Алиса стояла перед почтовым ящиком, вертя в руках открытку. Опять загадка. Она сунула ее в сумочку и вышла из подъезда. Ноябрь швырнул в лицо изморось и залез под куртку холодным ветром. Впереди ждал длинный день и четыре скучнейшие пары. И все же Алиса улыбалась.
– На-ка, намажь маслицем. – Бабушка протянула Алисе доску с нарезанным белым хлебом и нож. – Как день прошел? Что занятия?
– Хорошо все, ба.
Алисе хотелось уйти в свою комнату, разглядеть как следует новую открытку. Вторую. Первая появилась две недели назад. С нее на Алису глядели смешные птички – черные с большими красными клювами. Тупики. Алиса выяснила, как такие птички называются. На той открытке не было ни обратного адреса, ни каких-то слов. Просто кусочек картона, отправленный почтой Исландии.
Новую открытку Алиса тоже успела поразглядывать на парах, украдкой, чтобы никто не приставал с вопросами. Вот как бабушка: если при ней достать открытку, то вопросов не оберешься. На новой открытке тоже не было ни слов, ни обратного адреса. Но это была не Исландия. На картинке возвышался какой-то замок, омываемый морем, а на переднем плане красовались овцы в зеленой траве. Хотелось посмотреть, что это за место.
Бабушка неторопливо рассказывала про свой день: сходила в «Пятерочку», удачно по акции купила фасоль и печенье, встретила Ирочку, бывшую коллегу. У Ирочки уже правнук родился, Глебом назвали.
– Ба, – оборвала ее Алиса, – а ты была в какой-нибудь другой стране?
– Чего? Что нам, дома, что ли, плохо, Лисочка? Где родился, там и пригодился.
– Ну родители ездили же куда-то?
Бабушка помрачнела.
– Что вдруг ты подхватилась? Ездили родители, только к чему это привело? Не трави мне сердце, милая.
Бабушка приложила ладони к груди и покачала головой. Алиса уже пожалела, что спросила. Бабушка не любила разговоров о родителях. Иногда забывалась и рассказывала что-то из папиного детства, смеялась, но вмиг могла расстроиться, заплакать – сквозь много лет все еще было больно.
Алисе не было больно. Любопытно, иногда – печально, но не больно. Она не помнила, как это – жить с родителями. Всю сознательную жизнь Алиса провела с бабушкой. Еще с ними жил дедушка. Но они с бабушкой развелись, когда Алисе было еще пятнадцать, и с тех пор она мало его видела. А недавно дедушка умер. Бабушка ездила на похороны. Алиса не поехала. Она весь день пролежала на кровати: то проливая слезы, то яростно лупя подушку, но не поехала. Бабушка и уговаривала, сетуя, что вырастила бессердечную эгоистку, и просто поджимала губы, молчаливым укором смотря на Алису. Но Алиса не поехала. Не смогла. И объяснить толком не получалось. Просто не могла себя заставить, и все.
Так и не ответив на Алисин вопрос, бабушка встала и пошла к раковине. Алиса поставила в раковину тарелку и чмокнула бабушку в щеку:
– Вкусно было, спасибо, бабуль.
– Ну то-то же. Иди, занимайся, Лисочка.
Алиса достала тетради и села за стол. Но кроме тетрадей на стол легла также и свежая открытка. Замок. Неприступный такой, даже мрачный. А над ним чайки.
Алиса чуть приоткрыла глаза. Дедушка сидел на кушетке в позе лотоса и медленно поворачивал голову то в одну то в другую сторону. Он делал дыхательную гимнастику. В дачном домике было тепло, весело потрескивала печка. С кухни чувствовался запах рисовой каши. Значит, бабушка тоже встала. Алиса лежала мышкой. Пошевелишься, дашь понять, что проснулась, – и дедушка с улыбкой позовет с собой на пробежку и на озеро.
В свои шестьдесят пять дедушка выглядел подтянуто и бодро. Зарядка каждое утро, пробежка в любую погоду. Летом еще и ежедневное купание в озере. Алисе бегать не хотелось. Хотелось еще немного поваляться, а потом почитать книжку прямо в кровати.
