы причинила ему чудовищные нравственные страдания! Ну, что, скажешь, Крючков, хорош сюжетец?!..
- Бред какой-то... - только и выдавил из себя напрочь сбитый с толку Сергей, - разве такое может быть?..
- Всё-таки сомневаешься, а зря... этот, как ты говоришь, "бред" сейчас мне Наденька из редакции принесла, - пойдем, покажу... о, чёрт! - в пылу исповеди Володя совсем забыл о своём, оставленным в одиночестве, предмете тайной страсти и теперь не представлял, как из этого выпутываться. Однако, как это часто бывает в нашей жизни, всё устроилось само собой.
- Да верю я, верю, Вовка: просто всё это чрезвычайно странно и маловероятно, - попытался хоть как-то успокоить взволнованного друга Крючков, в том числе и уводом разговора в иную плоскость, - а Наденька... кто это?
- Э...это... - растерялся в конец Уклейкин, так и не решив, как поступить.
- Наденька - это я, Сергей, здравствуйте... - вновь белым лебедем выплыла она из прибранного гнёздышка Уклейкина в коммунальный коридор и протянула ему покрытую нежным бархатом загара руку.
- Ой, здравствуйте... - оторопел Серёга, не ожидавший, увидеть у лучшего друга столь красивую девушку и смущённо поцеловал её запястье. Володю при этом внутренне автоматически передёрнуло.
- Извините, мальчики, что я вмешиваюсь, но поскольку уж так получилось, что я невольно услышала твой действительно странный рассказ, Володенька, то, полагаю, что это, скорее всего, - обычные переутомление и нервы.
- Да, да...я, честно говоря, друзья, и сам склонялся к этой печальной версии, только... боялся себе признаться - все эти последние злоключения так измотали меня, что я, наверное, действительно болен... - грустно выдохнул Володя. Но на душе его стало, вдруг, светлее и покойнее от этого признания, ибо тяжесть мучительных сомнений разрядилась об сочувствие и участие самых близких ему людей на Земле.
- Володенька, даже если ты и болен, то это совершенно не опасно - уверяю тебя, - утешая, подошла она к нему вплотную и, взяв его ладонь, нежно погладила её, как испугавшегося котёнка. - У моей мамы есть старинная подруга, Ирина Олеговна - она великолепный врач-психотерапевт - и если б ты только знал сколько знаменитых писателей, артистов она привела в чувство, то не переживал бы так. И потом, ...ты должен всегда помнить, что с этого дня... - комок окончательно сформировавшейся любви подкатил к её тоненькому, как у молодой лани, горлу, и, не отводя, сияющих от проступающих слёз счастья, бирюзовых глаз от влажнеющих голубых глаз Уклейкина она дрогнувшим голоском, тихо добавила, - ...я не брошу тебя...
Сердце Володи, едва вновь не выскочило за физиологические пределы, отведённые для этого самой Природой, так как, от висков до пят, всю сущность его, Рождественской звонницей, пронзала столь долгожданная чудесная, радостная весть своеобразного Воскрешения: 'я не брошу тебя!', 'я не брошу тебя!', 'я не брошу тебя!'...
- И я, и я... тоже... - сами собой также тихо, словно птицы после зимы навстречу тёплому Солнцу весны спорхнули с уст его, возможно, самые важные и дорогие слова в жизни.
- Вот и отлично, обрадовалась она, - с трудом совладав с налетевшим бурей обжигающим волнением взаимной любви, которую уже было ничем не скрыть, - я сегодня же вечером с Ириной Олеговной созвонюсь, и завтра мы съездим в больницу...ты, Володенька, не против?..
- Конечно, конечно, да и Сатановский требовал медицинскую справку за мои вынужденные прогулы, - ни на миг, не отводя больше глаз с её волшебной красоты лица, ликовала Воскреснувшая к новой жизни душа Уклейкина, - я с тобой, милая, теперь хоть к чёрту на край Света!
- Нет уж: нам и своего Чёрта хватит, - чуть охладила она пыл Володи, обладая среди прочих привитых с детства положительных качеств ответственностью, памятуя о поручении главреда разобрать документы на немецком языке. - А на край Света... - почему бы и нет... - улыбнулась она так искренне, что со стороны могло показаться, что у неё в руках два авиабилета на мыс Доброй Надежды, остров Пасхи или ещё куда подальше.
Всё это время Крючков стоял, как вкопанный по самые провода телеграфный столб, разинув до не приличия рот и вытаращив очумелые зрачки, жадно улавливая каждый звук бессмертного диалога московских Ромео и Джульетты, в современной интерпретации. Будучи гораздо опытней Уклейкина в подобных вопросах, он тут же, безошибочно, словно своеобразный куратор сердец, про себя вынес абсолютно точный вердикт: 'это - любовь'.
С одной стороны он был несказанно рад за друга, что, наконец, и Володю поразила волшебная стрела Купидона, а не достаточно редкая и в основном пустая, очередная мимолётная шпилька, как правило, иногородней девицы, которая в Володе для себя искала скорее сугубо бытовую выгоду в виде московской прописки, чем искреннее, взаимное чувство. А с другой - было жаль того, что их, и без того, не частые, встречи 'по душам', теперь неминуемо станут заметно реже, чему неумолимо свидетельствовал его собственный, пусть пока и трёхдневный, опыт семейной жизни.
- Ну, милый, - взглянула на него Наденька, первой выйдя из завораживающего оцепенения, - а, где твой обещанный чай, на кухне? ведь мне ещё нужно претензию этого Чёрта разобрать, что б ты успел написать официальное извинение. - И вы, Сергей, присоединяйтесь за компанию.
- Да, да, там, конечно, - и Уклейкин, также выйдя из состояния заоблачного счастья, заглаживая пустяшную вину, широким жестом пригласил друзей пройти в коммунальный пищеблок, одновременно служащий любимым у русского народа местом самого плотного и откровенного общения на всевозможные темы, включая в первую очередь - запрещённые.
И чайная процессия, возглавляемая Воскресенской, тут же вереницей проследовала на кухню, где и разделилась на две неравные части. Наденька по-хозяйски сходу взялась за заваривание свежего 'Индийского', а, Володя, подобно прилежному пионеру, неустанно хлопотал вокруг неё; Крючков же, подойдя от нечего делать к огромному окну, внимательно прищурившись, с неподдельным интересом наблюдал режущую глаз непривычную нервическую суету жильцов.
- Слушай, брат, Уклейкин, а чего это все, словно скипидаром намазанные, носятся и шушукаются?
- А... так я вам ещё одну новость не сказал, пожалуй, это даже не новость, а настоящая 'бомба' и, кстати, не исключаю, что и тут без чертовщины не обошлось, хотя другого, скорее местечкового рода и порядка...
- Что... дом заминировали?! - попытался пошутить Крючков, нарочно скривив испуганную физиономию.
- Гм... можно и так сказать. В общем, наш дом признали аварийным... и всех расселяют в новые отдельные квартиры... - на удивление мрачно разъяснил ситуацию Володя.
- Ну!!! Поздравляю, дождались-таки! - аж подпрыгнул от искренней радости за друга Серёга.
- И я присоединяюсь к поздравлениям, Володенька... - солидаризировалась Воскресенская.
- Может, тогда по этому случаю, шампаньолы?! - я мигом сбегаю: сразу отметим новоселье и знакомство, а?! - весело подмигнул всем сразу Крючков.
- Эх, друзья... - рано радуетесь. И Уклейкин поведал всю трагическую подноготную принудительного выселения в Южное Бутово, включая решение несогласных с этим произволом властей жильцов организовать сопротивление посредством создания координирующего их действия народного штаба, в который его, оказав высокое доверие, выбрали всего три часа назад.
- Да, брат, ни понос, пардон, Надя, так золотуха... - зло подытожил текущее положение дел Крючков, с нестерпимой горечью понимая, что если не отстоять всем миром дом, то встречи с другом, отселённым за МКАД, могут фактически прекратиться.
- Так, говоришь, в 21:00 собрание? - решительно нахмурился Серёга.
- Да, - также решительно подтвердил Володя.
- Буду! - вбил финальный гвоздь Крючков. - А то, ишь, чинуши мордатые моду взяли - коренных москвичей из столицы вышвыривать: умоются, сволочи, я им, блин, устрою 17-й год! А сейчас, братцы, что бы вам не мешать разделываться с местными и прочими чертями - смотаюсь к себе, может чего эдакого и придумаю, да и супруге надо на глаза показаться от греха...
