Мифология «голодомора»

Давайте еще раз вспомним приведенную в первой части таблицу урожаев и хлебопоставок по Украине.

Данный парадокс Козьма Прутков определил следующим образом: «Если на клетке со слоном написано „буйвол“ — не верь глазам своим». Согласно показателям, голода не могло быть — однако он был. Значит, куда-то вкралась ошибка, неучтенный фактор, или много неучтенных факторов. «Не было гвоздя, подкова пропала…» — и при правильных исходных данных все пошло не по плану.

Объем хлебопоставок ошибочным быть не может — он четко определен постановлением Политбюро. Больше эти поставки также быть не могли, поскольку были меньше, ибо недовыполнены.

Так куда делся хлеб? Где те дыры, сквозь которые утекло 72,8 % валового сбора?

Мистика хлебопоставок

Во множестве книг и научных работ пишут о том, что государство разоряло крестьян хлебопоставками, которые были совершенно непосильны, что хлеб выгребали подчистую. Впрочем, если судить по напечатанным трудам, тиражирующим крестьянские жалобы, «выгребали» его, начиная аж с 1918 года, да все никак выгрести не могли. Мужик — он тоже не лаптем щи хлебает, мужик — он хи-итрый! Его на кривой кобыле не объедешь, и пальца в рот лучше не класть.

Но не будем залезать во времена отдаленные, посмотрим, как обстояло дело с хлебозаготовками в годы сплошной коллективизации. За образец возьмем работу Виктора Кондрашина «Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни» — она написана в том же русле, что большинство работ, но добросовестней прочих, там много цифр и фактов.

Итак, согласно базовой теории, едва планы хлебозаготовок довели до колхозов, как сразу же оказалось, что они завышены, нереальны, что выполнить их — значит оставить колхозы без продовольственного и семенного зерна. Так, в Республике немцев Поволжья планы оказались выше всего намолоченного хлеба. Тех местных руководителей, которые протестовали против этого безумного громадья, снимали с работы и исключали из партии. В Москву с мест шли отчаянные письма:

Средне-Волжский край.

«Под 1931 год была земля вся запахана и весной засеяна, и урожай был ничего, хороший. Пришла уборка хлеба, колхозники урожай сняли благополучно… но стали возить государству и вывезли весь хлеб. И в настоящее время колхозники с малыми детьми пропадают с голоду…Колхозники с большим трудом добывают денег, бросают семьи и малых ребят и сами скрываются. И весь мужской пол разъехался, несмотря на то, что в скором будущем наступит весенний посев. Конная сила почти вся пала, на 380 домохозяев осталось 80 лошадей, и те нынче-завтра смотрят в могилу. И колхозники, не нынче-завтра, ожидают гибели от голода».

…

«В нашем колхозе около 400 членов с семьями, а хлеба намолотили всего 90 тыс. пуд. Задание по хлебозаготовкам — 85 тыс. пуд. Правление колхоза поставило в известность исполком, но тот предписал безоговорочно выполнять план. Когда сдали 50 % плана, председатель колхоза, видя, что хлеба остается только для собственного потребления, заявил, что колхоз больше не может сдавать хлеб. Исполком снимает этого председателя. Второй председатель сдавал хлеб до тех пор, пока осталось только семенное зерно, а потом отказался. Назначили третьего, который вывез весь хлеб… Колхозникам стали давать 400 г хлеба в день и больше ничего… Дорогой тов. Сталин, Вы должны взгреть тех, кто подрывает авторитет и доверие к партии и советской власти».

Обратите внимание: несмотря на тяжелейшее положение, автор письма упорно стоит за государственную политику. Так что далеко не «все крестьяне» разочаровались в колхозах. Часть их была упорно «за», понимая все происходящее как временные трудности, часть — упорно «против», по мере возможности эти трудности организовывая. Очаровывалось и разочаровывалось же постоянно колеблющееся «болото». Ну, а «болоту» что надо? Хлеба, зрелищ и отсутствия враждебной агитации — что им после 1933 года и обеспечили.

Нижне-Волжский край.

«Согласно плану хлебозаготовок, который был дан более всего валового сбора всех культур в колхозе, сейчас из колхоза вывезен весь хлеб и даже не оставлено ни фунта на площадь в 2305 га семян и фуража для лошадей. Хлеба более месяца не выдавали хорошим колхозникам, пенсионерам и семьям красноармейцев, отчего сейчас даже примерные колхозники, у кого много трудодней, сидят с детьми более двух месяцев на одном картофеле. От этого все бросают на произвол судьбы и разбегаются в разные стороны только для того, чтобы спасти от голодной смерти себя и детей».

…

«Колхоз не имеет семенного материала ни одного килограмма… на питание не имеется ни зерна… питание колхозников все заключается в следующем: корнеплоды, то есть картофель и свекла. И такое питание не у каждого… Некоторые питаются от голода падалью лошадей и свиней… Несколько раз было предупреждено колхозникам, чтобы падаль не ели, но отвечали: „Все равно нам помирать от голода, а употреблять падаль будем, хотя бы и заразная скотина. Или же нас расстреливайте, нам жизнь не нужна“. На каждом заседании просим правление ходатайствовать о питании, хотя бы по 100 граммов на едока в день, у кого имеется большое количество трудодней. Но правление посмеется, а особенно предправления с жандармским криком отвечает: „Спасайся, кто может! Хотя бы померли несколько человек, от этого социализм не пострадает“».

Судя по смеху, товарищи из правления не голодали. Более того, в данном конкретном случае есть и основание думать, что в правлении засели либо воры, либо кулаки, сплавили хлебушек под видом хлебозаготовок «налево», а теперь делом агитируют против колхозов.

Северо-Кавказский край:

«Газета „Известия“, ответь на вопрос — правда ли, что есть распоряжение, чтоб колхозников всех на производство, а на их место посадить иностранцев? Поэтому будто бы власть забирает весь хлеб и не оставляет на пропитание и на посев, чтобы колхозники сами побросали колхозы и ушли на производство… Мы, колхозники, не верим, чтоб высшая власть забрала у нас весь хлеб, даже семенной… Газета „Известия“, не отнимай ты у нас веру в то, что колхозы ведут нас не к погибели, а к лучшей жизни, и что если мы голодаем, не виновата власть, а местные заправилы. Газета „Известия“, хоть для грудных бы детей пшеничного хлебушка, хотя бы поесть, а то еще хуже будет»[168].

Уже начиная с января, ОГПУ докладывает о так называемых «продзатруднениях», а проще говоря — о голоде. О том же сообщают многочисленные письма с мест. Спецкор газеты «За пищевую индустрию» докладывает наркому земледелия Яковлеву:

«Из районов Винницкой области в исключительно тяжелом положении находятся два района — Уманский и Бабанский… Села и деревни пусты. Нельзя услышать даже собачьего лая, ибо собаки уничтожены — съедены… На этой почве нередки убийства: за два пуда муки зарезали сторожа; чтобы утащить курицу, убили 13-летнего парнишку, за овцу вырезали семью и т. д. Дошло до того, что один колхозник убил своего двухлетнего ребенка, сварил и съел его… От голода умирали и умирают ежедневно в большом количестве: например, в Городнице ежедневно умирают 12 человек голодной смертью. В Умани за май умерло 400 человек, т. е. столько, сколько за весь прошлый год. Ежедневно на улицах Умани по утрам поднимают трупы умерших от голода, пришедших из деревни крестьян. Опухло от голода свыше трети населения на селе»[169].

Это не 1933 год, а июнь 1932-го!

Но что странно — по тем же краям и республикам идут донесения «о недочетах в колхозной торговле». И выясняется, что во время этого голода преспокойно работали базары, крестьяне, в том числе и колхозники, везли туда продукты, муку. Нет, как хотите — странный какой-то голод…

Еще больше настораживает одна фраза Виктора Кондрашина:

«В 1931 г. был получен пониженный урожай зерновых, 690 млн ц (в 1930 году — 772 млн ц). Однако государственные заготовки хлеба не только не были сокращены по сравнению с урожайным 1930 г., но даже повышены. В частности, предусматривалось изъятие из деревни 227 млн ц зерна по сравнению с 221,4 ц в 1930 г.»[170].

Но, простите… Вот именно: 227 млн ц. — это всего лишь около трети валового сбора. Каким же образом хлебозаготовки ухитрялись выкачивать все зерно подчистую?

«Несмотря на то, что в 1931 г. по сравнению с 1930 г. хлебозаготовки уменьшились (например, в Нижне-Волжском крае — на 13,4 %, в Средне-Волжском крае — на 12 %), из деревень было вывезено огромное количество хлеба по отношению к валовым сборам. На Нижней Волге, например, в счет хлебозаготовок отправили половину урожая, на Средней Волге — почти 40 %. В то же время сами валовые сборы зерновых снизились по сравнению с 1930 г. соответственно на 27,8 и на 22,4 %»[171].

Да, но если было вывезено 40–50 % хлеба, то 60–50 % ведь осталось в деревне. Это не «под метелку», и не «больше, чем намолочено». Почему же вышло так, что сдавали не только продовольственное зерно, но и семенное?

Еще удивительнее обстояло дело на Северном Кавказе.

«В 1931 г. урожай в Северо-Кавказском крае побил все рекорды урожайности за годы советской власти. Он составил приблизительно 69,7 млн ц. Из них государству было сдано 30,6 млн ц, что составило порядка 43 %… В результате выполнения хлебозаготовок оставшегося зерна оказалось недостаточно, чтобы удовлетворить минимальные потребности крестьян в хлебопродуктах, а скот в фураже»[172].

Считаем. После хлебозаготовок в крае осталось 39,1 млн ц зерна. Еще 20 % валового сбора засыпается в семенной фонд — остается 25 млн ц. Сельское население Северо-Кавказского края в то время составляло около 7 млн человек. Делим оставшееся зерно на количество населения. Получается по 3,5 ц зерна на человека, или по 21 пуд. Не совсем понятно, как обстояло в крае со скотом, но если провести аналогию с Украиной, где одна корова или бык приходились на 5 сельских жителей и одна лошадь — на шесть, то надо отнять от нормы на одного человека еще по 2,5 пуда на корову и по 3 на лошадь. Остается 15,5 пудов. Это что — ни хлеба, ни фуража?

Отчасти ситуацию прояснит следующая публикация в бюллетене «На фронте сельскохозяйственных заготовок». Правда, относится она к 1933 году — но принципиальной разницы тут нет. Да и вообще никакой нет.

«Для определения урожайности районными организациями была создана специальная комиссия, выехавшая прежде всего в совхоз… „Деркач“. Здесь выяснилось, что директор совхоза т. Дягель давал преуменьшенные сведения о предполагаемом урожае. На 194 га озимой пшеницы т. Дягель преуменьшил сведения на 660 цнт. Всего озимого и ярового посева, подлежащего уборке, в совхозе — 568 га, но и со столь небольшого клина Дягель преуменьшил сведения о предполагаемом урожае на 1028 цнт. Дав уменьшенные показатели урожая, совхоз „Деркач“ получил и мизерный план хлебосдачи. По прежнему плану совхоз должен был сдать только 110 цнт озимой пшеницы. Комиссия установила, что совхоз может и обязан сдать государству 360 цнт озимой пшеницы, кроме посевного материала.

Излишек пшеницы, по определению комиссии, после выполнения совхозом плана сдачи и посевного материала составит 1640 цнт»[173].

Не все хозяйства были такими — но были и такие. А в других уже к началу весны колхозники остались без хлеба, в некоторых районах начался голод. И снова все тот же вопрос: куда при таких показателях делся хлеб? Куда?

Некий намек, путеводная ниточка содержится в отчетах ОГПУ. Голод был не сплошной, а гнездами, по районам, и в этих районах по отдельным колхозам. Получается, что зерно забирали «под метелку» не везде. В чем же дело? Что это за странные планы хлебозаготовок — то густо, то пусто? Как они вообще верстались, эти планы?

Так ли страшен контракт, как его малюют?

В 1933 году принятая в качестве основного способа экономических взаимоотношений между государством и селянами контрактация была отменена и заменена твердым заданием с гектара. Может статься, голод тут был и ни при чем… Интересно бы узнать, кто вообще додумался заключить взаимоотношения двух стихий — стихии земли и стихии власти — в рамки писаного договора? Которые и сейчас-то, при цивилизованном менеджменте, сплошь и рядом соблюдают через пень-колоду — а уж тогда!

Итак, контрактация — это когда государственные заготовительные организации заключают с колхозом или крестьянином-единоличником договор (контракт) на поставку сельхозпродукции. В качестве поощрения сдатчики получали по государственным ценам дефицитные промтовары, а те, кто выращивал незерновые культуры, — еще и дешевый государственный хлеб. Не подлежали контрактации посевы совхозов (их продукция и так принадлежала государству) и, почему-то, кулаков и зажиточных крестьян. Последним давали твердые задания, что странно — именно с зажиточных, которые в массе хотя бы читать умели, были шансы получить продукцию в срок. И вот попробуй, пойми логику авторов метода!

21 февраля 1932 года вышло постановление Совета труда и обороны (СТО) о контрактации яровых зерновых, бобовых и масличных культур, к которому прилагались инструкция по применению и типовой договор. Все это было еще тогда опубликовано в бюллетене «По хлебному делу». Из этих трех документов мы узнаем много интересного.

Вот как вы думаете, что подлежало контрактации? Простая логика говорит: объем продукции, которую надлежало поставить государству. Ан нет! Подлежала посевная площадь, а объем исчислялся… Черт знает, как он исчислялся!

Оным постановлением предполагалось законтрактовать 56 млн 212 тыс. гектаров. Основной культурой являлась пшеница (яровую рожь практически не сеяли) — ее предполагалось законтрактовать 20,1 млн га при плане посева 26,2 млн — т. е., около 80 % утвержденной Наркомземом посевной площади под яровые культуры.

Да, но сколько все же надо было сдать хлеба в пудах или новомодных центнерах (вот только перехода на центнеры для полного торжества бардака в тот момент и не хватало!)? Объем, как выяснилось, устанавливался по нормам:

«Нормы сдачи (продажи) колхозами законтрактованной продукции зерновых культур… установить (израсчета среднего урожая) в размере от 1/4 до 1/3 валового сбора в основных зерновых районах… и не более 1/8 валового сбора в незерновых районах.

Нормы сдачи (продажи) законтрактованной продукции зерновых культур… для единоличных хозяйств установить в размерах, указанных в ст. 7 с тем, однако, чтобы количество зерна, подлежащего сдаче (продаже) единоличниками-контрактантами с одного га (в центнерах) было не менее количества, сдаваемого с одного га соответствующих культур ближайшими колхозами»[174].

Зачем сравнивать с колхозами — понятно. Попробуй-ка, вычисли валовый сбор в единоличном хозяйстве! Интересно, как выходили из положения, если с одной стороны ближайшим колхозом был какой-нибудь гигант с собственным агрономом, снимавший по 120 пудов, а с другой — пресловутая артель «Напрасный труд», не дотягивавшая и до среднебедняцких 35 пудов. И совершенно очаровательна эта «сдача (продажа)». Если напишешь только «продажа», так народ решит, что выполнять контракт не обязательно — сколько хочу, столько и продаю, а если только «сдача» — так в головы рвущихся к коммунизму деятелей может вступить идея, что коммунизм уже наступил и платить не надо.

Но что мы видим? Мы видим, что уже в первых абзацах документа накладываются друг на друга два предположения — предположительная посевная площадь, которая еще не факт, что будет вспахана и засеяна, и некий предположительный «средний» урожай. Даже одна неопределенность в документах того времени уже на практике выливалась черт знает во что, а тут аж целых две…

…Итак, уже первое знакомство с контрактной системой выявляет заложенный в нее мощный заряд хаоса. Но ведь и это еще не все.

Вслед за постановлением идет инструкция по его применению. В оргмассовой части три раза повторяется, что перед тем, как заключать договоры с колхозами, они должны быть проработаны на колхозных и крестьянских собраниях, а сведение всей работы к заключению формальных договоров объявлено «левацкой практикой». Интересно, почему не «правым уклоном»? Потому что с «правым» креном был сам метод? Впрочем, «оба хуже»…

Вот еще интересно:

«Массовая разъяснительная работа должна закрепить в сознании колхозников, бедняков и середняков значение контрактаций как планового заказа государства сельскому хозяйству, заказа, являющегося составной частью плана строительства социализма в нашей стране».

Госзаказ, короче говоря. Вот ведь любопытно: в капиталистических странах за госзаказ дерутся, платят взятки чиновникам — еще бы, гарантированный потребитель! А здесь от него отпихиваются всеми силами.

Любопытно, но не удивительно — это последние арьергардные бои «хлебных войн». Как только советский рынок наполнится дешевым государственным хлебом (совсем скоро), селян уже не надо будет заставлять сдавать зерно — альтернативный покупатель с высокими ценами скукожится и отпадет сам собой. Но эти несколько лет тоже прожить надо.

А вот еще один предположительный пункт:

«В случае полной или частичной гибели посевов законтрактованных площадей от стихийных бедствий вопрос о нормах сдачи продукции с этих площадей разрешается комиссией под председательством представителя рика, в составе представителей райзу[175], Райколхозсоюза, Райзаготзерно и колхоза».

Представляете, какое плодороднейшее поле для злоупотреблений? Ведь стихийным бедствием может быть признано все что угодно. Не только пожар или потоп, но и те же вредители, например, или сорняки. Было бы желание, а технические вопросы всегда можно решить с помощью самогона, поросят и прочих прелестей селянской жизни.

Система контрактации предусматривала и штрафные санкции. Поначалу они казались вразумительными. В случае просрочки выплаты причитающихся колхозу сумм за первые пять дней с Заготзерно взыскивалась пеня в размере 0,1 %, за последующие 10 дней — неустойка в размере 1 %. Аналогичные санкции предусматривались и для колхозов. А вот потом начиналось что-то странное.

Из текста договора следует, что по истечении 15 дней все санкции в отношении госорганов прекращаются — по крайней мере, после этого срока о них ничего не говорится. Это кто же решил, что государственные заготовительные организации в течение 15 дней обязательно и непременно решат проблемы платежей? И вот на практике получалось, что после двух недель рост неустойки прекращался, и положенную сумму плюс 10,5 % штрафных санкций заготовители могли заплатить, когда вздумается — хоть следующей осенью.

3 июля 1932 года секретарь партийного комитета ЦКК КП(б)У Киселев направил в Москву, в Центральную контрольную комиссию, следующее письмо:

«Следует указать, что искривления линии партии и революционной законности, применение методов голого администрирования, пренебрежение интересами трудящихся, политическая близорукость, непонимание и извращения линии партии в отношении к крестьянам, колхозникам и единоличникам, которые имели место в ряде наших районов при проведении текущих хоз. политкампаний, нашли свое отражение на разных участках и в разных формах. Достаточно указать на тот факт, что ряд работников хоз. и госорганизаций позволили себе не расплачиваться с колхозами, колхозниками и единоличниками за купленную у них с. х. продукцию, за откорм скота, за проделанную работу (возка, копка буряка и т. д.). После постановления ЦК КП(б)У по вопросу ликвидации задолженности колхозам мы у себя разобрали дела о руководителях хозорганизаций, допустивших значительную задолженность колхозам, колхозникам и единоличникам. При разборе этих дел мы выявили исключительно безобразные факты, когда ряд организаций свою бесхозяйственность, неуменье правильно вести дело прикрывали тем, что средства колхозам, колхозникам и единоличникам за с. х. сырьё использовались в качестве оборотных капиталов, совершенно забывая о том политическом значении, которое имеет своевременная расплата гос. организаций с колхозами, а задолжали некоторые организации колхозам не малую сумму»[176].

Знакомо? Еще бы!

ОГПУ в сводках конкретизировало.

«По отдельным районам Донбасса задолженность колхозам выражается в таких суммах: Ровеньковский — 80 755 руб., Гуганский — 51 770 руб., Гришинский — 140 126 руб. Выборочными данными по 19 районам Киевской области различные организации должны колхозам свыше полумиллиона рублей…»[177]

Так что, как видим, никто никуда особо не торопился — зачем, раз штрафные санкции заканчиваются через две недели?

С колхозами же все было совсем по-другому.

«В случае несдачи колхозом законтрактованной продукции в течение 15 дней по истечении установленного срока, закрываются и досрочно взыскиваются с колхоза в бесспорном прядке в соответствии существующими узаконениями предоставленные ему производственные кредиты и денежные задатки по контрактации и проценты по ним, пени и неустойки, а также причитающаяся по контрактации продукция натурой».

Обратили внимание на непроясненные моменты? Во-первых, не сказано, взыскиваются ли с колхоза все кредиты или только связанные с контрактацией. Во-вторых, не сказано, подлежит ли взыскиваемая продукция оплате, или ее берут «за так», в порядке конфискации. Есть какие-либо сомнения по поводу того, как станут трактовать соответствующие пункты местные власти, привыкшие к раскулачиванию и 107-й статье?

Да, кстати — а как взыскивать? Денег-то у колхоза нет! У него есть только продукция. Ну, стало быть, пусть рассчитывается натурой — и за авансы, и за пени, и за кредиты.

Не в этом ли кроется одна из разгадок так называемых «дополнительных хлебозаготовок»? Допустим, колхоз сдал хлеб за август — согласно контракту. Заготзерно платежи задержал. У председателя, высокообразованного селянина, имеющего за плечами аж целых два класса, от официальных бумажек начинается головокружение. Что он делает? Правильно: сентябрьский хлеб не везет — ждет, пока заплатят за августовский. Так проходит пятнадцать дней, после чего его вызывают в район и предъявляют новые цифры поставок, уже с учетом неустойки, возврата авансов и кредитов. Впрочем, колхоз мог просто не сдать продукцию по договору. А вот так решили — чего зря гонять лошадей в августе, свезем хлеб в сентябре, цена-то одинаковая… Результат, как нетрудно догадаться, тот же самый.

