ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Тихо мы в бой пойдем… [1]

– Хок! – Леди Клотильда ладонью хлопнула рыжую лошадку по крупу. Та сразу же испуганно зарысила прочь, подальше от этой тяжкой железной длани и кровожадно косящегося на нее громадного черного жеребца. Тем более что и восседавшая на ней всадница была с этим полностью согласна и подтверждала правильность решения свободно отпущенными поводьями.

– Итак, сэр Сериога, – громогласно поинтересовалась у него Клотильда, – что дальше, хитромудрый вы наш?

Из всей одежды на ней сейчас была только лошадиная попона, впрочем, как и на Сереге. Одеяния благородных милорда и миледи в данный момент уплывали от них прочь, аккуратно свернутые в тугие узлы и засунутые под вороха некоего загадочного полупрозрачного тряпья. Составлявшего, как понял Серега из печально-прощальных воплей леди Эспланиды, жалкие остатки от былого великолепия ее личного приданого. За компанию с одеждой уплывало и оружие – в двух громадных сундуках, притороченных с обеих сторон к седлу черного пони. Сам пони, приволоченный Клоти с места героической (и бесславной) погибели кортежа леди Эспи, семенил следом за рыжей лошадкой, довольно-таки резво идущей в сторону Дебро.

Оборотень, вновь вернувшийся к своему облику завзятого нудиста, и леди Клотильда – оба выжидающе смотрели на Серегу.

– Начнем, пожалуй, – как-то смущенно скомандовал Серега. В голове у него сами собой по аналогии всплыли слова из песни: “Он сказал – поехали, он взмахнул рукой…”

В данной ситуации взмахнул не рукой, а хвостом. И не он, а оборотень, как-то незаметно и стремительно вновь перетекший в звериное состояние.

Огромный черный лис крутанулся на месте, ловя окончание своего роскошного хвоста в капкан из непрерывно щелкающих челюстей. Очередной сводящий скулы (не ему, разумеется, а слушателям, которые вынуждены были при этом присутствовать) хрустяще-костяной хлопок фарфоровых на вид зубов. И – есть! Хвост пойман.

Лис, сжав челюстями лохмотья длинного ворса, коротко прорычал и остервенело мотнул головой. Коротко взвизгнул. Чихая и откашливаясь, выплюнул на землю черно-серебристые клочья меха.

– Пора в лисов оборачиваться, ле… Клотильда, – с некоторой опаской распорядился Серега. Покосился на Клоти – а ну как вдарит? – и не со зла, а потому что по этикету так положено, за такие интересные предложения по морде всякий раз давать (перед тем, как их исполнить). И только потом несколько укоризненно сказал оборотню: – Что же вы, почтенный… на фига нам столько шерсти? Ежели так стараться всякий раз и для каждого, хвост облысеет…

Зверь пренебрежительно фыркнул и уселся на задние лапы в позу снисходительного выжидания. Леди Клотильда, придерживая одной рукой на себе лошадиную попону, наклонилась. Подняла с травы другой рукой пригоршню спутанных меховых ворсинок. При этом спина прекрасной леди прогнулась и неожиданно предоставила на обозрение Серегиным глазам окончание мускулистого стана в виде двух накачанно-округлых холмиков ягодиц. Сердце в груди у Сереги тут же загнанно стукнуло и к щекам горячей ревущей рекой прилила кровь. Прилила до болезненного шума в ушах. Леди Клотильда, уже выпрямляясь, встретилась с ним глазами. Он стоял, онемевший и красный от смущения. Взгляд леди скользнул по его лицу, потом убежал куда-то вниз, и… она сама начала краснеть бурно и стремительно.

– Ну и чего стоим? – поинтересовался оборотень, успевший за время их взаимных переглядок вновь перейти в человекообразное состояние. – Чего стоим и смотрим? Солнце закатывается, леди Эспи подъезжает к Дебро, стадо уже собирается с выгона. Стоим дальше?

– Положите волосок в рот, сэр Сериога, – немедленно опомнилась Клоти. Опомнилась настолько, что в голосе вновь зазвучали обертоны командно-приказного рева. Которым она так часто пользовалась в первые дни их совместных скитаний. – Не жуйте, а сразу глотайте. Быстрее!

Серега глотнул, преодолевая тошноту и отвращение. (Волос во рту! Фу!) И тут же что-то изменилось. В чем – в нем самом или в окружающем мире? – на этот вопрос он не смог бы ответить. Примерно как Ходжа Насреддин, которому подсунули лист бумаги под коврик, на котором он сидел, и задали вопрос: а не изменилось ли что-нибудь? И Ходжа, человек с острым нюхом на подвохи, на всякий случай ответил: то ли я возвысился над миром, то ли небо само слегка приблизилось ко мне, но что-то действительно изменилось. И все за то время, пока выходил по нужде…

Так и тут – для него, Сереги, что-то изменилось. Остро запахло сыростью, влажной лесной землей и прелой листвой. Запах напоминал аромат пряностей – смесь ванили, миндаля, кориандра и шалфея. От него становилось сладко на языке. И щекотно в носу. Он прижал язык к нёбу, пытаясь унять доходящую до ощущения зуда щекотку. Щекотка ползла уже по всей полости рта. Он резко выдохнул носом, кашлянул, до предела наморщив нос. И вновь яростно заскреб языком нёбо. Язык царапнул жесткой щеточкой…

И все прошло. Зуд прекратился.

А земля в мелких коротких травинках и ржаво-желтой листве, похожей на листву земных осин, опавшую по осени, оказалась вдруг под самым носом.

Серега не понял – как? Когда он успел нагнуться так низко, что почва, бывшая до этого у него где-то там, далеко и под ногами, неожиданно очутилась почти у самого лица?

Но… не все ли равно? Он втянул носом воздух. По траве недавно пробежал шеркух. Он почти увидел следы его маленьких лапок, отпечатанные не весом или цветом, а ЗАПАХОМ. Таким теплым, зовущим запахом. Где-то здесь, подсказал ему еще один запах, должна быть и самка. Самка его крови. И его ПРАВА. Он понял свое ПРАВО на нее и принял его. Она его. Они поделят шеркуха… потом, после…

Что-то больно ткнулось ему в плечо и рвануло плоть. Еще до того, как увидеть, он ощутил ЗАПАХ и понял: это еще один. Еще один из их племени. Но он, этот еще один, не хотел эту самку – об этом говорил его ЗАПАХ. Не хотел он и шеркуха. Тогда почему же он начал с ним РАЗГОВОР ЗУБАМИ?

Разговор зубами?! Черт, что за белиберда? Он напряг ум, пытаясь проснуться. И позвал к пробуждению самого себя, существо, которое когда-то (когда? а что такое “когда-то”?) окружающие называли Серегой. Сереженькой. Сэром Сериогой…

Кто это такой – Серега? – плавало на поверхности его сознания. Он опасен? Его можно есть? Он может съесть меня? Да! – рыкнуло вдруг где-то глубоко-глубоко внутри его настоящее Я.

И он выбрался на поверхность. Точнее, выкарабкался откуда-то (из омута оцепенелости со странными снами и видениями) на несколько мгновений, как бредящий больной – в окошко временного просветления сознания. Серега огляделся.