И Серёга, не прощаясь, по-английски, лишь чуть убавив громкость, но, не стесняясь особо в выражения, тем не менее, относительно тактично, вылетел разгневанной шрапнелью из тягостного напряжённого пространства, доживающей, возможно, последние дни старой московской коммуналки своего лучшего друга.
Глава 2
Оставшись одни, Надежда сразу же начала тщательно переводить с немецкого претензию Чёрта Володе, делая пометки и заостряя внимание на значимых с её точки зрения моментах. Уклейкин же в свою очередь, прилежно делая записи в блокноте, как, впрочем, и Воскресенская, одновременно думал о своей судьбе, которая за столь короткий срок щедро наградила его счастьем взаимной любви, чёрной полосой неизъяснимых обстоятельств и грядущей неопределённостью с жильём, которое, как известно, является едва ли не основой бытового корневища человека.
От этого фантастического житейского клубка мысли его путались и не выказывали обыкновенную стройность, убедительность и последовательность. Тем не менее, спустя полтора часа черновой вариант извинения всё же был готов и он, неохотно, ибо, пребывал далеко не в восторге от сухого текста, которым пришлось оправдываться, запинаясь и несколько злясь от этого на себя, прочитал его Наденьке:
'В связи с обращением в редакцию гражданина Чёрта Ф.К. с претензией на материал нашего журналиста Уклейкина В.Н. 'Нострадамус: вымыслы и реальность' от 16 мая с.г., в котором изначально обоснованно подвергалось сомнению сама возможность предвидеть грядущие события на примере 15-ой катрены (стихотворения) 1-ой Центурии, Лионского издания 1555 года:
'Марс угрожает нам ратной силой,
Он семьдесят раз вынудит проливать кровь.
Крах соборов и всех святынь.
Уничтожение тех, кто о них не пожелает слышать'...
...и учитывая, что вышеупомянутый Чёрт, согласно представленным нотариально заверенным документам архива города Монпелье является наследником знаменитого предсказателя Мишеля де Нотр Дама Прованского, пророчество которого с нашей стороны подверглись сырой критике, в той смысле, что, поскольку, до сих пор официальной наукой не представлены 100% доказательства того, что на Марсе не существует разумной жизни, и, следовательно, наличествует не нулевая вероятность 'кровавой' угрозы землянам 'ратной силой Марса' до 'семидесяти' раз включительно, то это означает: предсказание не является не сбывшимся как с юридической, так и с фактической точки зрения, ибо не указана конкретная дата его реализации, 'Вечерняя газета' и лично автор приносят Чёрту свои искренние извинения. Кроме того, в качестве жеста примирения, редакция за свой счёт готова предоставить заявителю стандартную колонку в газете для его интерпретации пока ещё не реализовавшейся 15-й катрены своего, безусловно, великого и знаменитого пращура, но, которая, возможно, сбудется в неопределённом будущем. Однако, в случае, если, впоследствии, у редакции и/или автора появятся, неопровержимые свидетельства обратного, мы, в свою очередь, оставляем за собой право на незамедлительное опровержение со всеми вытекающими юридическими и моральными обязательствами для господина Чёрта и его родственников'.
- Уф... - кисло выдохнул Уклейкин, - курам на смех: после таких вот извинительных опровержений либо коллеги по цеху засмеют либо в психушку упекут.
- А, по-моему, - начала его успокаивать Наденька, - вполне сносно... не смотря на очевидный бред всего происходящего - ведь формально ты написал всё верно, а для Сатановского - это сейчас главное... он тебе про выборы намекал?
- Прямым текстом так и сказал, мол, сейчас - никаких скандалов с газетой - предвыборная жатва на носу... - подтвердил Володя.
- Ну, вот... так что, не волнуйся, Володенька, у тебя и так переутомление: всё рано или поздно забудется, да и не думаю, что кто-то это воспримет всерьёз... скорее, как некий розыгрыш или шутку.
- Эх, Наденька, твои бы слова да Богу в уши, а то эти чёртовы метаморфозы - меня действительно до жёлтого дома доведут...
- Что бы ни случилось, милый..., я не брошу тебя, - повторила она гораздо твёрже, чем в первый раз, ставшие святыми для Уклейкина слова, которые вновь, словно чудодейственным исцеляющим елеем, успокоили изрубцованное жгучей неопределённостью метущееся сердце его: 'я не брошу тебя', 'я не брошу тебя', 'я не брошу тебя', - и добавила:
- А на счёт Бога, ты - прав, после того, как завтра съездим к Ирине Олеговне надо обязательно найти время и сходить в ближайшую же Церковь или... постой... - на секунду задумалась она, - вспомнила: тут недалеко в Карачарове храм есть, а там - Отец Михаил - школьный друг моего папы - настоятелем служит. - Удивительный человек: он родителей венчал, потом меня крестил, а уж как прихожане его любят за доброту и мудрость - это и вовсе словами не выразить. Всё: решено, рано утром в ближайшее же Воскресенье пойдем в Церковь - тебе надо обязательно поговорить с ним, исповедоваться. Если б ты только знал, Володенька, - всплеснула она восторженно руками, - какие порой чудеса случаются с людьми, которых измучили хворь и всевозможные злоключения после откровенных бесед с Отцом Михаилом... Я, надеюсь, ты не возражаешь, дорогой?..
Володя, который всего пару часов назад мог только лишь грезить о подобном отношении к себе со стороны бесконечно обожаемой им Воскресенской, сейчас пребывал в состоянии чем-то схожим с тем, в котором был, гадкий утёнок Андерсена преобразившийся в прекрасного лебедя; он уже совершенно не представлял, каким образом мог бы сбрасывать свинец проблем со своих крыльев без её чуткого участия. Все её, внешне очевидные и простые советы, были удивительно разумны, последовательны и своевременны, видимо, потому, что они исходили от ясного сознания питаемого полным чистой любви сердца. И Уклейкин помимо прочего, был совершенно очарован этим, крайне редким сочетанием качеств молодой красивой девушки, которая благодаря самому Провидению из миллионов мужчин, среди которых, несомненно, есть куда как более достойные, выбрала именно его.
- Что ты, Наденька... напротив, в моём положении - это твоё решение кажется очень своевременным, если не сказать, - и, возможно, единственным: спасибо тебе, я даже не представляю, что бы без тебя делал... - тут же признался он ей в только что сформировавшихся потаённых мыслях.
- Не стоит благодарностей, - тактично заметила она и чуть настороженно спросила, - а ты, Володенька, крещёный?
- Да... ещё с детства, - подтвердил он и сам себе задал вопрос: 'а ведь и в самом деле: как это я раньше сам не сообразил - это как раз то, что является, едва ли, не самым действенным противоядием от всякой потусторонней нечисти, если предположить, что она действительно существует...'
- Слава Богу, - обрадовалась она, - можно сказать, полдела сделано, а остальное от нас с тобою зависит, верь мне - всё будет хорошо...
- Я верю тебе, Наденька... и... люблю... - наконец материализовалось его святое чувство в слова и, покинув пределы его сущности, обрели ещё одно новое вечное и благодатное пристанище.
И её, женское сердце вновь и уже окончательным согласием дрогнуло, откликнувшись полной и безоговорочной взаимностью. Впитав в себя все его переживания, надежды и сомнения, Наденька, одёрнув штору, одарила Володю, небесным поцелуем такой божественной нежности, что он едва не потерял сознание от безграничного блаженства, равного, которому, пожалуй, нет во всём Мироздании со времени его сотворения.
Мгновенно вспыхнувшая обоюдная страсть уже было швырнула их, как очередную дань, к ногам Эроса, и они почти слились в не контролируемом мозгом хаотическом нежнейшем лобзании друг друга, как, вдруг, с улицы раздался душераздирающий вопль, резко оборвавший сей волшебно-интимный процесс, являющимся едва ли не самой сладостной составляющей Любви:
- Караул, шпионы!!!
И постепенно, как снежная лавина, также неудержимо начал ускоряясь, нарастать людской гул разноголосых жильцов, угрожающе окружающих эпицентр очередного происшествия, из которого перманентно можно было разобрать лишь весьма сочные и забористые непечатные тирады.
- Ну, что там, блин, опять стряслось?!.. - вздрогнул Уклейкин, в глубине души проклиная противный фальцет неугомонной старухи Звонарёвой, который он, вынужденно, запомнил, как некий символ вопиющего облома, до конца дней своих.
- Не знаю... - также растерялась Надежда, с трудом сдерживая схожие с Володиными эмоции крайнего возмущения столь бесцеремонно вторгшимся безумным воплем в их сугубо личную и почти полностью состоявшуюся интимную жизнь. - Но, вероятно, на надо помочь...
