Аарон прикоснулся к земле и закрыл глаза. Внутреннему взору его предстала ужасная картина, которую не описать словами и не прочувствовать, лишь увидев. В тот день и в тот час, в которые унесло Аарона воображение, надо было быть здесь, участвовать в событиях минувших дней, чтобы суметь вникнуть и оценить всю ту истерию боли, безграничную ненависть, неуемное отчаяние, которые щедро сдобрили собой эту землю. Такое не забывается, не иссякает с годами и остается вечным отпечатком на теле мира.
Черная земля… Гнойный пузырь, сотканный из ненависти и смерти. Однажды он уже прорвался и прокатился по Валлии дикой чумой, погубившей сотни тысяч жизней. Темные орды неупокоенных ворвались во владенья живых. Принесли с собой хаос. И бессмертный порядок. Люди гибли, отчаянно и неистово сражаясь за свои жизни. И вставали ожившими мертвецами, чтобы сеять смерть среди своих же собратьев. В беспощадной войне у валлийцев умерла надежда. И родилась заново, затеплилась в сердцах людей, которые сумели подняться с колен и ответить ужасом на ужас.
Собравшись под одним стягом, под властной рукой Амагрина Овена, валлийцы дали решающий бой, оттеснили некромантов к их вотчине и здесь, в Черной земле, состоялась последняя битва. Она унесла жизни многих, но подарила другим надежду на светлое будущее. Амагрин Овен убил своего наставника, Альберта Трисмегиста, короля мертвых, изобретателя алхимии, которая его создала, превратив в лича, и погубила, оставив лишь прах.
Потеряв своего полководца, армия мертвых потерпела поражение. Люди одержали верх. Тяжкой ценой далась им эта победа. Они понесли столь страшные потери, что дальше продолжать войну уже не могли. И тогда все маги и друиды, объединив свои силы, сплели могущественное заклинание, сковавшее владения некромантов непроходимым для нежити куполом. Настал долгожданный мир.
Но проходили годы, за ними — века. Люди, имея короткую память, забыли о прошлых лишениях, с головой погрузились в повседневные заботы и тяготы. А тем временем некроманты собирали новые армии. Гной скапливался в перетянутой, но незалеченной ране, вновь разжигалась на теле земли застаревшая язва. И сейчас по всему выходило так, что вскоре на мир обрушатся новые испытания.
Аарон это чувствовал, понимал это. Сюда, в это Симионой забытое место, его привел зов сердца, но скорее за шиворот приволокли слова Вёльвы, великой прорицательницы, которая ни разу не ошиблась за всю свою долгую жизнь. Она поведала юному целителю, что его талант спасет воина, решившего пойти в одиночку против целого войска. И Аарон ни секунды не сомневался: от жизни этого воина будет зависеть дальнейшая судьба мира.
Не открывая глаз, целитель воздал молитву великой Богине, выпрашивая у нее милости для тех людей, цвергов и альвов, чьи тела погребены под толщей черной, навеки проклятой земли. Напоследок попросил Симиону простить друида, ошибка которого оборвала десятки, сотни тысяч жизней. Аарон встал с колен и пошел в сторону крепости, выстроенной на костях валлийцев, погибших в последней битве.
Чем ближе подходил целитель к форту, тем больше красоты замечал в нем, в этом одиноком страже, который первым затрубит тревогу, если нежить вырвется из своих земель. Этот форт был создан с одной лишь целью — защитить мост между Хельхеймом и Валлией. Преобладала в нем солдатская простота и скупость убранства, не украшали замок резные фризы и барельефы, не нашлось в нем места для статуй и декораций. Широким, богатырским поясом обвила его сеть фортификаций: круглого сечения башни, которым не было числа, соединенные между собой непреступными стенами. Кропотливо работая над своим детищем, зодчий не пытался создать юного изящного воина, своими руками он вырастил крепкого мужа, способного месяцами противостоять осадам и бесконечно отражать вражеские штурмы. Форт олицетворял силу и волю, и именно в этих могущественной силе и непоколебимой воле заключалась его красота.
Остановившись у западных ворот, Аарон постучал в тяжелые, окованные крупными металлическими пластинами, дубовые створки. Ответили ему далеко не сразу. И целитель решил было вновь напомнить о себе, но смотровое окно приоткрылось, и из него послышался неприветливый голос привратника:
— Форт закрыт для посторонних.
— Я с личной аудиенцией к командующему…
— Он не принимает, — не дослушав, рявкнул караульный.
— Вот грамота, написанная настоятельницей храма Симионы в Наице. В ней говорится, что все двери Валлии для меня открыты. Именем Созидательницы, — нарочито важно проговорил Аарон и просунул сверток в смотровое окно.
— Здесь не Наица, — пробурчал привратник, все же принимая письмо. — Сообщу о вашем прибытии, — сказал он и резким движением закрыл смотровое окно.
Несмотря на правила храмовых грамот, караульный оставил незваного гостя за пределами крепости. Вернулся он не меньше чем через час. Только тогда створки медленно разошлись, открывая Аарону неприятную картину, которая царила в форте. Человек, не имеющий магических дарований, ничего бы и не заметил, но целитель обладал тем зрением, которое способно уловить вещи, недоступные другим. Он увидел смерть. Муки. Страдания. Боль. Отчаяние. Безнадежность. И снова смерть. Для Черной земли список не нов, но в форте все эти ужасы были настолько яркими и ощутимыми, будто еще вчера тут произошло побоище, унесшее десятки или даже сотни жизней.
— Недавно было сражение? — полюбопытствовал Аарон.
— Вам прямо. Дойдете до арсенальной и повернете направо. Там встретят, — не удостоив целителя ответом, напутствовал воин и, развернувшись, бодро зашагал в сторону небольшой караульной пристройки.
Аарон не сильно надеялся на теплый прием, но и подобного пренебрежения не ожидал. «Лиха беда — начало», — подумал он и двинулся в указанном направлении. Завернув за каменное строение, которое, судя по скрещенным мечам, висевшим над входной дверью, было той самой арсенальной, о которой говорил караульный, Аарон увидел перед собой замок. Не дав целителю как следует осмотреться, к нему подошел провожатый.
— Идите за мной, — коротко бросил он и пошел впереди.
Минуя стражников, охраняющих вход, проводник ввел целителя в замок. Потянулись трудно запоминаемые лабиринты коридоров, множество соединенных между собой комнат, имеющих по несколько входов и выходов, многочисленные лестницы, ведущие то вверх, то вниз. Если продолжить сравнение замка с человеком, которым он виделся Аарону, то складывалось впечатление, что все его внутренности перемешались, сложившись в невероятном сумбуре. Но такую цель и преследовал зодчий. Если враги вдруг прорвутся внутрь, им составит немалых трудов зачистить ярусы и выкурить всех защитников. Путаница царила неимоверная. Даже Аарон, обладающий завидной памятью, не смог сообразить, какими путями его вели и как он оказался на верхнем этаже у дверей в кабинет капитана. Вся дорога слилась у него в невероятный калейдоскоп сменяющихся комнат и коридоров. Теперь целитель не удивлялся тому, что его заставили ждать у ворот больше часа.
— Входите. Капитан ждет, — сказал провожатый.
— Грамоту, — напомнил Аарон.
— У капитана. Поторопитесь, пока Марк снова не надрался. Да и ждать он не любит…
Целитель глубоко вздохнул, предчувствуя нелегкий разговор, постучал и вошел в кабинет. На секунду задержался в дверях. Увидев, что на него не обращают внимания, без разрешения прошел в комнату и уселся напротив капитана.
— День добрый, — нарушая правила приличия, первым заговорил Аарон. — Я паломник из Наицы.
— Я читал письмо. Интересная грамота, но больше всего мне понравилась подпись, — так и не поприветствовав гостя, Марк поднял со стола пергамент и процитировал последние строки: — «Ливия Аэль Мартис, Третья Матушка Храма Симионы-Созидательницы. Наица». Если мне не изменяет память, госпожа Мартис нынче Первая Матушка…
— И имеет все шансы стать первой не в Наице, а в Стогхельме. Грамота написана восьмью годами ранее, но у нее нет сроков. Впрочем, как и у моей миссии.
— И какова же твоя миссия, милейший? — капитан посмотрел на Аарона исподлобья. От его холодного взгляда поежился бы даже мертвый.
— Помогать людям, — пожал плечами целитель. — Я неплохой знаток болезней и методов их лечения. Есть навыки целительства и оперирования раненых. Если вашему форту нужна помощь подобного характера, с удовольствием задержусь.
— Как, ты говорил, тебя зовут? — наконец заинтересовался капитан, и от его пренебрежения не осталось и следа.
— Я не говорил. Аарон.
— Хорошо, Аарон. Я не сильно доверяю Храму и его послушникам, но это не повод, чтобы отказываться от помощи. Вина?
— Красного. И если можно — разбавьте водой. Не хочется охмелеть.
— Похвально, — заулыбался капитан, вставая из-за стола и подходя к шкафу. Открыв дверцу и достав оттуда два бокала и бутылку раосского, разлил вино и протянул один из бокалов Аарону. — Воды нет. Да и не стоит портить вкус доброго напитка. Все равно на сегодня работы для тебя не будет. Сперва объясню, с чем тебе придется столкнуться. Возможно, ты поумеришь пыл.
Аарон коротко кивнул, жадно отхлебнул вина и поудобнее уселся в кресле. Прежде чем начать рассказ, офицер опустошил свой бокал и заново его наполнил. Секунду подумав, еще раз хорошенько пригубил и только после этого заговорил:
— Не так давно из Хельхейма стали приходить люди. Сперва мы принимали беженцев. Они рассказали, что некроманты дерутся между собой и с каждым днем война становится все яростней. Мы обрадовались, но радость длилась недолго. Вскоре мы поняли, что людское бегство — всего лишь отвод для глаз. Некроманты подготовили великолепную ловушку, и гарнизон в нее угодил — беженцы были больны чумой. А вскоре черный мор охватил весь форт. — Капитан выпил, наполнил бокал, осушил его одним большим глотком и продолжил: — Не знаю, сколько мы еще выстоим, но наша гибель неминуема. Последняя надежда на магов, на то, что они не позволят нежити разрушить купол.
— Вы выпускали беженцев из форта? — поинтересовался Аарон, допил раосское и налил себе новую порцию. Новости были ошеломляющими, но ни паниковать, ни напиваться храмовник не собирался.
— Нет, — коротко ответил капитан. — Это противоречит уставу форта. И еще, мор вызвало колдовство. Опасна не сама болезнь, а темная магия, которая пришла вместе с ней.
Аарон откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Целитель молча читал молитвы, проникая сквозь грани обычного и ирреального. Его губы быстро шевелились, а пальцы все крепче сжимали ручки кресла. Капитан смотрел на своего гостя, не выказывая никакого интереса, будто видел волшбу храмовников каждый день. Вскоре Аарон расслабился и открыл глаза.
— Быть может, началось все и с магии, но теперь она развеялась — я не вижу черного колдовства. Перед нами обычная чума, не больше. Но и этого достаточно, чтобы умерли тысячи людей. Сколько солдат в форте?
— Осталось четыре когорты из семи. По десять десятков в каждой.
— Итого четыре сотни. Я не смогу вылечить всех, но у кого сильный иммунитет — сопротивляемость болезни — тот выживет.
— Посмотри на меня, — потребовал капитан. — Сильный ли имун… у меня?