Ну, а для рядового колхозника, который едва научился по складам читать букварь, все эти тонкости объединяются общим словом: «хлебопоставки», дополнительные там или повышенные. Это уж как председатель передаст народу то, что ему полдня в районе втолковывали, а потом окончательно объяснили кулаком по столу и ненормативной лексикой…

Формально-юридически все правильно — цивилизованные методы взаимоотношений экономических субъектов, приучение хозяйств к договорной дисциплине. А что выходит на деле? У колхоза не остается ни хлеба, ни денег, чтобы его купить, и получается, что родное рабоче-крестьянское государство его обобрало так, что никакой кулацкой агитации не нужно. И вот интересно, кто придумывал эту систему — экономист-теоретик, стажировавшийся где-нибудь в Англии, или оппозиционер-саботажник?

Впрочем, какая разница?

Ловушка для председателя

Основным недостатком системы контрактации было то, что крестьяне до последнего момента не знали, сколько продукции они должны сдать. К расхлябанной, со множеством степеней свободы системе контрактации прибавлялось еще такое же планирование. План хлебопоставок принимался в начале календарного года, исходя из прошлогоднего урожая. Поэтому сплошь и рядом получалось, что в неурожайный год он оказывался завышенным, а в урожайный — заниженным (как, например, было в 1933-м). Ну, а дальше план спускался вниз старым добрым методом продразверстки.

Что такое продразверстка? Ничего особо ужасного. Москва распределяет, сколько зерна должна поставить каждая республика или край, те раскидывают план по областям, области — по районам, и так до каждого конкретного колхоза или крестьянского двора. Предполагается, что при разверстке плана каждая вышестоящая инстанция будет тщательно учитывать реальное состояние нижестоящей и сообразовываться с ним. Хорошая, гибкая система, да… только топором виньеток не нарежешь. Топор — он и есть топор. В этом и заключался основной порок метода.

Предполагалось, что районные власти будут тщательно следить за состоянием каждого хозяйства, контролировать его и, таким образом, справедливо разверстывать планы. В реальности же, как водится, получилось черт знает что, в одних районах начальники прикипали к креслам, а планы разверстывали, созерцая потолок, в других брали на веру заявления председателей колхозов об урожайности, в третьих не на веру, а просто брали — курями там, поросятами или другим чем. Еще был метод — разверстывать план таким образом, чтобы во всех хозяйствах оставалось примерно одинаковое количество хлеба. Могли и просто тупо разверстать план по количеству посевных площадей. Разные бывали варианты.

…В 1932 году планом предполагалось увеличение посевных площадей по сравнению с 1931 годом. Могло ли это быть возможным, если поголовье рабочего скота год от года уменьшалось? Зимой 1931 года катастрофически не хватало фуража, что еще подстегнуло процесс. По данным Наркомзема, в весеннюю посевную кампанию 1932 года в Нижне-Волжском крае нагрузка на одну лошадь составила в среднем от 23 до 27 га, в Средне-Волжском крае — 18 га (вместо 10 и 7 га в 1928 г.)[178].

Вот еще один пример — как раз по Украине.

Из спецсправки ОГПУ. Апрель 1932 г.

«Состояние тягловой силы крайне неудовлетворительное. В отдельных колхозах непригодность конского состава превышает 50 %… (Бердянский, Николаевский районы, АМССР и т. д.) Падеж лошадей принимает угрожающие размеры: в Зиновьевском районе за вторую половину 1931 г. пало 4209 лошадей и 349 жеребят. С 1 мая 1931 г. по 1 января 1932 г. в Ново-Одесском районе погибло 1612 лошадей… По Бердянскому району пало за год 1707 лошадей, а за вторую половину 1931 г. — 969. В декабре падеж резко повысился, за этот месяц пало 314 лошадей. Из 9160 лошадей района 50 % непригодны к работе. По Николаевскому району учтено 55 бродячих лошадей. Зарегистрирован ряд случаев продажи единоличниками лошадей по 2–3 руб. или же за пару пачек махорки… В ряде колхозов лошади настолько истощены, что привязаны к стойлам»[179].

Сюда еще не вошло уничтожение рабочих волов, которое велось даже более интенсивно, чем лошадей, поскольку вол — это говядина.

Так откуда же возьмется увеличение посевной площади? Трактора? Да, они уже пришли на поля, но их еще слишком мало. По разным оценкам (современным), по разным районам страны засеянная площадь, вместо того, чтобы увеличиться, уменьшилась от 14 до 25 %. И вот как вы думаете — нашли ли эти невспаханные поля отражение в сводках, которые подавали «наверх» председатели колхозов и местные власти? Отражали, говорите? Чтобы при этом гарантированно лишиться партбилета? Или в сводках показывали прежние площади, а то и увеличение посевов? Что будем делать, когда придет пора сдавать хлеб? А вот когда придет, тогда и думать будем.

Писатель Ставский в своем письме в «Известия» от 28 марта 1931 года касательно посевной кампании на Северном Кавказе сообщает, что, по данным крайфинуправления, приписки посевных площадей составили 900 тысяч га. И это при том, что вся посевная площадь края в 1931 году составила около 12,4 млн га, а колхозная и совхозная (по которым, в основном, и шли приписки) — 9,5 млн и 1,5 млн соответственно. Итак, почти 10 % приписок, только обнаруженных крайфинуправлением, — а сколько не обнаруженных?

Другой «качающийся» показатель — количество зерна, высеянного на единицу пашни. К весне 1932 года многие хозяйства испытывали нехватку семенного зерна: в одних не засыпали, в других — съели, в третьих — украли и продали. Государство давало семенные ссуды, но на всех не хватило, да не все и признавались. За разбазаривание семенного зерна можно и под суд угодить — раз. Ссуду надо отдавать — два. Куда проще посеять, что есть, — а плохой урожай свалить на погоду, сорняки и прочие бедствия. Писатель Шолохов, регулярно информировавший Сталина о делах на Дону, сообщал, что в его родном Вешенском районе Северо-Кавказского края количество недосеянного зерна на гектар посева иной раз достигало 40 %.

А ведь хлебопоставки рассчитывались, исходя из тех данных, что посылали с мест, — других-то не было! И получается, что те председатели колхозов, те районные власти, которые давали наверх увеличенные данные о посевах, загоняли сами себя в угол. Хлебосдачу-то им рассчитывали правильно — вот только по неверным базовым данным.

Давайте прикинем. Допустим, председатель колхоза отчитался в сводке, что засеял сто гектаров должным количеством зерна (12 пудов на гектар). Примем расчетный урожай с гектара — 60 пудов. Он должен получить валовый сбор 6000 пудов и треть его продать государству согласно контракту. В этом случае он получает план хлебосдачи 2000 пудов — 33 % от валового сбора.

В реальности же колхоз засеял 80 га, использовав на каждый гектар 75 % нормы (9 пудов). В этом случае он получит с гектара 45 пудов зерна, а валовый сбор составит 3600 пудов. 2000 пудов, которые он обязан будет сдать по хлебозаготовкам — это уже не 33 %, а 55 %. А когда председатель начинает доказывать, что колхоз не может выполнить такой план, его резонно суют носом в его же собственные сводки, столь же резонно подозревая в том, что урожай разворовали или припрятали, чтобы продать на частном рынке.

Какие-то планы удавалось скостить, списать на засуху или сорняки — но не все. И тогда, чтобы сдать хлебопоставки с приписанных площадей, председатель с помощниками привычно вывозили зерно, предназначенное на трудодни, а то и шли по амбарам. А колхозники потом думали, что власть навалила на них непосильные объемы хлебозаготовок.

Вторая и третья «степени свободы» контрактационной системы — «валовый сбор» и «средний урожай», исходя из которого он исчисляется. Что это такое, жестко ли первое привязано ко второму, или тоже «гуляет» во все стороны?

В поисках ответа на эти вопросы мы попадаем на новый виток хаоса. Приключения среднего урожая и валового сбора достойны того, чтобы поместить их в учебники для управленцев, или писать о них производственные романы…

Мы привыкли считать, что валовый сбор определяется постфактум: хлеб собран, обмолочен и по результатам выведена окончательная циферка. Все прозрачно, все под контролем… Колхозы и совхозы могут, конечно, заниматься приписками — но в сторону увеличения фактически собранного урожая, а не наоборот. Наоборот — зачем? Куда девать лишнее зерно, кроме как отправлять в колхозную пекарню или колхозный же свинарник?

Но в то время все обстояло совсем не так. Крестьянам невыгодно было продавать хлеб государству, поскольку все еще существовал рынок (не колхозный, куда селяне привозят овощь огородную, а хлебный), и рыночные цены стояли выше государственных. А в довершение радостей бытия, в начале 1932 года еще и колхозы получили право торговать хлебом и рьяно включились в рыночные игры. Так что ценовых уровней получилось аж целых три: государственный, колхозный и полулегальный частный. А урожай оказался в роли каната, который каждый участник рынка тянул на себя, при этом самый сильный из игроков давал самую низкую цену. Поэтому валовый сбор до 1933 года — очень загадочная графа статотчетов, поскольку значительная часть хлеба утекала частному перекупщику вообще мимо какого бы то ни было учета.

В дебрях арифметики

Еще с 1918 года, с введения продразверстки, на почве сельскохозяйственной статистики столкнулись два встречных побуждения. Крестьяне старались преуменьшить реальный урожай, исходя из которого, рассчитывались обязательные хлебопоставки, а после окончания войны и налоги. Местные власти же, наоборот, стремились по возможности этот урожай преувеличить — во-первых, зная, что крестьяне его преуменьшают, а во-вторых, стремясь выйти в передовики хлебосдачи, со всеми вытекающими отсюда почестями.

По мере развития коллективизации стало ясно, что точно теми же болезнями болеют и колхозы. А как иначе — ведь интерес-то у них был тот же самый. Председатели очень быстро сообразили все выгоды вольного рынка, со всеми вытекающими отсюда последствиями, и каждый год клялись, что если выполнят план, то в хозяйстве не окажется ни зернышка. Поскольку урожаи «гуляли» не то что от года к году, а от поля к полю — как их проверишь? Можно было только верить или не верить, что в хозяйственных делах не есть хорошо.

Для центральных властей это «верю — не верю» вылилось в нешуточную проблему. План хлебосдачи рассчитывался с учетом пресловутого «среднего урожая» — но как подсчитать сам урожай, чтобы не промахнуться ни в ту, ни в другую сторону? Казалось бы, чего проще — убрать, обмолотить и посмотреть, сколько получится. Однако, во-первых, объемы хлебосдачи по контракту требовалось рассчитать хотя бы к августу, к началу хлебозаготовок — а обмолот, он еще когда будет! Может быть, лишь к зиме руки дойдут. Комбайны, которые убирают зерно и тут же его молотят, селяне пока что видели только на газетных фотографиях, а у реальных колхозов хорошо, если в сарае стояла конная молотилка.

А во-вторых, к тому времени, как хлеб ляжет в амбары, значительную часть зерна крестьяне (независимо от того, состоят они в колхозе или же нет) попрячут либо растащат, и отправленная наверх цифра получится намного меньше реальной.

Под давлением этих прискорбных обстоятельств советская статистика шарахнулась в другую сторону и ввела метод оценки урожая на корню, еще до уборки. Методы такие — их называют биологическими — существуют, и довольно простые. На поле выбирается участок, его убирают, проводят пробный обмолот и подсчитывают результаты. Но…

Но, во-первых, надо иметь исполнителей, которым не лень ездить на поля и все это проделывать. Согласитесь, куда проще повстречать в районе председателя и задать простой вопрос: «Иван Степаныч, как у тебя нынче с урожайностью? Пудов сорок будет? Не будет? Ну чего ж ты так…» Записать в сводке 36 пудов, получить по мозгам от начальства за плохие показатели, переправить тройку на четверку… Вот вы еще скажите, что такого быть не могло!

Во-вторых, даже если статистики и ездили на поля, то в реальности российского, а потом советского аграрного сектора урожайность менялась не то что от региона к региону, но и от колхоза к колхозу, а то и в пределах одного хозяйства. И что же — на каждом поле пробные участки выстригать?

Так что арифметика была если и не совсем потолочной, то близко к этому: в одном и том же регионе можно было насчитать как урожай, так и недород. Что они там намеряли после инструкций, полученных в районе (не преуменьшать, а не то!), и встречи, оказанной им на селе (вы уж не обидьте, родимые…), — великая и страшная тайна. Увеличение выборки, конечно, делало исследование более корректным, но до точности все равно было если не как до Луны, то как до высокого облака.

В борьбе за хотя бы относительно точные цифры правительство пошло по пути дублирования систем сбора данных. Американский ученый Марк Таугер, автор одной из лучших книг о советском сельском хозяйстве, насчитал целых четыре организации, целью которых было собирать и проверять данные об урожаях.

Первая из них — это ЦУНХУ, оно же ЦСУ, работавшее проверенным способом, через своих респондентов на местах, которые посылали данные об урожайности. Кроме того, в феврале 1930 года декретом ЦИК Совнаркома было отдано распоряжение о выборе двух групп статистиков на местах. Сельсоветы должны были отобрать особо доверенных товарищей и поручить им сбор статистических данных. Исполкомам сельсоветов поручалось создать экспертные комиссии для оценки объемов валового и товарного производства в своих районах. Что из всего этого вышло?

В качестве примера Таугер приводит историю с урожаем 1930 года. Официально урожай зерновых в том году оценивался в 83,5 млн т. Однако архивы Госплана называют другое число — 77 млн 200 тыс т. Оказывается, первые данные брались без учета потерь при уборке и перевозке. В августе 1931 года газета «Социалистическое земледелие» писала, что потери при уборке зерновых в 1930 году составили 16,7 млн т, и мы получаем еще одно число — 66,8 млн т. Как видим, разброс данных в пределах 20–25 %, то есть вполне сравним с общим объемом хлебопоставок. И вот интересно: какую из трех цифр брали при расчете хлебопоставок в качестве валового сбора?

В следующем, 1931 году, средняя урожайность для Украины оценивалась как 10,5 ц/га, 8,6 ц/га и 7,5 ц/га — по-видимому, это были версии оптимистов, пессимистов и прагматиков, полагавших, что истина лежит посередине. Впрочем, это еще не расхождение.

«Судя по документу, хранящемуся в ЦГАВОРВУ Украины, директор одного треста совхозов отправил в декабре 1931 г. письмо наркому земледелия УССР с жалобой на то, что заготовительная квота в объеме 13 000 т была рассчитана на основании июльского прогноза на урожай в объеме 38 000 т, но последние данные показали, что фактически собрано было 18 623 т»[180].

При этом нет никакой гарантии: а) что автор письма не врет, чтобы снизить госпоставки; б) что селяне не растащили добрую половину собранного перед тем, как начать подсчитывать урожай.

Ну, и как прикажете в такой обстановке рассчитывать хлебопоставки?

Изнемогая под гнетом этих обстоятельств, правительство создало еще одну, третью сеть статистических учреждений — районные и региональные межведомственные учетно-контрольные комиссии при ЦУНХУ. Их задачей были: проверка данных других комиссий, прогнозирование урожайности и сбора зерна, а также контроль подсчета зерна при уборке и борьба с хищениями. Но кадры-то остались прежние! О том, что получилось, Таугер пишет:

«В середине августа 1932 г. ОГПУ подвергло критике некоторых чиновников районных комиссий за сидение в конторах и излишнее доверие к данным, полученным от местных чиновников и колхозов, которые в свою очередь оценивали урожай на глазок. В итоге они часто переоценивали или недооценивали объем фактического урожая… Валериан Осинский, статистик ЦУНХУ, писал в начале 1933 г., что учетно-контрольные комиссии были созданы потому, что оценки Наркомзема были „совершенно неточными“, а работники колхозов, совхозов, местных партийных и государственных органов пытались „обмануть советское правительство“. Эти комиссии, отмечал Осинский, в среднем корректировали в сторону увеличения первичные данные на 10,8 % на районном уровне и еще на 9,3 % — на областном. Таким образом, учетно-контрольные комиссии повышали прогнозы на урожай примерно на 20 %…»[181]

Такую же работу уже по своим каналам вел и Наркомзем, который тоже пытался оценить урожайность. Собственно говоря, ему в первую очередь полагалось это делать… Результаты также вышли поучительными.

«…Оценка состояния посевов (на 1 июля 1932 г.), проведенная сектором учета НКЗ, позволила спрогнозировать небольшое снижение урожая озимых. Такой вывод был сделан на основе прогнозов ухудшения урожайности для Украины — с 8,8 до 7,7 ц с гектара. С другой стороны, НКЗ прогнозировал значительное повышение урожайности для яровых — 7,1 ц против 5,8 ц… Исходя из таких расчетов, составители отчета выдали прогноз на урожай 1932 г. в размере 78 млн 300 тыс т[182] против 70 млн 300 тыс т в 1931 г., которые они же называли фактически собранным урожаем. Также в отчете говорится, что даже названные выше прогнозы на 1932 г. могут оказаться заниженными, и отмечается, что в свежие отчеты региональных учетно-контрольных комиссий включена корректировка прогнозов колхозов и совхозов в сторону повышения. Например, эти комиссии повысили прогноз на урожайности в хозяйствах Украины с 7,8 до 8,5 ц. Авторы отчета приходят в таким выводам, несмотря на то, что в этом документе имелось приложение, где обсуждалось ухудшение погодных условий и повальное поражение сельхозкультур вредителями».

С учетом того, что урожайность могла варьироваться даже в пределах одного хозяйства, оценки просто умиляют.

Таугер пишет:

«Руководитель ЦУНХУ И. А. Кроваль отмечал в мае 1937 г., что его сотрудники-статистики оказались под мощным давлением со стороны местных чиновников, требовавших внести изменения в отчеты, а в некоторых случаях занизить оценку объема урожая зерна, чтобы уменьшить обязательства по заготовкам. Часто от статистиков требовали завысить объем производства, чтобы создать впечатление ударной работы, при этом чиновники самых разных уровней раздували цифры статистики. Таких случаев, по словам Кроваля, были сотни тысяч».

Так завысить или занизить? А еще говорят, что у местных властей одинаковые интересы!

…Два основных «статистика» СССР — Наркомзем и ЦУНХУ — постоянно грызлись между собой по поводу прогнозов на урожай. НКЗ считал, что ЦУНХУ пользуется полученными с мест заниженными данными, ЦУНХУ не оставалось в долгу. Известно, что в конце 1932 года первые полагали, что урожай по стране составил 71 млн т, вторые — 67 млн. Расхождение между ними не так уж и велико. А вот как оно соотносится с реальностью — вопрос вопросов. Тот же Осинский сообщал, что результаты обмолота были на 30–50 % ниже расчетов на основании оценки урожая на корню из-за высоких потерь при уборке.

Что касается реальности, Таугер, на основании поданных постфактум, уже зимой, данных об урожайности (он полагает их достоверными, поскольку в то время уже невозможно было повлиять на давно прошедшие хлебозаготовки, то есть врать не имело смысла), считает, что в 1932 году урожай в целом по СССР был завышен на 30 %, а по Украине — на 40 %. Если так, то получается, что собрали не 919 млн пудов, а всего 552 млн. Соответственно, хлебозаготовки (255 млн пудов) составили не 27 %, а почти половину урожая.

Впрочем, и в следующем году, уже после голода, история продолжалась. Вот еще пример, уже из 1933 года, приведенный в журнале «На фронте сельскохозяйственных заготовок». После преамбулы о том, что преуменьшение фактической урожайности есть форма классовой борьбы, идет конкретика.

«С Нижней Волги сообщают, что колхоз имени Чугункова, Ново-Узейскогорайона, определяет урожайность пшеницы в 4,86 цнт с га, райзо[183] без всяких оснований дает оценку пшеницы по этому же колхозу в 4 цнт, а госкомиссия по урожайности — 5 цнт; колхоз „Свободный труд“ того же района оценивает урожай пшеницы в 5,5 цнт, райзо — 4 цнт, госкомиссия — 6 цнт…»

Госкомиссии и положено чуть-чуть увеличивать местные цифры, исходя из того, что мужик хоть чуть-чуть, да обманет. А райзо что — после прошлогоднего голода снег студит?

А вот и Украина.

«Наиболее разительное преуменьшение урожайности по районам Черкасской межрайкомиссии по урожайности. Приведем данные по Золотоношскому и Чернобаевскому районам (в цнт с га)»

А вот по Одесской области:

«Кинель-Черкасский райком партии и райисполком вынес строгий выговор председателю колхоза „Красная Звезда“ т. Дьяченко и председателю колхоза им. Чапаева тов. Панасенко за то, что ими была преуменьшена урожайность пшеницы: по „Красной Звезде“ тов. Дьяченко дал — 3,56 цнт. с га при фактической 8 цнт, по колхозу им. Чапаева т. Панасенко дал — 6,7 цнт, а фактическая — 9 цнт.»[184].

Попробуй-ка не промахнись в такой-то обстановке.

…В общем, система биологической оценки урожайности внесла свой вклад в организацию голода, после чего с треском провалилась. Но кому от этого легче?

Сколько мышей на метр?