Сбоку стоял черный лис, выглядевший сейчас немного расплющенным и растянутым одновременно. Как будто он, Серега, смотрел на него через несколько наложенных друг на друга и искажающих изображение линз. Его морда была на уровне Серегиных глаз… да и весь он стал какой-то близкий, привычный глазу. Хотя и приятного в нем было мало. Лис раскрыл пасть и показал положением головы, что сейчас у них будет настоящая охота. Следуй за мной, сказал щелчок его пасти, ты и твоя самка, и мы поохотимся. И повеселимся…

Стоп! – приказал себе Серега. Я – человек. Он скосил глаза, которые с неожиданной легкостью скосились так, что он ясно рассмотрел волоски у себя на переносице. Волоски рыжевато-каштанового цвета. Слишком густые и слишком длинные для ресниц. Руки! – Он глянул вниз.

Там были лапы. Превращение в лиса произошло. Следуй за мной, опять сказал ему лис сбоку. На этот раз это снова был РАЗГОВОР ЗУБАМИ.

Что ж, пусть будет так, немного нервно сказал сам себе Серега, начинкой пирожка спрятанный в звере. Поохотимся… Лис, которым он стал, нетерпеливо и радостно щелкнул зубами. И кинулся вперед.

Они мчались по полю, то и дело останавливаясь и пригибаясь к земле. Вел их черный лис. Их – это его и коричнево-рыжую, с желтыми подпалинами молодую лису. От нее пахло призывно, но сейчас они были на охоте, и им было не до этого. Время от времени они прятались под прикрытием какого-нибудь кустика. Или просто залегали в высокой траве. Черный лис (их вожак в этой охоте, хотя вожак – это для таких, как они, было неправильно; у таких, как они, нет вожаков… но ради охоты он потерпит) сумрачной тенью выскальзывал вперед. Узнать. Понюхать, что впереди. Потом он возвращался, и они снова тремя тенями скользили по полю навстречу своей веселой охоте. Лучшей охоте. Кормящей охоте. Он тосковал по крикам и жалобным рывкам в своей пасти. По вкусу крови, текущей в рот… в пасть! – прямо из живой еще жертвы. Ах, эти птички. Гуси с ароматным жирком и вкусной печенью. Ах, эти юные ягнята, нежно-молочные, с кожицей, просвечивающей сквозь реденькую шерстку, с тонкими ребрышками, медово хрустящими на зубах. Охота!

Они влетели прямо в бок стада, неторопливо бредущего к воротам Дебро. Стадо шло к Скотским воротам, тем самым, через которые они когда-то покидали этот негостеприимный городишко. Уворачиваясь от коров, сонно ставящих копыта куда попало, троица пробралась в середину стада. Животные вокруг не обращали на них никакого внимания. Черный лис, догадался он. Он попросил их не видеть. И они не видят. Хорошо. Они идут вперед – это тоже хорошо. Там будет охота. Много хорошей охоты…

Стадо ползло вперед, рыгая, жуя и мыча. Три лисы без всяких помех вошли с ним в город, прячась за низко висящими коровьими брюхами. Сразу же за городской стеной были собаки – он унюхал это по запахам, плывущим отовсюду, как музыка, и понятным, как наглядное пособие перед глазами. Две или три, видимо почуяв их, истерично взлаяли, но тут же смолкли – черный лис сказал им, что они должны молчать. Стадо двигалось вперед тягучим, вытянутым в ленту караваном. И медленно уменьшалось по мере того, как та или иная жующая и громко мычащая единица уходила во двор своих хозяев. Пока что им всякий раз удавалось вовремя угадать, какая именно из прикрывающих их коров сейчас удалится под сень родных пенат, но все же прыгать и нырять под копытами было не совсем легко и не слишком приятно. Их живое прикрытие неуклонно таяло, дойдя в конце концов до двух десятков особей, флегматично бредущих в облаке поднимаемой ими пыли куда-то в центр города. Странно, но замусоренные обочины, мимо которых они двигались, были Сереге чем-то смутно знакомы. Он напряг память, пытаясь припомнить ту ОХОТУ, на которую он уже ходил как раз мимо ЭТИХ обочин. Но ни одной картинки так и не появилось перед глазами, и нос не помнил, когда он уже впитывал эти запахи – грязи, мусора и отходов ЧУЖИХ, запахи их кожи, жира и пота. И еще запахи собак, ЧУЖИХ щенков, больной, полузадохлой травы. Впереди что-то отчаянно заскрипело, застучало дробно, и стадо, в котором они прятались, ступило на мост.

Здесь у нас и будет БОЛЬШАЯ ОХОТА, сказал зубами черный лис. Скорей бы – мотнула мордой рыже-желтая лиса. Да, согласился он. Нам нужна БОЛЬШАЯ ОХОТА. Они прошли через полосу сумрачной, остро-сырой тени и вступили на грязный, мощенный камнем прямоугольник скотного двора. Тот, кто нам нужен, – наш враг, будет убивать нас и наших лисят, сказал черный лис. И он, Растущий, согласился с ним. Сейчас они затаятся, а ночью должны будут… убить? Нет, сказала лиса сбоку. Просто слегка придушим, оторвем уши и хвост и изгоним отсюда навсегда. Вот и все. Есть его не будем.

Коров загнали в просторный, пахнущий навозом и сеном хлев. Сюда! – едва слышно щелкнул зубами черный лис и тенью метнулся по хрупкой дощатой лесенке наверх, на сеновал. И там, в убежище, они залегли. До БОЛЬШОЙ ОХОТЫ еще есть время. Лучшее время для лисьей охоты – время перед рассветом. Когда все тени одинаково серы, а тех, КТО СТЕРЕЖЕТ, одинаково тяжко одолевает сон. Тогда. Все случится тогда. И три оборотня спокойно уснули…

Кругом было темно. Он услышал сквозь сон, как черный лис завозился и ткнул его носом в бок. И тут же ноги сами собой подняли его – он даже не успел понять, как это случилось. Тело поняло быстрее разума, что пора и надо вставать. Рядом уже поднялась молодая рыжая лиса, скучающе лизнула себе разок-другой левую лапу. Пора. Пришло время для ИХ ОХОТЫ!

Ворота хлева были заперты на ночь, но они, покрутившись, отыскали под стеной в углу какую-то нору, очевидно прорытую собаками. Снаружи было темно, но запах воздуха уже начал неуловимо меняться с запаха ночи на запах предрассветного времени. Сюда! – И они понеслись вслед за черным лисом: три тени, три хозяина ночи и нор.

Черный лис вел их по человеческим норам, огромным и опасным. В таких не спрячешься – они слишком велики для этого. Любой, кто захочет, может туда проникнуть. Растущий (нет, я – Серега! – слабо мелькнуло где-то на задворках сознания и тут же погасло) даже пожалел бедных ЧУЖИХ, которые не имеют безопасного убежища в своих собственных норах. Лестница. Переход, крытый дырявой крышей, через прорехи которой слабо просвечивали звезды. Спуск и поворот.

Они остановились у преграды, густо пахнущей мертвым деревом. За ней еще одна пещера, сумрачно подсказал Растущему кто-то изнутри. За преградой скулило какое-то существо.

Черный лис поднял лапу и уперся ею в преграду. Задней лапой показал, что они должны помочь ему. Они налегли совместным весом всех троих, и преграда поддалась, со скрипом и стуком отлетев в сторону.