Аарон только сейчас пригляделся к офицеру. Лицо капитана было бледным, как холст бумаги, и безжизненным, словно лицо статуи. Синяки под глазами без слов говорили о чрезмерном употреблении алкоголя и бессонных ночах. На сухих жилистых руках выступили тонкие линии кровеносных сосудов. Капитан был болен, но чума совсем недавно одолела его тело.
— Если будете много пить, лучше вам не станет.
— Хуже — тоже, — усмехнулся офицер умирающего гарнизона.
— Возможно, — не стал отрицать Аарон, — но без выпивки у организма будет больше сил, чтобы бороться с болезнью. Я вылечу вас, только при одном условии — с сегодняшнего дня бросьте пить.
— А может сразу лечь в могилу? Что толку мучить себя перед смертью, если она неизбежна?
— Если не можете не пить — пейте. Только подумайте о солдатах, жизни которых зависят от ваших приказов. Хотите загнать себя в могилу — дерзайте, только назначьте перед этим префекта.
— Уже назначил. Только он проживет не больше, чем… Лечи! — капитан смахнул со стола бутылку и бокал, которые со звоном разлетелись на мириады осколков, и взглядом тигра, загнанного в угол, уставился на врачевателя. У Марка, потомственного барона и офицера по праву рождения, уже не было надежды. И вот она появилась в лице неизвестного храмовника. Такую удачу нельзя было упускать.
Аарон отхлебнул вина из своего бокала, который предусмотрительно держал в руке, медленно поднялся с кресла и подошел к офицеру.
— Дышите глубже и постарайтесь не волноваться. Сразу предупрежу: будет больно.
— К боли приучен, — отчеканил капитан.
Аарон одобрительно кивнул, поставил бокал на стол и начал свою волшбу:
— Следите за рукой, — приказал врачеватель и стал медленно водить раскрытой ладонью то вправо, то влево, то приближая ее к глазам капитана, то отдаляя.
Аарон тихо нашептывал слова на наречии, тайну которого знали лишь посвященные. Марк неотрывно наблюдал за рукой целителя, напрасно пытаясь понять смысл произносимых им фраз. И чем внимательнее он вслушивался в слова Аарона, тем глубже проваливался в пучину забытья. От плавных пасов храмовника закружилась голова, помутнело в глазах. Закончилось все тем, что целитель раскрытой ладонью ударил капитана в лоб. От неожиданности офицер шарахнулся назад и без чувств упал на пол вместе с креслом, на котором сидел.
Очнулся он в кресле. Напротив него сидел храмовник и медленно цедил вино из бокала. Марк вскочил на ноги и попытался через стол дотянуться до возмутителя спокойствия, но цель была слишком далека.
— Успокойтесь, — бесстрастно выговорил Аарон. — Я сделал то, о чем вы просили. Вы здоровы.
Капитан не поверил услышанному. Он посмотрел на руки, ощупал тело. Не удовлетворившись этим, прошел в другой конец кабинета и остановился у зеркала. Лицо было по-прежнему бледным, но уже не напоминало мертвую маску. Синяки под глазами стали не столь явными, а сухая кожа, которая уже начинала шелушиться, теперь выглядела вполне здоровой.
— Не верю своим глазам! — восторженно воскликнул Марк. — Ты волшебник!
— Целитель, — уточнил Аарон.
— Тот самый? — удивился Марк, припоминая сплетни о бродячем святом, который без труда исцеляет даже безнадежно больных. Аарон утвердительно кивнул, подтверждая догадки капитана. — Нам несказанно повезло! Теперь у форта есть шанс на спасение. Приступим к лечению солдат! Приступим немедленно!
— Не так быстро, капитан. Вас я исцелил магией, но она забирает много сил. Других мне придется отпаивать зельями и травами. Выживут далеко не все, но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы смертей было как можно меньше.
— Хорошо. Что потребуется от меня?
— В первую очередь мы должны разделить больных на три группы: безнадежных, тяжелобольных и заболевших недавно. Также мне понадобятся лекари или те, кто не боится смерти…
— Лекари уже мертвы, но бесстрашных хватает, — быстро вставил Марк, да так ловко, что Аарон даже не запнулся.
— Чтобы они наблюдали за моей работой и могли повторить ее без моего присутствия.
— Команду подберем, — уверил капитан.
— Лечение начнем с тяжелобольных. Ими буду заниматься я сам. Теми, кто сильнее остальных, займутся мои ученики.
— Безнадежные? — уже догадываясь об их участи, все же поинтересовался Марк.
— Спасем тех, кого можем спасти. Если хватит времени, постараюсь помочь и другим, но… вы сами понимаете…
— Понимаю, — не стал лукавить капитан.
— Найдите подходящих людей. Мне же надо покинуть форт, чтобы собрать нужные травы и ингредиенты для зелий.
— Не стоило бы покидать крепость, — замялся Марк. — Нельзя допустить, чтобы зараза распространилась.
— Можете не переживать. Я в состоянии исцелить себя и не дать чуме выйти за пределы форта. Тем более, без лекарств я не смогу лечить, и другого выхода у нас просто нет.
— Помощь и спутников не предлагаю. Пока тебя не будет, я подберу людей и разделю больных.
— Хорошо, капитан. Я вернусь с рассветом. Надеюсь, к этому времени все будет готово…
— Будет, — по привычке вставил между слов капитан.
— Чтобы я мог начать работу сразу по возвращению. И еще, капитан. Я хотел бы узнать, известно ли Большой земле об эпидемии?
— Нет, — коротко ответил Марк. — Все, кто приходил с провизией, остались здесь.
— Вы обрекли их на гибель?
— Скорее да, чем нет, но у меня не было выбора: я не мог позволить своим людям умереть от голода.
— Убивать невинных грешно, — покачал головой Аарон. — А оставив обозников в чумном форте, вы убили их.
— За свои грехи я отвечу. Перед Трибуналом или Симионой — неважно.
— Сильная позиция. Буду рад, если в Час Суда добро, совершенное вами, перевесит зло.
Марк оставил слова целителя без ответа. Он не был уверен, что солдат, убивший сотни людей, замучивший или оставивший погибать десятки, достоин того, чтобы купаться в Медовых реках. Да он и не сильно верил в их существование.
— Последний вопрос, прежде чем я уйду.
— Задавайте, — отчеканил Марк.
— Когда был последний приток беженцев?
Капитан задумался. Он помнил день, когда в последний раз на мосту появились люди, помнил, как стоял на стене и обстреливал с другими лучниками безоружных крестьян, опасаясь, что они принесут новый поток чумы. Он помнил этот день, но никак не мог посчитать, сколько времени прошло с тех пор.
— Давно, точнее не скажу.
— Как часто приходили беженцы до последнего раза?
— Чаще, — понимая, к чему клонит целитель, быстро ответил Марк. — Думаешь, готовится большая волна?
— Или штурм, — подтвердил догадки капитана Аарон. — Не хотел этого говорить, но у меня странное предчувствие, будто сюда идет сама смерть. Я не пророк, и видений у меня не бывает. Я могу ошибаться, но сердце мне подсказывает, что вскоре произойдет нечто непоправимое.
— Будем ожидать худшего, но уповать на лучшее. Если считаешь, что здесь опасно, можешь уйти.
— Здесь опасно, — криво улыбнулся Аарон, — но меня всегда притягивала опасность. Я останусь до конца.
Зомби сохранит свои черты такими, какими они были при жизни, за исключением физической силы, которая удвоится. Он беспрекословно выполнит любые указания колдуна и будет функционировать, пока его не расчленят или повредят.
Колдун может уничтожить раба, бросив на него горстку костяной пыли и выкрикнув имена Guede и Baron Samedi наоборот (edeuG и idemaS noraB). Если же некромант, повелевающий не-мертвым, умирает, зомби станет свободным и останется на земле, причиняя людям зло.
«Будь что будет…» — думал Сандро, обрушиваясь в сплетение вековых крон, насаживаясь на пики дубовых ветвей.
За миг, разделяющий его со смертью, перед глазами пронеслась вся жизнь. Не задерживаясь на муках и страданиях, которыми переполнилось детство, внутренний взор скользнул дальше. Стремглав пролетел мимо отчаяния и злобы, изуродовавших отрочество, и резко остановился, замер перед ярким, слепящим образом, который некогда высек искру для заплутавшего в потемках сердца и подарил черному миру свет. Это была Энин. На ней жизнь оборвалась и началась вновь.
Он вспомнил теплоту незабываемых встреч. Мгновения, проведенные вместе. Разве можно было вычеркнуть их из жизни? Не продлить? Не вернуть утраченное? Разве можно было уйти из мира и оставить ее одну? На растерзание страшной судьбы, которую уготовил ей эликсир бессмертия? Сандро не был способен на такое. Не мог предать свою чистую, пусть и безответную любовь.
В отчаянной попытке спастись он отпустил навеянное разумом Трисмегиста заклинание — стал невесомым. Но скорость, с которой летел на пики ветвей, уже не успел замедлить. Удар разрушил надежду. Тело содрогнулось от боли, душу разорвало на части отчаяние, грубая тьма выбросила из сознания огненные краски воспоминаний — заменила их черным мраком забытья.
Все было кончено.
Но любой конец — это лишь начало чего-то нового.
Золотая осень в лесу Мертвеца не отличалась особыми красотами, наоборот, представляла собой весьма удручающее зрелище. Нагие ветви дубов и грабов переплелись между собой, будто исполины сцепились в драке. Грубые стволы, окаймленные бледно-зеленым мхом, утонули в густом белокуром тумане. У корней, вздыбивших почву, гниющей грудой скопились прелые листья. Уныло выглядел лес Мертвеца. Зловеще. Но этого, как выяснилось, природе показалось мало — она решила оправдать название, которое люди дали этому гиблому месту…
Сквозь полотно тумана, изредка разъедая его, находя брешь, на землю опускался призрачный лунный свет. Временами ему удавалось осветить безжизненное тело, валявшееся посреди гнилой листвы. Этот покойник неведомым образом сгнил лишь наполовину: одна часть его лица, укрытая свежими палыми листьями, представляла собой личину скелета, другая — молодого парня.
Когда тусклое ночное светило в очередной раз прорвалось сквозь туман, покойник открыл глаза и судорожно вздохнул. Грудь его — точнее, лишь левая ее половина — с противным свистом наполнилась воздухом. Мертвец с шумом выдохнул и закрыл глаза.
Окружающий мир погрузился в привычную для себя тишину: не слышалось пения птиц, забыли о полной луне и заунывных зовах волки, молчали пробудившиеся для охоты филины, притаились в норах вездесущие мыши. И покойник, как и положено мертвым, больше не издал ни звука. Но, присмотревшись, можно было заметить, как медленно поднимается и опускается его грудь.
— Слава богам, ты жив, — с облегчением сказал Трисмегист, нащупав истонченную, едва не оборвавшуюся нить жизни своего ученика. — Зачем прыгал? Желал глупой, бесславной смерти?
— Желал… не то слово… — откашлявшись, просипел некромант, и его уродливые губы изогнулись в страдальческой улыбке.
— Нельзя быть столь легкомысленным. Ты понимаешь, что смерть для тебя — не значит конец. Умерев, ты станешь личем! Или у тебя изменились планы? Уже не хочешь возвращать себе человеческий облик?
— Надо было действовать — и я действовал, — прохрипел в ответ некромант и, больше не желая тратить силы на бесцельные беседы, при помощи последней сохранившейся энергии принялся изучать собственное тело. Изъянов там нашлось немало, но со многими из них Сандро уже научился жить и понимал, что даже при великом желании не смог бы переиначить черную магию, которая скрепила кости скелета и заживила смертельные раны, полученные в далеком детстве.