Уклейкин, категорически недовольно подошёл к окну, и, увидев, как возбуждённые соседи во главе с неутомимой бабой Зиной окружили двух представительных дядек внушительной комплекции и что-то настойчиво добивались от них. Таким экстренным образом выдернутый, как не дозрелая морковка из грядки, из сладострастного ложа неги любви, он вынужденно вспомнил, что среди прочего является действующим членом народного штаба. И в этом новом качестве был оставлен для связи и наблюдением за складывающейся вокруг дома обстановкой. Невыносимое в данном контексте чувство общественного долга, путь и с микроскопическим преимуществом, но на удивление одолело природный инстинкт:
- Придётся мне, Наденька, всё же спустится во двор, - похоже, запланированное через полчаса собрание началось досрочно и стихийно с какого-то ЧП...
- Я с тобой, - решительно сказала Воскресенская, и они, быстро приведя себя в порядок, смело отправились навстречу неизвестности.
А пятью минутами ранее случилось вот что. Зинаида Ильинична, будучи назначенной, начштаба караулить во дворе всевозможные новости, слухи и подозрительности, стойко выполняла поручение. Оправдывая высокое людское доверие, она часа два к ряду периодически меняя дислокацию в густо посажёных кустах, старалась быть незамеченной и, подобно всепогодному военному локатору космической разведки, несмотря на возрастную глухоту, удивительным образом улавливала любые, даже нарочито приглушённые разговоры, не находя в них, впрочем, пока ничего криминального.
Вдруг, её пристально прищуренный и менее слеповатый правый глаз усиленный диоптриями узрел у первого подъезда двух, не внушающих ей никакого доверия, типов. Плотные мужчины лет 30-ти, в чёрных костюмах и очках, словно однояйцевые близнецы, смахивающие на вражеских агентов вроде 007, недобро озираясь по сторонам, и что-то молча, и усердно пришпиливали к дверям. И, Звонарёва, словно полжизни доблестно отслужив в спецназе ГРУ, лихо, преодолевая скамейки и кустарники, в три секунды предстала пред ними с резонными вопросами: 'Вы кто такие, внучки, и чего тут трётесь?!'
Незваные агенты, презрительно взглянули на полоумную старуху, как им изначально показалось, и один из них, видимо старший, необдуманно бросил ей, как обглоданную кость дворняжке: 'Не твоё дело, бабка...' - о чём впоследствии оба горько сожалели.
'Какая я вам, ироды, бабка!' - ощетинилась Звонарёва, - 'повторяю: а ну-ка колитесь живее, бугаи: кто такие и что вы у нас без разрешения на дверях развешиваете, пока я не осерчала!'
'Смотри-ка, 'Круглый', а старуха-то с норовом - дай-ка ей буклетик, что б не нудила и пусть валит отсюда по-тихому', - распорядился он же.
- Легко, 'Сытый', - и хамоватый помощник с чванливой ухмылкой протянул неудержимо закипающей Ильиничне рекламный проспект, в котором цветные фотографии новых домов на фоне окружающих их густой зелени леса сопровождались восторженными комментариями, из которых выходило, что самое лучшее место на Земле для проживания - это, безусловно, Южное Бутово.
Не смотря на более чем почтенный возраст, обветшалому серому веществу бабе Зине хватило две-три секунды, чтобы разгадать коварный план быковатых типов, которые намертво пришпиливали огромными кнопками к двери красочные плакаты и собирались бесплатно раздавать буклеты всем жильцам дома. Кроме того, возмущённую душу её невыносимо жгла обида, что клятый и неуловимый Родригес так и не ответил собственной головой за надругательство над бедной Луизой, несмотря на все усилия благородного Дона Карлоса. Всё это спрессовалось в 'пластид' негодования и требовало немедленного выхлопа. И взрыв праведного гнева не заставил себя долго ждать, оглушительно прогремев на весь двор чуть вышеупомянутым, душераздирающим воплем: 'Караул, шпионы!!!'
Володя и Надя подошли к очагу противостояния в тот момент, когда уже человек тридцать хмурых жильцов, плотным кольцом обступив пришельцев. Все они, пока ещё относительно мирно, требовали от залётной парочки документов и объяснений, хотя и так было понятно, что навязчивой рекламой их склоняют как можно скорее получить ордера и, оставив навсегда родное Лефортово, переселится до конца дней своих в Южное Бутово. Именно это обстоятельство умышленного подталкивания сродни пинку под зад, собственно, особенно и озлобляло и без того возбуждённых людей.
'Ишь что, бандиты, удумали!', 'Торопятся, суки!', 'Да купил наш дом олигарх какой-нибудь - вот и шестёрки и суетятся, падлы!', 'А связать их - и всех делов - пусть колются, гады, что, блин, и как!..' - разрывались над бурлящей человеческой массой справедливые снаряды объяснимого гнева.
Но, несмотря на подавляющий численный перевес жильцов, никто из них пока не решался идти в рукопашную. Впрочем, и быковатых типы, серьёзной наружности, уже не выказывали пренебрежения, как поначалу к бабе Зине, а вели себя подчёркнуто вежливо и сдержанно, дабы ненароком не спровоцировать физический конфликт, исход которого, высоковероятно, был бы не в их пользу. И видимо поэтому, один из них, тот, которого 'Круглый' назвал 'Сытым', уже что-то нервно шептал по мобильному телефону, стараясь быть не услышанным окружающими.
- Небось подмогу, собака, вызывает, - предположил бывалый Егорыч, авторитетно возглавляющий известную всей окрестности весёлую троицу, которая традиционно занимаясь вечерней дегустацией портвейна в противоположных подъезду кустах, едва ли не первой откликнулась на сигнал тревоги Звонарёвой.
- Ага, вон как скукожился, бычара, - согласились не разлучные с ним "оруженосцы" Коля и Толя, пошатывающееся, как на незримом ветру пожухлая осока, и, обильно отравляя и без того не свежий московский воздух, ни чем уже не изводимым амбре.
- Жору! Надо позвать Жору... - осенило сметливого Степу-слесаря, в правой руке которого недобро раскачивался увесистый полуметровый разводной ключ.
- Точно - зовите Жору, едрёныть! - поддержал отличную идею Егорыч, изрядно отхлебнув портвейна, что бы, в случае чего, использовать бутылку как подручное средство борьбы с врагами, ни пролив, в пылу возможной битвы, ни капли драгоценной жидкости.
- Жора, жора!!! - задрав головы в район третьего этажа, с надеждой и не без гордости за наличие богатырского вида соседа, как на стадионе, начали дружно скандировать, предвкушавшие скорую и безоговорочную победу, жильцы.
- Ну, чё?!.. - нехотя, ибо только что вернулся со смены, с нанизанной на вилку огромной надкушенной котлетой, с трудом протиснувшись в распахнутое масштабное окно коммунальной кухни, ответил он.
- Жорик, глянь, родненький, что делается: провокаторы засланные, - народ смущают! - точно сформулировала суть происходящего Звонарёва.
- Ща, баб Зин, спущусь... - буднично ответил Жора Коловратов, - ведущий забойщик метростроя. Будучи человеком добрым и воистину выдающихся форм с неимоверной силой, он за эти впечатляющие редкие качества был наречён местной детворой уважительно Ильёй Муромцем.
Доселе непроницаемые лица двух 'рекламодателей' тут же заметно посерели. И засланная агентура пока ещё неизвестного заказчика, инстинктивно прижавшись, друг к другу, медленно попятилась к двери подъезда. И если бы не раздавшаяся вдруг сирена милицейского бобика, показавшегося в арке двора, то один Бог ведает, во что бы выплеснулось нарастающее противостояние.
- А, ну, граждане, разойдись! - сходу грозно рыкнул участковый, грузно вывалившись из машины вместе с двумя округлыми сержантами, из оттопыренных карманов которых на радость голубям обильно просыпались семечки.
- Ты, погоди нукать, Михалыч, - узнал бы сначала, что у нас тут делается! - сходу тормознула его, вошедшая в раж, баба Зина.
- А, ты, я смотрю, Звонарёва, всё не угомонишься: гляди у меня - загремишь на старости лет на 15-ть суток.
- А ты меня не пугай, мне немного уж пугаться осталось, - как в битве за Москву, стояла на смерть Ильинична, - совсем ослеп от власти: мы тут провокаторов поймали, а ты их, стало быть, выгораживаешь?!