Троица ввалилась в пещеру, где густо и противно пахло ЧУЖИМ и ЖЕЛАНИЕМ ЧУЖОГО Они знали, что они не должны бояться. Хотя запах ЧУЖОГО был для них отвратительным. И даже угрожающим.

Но они не боялись.

Черный крутанулся на месте. Нёбо, его нёбо зазудело…

Черт побери, размышлял Серега, почему я стою тут на четвереньках? И где моя одежда… И где же я сам, черт побери?!

Рядом кто-то хрипло откашлялся. Серега повернул голову и узрел сквозь серое марево подступающих предрассветных сумерек сиятельную леди Клотильду. Причем совершенно голую и так же, как и он, стоящую на четвереньках. Почему?

Спереди раздался смех, густой, скрипучий, с нотками истерического всхлипа.

– Леди Клотильда… Вы всегда были склонны к непристойным выходкам. Явиться передо мной, перед приличной дамой… голой! В неприличной позе! В обществе двух обнаженных мужчин! Стыд! Срам! Позор!

Кто это, спросил сам себя Серега растерянно Внутри головы что-то словно поскрипывало Там был песок И ни одной мысли. Шуршащий, ссыпающийся в никуда песок. Кто это?

Это то самое существо, которое скулило в этой пещере, ответил ему из глубин сознания угасающий в нем Растущий.

– На себя посмотри, – грубо посоветовала леди Клотильда этому существу и рывком встала. Прикрывшись ладошками, метнулась вбок и буквально в то же мгновение оказалась прикрытой какой-то тряпкой. Размером с добрую скатерть.

Серега присел на корточки, униженно прикрываясь ладошками в нескромных местах. Клотильда, продолжавшая метаться по комнате, кинула в него чем-то мягким. Он торопливо схватил – мягкое оказалось длинной рубахой, шибко напоминающей размерами и формой женскую ночную сорочку. Ну да дареному коню в зубы не глядят. Он развернул ее и прикрыл свои бедра. Затем встал и огляделся.

Они все трое очутились в комнате, размеры которой были неясными из-за густого предрассветного сумрака, черно-серым пологом затенявшего стены и углы. Впереди светлым квадратным пятном прорезывалось на фоне темноты небольшое окошко. Под ним угадывалось смутно различимое в полумраке громадное ложе, на котором ссутулившимся и судорожно сжавшимся сусликом сидела жалкая фигурка. Леди Эспи? Серега смущенно откашлялся:

– Леди Эспланида… Наверное, я должен, как это… поздравить? Или не надо…

– Не надо, – холодно сказала Клотильда, закончившая наконец поверхностный досмотр комнаты, в которую они попали. – И жизни этому браку – две-три минуты. Леди Эспланида, вам ничего перевязать не надо? После этого мерзавца…

– Нет, – всхлипнув, просипела леди Эспланида. – Я… я чувствую себя прекрасно.

– Оно и видно, – ехидно отозвался сзади мужской голос, в котором Серега сразу опознал голос лиса-оборотня в человеческой ипостаси. – Всякому сразу видна счастливая невеста и новобрачная жена… со слезами радости на глазах.

Силуэт леди Эспланиды дернулся, и она вскочила с постели, по пути подавив короткий, судорожный болезненный вскрик. Надменно вскинула голову:

– Сударь! Милорд! Я попрошу… нет, я требую! Ваше презренное имущество в гардеробной, дверь вон в том углу! И вон отсюда! Не смейте больше тревожить покой баронессы Квезак! Негодяй! Нелюдь! Получеловек! Не вам судить о таинстве законного брака между нами, людьми! Убирайтесь вместе с ЭТОЙ, носящей штаны и позорящей титул леди! О-о! Вот уж ей-то, я уверена, нечего будет предъявить супругу в доказательство своей невинности! Позорная девка, в голом виде явившаяся сразу с двумя – с ДВУМЯ мужчинами!

Стерва Эспи, как-то само собой припомнилось Сереге одно из прозвищ леди Эспланиды.

– Уж не завидуете ли? – кротко так осведомилась леди Клотильда у леди Эспланиды. – Все-ж таки целых два сразу. Может, уступить одного? На время хотя бы. Мне не жалко. Я от присутствия возле себя мужчины такого уж особого восторга, как некоторые, не испытываю. Они для меня привычное зрелище, знаете ли.

Выдав эту тираду, она с полнейшим пренебрежением повернулась к леди Эспланиде спиной. И отправилась в гардеробную.

Леди Эспланида, стоя у кровати, шумно хватала воздух ртом, звуча при этом почти как старинный паровоз, предусмотрительно стравливающий пар, чтобы, не дай бог, не взлетел на воздух котел. Серега в целях безопасности решил ретироваться по-английски, не прощаясь. И торопливо юркнул в каморку гардеробной вслед за Клотильдой.

Мускулистая блондинка тем временем, одной рукой кое-как придерживая на себе ниспадающее тряпье, методично потрошила другой содержимое сундуков. Злобно брякнув, на свет явились мечи (в гардеробной, в отличие от супружеской опочивальни барона и баронессы Квезак, на одной из стен слабо теплился масляный светильничек, заправленный, судя по запаху, самым прогорклым маслом, какое только нашлось в этом замке). Леди Клотильда вытащила свои доспехи, на которые намоталось какое-то тряпье в виде кусков кружев и пучков лент. Недрогнувшей рукой счистила с них все это, точнее, содрала, не обращая внимания на жалобный шорох, с которым вещички разлетались на трепетно-лохматящиеся лоскутки. Серега присоединился к ней, выловил одной рукой в ворохах мягкого атласного шмотья тугие узлы с их одеждой. Они тут же принялись торопливо одеваться, повернувшись спиной друг к другу и то и дело оглядываясь на занимающийся в оконце рассвет. Закончив с одеждой, леди Клотильда быстро, опытной рукой обвешала деталями своего железного “корсета” все тело, потом молниеносно прошлась ладонями по застежкам. Взяла в обе руки по мечу – и эльфийский, и тот, который достался ей от ее достопочтенных предков.

Леди-рыцарь была готова. К труду и обороне… Интересно, мелькнула в голове у Сереги ерническая мысль, а вот если бы ей сейчас была нужда одеваться не на поединок, а на бал… местный феодальный бал, само собой разумеется; уложилась бы она тогда в эти же самые несколько секунд? Или она и на бал отправилась бы в доспехе, железная Золушка Средневековья…

Он взял в левую руку свой меч, правой ладонью сжал рукоять ножа-кинжала. Пора было и на ОХОТУ сходить…

На цыпочках они проскользнули через спальню в коридор. При проходе через комнату их глазам открылась удивительная картина – голый оборотень, преспокойно сидящий рядом с леди Эспи и, судя по всему, сердечно утешающий ее. Но открылась сия картина, достойная кисти автора “Казаков, утешающих турецкого султана”, только на мгновение, ибо, узрев их, оборотень тут же как-то по-солдатски вытянулся и пристроился в хвост их маленького отряда. Они гурьбой двинулись по коридору, стараясь производить по пути как можно меньше шума. Как ни странно, лучше всех это удавалось Клотильде, несмотря на отягощавшие ее тело полтора центнера стальных доспехов. Но внизу гудел свадебный пир, гремели пьяные ревы, от которых толстенные половицы под их ногами слегка подрагивали время от времени. До шумков и чертыханий, раздававшихся сейчас в темном коридоре, никому не было дела.