Результат изучения не порадовал: ссадины, ушибы, царапины, синяки — на них некромант не обращал внимания — сойдут и сами. Но были и более серьезные проблемы: защемление одиннадцатого и десятого позвонков, из-за которого полностью отказали ноги. С такой травмой не смогли бы справиться даже горгоротские костоправы с их медитацией и иглоукалываниями — она была неизлечима. Но Сандро имел на этот счет свое мнение. Он крепче сжал мертвой рукой змеиный крест и, вспомнив необходимый гримуар, принялся ворожить. Созидающая магия давалась с трудом — силы были на исходе. И все же, спустя бесконечно долгие десять минут, некромант исцелил свое тело. Горгоротские костоправы были бы на седьмом небе от счастья, узнав, что есть нечто более действенное, чем иглы и духовное познание.
Покончив с лечением, Сандро ощутил также явственно, будто откат от заклинания, как на него накатывается волна слабости и отрешенности. Мысли закружились в голове, сменяясь с калейдоскопической частотой. И словно отвечая на крики совести, остановились на погибших спутниках, с которыми не так давно он бежал из Бленхайма. По его вине они мертвы. По его вине — ничьей больше! Если бы он отсиделся в храме Сераписа, а не мчал без оглядки вперед, ничего подобного не произошло б…
Некромант безвольно выпустил из рук змеиный крест, присел, поднял с земли охапку мокрых листьев, вытер ими выступившие на лбу бисеринки пота, обхватил колени руками и с тоской сказал:
— Я убил всех, а сам остался жив.
Никто не ответил на его слова. Лишь туман лизнул холодом мокрое от росы чумазое лицо юноши и подобрался ближе, становясь одновременно плотнее и гуще. Сквозь туман уже нельзя было разглядеть временами выползающий лунный диск. Даже с помощью обостренного зрения, некроманту не удалось увидеть ничего дальше кончика собственного носа.
— Альберт, — после долгой паузы вновь заговорил Сандро. — Ответь мне: почему я всегда одинок? Всю свою сознательную жизнь, я провел в одиночестве: без дружеской поддержки, ласк любимой… У меня ведь до сих пор не было женщины! Но теперь, когда Энин потеряна или… мертва, я не смогу полюбить другую. Да и не захочу…
— Перестань плакаться, — проворчал Трисмегист, не понимая, с чем связаны столь печальные мысли его воспитанника. — Энин, бесспорно, уцелела. В том, что живы Анэт и Батури, я тоже не сомневаюсь.
— А я сомневаюсь, — отозвался некромант, не в силах сопротивляться унынию. — Анэт разбилась — ни один человек не выдержит такого падения. Из-за ее смерти Батури не выполнил клятву, данную на клейме Эльтона, и теперь не жилец. А я даже не знаю, куда он отволок Энин… Она тоже умрет.
— Да что с тобой такое? — не выдержал Трисмегист и его голос заставил Сандро встрепенуться:
— Мы здесь не одни. Слишком уж странные мысли лезут ко мне в голову.
— Не будь глупцом!
— Ты не чувствуешь? — Сандро резко схватил посох, вскочил на ноги и замер в замешательстве: никаких магический резервов для борьбы у него не осталось. А враг, грубо вторгшийся в сознание, все крепче сжимал тиски ментальной магии.
— Пикси, — догадался Трисмегист. — Во времена альвов и фейри они были совершенно безобидны, но переняли гнусные законы нынешнего обиталища и теперь представляют серьезную…
— К бесам! — не дослушав, выкрикнул некромант и ударил змеиным крестом о землю. Глаза кобры в изголовье посоха полыхнули аметистовым сиянием, которое ярким, слепящим светом пронзило небольшую поляну и на краткую долю секунды разметало туман. Ментальные оковы разрушились. Мысли прояснились.
— Их тут сотни, — прошептал друид.
— Не трудно догадаться. Иначе они не напали бы на повелителя мертвых.
— Сандро, ты себе льстишь. Как личу неполноценному тебе будет нелегко…
— Поговорим о моем тщеславии позже, — перебил некромант. — Скажи лучше: что делать? Как с ними бороться?
— А стоит ли? Судя по всему, они больше не проявляют агрессии …
Будто услышав слова друида, призрачные силуэты, почти неразличимые в тумане, засуетились, закружились вокруг некроманта хороводом теней.
— Помяни волка… — процедил полумертвый и от обрушившейся на него волны уныния и страха с трудом устоял на ногах.
Он встряхнул головой, пытаясь выгнать из сознания чужую волю, взбодриться. Но это не дало результата — врагов было слишком много. «Бежать! Бежать без оглядки!» — вторглась в голову шальная мысль, но некромант подавил в себе паническое желание броситься наутек — во владениях пикси, ему от них не уйти.
— Чего ты медлишь! — воскликнул Трисмегист. — Ставь ментальные барьеры!
Сандро последовал совету наставника, заранее понимая всю тщетность этих попыток, ведь пикси берут не качеством, а числом. И численное превосходство делает их гораздо сильнее чародея.
— Ничего не выйдет! — отчаялся Сандро, когда с тонким хрустом сломался очередной магический щит. — Мне конец…
Он уже не мог понять, где его мысли, а где — чужие? Глубокое чувство безысходности захлестнуло его с головой и с каждым мигом желание опустить руки и отдаться на милость победителю становилось все сильнее.
— Им нет числа, а я их даже не вижу!
И тут Сандро осознал: сила пикси в тумане. Некромант резко взмахнул посохом, вырисовывая Кеназ,[1] прибегая к рунической магии — собственных сил для действенного колдовства не осталось. Вокруг него взъярилось бешеное пламя и кольцом прожгло все окрест на несколько метров. Туман, прятавший и подпитывающий бестелесных духов, истаял. Сандро твердо знал, что в нем погибли и пикси. Не все, конечно, но те, которые оказались достаточно близко.
И опять мысли прояснились, на смену унынию пришла вера в свои силы и желание продолжать начатое. Но туман вновь стелился у ног и с каждым мигом подбирался к некроманту все ближе. Сандро начертал в воздухе руну огня, повторяя удачный опыт, но на этот раз эффект от магии был намного скуднее — сил не хватало.
— Бесовское истощение, — прорычал некромант, потративший почти всю свою энергию на излечение ран, а позже — на ментальные барьеры. — Что прикажешь делать? — спросил он у Трисмегиста, выискивая в нем последнюю надежду.
— Ведунское кольцо, — подсказал друид. — Оно не потребует крупных магических затрат.
— Чем чертить?
— Кровью…
Сандро, не раздумывая, взглядом и магией, ибо не имел под рукой ножа, разорвал себе кожу на запястье. Хлынула кровь. Некромант еще раз вывел Кеназ, уже не надеясь на большой эффект, но желая выкроить крупицу времени для начертания круга.
Из пореза обильно текла кровь. Сандро провел рукой вокруг себя, тихо нашептывая древнее друидское заклинание. Когда красные бисеринки замкнули неправильной формы круг, он притронулся к ране, заживляя лопнувшую кожу. Теперь оставалось ждать и гадать: подействует ли ведунская магия на низших фейри?
Туман подобрался ближе. Не обращая внимания на кровавое кольцо, двинулся дальше, быстро поглотил некроманта, окутывая его до самой макушки. Мысли в голове перемешались, а в сердце затаился трепетный страх, но на этот раз Сандро твердо знал, что к этому страху пикси не имеют никакого отношения.
Кольцо надежно защитило от ментальных атак. Сандро долго стоял в круге, боясь даже пошелохнуться. Туман холодными прикосновениями щекотал ему лицо, с каждым вздохом оседал опасностью внутри. Ничего не происходило. Пикси молча, ничего не предпринимая, кружили вокруг. Их хрупкие силуэты терялись в сизом облаке тумана. Сандро казалось, что низшим фейри нет до него никакого дела. Но он стоял без движения, пока на небе не погасли звезды, дикая луна не опустилась за горизонт, а слабое утреннее солнце не осветило призрачный лес.
— Слава богам — рассвет… — выдохнул Сандро и бухнулся прямиков в прелые листья — ноги не держали.
Туман быстро редел и пикси уже не выказывали никакого интереса к продолжению охоты. На этот день им хватит эмоций и сил, которые они украли у некроманта, а завтра, если улыбнется удача, они разыщут новую жертву.
— Интересно, они хоть понимают, что губят других? — полюбопытствовал вдруг Трисмегист.
— Плевать. — Некромант устало зевнул и плотнее укутался в дорожный плащ. — Плевать мне и на пикси, и на их бездумные головы, — добавил он, закрыл глаза и, уморенный усталостью, провалился в сновидения.
— Хоть бы защитный круг начертал, — проворчал друид и скрылся в книге, где набирался сил и откуда без труда следил за спокойным сном своего воспитанника.
— Проснись. Сандро, проснись…
Ему казалось: он только-только прикрыл глаза, а друид уже зовет его. Недовольно потянувшись и раскрыв глаза, некромант увидел стоявшее в зените солнце, выныривающее из-за оголенных ветвей — близился полдень.
— Сандро, будь ты неладен! Осмотрись!
Некромант схватился за посох и вскочил на ноги. Вокруг бесцельно бродили люди с масками безразличия на бледных, безмятежных лицах. В пустых, мутных глазах не отражалось ни единой мысли. Казалось: они не живые — мертвые. Но это были не зомби, а люди, которых никто не убивал, никто не воскрешал — лишь выпил их сознания, сделав бездумными заводными куклами.
— Рабы убитого некроманта? — понимая всю абсурдность своего предположения, произнес Сандро.
— Не будь глупцом! — проворчал Трисмегист. — Ты же знаешь, что зомби, лишившись хозяина, несут зло. Какое зло творят эти люди, если за час, пока я тебя бужу, даже не попытались напасть?
— Всякое бывает, — пожал плечами Сандро.
— Пора начать думать! — негодовал Трисмегист. — Это работа пикси. Может, ты чувствуешь черную магию, которая подчинила тела? Или забыл, что некромантия…
— Бес с ними, — отмахнулся некромант. — Они неопасны, и для меня этого достаточно. Лучше скажи, как найти Энин?
— Хорошо, — успокаиваясь, протянул друид. — У меня есть одна идея…
После того как рассвет рассеял туман, дух был неплохо видим. Сейчас, впрочем, воплощение тоже давалось ему с трудом, да и сама фигура Трисмегиста оставалась несколько размытой. Хотя, будь у Сандро силы, все могло выглядеть иначе, ведь некромант был по-прежнему связан магией филакретией с вернувшимся в реальный мир друидом. И если ученик слаб, то слаб и его наставник.
— Выкладывай.
— Ты совсем забыл о симпатической магии, — напомнил Трисмегист. — В «Золотой ветви» Фрайзера говорится: «Вещи, которые раз пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии после прекращения прямого контакта».
— Спасибо за великолепную цитату Фрайзера, — язвительно поблагодарил некромант, — но каким образом Энин связана с симпатической магией? У меня нет при себе ее вещей.
— Любовь — одно из высших проявлений симпатической магии. Человек, одурманенный любовью, чувствует, когда его вторая половина в опасности, ей нездоровится или она нуждается в помощи. Теперь ты вызовешь подобные эмоции при помощи магии. Такое возможно.
— Хорошо. Что делать?
— Как и обычно: сконцентрируйся на «вещи», представь ее перед внутренним взором и, разыскав связующую нить, иди по ней.