Сильный вдох, с шумом выдох – дедушка закончил гимнастику и сложил ладони вместе у груди. Намасте. Алиса запомнила название этого жеста. Пара минут неподвижной тишины – и дедушка легко поднялся и вышел из дачки. Алиса пошевелилась и сладко потянулась.
– Бабуль, и Рита поедет, и Ленка. Это всего на пару дней.
– Нет, я сказала. Придумали глупость какую-то. Куда вы, девчонки сопливые, поедете! Да вас вмиг обманут – опоят ерундой какой-нибудь и на наркотики посадят. Или вообще изнасилуют. Даже не думай. А если с поездом что-то случится? Знаешь, сколько аварий на поездах! И занятия у тебя, об экзаменах надо думать, а не о гулянках.
Алисины подруги собрались в Санкт-Петербург. На три дня. Пока не началась сессия и еще можно было чуть расслабленнее отнестись к учебе. Алиса заикнулась бабушке о поездке еще вчера. Но результат был точно такой же: бабушка всплеснула руками и ехать не разрешила. Алиса хлопнула дверью в комнату. Она села на кровать и подтянула коленки к груди. Чувства одолевали противоречивые. Поехать куда-то с подругами хотелось. Правда, было ужасно страшно. Бабушка, может, и просто запугивала, но вдруг кто-то действительно пристанет? Или напоит. Ленка на эти доводы вчера только фыркнула:
– Кто тебя напоит против воли? Мы ж не пить едем! Погуляем, на кораблике поплаваем. Ну в бар сходим вечерком. Но мы ж не дуры, чтобы с кем попало пить.
Третья открытка случилась еще через неделю. Сердце забилось быстро-быстро, как только Алиса увидела цветной прямоугольник в ящике. Вытащила – с картинки на нее смотрела забавная плюшевая черно-белая морда в зеленых зарослях. Панда!
Алиса перевернула открытку. Снова ни адреса, ни текста. Только иероглифы на марке. Интересно, что это вообще за страна: Япония или, может, Китай? Про предыдущую открытку Алиса загадку разгадала: то была Франция, Мон-Сен-Мишель. Это не замок оказался, а аббатство. Читая статью в интернете, Алиса представляла, как прилив отрезает этот маленький кусочек суши от остальной земли и жители становятся островитянами. А потом вода отступает, и они снова выходят на связь с большой землей. Наверное, они уже даже к этому привыкли и каждый прилив не кажется им концом света, ведь все по распорядку, назначенному природой. Алиса задумалась: а она смогла бы жить вот так на краю мира, еще и периодически отрезанной от всего света? Романтично. Если Мон-Сен-Мишель производил впечатление гордой неприступности, то панда смотрелась абсолютно дружелюбно и безобидно. Алисе захотелось обнять и потискать пушистого зверя.
Алисе восемь, и она склонилась над огромной картиной. Склонилась, потому что объемная картина лежала на журнальном столике. Цвета у картины были изумительные: лазоревый и золотой. Из золотистой соломы с удивительной точностью были тонко вырезаны и узорные крыши пагод, и крестьяне, работающие в поле. Нежно-голубая, отливающая серебряным блеском ткань в основе картины изображала небо. В картине было бесчисленное множество деталей. Алиса словно сама попала в эту золотую деревню.
– Нравится? – Дедушка подошел и встал рядом.
– Очень, – ответила шепотом Алиса.
– Она из Китая. Вчера вечером вернулся, ты спала уже.
– Ты был в Китае?
– Да, милая. Разве бабушка тебе не говорила? Был в Китае, видел огромные рисовые поля и очень красивые пагоды – это храмы такие. А еще видел панду, она бы тебе понравилась. Как медвежонок, только черно-белая.
Вынырнув из воспоминаний, Алиса улыбнулась. Вот оно что, значит, это Китай. Интересно, где та картина сейчас? Она не видела ее давно. Кажется, та картина не понравилась бабушке и они с дедушкой тогда снова поссорились.
Бабушка ссорилась эмоционально: начинала кричать, что дедушка совсем ее не жалеет. Алисе ерундой голову забивает. И неужели он забыл, что случилось с детьми.