Кроме собственно статистики, существует еще множество факторов. Например, в оценочных документах Наркомзема говорилось о погодных условиях — но не о вредителях. Между тем о поражении посевов грибками мы уже писали, а ведь существовали и другие любители хлебушка. Вот, например, как пишет все тот же Назар Назаренко:

«Для прочих вредителей сельскохозяйственных культур в 1931–1933 годах также наблюдается крайне тяжелая ситуация. По луговому мотыльку эпизоотия охватила порядка 10–20 областей в 1931 и свыше 20 областей в 1932 годах. Такая же ситуация характерна и для кукурузного мотылька, катастрофические размеры его размножения отмечались, в частности в специальном постановлении СНК РСФСР в 1931 году, в 1932 году также наблюдалась вспышка его размножения. В целом, для большинства насекомых-вредителей в 1932–1933 году наблюдалась вспышка численности[185], которая привела к частичной гибели посевов. Кроме этого, для 1932 года наблюдались массовое размножение и миграция саранчи для всех южных (особенно сухо степных и полупустынных) районов СССР.

Сорная растительность. Катастрофическую ситуация с распространением сорной растительности в 1932 году констатирует Всесоюзное совещание по борьбе с сорной растительностью при ВИЗРе. Ежегодные потери от сорной растительности составляли 200–300 млн центнеров хлеба. В связи с этим правительство вынуждено было организовывать Всесоюзный комсомольский поход на сорняки (объявлен 6 января 1933 г.), в приветствии к которому нарком земледелия Яковлев писал: „На миллионах га сорняки забили культурные растения…“ Засоренность полей озимой пшеницы в Степной зоне по Украине составила от 18 до 84 % в сырой массе, по яровой пшенице — 33–76 %, на Северном Кавказе — 34–97 %, по Нижней Волге (на яровой пшенице) — от 4 до 89,5 %. По подсолнечнику засоренность полей варьировала в пределах 39–53 %…

В общем, ситуация такова, что во многих случаях тяжело понять, что растет на полях — сельскохозяйственная культура или сорная растительность».

С сорняками в том году была просто беда. То ли агрокультура спустилась ниже самого нижнего предела, то ли год случился какой-то уж очень урожайный на сорняки, но они буквально съедали злаки.

Канадский специалист по пшенице Эндрю Кернс летом 1932 года провел три месяца в СССР. Кстати, никаких следов засухи на Украине он не заметил. Там, где пшеница была хорошо обработана, она обещала дать хороший урожай.

Вот одно из его наблюдений — правда, относящееся к Кубани, но в то время везде творилось одно и то же. Через дорогу друг от друга находились поля немецко-российской семеноводческой компании «Друсаг» и соседнего совхоза. Пшеница «Друсага» обещала дать не менее чем по 20 центнеров (120 пудов) с гектара, а совхозное поле чертополоха вперемешку с пшеничными колосьями обещало урожай в 1–2 центнера (6–12 пудов). В Саратове на экспериментальной станции института зерна урожай пшеницы составил 15 ц (90 пудов), а лучшее хозяйство в Поволжье получило 6 ц (36 пудов)[186]. Оно конечно, у семеноводов пшеничка была несколько другая — но только высокосортностью такую разницу не объяснишь.

Трудно сказать насчет ржавчины и мотыльков — но про засилье сорняков в Москве знали. Каганович тем летом писал Сталину: «Северный Кавказ переживает величайшее бедствие: я смею утверждать, что в этом году только по С. К. сорняки сожрали у нас не меньше 120–150 млн пудов, если не все 200! Мы должны получить превосходный урожай, а получили в лучшем случае средний, если не хуже!»

Колхозники с сорняками практически не боролись. Если в следующем, 1933 году, зерновые пропалывали по три-четыре раза, то в 1932-м — хорошо, если один. И дело не только в плохой обработке полей и нежелании колхозников трудиться. Многим хозяйствам они были выгодны. Ведь сорняки на полях — прекрасный способ маскировки недосевов. Это не мы мало семенного зерна посеяли, это сорняк пшеничку заел, год такой. Ну, а с природы какой спрос?

Сорняки некоторым хозяйствам были настолько выгодны, что прямо хоть семена чертополоха разбрасывай по полям!

Продолжим, однако, читать Назара Назаренко.

«Мышевидные грызуны. Наконец, в 1932 году наблюдалась массовая вспышка размножения мышевидных грызунов. Массовое размножение грызунов отмечалось для южных и юго-восточных районов СССР с весны 1932 года, а к осени сплошным массовым размножением была охвачена вся Степная зона от Бессарабии (Молдова) до Дона и предгорий Кавказа. Плотность нор в отдельных районах доходила до 5000 на гектар (Джанкойский и Ишуньский р-ны Крыма), 3000 на гектар (Днепропетровская и Одесская области Украины), 10 000 нор на гектар (осенний период по всему Северному Кавказу), 10 000 нор на гектар (Калмыкия и Поволжье). Также рост численности мышевидных грызунов наблюдался и для других районов СССР. Наиболее пораженными были районы Северного Кавказа, Дагестана, Нижней Волги, Урала, Казахстана (10 000 нор на га); Восточной Сибири (9000 нор на га), Крыма, Якутии и Западной Сибири (5000–6000 нор на га). Катастрофическую ситуацию на Украине подтверждают данные сообщения специалистов с мест, при этом главный вред выражается в порче зерна в скирдах и хранилищах. То же наблюдалось и в других районах, например, зимой 1932–33 гг. в Ставрополье в скирдах половы находили до 4000 мышей (до 70 мышей на кубический метр). При этом авторы в качестве одних из ведущих причин такой вспышки численности называют благоприятные метеорологические условия (обилие осадков) и оставление неубранного и не обмолоченного хлеба на полях, ненормальные способы хранения зерна (вот они и проявили себя — ямы-схроны и неубранные скирды, в которые прятали хлеб) и мелкая пахота (не разрушаются норы)»[187].

Конечно, 70 мышей на метр скирды могут умилить любителей пушистого, но жрут они — уму непостижимо! И, кстати, если влияние сорняков на урожай сказывается при пробном обмолоте, то мыши-то кишат в скирдах уже собранного хлеба, увеличивая и без того немалые потери.

Между пальцев

Свою лепту в ухудшение соотношения между средним урожаем и валовым сбором внесли и потери при уборке. Нам, привыкшим при слове «уборка» представлять комбайны, у которых на входе — пшеница, а на выходе — обмолоченное зерно, вообще непонятно, о каких потерях может идти речь — разве что кузов у грузовика дырявый. Между тем в доколхозной деревне уборка проходила совсем не так. Хлеб сперва косили или жали, потом скирдовали, затем скирды свозили в овин и уж там, выбрав время, молотили. На этом пути с хлебом могло произойти все что угодно. Он мог осыпаться до уборки, сгнить в скирдах, его могли украсть прямо с поля, с телеги, из овина…

Вот красноречивый пример бездумных потерь — так называемый «конвейер». В 1930 году газеты начали раскручивать новый передовой метод уборки — без скирдования, дабы уберечь урожай от расхитителей. По задумке, скошенный хлеб следовало сразу обмолачивать и свозить на заготовительные пункты. Газеты начали, на местах радостно подхватили, противников «конвейера» обвиняли в правом уклоне. В итоге выяснилось, что сам метод являлся левацким — хлеб, брошенный на поле, в ожидании обмолота вполне успешно гнил, чем изрядно подпортил показатели рекордного урожая.

В 1932 году уборочные работы проводились классическим методом, но из рук вон плохо. Именно на этот год приходится «черная точка» во взаимоотношениях крестьян и власти, пик бардака «сверху» и пик пассивного сопротивления реформе, проявлявшегося как в саботаже и вредительстве, так и в банальном нежелании что-то делать. Работали на полях так, что глаза бы не глядели — не везде, конечно, но много где…

Сводки Наркомзема и ОГПУ сообщают о задержках покоса, отчего зерно осыпалось на корню, о разрыве между косьбой и скирдованием, по каковой причине гнил брошенный в поле хлеб, о том, что плохо заскирдованное зерно прорастало. А случалось, что колхозники просто бросали хлеб в поле и расходились на заработки.

Каковы были потери в 1932 году? Виктор Кондрашин пишет:

«Уборочная страда 1932 г., как и посевная и прополочная кампании, прошли крайне неудовлетворительно с точки зрения соблюдения правил агротехники. Срывы сроков уборки, качество молотильных работ и небрежная перевозка убранного хлеба обусловливали огромные потери урожая. Если в 1931 г., по данным НК РКИ, при уборке было потеряно более 150 млн ц (около 20 %) валового сбора зерновых, то в 1932 г. потери урожая оказались еще большими. Например, на Украине они колебались от 100 до 200 млн пудов. По данным годовых отчетов колхозов и совхозов, потери зерна от засухи и при уборке в 1932 г. достигали 15 млн т, то есть почти 30 % выращенного урожая. В целом по стране не менее половины выращенного урожая осталось в поле»[188].

Какая-то несколько странная арифметика. Если говорить об Украине, то «от 100 до 200 млн пудов» — это примерно от 11 до 22 %, а вовсе не «еще больше 20 %». И если потери достигали 30 % выращенного урожая, то почему «половина зерна осталась в поле»? Но все равно потери были большими, недопустимо большими.

«Почему так произошло?» — спрашивает автор. И делает вывод: «Ответ на этот вопрос очевиден. Все нарушения агротехники — результат насильственной коллективизации…»

В общем-то, конечно, так оно и есть. Примерно так повышенная температура является результатом прививки — но хоть и плохо человеку, а делать-то прививку все равно надо! Впрочем, изучение истории того времени учит осторожности — в первую очередь по отношению к очевидным ответам.

Вот, например, самый простой комментарий к данному постулату: результатом коллективизации стали не все нарушения агротехники, а лишь избыточные, сверх тех нарушений, которые имелись изначально. Посевную затянули? Ее затягивали и раньше — то пасхальная неделя придется на урочное время, то лошади нет, то надо долги отрабатывать. Поперечной вспашки не было? Так ее и в единоличных хозяйствах не было. Зерно осыпалось? Так оно и раньше осыпалось, пока хозяин полоски за долги работал на кулака. И так далее, и тому подобное…

Или вот, например, самый простой вопрос: а все ли эти миллионы пудов были потеряны? Или часть их лишь списали на потери, а на самом деле украли? Или почему годом позже насильственная коллективизация никак не сказалась на работе, а в 1932-м привела к таким прискорбным последствиям?

…Но все же сказывалась и коллективизация — точнее, не она сама, а «перегибы», на которые были так щедры гоняющиеся за показателями совчиновники и рвущиеся в коммунизм молодые партийцы. То загоняют всех в колхозы насильно, под угрозой раскулачивания, то обобществляют все, вплоть до курей, то в погоне за дисциплиной вводят телесные наказания (бывало и такое!), а то, наоборот, актив пьянствует, а работа стоит. Именно в тех районах, где особо свирепствовали «перегибщики», был самый большой падеж скота, и там же — самые большие приписки и самые свирепые хлебозаготовки. Все это проявления одного и того же стиля руководства. И, как следствие этого стиля, там же была самая худшая работа в колхозах и самые большие потери.

Ну, а когда власти начали наводить порядок, многие на местах восприняли это как провал коллективизации и возврат к прежней жизни — курей-то вернули, и даже коров позволили держать, а стало быть, и колхозов скоро не будет, так чего ради пупок рвать?

В общем-то, людей можно понять, и кидать в них камень рука совершенно не поднимается. Какой смысл трудиться, если выращенное все равно заберут, не оставив даже на самое скудное пропитание? Где-то колхозники отказывались выходить на поля, пока не выдадут хлеб, где-то просто не выходили или работали из рук вон плохо. Не везде, конечно.

Из донесений ОГПУ четко прослеживались стадии развития той болезни, которая вскоре отзовется смертельным голодом. Там, где имели место «перегибы» при коллективизации, образовывались слабые и рыхлые колхозы; слабые колхозы не смогли справиться с планом хлебозаготовок 1931 года; «перегибы» при хлебозаготовках 1931 года отозвались голодом среди колхозников весной 1932 года; все это вылилось в массовые выходы из колхозов, волынки, уход на заработки и отказы от работы летом 1932-го.

«Обращает на себя внимание падение трудовой дисциплины в колхозах, пораженных выходами (из колхозов. — Авт.) Значительные размеры в этих колхозах приняли невыходы колхозников на работу, особенно тех, кто подал заявление об исключении из колхоза. Это во многом является также следствием неорганизованного отходничества и поездок колхозников в разные местности за хлебом. В 150 колхозах, где отмечены выходы, взятых на выборку, не выходит на работу такое количество колхозников: до 70 % — в 20 колхозах, до 50 % — в 43, до 40 % — в 60, до 30 % — в 27.

…Тенденции к выходам и выходы из колхозов имеют место, главным образом, там, где вопросам организационно-хозяйственного укрепления колхозов не уделялось и не уделяется достаточное внимание и, в основном, вызваны: а) низкой нормой выработки, задолженностью по трудодням; б) бездеятельностью, бесхозяйственностью и недочетами руководства (обратите внимание: какого именно руководства, не уточняется. То есть, все хороши. — Авт.); в) допущенными классовыми искривлениями (опять же, не уточняется, в какую сторону. Впрочем, они нередко бывали двусторонними: терроризировали середняков и привечали кулаков в одних и тех же местах. — Авт.); г) нечутким отношением к нуждам колхозников; д) продовольственными затруднениями…»[189]

Ну, и кулацкой агитацией, как водится — куда ж без нее…

Причем, что интересно: если местное начальство вовремя спохватывалось, то достаточно было простой разъяснительной работы, чтобы народ пошел обратно в колхозы и вышел на поля. Ну, а если начальство было озабочено не работой, а поисками фарфоровых сервизов для жен и кресел-качалок себе под задницу — там все разваливалось.

…Все это тоже снижало валовый сбор относительно рассчитанного по среднему урожаю. Поэтому, когда подошло время разверстки планов, результаты оказались катастрофическими. Вот какие донесения шли из самых разных районов Украины:

Из докладной записки ГПУ Украины. 22 августа 1932 г.

«…Среди части руководящего состава районных работников отмечается неверие в реальность хлебозаготовительных планов…

…Председатель РИКа Редченко по вопросу о хлебозаготовке в кругу членов комиссии по разверстанию районного плана говорил: „План прикончит район. Он, конечно, невыполним и совершенно нереален“…

…Зав. семотделом Селин заявил: „Хлебозаготовительный план нереален. Этим планом мы ставим под угрозу существование колхозов, особенно имея опыт прошедшей весны“…

…Секретарь РИК Красилин, возвратившийся с областного совещания по хлебозаготовке, среди районных партийно-советских работников говорил: „В области нам нельзя было говорить, так как несмотря на наши уверения, что план большой, что средняя урожайность района преувеличена, т. Чернявский задал только один вопрос: „А как, по-вашему, план по области реальный, или нет?“ — пришлось ответить, что реальный. „А раз реален, — говорит т. Чернявский, — то кому-то надо выполнять“. И пришлось принять…“

…В районе среди партактива развиты настроения, что данный району план в количестве 72 150 ц нереален и невыполним. В подтверждение этого приводятся данные, что в прошлом году, несмотря на лучший урожай и большую площадь посева, было заготовлено 60 тыс. ц хлеба…

…По мнению ряда районных работников, после выполнения районом плана хлебозаготовок в 86 049 ц, в районе останется лишь 24 991 ц хлеба…

Отдельные районные руководящие работники высказывают мнение, что план хлебозаготовок на 1932 г. нереальны, ибо по плану надлежит сдать 600 тыс. пуд, а по предварительным подсчетам сдать государству можно будет только 250 тыс. пуд.

…Председатель РКСоюза Приходько по вопросу о хлебозаготовке среди районных работников высказался: „План нереальный, опять у колхозников заберут хлеб и оставят их голодными, для посева не останется семян“. Председатель райплана Дюжник, поддерживая Приходько, заявил: „Ну и чудак ты, Приходько, мы с тобой исполнители: приказали — надо выполнить, вот и все“…»

В 1932 году с планами вообще творилось что-то невообразимое. Виктор Кондрашин пишет, что уже объявленные планы были повышены для районов, где имелась возможность выкачать больше хлеба. Так, для Вешенского района план увеличился на 250 %. Далее:

«Если в 1931 г. план хлебосдачи для Клетского района был установлен в 17,9 тыс. т, то в 1932 г. он составил 36, тыс. т. Нижне-Чирскому району в 1932 г. установили план хлебозаготовок в 52 тыс. т, в 5,1 раза больше, чем в 1931 г. Такое резкое повышение хлебозаготовительных планов было обусловлено благоприятными погодными условиями 1932 г., которые в этих районах позволяли вырастить хорошие урожаи зерновых культур. Именно страх крестьян перед огромными размерами установленных для их колхозов планов хлебозаготовок тормозил ход уборки урожая»[190].

Последний вывод, безусловно, имел место. Но какими благоприятными условиями можно объяснить повышение плана хлебосдачи в 5 раз?! Что, гектар принесет 250 пудов вместо обычных 50? И потом, если планы по районам были повышены в два, три, пять раз — то почему государственный план остался на уровне прошлого года, а потом был снижен? Куда делись выкачанные из деревень дополнительные тысячи и десятки тысяч тонн? Куда вообще делся урожай? Не весь же он осыпался в ходе уборки?

Сколько стоит сердечное согласие?

Есть и еще один очень интересный вопрос: этот повышенный в три-пять раз план зафиксирован где-нибудь в областных документах? Или только в районных?

Это отнюдь не праздный вопрос, поскольку именно на стыке район — хозяйство система теряет четкость и начинает дрожать дымным маревом. Потому что одним хозяйствам спускали план больше намолоченного, но с другими поступали куда более гуманно.

…Естественно, каждое хозяйство хочет скостить себе план. Но как это сделать? Довольно простой способ — доказать, что у тебя в хозяйстве неурожай, хлеба нет и не предвидится. Однако одного лишь заявления мало, не то все бы были такие умные. Именно с этой целью сидят в райцентре разные контролирующие инспекции и управления.

И тем не менее, в некоторых районах, как гласят сводки ОГПУ, сокрытие урожая стало массовым явлением. Не повсеместно, а именно в некоторых районах — это важно.

Один из самых распространенных способов сокрытия — списание части посевов как погибших. Еще один способ — преуменьшение урожайности. В обоих случаях можно убить сразу двух зайцев: во-первых, уменьшается план, а во-вторых, появляются «мертвые центнеры», не фигурирующая ни в каких документах «неучтенка», которой правление колхоза может распоряжаться, как захочет.

Но дело в том, что ни первую, ни вторую операцию невозможно провернуть без сердечного согласия с районными властями. А как достигается сердечное согласие? Неужели только за счет горьких жалоб на жизнь? В кино, может быть, и так — а в реальности соловья баснями не кормят.

Масштабы явления просто поражают воображение. Вот, например, несколько примерчиков сводки ОГПУ по Нижне-Волжскому краю:

«В результате понижения сведений об урожайности только по 5 колхозам 4 районов укрыто 4885 ц. С 96 297 га посевов двух кантонов АССРНПукрыто свыше 30 тыс. ц хлеба…»

Получается в среднем по 100 т хлеба на колхоз в первом примере. Если брать записанную в инструкции одну треть сбора, то каждый из колхозов скостил себе план на 33 тонны. А два обозначенные кантона уменьшили задание по хлебосдаче на 500 тонн. Соответственно, в первом случае у каждого хозяйствующего субъекта появилось по 66 тонн неучтенного зерна, во втором — по 1000 тонн.

«…В Костаревском колхозе урожайность ржи была определена в 4 ц 1 га… Обмолоченные 96 га ржи дали 64[191] ц зерна, т. е. 6,7 ц с 1 га. Секретарь колхоза, давший в МТС эти сведения, получил за это от сельских организаций (сельсовета, правления колхоза) выговор. Ему заявили: „Ты подводишь сельсовет и правление“».

Этому секретарю еще повезло. А случалось, что и привлекали к административной ответственности.

«В колхозе „Трактор“ оставлено 64 ц хлеба для кур, которых колхоз не имеет. На имеющихся 53 головы свиней из расчета 2 кг в день оставляют фонд в 310 ц. Между тем, взрослых свиней только 6 шт., а остальные — от 1 до 3 месяцев возраста… Аналогичные факты отмечены по колхозу „Красная Заря“»[192].

Сейчас скажут, что хлеб был оставлен, чтобы спасти от голода семьи колхозников. Может быть, и так — но не факт. Из чего это, собственно, следует? Почему предназначено укрытое зерно именно для раздачи на трудодни, а не для того, чтобы продать его, а деньги поделить с покровителями из района?

Итак, район по отношению к некоторым хозяйствам проявил максимум доброты. Но теперь нужно выполнять план. С кого станут взыскивать хлебопоставки, не полученные с «погибших» и «малоурожайных» посевов, если «план — закон»? Ясно, с кого — с тех хозяйств, которые не смогли достичь сердечного согласия с районными властями, и поэтому никакой доброты им ждать не приходится. И наваливают на них поставки «за себя и за того парня».

Может быть, и существуют в природе иные объяснения трех-пятикратного увеличения планов. Но нам они в голову не приходят..

Кстати, пустячок, а цепляет. Из тех же сводок ОГПУ мы узнаем, что в районах практиковался сбор «на местные нужды» не только сверх плана, но зачастую и вообще без какого бы то ни было оформления. Вот данные только по одному Екатериновскому району Нижне-Волжского края.

«Районная комиссия наряду с установленным для района планом хлебозаготовок дополнительно по колхозам распределила задание по 1,6 тыс. центнеров для местного снабжения.