Сандро глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться. Но шныряющие вокруг «неправильные зомби» по непонятным причинам притягивали взгляд и не позволяли отрешиться от окружающего мира. Это было странно, ведь чародей уже давным-давно научился абстрагировать свое сознание от внешних возбудителей. Но какое-то глубокое, давнее, тянущее чувство не давало покоя. А уже спустя минуту память услужливо натолкнула некроманта на причину.
— Альберт, эти люди… я знаю их. Знаю каждого из них в лицо.
— Что? — не понял друид.
— Я жил с ними бок обок. Это люди из Слободы, селения, откуда я родом, — Сандро стал внимательно всматриваться в проплывающие мимо лица. Кузнец Неромо, никогда не снимавший жесткий фартук из дубленой кожи. Его толстушка-дочка, которая в детстве была излишне груба на вид, а теперь расцвела великолепной розой и стала весьма привлекательной барышней с идеальной фигурой. Ремесленник Алавио и его семья: три дочери и сын.
— Что привело их сюда? — задумался Сандро. — Слобода далеко. Граница в другой стороне. От чего они бежали? Почему скрывались в лесу, а не отправились в Вестфален?
— Быть может, в столице опасно, — предположил друид.
— Что ж, без знаний нам не разгадать эту загадку, — холодно сказал некромант и сам удивился тому, насколько ему безразличны все эти люди, с которыми он прожил без малого десять лет. Сандро чувствовал к ним лишь отстраненную злобу. Слободчане, даже не дождавшись его гибели, не показав лекарю или целителю, не отстояв чужую жизнь, вручили недобитка некроманту и, расставшись с умирающим, облегченно вздохнули. А потом, уже после обращения в лича, когда Сандро изредка сбегал из замка и возвращался в родное селение, люди сполна одаривали его презирающими взглядами и вполголоса молили Симиону, чтобы она избавила их от зверя, который повадился ходить на пепелище и рыдать у почерневшего остова. Сандро искренне, истово старался любить людей, но для односельчан в его сердце не нашлось места.
— Для поиска Энин тебе не хватает сил, — заметил друид. — Нужен источник энергии.
Сандро молчал, понимая, к чему клонит друид.
— Ты можешь освободить души этих несчастных… — осторожно предложил Трисмегист, обводя людей взглядом. — Возьми энергию их жизней.
— Хочешь, чтобы они стали мне кормом?
— Нет, не хочу. Но если рассуждать рационально, то ты не убиваешь их, а освобождаешь…
— Рассуждать рационально. — Некромант усмехнулся уголками губ. Он не питал к слободчанам никаких чувств, кроме молчаливой ненависти, но это не было достаточным поводом, чтобы начать убивать. — Рациональности меня учил Арганус. От тебя, Альберт, я ожидал других уроков.
— Да пойми же ты! Они не живы и не мертвы. Убив тела, ты подаришь покой душам. Если же не сделаешь этого, они станут кормом не для тебя, а для некроманта, который со дня на день пройдет этой дорогой.
— Если же убью их, то сам стану не лучше этого некроманта.
— Поступай как знаешь! — сдался Трисмегист. — Спасай неживых и убивай тем самым свою возлюбленную.
— Такое ощущение, что ты не оставляешь мне выбора.
— Не я, а сложившаяся ситуация.
— Я не стану убивать…
— Для поиска Энин тебе понадобится сила. Много силы. Если выпьешь их жизни, то аккумулируешь достаточно энергии, чтобы замкнуть симпатическое заклинание. Решайся, Сандро. И подумай над судьбой своей возлюбленной. Готов ли ты пожертвовать ею, ради тех, кто тебя презирал, а теперь не может ощутить даже этого презрения — не может ощутить ничего.
Чародей посмотрел в глаза Лидии, дочери кузнеца, подошел к ней ближе и потрепал за плечи.
— Лидия? Лидия, ты меня слышишь?
Реакции не последовало. Сандро гипнотически проник в ее сознание, но нашел там лишь пустоту. Живая кукла, лишенная разума и всяческого проявления мысли. Тот же зомби, который никогда не станет полноценным человеком. Казалось бы, Альберт прав. Этих людей не спасти. Они уже мертвы. Их ждет не жизнь, а существование, которое закончится мучительной голодной смертью. Можно выпить их силу сейчас, отпустить их души для будущих перерождений, безболезненно разорвать связь духа и тела. Но как тонка грань между освободителем и убийцей, как легко потерять в чужих жизнях — свою.
Некромант со злобой сжал руку в кулак, проклиная темный дар, который он получил с превращением в лича, и сквозь стиснутые зубы процедил:
— Ради Энин, я сделаю это…
Он поочередно подходил к каждому из своих односельчан. Кого-то Сандро помнил так, будто видел еще вчера, о ком-то время стерло малейшие воспоминания, но то, что он делал сейчас со своими жертвами, кроило сердце, заставляло его биться учащенно. Некромант проводил змеиным крестом перед лицом человека, дрожащим голосом произносил заклинание и, будто вампир, пьющий кровь, питался энергией чужой жизни, наполнял себя силой, а людей превращал в холодные трупы. Магией он поджигал тела, оставляя от них лишь рдеющие уголья, из которых уже никогда не сделать ходячего мертвеца. Он убивал расчетливо, медленно, методично и не останавливался до тех пор, пока не выпил без остатка последнюю жизнь.
— Ты спас их души, — ободряюще сказал друид. — Можешь мне поверить: они тебе благодарны.
— Надеюсь, ты прав…
Не желая задерживаться там, где все насквозь пропитано черной магией и убийством, Сандро поспешил покинуть треклятое место. Отойдя на приличное расстояние, он решил вернуться к своим изысканиям по поиску Энин. Сейчас сил хватало с избытком: жизненная энергия, украденная у людей, едва ли не выплескивалась из некроманта — ему не составило труда проникнуть в самые глубокие сферы магии. Вместе с тем, Сандро представлял тот миг, когда убегал из Хельхейма и нес Энин на руках, а ее огненные волосы приятно щекотали ему лицо; вспоминал день, когда вместе с возлюбленной смотрел на каменного дракона и, будучи рядом с ней, ощущал истинное, неповторимое счастье. В сознании крутился и вертелся, затмевая всё, кроме себя, обворожительный образ Энин. Сандро достоин того, чтобы быть с ней! Он должен быть с ней!
Магия выгнала чародея из своих глубин и услужливо указала на «вещь». Сандро чувствовал Энин — медленное, временами замирающее биение ее сердце. Обрадоваться тому, что девушка жива некромант не успел, ноги сами понесли его туда, куда направляла магия.
Сандро мчал вперед, не обращая ни на что внимания, стрелой летел по магическому следу, который привел его к широкой пещере, открывающей вход в лоно скалы, с которой не так давно он спрыгнул и чудом остался жив. В провале властвовала тьма, такая же живая, как в винтовой лестнице, ведущей в лабораторию Бленхайма.
Недолго думая, Сандро шагнул в эту тьму, и она покорно сдвинулась в сторону, отступила перед некромантом. Сперва он думал, что ему придется долго блуждать по витиеватым лабиринтам пещеры, но магия указывала путь безошибочно, и вскоре Сандро оказался в огромной зале, освещенной тысячью свечей, бледно горевших в настенных нишах. В центре комнаты стоял внушительных размеров жертвенник, с толстым желобом для слива крови. Над алтарем, мерно покачиваясь на легком, незаметном сквозняке, позвякивали цепи, заканчивающиеся блестящими, начищенными крюками для подвешивания жертв.
Сердце некроманта неожиданно кольнуло пронзительной болью, и магия, связавшая его с Энин, развеялась. Больше он не чувствовал возлюбленной, не ощущал тока ее жизни. А в следующий миг перевел взгляд в угол комнаты и оторопел от увиденного: в широкой стеклянной колбе, доверху наполненной водой, покоилась Анэт, а рядом с ней в такой же колбе — утонула Энин.
Он не успел. Опоздал. Опоздал на жалкие мгновения, но теперь не в силах ничего изменить…
— Всемогущие боги! Почему?! — диким зверем взревел Сандро и в два прыжка подскочил к прозрачным цилиндрам. Притронулся к тонкому стеклу, провел у губ возлюбленной, посмотрел в ее открытые, не моргающие глаза и, не выдержав, упал на колени. — Этого не может быть! Не должно быть! Почему, Энин? Почему? — спрашивал он у неподвижного тела, будто девушка могла ответить.
Сандро, тяжело дыша, задыхаясь от нахлынувшего отчаяния, в последний раз наслаждался красотой возлюбленной. О боги, как она прекрасна! Точеные черты лица, приковывающие взор, полные губы, к которым Сандро так и не посмел прикоснуться в поцелуе, капризно вздернутый носик, огненные волосы, ниспадающие на плечи и прикрывающие девичью, еще не окрепшую грудь, темно-карие глаза с помутневшими, невидящими, мертвыми зрачками. Она умерла. Но такая красота не могла погибнуть! Сандро отказывался в это верить!
Проклиная весь мир, он вытер слезы, встал на ноги и широко размахнулся змеиным крестом, силясь разрушить стеклянную преграду. Но за душевными излияниями он не расслышал шагов за своей спиной и не сразу сообразил, что именно помешало ему опустить посох.
— Не стоит, — сказал незнакомец, вырывая из рук некроманта змеиный крест.
Сандро обернулся и увидел самого себя — человека в черных кожаных штанах и плаще с капюшоном, скрывшем лицо. Некромант на миг опешил, но быстро сообразил, что неизвестный просто-напросто носит такие же одеяния. Но вновь застыл истуканом, когда Хозяин горы открыл искаженное темной магией наполовину мертвое, наполовину живое лицо.
— Удивлен? — спросил тот, удобнее перехватывая змеиный крест.
— Что ты с ней сделал? — выкрикнул Сандро, с трудом сдерживая себя, чтобы одним заклинанием не превратить убийцу Энин в пепел.
— Ничего страшного, — заверил двойник. — Она просто спит вечным сном.
— Ты покойник! — прорычал некромант и соткал огненное заклинание. Пламя поглотило убийцу и прошло сквозь него, никак не навредив. Сандро подряд выкрикнул несколько атакующих заклинаний, но ни одно из них не подействовало на противника — тот был невосприимчив к колдовству.
— Ты не понимаешь…
— Убью! — не слушая убийцу, коброй прошипел чародей и бросился на врага с голыми руками.
Чужак наотмашь рубанул посохом, но его движение оказалось слишком медленным. Сандро без особых усилий схватил змеиный крест, рванул на себя и изо всех сил ударил двойника в корпус. Тот схватил за грудь, выпуская из рук змеиный крест, сполз на пол и скрючился от боли. Некромант посильнее размахнулся, чтобы одним ударом выбить из противника сознание. Но его остановил до боли в ушах знакомый голос:
— Нет!
Сандро посмотрел в сторону и увидел женщину, стоявшую в тени пещерного входа. Несмотря на тьму, он узнал в ней свою мать. Черноволосая, зеленоглазая, с доброй — самой доброй во всем мире! — улыбкой она смотрела на него, и ее взгляд заставил некроманта замереть от трепета и давно минувшей душевной боли.
— Мама, — выдавил он не своим голосом и мельком взглянул на переломанные пальцы материнских рук, заметил на платье, в котором видел ее в последний день перед пожаром, кровавые следы. И вдруг понял, что неведомые существа, умеющие принимать чужой облик, дурачат его, пытаются играть с ним в опасные игры. — Ты выбрал не тот облик, монстр, моя мать давно мертва. И твоему детенышу жить осталось не долго, — стальным тоном сказал некромант, а женщина, услыхав его, со скоростью стрелы рванулась вперед, и кинжалом, неведомо как появившийся в ее покалеченных руках, ударила Сандро в грудь. Клинок угодил в правую, мертвую сторону, которая была невосприимчива к боли. Некромант костяной рукой, обладающей силой, в несколько раз превышающей человеческую, ударил женщину в висок. Ее хрупкое тело мигом обмякло и сползло на пол.