Дедушка не кричал, только устало сказал, что он, конечно, все помнит. Но та авария – случайность, которая могла произойти где угодно. И здесь в Москве в том числе. А бабушка не дает Алисе никакой свободы. Оберегает от всего, как будто сможет до старости держать внучку возле юбки.
– И буду держать, – зло выплюнула тогда бабушка. – А тебе никакого дела нет. Если с ней что-то случится, мне и жить больше незачем.
– Так она ради тебя, что ли, свою жизнь проживает? Чтобы тебе не страшно было?
Ленка и Рита съездили в Питер без Алисы. Она слушала их воодушевленный щебет: они, перебивая друг друга, рассказывали про экскурсию по крыше. Что Ленка дрожала и схватилась обеими руками за Риту, а Рита высовывалась и бесстрашно смотрела вниз. Как они за два часа промчались по Эрмитажу и мало что запомнили, но обе вынесли убеждение, что обязательно надо вернуться, чтобы вдумчиво походить по нему хотя бы пару дней. Питер в их рассказах вставал вовсе не страшным и угрожающим, как у бабушки, а веселым, дерзким, очень холодным, но солнечным. Он был похож на открытки из Франции, Исландии и Китая.
– В общем, как хочешь, но в следующий раз втроем поедем! Бабушка твоя подуется чуть и отпустит, ты и так пай-девочка у нас, никаких приключений. Иногда можно и на своем настоять.
Алиса стояла на холодном полу – зареванная и взъерошенная.
– Я поеду! Поеду! Поеду! – кричала она, обращаясь к домику, к печке, к небу за окном. Бабушка ушла в огород со словами: «Не умеешь себя вести, даже разговаривать не хочу дальше». Хотя разговора никакого и не было. Алису позвала с собой мама подружки – они уезжали на фестиваль авторской песни и хотели взять Алису, чтобы девочкам было веселее.
Алиса чувствовала себя такой счастливой! Она запорхнула в дачку, закружилась и уже начала прикидывать, какие вещи взять с собой.
– Бабулечка, я с Дашкой поеду на фестиваль, они позвали!
– Никуда ты не поедешь, – выпустила воздух из Алисиного воздушного шарика бабушка. И обсуждать что-то отказалась.
Алиса уговаривала, просила, требовала. Бабушка оставалась спокойной и холодной. Алиса расплакалась. В дачку зашел дедушка.
– Танюша, пусть едет, чего ты. Дашины родители приглядят за ними, да и недалеко это.
Алиса замерла. Неужели отпустят? Она со страхом смотрела на бабушку, что та скажет.
– Зачем ей куда-то ехать? Ей что, здесь плохо? Гуляет, шлындает целыми днями с подружками, в огороде не помогает.
– Ба, я сделаю, что скажешь, в огороде, – всхлипнула Алиса. Голос дрожал, очень хотелось говорить спокойно, но никак не удавалось сдержать рыдания.
– Сделаешь, потом мне переделывать. Куда тебя несет? Маленькая еще.
Алиса сквозь панику и плач пыталась связать бабушкины фразы.
Дедушка смотрел расстроенно:
– Таня, так нельзя. Столько лет прошло, примирись. Я же смог.
– Да ты равнодушный хрен! Примирился он! Как вообще с таким можно примириться?
– А Алиса тут при чем? Она-то в чем виновата?
– А при том! Сидели бы дети дома – ничего бы не случилось! Сколько раз я Алешке говорила, но их вечно несло куда-то! – Бабушка махнула рукой.
– Ба, я хочу поехать! Я поеду! – сорвалась на крик Алиса.
– Эгоистка! – Бабушка сердито посмотрела при этом на дедушку. Он молча погладил Алису по голове и вышел из дачки. Алиса видела в окно, как он вышел из калитки и быстрым шагом направился к лесу. Хорошо ему: сейчас погуляет и успокоится.
Бабушка пробурчала про сплошных психов в доме, которые даже разговор вести не умеют.
Алиса поняла, что все бесполезно, и, захлебываясь в рыданиях, ушла в штопор истерики.