- Да какие мы провокаторы, командир, а бабка эта... наглухо полоумная, - наконец, вышел из минутного оцепенения 'Круглый', - просто плакаты развешивали, а эти, - он обвёл восстановившим уверенность взглядом возбуждённых жильцов, - как с цепи сорвались, блин: документы им покажи, да всё расскажи. - Ещё и угрожают... - добавил 'Сытый' совсем тихо, вновь упавшим голосом, заметив как из соседнего подъезда, неспешно раскачиваясь, как огромный перегруженный нефтью танкер, приближался Жора-Илья Муромец, в едва заметной на выпуклом мускулистом теле майке 65-го размера и неприветливо чадя 'Беломором'.
- Я тебе покажу, бандит, "полоумная"! Ты у меня, гнида, кровью харкать будешь, я партизанкой эшелоны под откос с фрицами пускала, а уж вас, христопродавцев, как клопов, самолично раздавлю! - всерьёз завелась баба Зина в ответ на оскорбление.
'Так их, Зинаида!', 'Молоток, Ильинчна!', 'Кремень, а не бабка!..', - одобрительным гулом пронеслось невидимое напряжение в перегретый эфир. И жильцы, сплотившись плотным поукольцом, социализировано сделали шаг к непрошеным хамам.
- Ну, я ж говорил, капитан, что по ней дурдом плачет... - ещё менее уверено ответил 'Сытый', которого до глубины души поразило неожиданно-слетевшее с уст внешне безобидной бабуси крайне грозное и, что более всего странно, - весьма убедительное: 'кровью харкать будешь'.
- Ты бы, болезный, бабушку-то нашу не обижал... не надо, - холодно заметил ему, наконец пришвартовавшийся к колыхающейся толпе Жора Коловратов, медленно затушив папиросу о свою безразмерную мозолистую ладонь, вызвав у окружающих чарующую смесь ужаса и восторга.
- Стоп, стоп, стоп! - тут же смекнул участковый, почувствовав несорванными погонами, что дело начинает принимать неуправляемый оборот. - А ну-ка, ребята, покажите-ка всё-таки документы... от греха.
'Вот это правильно!', 'Давно бы так!', 'Ещё бы в кутузку их!..' - прокатилась над эпицентром разворачивающихся событий, в целом одобряющая действия участкового, народная волна эмоций.
- Да, не вопрос, командир, - и оба быковатых типа самодовольно протянули ему красные, украшенные позолоченной вязью, внушительные корочки.
- Так-с... Караваев и Шаров - помощники независимого депутата московской городской думы Лопатина Петра Петровича... - зачитал вслух капитан Потапчук содержимое корочек.
- Ну, теперь понятно, откуда руки к нашему дому растут, - быстрее всех сообразил Уклейкин, - продали нас с потрохами олигарху! - вспомнив, как Сатановский характеризовал недавно данного 'слугу народа' на одной из редакторских летучек, как очень влиятельного в строительстве бизнесмена.
'Вот ведь, ироды: совсем страх потеряли!', 'Пропал дом!', 'Как холопов, суки, нас торгуют!..' - вновь начали угрожающе разрываться осколочными фугасами гневные чувства жильцов.
Пока разгневанные люди обильно, ёмко крестили, на чём свет стоит продажную власть и воров, участковый, подойдя вплотную к помощникам депутата, вернул им документы и что-то шепнул 'Сытому', который оказался Караваевым и старшим Шаровым ('Круглым'). После чего сомнительная по виду парочка, сбросив, словно улики, на скамейки рекламные буклеты, быстро ретировались восвояси, сдавленно изрыгая из себя нецензурные выражения в связи с не выполненным до конца заданием высокопоставленного шефа и, более чем, прекрасно понимая, какого свойства из этого залёта их ждёт завтра 'гешефт'.
-Так, граждане!.. - продолжал, как мог, понижать напряжение капитан, убедившись, что помощники депутата Лопатина поспешно скрылись в арке, - конфликт улажен и прошу, незамедлительно разойтись по домам.
- Э... товарищи, порошу не расходиться! - на правах члена штаба в пику Потапчуку, начал в свою очередь удерживать соседей Уклейкин. - Напоминаю, что примерно минут через десять у нас состоится запланированное штабом общее собрание.
- Не понял?! - искренне удивился капитан тому крайне возмутительному для него факту, что какой-то наглец посмел ему перечить и, обернувшись, узнал Володю:
- А... журналистишка, кажется?!.. - сержанты напряглись, сплюнув семечки, почувствовав в голосе начальника знакомые нотки раздражения, - опять воду на моём участке мутишь?!
Уклейкина словно бы торкнуло от вновь, как и накануне, презрительно брошенного в его сторону, словно дуэльную перчатку в лицо: 'журналистишка'; и он опять начал согласно известной черте характера уверенно закипать, тут же вспомнив и о данной самому себе и всем клятве доказать, что он 'не кишка тонка':
- У нас народный сход начинается, и вы, как представитель исполнительной власти, не смеете мешать реализовывать нам конституционное право на свободное собрание.
'Вот-вот!', 'Правильно, Володька! - жги их, чертей', 'Совсем оборзели, оборотни в погонах!' - пронеслась очередная канонада народного возмущения, взрывная волна от которой, на сей раз прошлась по призванной их защищать, милиции.
- Э!.. потише там: я за оскорбление и привлечь могу, - бросил, словно парализующую успокоительным газом гранату, грозное предупреждение в возбуждённую толпу жильцов участковый. - А тебя, правозащитник липовый, - он снова нарочито подчёркнул последние два слова в ярко отрицательном смысле, - за организацию незаконного митинга в Москве могу эдак годика на три привлечь... - будешь в Кандалакше пенькам на зорьке зачитывать их права!
Потапчук уже победоносно предвкушал усмирительный эффект от обкатанного веками на населении метода вербального устрашения оного. Но вдруг, подобно известной всему миру советской ракетно-зенитной установки 'ГРАД' сверхточно и уничижительно в ответ ему прилетела, тирада которую он совершенно не ожидал услышать ни во сне, ни наяву, ни тем более публично:
-Вы, капитан, в своём уме?! Вам же русским языком сказали: не препятствуйте свободному волеизъявлению граждан... или звёздочки на погонах жмут?! - совершенно невероятные по своей наглости слова услыхал в свой адрес, на глазах краснеющий участковый, из прекрасных уст Воскресенской, которая для пущей солидарности специально взяла Володю за руку.
Никогда ещё за все двадцать лет, в целом безупречной службы Семён Михайлович Потапчук, не был так прилюдно, как сопливый мальчишка, отчитан; даже из лужёных глоток вечно недовольного начальства его барабанные перепонки не огорчали подобные обидные эпитеты, а потому, растерявшись, он не нашёлся возразить что-либо адекватное унизительному моменту, кроме как личностное:
- А ты кто такая?..
- Во-первых: не 'ты', а 'вы', - извольте соответствовать пока ещё офицерскому мундиру. Во-вторых: я, гражданка Российской Федерации, общественный деятель и так же, как и Владимир, журналист... или вам, пока ещё капитан, этого недостаточно для осознания должностного соответствия происходящего текущему законодательству... или мне ещё добавить?..
Эти слова, произнесённые хрупкой никому неизвестной девушкой, произвели на всех неизгладимый эффект и подобно грому накалили атмосферу до предела, которая по всем законам физики обязана была неминуемо разрядится репрессивной молнией со стороны окончательно покрасневшего участкового. Все действующие лица, как в театре, затаились в предвкушении неминуемой драматической развязки, но... в этот раз - сама Природа сделала исключение, ибо, не смотря, на нанесённую публичную обиду, Потапчук был опытным участковым и вполне разумным человеком. Он понимал, что два журналиста на один конфликт было уже перебором, и ненужная огласка действительно могла угрожать его карьере, тем паче, что симпатии агрессивных жильцов были явно на противоположной стороне: и он, благоразумно отступил, сбавив обороты, пытаясь неуклюжей шуткой всё-таки разрядить обстановку так и не выйдя из состояния некоего замешательства:
- Прокурор нам всем добавит... если что. Поступил сигнал - мы отреагировали: так что, граждане, - всё по закону.
- Ладно, Михалыч, не серчай: ты к нам - по-человечески, и мы к тебе по-людски... - примирительно икнул Егорыч, предварительно, на всякий случай, отставив опорожненную бутыль портвейна за скамейку.