Тем временем двойник некроманта встал на четвереньки и, смахнув с себя иллюзию, превратился в то, чем являлся на самом деле: в крупного монстра похожего на волка, только с более массивными задними ногами и коленями выгнутыми назад.
Некромант попятился, а волк напряг мышцы и прижался к полу — приготовился к прыжку. Понимая, что шансы на спасение ничтожно малы, Сандро выставил перед собой посох и прыгнул вперед за миг до того, как враг оттолкнулся от пола. Разъяренная кобра, повстречав бешеного монстра, выиграла противоборство. Черный исполин, заскулив, как дворняга, кубарем покатился по полу, но, перетерпев боль, быстро встал на ноги и, оттолкнувшись от мозаичного покрытия, вновь бросился на некроманта. Сандро ударил змеиным крестом в тот самый момент, когда монстр уже опускался. Отпрыгнул в сторону и, вывернув посох, ударил поднимающуюся с колен женщину прямиком в макушку. Она упала лицом в мозаику. Волк скулил, кружился на месте, прыгал, пытаясь стряхнуть с себя боль. Сандро твердой походкой подошел к извивающемуся и скулящему волку, широко размахнулся и застыл, выбирая момент для сокрушительного удара.
— Стой! — потребовал некто.
Сандро резко перевел взгляд и увидел приближающегося Батури.
— Подойдешь ближе, и он умрет, — некромант кивнул в сторону скулящего волка-перевертыша.
— Я — это я, — заверил вампир.
— Докажи.
— Я зарекался защищать двух живых — и здесь занимаюсь этим.
— Этого мало.
— Ты, как и я, клялся на клейме Эльтона, — пожав плечами, продолжил вампир. — Вместе мы бежали из Бленхайма…
— Твои слова ничего не значат. Мне нужны доказательства!
— Это подойдет? — Батури вытянул руку. На ладони лежал кинжал с волнообразным лезвием. Приглядевшись, Сандро опустил посох. Теперь он верил.
Кое-кто считает время стрелой, говоря о тяжелом колчане, висящем за спиной Двубога. Наивно полагает, что Он, посылая стрелы в темень небытия и освещая мрак рождением души, раздает судьбы.
Абсурд!
Я был в сердце Времени, во тьме, в толще земных недр, и видел отражение небес в зеркалах озер. Не многим даровано это. И созерцав Чудо, с чистой душой могу сказать, что время движется по кругу: из прошлого перетекает в настоящее, определяет будущее и возвращается к истокам — к прошлому.
Еще я видел того, кто устремился против этого потока, обогнул Время и убежал из будущего в прошлое. Он знал завтрашний день и не помнил вчерашний. Этим кем-то был мой отец. Этим кем-то мог быть и я — при желании, конечно. Такова природа Нашего времени.
В комнате было темно и тесно. В центре, заняв почти все пространство, расположился небольшой стол. Рядом с ним — восемь кресел, шесть из которых пустовали, и лишь на двух восседали: полумертвый и вампир. Вместо привычных четырех стен здесь было восемь. По углам стояли развернутые в профиль статуи, у каждой из которых было по два лица: одно — молодое, другое — старое. Каким божествам и героям эти изваяния посвящались, Сандро не знал, но сейчас его мысли занимали другие вопросы:
— Те существа, с которыми я встретился в зале, кто они? И почему нападали?
— Ха! — усмехнулся вампир и беззаботно закинул ногу на поручень кресла. — Если ко мне в дом вламывается монстр и пытается разрушить ценные для меня вещи, такие, например, как цилиндры Двубога, я к нему не слишком снисходителен. Или ты ждал другого, более теплого, приема?
— Не я виноват в драке…
— Не виноват? — Клавдий удивленно поднял брови и скривил в наигранном изумлении лицо. — Хм, мне показалось иначе. Ну что ж, хорошо. Я сделаю вид, что поверил. Только давай не будем выяснять, кто прав, а кто виноват. Все равно я останусь при своем мнении… — осклабился вампир и, пошарив во внутреннем кармане, достал огниво. Не прибегая к помощи магии, высек искру и поджег свечу, одиноко застывшую на пустой столешнице.
Огонек свечи заплясал, озаряя комнату призрачным светом, бликами отразился от круга солнца из чистого золота, висевшего на стене. Сандро невольно пробежал взглядом и по другим предметам, которые расположились над головами статуй: змей Уроборос, пожирающий свой хвост, символизирующий начало, конец и бесконечность; два круглых подноса, на одном из которых изображались двери в храм, а на другом — руки с высеченными на пальцах цифрами — ССС и LXV; дальше — виноградная лоза из бронзы, белый бык из слоновой кости, стрела с надписями contra и motio и, наконец, — прекрасный корабль с бело-голубыми парусами.
— Хватит об имитаторах, — продолжал тем временем вампир. — У нас с тобой есть более важные темы для обсуждения…
— Например, что с девушками? — подхватил Сандро, отрываясь от созерцания предметов-символов. — Что это за колбы, в которые ты и твои знакомцы их запрятали?
— Они в водах контрамоции, — ответил вампир и, заметив на себе цепкий взгляд некроманта, закатил глаза. — И не смотри на меня так, полумертвый! Я дал клятву защищать этих живых. И можешь мне поверить: из-за них я не собираюсь раньше времени подыхать.
— Что с ними? — повысил голос Сандро. — Может, ты, наконец, ответишь?
— Я же говорю: они в водах контрамоции. Но, так уж и быть, для тебя как для самого неосведомленного могу объяснить популярно: все мы живем из прошлого в будущее, кто-то существует вечно, но остальные стареют и умирают. А вот нашим сестричкам повезло, даже очень повезло — они молодеют. Годы для них идут вспять, а смертоносные раны залечиваются сами собой.
— То есть Энин излечится от чумы? — Сандро корпусом подался вперед и в упор взглянул в глаза вампира.
— Спроси чего полегче! — усмехнулся Батури. — Чума, вызванная магией, вещь весьма непростая. Узнаем постфактум.
— Хорошо. — Сандро нервно откинулся на спинку кресла. — А что скажешь об Анэт?
— Что-что? Ничего. Отлежится в водах, наберется сил и будет, как новенькая. Она-то эликсиров не пила и колдовской чумой ее никто не заражал.
— Ладно, — отмахнулся некромант, понимая, что чуда, на которое он уповал всем сердцем, не случится. — Тогда у меня остался всего один вопрос.
— Спрашивай, — себе под нос пробурчал Клавдий, пододвинул подсвечник и медленно провел рукой над огнем. На ладони не осталась ожога: Высшие не боялись обычного огня и раскаленных предметов, хотя магическое пламя было для них столь же опасно, как и для других существ. Батури, будто оставшись недовольным результатом, надолго задержал раскрытую ладонь над свечой, но эффект не изменился.
— Прекрати, — потребовал Сандро. — Ты сбиваешь меня с мысли.
— Как прискорбно… — улыбнулся Батури. — Видишь ли, меня такие фокусы забавляют.
— Ты невыносим, но это не имеет отношения к делу. Так вот, мой вопрос: когда сестры будут достаточно сильны, чтобы оправиться в путь?
— Хм… — Батури задумчиво погладил подбородок и ответил: — Жаль, что я не пророк. Тогда мне было бы проще справиться с таким прогнозом. Думаю, через пару дней девушки придут в норму. Хотя Энин…
— Что Энин? — взволновался Сандро.
— Я бы предпочел, чтобы моя жизнь не была связана с умирающей. Видишь ли, если она скончается от чумы, я последую в мир вечных снов следом за ней. А это, мягко говоря, плохой стимул.
— Это отличный стимул, чтобы поспешить. Чем быстрее мы с живыми покинем Хельхейм, тем быстрее ты получишь полную, не ограниченную обетами и клятвами свободу.
— Говоря же о чумной: переживать за ее жизнь не стоит, — подал голос Трисмегист и принял видимый облик на соседнем от Сандро кресле.
— Ах, совсем забыл о твоем ручном духе. — Батури с наигранным недовольством взглянул на призрачный силуэт друида. — Трисмегист, тебе уже сотни лет, а ты так и не научился хорошим манерам. Или забыл, что подслушивать неприлично? Ну да ладно, рассказывай: в чем твой секрет?
— Эликсира, изготовленного Сандро в храме Сераписа, хватит для Энин на несколько месяцев. К тому времени, когда он подойдет к концу, организм девушки выработает иммунные клетки, которые победят чуму.
— Не все так просто, Альберт, — не согласился с наставником Сандро. — Эликсир недоросли затормозит весь метаболизм. Когда Энин нечего будет принимать, опасность вернется. Хотя, конечно, ее иммунитет станет сильнее, а случаи, когда крепкий организм перебарывает чуму, не редкость. Хотя на такую удачу мало надежды.
— Огромнейшее спасибо за просветительскую работу, — язвительно поблагодарил вампир. — Но дальнейшая судьба Рыжей меня не интересует. Распрощаюсь на границе с живым балластом — и дело с концом.
— Ты прав, — кивнул Сандро, пропуская мимо ушей неприятные для себя слова о принадлежности Энин к балласту. — Тебе важно сделать свое дело, а остальное — моя работа.
— Тогда нам остается ждать, — пожал плечами вампир. — Ждать, когда наши сестрички откиснут в водах контрамоции.
— И еще, — вспомнил Сандро. — Ты не ответил на мой первый вопрос, насчет того, что за существ я встретил в храме для гекатомб?
— Ах, да! — спохватился вампир. — С Ди-Дио ты не знаком. Что ж, я тебе о них расскажу. Посмотри на статуи. — Батури взмахом руки указал на двуликие бюсты. — Перед тобой типичный Ди-Дио, он же имитатор, иллюзионист, морок, призрак, Тень — называй, как душе угодно.
— Значит волк — всего лишь имитация?
— Так и есть, — Трисмегист сложил руки в замок и на его полупрозрачном, окаймленной серой дымкой лице застыло выражение благородного спокойствия. Сандро, припоминая уроки друидизма, понял, что Альберт собирается поделиться знаниями, и приготовился слушать. — Говоря по правде, — продолжал дух, — Ди-Дио весьма интересные существа. О них мало упоминается в источниках знаний — слишком уж они скрытны и редко подпускают кого бы то ни было к своим тайнам. Но достоверно известно, что они могут жить сразу в трех временных потоках: прошлом, будущем и настоящем.
— Как такое возможно? — удивился Сандро.
— У Ди-Дио неспроста двуликое божество, которое повелевает временем. Видишь эти символы? — дух провел рукой, указывая на предметы, висящие над статуями. — У каждого из них есть свое значение. Вот, например, цифры ССС и LXV, высеченные на пальцах, в сумме дают дни года. Таким образом, время оказывается в руках Двубога.
— Порази меня молния! — потребовал Батури. — Трисмегист, ты бездарный наставник. Переливаешь из пустого в порожнее, но не даешь ответа.
— Не перебивай! Уж поверь мне, я знаю, как донести до сознания слушателей квинтэссенцию мудрости. А теперь перейдем к сути: обращаясь к Двубогу, Ди-Дио способны менять течение своих жизней — тогда одно из их лиц засыпает и просыпается другое, живущее в ином направлении.