– А… собственно, что именно мы будем сейчас делать? – поинтересовался Серега.

– Убивать, – довольно буднично сказала леди Клотильда. – Сейчас они все пьяны. Барона нет в комнате молодой супруги, стало быть, он вернулся к пирующим. Похвастать, что дело сделано. Не морщитесь, сэр Сериога. Дело житейское, вполне обычное.

– Вполне обычное – что именно? Убить или похвастать? – прошептал из-за Серегиного плеча оборотень. Обычным тоном вроде бы прошептал, но прозвучало-то как…

– И то и это, – огрызнулась леди Клотильда. – Спускаемся в залу! Они пьяны, серьезного отпора не дадут.

– Да, – несколько растерянно сказал Серега, – но их там явно больше трех…

– Черт, сэр Сериога! – ругнулась вполголоса леди Клотильда. – Я – рыцарь из колен Персивалевых! Когда я иду в бой, то кто против меня? Вы что, не видели меня в бою?!

– Не сомневайтесь, мой юный герцог, – нежно прожурчал оборотень почти над самым Серегиным ухом, – эти Персивали валят людей с такой же скоростью, с какой косари кладут траву, не приходилось видеть? Вы многое потеряли! Ну вот сегодня и увидите. Только постарайтесь и сами мечиком своим помахивать, вам сегодня нужно постараться быть в ударе, чтобы выжить. И ножичком тоже не стесняйтесь орудовать. Главное – торопитесь убивать, мой друг, торопитесь! Всякого надо убить быстрее, чем он убьет тебя, – это хорошее правило, держитесь его и выживете. Может быть, и выживете…

Коридор окончился, и они свернули на лестницу, идущую вниз. В конце ее виднелись резные деревянные двери, довольно-таки косо висящие на петлях – чувствовалось, что в последний раз их распахивали не руками, а пинали ногами. Причем пинки шли от всей души, расширенно необъятной вследствие значительных спиртных вливаний. Из-за дверей доносился пьяный гомон и лился багровый прерывистый свет, рассеивавший темноту лестничного пролета. Серега протянул руку, ухватил Клотильду за плечо.

– Клоти! Может, мы сначала хоть какой-нибудь план составим.. Ну, кто идет спереди, кто сзади, и все такое подобное…

– Какой такой план, сэр… друг мой Сериога?! – искренне поразилась броненосная дива. – Разве у небольшой заварушки бывают планы? Я впереди, как… как Персиваль. Вы за мной, как… как прикрывающий мне спину.

– Вроде парадной попонки, – тут же ввернул неунывающий оборотень, – которая спину кобыле прикрывает. Чтоб не надуло чего. И спина вроде бы прикрыта, и честь какая – все ж таки попонка-то с герцогским достоинством!

– Умолкни, куроед, – осадила шутника Клоти, осторожно ставя ногу на следующую ступеньку. – Сэр Сериога, главная ваша задача – не отстать от меня. Эх, вам бы лучше щит вместо меча! Хоть бы головушку свою им прикрыли. Ну да ладно. Принимайте удары на кинжал, отбивайте их его лезвием и тут же пускайте в ход меч. Зело необычен сей клинок, и удары им можно наносить не только рубящие, но и подобные ударам копья – колющие. К таким ударам не привычны наши рыцари… Поэтому так и делайте. Я, насколько смогу, прикрою вас. Но помните: двигаюсь я быстро и отстать от меня – будет смерти для вас подобно…

– Аларм, леди Клотильда, – преувеличенно бодро высказался Серега, ощутив на практике, насколько верно выражение: “поджилки от страха трясутся”. У него они точно тряслись, да так, что и колени друг об дружку колотиться начали. – Не отстану. Вообще сделаю все, что смогу… лишь бы и дальше радовать вас возможностью беречь мое бренное тело от злоумышлении и посягательств.

Леди Клотильда на это нахальное заявление и бровью не повела, бросив только:

– А как же иначе… У нас же все еще и минутки свободной не было, дабы вы могли меня поучить рассуждать высокими словесами об этом самом, как его там… мироздании. А мы, Персивали, не любим, когда нам мешают хоть разок в жизни да приобщиться к чему-нибудь… столь высокомудрому, как болтовня о скорлупах небесных… Ну, на счет три – раз, два, три… поехали!

Она, пригнувшись, нырнула в полураскрытые двери залы и стремительной молнией (сияние которой вполне заменял блеск ее всегда и от всей души начищенных доспехов) понеслась по огромному, залитому багрово-зыбким светом факелов залу. Вдоль стен гигантской буквой “п” тянулись столы. Торец буквы стоял на некотором возвышении. Заставленный в таком количестве кувшинами для вина и золотыми посудинами в виде громадных супниц, что людей, сидевших за ними, практически не было видно. Но из-за этого посудного забора все же доносился счастливый пьяный ор, подтверждая факт существования и за ним некоторой разумной жизни, основанной не на воде, как обычно, а на вине. За боковыми столами разумная жизнь была поактивнее, потому как орали там не в пример громче. Оборотень, подтверждая легенды о неуловимости своего племени в случае непредвиденных осложнений, уже успел испариться неведомо куда. И сделал это, по всей видимости, едва войдя в зал. Серега бежал следом за леди Клотильдой, крутясь по ходу движения, как волчок, и пытаясь высмотреть хоть одного нападавшего. Но их не было – пока, во всяком случае, не было. Пирующие опомнились только тогда, когда до торцевого стола Клотильде с Серегой оставалось уже не больше шести метров. Четыре человека, спотыкаясь, выскочили из-за боковых столов, бросились с двух сторон наперерез, с пьяной удалью размахивая мечами. Леди Клотильда, утробно рыкнув, приняла один из ударов на гарду своей оглобли из ярко блестящей стали, которую она почему-то называла мечом. Да еще и своих предков. Хотя оглобля она и есть оглобля, особенно если сравнивать это внушительное оружие с теми недомерками, с какими лезли на нее противники. Гарда приняла чужое лезвие, раздался треск… и меч нетрезвого храбреца разлетелся на куски. Леди Клотильда, не теряя времени, пнула беднягу в живот, тот отлетел куда-то очень далеко, и, судя по его виду (а особенно по вою), мысль о вооруженном сопротивлении кому бы то ни было теперь надолго оставила его голову. Тем временем Клоти, не задерживаясь, тычком эльфийского меча в правое плечо вывела из боя следующего нападающего, преодолела могучим прыжком еще два метра, увлекая за собой и Серегу, и нападавших. Развернулась и, явно устав от приличных манер в ходе ведения боевых действий, слегка скучающе рубанула по плечу третьего нападающего. Его меч к этому моменту уже успел одолеть примерно половину длинной дуги, по которой опускался на леди Клотильду. Плечо разошлось на две части (как бумажка порвалась – успел еще растерянно подумать Серега). Хлынула кровь. Его затошнило…

И в этот момент четвертый из нападавших замахнулся на Серегу.

