Я лежу, свернувшись калачиком на кровати.
Не хочу шевелиться.
Чувствую себя отвратительно.
Я хочу домой.
Сейчас немного за полночь. Здесь до жути тихо. Мне не до сна. И вряд ли я вообще смогу заснуть. Интересно, сколько девушек они насильно удерживают в этом месте? Может, эти дети здесь с самого рождения? И где их родители? Может, никто не знает о том, что они приняты в секту? Или они сами вступили в нее? Так много вопросов, и так мало ответов.
Раздается щелчок замка двери, и я прижимаю подушку к груди, в которой бешено стучит сердце. Дверь отворяется, и через секунду появляется Хейли с маленьким фонариком в руках. Я спрыгиваю с кровати и подбегаю к ней.
— Хейли, что ты здесь делаешь?
— Я хочу выбраться, — тихонько говорит она. — Я хочу выбраться.
Мое сердце колотится.
— Хорошо. Хорошо, дорогая. Ты должна показать мне, как сбежать отсюда.
Она кивает. На ее лице отражается такая паника, что я хочу обнять ее и крепко держать так, но не могу. Я сделаю это позже. Сейчас нам нужно с умом распорядиться временем, чтобы вместе спланировать побег. Когда мы выберемся отсюда, я прослежу, чтобы с ней все было в порядке. Я позабочусь об этом.
— Давай же. У нас мало времени, — шепчет она.
Я следую за ней, и мы выходим из комнаты в сарай, она выглядывает из-за угла, прежде чем махнуть мне рукой. Мы бежим по деревянным полам и выбегаем за дверь. Вокруг нет ни души, но огонь все еще потрескивает, освещая поляну. В палатке, расположенной слева от нас, зажигаются маленькие лампочки и слышатся тихие голоса. Они до сих пор не спят. Хейли останавливается и смотрит в сторону ворот.
— Они могут услышать нас, — говорит она так тихо, что я едва слышу.
— Выключи фонарик
В ее глазах отражается страх.
— Все будет в порядке. Поверь мне, — говорю я, протягивая и предлагая ей руку. — Я не позволю им причинить тебе боль.
Она колеблется, глядя на мою руку, но все же тянется вперед и осторожно принимает ее. Я нежно обхватываю ее пальцами, и она вздрагивает. Бедная, бедная девочка. Я медленно тяну ее к воротам, и мы выходим из лагеря в темноту. Адреналин пульсирует по моим венам, и я вижу выход. Знаю, он близко.
Но затем Хейли передумывает.
Еще одно мгновение, которое определяет наши пути.
Она отпускает мою руку и кричит:
— Я не могу этого сделать. Меня накажут. Я не могу. Прости.
— Хейли, — говорю я тихо. — Пожалуйста, я знаю, ты боишься, но…
— Нет, — вскрикивает она. — ПОМОГИТЕ!
Черт побери.
— Хейли, я не причиню тебе вреда, — говорю я, снова протягивая к ней руку.
— Не трогай меня, — кричит она. — Нет. Прости. Я совершила ошибку.
— Все нормально. Пожалуйста, поверь, я не причиню тебе вреда.
— Кто там? — раздается чей-то голос.
Я смотрю в сторону палатки, освещенной маленькими лампочками, и вижу, как оттуда выходят пятеро мужчин. Затем смотрю на ворота. У меня есть всего несколько секунд. Хейли передумала. Мне нужно выбраться отсюда.
— Я вернусь за тобой, Хейли. Пожалуйста, знай, что ты достойна лучшего, но я не принуждаю тебя. Я просто обещаю помочь.
— Она убегает, — кричит она.
Мое сердце разбивается на части, потому что, я знаю, в глубине души она хочет пойти со мной, но знает, что случается с теми, кто не подчиняется, и это ужасает ее гораздо сильнее, чем страх покинуть это место.
Я поворачиваюсь и бегу.
Я направляюсь к воротам, мое сердце колотится, а тело напряжено. Знаю, они будут закрыты. Добравшись до них, я дергаю их несколько раз и понимаю, что зазор достаточно велик, чтобы протиснуться между ними, но я не могу. Голоса кричат позади меня, можно услышать топот ног. На меня наводят фонарик. Остается только один выход.
Мне нужно перелезть через ворота.
Я подпрыгиваю на забор, и начинаю карабкаться вверх. Кто-то хватает меня за лодыжку, и на секунду я теряю равновесие, понимая, что падаю. Я пинаюсь, крича в отчаянии, когда меня дергают вниз. Нет. Я должна выбраться отсюда. Я снова пинаюсь, на этот раз задев кого-то, и слышу «Охх», а затем глухой звук удара о землю.
Пожалуйста, пусть это будет не Хейли.
Я поднимаюсь быстрее, и голоса позади меня становятся все громче. Я достигаю верхней части забора и долю секунды колеблюсь, глядя на колючую проволоку. Она может нанести мне серьезный вред. Оглянувшись, я вижу троих мужчин, приближающихся к забору.
— Дай ключи, быстрее, быстрее! — кричит самый высокий из них.