— То есть Ди-Дио знают будущее лучше любых Видящих? — полюбопытствовал некромант.
— Увы, нет. Раздвоить сознание они не способны — память двух лиц обособлена.
— Много слов — мало смысла. — Вампир искривил губы в презрительной улыбке.
— Объясни лучше!
— У меня есть более увлекательные занятия, чем распинаться перед вами.
— Хватит перебранок! — гаркнул Сандро, пытаясь утихомирить вампира и друида. — Рассуждая о Ди-Дио, мы зря тратим время. Все равно их дар — ничто. И не дает им ровно никаких привилегий над остальными.
— Трисмегист, упустил самое занимательное: имитаторы невосприимчивы к магии.
— А вот это уже интересно. — Сандро взглянул на вольготную позу вампира, который, будь кресло чуть больше, и вовсе в нем улегся, и тогда сам расслабил плечи и облокотился на спинку сидения. — Было бы неплохо заполучить в компаньоны воина, который плевать хотел на чужое колдовство.
— Эх, — с ехидной улыбкой на лице вздохнул вампир, — спешу тебя огорчить, полумертвый: Диомед по своей воле никогда не покинет храм, а из его сына Дайреса такой же воин, как из навоза — стрелы.
— Формулировка оставляет желать лучшего…
— Всему и каждого можно обучить, — заметил Сандро. — Батури, ты достаточно хороший фехтовальщик, скажи: сколько времени понадобится, чтобы обучить воина?
— Мда, ты меня удивляешь, полумертвый, — закатил глаза вампир. — Ну, вот к примеру, сколько лет ты занимаешься магией?
— Восемь, — коротко ответил Сандро.
— И что, ты достиг предела своих возможностей?
— Нет.
— Ага, тогда реши задачу: сколько времени другому магу понадобится, чтобы дойти до твоего уровня, а тебе — до уровня Аргануса? Если решение окажется верным, ты найдешь ответ на свой вопрос.
Некромант со злобой посмотрел на вампира, но смолчал — слова были лишними и неуместными. Зато Батури неожиданно всплеснул руками:
— Чуть не забыл: ты давал мне его во временное пользование. Пришло время возвращать долги. — Вампир неразличимым для глаза движением вытащил из-за пояса «смерть Каэля» и бросил кинжал на столешницу. Именно эта вещица несколькими часами ранее доказала Сандро, что перед ним настоящий Батури, а не его имитация. Если скопировать вампира для Ди-Дио не составило б труда, то подделать столь могущественный артефакт, наделить его первозданной мощью, не смог бы никто.
— Позже. — Сандро даже не притронулся к оружию. — Вернешь мне его у границы, а до этого времени, пусть будет у тебя.
— Не стану спорить, — пожал плечами вампир и ловко вернул кинжал на исконное место.
В тяжелую дверь постучали и через мгновение, не дожидаясь приглашения, туда заглянул имитатор, выглядевший почему-то, как обычный человек: без тех двух лиц, о которых настойчиво твердили Клавдий и Альберт. На вид вошедшему было лет шестнадцать-семнадцать, крепкий, смуглолицый, с чернильно-черными глазами. Одет в простую льняную рубаху, которая вряд ли хорошо защищала от холода, живущего в этих сырых пещерах.
— Отец ждет. Я вас к нему провожу, — приглушенно сказал Ди-Дио.
Без слов вампир поднялся и, не заставляя ждать, вышел из комнаты-коробки. Сандро, задержавшись лишь на мгновение, проследовал за ним.
Потянулись темные переходы и туннели. Ди-Дио шел впереди, держа факел. Слабый свет тонул во тьме пещерных лабиринтов. Грубый, необработанный базальт стен словно высасывал его, пожирал, стоило лишь бледным лучам притронуться к холодной поверхности. Сандро, шедший последним, уже не видел света, исходящего от факела, но, как и каждый некромант, в нем не особо нуждался. И с любопытством осматривался и прислушивался. Во вздыбленных, растрескавшихся стенах журчала и бурлила вода, слышались далекие перекатывания камней, и с каждым шагом этот глухой шум звучал все ближе, будто нарастающий бой тамтамов. В такт этому бою, пульсировало восхищенное сердце юного алхимика, когда он проходил мимо замшелых валунов, поросших шерстью плесневелого мха хабетсума, из которого при смешивании со стеблями могены получался великолепный смертельный яд. Из стен, ловко и непринужденно разъедая мощный базальт, вырывались чешуйчатые стебли роговита, пучками росли лечебные гарции, соседствуя с непривередливыми к свету цветками олхара, у которого бутон распускался лишь раз в восемнадцать лет, а мясистые, с толстыми прожилками листья издавна пользовались популярностью у несчастных, решивших прервать беременность. Горная порода сыпалась под натиском разросшейся флоры. Под ногами хрустел песок и мелкий гравий, из которого, паутиной оплетая редкие валуны и стелясь по земле, росли вьюнки.
Сандро был знаком со всеми этими растениями, нередко использовал их в работе, создавая для Аргануса разносортные зелья и эликсиры. Глядя на них, Сандро с некоторой тоской вспомнили дни, проведенные в лаборатории лича. Несмотря на все невзгоды, нечто неуловимо доброе, трепетное было в тех днях. Казалось: это было так давно, будто с прошлым разделяла целая вечность. Но и впрямь многое изменилось с тех пор.
За этими думами, Сандро и не заметил, как Дайрес привел его и вампира к покосившейся двери, едва державшейся на проржавевших петлях. С противным скрипом двери отворились. На пороге спутников встретил имитатор, не скрывавший свою внешность за человеческим обликом. Оба его лица были уже немолоды, чем разительно отличались от тех, которые некромант видел на статуях в восьмигранной комнате. Черные угольки глаз, весьма похожие на глаза мальчишки-проводника, смотрели на Сандро озадачено, с удивлением. На его лице сменилось много эмоций и масок, прежде чем он нашел в себе силы и, припадая на одно колено, воодушевленным голосом выговорил:
— Приветствую тебя, Двуликий…
— Приветствую, — чудом сохраняя хладнокровие, кивнул Сандро. — Встань. Здесь мы гости и первыми должны выказывать уважение.
— Молил я Двубога, дабы он ниспослал Пророка, — выпрямившись, заговорил Диомед. — Теперь вижу, что зря уповал на доброту Могущественного — им указано темное будущее.
— И что ты видишь? — спросил Сандро.
— Смерть… Обличье Пророка безо всяких слов толкует об участи, что ждет живущих в этом мире: им предречена смерть.
— Ты что-то упустил, Диомед! — усмехнулся Батури. — В этом мире уже все давно мертвы. Так что это не будущее, а настоящее.
Сандро сглотнул. Ему хотелось открыть имитатору глаза, рассказать о том, что он стал полумертвым не по умыслу Двубога, а по желанию Аргануса. Но, решив раньше времени не раскрывать карт, подыграл доверчивому Ди-Дио:
— Да, Двубог, живущий во мне, показал тебе смерть, но смерть бывает разной. Иногда умирает союзник, иногда — враг. Как ты распорядишься судьбой своего рода, зависит от тебя. Я же сделаю все от меня зависящее, чтобы исход был таким, каким его задумал Двубог. — Диомед набрал в грудь воздуха, пытаясь что-то сказать, но был остановлен некромантом: — Молчи! Все, что тебе надо знать, ты узнаешь со временем. А сейчас задавать вопросы буду я…
— Эх, ну и горазд же ты, полумертвый, речи толкать, — расхохотался Батури, своим смехом разрушая весь тот пафос, с которым были сказаны слова Сандро. — А ты, Диомед, не радушно встречаешь гостей. Сколько можно стоять в дверном проеме? Да еще и таком прогнившем…
— Прошу простить! — опомнившись, Диомед чуть снова не упал на колено, но Сандро предупредил этот маневр, взяв Ди-Дио под руку. — И не мечтал, что застану явление Пророка. Вот и позабыл разом о всех приличиях. Но не будем медлить. Ступайте за мной, я открою путь в священные озера Двубога. До сего дня, кроме меня, его не созерцала ни одна душа.
И вновь потянулись длинные коридоры, окутанные холодом и сыростью. Воздух был настолько влажным, что в тусклом свете горящих в настенных нишах лампад виднелись мельчайшие капли воды. В этой части пещер флора погибла, отовсюду был лишь голый камень. Даже вездесущего мха и плесени не нашлось ни на стенах, ни на ровном, словно озерная гладь, полу. Сандро скучал, ему было куда приятнее прогуливаться не по обжитым, ухоженным туннелям, смотреть не на отполировано-гладкий камень, а на жизнь, которую излучали растения, облюбовавшие ослабшие базальтовые стены.
Вскоре дорога пошла вниз. Чем дальше, тем круче становился спуск. Сандро уже не любопытствовал и смотрел лишь под ноги, зато Батури, с интересом осматриваясь, ловил некие знаки, говорившие о скором окончании пути.
— Мы вблизи храма Дай-дуа. Сюда еще не ступала нога человека…
— Ступала, — буркнул, останавливаясь, Сандро и указал в сторону, где в очередном ответвлении от основного туннеля разместилась ниша. — Посмотри, здесь человеческий скелет.
Сандро тенью скользнул в комнату.
Куполообразные стены образовали полусферу. В высочайшей точке неведомый заклинатель начертал рунические знаки, на языке, которого Сандро не знал. На полу, прямо под письменами, была выведена точная, построенная с использованием специальных приборов, вписанная в кольцо гексаграмма. Внутри нее поселился тонкий слой инея, едва-едва выползший за пределы сигила. По комнате разлилась такая колоссальная магическая сила, что даже дышать от непередаваемой энергетической тяжести удавалось с трудом.
— Хм, здесь творилось весьма сильное колдовство, — заметил зашедший следом за Сандро вампир.
— Это место мне чем-то знакомо… — прошептал Сандро, осматривая скелет в прогнивших женских одеждах. — У меня такое ощущение, что я был здесь раньше. Или знал того, кто тут умер. Не пойму… странное чувство.
— Я… — Батури прикусил себе язык, чтобы не сболтнуть лишнего.
Восьмью годами ранее по поручению Аргануса он в облике кожана посетил одно селение, название которого не знал. Все, что он должен был сделать там — это выкрасть одну-единственную женщину и в целости и сохранности доставить ее в пещеру Ди-Дио. Батури выполнил поручение, но не совсем так, как требовал Арганус. Узнав, что женщина Видящая, вампир по ее же просьбе отрезал жертве язык и переломал пальцы, чтобы она не смогла ни говорить, ни писать. И только после этого доставил несчастную к своему Хозяину, соврав о том, что во всех этих бедах виноваты послушницы храма Симионы. Спустя два часа, все так же под покровом ночи, Батури доставил лича в то самое селение, из которого выкрал Видящую. О том, что случилось с женщиной потом, вампир так и не узнал. Больше Арганус никогда не говорил об этом случае. Но теперь Клавдий понял: его поступок стал причиной того, что Сандро лишился не только семьи, но и человеческой сущности.
— Что — «я»? — после долгой паузы спросил некромант.
— Я даже не знаю, что думать, — пожал плечами вампир и скривил гримасу. — Но скажу одно: хватит любоваться на древних скелетов. Или тебе хочется получить в распоряжение бродячего мертвеца?
— В том-то и дело, что поднять его мне не удастся. Какая-то странная аура у этого трупа. Она не развеялась даже несмотря на то, что с момента смерти прошло уже несколько лет.