- Да что я... - пожал капитан в знак примирения по-простецки погонами и сочувственно повёл густыми бровями. - Работа, братцы, такая... - оправдывался он, заметно стушевавшись перед возбуждённым и не довольным народом, хотя, сердцем всегда был с ним, ибо, и сам, будучи коренным москвичом, жил в схожем соседнем доме, судьба которого висела на волоске расселения уже с четверть века. И, исходя из складывающейся обстановки, высоко вероятно, что и ему грозила незавидная судьба вынужденно осваивать новое место для проживания где-нибудь за МКАДОМ. - Что ж я не понимаю как обидно, когда нас, местных из центра к чёрту на рога высылают...
-Так, стало быть - ты с нами?! - аж взвизгнула от потенциальной подмоги в виде сразу трёх милиционеров бабка Зинаида, - вливайся тогда, соколик, со своими орлятами к нам в ополчение, - нам сейчас бойцы с пистолетами позарез нужны.
- Э... э!.. - что ещё за 'ополчение', что за 'пистолеты', вы, меня тут точно под сокращение штатов подведёте?! - всерьёз насторожился он военной терминологии совершенно неожиданного предложения капитан, выйдя из как бы оцепенения.
- А вот наш начштаба всё и растолкует, - с радостью кивнула Звонарёва на уверенно приближающегося к ним Шурупова, который, словно бы проверяя, нет ли за ним шпионского хвоста, - периодически и с подозрением оглядывался через левое плечо назад.
- Здравствуйте, товарищи, и благодарю за организованность! - через пять минут, как и договаривались, ровно в 21:00 начнём наше общее собрании, - сходу принялся Петрович к исполнению своих обязанностей. - Уф... еле успел... - чуть отдышался он. - Зато с ветеранской поддержкой вопрос решён крайне положительно. - А ты, Михалыч, что тут: решил нас поддержать в роковую минуту? - молодца, так держать, народ это запомнит!
- Погоди, погоди... Петрович, - тут же прервал его, насторожившись, участковый. - Пока ты там к своим ветеранам бегал, тут дело чуть до рукопашной не дошло... - вот мы на вызов и прибыли: хорошо успели, а то бы я всю вашу партизанскую компанию в околоток упаковал, особливо вон тех, - он недобро кивнул фуражкой в сторону решительно настроенных Володи и Наденьки, - правозащитничков...
- Уж, не с теми ли двумя хмурыми бугаями в костюмах, которых я встретил у арки, рядом с чёрным джипом чуть буча не случилась? - спросил наблюдательный начштаба.
- С ними, с ними... с помощниками депутата... - было, начал участковый прояснять драматическую суть текущего момента, как в свою очередь был мгновенно и бесцеремонно оборван Звонарёвой, которая просто-таки невыносимо жаждала лично донести всю подноготную случившегося ЧП начштаба. Словно диктор центрального телевидения, предваряя очередную серию мыльной оперы, она, крайне быстро, но ярко и не стесняясь в выражениях, во всеуслышание пересказала Петровичу, едва ли, не речитативом, содержание - предыдущих.
Пересказ её был столь неожиданно подробен и сочен, что ошалевший от неслыханной дерзости капитан сразу же забыл о таком к себе презрительном отношении, ибо, словно бы он вновь вместе с восхищенными жильцами пережил чрезвычайно взрывоопасные события 15-ти минутной давности.
-Ну, Зинаида Ильинична, ты даёшь, прям как Левитан, - крайне одобрительно удивился Шурупов. - И как, от имени начальника штаба, лично от себя и от лица всех присутствующих товарищей объявляю тебе за проявленную бдительность и мужество, - благодарность!
- Служу Советскому Союзу... и трудовому народу! - не задумываясь, выпалила она в ответ первое, что ей вспомнилось, и, горделиво улыбнулась единственным зубом, который, как золотая звезда с серпом и молотом, победоносно сверкнул в лучах московского заката.
Люди, в первую очередь среднее и старшее поколения, одобрительным гулом откликнулись на подзабытые в эпоху убийственных перемен 90-х священные слова, которые ранее вызывали чувство искренней гордостью за великую Родину и зажигали их сердца на подвиги и свершения ради её благополучия и безопасности. Как равно и неподдельный трепет всех её врагов и завистников.
А расчувствовавшийся ностальгией по легендарному прошлому капитан едва не отдал честь Звонарёвой, и, впервые застеснявшись своей милицейской формы, отводя глаза, буркнул в усы:
- Ну, ладно, вы тут это... особо не шумите... - и, грузно сев в уазик с молчаливыми сержантами, от которых остались лишь две кучки шелухи семечек, задумчивый покинул двор.
Глава 3
К 21:00 к подъезду подтянулись почти все жильцы дома, их родственники и даже близкие друзья среди которых, как и обещал, был Серёга Крючков, решивший для себя, что сделает всё, что бы его лучший друг жил, как с детства - рядом, а не у чёрта на куличиках. Хватало и зевак из соседних домов, которые узнав о потрясающей новости, прониклись пока сторонним участием, но внимательнейшим образом отслеживали ход исторических с точки зрения среднестатистического обывателя событий, ибо, повторимся: вопрос жилья, а тем паче отдельного и нового - есть наиважнейшая составляющая бытия человека любой национальности, политических убеждений и вероисповедания.
Пару минут посовещавшись с Уклейкиным и Варварой Никитичной по ведению предстоящего собрания, Шурпов, бойко взобравшись на скамейку и нарочито встав сандалиями на провокационные рекламные буклеты, выкинув правую руку вверх, как пролетарский вождь всех угнетаемых распоясавшейся буржуазией народов, искромётно начал:
- Итак, товарищи, мы только что убедились, как прихвостни доморощенного олигарха Лопатина, без объявления войны, первыми вероломно начали против нас агрессивную информационно-психологическую атаку! И теперь, когда фактически вскрылась истинная цель - я не побоюсь этого слова - вора-депутата: захват наших дома и земли с предварительным выдворением нас за пределы родного Лефортово, а на освободившемся месте отгрохать ради очередных барышей какой-нибудь бордель или супермаркет, - я - спрашиваю вас, братья и сёстры. Готовы ли вы, как в 41-м, дать достойный отпор ворогу, дабы дети наши и внуки - прямые наследники по праву и крови - жили на этой московской земле настоящими хозяевами: счастливо и долго, в свою очередь, передавая её, как зеницу ока, своим потомкам?!!
- Да!!! Готовы!! Хрен им! - дружно громыхнули, как на митинге, стиснутые общей проблемой и зажигаемые речью начштаба нестройные ряды жильцов и им сочувствующих.
- Спасибо, друзья, иного не ждал от наследников неувядающей славы отважных отцов и дедов наших! - и невольная слеза благодарной гордости скупо проступила из тщательно прищуренного правого глаза Шурупова, не оставшись незамеченной искренне внимающим ему жильцами-соратниками.
И сердца их тут же откликнулись оратору в такт теплой волной глубокого сочувственного уважения, которую Василий Петрович буквально ощутил всем существом своим:
- Ещё раз спасибо, друзья... Однако на собственной шкуре зная методы давления на не согласных с похотями сросшегося в алчный спрут беспредела и безнаказанности власти и барыг, обязан, товарищи, честно предупредить вас, что предстоящая схватка, вероятнее всего, будет жёсткой и затяжной. Поэтому, все те, кто не готов ни морально, ни даже и физически к изнурительной борьбе по отстаиванию своего права жить там, где жили наши предки и родились мы, ещё раз подумайте до утра и примите ответственное решение! Уверяю, что из уст оставшегося к решительной битве народного ополчения с клятыми капиталистическими супостатами, - никакого осуждения не будет, ибо у каждого могут быть свои мотивы! Да и юридически вы вправе поступить, так как считаете нужным: вот Варвара Никитична, как наш опытный юрист, подтвердит.
После последних предостережений три-четыре руки неуверенно протянулись за буклетами, тут же быстро спрятав их за взмокшими от внутренней борьбы между страхом неизвестности и гарантированной, пусть и на краю новой Москвы жилплощадью, спинами. Но Василий Петрович и глазом не повёл, продолжая твердо и последовательно свою пламенную речь:
- Как фронтовик, прошедший с кровавыми боями до Берлина, добавлю, что колеблющийся соратник порою хуже врага, ибо в самую важную минуту он может дрогнуть и, создав, например, панику, подорвать изнутри весь отряд, всё наше правое дело! Поэтому, думайте, товарищи, и ещё раз думайте!