Он едва-едва успел поднять руку с кинжалом, пытаясь (или, точнее, надеясь) отловить идущий вниз чужой клинок. Неизвестно каким манером умудрился поймать его на короткое лезвие кинжала. Руку мощно отбросило к коленям, и, как во сне, неумело приподнимая меч, Серега увидел, что меч напротив него вновь уже начал чертить в воздухе короткую дугу, ведущую прямо к его животу. Он ощутил дурноту, тело мгновенно оцепенело от страха. До сухости в горле. До вялости в коленях и бешеного сердечного стука в ушах. Его ничем не защищенный живот…

И как в трансе, судорожно боясь уже только одного – опоздать, он прижал гарду тонкого, невесомого сияющего эльфийского меча к животу. И выкинул руку вперед, от живота – туда, в противника. Движение собственной руки напоминало изящные танцевальные па, с которыми убивали своих противников не знающие страха и сомнений мушкетеры Дюма. Ему бы так… Клинок с противным свербящим звуком вошел во что-то упруго-резиновое. Потом на мече у него повисла какая-то тяжесть, и он торопливо потянул его назад. Клинок вышел легко, издав тошнотворный скрежет металла о кости… И только тогда он наконец решился посмотреть в лицо своего противника. Ему, наверное, было столько же лет, сколько и ему. Или чуть больше…

– Сэр Сериога! – взревела сбоку леди Клотильда, – Молодец! А теперь ходу за мной!

И он, смущенно отведя глаза от такого же безусого, как и у него самого, лица, бросился вслед за ней. Вверх по ступеням. Там лежали тела, по белому мрамору разливались кровяные лужи и противно пахло сырыми, теплыми внутренностями. Очевидно, пока он отбивал (вернее, убивал) своего одного-единствен-ного противника, леди Клотильда уже успела продемонстрировать всем желающим свои способности. И накосила людей, как травку. Все, кто выжил (а таких разумных и осторожных набралось все же немало), постепенно сжимали тесный полукруг перед ступенями, ведущими к торцевым (видимо, хозяйским) столам. Сжимали, предусмотрительно выставив перед собой мечи.

Клоти птицей взлетела на помост, рывками расшвыряла в разные стороны столы, преграждавшие ей путь. Взревев, потрясла двумя своими мечами и ринулась на кучку богато наряженных людей, обнаружившихся там. Серега, повернувшись к ней спиной, завороженно следил за толпой, все ближе и ближе подступавшей к основанию ступеней внизу. Эльфийский меч в его руке горел белым пламенем, прочерчивая концом в дымном воздухе залы маленькие дрожащие круги. До ужаса хотелось надеяться, что все это выглядит в достаточной степени угрожающим…

Стуки, хряск и стоны за его спиной подсказали, что и с теми несчастными все уже покончено. И… что же дальше, спрашивается? Толпа ощетинилась, как еж, лезвиями мечей им навстречу. Это зрелище как-то не располагало к радужным надеждам и приятным мыслям о будущем в этом замке. Что же дальше?

– Черт! – взревела сзади Клотильда. – Барона здесь нет!

Час от часу, успел растерянно подумать Серега… и смутился. Что бы ни произошло, Клоти, бедняжка, в этом не виновата. Виноват он, потому что втянул ее в свою судьбу. А у него в судьбе всегда все идет наперекосяк. И если уж раньше леди Клотильда традиционно побеждала во всякой схватке, то теперь и у нее явно начались проблемы с боевой удачей на славном ратном пути… Такой бой – и все впустую. Раз барон так и не найден.

Тем временем баронесса Дю Персиваль, легко сдвинув Серегу в сторону, сбежала по ступенькам вниз к настороженно молчащей толпе. Толпа, как успел заметить слегка пораженный этим действием Серега, тут же отшатнулась назад.

– Где барон?! – Глас леди Клотильды напоминал в этот момент рык медведицы, ищущей свое утерянное и страстно любимое дитя. – Где он, я спрашиваю?! Ну!

Толпа молчала, и только один, видимо, больше других поддающийся гипнозу и прочим внушениям, протянул тонким фальцетом:

– А он – у новобрачной…

– Нету там его! – гаркнула невоздержанная Клоти, – Ну?! Всех убью! На части растерзаю! И скормлю собакам! Иль кто-то из вас не знает, на что способна баронесса Дю Персиваль, когда она в гневе? Я – леди Клотильда! И если мне сейчас же не укажут, где эта тварь…

Кто-то подергал Серегу за штанину, и он глянул вбок. На полу, пиявкой прижимаясь к одному из тех, с кем леди Клотильда уже проделала все то, что сейчас только обещала остальным, лежал человечек. Небольшого роста, пожилой, с лицом, почти сплошь покрытым морщинами. И на этом лице, в сетке морщин, плескалась какая-то совершенно безумная радость.

– Слышь, паренек, – заговорщицким тоном сказал человечек, – а она и вправду его убьет?!

В голосе слышалась сумасшедшая надежда. И мольба. Словно бы не об убийстве он спрашивал, а молил пропустить его в землю обетованную…

– Э-э… думаю, да, – дипломатично промямлил Серега. – Эта леди слов на ветер…

– Да! – Человечка словно пружиной подбросило с полу. – ЭТА на ветер слов не бросает, да!

Он ужом юркнул к плечу леди Клотильды, все еще продолжавшей надрывать горло в угрозах и описаниях всего того, что еще она сделает со всеми, кто будет иметь несчастье знать и не сказать ей, где именно сейчас находится барон Квезак. Увы, угрозы были тщетны, толпа угрюмо молчала, понемногу сдавая назад под давлением яростных воплей Клоти. И тут в паузу, потребовавшуюся легким баронессы для выплеска в пространство новой порции крика, вклинился старичок.

– Я знаю, – голос был на удивление счастливым, – где барон! Проведу тебя туда с радостью, леди! С превеликой радостью! Только обещай, что убьешь… Убьешь, да, леди?!

Леди Клотильда молча кинула взгляд на Серегу. Показала лицом и глазами, возведенными вверх, – мол, мы же обещали той, что вверху, что не убьем баронишку, только покалечим, хоть и очень серьезно покалечим…

– Мною, герцогом Де Лабри, – значительно сказал Серега, слыша, как в зале устанавливается тишина и затихает шум шепотков в ощетинившейся толпе, – было дано слово, что барон Квезак не будет убит… а будет только покалечен! До потери трудоспособности: баронской трудоспособности, боевой и всякой другой… Однако почему ты просишь о смерти этого человека? Ты в его замке, на его пиру…

– Слуга, – отчаянно взвыл старичок, – слуга я его, благородный герцог! Два сына было у меня и дочь, а нынче никого нет! Игры барона, забавы его благородия… И по сю пору не знаю, какую смерть восприняли мои деточки от рук барона – легкую, милосердную, или же долгую и мучительную! И что он с ними сделал! Не хочешь убить сам – отдай мне! Мне! Я узнаю… и отплачу…

– Герцог, – с официальной сухостью обратилась к Сереге леди Клотильда, – решайте: или верность тому слову – и тогда мы можем упустить барона (а оставить его в живых – для нас самих будет смерти подобно), или же дайте новое слово, но уже этому человеку, который обещался указать нам, где найти эту тварь…

– Всякий человек – хозяин своего слова, – намеренно легкомысленно сказал Серега. – Я его дал, я ж его и возьму…

– Всякий человек, но не благородный, – еще суше сказала Клотильда. – Отныне перед леди Эспланидой у вас будет долг чести…

– Переживу, – хмуро ответил Серега и кивнул человечку. – Уплачу чем смогу… Веди нас, старче.