— Тут вызывали Черную Вдову, — подал голос Трисмегист. — Магия немёртвия уже высосала жизнь из этой женщины и ни один некромант не сможет тут поработать. Но до тех пор, пока живо поднятое здесь немёртвие, душа умершей не найдет покоя.
— Идемте уже, — закатил глаза вампир. — Сколько можно стоять и пялиться на древние кости?
Без слов Сандро вышел из комнаты. Его не покидало странное ощущение, будто здесь не все так просто. Сперва он и не заметил сходства своей ауры с той, которую видел у скелета. И догадался уже позже, когда под конвоем имитаторов почти дошел до Сердца гор.
— Дайрес, — обратился Сандро, — ответь мне, ваша раса и вправду может копировать только тех, кого видела?
— Да, — коротко ответил Ди-Дио. — Но рисунки и память тоже подходят…
— Ясно, — недослушав, обронил некромант.
Теперь он понял все. Всю жизнь Сандро считал, что мать погибла при пожаре, но Элен умерла здесь, в пещере Ди-Дио. И имитаторы, с виду добрые и отзывчивые, хранили не самые безобидные тайны. Не давало покоя другое: слишком плотной вуалью была закрыта гибель его семьи. Но Сандро разберется в этой истории, поймет, наконец, почему на пепелище отчего дома не нашлось никаких останков, которых некроманты даже после пожарищ умудрялись превращать в скелетов.
Тем временем дорога неожиданно вильнула и вывела спутников к великолепному, сапфирно-голубому горному озеру. Из прозрачной воды повылезали скалистые шипы, которые, устремляясь ввысь, соединялись с потолком, чем уподоблялись своеобразным колоннам. Эти шипы, расширяясь у основания, делили водоем на сотни мелких озер-зеркал, а скопившийся вверху бледно-голубой туман, казался то ли отражением самого озера, то ли небесным облаком. Внутренние стены каверна сходились в форме огромной, необъятной для взгляда, пирамиды, и… они сияли, словно божественная воля влила в камень умение дарить свет.
— Душа Гор, — благоговейно протянул Диомед. В этот миг одно из его лиц уснуло, а другое открыло глаза и посмотрела на Сандро: — Ступай в святые воды, Двуликий.
— Благодарю, но я воздержусь от купания.
— Иди. Ты должен. Так требует божественное явление.
Сандро не шелохнулся.
— Иди, — подтолкнул в спину вампир. — Чего боишься? Это вода, а не кислота — не раскиснешь…
И Сандро шагнул… не снимая одежд, не отпуская из рук змеиный крест, не думая ни о чем и не слыша чужих слов. Стоило ему коснуться края озера, как он ощутил невыносимый холод, который пробежал по всему телу, сковывая его, парализуя. Пересиливая оцепенение, Сандро шагнул вперед и, сделав этот шаг, уже не смог остановиться. Он шел вперед, а перед его внутренним взором встала картина из далекого детства.
Навечно любимая, но ныне покойная мать сидела над его постелью и рассказывала сказки. Сандро просил рассказать еще. И любящая Элен с доброй улыбкой на лице выполняла его просьбу: ласково поглаживая каштановые волосы сына, выдумывала для него небылицы. Мальчик лежал, затаив дыхание, и поглощал интересные истории. Проникал в страны, которые обрисовывала мать, и жил в теле вымышленного героя, сам становясь им.
Тихо скрипнула дверь, и в спальню заглянул отец. Он был каменщиком, одним из немногих, кто не боялся работать в замке некроманта, и получал за это неплохой заработок. Правда, уходя с рассветом, домой возвращался затемно и всегда валился с ног от усталости. Вот и сейчас, тихо раздевшись, он лег рядом с сыном и, обняв отпрыска, стал вместе с ним вслушиваться в истории жены.
Элен не умолкала.
Выдуманные ею сказки никогда не повторялись, и каждая новая была интереснее и увлекательнее предыдущей. Ее убаюкивающий голос ласкал слух и медленно погружал в сонную дымку. Отец уснул почти сразу. Немногим позже и Сандро провалился в страну сновидений, где его воображению открылись картинки из маминых сказок.
Он уснул, а проснувшись среди ночи, увидел пламя, которое окутало весь дом. Двери полыхали жарким огнем. Выбраться из спальни-клетки было невозможно. У потолка стелился угарный дым, а сухое дерево стен накалилось до предела и начало тлеть, даже не дожидаясь прихода пламени. Огонь стремительно распространялся, сковывая небольшую комнату пылающими цепями.
Сандро задыхался от жара и духоты. В страхе он соскочил с кровати и, словно мышонок, забился в угол комнаты. Отец неистово боролся с огнем, но все его усилия были тщетны. Сухое дерево с радостью принимало пламя. Потолок начал обваливаться, первые балки с грохотом свалились на пол.
— Мальчик мой, не бойся… — сбивчиво просил отец.
Дыма становилось все больше, а огонь быстро выжигал воздух. Сандро стало еще труднее дышать.
— Па, а где мама? — пропищал мальчишка.
— Все хорошо, сынок, она в безопасности, — убеждал отец, заворачивая сына в одеяло. — Все хорошо, мой милый, — шептал он, и голос дрожал так же, как и крепкие руки, обнимающие всхлипывающий комок по имени Сандро.
Сперва отец осторожно пробирался через полыхающие завалы, затем резко рванулся вперед, прыгая прямиком в пламя. Первыми сгорели его волосы, и казалось, он сойдет с ума от боли. Он выл, как волк, проклинающий луну, но мчал вперед. Кожа обуглилась, словно тонкий лист бумаги на рдеющих угольях, а огонь, получив в распоряжение живую плоть, как кислота проедал мышцы и мясо.
Отец так и не добежал до выхода из дома. Упал, не вытерпев мук, и выпустил из рук единственного наследника, свою гордость, свою великую любовь. Он не успел осознать, что теряет сына — смерть пришла к нему раньше.
Сандро покатился по горящему, прожженному полу. Правый бок обожгло смертельной болью. Больше благодаря страху, чем собственным силам, мальчик выбрался из одеяла, вскочил на ноги и рванулся бежать неведомо куда, лишь бы подальше от огня и жара. Ударившись плечом о дверной косяк, он вывалился из дома, но тлеющее бревно проломилось и упало на мальчика, прижав к земле. От навалившегося груза и боли стало до невыносимости тяжело дышать. Прежде чем впасть в беспамятство, Сандро увидел человека в черной мантии с красными светлячками вместо глаз.
— Очнись! Очнись! — кричал над ним чей-то голос.
— Выживет?
— Куда денется! Просыпайся, хватит валяться пластом.
Сандро с трудом открыл глаза и увидел перед собой разъяренное, но в то же время взволнованное лицо вампира.
— Я видел смерть родителей… — невпопад сказал Сандро.
— Я тоже! Нашел, чем похвастаться, — сказал Батури и смачно выругался.
— Он созерцал виденье, пришедшее из прошлого, — подал голос Диомед.
— Лучше бы заглянул в будущее, — проворчал Батури — Что толку от старых воспоминаний?
— Толк есть, — не согласился Сандро, уже успев прийти в себя — мертвая часть его сущности гораздо быстрее перебарывала слабость. — Порой прошлое открывает нам глаза гораздо лучше, чем грядущее. Теперь я знаю, кто убил мою семью — Арганус. И именно ему я обязан… — некромант не договорил, вспомнив о присутствии Диомеда, которому еще рано знать о том, что Пророк — всего лишь неудачный опыт древнего лича.
— Бредит, — умозаключил вампир.
— Теперь я знаю, что буду делать, — с трудом встав, заверил Сандро.
— И что же?
— Я помогу Фомору в его войне.
Вначале Батури поверил в его слова, уж настолько серьезно они были сказаны. Но здравый рассудок быстро переборол нелепую доверчивость:
— Да он обезумел! Полумертвый, ты случайно не хочешь завоевать мир и стать Черным властелином? Нет? Только победить Аргануса? Ты хоть понимаешь, в какие игры решил ввязаться?
— Понимаю, — хладнокровно сказал Сандро и в его изумрудно-зеленых глазах, как прежние времена, заплясало неистовое пламя. — Да, мой план безумен, но скоро ты узнаешь, что безумие порой дает больший результат, чем твердый расчет. — После этих слов некроманта обратился к старшему Ди-Дио: — Диомед, ваш род ведет отшельнический образ жизни. Не припомнишь, как давно ты в последний раз видел человека?
— Восьмью годами ранее была здесь одна вещунья…
Сандро углубился в размышления и больше не слушал — его уже не интересовал дальнейший рассказ Диомеда. Теперь он точно знал, что не позволит Арганусу и дальше жить в этом мире, уничтожит его так же, как тот убил его родных.
Этот день стал для меня переломным. Казалось: восемь долгих лет, проведенных в рабстве у некроманта, я был слеп. И прозрел, только войдя в воды контрамоции, окунувшись в забытое прошлое и тем самым осознав свое будущее. В этот день я получил то, о чем мечтал долгие годы: знание о том, кто виновен в смерти моей семьи. А как оказалось позже — и в моем перевоплощении в нежить.
И тогда я решил действовать…
Эхо смерти носилось от стены к стене, кружилось в сумасшедшем танце, взметалось к потолку, давящим, душным ветром пробегало по язычкам свечей и рвущимся потоком низвергалось со свода, своей тяжестью прибивая Сандро к полу. Он стоял, вжимая голову в плечи, сворачиваясь в нервный комок, и всем телом чувствовал невидимый груз, который с ожесточением, как каблук чьего-то безжалостного сапога, растирал его меж бороздками битого мозаичного камня. Груз страха и боли. Смерти. Когда-то в этом храме творились ужасные вещи: кровавые гекатомбы приносились во славу двуликого бога — десятки и сотни жертв видел на своем веку алтарь, стоявший в центре залы. Теперь это в прошлом. Но и сейчас, временами пробуждаясь, души стонут пугающим эхом и мечутся, завывая, как волки, в замкнутом пространстве своего посмертного узилища.
Темно-багровой струей по жертвеннику бежала свежая, теплая кровь. Батури закусывал губы и хищно улыбался, будто охотник, выследивший добычу. Диомед нарочито громко декламировал слова неведомого заклинания и всем телом льнул к цилиндру Двубога, словно готовясь слиться со стеклом воедино. Анэт спала с открытыми глазами, ни на кого не обращая затуманенного, подернутого сном внимания, и даже не догадывалась, что именно в ее честь проводят древний ритуал. Сандро, изредка с тяжким трудом расправляя затекшие плечи, выпячивая грудь, переминался с ноги на ногу, желая сорваться с места и ускорить действо. И не находил в себе сил, чтобы сделать хоть шаг — груз смерти крепко придавил его к полу и не давал даже пошевелиться. А кровь все бежала по желобам алтаря, чернела от пыли и грязи, живущей на старом камне, густела и на вид уже ничем не отличалась от смолы.
Первая капля упала на пол.
Неожиданно шаман умолк, отпрянул от колбы и в молитвенном жесте воздел руки, обращая их ладонями к черному от копоти своду.
— Бери! — выкрикнул он и упал на колени.
Прозрачные стенки узилища Анэт растаяли, исчезли, вода вытекла на пол, заливая магические символы, омывая ноги шамана, стирая кровь, и быстро спряталась в узких бороздках напольной мозаики. Сандро, оправившись от удивления, рванулся вперед, но более ловкий вампир опередил его: поймал безвольное тело девушки и вытащил за границы того, что недавно было колбой.
— Как она? — Сандро подскочил к вампиру и взглянул на спящую в его руках Анэт.