Совхозу „Индустриальный“ сверх общего плана предложили сдать еще 75 ц. Руководство сбором этого хлеба комиссия возложила на райснаботдел, которым уже получено 40 ц от совхоза „Индустриальный“. Колхозам было предложено сдать определенное количество хлеба сверх плана без каких-либо объяснений.

13 августа райснаб Перфилов предложил пред. Колхоза с. Упоровского вывезти 16 ц пшеницы. Когда пред. колхоза узнал, что хлеб не войдет в колхозный план хлебосдачи и отказался выполнять распоряжение Перфильева, последний обещал „сводить пред. колхоза в райком“».

А вот как вы думаете, когда будут разверстывать дополнительный план хлебосдачи, «в помощь» отстающим хозяйствам, сколько навалят на непонятливого председателя?

Кстати, о райкоме. С ним вышла и совсем уж очаровательная история.

«РУП ГПУ 13 августа с. г. поставил на закрытом заседании бюро РК вопрос о прекращении этого сбора, но бюро РК ВКП(б) не согласилось с предложением и секретарь РК ВКП(б) Терехов заявил: „Я считаю действия комиссии в распределении 1,6 тыс. ц по колхозам и 75 ц по совхозу для местного снабжения вполне верными, ибо других исходов РУП ГПУ не предлагает. Актив района нам снабжать нужно. Отпускаемого краем для райактива недостаточно“… Протокол бюро РКВКП(б) писать отказались, и когда РУП настаивал на вынесении официального решения, секретарь райкома Терехов заявил: „Если тебе это надо — пиши“»[193].

1,6 тыс. центнеров — это около 10 тысяч пудов. Интересно, сколько в районе активистов, не имеющих другой работы, если только для дополнительного их снабжения (а есть ведь еще и основное) требуется 10 тысяч пудов хлеба?

Это все поверхностные наблюдения чекистов, выполняющих в данном случае не прямые, а дополнительные свои обязанности. А если начать расследовать эти факты, да копнуть поглубже? Ясно ведь, что сокрытие урожая не обходится без взяток, что любая «неучтенка» тесно сопряжена с воровством.

Иной раз «копнуть» удается. И тогда разматываются такие клубки, что аж жутко. Вспомним еще раз уже цитировавшееся письмо секретаря парткома ЦКК КП(б)У Киселёва. Оно вовсе не ограничивается тем, что мы уже читали.

«За последнее время, в связи с выявившимися фактами грубейшего извращения линии партии, нарушения революционной законности, злоупотребления, голого администрирования и издевательского отношения к крестьянам-единоличникам, колхозникам, а кое-где и к рабочим, имевшими место в ряде районов при проведении истекшей хлебозаготовительной кампании, мобилизации средств, подготовке к весеннему севу и т. д. — мы особенное внимание уделили расследованию заявлений и жалоб на незаконные действия чл. партии, а также разбору дел об искривлении и извращении линии партии.

…Наиболее характерным является дело Глуховской верхушки.

В Глухове начиналось, как будто с пустяков — кого-то финотдельские работники неправильно обложили налогом, у кого-то поспешно изъяли, за неуплату, имущество и т. д. Когда же мы по одной жалобе выслали члена ЦКК для расследования и немного покопали на месте, то выявили настоящий гнойник и разложение ряда районных работников. Кампания по мобилизации средств (да и другие) в Глухове проводилась исключительно мерами административного нажима и репрессиями. На этой почве — пышно расцвело своеволие, массовые репрессии, присвоение вещей, незаконные конфискации, разбазаривание, хищения, взятки и т. д. Причем работники финотдела и финчасти РИК’а, чтоб обеспечить себя и прикрыть свои уголовные преступления, втянули в дело разбазаривания и конфискованного за неуплату имущества некоторых районных ответственных работников. Таким образом оказались замешанными пред. РИК’а Гречко, член партии с 1919 г., пред. горсовета Ланге… прокурор Кузьминский, врид. нач. райотдела ГПУ, отчасти и зам. пред. ККРКИ т. Францев… и ряд других — всего 25 человек.

За короткий срок было разбазарено и расхищено имущества на 50 тысяч рублей. Доходило до того, что когда пред. РИК’а т. Гречко захотелось иметь качающееся кресло, то работники финотдела начали усиленные поиски, нашли такое кресло у какого-то инженера, придрались за что-то к нему, обложили налогом, дали весьма ограниченный срок для оплаты, потом описали кресло и доставили его Гречке. Инженер подал в РИК жалобу на незаконное обложение, РИК конечно налог снял, но кресло финотдел не возвратил, мотивируя, что оно продано с торгов и неизвестно кому…»[194]

Милые ребята, не правда ли? Как видим, нет никаких «застенчивых воришек», честных и грубых партийцев-перегибщиков, врагов с загадочным выражением лица и прочих киношных персонажей. Есть оборзевшая от безнаказанности сволочь, тупая, жадная и наглая. Часть этой сволочи подметут в ближайшем времени по «Указу семь-восемь», большинство остальных добьют в 1937-м, кое-кого в 1939-м. Некоторые, к сожалению, уцелеют и даже сделают карьеру…

Это и есть те, кого мы ищем, — непосредственные организаторы голода при вполне приличном урожае. Именно они разваливают все, к чему прикасаются (за исключением того, что прилипает к их рукам). Они берут взятки с хозяйств, а в те, что не платят, спускают невыполнимые планы, а потом посылают вооруженные отряды ничего не ведающих комсомольцев для их выполнения. Они же трусливо замалчивают беду тогда, когда еще можно помочь, — авось как-нибудь само рассосется, поголодают людишки, но не помрут же. К ним же относятся и те члены правления колхоза, которые в ответ на просьбы о хлебе со смехом заявляют, что социализм не пострадает.

Сейчас, впрочем, таких тоже полно. А вот стрелять их, к сожалению, уже некому…

Но мы так и не поняли: куда же девался хлеб? Да, были приписки, саботаж, «волынки», сорняки и недосевы, потери при уборке и перевозке — но не могли же они сожрать 72,8 % выращенного урожая!

Более того, если мы обратим взоры на передовые хозяйства, то увидим совершенно удивительные вещи. Колхоз «Перемога» Харьковской области. В 1932 году на трудодень выдано 1 кг 700 г хлеба и 72 копейки деньгами вместо 390 г и 39 копеек в 1931 году. Колхоз «Красный герой» (Нижняя Волга): выдано 2 кг 350 г против 1,5 кг в 1931 году. Колхоз «Красный пролетарий» (Нижняя Волга) — 2 кг 200 г хлеба на трудодень. Колхоз «Путь к новой жизни» (Нижняя Волга) — 4 кг на трудодень против 2,3 кг в 1931 году. Колхоз «Красный агроном» (Мордовская АО) — 6 кг. Колхоз «Бляк булл» (Татарская республика) — 7 кг на трудодень[195]. Большей частью все перечисленные хозяйства находятся в Поволжье, которое тоже пострадало в 1933 году от голода.

Напоминаем, что трудодень — это не один день, проведенный в поле, это единица учета труда. В 1936 году средняя выработка на один колхозный двор составляла 393 трудодня. Надо полагать, что в 1932 году в передовых хозяйствах выработка была не меньше. Вот и считайте…

А куда делся хлеб в остальных колхозах, если не было тотального неурожая? Может быть, имелся еще некий фактор?

Фактор, конечно, имелся, и лежит он на поверхности, возвышаясь, как тот самый слон из басни. И чтобы увидеть его, надо всего-то отрешиться от базовой теории, согласно которой в советской аграрной реформе первична идеология, и что советская власть вела войну с собственным народом по причине его «мелкобуржуазной психологии», а поискать какую-нибудь иную мотивацию. И тогда мы все увидим и все найдем.

Речь идет о знаменитом «Законе о трех колосках». Нынешние историки пытаются доказать, что таким образом государство боролось с голодающими крестьянками, которые брали на колхозных полях чуть-чуть хлеба для своих детей. Вообще голодные дети — очень удобный образ. За их невесомыми телами можно спрятать все что угодно. Например, таких же детей, тысячами умиравших от голода потому, что был разворован хлеб, честно заработанный их родителями на колхозных полях.

Как бы то ни было, постановление было принято. А значит, в стране творилось нечто такое, что заставило его принять.

Сколько весит «колосок»

Итак, начнем, пожалуй, с колосков. Тех самых, о которых статья в «Википедии» гласит: «Закон часто применялся в случаях, не представлявших никакой социальной опасности. Например, название „закон о колосках“ он получил из-за того, что по нему осуждались крестьяне, занимавшиеся срезкой неспелых колосьев зерновых». То есть идет по краю полей женщина, настрижет ножницами пару десятков колосков, а ее за это — на десять лет.

Ну, а теперь посмотрим, как это выглядело в натуре.

Из сводок ОГПУ. Лето 1932 г.

«Особого внимания заслуживают хищения колхозного хлеба, выразившиеся в ряде мест в срезании колосьев, растаскивании снопов и обмолоте их, а также и хищении зерна во время молотьбы… Эти хищения во многих случаях производятся единоличниками, выходцами из колхозов и колхозниками, имеющими незначительное количество трудодней».

Проще говоря, зачем работать, если можно украсть?

«В с. Липецком 25 июля несколько групп крестьян — по 10 и больше человек в каждой группе — вышли на близлежащие посевы соседнего с. Александровки и стали срезать колосья и, таким образом, набрали 25 мешков колосьев…»

Как видим, срезание колосков — это не женщина с ножницами, это хищническая уборка хлеба, когда забирают только верхушки, оставляя на полях пустую солому. В доколхозной деревне непросвещенные селяне за такие фокусы на чужом поле могли взять в колья, а в голодный год и убить — запросто. У них было свое представление о социальной опасности.

Теперь о масштабах.

«Массовые хищения хлеба отмечены по большинству колхозов. В с. Водяное у одного единоличника обнаружено колосьев около 20 пуд. В с. Погромное в расхищении хлеба участвовали 40 единоличников и около 100 колхозников. На мельнице обнаружено 200 пуд. хлеба, привезенного единоличниками (похищенный в колхозе)…»

«В Туловке у некоторых колхозников и единоличников… обнаружено по 15–20 пудов похищенного хлеба… Хищение хлеба идет, главным образом, путем обрезания колосьев со снопов и обмолота их…»

«В Летошском колхозе… ни одна бригада в течение двух дней не выходила на уборку хлеба, колхозники вместе с членами семьи массово срезали колосья со ржи для личного употребления (за два дня было срезано с площади в 10 га)».

Если, допустим, урожайность по 5 ц с гектара, то за два дня колхозный урожай облегчили на 5 тонн. Были, впрочем, и другие способы.

«В Березовке ежедневно 50 колхозников, идя с уборки, захватывают с собой по большому снопу. Похищенный хлеб размалывается на специально устроенных ручных мельницах, которых за последние дни изъято 8 штук. Для устройства этих мельниц в ряде случаев воруются шестеренки от жнеек, выводя их из строя».

Тут дело не столько в снопах — много ли в том снопе хлеба? Ну, килограмм десять-двадцать. Тут замечательно другое: ради того, чтобы сварганить грошовую мельничку, запросто ломают дорогие сельскохозяйственные машины. Самим же придется косами махать! Или опять машины разоряют одни, а машут косами другие?

Иногда «социальная неопасность» огрызалась огнем.

«В ночь на 13 июля колхозник-активист Франк Андрей Богданович и пред. колхоза Кузнецов с целью обнаружения хищения хлеба направились в поле для окарауливания. На следующий день Франк А. Б. был найден убитым…»

«В ночь на 27 июля активист, член сельсовета Осин Александр Осипович выехал в поле с целью осмотреть свой участок, так как являлся бригадиром, где захватил граждан за обмолотом колхозного хлеба. Осин с целью предупреждения произвел выстрел вверх, в ответ неизвестный выстрелил в Осина, ранив последнего в область живота. Занимавшиеся хищением установлены и являются колхозниками из с. Урица…»

Кстати, насчет социальной опасности мелких краж можно бы и поспорить.

В июле 1933 года бюллетень «На фронте сельскохозяйственных заготовок» писал:

«В прошлом году в Краснодарском районе (Сев. Кавказ) кулак, воспользовавшись притуплением классовой бдительности парторганизаций и сельсоветов, расхитил около половины колхозного урожая. По предварительным подсчетам, в хлебозаготовительную кампанию 1932 года в районе было найдено около 37 тыс. центнеров хлеба в кулацких ямах, уворованного на колхозных полях»[196].

Вот тебе и «курочка по зернышку клюет». Тут скорее уместна другая пословица: «Маленький ротик, да большой животик».

Тем летом колхозы поразила подлинная эпидемия воровства. Люди, которые в обычных обстоятельствах не запятнали бы себя кражей, несли, перли, тащили, и далеко не всегда в предчувствии голода, а просто повинуясь стадному чувству, только потому, что так делали все. Если бы не воровали и хотя бы относительно нормально работали, то и голода бы никакого не было — урожай-то поднимался вполне пристойный…

Ну да ладно. Как обычно бывает в действиях скопом, толпа тащит понемногу, а под ее прикрытием серьезные люди обделывают уже серьезные дела.

«В с. Гримм группа кулаков (19 чел.) систематически занималась организованным хищением хлеба. Было расхищено свыше 6 тыс. пуд. Хлеб продавался… по спекулятивным ценам…

Массовым хищением хлеба охвачено много сел. В селах Вязовка и Б. Морец хищение производилось целыми группами, похищенный хлеб ими продавался или укрывался. У некоторых из расхищавших обнаружено по 150 пуд. хлеба. В числе участников хищения есть родственники раскулаченных и быв. жандарм… Всего расхищено хлеба около 1 тыс. пудов, арестовано 15 чел…

В с. Двоенки расхищено хлеба около 1,5 тыс. пуд. Хлеб растаскивался колхозниками и единоличниками. Группа зажиточных (9 чел.) организованно и систематически расхищала колхозный хлеб…

В с. Федоровка обнаружена яма на 1 тыс. пуд., в с. Докторовке — 2 ямы на 2,4 тыс. пуд., в с. Любавино — 1 яма на 493 пуд. инициаторами укрытия хлеба являлись кулаки и зажиточные (13 чел.)».

«В Богодуховском районе ликвидирована группировка из 14 чел. (6 кулаков, 6 середняков и 2 бедняка), которая при содействии пом. завхоза, объездчика и бригадира расхитила из совхоза свеклотреста свыше 300 пуд. хлеба. При обыске обнаружена тонна похищенного хлеба».

Эти примеры собраны со всей страны. То же самое, естественно, творилось и на Украине. Только за две недели, с 1 по 15 октября, по Киевской, Винницкой и Харьковской областям УССР было заведено 697 следственных дел по хищению хлеба. По 25 районам одной лишь Днепропетровской области за хищение и разбазаривание хлеба заведено уголовных дел на 2234 человек, из которых 1669 человек привлечено к судебной ответственности. К ноябрю только по 34 районам одной лишь Харьковской области за кражу и растрату хлеба возбуждено 854 дела.

В ноябре по делам «сельской контрреволюции» — то есть не только за воровство, но и противодействие хлебозаготовкам (впрочем, одно тесно связано с другим: чем меньше зерна получит государство, тем больше можно украсть), а также за антисоветскую агитацию в УССР было арестовано 8881 человек, среди которых более 2 тысяч бывших петлюровцев и махновцев. Но это не так важно, а вот обратите внимание: в числе арестованных — 311 председателей колхозов, 702 члена правлений, 127 счетоводов и бухгалтеров, 125 бригадиров, 206 кладовщиков, завхозов и весовщиков. Эти последние вряд ли взяты за агитацию…

Но и это еще, в общем-то, семечки…

Горестная история кукурузного спирта

Зерно тащили везде, по всей стране. Но Украина сумела отличиться совершенно особым образом, удивив даже мало чему удивлявшегося Сталина.

15 апреля 1932 года заместитель управляющего 1-м трестом «Союзспирта» направил письмо в четыре адреса: ГПУ УССР, главмилиции УССР, в Управление Союзспирта и в Наркомснаб УССР. В письме он сообщал, что в последнее время украинские крестьяне повадились устраивать налеты на склады сырья винокуренных заводов, находившиеся как на территории самих заводов, так и на железнодорожных станциях.

29 февраля 1932 г. толпа в 600 человек совершила налет на Кибинский винзавод (Миргородский район), разграбив до 100 тонн кукурузы.

1 марта крестьяне села Ишейчино Богодуховского района и близлежащих хуторов, собравшись толпой в 200 человек, вооруженные холодным оружием и обрезами, с криками и выстрелами ворвались на заводскую территорию и набрали кукурузы.

10 марта. Спецковский винзавод на Сумщине сообщает, что днем и ночью группы от 60 до 100 человек практически открыто входят на территорию и грабят склады.

11–16 марта. Целая серия налетов на Медведевский винзавод. Количество налетчиков доходит до 400 человек, с лошадьми и подводами, вооруженные холодным оружием и обрезами.

22 марта. Крестьяне села Писаревки Золочевского района ворвались на территорию Братеноцкого завода и разгромили амбар с обмолоченной кукурузой.

26 марта. Нападение на склады Наумовского винзавода (Сумы) — разграблено до 200 пудов.

30 марта на том же заводе неизвестные пытались ограбить заводской транспорт — однако не вышло, работники транспорта отбили нападение.

1 апреля. Ночное нападение на склады Наумовского завода на Сумщине — отбито работниками завода и охраной[197].

Более подробно о том, как это выглядело, рассказывается в письме директора Ивашковского винокуренного завода.

«В ночь под 11–12 апреля толпа в 200–300 человек пыталась прорваться в заводские склады набрать кукурузу в качанах.

Силами местных организаций толпа была разогнана и задержано было человек 70.

После проведения среди них разъяснительной работы выяснилось следующее: в налёте участвовали окружающее население на расстояние 25–30 вёрст, из них большинство колхозники, которыми руководили кулаки, кроме того, из показаний задержанных в организации налёта участвовал председатель колхоза имени Ворошилова, Барановского сельсовета Золочивского района, который скрылся неизвестно куда».

Неужто кулаки пожалели голодающих односельчан? Свежо предание, но верится с трудом. Скорее уж односельчане за участие получили по один-два пуда, а остальное организаторы налета вывезли. Возможно, туда, куда скрылся председатель колхоза имени Ворошилова.

«В ночь под 13 апреля на территории завода прибыла более мощная толпа до 300 человек, в которой участвовали кроме граждан Золочевского района, граждане сел Пересечной и Ольшаны Харьковского Горсовета. Толпа была более организована, чем раньше, работала по заранее обдуманному плану. Руководители были села Пересечного и Ольшаны, каковых выяснить не удалось.

Из местного населения организатором налета был кулак Барановского сельсовета хут. Ковтунов Штепа Терентий и второй кулак Ивашковского сельсовета Захарченко Иван Михайлович, который тесную связь имел с сёлами Пересечная и Ольшаны.

Последний скрывался от власти пять месяцев и работал в Харькове в одном из заводов.

Захарченко Иван Михайлович задержан и направлен в распоряжение Золочевской Раймилиции. В эту же ночь расхищено было кукурузы в качанах до 300 пудов.

В ночь под 14 апреля ожидалось прибытие более мощной толпы и более организованной, к чему мы заранее подготовились для дачи отпора, но ночь прошла спокойно.

Получивши сведения, что налет будет совершен под 15 апреля, о чем были поставлены в известность все районные соответствующие организации. На месте были мобилизованы партийные организации и прилегающий сельский актив в 50 человек, кроме того было выслано Золочевской Раймилиции и ГПУ, которое прибыло в количестве до 15 человек конных. В этот же день прибыл в Золочев часов в 9 вечера председатель РИК’а и Уполномоченный Областкома по проведению посевкомпании в Золочевщине и председатель Областного суда — он же член ВУЦИК’а, начальник Раймилиции и судебный следователь, при чем к тому времени по полям к станции Одноробовки на расстоянии 3–4 клмтр. стали собираться группы от 50 до 100 человек. К 12-ти часам все эти группы сконцентрировались в одном месте около пакгайза ст. Одноробовки, организованным порядком в количестве до 1500 человек, которые вооружившись огнестрельным и холодным оружием, а остальная масса кольями.

На станцию Однорубовку выехал председатель РИК’а, Представитель Областкома и ряд др. товарищей для проведения среди прибывшей толпы раз яснительной работы дабы ликвидировать налет.

После продолжительных разговоров толпа была склонна уйти мирным порядком по домам, но организатор этой толпы угрозами заставил последних не откалываться от них, и с выкриками контрреволюционных угроз направились по направлению завода. Подойдя к территории завода, наткнувшись на нашу охрану и несмотря на то, что со стороны нашей охраны было несколько предупредительных выстрелов вверх, толпа не остановилась и ворвалась на склады завода и стала грабить кукурузу в качанах.

Набор кукурузы проводился по команде организатора налета, кроме того пытались сломать замки на амбарах, где находится разное зерно, но им это не удалось ввиду наличия сильных запоров и, кроме того, наша охрана перегруппировалась и пошла в контрнаступление на налетчиков.

Толпа налетчиков, набравши в мешки кукурузы, в панике стала отступать, часть из них побросали мешки на полы и стали удирать, а остальная толпа ушла организованно и отстреливаясь, унесши с собою мешки с кукурузой в количестве до 2000 пудов.

Те которые бросили кукурузу в мешках нами была подобрана в количестве до 200 штук мешков.

Во время отражения налетчиков было ранено холодным оружием одного милиционера и нескольким лицам нашей охраны нанесены были удары палками и камнями.