– Убить?! – возрадовался человечек. Серега выдавил в ответ кривую улыбку:

– Глас народа – голос Божий… Как скажешь, Сусанин!

Они беспрепятственно прошли через толпу, испуганно подавшуюся в разные стороны при их приближении. Убитый Серегой паренек валялся на полу, под ногами у стоявших. Окровавленный и полузатоптанный. Серегу вновь замутило. И вновь он ощутил свою неподъемно тяжкую вину за все то, что успел натворить в этом мире… Впрочем, здешние обитатели вытворяли вещи и похуже. Хотя это, конечно, еще не повод для того, чтобы им подражать.

Старичок подвел их к стене зала (оборотень, уже в облике черного лиса, вылез из-под одного из столов, оставшихся неперевернутыми, и присоединился к их маленькой процессии), открыл малоприметную дверку и свернул туда. Втроем двинулись следом.

Как бы то ни было, но прозвище “Сусанин”, походя приклеенное им к старичку, все чаще и чаще приходило Сереге на ум. По мере того как они пробирались по темным, заваленным досками и каким-то тряпьем коридорам. Трудно было поверить, что элегантный барон Квезак, покинув общество благородных гостей, а потом и постель новобрачной, мог решиться зачем-то удалиться в эти катакомбы. Чудачество благородного господина? Или все же хитрость его преданного слуги и им сейчас будет каюк с засадой или ловушкой…

Наконец старичок остановился возле одной из дверей. Даже на вид дверка внушала всяческое уважение – толстое дерево, почти сплошь окованное железными полосами. На двери были скобы под дужку висячего замка, но самого замка не было.

– Вот, – сказал старичок и повернулся лицом к приведенной им троице. – Вот где барон Квезак любит проводить свое время… Может, и деточки мои здесь побывали. А некоторые из вас, наверное, уже и засомневались, туда ли я вас веду… Не обманываю ли… Откройте дверку и сами убедитесь, что со мной – все честно, без обману… Жалею лишь, что не решился сам открыть эту дверку ТОГДА – страх одолел.

Леди Клотильда плечом оттерла старичка назад. Рывком отворила дверь.

Или толщина дерева служила звукоизолятором, или было в этой двери еще какое-то, невидимое простому глазу ухищрение, но, как только между косяком и дверью появилась самая что ни на есть крохотная щелочка, на их уши тут же обрушился истошный, воющий крик. А ведь до этого не было слышно ни звука. Клоти ринулась вперед с радостью голодающего, узревшего наконец перед собой ничейный кусок мяса. Серега, не отставая, влетел в дверь следом за ней.

Судя по тому, что ему уже доводилось слышать о бароне Квезаке, представшая перед ними картина была нормой жизни для его высокоблагородия. Помещение, по интерьеру и антуражу больше всего напоминавшее пыточную весьма высокого класса из фильмов с участием фашистского гестапо, ярко освещалось целыми гроздьями факелов, понавтыканных в высокие стоячие канделябры. В центре, спиной к вошедшим, стоял сам господин барон Квезак. Перед ним, на столе, смахивавшем по спожностн конструкции на операционный, корчилось и дико кричало что-то окровавленное и бесформенное.

– Дьявол, – почти нежно пропела леди Клотильда и улыбнулась господину барону, с открытым ртом обернувшемуся к ней. Хорошо так улыбнулась, приветливо. – А ты, я вижу, занят, наш дорогой хозяин? Зря, ой как зря. Потому что шла я сюда такая добрая, думала: вот приду, чик один раз мечом – и все, нет господина барона. Но раз ты таким интересным делом занят, приличнее будет, ежели присоединюсь я к тебе. Ах ты ж моя душка барон… – Она широкими шагами приблизилась к онемевшему от ужаса барону, не смевшему даже пошевелиться, и приставила лезвие эльфийского меча чуть ниже его поясной пряжки. – Не дергайся, амарант мой бесценный, – нежно посоветовала она ему. – А вы, сэр Сериога, совлеките с этого стола несчастного. Оборотень, и ты, холоп, помогите ему!

Кое-как опомнившийся Серега трясущимися руками расстегнул пряжки на толстенных ремнях, крепивших окровавленное тело к столу. Сбоку подошел оборотень, коротко ударил бедолагу в челюсть и хладнокровно взвалил на себя изуродованное тело. Пояснил в ответ на удивленный взгляд Сереги:

– Это чтобы он сознания лишился… Иначе мы его отсюда живым не вынесем, помрет от боли… А ты, холоп, покажи-ка нам какую-нибудь комнатенку. Да чтоб с постелькой.

Старичок с трудом отвел от барона и леди Клотильды глаза, наполненные самым настоящим молитвенным экстазом, и нервно закивал:

– Да-да, все исполню, благородный господин, как пожелаете…

– Холоп! – Похоже, Клоти свой нежный голосок приберегала теперь только для одного барона. Потому что на несчастного старика она рыктла прямо-таки по-звериному – Холоп! Не сметь называть какого-то оборотня благородным господином!

Старичок кинулся отбивать в сторону леди мелкие частые поклоны. Интересно, но почему это появилось и разрослось у Сереги такое смутное ощущение, что крик леди Клотильды старичка и не испугал, и не смутил? И с чего бы это…

– Как прикажет благородная миледи… Все, как ей будет угодно… Сюда, почтенный оборотень. Следуйте за мной, я проведу вас… Это сын кузнеца Эльке, бедняга. Посмел наступить на лапу охромевшей баронской суке, когда той господин барон разрешил поиграться с его ребенком… Счас-счас я крикну тетушку Эльке…

Оборотень со слугой исчезли, и в комнате остались только трое – барон, леди Клотильда и он, Серега. Следовать за ушедшей парочкой (вернее, троицей, если только можно считать изуродованное тело, повисшее у оборотня на плече, за человека) он не захотел. По всему было видно, что они и без него управятся.

– Что ж, сэр Сериога, – после короткой паузы сказала леди Клотильда, – если вы не воспользовались возможностью уйти, а остались… Должна ли я считать, что вы наконец готовы получить от меня урок в столь тонком и сложном ремесле, каковым является искусство пыток?

Серега застыл на месте. Нет, барона Квезака к этому моменту он ненавидел достаточно сильно, но чтобы вот это делать… Он представил, как будет стоять и смотреть, как руки Клотильды превращают тело барона в такой же корчащийся и сочащийся кровью кусок мяса, какой был только что унесен отсюда И все это – под звуковое сопровождение воплей боли. Представил… и его тут же мощно замутило.

