Перед тем, как лечь в больницу Святого Луки, Мэйдзин, как мне передали, сказал:
– Из-за моей болезни партию придется отложить. Теперь начнутся пересуды, дескать, у белых позиция хороша, чёрные тоже стоят неплохо... хотя игра незакончена...
В то время Мэйдзин действительно мог сказать так, но видимо, эти слова означали, что у партии есть свое глубинное течение, понятное только самим игрокам.
Тогда Мэйдзин, похоже, был уверен в своей позиции. Потом, когда игра была закончена, я и корреспондент Гои из “Нити-нити” услышали от Мэйдзина неожиданные слова:
– Когда я ложился в больницу, я вовсе не думал, что у белых плохое положение. Не скажу, что не замечал ничего опасного, но проигранной партий никак не считал.
99 ход чёрных угрожал разрезать цепь белых камней в центре, и соединение белых сотоым ходом было последним ходом перед больнице. Позднее, комментируя партию, Мэйдзин сказал, что если бы он на 100 ходу не соединился, а ограничил чёрных на правой стороне и тем предотвратил бы их вторжение на территория белых, то возможно, получилась бы позиция, не слишком радостная для чёрных.
– 47 ход чёрных, который позволил белым занять хоси на нижней стороне, думаю, чересчур перестраховочный. Его даже лучше назвать вялым.
Однако, если бы не прочный 47 ход Отакэ Седьмого дана, то в этом месте осталась бы лазейка для белых, а именно этого и не хотел допустить Седьмой дан. Сам он так и сказал впоследствии, когда участники игры делились своими впечатлениями. Кроме того, комментируя партию, Ву Шестой дан отметил, что 47 ход чёрных был правильным и создал им непробиваемую позицию.
Я следил за игрой, и когда на 47 ходе чёрные соединились, построив прочную стенку, а вслед за этим белые сразу сделали ход в хоси на нижней стороне, я ахнул: это была заявка на большую территорию.
Лично мне 47 ход чёрных дал почувствовать стиль Отакэ Седьмого дана, его готовность к самой решительной схватке. Он заставил белых “проползти” по третьей линии, ходами, сделанными до 47, построил мощную стенку и наглухо “запечатал” белых на левой стороне. Такая игра дает почувствовать всю скрытую мощь Седьмого дана. Он шагал твердо и не хотел рисковать, не хотел пасть жертвой боевого искусства противника.
Если бы в срединной стадии игры, где-то около 100 хода, позиция и впрямь была “неясной” или игра “излишне детальной», то дело закончилось бы, скорее всего, разгромом чёрных. Но, видимо, это была лишь тактика, с помощью которой Отакэ Седьмой дан упрочивал свои позиции. По плотности построения чёрные превосходили белых, их позиции были надёжнее, и впоследствии, когда они начали “с хрустом вгрызаться” в территорию белых, началась именно такая игра, какую особенно любил Отакэ Седьмой дан.
Иногда о Седьмом дане говорили, что в него перевоплотился Мэйдзин Дзёва Хонинбо ХII Дзёва считается сильнейшим игроком старого и нового времени, и Мэйдзина Сюсая тоже часто сравнивали с ним. Играл он также очень плотно, главным в игре для него была схватка, и он предпочитал силой повергнуть противника. Его стиль можно назвать размашистым и жестоким. Он создал блестящие партии, богатые рискованными ситуациями и неожиданными поворотами сюжета. Популярен он был и среди любителей. Поэтому от столкновения двух профессионалов, каждого из которых сравнивали с Дзёвой, в Прощальной партии любители ожидали череды жестоких схваток, запутанных позиций, живописности борьбы. Но эти их надежды не оправдались.
Может быть, Отакэ Седьмой дан решил, что открытое столкновение в излюбленном стиле Мэйдзина Сюсая рискованно и поосторожничал. Он не давал втянуть себя в масштабные схватки или в трудные позиции, чреватые осложнениями. Он старался насколько возможно сузить поле для проявления искусства Мэйдзина и стремился навязать свою игру. Позволив Мэйдзину делать размашистые ходы, сам он спокойно готовился к будущей борьбе. Его надежная неторопливая манера была вовсе не пассивной, а исполнена скрытой до поры до времени внутренней мощи. В построениях Седьмого дана ощущалась прочная вера в свое мастерство. Его стойкость и осмотрительность были исполнены силы, поэтому он неизбежно должен был в удобный миг перейти в сокрушительную атаку, призвав на помощь всю свою врожденную проницательность и целеустремленность.
Однако, как бы ни был осторожен Седьмой дан, Мэйдзин в партии, всё-таки смог навязать ему схватку. Белые с самого начала повели игру с размахом и со вкусом, и распространились на две стороны доски. В левом верхнем углу на ход 18 в мокухадзуси чёрные ответили в сан-сан (ход 19). Это было новый, ранее неизвестный ход, и Седьмой дан сделал его, несмотря на то, что это была Прощальная партия шестидесятипятилетнего Мэйдзина. В конце концов, именно в этом углу и “собралась гроза”. Если Отакэ хотел осложнить игру в этом месте, то это ему прекрасно удалось. Как и следовало ожидать, Мэйдзин тоже не стремился к осложнениям, и может быть, из-за важности партии он старался вести “прозрачную” игру. По всей видимости, он избрал защитный вариант. Так и получилось: пока Отакэ Седьмой дан вёл “бой с тенью”, он сам незаметно для себя оказался вовлечен в “детальную” игру со схватками местного значения.
Действительно, при такой тактике чёрные неизбежно втягиваются в “детальную” игру. Наверное, Отакэ Седьмой дан хотел сохранить каждое очко, на которое сделал заявку, и это позволило белым добиться перевеса. Мэйдзин не проводил никаких дальних замыслов. Не делал он и расчета на ошибку чёрных. Чем плотнее играли чёрные, таи с большей естественностью, подобно облаку, на нижней стороне распространялся контур позиции белых, и то, что игра незаметно приобрела красоту, видимо, объясняется совершенством мастерства Мэйдзина. Сила игры Мэйдзина с возрастом ничуть не уменьшилась, и даже болезнь не нанесла ей ущерба.