Со скамейки исчезли ещё пара буклетов, но Шурупов продолжать растапливать сердца соседей железным глаголом, выкованным богатейшим жизненным опытом и на бесчисленных публичных собраниях общественно-политического движения 'За Родину, за Сталина', активным членом которого, напомним, он являлся:
- Те же из вас, чей дух, совесть и бытовые обстоятельства позволяют до конца исполнить свой гражданский долг - прошу для начала подписаться под коллективным воззванием во все возможные инстанции и СМИ, составленным активом штаба у товарища Стечкиной Варвары Никитичны. И один было взятый буклет, в порванном виде, подобно одному из штандартов разгромленной фашистской дивизии, пал обратно на скамейку к сандалиям Начштаба, как пред мавзолеем Ленина на параде Велико Победы в Отечественной войне 24 июня 1945 года.
Воодушевлённые зажигательной речью начштаба жильцы, в основном мужчины, потянулись к юристу на подпись, робко одёргиваемые сомневающимися супругами. И лишь Агнесса Моисеевна с Трындычихой, криво улыбаясь, в стороне от собрания, негромко о чём-то судачили меж собою, взывая у зоркой бабы Зины зуд нервного гнева от их предательского с её точки зрения проступка. Губерман же, - страстный игрок всевозможных сомнительных заведений типа казино и бирж, где законно можно в минуту лишиться собственных сбережений, и который, также как и Стуканян и Сорокина, овладев днём смотровым ордером - отсутствовал, вновь, по-видимому, канув в неизвестность бесконечность азартного бытия.
- Далее, товарищи, - продолжал чётко вести народный сход Шурупов, - надо доизбрать, штаб; есть ли достойные кандидатуры?
- Жорика! - они, ироды, от одного его вида заикаться начнут! - возопила, вошедшая в сладостный вкус остросюжетных перипетий Звонарёва, которая была искренне разгневана удушающей жизнь перспективой навсегда, покинуть, родное Лефортово, и проверенных годами соседей, - твердо, про себя решив, заняться общественно-полезной деятельностью.
- Ты как, Георгий Иванович, не возражаешь?.. - уважительно поинтересовался Василий Петровичу у чадящего папиросой, как небольшая городская ТЭЦ, богатыря-забойщика метростоя.
- Не... повоюем ещё, дядя Вась... - только и обронил он в знак согласия, громко похрустев костяшками пальцев на выдающихся кулаках, чем, как в цирке, вновь вызвал у ошарашенной публики вздох благоговейного восхищения.
- Ну, и... З... Зинаиду в штаб за мужество и б... бдительность! - быстро посовещавшись, дружно двинула очередную кандидатуру, колыхающаяся в полный штиль неразлучная тройка (Толя, Коля и Егорыч), внутренности которой одновременно жгли речь начштаба и алкоголь, с тем ещё расчётом, что на радостях боевая пенсионерка одарит их похмельным рублём, а то и двумя.
'Точно!', 'Если б не она!..', 'Огонь бабка!', 'С мертвого не слезет!..' - парадным салютом засверкали над Звонарёвой хвалебные вспышки - эпитеты благодарных за её отважный поступок людей.
- Вот она, Ильинична, народная слава: молодец, так держать! - присоединился к поздравлениям Шурупов, - теперь и я не возражаю.
Счастью бабки Зинаиды не было никакого вменяемого предела. Она, о, Боже! даже заочно простила клятого-переклятого ею душегубца Родригеса, ибо сериал всё равно завтра неизвестно чем закончится, а вместо него, наконец-то, уже сейчас начнётся настоящая реальная жизнь, которая растворит в своей бурной пестроте её серые дни одиночества.
- Итак, товарищи, считаю, что оперативный штаб вполне укомплектован и пока идёт сбор подписей, ещё раз довожу до вашего сведения, что мне удалось договориться со своими одно партийцами о том, что в случае необходимости нас поддержат людьми и транспарантами, ибо, скорее всего, без массовых митингов протеста не обойтись.
'Молодец, Петрович!', 'Прям, генерал!', 'Кутузов!..' - тут же пролетело одобрительно над собранием.
- Но, предполагаю, что этого будет недостаточно: так как нас, боевых ветеранов, с каждым часом, увы, - всё меньше и меньше...
Люди чуть нахмурились, потупив глаза, и сочувственно промолчав, ещё более внимали речи своего авторитетного лидера:
- Поэтому призываю всех вас завтра же предварительно переговорить со своим кругом друзей, приятелей, коллег по работе, спорту и другим интересам с тем, что б в решающий момент максимально массово вступить на защиту нашего права жить там, где мы родились и пустили корни наши предки, геройски положившие за это свои жизни! Ещё раз повторюсь: наша сила - в единстве! и чем больше нас будет, тем труднее будет продажной власти поставить нас на колени! Вспомните, товарищи, великие слова страстного борца с несправедливостью поэта Серхио Ортеги, которые в драматические моменты истории сплотили не только чилийский, но и иные народы мира, отстаивающие свои право на свободу и независимость: 'Когда мы едины - мы непобедимы!!!'
Люди, растерянность которых в последние годы безнадёжного лихолетья порой доходила до отчаяния, буквально на уровне инстинкта самосохранения почувствовали ту, видимо, неистребимую в человеке волю к достойной жизни, порядку, самоуважению и одновременно - сострадание к ближним своим, что с сотворения Мира отличало его от зверя. А уж у русского человека с обострённым чувством к воле и справедливости - тем паче.
И они - каждый в отдельности и все вместе, самой плотью чувствуя, эту неувядающую силу вечного сопротивления бренному унижению со стороны так называемых вершителей их судеб - внутренне, душевно и духовно, сплотились, полностью солидаризируясь со справедливыми словами Василия Петровича. В это вдохновенное мгновение они уже были ни жильцами, ни соседями, ни обывателями, а именно - людьми, - достойными этого высочайшего в природной иерархии звания.
- И последнее, товарищи, - предлагаю организовать круглосуточное дежурство по охране нашего дома от всевозможных провокаторов из расчёта - один человек от подъезда, ибо, бдительность - это наш щит, а единство - меч праведного возмездия!
На этой высокой ноте Шурупов закончил народный сход и взволнованные люди, перегруженные эмоциями и навалившимися вызовами времени, начали медленно расходиться по квартирам, что б на семейном совете ещё раз взвесить все 'за' и 'против' воистину судьбоносного выбора. Дилемма, как всегда случается в переломные моменты жизни, была внешне крайне проста, но именно эта кажущаяся очевидная лёгкость приводит к невыносимо тяжёлой внутренней работе любого человека, которому предстояло в короткий срок принять роковое решение. На кону изменчивой фортуны, переливаясь в лучах тревоги и грёз, стояли, ожидая 'жребия', лишь два условно счастливых выбора в зависимости от тайных желаний того или иного претендента:
1. затяжная борьба за право достойно жить в Лефортово с совершенно непредсказуемым исходом неизвестно когда;
2. новая отдельная квартира в Южном Бутово прямо сейчас.
Одним словом, подавляющему большинству жильцов дома 13 по Красноказарменной улице Москвы предстояло пережить возможно одну из самых тяжёлых ночей в их и без того далеко не лёгкой жизни начала XXI века новой России. Впрочем, как относительно верно говорится, - а кому сейчас легко?..
Последним эпицентр собрания покинул Крючков, в голове которого искрились высоким напряжением различные, включая авантюрные, - идей, дополнительный вольтаж которым добавила зажигательная речь Шурупова. Но, перво-наперво, дождавшись, когда лобное место освободится от лишних глаз, он собрал все оставшиеся буклеты с твёрдым намерением отправить оные, навсегда разлагаться в ближайший мусорный ящик, что и было сделано им в две минуты. Попутно туда же отправился и единственный пришпиленный к двери быковатыми помощниками депутата плакат. Затем, нагнав Уклейкина у его подъезда в сопровождении восхитительной Наденьки, Серёга по обыкновению особо не церемонясь, перебил их какой-то трепетный разговор на нарочито приглушённых приватных тонах:
- Ну, брат, я и не думал, что твой Петрович, таким глаголом жжёт - у меня, веришь ли, даже кулаки сжимались!
- Мне тоже понравилось... - поддержала Воскресенская, не отрывая от Володи нежного взгляда, - ...очень убедительно, а главное - по существу и совести верно...
- Это что... - подхватил волнительную тему Уклейкин, также, не сводя счастливых глаз с Наденьки, - бывало, сойдёшься с дядей Васей по-соседски на кухне, например, в политическом споре, так порой еле ноги уносишь от его железобетонной аргументации.
- Ладно, я вижу вам сейчас не до меня... - Крючков ещё раз убедился, что любовь окончательно и навсегда приковала ребят друг к другу невидимыми цепями, - я собственно по делу, на минутку... помнишь, ты, Вовка, говорил про информационную бомбу?