Новый год встретили с бабушкой. Алиса всегда встречала праздник только так. Конечно, когда-то был еще и дедушка. И даже после их с бабушкой развода он всегда звонил внучке на Новый год. Послушали речь президента, выпили Шампанского и закусили бутербродиками с красной икрой. Первого января Алиса ушла на каток с Ленкой, а после каникул затянула череда зачетов.
Алиса училась на химика. Бабушка тоже была химиком. А дедушка работал геологом. У них в квартире хранилась интересная коллекция полудрагоценных камней и разных минералов. Алиса перебирала их и слушала истории дедушки – откуда каждый камешек. Дедушку приглашали в разные страны как научного консультанта по минералогии. Слушать истории про камни было интересно, но становиться геологом Алиса не хотела. Она записывала эти истории, потому что хотела стать журналистом.
В конце школы бабушка поставила ее перед фактом: поступать будешь в Менделеевский. Журналистика – это вообще не профессия, засунут тебя в отдел ответа на письма, и будешь почту разгребать до конца дней. А по химии бабушка начала усиленно заниматься с Алисой, и нелюбимый когда-то предмет вышел в аттестате у Алисы на уверенную пятерку. Учиться ей даже нравилось. Группа была хорошая, дружная. Часто оставались после пар вместе готовиться к коллоквиумам и контрольным. Потом она подружилась с Ритой, а потом и с Ленкой.
Кем работать после выпуска, Алиса совершенно не представляла. Работа лаборантом казалась унылой. Может, пойти в аспирантуру и потом в преподаватели? Этот вариант бабушка одобряла. Но по-настоящему Алисе этого не хотелось. Была мысль пойти после диплома поработать годик официанткой, просто разобраться в себе. Но бабушке эту идею Алиса даже не озвучивала.
Прямо перед экзаменом по химической технологии в ящике поджидала свежая открытка. Алиса не глядя убрала ее в сумку. Потом, все потом. Сегодня самый сложный экзамен. Полночи пыталась выучить уравнения балансов, реакции, формулы КПД Карно и прочее из толстой, целиком исписанной голубой тетради.
Рита встретила Алису у аудитории. Судя по красным глазам, тоже ночью что-то учила.
– Ой, Алис, я ничего не знаю, я не сдам! – Эта присказка Риты сопровождала их каждый экзамен. Ленка явилась за три минуты до начала.
– Шпоры писали? – выдохнула она, примчавшись. – Я почти по всем вопросам сделала, но, как назло, небось попадется билет, которого нет в шпорах. Вода есть? Пить хочу.
Алиса полезла за водой – бабушка дала с собой бутылочку и пару яблок. Вместе с бутылкой из сумки вылетела открытка.
– Вау! – Ленка быстро подобрала ее. – Кто тебе такую прислал?
– Не знаю. Просто в ящике лежала.
– Может, бабушке твоей прислали?
Об этом Алиса почему-то не подумала. Мысль о том, что открытки для бабушки, была неприятной. Алиса забрала открытку у Ленки.
– Может. После экзамена спрошу у нее.
Но после экзамена Алиса спрашивать не стала. Она разложила на столе все четыре открытки. Первая – из Исландии, тупики. Вторая – из Франции, Мон-Сен-Мишель. Третья – из Китая, панда. И наконец, сегодняшняя, четвертая. На фоне бирюзовой воды высились снежные шапки на верхушках гор. Чувствовалось, что это бирюзовое море вовсе не теплое. Вдали выделялся красно-белый маяк. А что это за точки недалеко от маяка? Алиса пригляделась. Да это же пингвины! И стало радостно, как в детстве, когда идешь в зоопарк и смотришь на живность, знакомую только по картинкам.
Что же это за страна? Алиса думала, что пингвины живут в Арктике. Или в Антарктиде. Где-то живут пингвины, а где-то белые медведи. Она вечно путала, кто где. Но там должны быть льды. А тут на Антарктиду не очень похоже.
Алиса перевернула открытку. На штемпеле стояла надпись: «Ушуайя, Аргентина». Аргентина! Как красиво. Алиса считала, что там пляжи и футбол. А оказывается, и пингвины есть. И горы, такие красивые горы!