– Вижу, что нет, – спокойно сказала Клотильда – Однако, сэр Сериога, всякое деяние надо наказывать подобным же деянием. Ежели, то есть когда вы станете сюзереном и правителем своих собственных земель, крепко помните и исполняйте это правило, и тогда люди ваши всегда будут считать вас справедливейшим из правителей. Умейте принимать решения, противные самой вашей натуре – это долг каждого сеньора! Но это на будущее. И в конце концов, вам совсем необязательно вершить самому правосудие, на это существуют палачи. Стало быть, придется поступить так, друг мой Сериога, – я сама для вас подберу хорошего палача. В будущем и дальнейшем. Дабы все ваши враги имели возможность понести должное и приличествующее их поступку наказание. А сейчас… Думаю я, что следует вам возвратиться в главную залу. Объявить себя как герцога Де Лабри. И потребовать вассальной присяги. Там сейчас вассалы барона, несколько человек гостей из числа ближайших соседей… Заявите им, что герцог Де Лабри жив и требует от своих бывших вассалов полного повиновения. В конце концов, вы их сеньор по праву законной принадлежности сих земель. Они сие помнят, не сомневайтесь. Добавьте, что барона Квезака с чистой совестью можно считать мертвым, потому что с ним пожелала уединиться лично я, баронесса Дю Персиваль. Скажите, что я приду туда, как только освобожусь здесь. Ну?!

Последнее “ну” прозвучало таким приказно-выдворяющим тоном… что-то вроде “свободен” или “вон из аудитории!”.

Серега четко, по-военному, сделал “кругом”. И покинул помещение, проявив при этом чрезмерную даже поспешность. Сзади, морозя ему кожу на спине, раздавался ласково-уговаривающий такой голосочек леди Клотильды:

– А вот мы сейчас подумаем, чем займемся… Есть ли у вас в пыточной “седалище монаха”, дорогой мой барон? Нет? Ах как жаль… А кожесрезальный станочек имеется? Душка моя, к чему нам отказываться от простых радостей жизни – вы ведь радовались, применяя все это? Дайте ж и мне побаловаться…

Серега торопливо захлопнул за своей спиной дверь. Тяжелое деревянно-железное сооружение без скрипа встало на свое место, отрезав от него и ужасающе-нежный голос леди Клотильды, и хриплый страдальческий вскрик барона…

Наощупь, полагаясь на весьма смутные воспоминания, он побрел назад по сети коридоров. Голова казалась тяжелой, словно внутрь ее залили что-то вроде каменной лавы. В ушах гудело. Серега чувствовал такую неимоверную усталость, словно у него за плечами было уже лет двести. И все двести он прожил исключительно на этом свете, то бишь в этом мире, неразвитом, сумасшедшем и ужасающе жестоком. Он добрел до дверки, за которой был зал. Распахнул ее тяжелым пинком.

Перед ним предстала картина разгромленного пиршества. Перевернутые столы, блюда и черепки кувшинов на полу. Ближе к помосту лужи разлитого вина сливались с лужами крови, остатки опрокинутой на пол еды лежали вокруг мертвых тел. Впрочем, некоторые, кажется, еще стонали…

Но все благородное общество собралось в тесный кружок у камина в углу, не обращая никакого внимания на стоны и хрипы. При появлении незнакомца они обернулись. Мечи, все еще зажатые в их руках, теперь были опущены вниз. Но и в ножны отправлять их никто не торопился.

Серега вздохнул и побрел к помосту.

Он шел, спотыкаясь о тела, поскальзываясь на объедках и чертыхаясь. Добрел до помоста, поискал взглядом кресло покрасивше среди всех тех, которые были разбросаны по полу. Но все, что он видел, было чересчур уж красивенько. До отвращения – сплошь резьба, позолота и какие-то камешки. Он плюнул про себя, углядел у стенки высокую табуретку из неструганого дерева, подошел и выволок ее на середину помоста. Уселся и положил на колени свой эльфийский меч. Тяжело вздохнул. Отчаянно хотелось то ли плакать, то ли бежать отсюда…

– Я – герцог Де Лабри, – намеренно негромко сказал он. Слова падали в тишину залы размеренными каплями. – Ваш новый правитель и хозяин по праву эльфийской мандонады. Как вы все уже должны были слышать, Преждеживущие вновь воспользовались своим правом выбирать господина для тех земель, над которыми они властны. Я есьм он…

Он блефовал, блефовал отчаянно. Наверняка эти сеньоры еще ничего толком не знали и не слышали. Барон Квезак должен был об этом позаботиться, не в его интересах было допускать широкое паблисити для свежеполученного Серегиного титула. Но… в душе теплилась надежда, что лесной старичок-боровичок обеспечил им, как и обещал, всяческую информационную поддержку. Через СМИ в виде слуг и слухов…

– Итак, я – его сиятельство герцог Де Лабри, – уже несколько громче сказал он, отчаянно стремясь обрести поддержку хотя бы в звуках собственного голоса, глухими раскатами отдающегося под высоченными сводами огромной залы. – и я требую, чтобы вассалы… мои вассалы принесли мне клятву. Не злоумышлять, не посягать, при нужде поддерживать меня мечом и копьем и все в таком же духе. Я жду.

Он бросил это последнее “я жду” в абсолютную, оглушающую тишину залы, как рыболов забрасывает крючок в воду. Но, в отличие от рыболова, его крючок был, по всей видимости, без всякой наживки. И стало быть…

От толпы в углу отделился мужчина. Лет двадцати-тридцати по фигуре и лет пятидесяти по лицу. Пошел к помосту н спешным шагом, на ходу демонстративно вкладывая свой меч в узорчатые ножны на боку.

Поднялся на помост и встал рядом с сидящим Серегой.

– Самозванец, приходящий сам и сам называющий себя нашим сеньором, – насмешливо сказал мужчина, глядя Сереге прямо в глаза, – не может рассчитывать на почет и уважение. А также на безопасность. Я убрал меч, но я его могу и снова достать. Все мы наслышаны про Клотильду Персивальскую, но… ее сейчас здесь нет. На что рассчитываешь ты, неизвестно из чьего роду и неизвестно откуда взявшийся человек? Я легко могу убить тебя прямо здесь. Я наблюдал за тобой. Двигаешься в бою ты неплохо, но обучения не проходил. И теперь уже я… Как ты это сказал – я жду? Так вот, я жду.

“Что сказать?” – металось в голове у Сереги. Намеренно затягивая паузу, он медленно и ласково погладил узкий клинок эльфийского меча, лежавший у него на коленях. Тот, изменив положение, засиял переливчато, рассеивая багрово-дымный сумрак залы веером радужно-серебристых искр.

– Я вижу твой меч, – насмешливо сказал незнакомец, – вижу, что он не похож на наши. Но один только красивый меч не может служить доказательством твоих слов. И он не может сделать тебя наследником давно усопшего герцога!

– Я могу ответить – я здесь, – сказал Серега скорее устало, чем испуганно. – Я здесь и жив. Я выбрался из подземелий барона и остался жив, я сижу здесь, в его пиршественной зале, посреди тел его людей и обломков его мебели – и я все еще жив. Мой ответ прост: если ты хочешь убить меня, сделай это сейчас. Ну?! Может быть, я действительно вру и эльфийская мандонада не охраняет мое тело и мою жизнь. Прикончи меня, и тебе уже не придется так долго болтать, прикрывая этой болтовней страх внутри себя и сомнения: а вдруг все то, что я говорю, есть правда? Но если я все же останусь жив, несмотря на все твои усилия, сочтешь ли ты это достаточным ответом? Правда, если не поверишь в историю с эльфийской мандонадой и на этот раз, то можешь пробовать снова. А я все равно буду жить. Ну, давай!