Со стороны налетчиков был один убитый, который направлен в район для экспертизы. Лично наше мнение, что налет этот не последний, а есть угроза, что налеты усилятся и мы не гарантированы тем, что могут разграбить зерновые склады…»[198]

Вот такая душевная история приключилась. При этом обратите внимание: ни слова о голоде. Если бы крестьянам было нечего есть, эта тема прозвучала бы непременно. Однако говорится лишь об организующей роли кулаков и некоего председателя колхоза (тоже, надо полагать, кулацкого).

Письма руководителей спиртового дела дошли до Сталина — но, похоже, не добрались до украинского руководства. Иначе с чего бы Сталину предлагать генеральному секретарю ВКП(б) Украины ознакомиться с ними. 26 апреля он пишет следующую записку:

«Т. Косиор! Обязательно прочтите приложенные материалы. Если судить по материалам, похоже на то, что в некоторых пунктах УССР советская власть перестала существовать. Неужели это верно? Неужели так плохо дело с деревней на Украйне? Где органы ГПУ, что они делают? Может быть проверили бы это дело и сообщили бы в ЦК ВКП о принятых мерах? Привет. И. Сталин»[199].

Письмо директора винзавода с призывом о помощи Сталин получил от Шкирятова, который в 1927–1934 годах был членом Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б) и членом коллегии Наркомата рабоче-крестьянской инспекции СССР. К нему письмо поступило из Наркомснаба СССР, куда был направлен один из экземпляров.

А что же украинское руководство? Чем оно занято, если не знает, что творится у него под носом?

Не менее горестная история украинского мукомолья

Приключения похищенного хлеба бывали самые разные. Трудно осуждать колхозника, который ворует хлеб, чтобы кормить семью в голодную зиму. Тут нужно судить кое-кого другого. Но далеко не все зерно использовалось таким образом.

Осенью-зимой 1932 года экономическое управление ГПУ УССР заинтересовалось судьбой мерчука — так на Украине назывался гарнцевый сбор, отчисление части зерна за его помол на мельнице. Почему-то выходило так, что зерна в этом году мололи больше, а мерчука получили меньше, чем в прошлом году, что и привлекло внимание экономического управления.

В датируемой 10 декабря 1932 года докладной записке, адресованной лично секретарю ЦК КП(б)У товарищу Косиору, помимо подробной информации о работе на мельницах «преступно-чуждых» элементов — бывших хлеботорговцев, раскулаченных, бандитов и пр., читаем:

«В ходе проверки выявлены факты крупного разбазаривания и прямого хищения мерчука, так:

— По 11 мельницам Укрсельхозмукомолья в сентябре-ноябре м-це разбазарено и расхищено 1800 пудов (Зиновьевский район).

— Правление колхоза „Культура незаможника“ разбазарило 2900 пудов мерчука (Н. Санжарский район).

— На 20 мельницах Краматорского, Артёмовского, Кадиевского и Луганского районов выявлена растрата мерчука — 7000 пудов (Донецкая область).

— По 22-м районам выявлено разбазаривание мерчука 14 000 пудов (Харьковская область).

— На Братской мельнице группа работников, преимущественно из кулаков, тесно связанных между собой, систематически производя расхищение мерчука, перемалывала зерно селянам за взятки крупными партиями. (Братский район).

— На Грушевской мельнице бывш. владелец мельницы раскулаченный Руденко по сговору с Комаровским, бывш. бандитом, систематически обвешивали помольщиков, накопляемые излишки продавали на частном рынке (Грушковский район).

— Такого характера факты хищения мерчука имели место на Акимовской мельнице, на которой работники конторы мельницы по взаимному сговору похищенное зерно продавали на частном рынке по спекулятивным ценам, доходящим до 100р. за пуд (Акимовский район) (при госцене за пуд 1 р. 32 к. — Авт.)

— Заведующий мельницей в Казанке — Мазуренко, член КП(б)У, в прошлом активный участник банды Григорьева (! — Авт.), совместно с приемщиком Рапопортом — в прошлом раввин, систематически производили хищения муки из мерчукового фонда. (Д/Петровская область).

Такого характера факты выявлены по целому ряду мельниц других районов.

Одновременно с проверкой личного состава мельниц периферийными органами ГПУ была произведена детальная проработка деятельности Сельхозмукомолья, в результате чего установлено, что на большинстве мельниц, при переработке крестьянского зерна, получаемая, так называемая „производственная экономия“, достигающая значительных размеров, почти повсеместно расхищалась и разбазаривалась.

…Недодача крестьянину значительного количества муки создала условия, при которых крестьянин избегал перемола зерна на мельницах, объединяемых Управлением „Сельхозмукомолья“»…

Уже само по себе интересно то, что в голодающей республике зерна перемалывают больше, чем в предыдущем году. И тысячи пудов мерчука работники мельниц тащат явно не пухнущим с голоду семьям. И что это за «селяне», которым за взятки «крупными партиями» мелют зерно? Откуда у них вообще в голодный год крупные партии?

Но самое интересное еще впереди. Оказывается, ГПУ Украины выявило множество тайных мельниц, работа которых была вообще никому не подотчетна.

«…Большинством областей самовольно пущен ряд мельниц, не входящих в систему Сельхозмукомолья, так:

— По Одесской обл. выявлено 264 мельницы, производившие тайный помол.

— По одной Д/Петровской обл. выявлено 29 тайных мельниц и допущено к эксплуатации без разрешения Комитета Заготовок 346 мельниц.

— По Винницкой обл. выявлено 38 тайных мельниц и кроме того пущенных в эксплоатацию без разрешения Комитета Заготовок — 43 мельницы.

— По Харьковской обл. выявлено 13 мельниц, производивших тайный помол зерна и кроме того пущено в эксплоатацию без разрешения Комитета Заготовок 18 мельниц.

Это обстоятельство в первую очередь отразилось в значительной мере на выполнении плановых заданий по мерчуку, т. к. ни одна из выявленных как тайных мельниц, так и мельниц, пущенных в эксплоатацию без разрешения Комитета Заготовок, мерчука не сдавали».

Итак, только в указанных областях органами ГПУ лишь за 20 дней обнаружено более 750 тайных и неучтенных мельниц. Чекисты скромно констатируют, что мельницы не сдавали государству гарнцевый сбор — но, в конце концов, это не главное. Что за зерно они вообще мололи? Откуда оно поступало на тайные мельницы? Куда реализовывалась мука? Ведь ее тоже не сдавали! Раз мельницы тайные, работающие без разрешения, то получается, что и зерно на них мололи неучтенное, ворованное и муку использовали по своему собственному усмотрению.

Обратите внимание: в донесении ГПУ указано, что наиболее интенсивно тайный помол шел в Харьковской, Винницкой, Днепропетровской и Одесской областях. Именно в них смертность была наивысшей — в 1933 году там от голода и болезней погибло более миллиона человек.

Столь же горестная история украинского пищепрома

В январе, когда республика уже вовсю голодала, Экономический отдел Украинского ГПУ, в ходе работы по изыскиванию резервов продовольствия, начал проверку хлебозаводов и пекарен Украины. Проверкой установлено «исключительное неблагополучие на всех хлебозаводах и пекарнях». Обратите внимание: на всех!

«Повсеместно вскрыты организованные группы хищников, которые за счет незаконного превышения нормы припека и суррогирования создали „экономию“ хлеба и муки, достигавшую десятков тысяч пудов. В результате буквально на всех хлебозаводах хлеб выпекался и пускался в продажу с повышенной влажностью и кислотностью, а кроме того, с примесями, разрешенными соответствующими организациями…»

Естественно, потребители не заморачивались тонкими вопросами, а прямолинейно валили низкое качество хлеба на «большевиков, которые морят голодом народ».

«…Так, по Зиновьевскому хлебозаводу влажность, как правило, повышалась против нормы на 0,6 %, а кислотность — на 1 %. В результате таких махинаций фактический припек по этому заводу достигал 49,5 %, а организациям он засчитывался в размере лишь 37 %. Таким образом, махинации с припеком давали в руки хищникам 12 % „экономии“ к получаемой муке. Ввиду же огромных количеств муки, пропускаемой хлебозаводами, только по 4-м хлебозаводам — Зиновьевскому, Николаевскому, Житомирскому и Полтавскому — обнаружено 16 190 пудов неоприходованной „экономии“ муки»[200].

Вскрыли и прямые хищения муки, оставленной на заводах в качестве мобилизационного запаса, т. е. на случай войны. В Виннице было украдено 5864 пудов, в Зиновьевске — 2135 пудов, в Николаеве — 2100 пудов и т. д.

Надо полагать, и эти тоже «спасали голодных крестьян»? Увы, нет! За счет «экономии» щедро практиковалось так называемое «самоснабжение» — то есть увеличение норм своим работникам. На заводах этот «доппаек» составлял для рабочих — от 400 до 2000 г, 200–600 г на служащего и до 300 г на иждивенца. Естественно, рабочие молчали — дураки они, что ли, хлебные места открывать? Остальную муку руководство тратило на свои цели — отпускало за взятки, давало взятки, меняло на прочие продукты, просто продавало и т. п.

На какие продукты можно было сменять уворованную муку? Например, на эти…

Из протокола Объединенного заседания Президиума ЦКК ВКП(б) и Коллегии НКРКИ СССР. 15 марта 1933 г.

«О разбазаривании продукции и сырья на кондитерской фабрике им. Карла Маркса в Киеве.

Президиум ЦКК ВКП(б) и Коллегия НК РКИ СССР отмечают, что руководство кондитерской фабрики им. Карла Маркса… за 1932 и 1933 г. допустило массовое разбазаривание готовой продукции (в 1932 г. 300 тысяч пудов кондитерских изделий на 20 миллионов рублей, из них в IV кв. 1932 г. — 114 тыс. пудов; за январь и февраль м-цы 1933 г. разбазарено 2300 пуд. Наряду с этим разбазарено значительное количество производственного сырья: 50 тыс. клг. сахара, 35 тыс. клг. масла и жиров, 74 тыс. клг. муки…»[201]

Это тоже утащено в карманах для голодающих младенцев? Или все же есть какое-то иное объяснение?

Где находится прорва?

Ну что ж, теперь мы знаем, куда девался тот хлеб, которого не хватило украинским селянам, чтобы дожить до лета. Его разворовали. Тащили с полей, из колхозных амбаров, ссыпных пунктов, элеваторов, вагонов и барж — отовсюду, откуда только можно украсть.

В июле 1933 года ОГПУ выделял восемь наиболее распространенных способов хищения хлеба (стало быть, существовали еще и менее распространенные):

«1. Хищение хлеба на корню группами в 25–50 человек в ночное время под руководством кулаков и раскулаченных.

2. Погрузка на подводы совхозного и колхозного хлеба под видом отправки на приемные пункты и сбыт такового спекулянтам…

3. Широкое использование фиктивных квитанций „Заготзерна“ для уклонения от сдачи хлеба…

4. Расхищение хлеба возчиками при транспортировке…

5. Неоприходование части хлеба, поступающего на заготпункты, элеваторы, мелькомбинаты и последующий сбыт его спекулянтам…»

А потом, спустя много лет, селяне будут рассказывать, как злобная власть накладывала на них все новые и новые обязательства по хлебозаготовкам и вывозила зерно «под метелку». Естественно, накладывали — если обозы из хозяйств ушли, а по данным заготовительных пунктов ничего не сдано.

«…6. Преуменьшение колхозами и совхозами в ежедневных сводках данных о ходе обмолота и в связи с этим сокрытие части зерна.

7. Массовое составление фиктивных актов о порче хлеба, преувеличенных потерях, недостачах и т. д.

8. Обвешивание приемщиками заготпунктов хлебосдатчиков и расхищение образовавшихся излишков»[202].

Добавим сюда еще кражи хлеба непосредственно из колхозных амбаров с продажей все тем же спекулянтам. И невольно возникает вопрос: а куда эту прорву хлеба дели потом?

Что-то осталось в деревнях. Всю голодную зиму там находили и вскрывали ямы с зерном. Но это тот хлеб, который тащили пудами и десятками пудов. Тот, который тащили сотнями и тысячами, в деревне не остался — ушел на черный рынок.

По ходу раскулачивания власти удалось справиться с деревенскими держателями хлеба, но она ничего толком не смогла сделать с ушлыми городскими торговцами, нэпманами. После 1930 года одни из них ушли в тень, другие, наоборот, легализовались, открыв фальшивые кооперативы или устроившись в совторговлю, — представляете, сколько товара можно прокачивать через самый плюгавенький магазинчик где-нибудь в рабочем районе? Золотое дно!

Но у них не было поставщика — раскулачивание смело деревенских скупщиков хлеба. Надвигался голод — золотое время для торговцев продовольствием — а товара не было! Как и в прежние годы, по деревням и базарам пошли агенты.

Из Протокола заседания бюро Одесского обкома КП(б)У от 22.X.32:

«Выявить и привлечь к строжайшей ответственности всех занимающихся скупкой и продажей хлеба не только по базарам, но и вне базаров, что последнее время приняло особенно широкие размеры»[203].

Однако серьезные люди по базарам не мельтешат, у них иные каналы. Они предпочитают договариваться заранее, теперь уже не с кулаками, а с колхозным и районным руководством, с начальниками ссыпных пунктов (на эти должности, кстати, и многие уцелевшие кулаки перебрались). А что зерно краденое, так оно и лучше — дешевле.

Черный рынок превратился в колоссальный пылесос, выкачивающий из деревни зерно. Затхлое, плесневелое, неочищенное, со всей своей ржавчиной и спорыньей, оно перемалывалось на тайных мельницах — контроля-то никакого! — и шло в продажу по вполне официальным каналам, убивая доверчивых покупателей.

Была и еще одна возможность, не менее рискованная, чем внутрисоюзная торговля, но более удобная — контрабанда. Дело в том, что именно на 1932 год в соседних с Украиной дунайских странах, а также в Турции приходится резкое снижение сбора зерновых.

Сбор пшеницы (тысяч центнеров)[204]

Как видим, Румыния, Болгария и Турция, если урожай в них сравнить с 1931 годом, в 1932-м в сумме не добрали более 35 770 000 центнеров (или более 223 млн пудов) зерна.

Лондонская конференция в августе 1933 года констатировала, что в 1932 году дунайским странам (Болгарии, Румынии, Югославии и Венгрии) норма экспорта зерна была установлена в 50 миллионов бушелей. Но в связи с падением сбора зерновых культур они смогли поставить на мировой рынок в 1932 году лишь 7 миллионов бушелей. Суммарный урожай в этих четырех государствах, по сравнению с предыдущим годом, уменьшился на 40 млн центнеров. И даже если вычесть из этой суммы сэкономленные на экспорте 43 млн бушелей[205], то все равно останется дефицит в 30 млн ц, или 180 млн пудов.

Наиболее ощутимо, более чем в два раза, сократился сбор пшеницы у ближайшей украинской соседки — Румынии. В Турции недобор зерна был также велик. Несколько лучше обстояли дела в Болгарии — но тоже ненамного.

А к чему приводит неурожай в странах с рыночной экономикой? Правильно, к резкому повышению цен на хлеб на внутреннем рынке. Так что зерно в тот год было выгодным контрабандным товаром, особенно на Украине, у которой имелся удобнейший канал связи с заграницей, позволявший перевозить большие партии товара — Черное море с его пологими песчаными берегами. Подвести к дикому пляжу шаланду, подогнать телеги, быстренько покидать мешки — и вперед. Судно-маломерка на воде практически незаметно, если что, сможет «закосить» под рыбацкое. А берет на борт, между прочим, от 6 до 10 тонн. Под парусом расстояние до Турции можно пройти за 3 дня, до Болгарии за два, до Румынии за ночь, на моторе — еще быстрее.

Вспомним очень странный момент из цитировавшихся нами воспоминаний азовского рыбака: «И хотя власти в колхозных рыбацких артелях конфисковали все большие баркасы…» С какой целью их могли конфисковать, если не затем, чтобы противостоять контрабанде? Или, наоборот, осуществлять контрабанду, продавая без учета конфискованные суда? Власти, как и правоохранители, тоже ведь бывали разными…

Слабость терапии оборачивается ножом хирурга

Одной из причин такого положения вещей являлся советский Уголовный Кодекс, в полной мере выразивший революционное презрение к собственности. Меры наказания за воровство определялись статьей 162 УК от 1926 года:

«Ст. 162. Тайное похищение чужого имущества (кража) влечет за собой:

а) совершенное без применения каких-либо технических средств, в первый раз и без сговора с другими лицами, —

лишение свободы или исправительно-трудовые работы на срок до трех месяцев.

совершенное при тех же условиях, но вследствие нужды и безработицы, в целях удовлетворения минимальных потребностей своих или своей семьи, —

исправительно-трудовые работы на срок до трех месяцев…

…

г) совершенное частным лицом из общественных складов, вагонов, судов и иных хранилищ… путем применения технических средств или по сговору с другими лицами или неоднократно, а равно совершенное хотя бы и без указанных условий лицом, имевшим специальный доступ в эти склады или их охранявшим, или во время пожара, наводнения или иного общественного бедствия, —

лишение свободы на срок до двух лет или исправительно-трудовые работы на срок до одного года;

д) совершенное из государственных и общественных складов и хранилищ лицом, имевшим особый доступ в таковые или охранявшим их, путем применения технических средств или неоднократно, или по сговору с другими лицами, а равно всякая кража из тех же складов и хранилищ при особы крупных размерах похищенного, —

лишение свободы на срок до пяти лет».

Выполняла ли эта статья свою главную функцию — быть мерой социальной защиты общества от краж — вопрос риторический, особенно в сочетании с общим послевоенным падением нравственности. Как следствие — эпидемия воровства захлестнула страну. Особенно активно перли общественное и государственное имущество — оно хуже охранялось.

Сталин возмущенно писал Кагановичу и Молотову:

«За последнее время участились, во-первых, хищения грузов на желдортранспорте (расхищают на десятки мил. руб.), во-вторых, хищения кооперативного и колхозного имущества. Хищения организуются главным образом кулаками (раскулаченными) и другими антиобщественными элементами, старающимися расшатать наш новый строй. По закону эти господа рассматриваются как обычные воры, получают два-три года тюрьмы (формально), а на деле через 6–8 месяцев амнистируются. Подобный режим в отношении этих господ, который нельзя назвать социалистическим, только поощряет их по сути дела настоящую контрреволюционную „работу“. Терпеть дальше такое положение немыслимо…»

Впрочем, правительство поначалу пыталось справиться с воровством более мягкими средствами. 13 апреля 1932 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О хищениях продовольственных и промышленных товаров»[206], а чуть позже, 23 апреля — постановление «О мерах борьбы с хищениями хлеба»[207]. Эти документы предусматривали ряд административных мероприятий по упорядочиванию хранения и использования товаров. Однако цели своей они не достигли, а разгул воровства тем временем приобрел поистине чудовищный размах, и сквозь жалкие попытки правительства проступила простая сермяжная истина: если сегодня не сделать что-то поистине экстраординарное, завтра страну разворуют. Напрочь.

Так появилось на свет знаменитое постановление ЦИК и Совнаркома от 7 августа 1932 года — «Об охране имущества государственных предприятий и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности»[208], оно же «Указ семь-восемь», оно же «Закон о трех колосках».

«За последнее время участились жалобы рабочих и колхозников на хищения (воровство) грузов на железнодорожном и водном транспорте и хищения (воровство) кооперативного и колхозного имущества со стороны хулиганствующих и вообще противообщественных элементов. Равным образом участились жалобы на насилия и угрозы кулацких элементов в отношении колхозников, не желающих выйти из колхозов и честно и самоотверженно работающих на укрепление последних.

ЦИК и СНК Союза ССР считают, что общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы, как враги народа, ввиду чего решительная борьба с расхитителями общественного имущества является первейшею обязанностью органов Советской власти. Исходя из этих соображений и идя навстречу требованиям рабочих и колхозников, ЦИК и СНК Союза ССР постановляют:

1. Приравнять по своему значению грузы на железнодорожном и водном транспорте к имуществу государственному и всемерно усилить охрану этих грузов.

2. Применять в качестве меры судебной репрессии за хищения грузов на жел. дорожном и водном транспорте высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы не ниже 10 лет с конфискацией имущества.

3. Не применять амнистии к преступникам, осужденным по делам о хищении грузов на транспорте.

1. Приравнять по своему значению имущество колхозов и кооперативов (урожая на полях, общественные запасы, скот, кооперативные склады и магазины и т. п.) к имуществу государственному и всемерно усилить охрану этого имущества от расхищения.

2. Применять в качестве меры судебной репрессии за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией имущества.

3. Не применять амнистии к преступникам, осужденным по делам о хищении колхозного и кооперативного имущества.

1. Повести решительную борьбу с теми противообщественными кулацко-капиталистическими элементами, которые применяют насилие и угрозы или проповедуют применение насилия и угроз к колхозникам с целью заставить последних выйти из колхоза, с целью насильственного разрушения колхоза. Приравнять их преступления к государственным преступлениям.

2. Применять в качестве меры судебной репрессии по делам об охране колхозов и колхозников от насилий и угроз со стороны кулацких и других противообщественных элементов лишение свободы от 5 до 10 лет с заключением в концентрационный лагерь.

3. Не применять амнистии к преступникам, осужденным по этим делам».

Уже по беспрецедентной суровости документа видно, каким отчаянным было положение. Если говорить о мерах наказания, то воровство этим законом приравнено к антигосударственным преступлениям. Впрочем, именно таковым оно в то время и являлось.

Что же касается войны власти и народа — то против кого был направлен закон, видно из инструкции по его применению.