Дедушка вдохновенно рассказывал про Тенерифе. Как туман спускается на лавовые поля, как среди черной сожженной поверхности пробиваются первые травки-зеленушки. Как полная луна превращает пейзаж вокруг вулкана Тейде в марсианские хроники. Бабушка не стала слушать – ушла к соседке и нарочно громко гремела ключами и ботинками в коридоре. Алиса сидела в кресле, поджав ноги.
– А еще есть там такой город – Оротава. Летом там целую неделю на улицах выкладывают картины из лепестков, песка, опилок. Удивительные картины, Лисенок. Я сам не застал, но мне местные жители показывали фотографии. А ящерок там сколько, Алис. Я сел перекусить на камушках, достал хлеб с ветчиной. И тут они набежали. Сначала пятак, потом десяток, а потом, смотрю, все больше и больше их подбегает. И здоровые такие, нахальные. Я хлеб с ветчиной подхватил, да и сбежал с тех камушков.
Алиса звонко смеялась.
Дедушка выложил на подоконник подарок – кусок застывшей лавы. Он был весь в порах – как мочалка, только черная-пречерная.
Вечером Алиса сидела в кресле и читала книжку. Бабушка подошла к подоконнику:
– Фу, что это за черная гадость тут. С нее же грязь сыплется, весь подоконник замусорила. – И она демонстративно провела пальцем по поверхности.
Лава и правда немножко осыпалась, Алиса и сама это видела. Бабушка забрала лаву и выбросила в ведро. Алиса дождалась, когда бабушка выйдет, и вытащила лаву из мусорки. Она спрятала ее в ящике стола и никогда не доставала при бабушке.
Лава до сих пор лежала там, в глубине ящика. Алиса достала ее и положила на стол. Лава была совершенно непохожа на другие минералы из дедушкиной коллекции. Алиса погладила ее. Жесткая, колючая, в дырочках. Нереальная, как и мечта Алисы побывать на вулкане или в горах.
– Алиса, как экзамен? – раздался бабушкин голос, и Алиса поспешно спрятала лаву обратно.
Три недели была тишина. Каждое утро Алиса бежала к ящику проверить почту. Ящик со скрипом открывал дверцу и показывал пустое нутро. Алиса уныло закрывала его и ехала в институт. Консультации, экзамены, а потом сессия завершилась, начались каникулы. Ленка уехала с мамой в Египет. Рита осталась в Москве и приезжала в гости, или они вместе ходили на каток и кататься с горок. Однажды Алиса не выдержала и показала Рите все четыре открытки.
– Только бабушке моей не говори, – попросила она.
– Почему?
Алиса пожала плечами.
– Не поймет.
– Так ты не знаешь, кто их отправляет?
– Ни малейшего понятия.
– А может, все же бабушке их кто-то отправляет? Знаешь, ездит по разным странам и отправляет? Может, у нее какой-то давний поклонник есть?
Расстаться с открытками? Выяснить, что это вовсе не ей, а бабушке? Алиса побледнела. Но все же идею надо было проверить.
Вечером она приступила к расспросам.
– Бабуль, а у тебя после развода поклонники были?
Бабушка разделывала рыбу на кухне.
– Была парочка. Один на работе ухаживал – в театр приглашал, цветочки дарил. Только я-то знала, что у него алиментов на троих детей. Куда такой поклонничек? И сдулся он быстро, переключился на подругу мою, только она его тоже отвадила.
Бабушка порозовела от приятных воспоминаний и оттерла тыльной стороной ладони щеку, стараясь не испачкаться в рыбной чешуе.
– А второй?
– Второй хороший был. Да я не особо уже замуж хотела. И ты у меня была, встречаться некогда – уборка, готовка. Это мужикам хорошо после развода, если алиментов нет, то и порхай себе дальше, на следующий цветочек.
– Так что второй? Какой он был?
– Высокий был, кареглазый. В метро познакомились. Жена у него умерла тогда уж несколько лет как, детишек не было. Я его спрашивала, как он пережил потерю свою, а он говорил, что со временем грусть светлее стала, не так давит, не сжимает, дышать позволяет. Мы в парке гуляли часто. Он учителем математики был, про учеников своих рассказывал. А потом у него мама заболела, и ему пришлось уехать в Краснодар, к ней. – Бабушка опустила руки и помолчала. – С собой звал.