Ключей нет.
У меня в запасе еще несколько минут, если повезет.
Я делаю глубокий вдох, тянусь, обхватываю пальцами колючую проволоку, сжимаю ее, а затем снова подтягиваюсь вверх. Боль пронзает мое тело, когда одежда цепляется за нее, и крошечные кусочки проволоки впиваются в кожу. Я кричу, и, стиснув зубы, поднимаюсь все выше и выше, понимая, что, если не сделаю этого сейчас, то по ту сторону меня ожидают последствия гораздо хуже, чем боль, которую я испытываю сейчас.
Я перелажу через колючую проволоку и ощущаю привкус крови на губах, не понимая, откуда она взялась, с моего лица или тела. Мне все равно. Я спускаюсь вниз, но на полпути поскальзываюсь, потеряв равновесие, и с грохотом падаю на землю. Боль отдается в моем запястье. Из горла вырывается сдавленный крик. О, Боже. Как больно. Я заставляю себя встать на ноги и стараюсь не смотреть вниз на, как мне кажется, сломанное запястье.
Тошнота подступает к горлу, когда я плетусь вперед, голоса позади звучат так близко, что, кажется, они совсем рядом.
Нужно бежать. Но я хочу лишь умереть.
Все тело горит из-за тонких порезов, которые оставил на мне забор, но запястье вызывает такую боль, которую прежде я никогда не испытывала.
Я делаю два шага вперед и врезаюсь во что-то твердое.
Пронзительный вопль вырывается из моего горла, когда я пытаюсь отпрянуть назад.
— Не убегай.
Этот голос.
Такой знакомый голос.
Я пытаюсь сосредоточить внимание на этом человеке, но ничего не вижу в темноте.
Плечо врезается в мой живот, и я оказываюсь в воздухе.
— Нет, пожалуйста, — хриплю я. Это звучит жалко даже для моих ушей.
— Это Танк. Замолчи.
Танк.
Танк?
Я закрываю рот. Главным образом потому, что, если снова открою его, то на свободу вырвутся пронзительные вопли и неистовые рыдания, которые я сдерживаю из последних сил. Но я не могу позволить этому случиться.
Во всяком случае, пока.
Танк бежит.
Я не знаю, как он это делает, учитывая, что нас окружает кромешная тьма, но он, кажется, знает, куда двигается. Фонари позади нас медленно исчезают вдалеке, в то время как мы ныряем в гущу деревьев. Он несет меня, будто я вешу не больше мешка муки. Сейчас боль настолько сильна, что я не смогла бы убежать далеко, не упав в обморок. Все мои силы уходят на то, чтобы оставаться в сознании.
В поле зрения попадает свет от автомобильных фар, которые находятся в нескольких сотнях метров от нас, и Танк бежит прямо туда. Когда он достигает грузовика, его двигатель заводится, дверь открывается и выходит Шелдон.
— Черт. Я услышал шум, но не предполагал, что ты вытащил ее оттуда.
— Я тут ни при чем, — ворчит Танк, усаживая меня на заднее сиденье. — Она сама себя вытащила.
— Крутая, — говорит Шелдон, но его лицо быстро становится взволнованным. — У нее кровь.
— Она забралась на забор из колючей проволоки, и, сползая вниз, упала и сломала себе запястье.
Я скулю, когда смотрю на опухшую, покрасневшую бесформенную массу, которая раньше являлась моим запястьем.
— Блядь. Я звоню Хиту.
— Нам нужно сваливать отсюда к чертовой матери, прямо сейчас, — говорит Танк. — Позвонишь из машины.
Они оба садятся в грузовик, и Танк отъезжает. Я позволяю себе откинуться на заднее сиденье, голова кружится, боль охватывает все мое тело так, что я с трудом могу дышать.
— Мы вытащили ее.
Кажется, это говорит Шелдон. Но я не уверена.
— Она не в себе. Возвращаемся назад.
Хит?
— Да, брат, плохо. Сломанное запястье, порезы, черт его знает, что еще. Скоро будем.
Мои глаза закрываются, и я вскрикиваю от боли, явно громче, чем предполагала, потому что Шелдон поворачивается ко мне, прижимая телефон к уху.
— Она в порядке, Хит. Остынь. Мы едем.
— Шелдон? — хриплю я.
Он завершает звонок и, потянувшись, обхватывает мою здоровую руку.
— Да?
— Мне больно.
— Знаю. Мы скоро приедем. Потерпи.
Мы наезжаем на бугорок, и в тот момент, когда мое запястье ударяется о сидение, из моего горла вырывается крик.
— Полегче, чувак, — рявкает Шелдон.
— Прости, — бормочет Танк.
— Танк только что извинился? — спрашиваю я заплетающимся языком и начинаю терять сознание от боли.
— Да. Запомни, это больше никогда не повторится.
— Кажется, я ему нравлюсь, — бормочу я, позволяя глазам закрыться.
Танк фыркает.
Шелдон наклоняется и шепчет:
— Думаю, да, и даже очень.
Я теряю сознание с улыбкой на лице.
По крайней мере, мне так кажется.