- Ну, было... - это я образно про Южное Бутово имел в виду.
- Так вот... - Серёга заговорщицки обернулся по сторонам, - предлагаю заминировать весь дом к чертовой бабушке...
- Ты, офанарел! - мгновенно вспыхнул Уклейкин, сбросив шлейф секретности, - тут же кругом дети, старики!..
- Да уж... вы, Сергей, прям как революционер-бомбист какой-то... разве так можно... - поддержала любимого Наденька.
- Да вы не поняли, друзья, всё будет понарошку, блеф, если хотите, - главное, что б они думали что всё реально и мины настоящие. Ну, вы только представьте себе картину: вокруг милиция, пожарные, МЧС, телевидение, журналисты всякие, толпы зевак и сочувствующих, начальство нервное с мегафоном. Вот это и будет 'бомба' на всю страну! - накалялся Крючков.
- Ну, не знаю... слишком авантюрно, - перевёл дух Уклейкин, - но Петровичу передам, может и сгодится твой вариант, как, не дай Бог, крайний метод защиты.
- А я про что! - удовлетворённо воскликнул Серёга; и, пообещав к следующему вечеру придумать ещё что-нибудь эдакое и, понимающе подмигнув влюблённым, - был таков, растворившись в сгущающихся сумерках дворовой арки.
Влюблённых же более никто не сдерживал и они, как два мотылька, ни проронив, ни слова, вспорхнули вверх, дабы восстановить божественный процесс вкушения страстной неги любви, столь бесцеремонно прерванный караульным воплем бабы Зины. Однако, влетев на крыльях счастья на лестничную площадку второго этажа, они с невыносимой горечью в бешено метущихся сердцах поняли, что в данную минуту сие не представляется возможным, ибо коммунальная квартира обрела полноценный статус оперативного штаба.
Действительно общая часть коммуналки преобразилось за счёт новоизбранных членов штаба: Жоры Коловратова и бабы Зинаиды. Первый - подобно скале несколько неуклюже мялся, не умещаясь в дверях, вникая в наставления начштаба и одновременно являясь караульным живым щитом, прочность которого ставила под сомнения схожие характеристики высококачественного бетона; вторая - хлопотала на кухне, как у себя дома, проворно разливая чай и бурча про себя что-то нечленораздельное с негативными, дребезжащими нотками. Отзывчивая Варвара Никитична подсчитывала подписи, что-то писала и, не поднимая головы, отвечала на какие-то юридические вопросы тут же находившихся супругов Кречетовых и Авакумовых. Кроме того, в коридоре, словно запутавшийся в клубке проводов кот, возился, Стёпа 'разводной ключ', едва ли не первый раз в жизни, совершенно бескорыстно монтировавший стационарный телефон, любезно предоставленный на общенародное благо Стечкиной, проживающей двумя этажами выше.
'Чёрт!..' - только и смог с душевной болью разрядить внутри себя Уклейкин энергию глубокого разочарования, - 'когда же всё это кончится?!..' - в нём сейчас яростно боролись между собой инстинкт любви и чувство долга перед товарищами по ополчению.
'Я ж сказал тебе, щелкопёр, когда ...' - вдруг раздался беззвучный, но конкретный ответ, как бы, ниоткуда или вернее - отовсюду, тембр, которого удивительным образом похожий на слащаво-холодные нотки того, первого виртуально-реального чёрта. Но общая штабная суматоха, тут же, отвлекла его от поиска неприятного источника странной телепатической информации и Уклейкин, в душе которого вновь начал кровоточить пакостный осадок предыдущих сомнений и терзаний. Поначалу растерявшись, он, тем не менее, смог скрыть от окружающих своё, проснувшееся, как прорвавшийся гнойный чирей, внутреннее волнение, и, влившись в общую работу, на некоторое время, даже позабыл о странном казусе, предыдущая череда которых, стала, как он в тайне надеялся, понемногу и навсегда отступать в прошлое.
- А... Володя, наконец-то пришёл, присоединяйся, а то время позднее, - тут же взял его в оборот Шурупов, лавируя между людьми, словно горнолыжник, при этом умудряясь держать командирскую прямую осанку и печатая властные шаги в стёртый до основания времён позднего НЭПа кафель кухни. Помимо дежурных распоряжений положенных в подобных ситуациях он усердно пытался генерировать новые стратегические и тактические идеи по обороне дома, но ничего достойного внимания не выходило: по-видимому, напряжение сверх бурного дня давало о себе знать, и от этого Василий Петрович внутренне злился на себя и немного нервничал.
- Девонька, а тебя как звать-то, милая?.. - крайне уважительно обратилась баба Зина к красивой, но неизвестной её пока спутнице Уклейкина, смелостью которой она восхитилась ещё на собрании, когда та, вся такая внешне хрупкая, в раз поставила на место тяжеловесного Потапчука.
- Наденькой, бабушка... - ответила она так нежно и ласково, что Зинаида Ильинична, у которой, по воле рока, на всём белом свете ни осталось, ни единой родной кровиночки, чуть в сердцах не прослезилась:
- Умница, внученька: как ты участкового-то нашего пузатого отутюжила! - я едва не родила на радостях, дай-ка я тебе чайку налью, - и она, не дождавшись согласия, ловко плеснув кипятка с заваркой в чашку, подала ей её, ибо, места, что бы присесть на кухне уже не было физически.
- Спасибо... - но в любом случае, если бы не ваши, бабушка, бдительность и мужество - то, возможно, провокация с противной стороны удалась, - вновь искренне похвалила Воскресенская Зинаиду Ильиничну.
Баба Зинаида в очередной раз до предела польщённая тёплыми словами стоявшей рядом с Уклейкиным Наденьки размякла в доброте душевной и, впав в мечтательную нирвану, предалась меланхолии, начав неспешный разговор и раздачу бесценных советов:
- А ты, стало быть, внученька, то же в газете работаешь с нашим Володькой?
- Да... уже три месяца почти... - скромно отвечала Воскресенская.
- Гм... - лукаво прищурилась, словно бывалая сваха, Звонарёва, переводя поочерёдно взгляд с Наденьки на Володю. - Ты, красавица, присмотрись к нашему Володьке-то: он хоть и недотёпа, но зато честный и воспитанный... Всегда сердечный спросит, как, мол, здоровье, баба Зина, не помочь ли чем?..
- Баба Зин... ну, что ты ей Богу, говоришь... - начал традиционно розоветь Уклейкин, особенно не возражая, так как внутренне был бесконечно благодарен неожиданной своднической ролью словоохотливой пенсионерки, ибо, о возможном браке с Наденькой он и мечтать не мог, не рассматривая это вожделенное счастье даже теоретически.
- А что я такого сказала?.. - изумлённо-уверенно ответила Звонарёва, - правду и только правду, а её стыдиться, милок, - грех: пропадёшь ведь, горемыка, без женской руки-то: что мужик без бабы - бобыль трухлявый...
Володя, почти не сводящий влюблённого взгляда с Воскресенской, был положительно потрясён выражением её чуткого лица, которое как минимум не возражало нравоучению Зинаиды Ильиничны, а как максимум - он не мог в это поверить - было согласно с доводами пенсионерки во время фактически открытого инициированного ею сватовства. И кто знает, до чего бы они договорились, если бы Начштаба, получив из рук отзывчивой Стечкиной отчёт по итогам сбора подписей, командным голосом не потребовал тишины для их оглашения:
- Итак, товарищи члены штаба, сочувствующие и колеблющееся, - он твёрдым взглядом осмотрел Наденьку и глав семей Ромашовых и Перекатовых с домочадцами, которые сменили предыдущих консультирующихся у Варвары Никитичны, отчего пространство кухни стало ещё менее способствовать прямому её предназначению. - Из 120-ти ответственных квартиросъёмщиков против произвола властей и за право продолжать жить тут в Лефортово, подписалось 90, при явке, согласно протоколу, - 97-ть. То есть из тех, кто был на собрании, 7 человек уже решили покинуть ряды нашего ополчения, а трое нарочито не учувствовавших: Губерман, Сорокина и Стуканяны даже умудрились получить смотровые ордера. Но повторимся - это их законное право. Итого, наши невосполнимые потери - минус 10 семей, оставшиеся 20 в основном находятся в отпусках, командировках, и по мере их появления проявится и их позиция по данному вопросу. Мне достоверно известно, что из этой двадцатки, мой друг и коллега по партии Бутыркин Тит Борисович вторую неделю томится в застенках СИЗО Матросской тишины за сопротивление милиции во время не санкционированного митинга, а наша с Володей соседка - Роза Карловна Флокс, 100%, как всегда, растит цветочки на даче и пребудет сегодня-завтра.