– А ты?
– А что я? – Бабушка снова взялась за рыбу, сердито скребя ее ножом – Что я? У меня ты была, куда я тебя потащу в незнакомый город? Нет уж, тут родилась, тут и помру. И поклонников мне не надо, и без них отлично.
Оранжевые домики. Зеленые ставни. Бежевый мопед Vespa. Девушка с длинными кудрями и в шикарных темных очках. Через два месяца, когда уже начали распускаться листочки, а Алиса почти перестала надеяться, в ящике оказался конверт. Из конверта выпала открытка и письмо, начинающееся со слов: Сiao, Alisa, ciao, carina.
Дрожащими руками Алиса положила открытку и письмо на стол. Открыла ноутбук и начала вводить письмо в переводчик.
Привет, Алиса! Привет, дорогая! Меня зовут Лукреция, и я старая подруга твоего дедушки. Глубоко сожалею о его смерти. Если он все верно рассчитал, то ты уже получила четыре открытки от его друзей из разных стран. Моя последняя. Дело в том, милая, что он оставил тебе наследство. И первую его часть ты сможешь получить у меня. Когда приедешь в Рим. Вот мой номер телефона, позвони мне, как только определишься с датой вылета: я куплю тебе билет. Ни о чем не переживай, дедушка обо всем позаботился и попросил меня сопровождать тебя во время всех перелетов. Знаю, что он приготовил много приятного.
Жду твоего звонка с большим нетерпением.
Бабушка Лукреция.
P. S. Алиса, это завещание дедушки, его необходимо выполнить, ты не можешь отказаться.
P. P. S. Не хочу портить сюрприз, но не могу не рассказать, что еще тебя ждет Чжоу в Китае, и у него задание – показать тебе настоящую панду! Я просто в восторге!
Алиса откинулась на кресле. Она помнила Лукрецию. Услышала это имя один раз и запомнила. Дедушка разговаривал по телефону. Алиса слушала разговор. Она ничего не понимала, но закрыв глаза, представляла себя где-то на берегу моря: журчащие слова, эмоциональные всплески, такие красивые мягкие согласные, рычащие р-р-р. Одной рукой дедушка держал трубку, другой жестикулировал, что для него было необычно.
– Si, Lucrezia, si!1 – воскликнул дедушка особенно живо.
– Опять по межгороду болтаешь. – Бабушка ворчливо вошла в комнату, и дедушка умолк.
– Scusi, Lucrezia. Ciao, carina!2
Последнее слово Алиса, кажется, поняла.
– Дедушка, ты разговаривал с Кариной? – уточнила она.
Дедушка засмеялся:
– Нет, Лисенок, я разговаривал с Лукрецией, моей подругой. Она тоже геолог, живет в Италии. А carina значит «дорогая». Это обычное слово для итальянцев, часто так обращаются к хорошо знакомым.
Алиса сидела на скамейке. Напротив скамейки проходила дорожка, а за ней была черная ограда. Крест стоял пока деревянный. Земля свежая, памятник просядет, поэтому его только на следующий год будут ставить. На кресте – имя и фотография. На фото – дедушка, серьезный и строгий. Алиса его помнила не таким.
– Дедуль, – она смотрела не на могилку, а куда-то вверх, на небо, – я хочу это сделать. Я точно хочу. Но я не знаю, как быть с бабушкой: она не простит, если я уеду.
Алиса сидела на скамейке и слушала, как щебечут птицы. Достала из сумки булочку, откусила и раскрошила немного на дорожке. Тут же слетелись воробьи и, галдя, устроили дележку крошек. Алиса сидела и смотрела. Начал накрапывать дождик. Алиса подставила лицо каплям. Ей было спокойно, не хотелось уходить.
Чуть подул ветерок, и сквозь шелест листвы и птичий гомон Алисе вдруг послышалось: «Простит, Лисенок, она обязательно тебя простит, не бойся. Открой мир, Алиса! Он ждет тебя».
Алиса встала и не спеша пошла по дорожке. В руке болтался пакетик с недоеденной булочкой, на плече висела сумка, из которой выглядывал учебник итальянского.