Мужчина с лицом старика вытащил меч из ножен, как-то замедленно воздел его над своей головой. Обрушил лезвие вниз.

Серега, не вставая, пнул его под колено (явно последствия общения с леди Клотильдой – ну да с кем поведешься, от того и наберешься) и слегка качнулся на табурете, давая возможность могучему телу пролететь мимо себя. Мужчина плашмя шлепнулся на пол, отпустил ругательство, которое сделало бы честь и самой леди Клотильде, затем вскочил на ноги. Слухом Серега уловил шаловливый шорох меча по воздуху – мужчина, стоя за его спиной, по-видимому, направил удар на этот раз горизонтально и, судя по звуку, где-то на уровне его шеи. Не было уже ни времени, ни пространства, чтобы отбить удар. Все, что он мог успеть, – это вскочить на ноги. И тогда меч перерубит его не по линии шеи, а по груди. Вот и вся выгода. Но страха, как ни странно, от осознания этого он не испытал. Сидел не шевелясь, и ему было скорее интересно, чем боязно за свою жизнь. Все-таки значит что-нибудь эта самая эльфийская мандонада или нет в сложном деле защиты его бренной плоти от всяческих посягательств.

Над плечом что-то звонко хрупнуло, и по одежде посыпалось колкое металлическое крошево.

Он повернул голову и посмотрел на ошарашенное лицо мужчины, пытавшегося стать его убийцей. Но не ставшего.

Что теперь следовало ему сказать? Что-нибудь вроде “ха-ха-ха, я так и знал”? Или в более грозной тональности: “ну вот, теперь вы все убедились”?!

– Честно говоря, я и сам все время сомневался, – сказал Серега охрипшим голосом. – И если только это не совпадение, то, стало быть, – все правда… Ну что теперь будем делать, благородный, или как вас там зовут? Поищем другой меч и…

– Рыцарь Дерга, – механически отозвался мужчина за его спиной, с ужасом рассматривая пенек, оставшийся на рукояти от его меча. – Нет, больше переводить хорошее оружие на плохое дело я не буду…

– Чудненько, – как-то до странности равнодушно сказал в ответ Серега, переводя холодный взгляд на столпившихся в углу. – Есть тут еще любители экспериментов? Нет? А слуги у меня здесь будут? Эй, кто-нибудь, повелеваю выдать рыцарю Дерге…

– Дерга, – автоматически поправил его бывший оппонент.

– Дерга, – легко согласился Серега. – Выдать вышепоименованному новый меч взамен потраченного на мои герцогские проверки. Убрать убитых в… холодное место. Священника к ним, что ли… Раненых перевязать.

– В замке есть свой член Священной комиссии, – сказал рыцарь Дерга, все еще продолжая зачарованно разглядывать печальные останки своего меча – И мне не надо другого меча – я сохраню вот этот для своих потомков, милорд.

– Хорошо, этот обрубок на память, а другой – как дар, – с некоторой нерешительностью в голосе продолжил свои распоряжения Серега. – Раненых – разместить по кроватям, к ним – лекаря. Столы на место, полы немедленно помыть…

– Помыть?! – ахнул кто-то тоненько из угла залы. – Прямо счас?!

– Счас! – попробовал изобразить Клотильдин рык новоявленный герцог Де Лабри. Получилось плохо. Но все же что-то да получилось, потому как в углу завозилась некая фигура и откуда-то выскочила целая вереница слуг. С тряпками и ведрами. – Расставить столы. Накрыть там… что осталось. Будем праздновать появление в этом зале вашего нового… как это называется, пся крев?

Видимо, заковыристое польское ругательство, вычитанное им в какой-то книжке, произвело впечатление, ибо толпа тут же нестройным хором провозгласила:

– Вы наш сюзерен, милорд!

– Вот-вот, явление нового сюзерена народу…

Из толпы четким шагом выступил еще один:

– А как же наш прежний господин, милорд герцог? Я хочу сказать… Где он? Не можем мы приносить вам наши вассальные клятвы, пока прежний господин все еще дышит…

“Что ж, – сказал про себя Серега, – тем лучше”. Значит, он все равно вынужден был бы нарушить обещание, данное леди Эспланиде. Раз для того, чтобы сместить барона, требуется его непременно убить..

– С бароном уединилась баронесса Дю Персиваль. И очень просила ее пока что не беспокоить. Но обещалась, что всенепременно вскорости будет. Всенепременнейше…

– Что ж, в этом случае и клятвы наши будут отложены до того момента, пока не увидим мы тело барона, – заявил обладатель четкого шага, – Но вы имеете право повелеть нам охранять сей замок от вторжения всех других посторонних, всех, кроме барона. Пока он еще предположительно жив…

– Повелеваю, – напряженно сказал Серега и про себя взмолился Богу, чтобы день этот кончился как можно скорее. Самым печальным обстоятельством было то, что день еще только начинался. За высокими и узкими окнами залы яростно полыхал в розовато-сиреневом небе рассвет. – Вижу, столы уже накрыты. Прошу всех промочить горло… господа. Если кто еще не закончил свой ужин, то может и позавтракать – еда на столах.

Толпа, перешептываясь и гремя вкладываемыми в ножны мечами, начала растекаться по посадочным местам. В рядах людей за столом виднелись бреши, кое-где даже очень большие.

Если честно отнестись к обязанностям герцога, с тоской подумал про себя Серега, то ему придется найти замену для убитых. Строй его вассалов должен быть единым и монолитным… Впрочем, у них наверняка должны быть какие-нибудь наследники. Даже если у кого-то их нет, то у уцелевших наверняка найдется энное количество младших сыновей. А младшие сыновья рыцарей, как помнилось ему из истории Средних веков, чаще всего становились в этих условиях безземельными наемниками.

Еще и преданнейших вассалов приобрету, с усмешкой подумал он. Чуть ли не молиться на меня будут. Как же, их ждало чистое поле да дальняя дорога, а тут вдруг по повелению нового герцога – раз-з, и сами в сеньоры. Будет кому обо мне небылицы слагать, когда покину этот не совсем уютный мирок…

Справа и слева от него стояли столы. На свежих скатертях вновь громоздились кувшины, дымились на блюдах кушанья. За боковыми столами неторопливо ели, пили вино, но пьяные здравицы вперемешку с ором за ними уже не звучали. Видимо, свадьба, как-то плавно перетекшая чуть ли не в поминки пополам с официальной встречей нового начальства (а начальство, невзирая на убитых и раненых, заявило историческое: “Требую продолжения банкета!”), никого уже не радовала.

Ну и хрен с ними. Что он, фотомоделька, что ли, – всех радовать?

Серега сидел на своем табурете, усталый, чуть ли не больной от жалости к себе и отвращения к этому миру, смотрелся в сияющее лезвие эльфийского меча и никак не мог понять: изменился он сам как-то… как человек… или нет?

Потому что из полосы зеркально-полированного металла на него смотрело лицо, которое он не решался признать своим. То ли желваки на скулах, то ли щеки похудели… Но что-то явно изменилось, друзья мои. Прямо как у Ходжи Насреддина. Стал ли выше мир или ниже небо, я не знаю. Но явно что-то изменилось…

Загрузка...