Услышав про тюрьму, у Уклейкина одновременно сжалось сердце и помутилось в глазах. Он столь явственно вспомнил (а, Крючков, подтвердил), как следователь Чугунов после того как в прямом смысле железный Феликс жёсткой пикировкой со стола на сапог реанимировал адскую мозольную боль в ступне, - угрожающе прошипел в след: 'Посажу... гада!', что, чуть пошатываясь на ватных ногах, и, слегка побледнев, - вынужденно прислонился к стенке. Впрочем, в суматохе и тесноте никто этого не заметил, ибо были всецело поглощены разворачивающейся историей, в которой каждому предстоит пережить отведённую Провидением роль с абсолютно неведомым финалом.
- С Бутыркиным, который незаконно задержан на неопределённое время я постараюсь связаться в самое кратчайшее время через адвоката, также, к слову, активному члену нашего общественно-политического движения 'За Родину, за Сталина!', - решил, пользуясь подходящим моментом Шурупов совместить функции командира ополчения и агитатора. - Соответственно, прошу вас, товарищи, если кто-нибудь знает, где сейчас находятся оставшиеся 18 квартиросъёмщиков, то немедленно передайте им информацию о сложившимся положении вокруг дома и принятых нами решениях, что бы у них было время определиться с выбором позиции. Хотя, я больше чем уверен, что великое беспроводное русское сарафанное радио да ещё по такому острейшему вопросу у нас во все времена работает без сбоя, и они уже со всех парах мчатся домой.
- Точно, Василий Петрович, мне уже Нюрка Зюзина с полчаса назад из Пицунды звонила, сказала, что послезавтра со всей семьёй в Москву вылетает, - подтвердил версию Начштаба неравнодушный к слабому полу Славик Ромашов, который был её женатый сосед и украдкой как-то сладострастно и лукаво улыбнулся. - И откуда они, плутовки, так быстро всё узнают?.. - ума не приложу.
- Одно слово, бабы... они не умишком, а сердцем чуют... - вот, помню, у меня один случай был... - начал было разъяснять обществу дьявольскую осведомлённость женщин слесарь-универсал Стёпа 'разводной ключ', но тут же был резко осажен возмутившейся Звонарёвой:
- Сам ты без царя в голове!.. только и знаешь, как халтурные рубли с честных людей вымогать, бракодел!..
- Всё! хватит, друзья, брейк, - авторитетно встрял между условными апологетами патриархата и матриархата на правах Начштаба Петрович, - пошутили, побузили и хватит: не хватало ещё и нам меж собою собачиться. - Подведём, лучше итоги тяжёлого дня.
- Действительно, хорош попусту балаболить, - негромко зевнул Жора, отчего на кухне задребезжали чайные ложки в чашках, и настала подобострастная тишина, - ...завтра ж на работу.
- Спасибо, Георгий Иванович, опять уважил... - восхитился Шурупов, удивительному дару выдающегося метростроевца умиротворять всё и вся вокруг фактически одним своим видом.
- Итак, - закруглялся Василий Петрович, - на сейчас мы несём потери в 10 семей из изначальных 120. Конечно, не факт, что и все подписавшиеся примут окончательное решение о тяжёлой и изнурительной борьбе за свои права, но в целом - цифра совпадает с нашим приблизительным анализом, проведённым накануне собрания, и это - осторожно обнадёживает. Но к вечеру пятницы, когда мы постараемся достоверно узнать, сколько ещё человек обратилась в департамент за смотровыми ордерами, картина будет яснее и тренд очевиднее, так что придётся немного подождать, но отнюдь - не бездействовать.
Шурупов взял паузу, что бы закурить, но случайно обнаружив в самом углу кухни чьего-то малыша, тихо сидевшего на горшке и восхищённо внимающего огромному окружающему Миру, благоразумно воздержавшись, продолжил:
- Все мы на собственных шишках знаем, товарищи, что жизнь порой выдаёт такие загогулины, что хоть стой, хоть падай. Поэтому, в сложившейся обстановке, предлагаю следовать древнему принципу: 'Доверяй, но проверяй'. Повторюсь - это не от того, что мы сомневаемся в ком-то, а именно - что бы владеть реальной информацией, ибо у кого она есть, тот и обладает преимуществом при прочих равных, разумеется. Поэтому, надо устроить, желательно скрытое, наблюдение за жилищным департаментом, в то время, когда там выдают смотровые ордера. Кто возьмётся курировать этот ответственный вопрос?
- Я! - молниеносно среагировала Звонарёва, войдя во вкус реальной, полной насыщенных событий, жизни. - У меня там боевая подруга рядом живёт - Макаровна - правнуков выгуливает, она 40-к лет в цирке отработала гримёршей, так что, если что - нас никакое ЦРУ не узнает.
- Отлично, Ильинична, так держать, ...значит, с маскировкой проблем быть не должно...
- Зуб даю, ...последний! - подтвердила баба Зина, - она ж ещё самому Карандашу усы клеила.
- Добро, - полностью удовлетворился ответом Шурупов и продолжил давать ценные указания. - Ну, а с тебя, Георгий Иванович, силовой блок.
- Не боись, Петрович, справимся... чай не впервой... - с завидным, как у слона безграничным спокойствием, зачадил он папироску, дабы не заснуть после тяжёлой рабочей смены.
- Только прошу тебя, Жора, если не дай Бог что, то действуй по обстановке, но крайне аккуратно: полагаю, что одного твоего вида с сотоварищами будет вполне достаточно для умиротворения пришлых агрессоров.
- Сделаем... - неподъёмным булыжником вывалилось из Жоры железобетонное уверение в том, что в этой плоскости бытия проблем быть не должно, а в подтверждение словам чуть напряг и без того выдающиеся бицепсы, которые окончательно надорвав по шву безразмерную майку, вызвали очередной вздох восхищённого благоговения.
- Готово, Петрович! Можешь хоть в Кремль звонить - я подключил телефон! - предавшись, обшей атмосфере народного единения внешнему злу, почти по-военному доложил Стёпа 'разводной ключ'.
- Благодарю за службу, Стёпан, по-военному похвалил соседа Начштаба. - Сам знаешь, служивый, без связи на фронте, как без ушей.
- Не за что, ...дядя Вась, сам связистом в армии служил: знаю, как отцы-командиры нашего брата чихвостят, когда рация не работает...
Шурупов, словно отец-генерал рядового, снисходительно, но с уважением похлопал Степана по плечу и продолжил:
- Ну, а я буду до 4-х утра дежурить и составлять дальнейший план первоочередных мероприятий, а ты, Володя, потом меня сменишь, и главное - хорошенько подумай, как нам с максимальной пользой можно использовать твои журналистские возможности.
- Хорошо, Василий Петрович, у меня уже есть кое-какие мысли: завтра-послезавтра постараюсь окончательно сформулировать.
- Вот и ладно. Да... - спохватился Шурупов, - а ты ещё бюллетенишь или завтра уже на работу надо идти?..
'Черт... про медицинскую справку за прогулы для Сатановского я и забыл ...' - вспомнил Уклейкин об ещё одной неприятной проблеме, которую только ещё предстояло неизвестным образом решить:
- Ещё день-другой на больничном листе буду дома, которого, правда, пока... нет, а там, кровь износу, надо на работу выходить, иначе меня главвред с очками съест.
- Справка будет, даже не переживай Володенька, - участливо вклинилась в диалог Воскресенская отчего у Уклейкина по всем клеточкам измождённого организма тут же излился исцеляющий его бальзам нежной Божественной любви.
- Огонь девка, чистая броня!.. - не удержалась Звонарёва, продолжая восхищаться Наденькой, и многозначительно подмигнула Уклейкину: 'мол, не будь, дураком, Володька, - упустишь своё счастье'.
К этому времени первая волна юридически просвещающихся вместе с членами их семей схлынула, и Шурупов, поблагодарив от лица всего штаба Варвару Ильиничну за кропотливую работу, подчёркнуто уважительно, предложил ей передохнуть до утра, когда неминуемо накатит - вторая.
- Итак, товарищи, по местам - нам предстоят, возможно, тяжёлые испытания, но мы, наследники героев, не имеем права очернить трусостью и бездеятельностью их неувядающую славу! Перефразируя известную фразу времён 2-ой Отечественной войны, резюмирую: 'за МКАДОМ - нам жизни нет!'. А пока, - всем спасибо и до завтра, товарищи.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги