— Я боюсь, что вы не сможете принимать морфлинг и дальше.
Доктор из Тринадцатого просматривает какие-то бумаги из папки, которую завели на меня, как только я сюда прибыл.
Мне не хочется говорить с ним, но приходится. Я едва приоткрываю рот и позволяю словам вылететь скорее по привычке, чем осознанно:
— Почему нет?
— Потому что вы здоровы. Ваши анализы в норме. Тест вы тоже прошли неплохо. Да, я не могу сказать, что с вами все в порядке, но… — я перебиваю его.
— Со мной не все в порядке.
Доктор устало кивает и переводит на меня свой сонный взгляд. Видимо, ему частенько приходится работать с такими психами как я. Особенно в последнее время.
— Мистер Одейр, я ведь и не говорю, что вам придется вернуться к обычной жизни. Нет, вам все еще придется находиться в больничном отсеке под моим наблюдением, но морфлинг вам больше не требуется.
Я молчу.
Морфлинг мне требуется.
Он мне необходим.
— Если хотите, я могу перевести вас в общую палату. Там вы сможете найти себе друзей. Написать заявление? — доктор снова переводит свое внимание на бумажки в папке и начинает что-то усердно писать.
Я пропускаю его вопрос мимо ушей.
— Почему мне тогда не разрешают лететь с Китнисс на планолете? Ведь я же здоров! А если не здоров, так дайте мне этого проклятого морфлинга!
— Мистер Одейр… — доктор начинает потирать переносицу, а потом снимает свои очки. — Сейчас вы находитесь на той ступени выздоровления, которую нельзя приравнять ни к болезни, ни к здравию. А насчет планолета… Я не имею к этому никакого отношения. Так что даже если бы я хотел, чтобы вы летели, меня бы никто не послушал.
— А вы бы хотели, чтобы я летел?
Доктор надевает свои очки, и его взгляд снова становится серьезным и сконцентрированным.
— Нет, — твердо отвечает он. — Я защищаю интересы своих больных, а вы все же относитесь к этой группе. Так что я бы настоятельно рекомендовал вам остаться, — он замокает, а через секунду добавляет. — Но мое мнение по этому вопросу никого не интересует.
— Так почему же вас тогда не волнуют мои интересы?! — мой голос срывается на крик, и мне приходится до боли сжать подлокотник стула, чтобы успокоится.
Доктор снова устало вздыхает.
— Ваши интересы меня волнуют так же сильно, как и интересы любого, кто находится в больничном отсеке.
— Если так, то почему вы не можете меня выслушать?! — я замечаю, как у бедного врача начинает дергаться глаз. Он опять снимает свои очки, откладывает папку с бумагами и обращает на меня все свое внимание.
— Я вас слушаю, мистер Одейр.
— Во-первых, меня зовут Финник…
— Мне известно ваше имя, — перебивает меня он.
— Ну, так и обращайтесь ко мне по имени!
— Хорошо, Финник, продолжайте.
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоится, и начинаю говорить снова.
— С самого первого дня, как я здесь появился, со мной обращались как с каким-то душевнобольным. Но на это мне плевать. Теперь вы вдруг прекращаете лечение, а на мои просьбы продолжить его, вы не реагируете. Ладно, пусть так. Но почему мне тогда не дают полностью вернуться к обычной жизни? В этом месте без дозы снотворного или наркотиков я и дня не проживу!
— Я не пойму, чем я могу вам помочь, мистер… эмм… Финник.
— Верните меня к нормальной жизни! Зачеркните все эти ваши записи, которые вы сделали в моей папке, и дайте мне зажить настолько спокойно, насколько это возможно в этом дурацком месте!
Доктор внимательно смотрит на меня, и я даже не позволяю себе моргнуть в это время. Через минуту он легонько кивает и говорит:
— Ладно. Я выпишу вас из больничного отсека. Подам заявку на собственный свободный отсек для вас. Вас внесут в расписание, и вам придется жить, как и всем: работать, есть, говорить, даже умываться по расписанию. Вы каждый день будете видеть свою подругу, мисс Эвердин, которую, кстати говоря, я бы с радостью записал бы в списки больных. Каждый день вам придется говорить с людьми, которые не перестанут вас жалеть ни при каких обстоятельствах. Там не будет врачей, и если вам вдруг станет страшно или очень тоскливо, вам придется самому с этим бороться. И вы будете в курсе всех событий, какими бы ужасными они ни были. Возможно, вас даже заставят активно участвовать в восстании, и вы не сможете отказаться. Вы понимаете это? Скажите мне, что вы хотите этого, и я обещаю, что уже этим вечером вы будете выписаны, — он был взволнован. Карандаш в его руках опасно согнулся, угрожая вот-вот разломиться пополам. Он испепелял меня взглядом и надеялся, что я все же откажусь, но я набрал в грудь побольше воздуха и произнес:
— Это моя жизнь, доктор. И я хочу к ней вернуться.
Через полчаса мне уже было разрешено покинуть больничный отсек, и я со всех ног несся по коридору, в котором должна была быть Китнисс.
Наконец, через пару минут бега, я увидел знакомую длинную косичку, блеснувшую за углом.
— Китнисс! — она обернулась и, увидев меня, испуганно вытаращила глаза. — Китнисс, они меня не пускают! Я был в штабе, сказал, что здоров, но они даже не дают мне полететь в планолете!
Китнисс посмотрела на меня с некоторым недоумением, пару раз приоткрывала рот, чтобы начать говорить, но потом снова его закрыла, а потом хлопнула себя ладошкой по лбу.
— Точно! Совсем забыла! Дурацкое сотрясение… — она снова посмотрела на меня, но в этот раз улыбнулась. — Бити ведь просил меня передать тебе, чтобы ты зашел к нему в отдел спецвооружения. Он сделал для тебя новый трезубец.
Эта новость затмила все мои прочие мысли. Я сжал веревочку в руках покрепче, уже предвкушая, как на месте этой тряпки окажется любимое оружие.
— Правда? И какой он?
— Не знаю, но если из того же разряда, что и мой лук со стрелами, то он тебе точно понравится. Только тебе придется с ним немного потренироваться, прежде чем…
— Да-да, конечно. Я прямо сейчас спущусь туда.
Китнисс вначале кивнула, соглашаясь, а потом окинула меня взглядом и улыбнулась:
— Э-э… может, лучше сначала одеть штаны?
Я посмотрел вниз на свои голые ноги, только сейчас понимая, что выбежал из своей палаты в больничном халате и именно в нем заявился в штаб с просьбой взять меня с собой. Мне самому стало смешно от этого, и я кокетливо посмотрел на Китнисс, а потом и вовсе сбросил халат, оставшись в одном нижнем белье.
— Зачем? — я забросил халат на плечо. — Мой вид тебя возбуждает?
Китнисс засмеялась и мгновенно от этого преобразилась. Верзила охранник, стоявший рядом с ней, покраснел и отвернулся.
— Я ведь всего лишь человек, Одейр, — проговорила сквозь смех она и направилась к лифтам.
Теперь я тоже засмеялся, набросил халат обратно на плечи и пошел к Бити.
К трезубцу я привыкал всего несколько минут, но, не смотря на это, все равно продолжал каждый день приходить в отдел спецвооружения и тренироваться на искусственном поле боя, созданном Бити.
Все это время вокруг действительно происходили страшные вещи и события, от которых мне хотелось зажмуриться и закрыть уши ладошками, как делала это Энни, но я старался держаться.
Сегодня же все мои эмоции выходили из под контроля, и это даже заметила девушка — Алисия, которая обычно помогала Бити, а когда я приходил тренироваться — с любопытством наблюдала за мной.
— Финник, сходи в больничный отсек. Серьезно тебе говорю, ты сегодня прямо сам не свой. Просто объясни врачам, какой сегодня день, и они тебе выдадут какое-нибудь успокоительное.
— Я туда раз в два дня хожу, так что все в порядке. Правда, Алисия. Не переживай.
Но она все равно недовольно помотала головой:
— И все же, я думаю, тебе нужно туда сходить. Вся ночь впереди, и никто не знаешь, что может слу… — она замолчала и посмотрела на мои руки, в которых я сжимал трезубец, наверное, слишком сильно. Хватку я ослабил, но свою мысль она так и не закончила, а всего лишь быстро проговорила:
— Просто сходи в больничный отсек и все.
Я закончил тренировку куда раньше, чем обычно, потому что сегодня нам еще предстояло снять отвлекающий ролик с участием Китнисс и, возможно, моим тоже.
На полпути к своему отсеку я все же решил зайти к моему старому знакомому врачу и в сотый раз попросить у него немного морфлинга.
Он увидел меня издалека и сразу же отложил все свои бумаги в сторону.
— Что-то не так, Финник? Вроде бы сегодня вы не должны были приходить…
— Да… точнее нет. Все нормально. Ну, почти все. Короче говоря… Хотя, кого я обманываю… — я глубоко вдохнул. — Док, мне нужен морфлинг.
Он ничуть не удивился.
— Зачем он вам сегодня?
— Сегодня… особый день. Ну, точнее, особый день будет завтра, но сегодня я все равно весь на нервах.
— Ах да! Спасательная операция. Как я мог забыть, — он понимающе кивнул.
— Вы в курсе?
— Все доктора в курсе. Никто ведь не знает, в каком состоянии они вернутся, и в каком состоянии будут находиться бывшие пленники. Так что нас решили оповестить заранее, чтобы мы были готовы.
Он замолчал, будто потеряв нить разговора, явно задумавшись о возможных ранениях, которые ему придется лечить, поэтому я тихонько кашлянул.
— Простите, — он снова сосредоточился на мне. — Морфлинг? О, боюсь, мне придется снова вам отказать. Я все понимаю, там ваши друзья, и… — я перебил его.
— Там моя девушка. И жених моей подруги. А еще победительница из седьмого, знаете ее? Так вот мы уже сто лет друг друга знаем. Они мне больше, чем друзья.
— Да-да, я все понимаю, но… Финник, вы же знаете, что я не смогу дать вам морфлинг. Я бы с радостью выдал его каждому желающему на время восстания, но его у нас слишком мало. А ваши друзья могут вернуться в критическом состоянии. Вы ведь и сами понимаете, что им он будет нужней, даже если физически они будут здоровы.
Впервые я был абсолютно с ним согласен.
— Да… вы правы, док.
— Но и вам я тоже хочу помочь, — он встал со стула и потянулся за какими-то пластинками, лежащими на полке. — Держите, — он протянул мне одну. — И для мисс Эвердин одну возьмите. Это, конечно, не морфлинг, но заснуть поможет.
Я благодарно улыбнулся и взял две пластинки.
— Спасибо.
— Что вы, что вы! Я же тоже человек, — он улыбнулся, но через секунду снова стал серьезным. — Разве вы не должны принимать участие в съемках ролика?
Я оглянулся на часы и понял, что задержался дольше, чем было нужно.
— Черт, совсем забыл!
— Не переживайте, Финник. Вы успеете, — я кивнул ему и протянул руку, которую он сразу же пожал. — Удачи вам. И дай Бог, чтобы ваши друзья никогда не попали в список моих больных.
— Спасибо еще раз, — я улыбнулся ему снова, а потом выбежал из отсека и побежал в штаб.
Ночью пластинки на самом деле помогли мне заснуть, только вот бодрее я от этого себя не чувствовал.
Китнисс, которая всю ночь просидела в моем отсеке, тоже была вся на нервах, и я даже отдал ей свою веревку для завязывания узлов, которой она теперь и пользовалась.
Тишину, витавшую в отсеке, нарушил Хеймитч, который зашел к нам и взволнованно проговорил:
— Вернулись. Нас ждут в госпитале.
Изнутри меня сковало такое волнение, что я даже не мог пошевелиться. Мне хотелось закричать, спросить что-либо об Энни, но я даже не смог моргнуть.
К счастью, Китнисс, заметив мою реакцию, взяла меня за руку и потащила по узким коридорчикам, вслед за своим ментором.
Наверху творился настоящий хаос: больные, раненые, врачи, простые жители Тринадцатого, все что-то говорят, кто-то кричит, кто-то отдает приказы. Мимо на каталке провозят Джоанну, чей внешний вид заставляет меня снова начать двигаться. Она побрита налысо, а все тело ее — огромные сплошной синяк, губы разбиты, на руках порезы.
Я впадаю в панику.
А что если с Энни делали то же самое?
Мысль о том, что она ничего не знала, меня уже не успокаивает.
Китнисс отпускает мою руку, увидев Гейла, а я обращаю свою внимание в другую сторону.
Худенькая, даже худее чем прежде, девушка с копной запутанных кучерявых волос, в грязных тряпках вместо одежды стоит около одной из палат, испуганно расставив ручки. Завидев меня, ее ступор прекращается, в глазах загораются счастливые огоньки, и она бежит мне навстречу.
— Финник! — я проталкиваюсь через толпу людей и бегу к ней, широко расставив руки в стороны. — Финник!
Она запрыгивает мне на руки, а я прижимаю ее к себе так сильно, что слышу, как хрустят косточки, но она не жалуется.
Это то, что ей нужно сейчас.
Это то, в чем мы оба нуждались.
Я чувствую, как моя щека становится мокрой от ее слез, но это меня не пугает, потому что это слезы радости.
— Финник! Мой Финник! — она продолжает шептать это каждую секунду будто бы, если замолчит, то я растворюсь в этом шумном коридоре.
Я даже не могу вспомнить, был ли я так счастлив когда-либо прежде.
— Они нас больше никогда не разлучат! — твердо говорю ей я.
Она заглядывает в мои глаза и уверенно кивает.
— Я тебе верю.
— В этот раз я никому не позволю забрать тебя у меня.
— Я знаю, Финник.
Я вспоминаю о своем трезубце, который так и ждет своего часа и понимаю, что я никому и никогда больше не позволю причинить Энни вред.
— И мы всегда будем вместе.
— Да, — слезы снова текут по ее щекам, хоть она и улыбается. — Вечно.
— Вечно, — повторяю я и еще крепче прижимаю ее к себе.
Все вокруг становится серым и неинтересным, когда я смотрю в ее огромные глаза.
И, готов поклясться, что даже если бы весь мир рухнул, это бы не помешало мне поцеловать ее в эту секунду.