«Раздел 1. Преступления, подпадающие под действие закона от 7 августа.

Закон от 7 августа надлежит применять при хищениях государственной и общественной собственности:

а) промышленной (хищения заводского и фабричного имущества);

б) совхозной;

в) государственных торговых организаций;

г) колхозной;

д) кооперативной;

е) грузов на железнодорожном и водном транспорте и местном автотранспорте.

Раздел 2. Категории расхитителей и меры социальной защиты, которую необходимо к ним применять.

1. По делам об организациях и группировках, организованно разрушающих государственную, общественную и кооперативную собственность путем поджогов, взрывов и массовой порчи имущества — применять высшую меру социальной защиты — расстрел, без послабления.

2. В отношении кулаков, бывших торговцев и иных социально-чуждых элементов, работающих в государственных (промышленных и сельскохозяйственных — совхозы) предприятиях или учреждениях, а также должностных лиц государственных учреждений или предприятий, применять высшую меру наказания; при смягчающих вину обстоятельствах (в случаях единичных и незначительных хищений) высшую меру наказания заменять десятилетним лишением свободы.

При хищениях, хотя и мелких, совершенных лицами указанных социальных категорий, но влекущих за собой расстройство или остановку работы госпредприятий (хищения частей агрегатов и машин, умышленное уничтожение или порча совхозного инвентаря и т. п.) — также применять высшую меру наказания.

3. В отношении кулаков, бывших торговцев и иных социальновраждебных элементов, проникших в органы снабжения, торговли и кооперации, а также должностных лиц товаропроводящей сети, изобличенных в хищении товаров или продаже их на частный рынок и растратах крупных денежных средств — применять высшую меру наказания, и лишь при смягчающих вину обстоятельствах, в случаях незначительных размеров хищений, высшую меру наказания заменять десятилетним лишением свободы.

Той же мере наказания подвергнуть и спекулянтов, хотя непосредственно в хищениях не участвующих, но спекулирующих товарами и продуктами, зная, что товары эти похищены из государственных учреждений и кооперации.

4. В отношении лиц, изобличенных в хищении грузов на транспорте, применяется высшая мера наказания, и лишь при смягчающих обстоятельствах (при единичных случаях хищений или хищений незначительных размеров) может быть применено десятилетнее лишение свободы.

Если хищения на транспорте производятся при участии железнодорожных служащих и рабочих, то к ним должна применяться та же мера репрессии.

5. В отношении кулаков, как проникших в колхоз, так и находящихся вне колхоза, организующих или принимающих участие в хищениях колхозного имущества и хлеба, применяется высшая мера наказания без послабления.

6. В отношении трудящихся единоличников и колхозников, изобличенных в хищении колхозного имущества и хлеба, должно применяться десятилетнее лишение свободы.

При отягчающих вину обстоятельствах, а именно: систематических хищениях колхозного хлеба, свеклы и других сельскохозяйственных продуктов и скота, хищениях организованными группами, хищениях в крупных размерах, хищениях, сопровождающихся насильственными действиями, террористическими актами, поджогами и т. д. — в отношении колхозников и трудящихся единоличников должна применяться высшая мера наказания.

7. В отношении председателей и членов правлений, участвующих в хищениях государственного и общественного имущества, необходимо применять высшую меру наказания, и лишь при смягчающих вину обстоятельствах — десятилетнее лишение свободы».

Ну, и далее — некоторые «технические» моменты. Так, дела о хищениях, связанных с массовыми выступлениями, насильственными действиями, терактами, поджогами и пр., а также дела об организованных хищениях большими группами, рассматривались полпредствами ОГПУ, прочие — судами. В некоторых случаях, «имеющих большое общественно-политическое значение», закон приобретал обратную силу. Заканчивать дела и выносить приговоры по этим делам предполагалось в течение 15 дней, если обвиняемых много — не более 30.

Выполнялось ли постановление? В общем-то, нет, причем двояким образом. До сих пор смертная казнь применялась в основном за убийства или бандитизм, большей частью в районах, охваченных массовыми вооруженными беспорядками, и привыкнуть к тому, что за похищенное имущество человек должен расплачиваться жизнью, как судьям, так и чекистам было непросто. С другой, озверевшие от всеохватного воровства местные власти и суды давали сроки уже за совершенные мелочи. Как писал в «Правде» главный прокурор СССР Вышинский, это было «применение закона от 7 августа в случаях маловажных хищений, не представляющих не только особой, но и какой бы то ни было социальной опасности, и назначение притом жестких мер социальной защиты. Осуждались колхозники и трудящиеся единоличники за кочан капусты, взятый для собственного употребления и т. п.; привлекались в общем порядке, а не через производственно-товарищеские суды: рабочие за присвоение незначительных предметов или материалов… колхозники — за несколько колосьев и т. п. Такая практика приводила в конечном счете к смазыванию значения закона 7 августа и отвлекала внимание и силы от борьбы с действительными хищениями, представляющими большую социальную опасность».

Уже 1 февраля 1933 года вышло постановление Политбюро, а 27 марта — постановление президиума ЦИК, которые требовали прекратить привлечение к суду по закону от 7 августа «лиц, виновных в мелких единичных кражах общественной собственности, или трудящихся, совершивших кражи из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих обстоятельств».

16 января 1936 года выходит постановление ЦИК и СНК о проверке дел осужденных по постановлению от 7 августа 1932 года, которым Верховному суду, прокуратуре и НКВД поручалось проверить правильность применения постановления в отношении тех, кто был осужден до 1 января 1935 года.

20 июля 1936 года генпрокурор Вышинский подготовил докладную записку о результатах проверки. Всего было проверено около 115 тыс. дел, и в 91 тыс. случаев применение закона было признано неправильным. На этом основании было освобождено 37 425 человек, все еще находившихся в заключении. Уже из одного сопоставления цифр видно, что сроки, указанные в постановлении, не выдерживались, поскольку большинство осужденных за эти три года успели выйти на свободу.

Как обстояло дело с верхней планкой, понять сложнее. Казалось бы, такой жесткий закон в такое мародерское время должен был вызвать колоссальный всплеск смертных приговоров — но этого не только не произошло, но и наоборот, 1932-й и последующие годы отмечены их снижением.

В 1930 году по стране было приговорено к высшей мере наказания 18 966 человек и еще 1235 — коллегией ОГПУ и Особым совещанием. Это понятно — именно на 1930 год приходится пик террора и бандитизма, связанных с коллективизацией. В 1931 году смертных приговоров было 9170 по стране и 706 — за коллегиями ОГПУ. В 1932 году эти цифры — 2154 и 1824 соответственно. То есть, не сказать, чтобы очень лютовали.

К сожалению, статистика ОГПУ в первой половине 30-х годов иногда отражает только деятельность ОГПУ, а порой не позволяет понять, все приговоры вошли в эту статистику или только вынесенные Коллегией ОГПУ и «тройками» при полпредствах. Как обстояло дело с обычными судами, непонятно. С одной стороны, народные судьи были менее квалифицированы, чем чекисты (в начале 30-х далеко не все судьи имели даже среднее образование) и сильно зависели от местных властей и местной обстановки, с другой, в отличие от обычных приговоров, все смертные приговоры утверждались Верховными судами союзных республик, то есть махать мечом бесконтрольно судьи возможности не имели.

Какой процент приговоров утверждался? Согласно сводке о числе осужденных с 15 по 30 сентября 1932 года из 82 смертных приговоров, представленных Верховному Суду СССР железнодорожными линейными судами, было утверждено 52, из 5 представленных военными трибуналами — 5. Всего первыми было вынесено 156 приговоров к ВМН, вторыми — 19. Остальные, по-видимому, Верховный суд не успел рассмотреть, ибо утверждению подлежали все приговоры. Суды РСФСР к тому времени приговорили к ВМН 437 человек, на утверждение Верховного суда республики был представлен 41 приговор, утверждено 23. Как видим, до «штамповки» расстрельных приговоров тут очень и очень далеко — скорее уж имеет место обратная тенденция.

20 марта 1933 года ОГПУ докладывает Сталину о результатах выполнения постановления от 7 августа за первые полгода его действия. С момента его вступления в силу до 15 марта по всей стране было привлечено к ответственности 127 318 человек. За хищения из торговой сети и с промышленных предприятий — 55 166 человек, а из совхозов и колхозов — 72 152 человека. Осуждено к 15 марта 73 743 человека, из них органами ОГПУ — 14 056 человек. В общем-то, не так уж и много — в сравнении с масштабами воровства…

Кстати, постановление во всей его грозной полноте не применяли даже чекисты. Как мы помним, оно вообще не предусматривает меры наказания ниже десятилетнего срока. Тем не менее, из осужденных ОГПУ 4343 чел. получили ниже 5 лет, 7661 чел. — от 5 до 10 лет, и только 2052 — высшую меру[209].

Всего же по постановлению от 7 августа было арестовано: в 1932 году — 25 244 чел., в 1933 году — 101 493 чел. и в 1934 г. — 73 100 чел. Итого получается 199 837 человек — правда, не все арестованные были осуждены. Судя по результатам пересмотра дел, многие не то чтобы были осуждены напрасно, но не заслужили такой суровой статьи. Однако многие заслужили, и еще как — с учетом того, что только Украине их деятельность стоила полутора миллионов жизней.

Что же касается конкретики, то закон применялся очень по-разному. Хотя и не всегда, но случалось, что воров действительно расстреливали.

Членов партии, как наиболее ответственных граждан, полагалось карать более сурово. Вот какая шифровка пришла 2 июля 1933 года от первого секретаря Одесского обкома КП(б) Украины Вегера:

«Москва. ЦК ВКП(б). тов. Сталину.

Прошу разрешить опубликовать два или три приговора о высшей мере наказания по закону от 7-го августа коммунистам за хищение хлеба на корню. Вегер.

Резолюция „За“. Сталин, Молотов, Каганович, Андреев»[210].

Как видим, члены Политбюро были отнюдь не склонны скрывать преступления членов партии. Но… Мы проверили все одесские газеты за июль и август 1933 года. Ни одной публикации, о которой просил секретарь обкома, в них нет. Что-то на каком-то уровне тормознуло — но отнюдь не в Москве…

Нелирическое отступление

Впрочем, воровали и после выхода постановления. Воровали в голодающей республике так, что это превосходит всякое разумение. Вот в качестве примера еще одно дело, непосредственно касающееся украинских правоохранителей, — раскрыто оно позже, но восходит к самому разгару голода.

Из постановления № 364 бюро комиссии советского контроля «О незаконном расходовании и разбазаривании НКЮстом денежных средств». 23 октября 1934 г.

«Комиссией Советского Контроля установлено, что Народный Комиссариат Юстиции и Прокуратура УССР, в лице их ответственных работников, незаконно израсходовали, разбазарили и использовали на самоснабжение с марта 1933 г. по апрель 1934 г. — 1202 тыс. рублей[211]. Средства эти изъяты из доходов Коллегий Защитников через созданную Наркомюстом, без ведома СНК УССР, особую организацию под названием — Правление Центрального фонда Коллегий Защитников.

Эта организация, состоящая из ответственных работников того же НКЮ, являлась ширмой для бесконтрольного расходования НКЮстом не принадлежащих ему средств для обхода законов о финансовой и плановой дисциплине и, вместе с тем, путем различных комбинаций (под видом так называемых „секретных сумм“, фонда оздоровит, мероприятий, культурной работы и пр.) была использована Председателем Правления РАЗВАДОВСКИМ (он же помощник Генерального Прокурора УССР) и Заместителем Председателя ТЫВЕРОВСКИМ (он же Прокурор-Инспектор НКЮста) для произвольного снабжения деньгами разных лиц, преимущественно работников юстиции, для выдачи безвозвратных авансов и займов, для скрытого повышения зарплаты, для приобретения продуктов, театральных билетов (на 9300 руб.), курортных мест, на самоснабжение работников Правления Фонда и пр.

Кроме указанных 1202 тыс. руб. в 1933 г. по представленному „Правлением Центрального Фонда“ Отчету израсходовано на санаторно-курортное обслуживание защитников помимо имевшихся 149 бесплатных мест 607 тыс. руб. наличными, что при действительной затрате этих средств по назначению означало бы обеспечение курортными местами не менее 130 % всех защитников УССР.

Получение аппаратом НКЮста УССР всех указанных, бесконтрольно израсходованных и разбазаренных средств достигнуто за счет повышенной оплаты трудящимися оказываемой им юридической помощи, организация которой фактически была превращена в коммерческое предприятие промфинпланом, предусматривающим громадные прибыли»[212].

Дальше идут оргвыводы. Двоих основных фигурантов дела, Развадовского и Тыверовского (кстати, судя по фамилиям, поляков) все же отдали под суд. Остальные отделались небольшим испугом — главным образом, выговорами за то, что знали о разбазаривании средств и не прекратили его.

А вы говорите, зверская сталинская юстиция!

Обратите внимание: начало этой аферы относится к марту 1933 года, самому пику голода в стране. И ведь не хлеб воруют для голодных детей! В республике голод, а тут — и продукты, и курортные места, и театры, и произвольное снабжение деньгами разных лиц, и безвозвратные авансы и займы, и «самообеспечение». Слово-то какое замечательное!

Но проверяющие, похоже, копали не очень глубоко. Откуда в «Правлении фонда защитников» средства, из которых было украдено 1 миллион 809 тысяч рублей (раз «из которых», стало быть, в фонде имелись и еще деньги). Каких, интересно бы узнать, трудящихся они столь хлебно защищали, и на каких процессах? Нет, как хотите, но на простое хищение это мало похоже. Скорее уж на схему «отмывания» взяток. Особенно с учетом того, что в деле участвовала и прокуратура — главный контролирующий орган страны. Кстати, при цене 1 руб. 32 коп. за пуд пшеницы на украденные деньги (1,8 млн рублей), в 1933 году можно было купить 21 тысячу 818 тонн хлеба.

Интересно, реабилитированы ли нынче Развадовский и Тыверовский, невинные жертвы сталинских репрессий?

Все же будет неправильно, если мы совсем обойдем проблему власти, ограничившись констатацией того факта, что она, мол, «не справилась с ситуацией». Мы уже убедились, что народ — не безликая масса, но и власть — не бездушный механизм. Каждый начальник наделен своими взглядами на жизнь, характером, волей и совестью (или ее отсутствием). И это еще очень большой вопрос — как соотносились движения шестеренок власти и усилия рулевого. Особенно на Украине, где системный кризис дополнился еще и административной реформой.

Административная реформа и сама-то по себе есть стихийное бедствие сродни пожару в борделе, а уж в тех условиях… Более того, УССР за два года пережила две реформы, одну за другой!

До 1930 года советские края и республики делились на округа, а те, в свою очередь, на районы. УССР, соответственно, состояла аж из 41 округа. В 1930 году окружное деление было уничтожено. И уж не знаем, каким органом думало украинское руководство, но все 492 района подчинили непосредственно республике. Ясно, что почти 500 районов центрального подчинения — это в принципе неуправляемая система, а во время организационного периода — хаос, не поддающийся описанию.

В 1934 году на XVII съезде Косиор каялся:

«Товарищ Сталин, тогда еще, перед ликвидацией округов, нас предостерегал, что с руководством таким большим количеством районов, как на Украине, мы не справимся и что не лучше бы создать на Украине области. Мы тогда по существу отговорились от этого предложения товарища Сталина, уверили ЦК ВКП(б), что сами — ЦК КП(б)У — без областей справимся с руководством районами, и этим принесли очень большой вред делу. Теперь даже странно, как можно было браться за непосредственное руководство таким большим количеством районов, особенно в сложной обстановке Украины, когда теперь мы имеем ряд таких больших и сложных областей, как Донбасс, Днепропетровск, Харьков, во главе которых стоят крупнейшие работники.

Вы знаете, что когда выявился прорыв в сельском хозяйстве Украины, у нас на Украине были созданы области. Организация областей явилась, несомненно, крупным шагом вперед, и области должны были ликвидировать прорыв. Но самого факта создания областей оказалось недостаточно. Нужна была не на словах, а на деле коренная перестройка методов и системы нашей работы, надо было провести перестройку работы всех наших партийных организаций сверху донизу. А этого не было, области продолжали работать по-старому. И потому-то на протяжении всего двухлетнего периода мы как ни пытались вытащить сельское хозяйство из прорыва, нам этого сделать не удалось… Быстрая ликвидация прорыва в сельском хозяйстве на Украине особенно ярко показала нам, что причиной прорыва были отнюдь не объективные условия, а, прежде всего, и главным образом плохое качество нашей работы на местах, качество нашего местного руководства»[213].

«Двухлетний период» — это 1931 и 1932 годы. Области были созданы в феврале 1932 года, и, в конечном счете, этот вариант оказался удачным — но становление любой административной системы не делается единым взмахом руки. В первой половине 1932 года, когда катастрофу еще можно было предотвратить, и во второй его половине, когда ее еще можно было смягчить, Украина была практически неуправляема, отдана всецело в руки местных властей. Получилось по поговорке: что ни город, то и норов. И если где-то с руководством обстояло вполне прилично (кстати, далеко не все районы сильно голодали, а кое-где «продзатруднений», как тогда говорили, не было вообще), то все же большинство брошенных на произвол судьбы административных единиц пребывали в состоянии хаоса и коррупции.

Вот лишь один пример. Инспектор Винницкой областной конторы Заготзерно сообщает об одном из подведомственных ему районов:

«Руководство Деряжнянского района после утверждения районного плана по селам, колхозам, по всем инстанциям района — на пленуме райкома, рика и т. д., после спуска его в село — обнаружило, что при составлении допущено много грубейших ошибок. В одном сельсовете планы колебались в пределах от 6,9 до 14,5 % от собранного колхозами урожая… и, наоборот, в другом сельсовете — от 70 до 140 %»[214].

Инспектор называет это ошибками, поскольку другое не доказано. Но на самом деле там могло быть все что угодно: от желания «поучить» засевших в отсталых колхозах лодырей до воровства и взяточничества.

Но речь сейчас пойдет не о простых гешефтмахерах, а о тех, чьи действия подпадают под определение саботажа.

Специфика руководства Ореховским районом

Приведенные ниже следственные материалы решением Политбюро были разосланы всем членам ЦК и ЦКК, партийным секретарям до райкомов включительно, председателям исполкомов и всем партийным членам коллегии Наркомзема. Объясняя причины столь широкой огласки, Сталин писал, что подобное характерно для многих районов страны.

«Материалы лишний раз показывают, что организаторами саботажа являются в большинстве случаев „коммунисты“, т. е. люди, имеющие в кармане партбилет, но давно уже переродившиеся и порвавшие на деле с партией. Это — те самые обманщики партии и жулики, которые искусно проводят кулацкую политику под флагом своего „согласия“ с генеральной линией партии».

Ну, то, что к правящей партии непременно примазывается множество всякой сволочи, мы хорошо знаем. Но тогда сволочь из партии регулярно вычищали. Позднее эту практику прекратили, что и стало одной из основных причин развала Советского Союза.

…Итак, в ноябре 1932 года председатель ГПУ Украины Реденс сообщил в Москву о художествах руководителей Ореховского района Днепропетровской области. Секретарь райкома Головин, председатель райисполкома Паламарчук, председатель райколхозсоюза Пригода, зав. районного земельного управления Луценко, председатель контрольной комиссии Ордельян — практически вся районная верхушка и их подчиненные — занимались откровенным саботажем хлебозаготовок. Они давали колхозам установку на невыполнение плана заготовок, учили, а порой и вынуждали скрывать зерно. Днепропетровский обком эту теплую компанию снял с работы, но одним снятием дело не ограничилось: ими заинтересовалось ГПУ. И неудивительно, что заинтересовалось, если судить по некоторым конкретным случаям[215].

…В середине августа коммуне «Авангард» дали план хлебозаготовок в 10 981 центнер зерна. Партбюро коммуны решило, что план, конечно, большой, но выполнять его надо. Однако через несколько дней в коммуну приехал секретарь райкома и повел странные речи: «Вы должны признать свои ошибки в том, что заявили о нереальности плана, план надо принять, каким бы он ни был, и выполнить на 30 %». С учетом того, что коммуна намеревалась выполнить план целиком, — что он имел в виду?

Однако это было только начало. Вскоре райколхозсоюз стал, угрожая судом, требовать от колхозов, чтобы они перед тем, как выполнять государственный план, заложили все фонды: посевной, страховой, для животноводства. А с выполнением плана можно подождать, тем более, представители района поехали в область и, наверное, план будет уменьшен.

Колхозам что? Сказали: подождать, они и ждут. А время идет, а охрана урожая во многих хозяйствах организована кое-как…

Казалось бы, районное власти делают доброе дело, спасая колхозы и колхозников. Да, но почему спасают тогда, когда их о том не просят? После смены районного руководства «Авангард» вывез зерно за два (!) дня, причем еще со встречным планом в 500 пудов.

И зачем районное руководство это делало?

А вот другая история. В артели «Колос» списали 160 га посевов, объявив их погибшими, и, соответственно, уменьшили план. Погибшие посевы теоретически положено было скосить на сено, но в артели делать этого не стали, а в свое время убрали и обмолотили, собрав с «погибшего» поля по 3 центнера с гектара. Урожай, конечно, не ахти какой — но все же почти 500 центнеров «неучтенки», плюс к тому уменьшенный на 130 центнеров план — совсем даже неплохо, правление может пироги есть… Многое, конечно, объясняет то, что председатель райколхозсоюза Пригода — бывший сослуживец председателя артели. Но неужели он проделал эту штуку совсем бескорыстно?

Районная комиссия по определению урожайности творила еще более любопытные дела.

Из показаний механика МТС Дикого.

«Я случайно был в селе Жеребец и… присутствовал в сельсовете, когда сам Пригода брал с полей пробы (сорванные с поля колосья зеленого хлеба) и сам по этим пробам, сидя в сельсовете, определял урожайность… Весь яровой посев, пшеница-арнаутка, ячмень и овес Пригодой был определен как погибший на 100 %, хотя он был еще совершенно зеленый и даже еще не цвел, и определить тогда урожайность было нельзя. Об этом был составлен акт, и Пригодой было отдано распоряжение через 2–3 дня весь яровой посев, установленный актом как погибший, скосить на сено. Незначительная часть посева все же была скошена, а остальной посев остался, так как большинство колхозников отказались таковой посев косить на сено».

Одно дело, когда составляется акт о гибели посевов, с которых на самом деле потом собирают урожай, — это нормальный гешефт. Но ведь пшеницу действительно велено было скосить на сено, и ее действительно начали косить, и остановились не потому, что район велел, а потому, что сами колхозники сообразили: происходит что-то не то. Никакой выгоды председателю райколхозсоюза от этого не было — так зачем он это делал?

Комиссия по определению урожайности — тоже занятный орган. В ее работе товарищу Пригоде помогали так называемые «агрономы», которые на самом деле никакими агрономами не были, а являлись просто зажиточными крестьянами. Связь руководства с зажиточной частью деревни в такой острый момент подозрительна сама по себе. Многие кулаки хозяйства-то лишились, это верно, но деньги сохранили, и вполне могли скинуться на подкуп районных руководителей, чтобы те помогли на деле доказать неэффективность колхозной системы. Если страна не получит хлеба, то авось все и вернется на круги своя. Скажете, не могли кулаки Ореховского района до такого додуматься? Если и не могли, то им подсказали — было кому… Может, сами районные руководители и подсказали…

Из показаний председателя коммуны «Свобода».

«Основным принципом работы комиссии было установить самую низкую урожайность и гибель посева, и мне даже известны такие случаи, когда комиссия предупреждала коммуны и артели, чтобы они не ошиблись нечаянно и лучше всего сами давали урожайность низкую…

Были и такие моменты, когда комиссия предлагала посевы скосить на сено, вынося на этот счет акт о гибели таковых, так по коммуне „Свобода“ было предложено скосить до 300 га озимой пшеницы, однако коммуна этого не сделала, а при уборке урожая с этих „окончательно погибших“ посевов собралось в среднем по полтора центнера с гектара».

У председателя даже вышел спор с комиссией: он доказывал, что ячмень даст по 10 центнеров с гектара, а комиссия его разубеждала. И прав все же оказался председатель. А 10 центнеров, между прочим — это больше 60 пудов.

С фондами тоже получалось интересное дело. В том же колхозе «Свобода» под свинотоварную ферму забронировали площадь в размере 287 га, которую следовало сдать под охрану заведующему СТФ. Из-за этого хлеба вышел жуткий скандал: председатель не подчинился распоряжению и вместо того, чтобы кормить свиней, выполнил план хлебозаготовок. Все тот же товарищ Пригода заявил открытым текстом: «Наше дело перед вами ставить вопрос о выполнении плана хлебозаготовок, а ваше дело посчитать и доказывать, что выполнить план нет возможности, а фонды не смейте трогать, а то отдам под суд…»

Более того, в июне, когда выделяли фонды для прокорма свиней, это делали из расчета, что к концу года их будет в наличии 6240 голов. Однако в июне свиней было всего 2 тысячи, и к концу года их, в лучшем случае, стало бы раза в полтора больше, то есть три тысячи. Если бы колхоз выполнил задание района, то на каждую свиную голову приходилось бы 1,67 га зерновых культур, что даже при небольшой урожайности в 8 центнеров с га составило бы 13,3 центнера, тогда как норма на одну свинью — не больше 700 кг. Как видим, зерна оставлено в два раза больше, чем требуется. Но когда зоотехник предложил обменять лишний ячмень на семенную пшеницу для сева (выполненного на 56 % из-за отсутствия семян), его отругали и запретили впредь разбазаривать фонды.

И как это прикажете понимать?

Не отставали в высоком искусстве саботажа и прочие руководители. Председатель контрольной комиссии товарищ Ордельян приехал в артель «Червона перемога» и предложил членам артели разобрать по дворам колхозный скот — вместо того, чтобы агитировать за сохранение колхоза. Те и разобрали — начальство велит! А это уже попахивает 58-й политической статьей.

После такого рассказ о художествах директора МТС уже встречаешь с радостью — банальный вымогатель, невесть как затесавшийся в компанию саботажников. МТС обслуживала только те хозяйства, которые в порядке встречной любезности давали станции продукты. Но это уже совершеннейшие мелочи.

Ореховский район — случай далеко не единичный. В 1933 году грянул колоссальный скандал, связанный с Одесским зернотрестом. В общем-то, все то же самое: преуменьшение урожайности, якобы погибшие посевы, но уже в областном масштабе. И цифры посолиднее: только за счет жульнических махинаций план хлебосдачи уменьшен на 17,5 тыс. центнеров, скрыто около 1 тысячи га посевов.

А вот отголоски все тех же времен, проявившиеся уже в делах 1937 года. Те, кто внимательно изучал историю советской экономики, знает, что разгром советского сельского хозяйства начался с нескольких инициатив приснопамятного Никиты Сергеевича Хрущева, одной из которых была ликвидация приусадебных участков. Именно об этом (в числе прочего) говорит постановление СНК и ЦК ВКП(б)У «О ликвидации последствий вредительства в деле колхозного устройства по Винницкой и Каменец-Подольской областям», относящееся к 1937 году. Обратите внимание: это ликвидация не «перегибов», а именно вредительства, сознательного саботажа.

В первую очередь колхозникам вернули 10,5 тыс. гектар приусадебных участков, незаконно зачисленных в общеколхозный фонд. Запретили выделять участки далеко от домов, на отдаленных и неудобных землях, и вообще в поле. Также колхозам передавали в вечное пользование 45 тысяч га лесов — при условии, что те будут за ними ухаживать, как положено, и сажать лес взамен вырубленного. Передавались колхозам также пруды, находящиеся в селах, — опять же, при условии правильного пользования. Велено было в кратчайшие сроки ликвидировать вредительские земельные акты (чересполосицу, отрезку прилегающей к деревням земли и т. д.), привести в порядок племенное животноводство, разобраться с ликвидацией еврейских колхозов.

Вполне возможно, что часть этих деяний должна бы проходить по разряду головотяпства — но, во-первых, за головотяпство тоже нужно отвечать, а во-вторых, судя по вышеприведенным историям, многие товарищи прекрасно ведали, что творили. Возможностей обозлить людей больше чем достаточно — было бы желание. Выделить землю под огород за пять километров от села, отобрать у колхоза лес, пруд, забрать в счет мясопоставок племенных коров…

И вот вопрос: зачем они все это делали? Часть фокусов районного руководства явно преследует известную цель — «украсть и поделить», но ведь не все! Там хватает и бескорыстных деяний. С какой целью?

Точный смысл слова «вредительство»

Отчасти на этот вопрос нам помогут ответить два других уголовных дела. Сейчас, конечно, все осужденные по ним реабилитированы, однако сами дела — особенно с учетом опыта «перестройки», а также роли в этом глобальном «кидалове» советской интеллигенции — выглядят ну очень убедительно.

Осенью и зимой 1932 года ОГПУ раскрыло сравнительно небольшую (около 50 человек), но чрезвычайно эффективную организацию, занимавшуюся экономическими диверсиями или, по терминологии того времени, вредительством. Входили в нее работники Ветеринарного Управления Наркомзема СССР, а также ветеринарных НИИ.

Эпидемиологическая обстановка на селе в то время была очень неблагополучной. Скот косили разнообразные болезни: коров — некая загадочная «повалка», лошадей — менингит, птицу — тиф и т. п. Ну, а в сложном деле борьбы с болезнями все зависело от ветеринаров, и в этой тонкой работе, где спасение подчас стоит на волосок от гибели, проще простого вместо первого получить второе. Чем и занимались разоблаченные ОГПУ саботажники.

Но перед тем, как мы перейдем к сути вопроса, надо сказать несколько слов о так называемых «липовых» делах. Естественно, везде, где существует полиция, есть и некоторое количество «липы». Где-то больше, где-то меньше, в современной России, надо полагать, очень много. Однако одно дело «засудить» какого-нибудь беззащитного гастарбайтера, и совсем другое — родственника губернатора, согласитесь…

Так вот: в Советском Союзе существовала поистине неприкасаемая категория населения. Нет, не партийные активисты, как можно было бы подумать: этих арестовывали, судили и даже стреляли вполне успешно, и в «тридцать седьмом» году, и раньше. Партактива можно наклепать сколько угодно, в этом деле незаменимых не было.

Незаменимыми и, соответственно, неприкасаемыми являлись квалифицированные специалисты — все сколько-нибудь серьезные дела, связанные с «вредительством» в их среде, находились на контроле у Политбюро, и вероятность фальсификации тут является минимальной.

Итак, чем занимались во вверенных им стадах и на фермах товарищи ветеринары?[216]

Из показаний подследственных.

«Основная задача для всех, которая и проводится, заключается в умышленном распространении инфекционных заболеваний в животноводческих совхозах и колхозах».

…

«Я информировал проф. Дорофеева об установках к.-р. организации по менингиту лошадей, сказав, что суть установок сводится к умышленному распространению в Союзе менингита, путем затушевывания истинной причины появления такового, что распространение менингита нужно объяснять чрезмерной эксплуатацией лошадей в колхозах и совхозах, отравлением ядовитыми травами и другими причинами, скрывая самое главное, что менингит — это инфекционное заболевание».

…

«Проводимая организацией… подрывная работа… приводила на практике к тому, что менингит лошадей принимал широкие размеры, в своем распространении поражая район за районом, в отдельных колхозах падеж лошадей от менингита достигал 30–40 %… В 1932 г. менингит лошадей начал также распространяться в совхозном секторе, поражая конское поголовье совхозов».

Только в одном Средне-Волжском крае в 1931 году пало 20 182 лошади и за 10 месяцев 1932-го — 8346 лошадей. Эта деятельность также внесла свой вклад в возникновение голода.

«Информируя меня о подрывной работе, проводимой Оренбургской к.-р. группировкой… проф. Дорофеев сказал, что ими ведется работа по распространению в совхозах среди крупного рогатого скота — повалки, и что это они проводят путем производства скоту предохранительных прививок заведомо негодными биопрепаратами, в результате применения которых у животных иммунитета не создается, а, наоборот, после прививок негодным прививочным материалом здоровый скот заражается повалкой, который в свою очередь распространяет инфекцию, создавая таким образом повалочные очаги. Негодные препараты… они получают с Омской биофабрики, на которой работает свой человек…»

…

«Сущность совершенного мной вредительства на инкубаторно-птицеводной станции в г. Сызрани заключалась в том, что я под лозунгом не срывать инкубационную кампанию, имеющую политический характер, и этим использовавши слабую струнку хозяйственника, дал свое заключение и разрешение на сбор яйца для инкубации из пораженного тифом района для ИПС и передачу ею цыплят со станции по колхозам, неблагополучным по тифу, для промышленных целей. Цель этого акта вредительства заключалась в том, чтобы с передачей цыплят вызвать разнос заразы по всему району; так как яйцо и цыпленок являются носителями инфекции тифа, и поступление инфицированного яйца из неблагополучного по тифу района на ИПС и выпуск с последней инфицированных цыплят (инкубированных из тифозного яйца) фактически превращает ИПС в место постоянного культивирования и распространения тифа по всем районам деятельности станции…»

…

«Я проводил массовый забой здорового скота под видом больного перипневмонией, используя для этих целей пункт инструкции о забое всего больного, подозрительного в заболевании и подозреваемого в заражении перипневмонией скота. В беседах с руководителями ветотрядов и отдельными работниками я говорил, что лучше больше забить здорового скота, чем оставить в стаде хотя бы несколько только больных повалкой животных, давая тем самым установку на массовый забой скота. В результате этого вредительства на 31-й год было забито в крае в связи с ликвидацией перипневмонии до 15 000 голов скота, из которого больных повалкой было не более 20–25 %.

Зная, что серологический метод диагностики перипневмонии на 50 % и более дает неправильные показания… я настойчиво проводил массовую диагностику перипневмонии серологическим методом. Этим преследовал цель увеличить контингент подлежащего забою скота, вызвать бесполезную затрату государственных средств на проведение дорогостоящей серодиагностики и сорвать план ликвидации перипневмонии. И действительно, масса животных, забиваемых на основании положительной серореакции, оказалась свободной от перипневмонии, и наоборот, животные, давшие отрицательную серореакцию, оказывались потом больными перипневмонией…

…Мною применялись заведомо недоброкачественные биопрепараты Тобольской фабрики… Из привитых этими культурами 93 000 голов скота актами было признано недействительными 58 000 прививок. Это формально, а фактически весь привитый скот иммунитета не получил… Эпизоотия после этих прививок не прекращалась, поэтому потом прививки еще производились, повторяясь в отдельных гуртах до 5–6 раз…

В этом году для прививок применялась лимфа перипневмонии Тобольской биофабрики… Ряд серий лимфы вызвал у привитого скота бурную реакцию с массовыми осложнениями, отпадениями хвостов и отходом до 3 %, а в отдельных стадах даже до 8 % привитого скота. Применение такой лимфы имело целью, с одной стороны, вызвать массовый отход скота, а с другой — разжечь среди крестьянства недовольство советской властью и подтолкнуть его на активные выступления против власти… И действительно, прививки вызвали сильнейшее негодование колхозников…»

И более того: ведь через год-другой должны были начаться массовые прививки людям, особенно детям. Как вы думаете, когда в село приедут медики, вспомнят ли крестьяне ту зловредную вакцинацию?

И снова тот же вопрос: почему и зачем они все это делали?

По ходу расследования дела неоднократно звучало слово «вербовка». Специалисты прощупывали и вербовали друг друга. Вербовали своих: когда ОГПУ интересовалось социальным происхождением заговорщиков, среди них оказывалось несоразмерно большое число «социально-чуждых» — детей помещиков и торговцев, бывших белогвардейцев, бывших эсеров. Во всем аграрном секторе было вообще много эсеров — эта партия имела сильные позиции в среде сельской и околосельской интеллигенции. Но вербовка — это тоже не ответ. Вербуют не просто так, а для чего-то. Для чего?

На допросах эти люди показывали, что целью их работы была дезорганизация животноводческого сектора — чтобы вызвать недовольство колхозников, ударить по снабжению городов и тем самым добиться недовольства рабочих. Ну, и что дальше? Ведь для того, чтобы буза переросла во что-то серьезное, необходимы политические организаторы, а не вредители-ветеринары.

Более конкретный ответ на этот вопрос дает еще одно дело: о вредительстве в системе Трактороцентра Украины. На 22 декабря 1932 года по нему было арестовано 48 человек на Украине и 15 — в Москве.

Тягловая сила, после всех забоев и падежей, являлась самым слабым местом аграрного сектора. Так что успех посевной в огромной степени зависел от работы МТС. Организация, как выяснили чекисты, планировала следующее:

«Сорвав зяблевую вспашку, к-р. организация вела систематическую подрывную работу, направленную к полному разрушению тракторного парка, что выразилось:

а) в поджогах МТМ[217];

б) в проведении мероприятий, осуществление которых привело бы к выбраковке до 10 % всего тракторного парка Союза;

в) в разрушении собственной производственной базы по изготовлению запчастей, правильное использование которой обеспечило бы 50 % всей потребности МТМ;

г) в сосредоточении в одних краях огромного количества излишних запчастей при катастрофической недостаче последних в других;

д) в заказе импортных станков для МТМ с таким расчетом, чтобы при самых благоприятных условиях последние поступили бы в МТМ после окончания ремонтной кампании. При этом следует отметить, что изготовление станочного оборудования для МТМ, при своевременном заказе, вполне обеспечивалось отечественной промышленностью»[218].

За исключением второго пункта (подробностей «мероприятий», похоже, не поняли сами чекисты), все остальное — вещи хорошо знакомые и достаточно распространенные. Если кто-то не помнит, как российскую промышленность «сажали» на импортное оборудование, как разрушали нашу производственную базу, кто и зачем сие творил — все это легко освежить в памяти, поинтересовавшись подробностями реформы 90-х годов. Почему бы товарищам, причастным к государственным заказам, не заниматься этим в 30-е? Потому что общество «Мемориал» объявило их ангелами?

Организация имела так называемый «практический центр» на Украине и «политический центр» в Москве, а также ячейки в других регионах. Основная цель — посеять в деревне острое недовольство советской властью, дискредитировать колхозное движение и идеи механизации и, в конечном итоге, вызвать восстание в деревне[219]. Более того, следствие установило, что это лишь одна ветвь более мощной организации в системе Наркомзема и прочих учреждений, имеющих отношение к сельскому хозяйству[220].

И вот эти граждане о своих целях говорили гораздо более предметно, чем «ветеринары».

Из показаний подследственного Короя:

«Вопрос. Что говорил вам Коварский при вербовке в к.-р. организацию?

Ответ. В разговоре с ним наедине, имевшем сначала общий характер, Коварский развил свои взгляды о путях и формах развития сельского хозяйства: привел ряд примеров из капиталистического хозяйства Америки, где он был в 6-месячной командировке. На этом основании он высказал мысль, что нормальное развитие и механизация сельского хозяйства при коллективизации невозможны, и поэтому нужно вести борьбу против существующей сельскохозяйственной политики советского правительства. Эту точку зрения, по его словам, разделяет группа людей, ведущая в этом направлении работу. Он предложил мне присоединиться к ним и практически работать вместе с ними, т. е. противодействовать механизации и коллективизации сельского хозяйства».

Интересно, что мог увидеть член коллегии Наркомзема Коварский в Америке начала 30-х годов? Отчаяние и голод согнанных с земли мелких фермеров? На каких путях он предлагал искать «нормальное развитие механизации»? Это потом, уже в 90-е годы, перестроечные СМИ твердили, что спасение аграрного сектора лежало на пути развития чаяновского фермерства. Из Америки начала 30-х можно было вынести разные рецепты — но только не чаяновские. Американские «трудовые» хозяева в массовом порядке бродяжничали и погибали от голода.

Хотя о чем это мы? Вспомним, как начиналась «перестройка». Тогда тоже говорили много красивых слов о преобразованиях, а чем все закончилось? Банальным разворовыванием государства и продажей за границу по бросовым ценам всего, что только можно было продать — от интеллектуальной собственности до металлолома. А доверчивые дурачки могли потом хоть локти кусать, хоть из окон прыгать — кому это было интересно?

Впрочем, розовый идеализм, желание «спасти» аграрный сектор — на этом можно играть при вербовке не особенно умных людей. Но потом начинается практическая работа, а для нее нужны деньги, ибо рассчитывать на бескорыстных идеалистов в практических делах — глупо и опасно. И сразу же любой заговор упирается в вопрос: где взять деньги? Итак, откуда брали средства наши «спасители России»?

Следствие быстро установило, что деньги им шли через польскую миссию, причем весьма и весьма солидные. Только один «транш», который получил г-н Коварский, составил 50 тысяч рублей (зарплата даже квалифицированных специалистов редко переходила порог в 500 рублей). И такое финансирование было систематическим.

Из показаний подследственного Ивана Короя[221].

«Я задал Коварскому вопрос… входит ли финансирование к.-р. организации в систему отношений с Польшей или это случайный факт, каковы размеры финансирования и на какие цели идут средства. Мне было сообщено следующее: организация систематически получает большие суммы как в совзнаках, так и в валюте… О целях финансирования Коварский мне сообщил очень сдержанно, только в общих чертах, следующее: та работа, которую практически мы проводили по Трактороцентру, не дает представления о характере и объеме контрреволюционной работы в целом».

Ясно, что если кто-то платит серьезные деньги, стало быть, у него есть в этом деле весьма серьезный интерес.

Кстати, если деньги шли через польскую миссию, это отнюдь не значит, что их платила Варшава. Польскими каналами проникновения на советскую территорию охотно пользовалась и другие силы…

Практическая часть курса конспирологии

По отношению к конспирологии — науке о заговорах — большинство людей занимает одну из крайних позиций: либо все проблемы и неприятности объясняются деятельностью заговорщиков (от злонамеренных соседей по коммуналке до мирового правительства), либо заговоров и всяких там тайных организаций не существует вовсе, а неприятности проистекают от естественного хода вещей. Истина, как водится, посередине: заговоры не объясняют всего, но, безусловно, существуют и иногда даже удаются. Один из главных критериев реальности заговора — соотношение затраченных на него средств и прибыли, которую спонсоры рассчитывают получить. Если овчинка стоит выделки, то есть смысл содержать тайную организацию и финансировать ее работу, если же нет — значит, нет…

Был ли смысл полякам финансировать подготовку восстания на Украине? А то! Восстание вполне могло закончиться отделением Украины от СССР, а Польша слишком давно и открыто зарилась на эти богатые земли. Вопрос, смогла бы украинская армия противостоять польской, — чисто риторический: в то время даже такие не самые слабые государства, как СССР и Германия, рассматривали Польшу как серьезного противника.

Но могла ли Польша, переживавшая в то время экономический упадок, вбухивать такие средства в антиправительственную работу в СССР? Не факт, что могла, да и не факт, что хотела. Еще в 20-е годы пан Пилсудский был известен тем, что много обещал, но мало и неохотно делал. Однако существовали и другие силы, ворочавшие очень большими деньгами и кровно заинтересованные в падении советского строя.

Далеко не все русские эмигранты, осевшие в Европе, были «наги и босы» и работали таксистами. Многие дальновидные российские промышленники сумели вывезти за границу свои капиталы, а многие их оттуда и не увозили, поскольку изначально являлись иностранцами. О собственности, потерянной в большевистской России, эти люди помнили, и помнили крепко.

Сразу после революции крупные деятели русской промышленности создали в Париже так называемый «торгово-промышленный центр» или, сокращенно, Торгпром. В 1922 году, когда стало ясно, что военным путем Советскую Россию не победить, в Торгпроме появился секретный совет, в который вошли такие акулы, как бывший владелец нефтяных предприятий Густав Нобель, миллионеры братья Гукасовы, Лианозов, Третьяков и прочие подобные им господа. Торгпром был не один в поле воин: в разных странах создавались аналогичные объединения промышленников. У них у всех была одна конечная цель: вернуть национализированную большевиками собственность. Если для этого надо устроить в России еще одну революцию — стало быть, устроим революцию.

Подрывная работа и террор, которые Торгпром старательно финансировал в 20-е годы, ничего, в общем-то, не дали. И тут, как по заказу, началась коллективизация. Со стороны казалось: вот сейчас восставший народ сметет советскую власть. Ну как тут не поспособствовать, не поднести пару факелов к пороховому складу?[222]

Любопытно, что обе раскрытые ОГПУ организации — и «ветеринарная», и «тракторная» — появились на свет в 1931 году. Почему именно в 1931-м? Почему не раньше? Ведь коллективизация началась в 1929-м. Чего ждали?

А ждали своей очереди на финансирование. Первая организация являлась прямым продолжением ликвидированной в 1930 году так называемой «организации микробиологов», состоявшей из специалистов-ветеринаров, вторая также была создана из остатков организации, раскрытой в 1930 году.

Начало индустриализации в СССР отмечено подлинным взрывом «вредительских» дел — финансировавшие саботажников предприниматели не могли не понимать, что время теперь работает против них. Из тех дел известны несколько — кроме пресловутого «шахтинского», более-менее на слуху лишь процессы «Промпартии», «Союзного бюро меньшевиков» и «Трудовой крестьянской партии». Первое имело отношение к технике, второе — к финансовой сфере, о направленности третьего говорит само название.

Обвинения были примерно одинаковые — саботаж, вредительство, работа на развал экономики страны. Сейчас эти дела считаются, естественно, фальсифицированными, но вот что любопытно: уже в 90-е годы из эмигрантских источников выяснилось, что на самом деле существовала некая «Трудовая крестьянская партия» с центром в… Праге. «Партия» эта имела людей внутри СССР, однако в 1930–1931 годы большая часть ее деятелей в Советском Союзе были арестованы, после чего организация захирела. Если подсудимые являлись невинными жертвами — то кто составлял внутрисоюзную часть зарубежной ТКП?

Однако эти дела — даже не вершина айсберга, а так, снежок на вершине. Только в 1931 году Особым совещанием и Коллегией ОГПУ были рассмотрены дела 2490 человек, в том числе 85 профессоров, 1152 инженеров, 249 экономистов, 310 агрономов, 22 ветврачей и т. п. Даже если мы сделаем уступку обществу «Мемориал» и проведем границу посередине — пусть виновна только половина осужденных — все равно не верится, что все эти люди являлись бескорыстными идеалистами. Обычно представители научной интеллигенции все же разбираются, с какой стороны у бутерброда масло.

После этих арестов наверняка освободились некоторые деньги, которые можно было направить на создание новых структур. Труба, впрочем, была уже пониже и дым пожиже, так что переарестовали их быстро, но напакостить эти люди успели — см. дело «ветеринаров».

Вернемся, впрочем, к «трактористам», которые дали очень неплохие показания относительно своих целей.

Из показаний подследственного Ивана Короя.

«Вопрос. Какие политические цели ставила себе организация?

Ответ. Организация ставила перед собой задачу борьбы с соввластью, считая приемлемыми и необходимыми все формы борьбы с нею: организацию вооруженного восстания, подготовку диверсий, а также разведывательную и подрывную работу в области сельского хозяйства…

Вопрос. В чем выражалась практическая повстанческая работа к.-р. организации?

Ответ. К.-р. организация, используя трудности в сельском хозяйстве, вела работу по ослаблению и развалу колхозов, организуя невыходы на работу, массовые выходы из колхозов, противодействие хлебозаготовкам и т. п. Путем ослабления колхозов и непосредственной агитационной работы к.-р. организация создавала враждебное отношение крестьянства к соввласти и подготовляла настроение для вооруженного выступления. С этой же целью организация создавала и укрепляла областные группировки, создавая в наиболее ответственных районах районные группировки, вербовала в селах сторонников и участников из состава враждебных, недовольных и обиженных соввластью элементов…»

Не стоит думать, что чекисты пытались взвалить на «контрреволюционеров» все подобные явления на селе — а если бы и попытались, в Кремле тоже не дураки сидели. Там знали роль и значение конспирологии в жизни страны. Все проще: господа «вредители» отлично знали старый добрый принцип: «падающего толкни!» и подстраивались под естественные процессы, стараясь их, по мере сил, расширить и углубить. Однако все эти организации, не играя решающей роли, внесли свою лепту в создание хаоса в деревне, а стало быть, также отвечают за голод, ставший следствием хаоса.

…Оно конечно, если брать отдельного ветврача или отдельного деятеля МТС, занимающегося вредительством из ненависти к советской власти, то происходившее кажется бредом: зачем совать голову в петлю, ведь эти разрозненные усилия все равно не смогут кардинально изменить ситуацию. Но кто сказал, что усилия были разрозненными? Они финансировались из-за границы, а кто платит актерам, тот и хозяин театра. И за координатором дело не стало.

Не стоит обольщаться уверениями вроде: «да кому мы нужны?!» Нужны, и еще как нужны — не только сейчас, но и тогда. Множество глаз по всему миру тщательно отслеживали ситуацию в России, множество голов выстраивали стратегию и тактику свержения советского строя с последующим растаскиванием как российских ресурсов, так и самого государства. Нужно было ударить в строго определенный момент — момент наибольшей слабости власти, наибольшего хаоса. А по возможности, этот момент еще и подготовить, ударив в самое уязвимое место. Самым же уязвимым местом в то время была продовольственная безопасность государства.

Не правда ли, встроенные в такую схему, оба дела обретают смысл и уже не кажутся бредовыми измышлениями чекистов?

Нити от большинства подобных организаций всех уровней вели в Польшу. Кто держал их в руках? Свой интерес в деле имелся у Варшавы, кроме того, с польским правительством была тесно связана французская разведка — а Франция тоже имела интересы на юге бывшей Российской империи. Не зря во время интервенции французские корабли паслись именно в Черном море. Да и белоэмигрантские организации чувствовали себя в Польше как дома, исправно поставляя боевиков для налетов на советскую территорию и агентов для нелегальной работы.

Из показаний подследственного Ивана Короя.

«Вопрос. Какие районы были намечены организацией в качестве основных очагов восстания?

Ответ. Области Украины: Киевская, Винницкая, Одесская и МАССР.

Вопрос. Чем обуславливался выбор этих районов как основных очагов восстания?

Ответ. Во-первых, эти районы считались наиболее напряженными и с этой точки зрения наиболее подходящими для организации восстания. Во-вторых, по этому поводу имелись прямые указания Польши, с которой к.-р. организация была связана.

Вопрос. Был ли намечен какой-либо срок для вооруженного выступления?

Ответ. Коварский сообщил, что, по мнению Политического центра, уже осенью 1932 года могут назреть условия, благоприятные для вооруженного восстания.

Вопрос. На помощь каких именно сил рассчитывала к.-р. организация в повстанческой работе?

Ответ. К.-р. организации была обещана помощь Польши, с которой организация была связана.

Вопрос. В чем конкретно должна была выразиться эта помощь?

Ответ. На случай вооруженных восстаний Польша обещала переброску необходимых людей и поддержку оружием…»

За всю страну не скажем, но свалить таким путем советскую власть на Украине было вполне возможно. Восстание, отделение УССР от Советского Союза (дальнейший сценарий нам демонстрирует сейчас независимая Украина) или ее развал и раздел между РСФСР, Польшей и Румынией.

Скажете, такого не могло быть? Или кусочек не стоил потраченных денег?

Несостоявшаяся «советская весна»

Кусочек того стоил, кто бы сомневался. Украинскими землями охотно пополнили бы свою территорию не только Польша и Румыния, но и не имеющая с ней общих границ Германия. Методика тоже стандартная — вооруженная оппозиция поднимает восстание под лозунгом прав человека (или «Земля крестьянам», или «Долой жидов», или «За независимую Украину» — нужное подчеркнуть), а страны НАТО посылают самолеты… пардон, это из другого времени… добрые европейские соседи помогают людьми и оружием…

Вот только времена стояли патриархальные, и усилий вооруженной оппозиции для того, чтобы ввести войска, было недостаточно, не по понятиям. Мировое сообщество еще не оборзело до такой степени, чтобы защищать военной силой интересы бандитов. Требовалось, как минимум, вооруженное восстание. Но люди почему-то подниматься с оружием против власти не хотели. Есть ли лучшее средство, чтобы поднять народ, чем голод? Мировая история полна голодных бунтов.

Эти господа не менее, чем спекулянты, были заинтересованы в организации голода, и когда появилась такая возможность, принялись всеми силами подталкивать события в нужном направлении.

К осени 1932 года деятельность разного рода нелегальных организаций пошла на подъем, резко активизировались их связи с заграницей. В январе 1933-го особый отдел ОГПУ, докладывая об очередных ликвидированных контрреволюционных группах, сообщил о том, что в последние месяцы на Украину было переброшено 23 «польско-петлюровских эмиссара» (не стоит удивляться, так называемое «правительство Украины в изгнании» еще с 1920 года действовало в сердечном согласии с польскими властями). Это лишь те, о которых стало известно, — а сколько их не попалось на глаза чекистам?

Потянув за эти ниточки, следствие вскрыло крупное подполье, охватывавшее ряд районов Правобережной Украины и Донбасса и связанное с УНР[223].

«Задержанный в Киевской области бывший эсер Мамчий показал, что он является эмиссаром правительства УНР… Мамчий показал, что он прислан для связи с организаторами петлюровско-повстанческого подполья на Украине и имел задание:

„Прощупать отдельно существующие на Украине организации, связать их с целью недопущения отдельных разрозненных выступлений и дать им указания вести подрывную работу в колхозах и совхозах, агитировать против сдачи хлеба. Сеять только для себя, не сеять экспортных и технических культур. Всячески дискредитировать колхозы“».

Ну, и в качестве мелкопрактической части, чтобы силушка не застаивалась, — жечь колхозное имущество. Показывая пример, эмиссар самолично совершил 18 поджогов.

УНР была не одинока в своих усилиях. В 1920 году Пилсудский использовал ее в качестве «шестерки» во время вторжения на Украину, на самом деле и не думая делиться властью. И вовсе не факт, что он намерен был теперь допустить существование отдельного украинского правительства, пусть даже и марионеточного. Поляки действовали на украинской территории не только через УНР, но и сами по себе.

«II-й отдел польского генштаба (разведка. — Авт.), через свои экспозитуры, начальников разведок дивизий и разведывательные пляцувки, проводит непосредственную работу по созданию повстанческих организаций, обращая основное внимание на разложение колхозов, проведение диверсионных и вредительских актов и проч. Эту работу II-й отдел проводит как при помощи петлюровских центров, так и через другие белогвардейские организации».

А вот сообщение о ликвидации диверсионной группы румынской разведки в Винницкой области. Группа состояла из 18 человек, во главе — три кулака, бежавшие в 1932 году из ИТЛ на территорию Румынии.

«Задания румынской разведки сводились к следующему:

1) Проводить поджоги колхозов и совхозов в районе сел Должен, Мурафа и Травное.

2) Максимально терроризировать местный сов. — парт. актив, проводящий хлебозаготовительную кампанию, убивая наиболее активных работников, с целью срыва хлебозаготовок.

3) Проводить широкую агитацию среди местных селян в плоскости несдачи государству хлеба, „над которым они трудились“. Распространять провокационные слухи о скором падении Соввласти и приходе румын.

4) 7-го ноября, во время торжественного заседания сельактива, в помещении, где происходит заседание, бросить бомбу».

Надо полагать, украинские крестьяне пришли в детский восторг от перспективы прихода румын, да…

Вот еще, это уже в Путивльском районе Черниговской области. Организация, для разнообразия состоящая из бывших красных партизан, во главе с членом ВКП(б) с 1917 года. Они тоже готовили вооруженное восстание после начала войны, а пока скромненько грабили на дорогах колхозные обозы с хлебом. Вот и пойми, где кончается вооруженная оппозиция и начинается банда.

Активизировался РОВС и связанный с ним «Национальный союз нового поколения» — это уже не Варшава, это Париж, а за ними стоят «Торгпром» и французская разведка.

13 февраля 1933 года заместитель председателя ГПУ Украины Балицкий подписал Оперативный приказ по ГПУ УССР № 2. Обратите внимание: это не донесение в вышестоящие инстанции, это оперативный приказ, то есть ни о каком пускании пыли в глаза начальству, преувеличении опасности в нем не может быть и речи.

Итак, вот его общая часть, с оценкой обстановки в республике.

«Организованный саботаж хлебозаготовок, осеннего сева; организованное массовое воровство в колхозах и совхозах; террор в отношении наиболее стойких, выдержанных коммунистов и активистов села; переброска на Украину осенью прошлого года десятков петлюровских эмиссаров, распространение к.-р. петлюровских листовок, в особенности на Правобережье, и анализ агентурных материалов — говорили за безусловное существование на Украине организованного к.-р. повстанческого подполья, связанного с закордоном и иноразведками, главным образом польским главштабом».

Задача разгрома этого подполья была поставлена перед ГПУ Украины 5 декабря 1932 года. С этой целью была организована ударно-оперативная группа, которая за два с половиной месяца нашла подпольные ячейки в 200 районах и на 30 железнодорожных станциях, установив связь подполья с заграничными националистическими центрами — УHP, УВО[224] и УНДО[225], и польским Главным штабом. Органы ГПУ вскрыли также крупную шпионскую сеть в промышленности, на транспорте, в оборонном секторе и даже в разведывательных органах. Одним из результатов этой работы, кстати, стало «дело Трактороцентра».

«Анализ ликвидированных за это время дел говорит за то, что в данном случае мы столкнулись с единым, тщательно разработанным планом организации вооруженного восстания на Украине к весне 1933 года с целью свержения советской власти и установления капиталистического государства, так называемой „Украинской независимой республики“»[226].

…То есть превращения Украины в польскую, польско-французскую или польско-немецкую колонию — в зависимости от того, с кем из покровителей в данный момент дружит пан Пилсудский.

26 марта 1933 года председатель ОГПУ Ягода отчитывался Сталину еще об одной операции ОГПУ, тоже очень интересной:

«Начиная с 16 марта с. г. операцией по очистке погранполосы и на участках польской границы в УССР и Белоруссии, на участках польской и латвийской границы в Западной области и на участках латвийской и финской границы в ЛВО по данным на 20-е марта с. г. вскрыто существование на протяжении всех границ к-р. повстанческих и диверсионных организаций, непосредственно созданных и руководимых польским и финским генеральными штабами или связавшимися с ними в процессе собирания сил.

Организации были насаждены на главнейших стратегических направлениях вокруг жел-дор. узлов, укрепленных районов и оборонного строительства.

Почти по всем вскрытым организациям устанавливаются одни и те же сроки восстания, приуроченные к весне текущего года.

Наряду с разгромом повстанческих организаций и очагов ликвидированы резидентуры, переправы и многочисленная шпионская сеть ПГШ и финской разведки…»

Польша всегда считала украинские и белорусские земли, а также Смоленск своими территориями, Финляндия зарилась на Карелию, а если получится, то и на Кольский полуостров. После Гражданской войны первая получила Западную Украину и Западную Белоруссию, вторая — практически весь Карельский перешеек. Аппетит же, как известно, приходит во время еды.

Читаем дальше.

«Помимо собирания сил, подготовки и объединения повстанческого подполья организациями проводилась систематическая работа по развалу колхозов, по срыву весенней посевной кампании, по усугублению продовольственных трудностей (путем сжигания, кражи и порчи запасов фуража и продовольствия) и по созданию недовольства и напряженного положения по всей погранполосе…»

Мы уже говорили о том, что лучший способ вызвать народное недовольство — нехватка продовольствия, а еще лучше — голод. И ведь что любопытно — голодом были охвачены как раз те регионы, где во время Гражданской войны существовали «независимые республики», — Украина, Дон, Кубань, Поволжье. Может быть, это и совпадение, кто же спорит…

Дальше идет перечисление самых заметных организаций, вскрытых в регионах. Ими руководили бывшие петлюровцы, кулаки, либо связанные с Польшей, либо непосредственно агенты польской разведки, а то и прибывшие из-за границы боевики. Вот лишь несколько самых «вкусных» моментов:

«Организация намечала проведение массового террора над советско-партийным и колхозным активом. Участники организации выявлены на Харьковском тракторном заводе и на московском заводе „Электросталь“, куда они были посланы руководством для диверсионной работы…

…На участке Волочиского погранотряда ликвидирована польско-повстанческая организация, возглавляемая членами костельной „двадцатки“ Атаманом и Белинским. Организация была связана с находящимся в Польше ксендзом Нановским и получила от него указание по проведению разложенческой работы в колхозах и по подготовке восстания…

…На участках Славутского, Олевского и Волочиского погранотрядов раскрыты шпионские организации и группы, руководимые агентурой II-го отдела ПГШ, насадившей диверсионные ячейки на важнейших направлениях, распространявшей воззвания „Украинского революционного комитета“, собиравшей по особым анкетам сведения о состоянии и ходе колхозного строительства и составлявшей именные списки советского и партийного актива районов в целях их физического уничтожения в момент восстания.

…Особого внимания заслуживает диверсионно-повстанческая организация, возглавляемая инженером Петерсдорфом, передавшим польской разведке генеральный план участка военного строительства.

…Организация немцев-колонистов в Зельском районе Одесской области, созданная б. эсером Ротэкером и строившая свои повстанческие планы в надежде на приход Гитлера на Украину…»

Только за 10 дней операции было арестовано 14 польских разведчиков и 8 агентов, переброшенных специально для развертывания повстанческой работы в Донбассе. Это резиденты, а всего взяли 9514 человек, из них;

«По линии шпионажа и связи по шпионским делам — 2311 чел., по повстанческим организациям и группам — 6074 чел., по связям бежавших за кордон, репрессированным и проч. признакам к.-р. — 1119 чел.».

Удар был нанесен грамотно — непосредственно перед выступлением. А что самое любопытное — так это немцы-колонисты, ожидавшие прихода Гитлера на Украину. Гитлер только-только, в январе 1933 года, стал рейхсканцлером. Что это — надежды и чаяния советских немцев, или они что-то знали о планах свежеиспеченного германского правительства и его намерениях поучаствовать в разделе Украины?

Итак, теперь перед нами стройная картина так называемого «системного кризиса», который и стал причиной голода — всех его пунктов. В основе его лежит органическая слабость советского аграрного сектора, доставшаяся в наследство от Российской империи: мельчайшие размеры хозяйств, запредельно низкая урожайность, полное отсутствие агрокультуры. Плюс к тому, 1932 год был «пиковым» годом аграрной реформы, годом наибольшей апатии и максимального сопротивления, следствием чего стала плохая обработка полей, а отсюда низкая урожайность, засилье сорняков и прочей вредительской пакости. Сюда нужно еще прибавить неудачную систему контрактации и неумение определить урожай на полях. Это те причины голода, которые можно назвать естественными, — хотя сами по себе они бы к голоду не привели.

Теперь об организаторах голода и о тех, кто ими не является. Не приложили к этому руку власти СССР и УССР — по той простой причине, что они были в этом совершенно не заинтересованы. Кто приложил? Все еще многочисленные враги сталинской команды, аграрной реформы и советской власти в целом в трогательном единении с милыми соседями, в первую очередь поляками.

Но главный организатор голода, по нашему мнению — нэп.

Еще крестьянские восстания 1918–1921 годов имели причиной один-единственный фактор: запрет спекуляции продовольствием. Их организаторы сражались не за белых, эсеров или мифический «крестьянский рай», а за вольные цены на хлеб. Те же причины лежали в основе «хлебных войн» 20-х годов и постоянных голодовок, имевших причиной естественные законы «хлебного рынка». К 1932 году вольный рынок в СССР был уже наполовину разгромлен, но разгромлен «снизу» — уничтожен класс кулаков, которые являлись основными поставщиками товара для спекулянтов, а до самих спекулянтов «кровавая рука ОГПУ» пока не дотянулась.

И вот представьте себе: 1932 год. В СССР урожай приличный, но наполовину угроблен и разбазарен. В Восточной Европе — неурожай. Великолепная конъюнктура для хлеботорговцев. А поставщика нет!

И тогда торговцы начали покупать ворованное. Вольный рынок, ставший к тому времени почти целиком «черным», как гигантский пылесос, выкачивал из деревни продовольствие — все, до которого мог дотянуться.

Может ли господин Ющенко, да и кто-либо другой из политиков, сделавших «капиталистический выбор», признать, что основной причиной «голодомора» является рынок?

А вы как думаете?