Она выглядела как сломанная кукла: голова запрокинута, тонкое, истощенное тело, болезненно-бледная просвечивающаяся кожа, отдающая заметной синевой. Казалось: девушка мертва. Но некромант без труда чувствовал слабый, зато ровный пульс и уже не нуждался в ответе на свой вопрос, знал: ее жизни ничего не угрожает.
Тем временем шаман пришел в себя после магического удара, который получил в награду за обращение к неведомым божествам. Поднялся с колен и подошел к вампиру.
— Раны зажили, но девица покамест слаба, — сказал он устало, глухо. — Пусть отдохнет, окрепнет. Прежние силы вскоре воротятся. Ежели Рыжая так же удачлива и не уступает по крепости сестре, то моровая зараза из ее тела выйдет — выздоровеет девка. На памяти моей такое случалось.
— Бросим пустые разговоры, — отдернул сам себя Диомед и обратился к Батури: — Неси девицу в спальню. Огонь разведи, согрей. Всего важней для нее покой и тепло.
— Молодых и красивых я согреваю безупречно, — осклабился Батури и похотливо взглянул на свою ношу.
— Только посмей! — зверем прорычал Сандро.
— Успокойся, полумертвый. Сейчас она не в том состоянии, чтобы доставить мне удовольствие. А дальше… что будет дальше — не твое дело.
— Не запамятовал, где спальни-то?
— У меня нет проблем с памятью, — отозвался Батури и направился к одному из выходов из жертвенной залы. Сандро пошел следом, но имитатор остановил его окликом:
— Постой, Двуликий! Пьющий кровь управится сам. А для тебя же уготовлено иное дело.
— У меня нет никаких дел, кроме разговора с Анэт…
— Она слаба. Обождать надобно. Как в чувства придет, так побеседуете. Но это будет не скоро. А сейчас мы займемся полезным делом, — с этими словами уголки губ имитатора изогнулись в какой-то тоскливой улыбке, хотя глаза остались бесстрастными. Диомед продолжил: — Мне ведомо, что ты нас вскоре покинешь. Но перед уходом, тебе надо закончить ритуал божественного явления. Ступай за мной…
Под бдительным конвоем Диомеда некромант прошел сетью витиеватых лабиринтов, в которых впору было потеряться, и остановился у тяжелой двери с засовом наружу. Имитатор открыл засов и впустил полумертвого в комнату. Сандро доверчиво вошел и оказался в удивительном мире.
Извечно серые и удручающие пещеры здесь преображались. Стены покрывали разноцветные, с множеством кружев, ткани. С потолка, украшенного пестрой мозаикой, свисали ленточки и весело звенящие на сквозняке колокольчики. В дальнем углу стояла огромная массивная кровать, утопающая в изобилии ярких многоцветных полотен. Недалеко от нее расположилась высокое, в человеческий рост, зеркало и большая бадья, доверху наполненная горячей, испускающей пар, водой.
— Я вернусь позже. Приятного купания, — с этими словами имитатор вышел и захлопнул за собой дверь.
Сандро прошелся по комнате. Покончив с осмотром, налюбовавшись игрой теплых цветов и красок, остановился напротив зеркала и стал медленно, аккуратно расшнуровывать завязки плаща, педантично расстегивать кафтан, все это время внимательно осматривая в отражении каждый участок своего тела. Молодое лицо с изуродованной челюстью. Безгубая половина рта оскалилась в едкой ухмылке, будто немертвая часть некроманта насмехалась над человеческой. Тонкие пряди хрупких, поседевших от пережитого ужаса, волос прикрыли глазницу, лишенную глазного яблока. Взгляд, исполненный презрения, скользнул ниже, к ополовиненной шее, к правому плечу, руке, представляющую собой оголенную кость, переместился к правой стороне груди, в которой недоставало легкого, а из изъеденной черной магией плоти устрашающе торчали белые ребра. Только поясница уцелела в пожаре. Странным образом не повредились ни селезенка, ни печень, будто сам рок влепил Сандро пощечину и злорадно пошутил, заставив существовать с безобразным обличием и дальше.
Некромант уже разделся, но все еще смотрел в зеркало и видел в отражении монстра, которого презирал не меньше, чем колдуна, сделавшего его таким, изуродовавшего его внешность, искалечившего жизнь. Сандро вдруг вздрогнул, будто пробуждаясь ото сна. Резко отвернулся, нашел на полу плащ, поднял его и набросил на зеркало.
— Так лучше, — заметил юноша и, отринув гнетущие мысли, залез в бадью.
Горячая вода обожгла израненную плоть, противно обволокла оголенные кости. Но Сандро быстро привык, расслабился, широко раскинул руки по краям купальни и пролежал так не меньше часа.
Напарившись, накупавшись, полумертвый вылез из бадьи. Чтобы проветрить комнату, попробовал открыть дверь, но она не поддалась. Вдруг юноша сообразил: засов находится снаружи. Выходит, купание было лишь отводом для глаз, а яркая табакерка оказалась обычной тюрьмой. Подумав так, некромант попытался воспользоваться колдовством, но неведомые артефакты, спрятанные в стенах, заглушили, отрубили, как топор палача, любое проявление магии.
— Открой! — выкрикнул Сандро и от безысходности начал изо всех сил бить по двери. — Открой!
— Тише, мой мальчик, — нежный женский голос заставил юношу замолчать.
Обернувшись, Сандро замер от удивления. Перед ним стояла очаровательная женщина со смуглой, гладкой, глянцевой кожей. Легкая просвечивающаяся ткань мягко щекотала ее манящую фигуру: двумя холмами вздымалась на крупной, высокой груди, бежала ниже, огибая идеальную талию, и обрывалась на крепких, вызывающих влечение бедрах. Иссиня-черные волосы завитками падали на хрупкие плечи. Большие миндалевидные глаза смотрели на Сандро с нежностью и страстью. Сердце некроманта билось в груди канарейкой, жаждущей свободы. Он не привык, чтобы на него так смотрели. Этот взгляд смущал, проникал в саму душу и заставлял чувствовать детский, наивный стыд.
— Я Дайра.
Ее лицо осветила мягкая, добрая улыбка.
— Простите…
Он вжался в запертую дверь и судорожно подумал о том, что стоило бы отвернуться, чтобы не смущать полуобнаженную женщину, не пугать ее своим уродством. Но по грации, с которой она мягко переступала с ноги на ногу, по теплой, ласкающей улыбке на ее лице понял: она жаждала восхищения, желала получить награду за свою красоту в виде застенчивых, неловких взглядов. Сандро не отвернулся, а спустя секунду даже при желании уже не смог бы оторваться от созерцания столь прелестного создания.
— Ты смущен?
Женщина сделала шаг вперед. Сандро вздрогнул и, сам того не желая, шарахнулся в сторону. Она кокетливо, на носочках, подбежала к некроманту, но он вновь отпрыгнул от нее, как от прокаженной.
— Ты меня боишься? — засмеялась она.
Сандро не ответил — не смог подобрать слов. Нет! Ничего страшного в этой зрелой, дышащей красотой и здоровьем женщине не было. Да! Сам не зная, чего именно, он боялся: быть может, неопытности в любовных играх, быть может, своей уродливой внешности.
А женщина, будто и не заметив изъянов на теле некроманта, подошла к нему вплотную, и на этот раз Сандро не нашел в себе сил отстраниться от божественной красоты. Дайра ласково провела по его лицу, с нескрываемым желанием посмотрела в его глаза и с тихим, возбуждающим вздохом произнесла:
— Я хочу: будь моим…
Сандро сглотнул.
— Я не могу. Не могу… так, — с трудом выдавил он и неопределенно развел руками.
— Может, тебе хочется видеть другую женщину? — догадалась она. — Я могу принять тот облик, который ты выберешь сам. Мне достаточно проникнуть в твои воспоминания.
— Нет, — мотнул головой Сандро. — Ты никогда ей не станешь…
— Я могу быть кем угодно, — мягко произнесла женщина и ласково притронулась к вискам некроманта.
Как Дайра вытащила из его памяти образ Энин, Сандро даже не заметил, но стоило ему лишь моргнуть, как перед ним вместо Дайры оказалась обнаженная девушка с капризно вздернутым носиком и огненно-рыжими волосами.
— Энин, — вздрогнул юноша и захотел отстраниться, понимая, что перед ним обман. Но этот обман был так реален, что полумертвый не смог противостоять лживым чарам и даже не шелохнулся.
Дайра взяла его руки и заставила прикоснуться к своей обнаженной груди. Сандро нервно сглотнул, чувствуя, как задрожали ноги и сжалось в комок сердце. Не об этом ли он мечтал уже три года? Не эти ли сны приходили долгими ночами? Вот она, Энин. Вот она, рядом, столь очаровательная, столь любимая. Разве можно сопротивляться ее словам? Ее просьбам? О, всемогущие боги! Мечта перед ним. Только прими обман, и заветное желание осуществится.
И все же Сандро рефлекторно попытался убрать свою ладонь с упругой девичьей груди, воззвал к холодному рассудку, попробовал убедить себя, что ложь никогда не станет правдой. Тщетно. Влечение было столь велико, что он не смог противостоять ему и прижал к себе обнаженную девушку.
— Возьми меня, — взмолилась Дайра голосом Энин. — Я хочу ощутить тебя в себе. Осчастливь меня.
— Нет, нет, это не правильно, — простонал он и закрыл глаза, чтобы не видеть перед собой ту, которая была дороже всех богатств мира, дороже всего мира в целом. Но даже после этого образ Энин не покинул его, ожил в воображении и от этого стал лишь более явным. Не выдержав сердечных мук, Сандро тихо, дрожащим голосом проговорил: — Энин, моя милая Энин… я любил всегда лишь тебя. Тебя и только тебя! Почему боги так несправедливы и не подарили мне твоей любви?
— Я люблю тебя, мой мальчик, — тяжело дыша, прошептала ему на ухо Дайра голосом той, чей облик приняла, и сердце юноши упало в пятки.
— Я с упоением ждал этого момента… и не верил, что такое возможно… — с трудом глотая воздух, бормотал он, не выпуская обнаженную Энин из своих рук, боясь, что сладкий сон растает.
— Все возможно, мой мальчик. — Она во всем была похожа на Энин, лишь глаза ее были не темно-карими, а черными, как безлунная ночь. Но взгляд Сандро был слишком затуманен, чтобы заметить это различье. — Я вся твоя… — с легким стоном прошептала она, отстранилась, призывно поманила некроманта рукой и закачалась в медленном, завораживающем танце.
Сандро смотрел на нее и не мог оторвать взгляда. Его сердце бешено колотилось, ноги дрожали, с трудом выдерживая вес собственного тела, а голова кружилась, как от вина.
— Я люблю тебя, Энин, — как завороженный твердил некромант. — Люблю…
Дайра подошла к нему вплотную, опустилась на колени и принялась одаривать его чресла поцелуями. Перед глазами Сандро все поплыло, он попал в столь блаженную страну, что готов был жить в ней вечно, ни на секунду не возвращаясь назад. А Дайра в образе Энин с каждым мигом становилась все более страстной, ее нежные поцелуи и движения вызывали в юноше все большую бурю эмоций и неведомых ранее ощущений.
Его тело напряглось. Руки задрожали и с ласковой силой схватили ее за волосы, заставляя двигаться все быстрее. А позже, когда вожделение захлестнуло его с головой, ноги не выдержали и Сандро рухнул на кровать. Дайра ловко запрыгнула сверху и, почувствовав юношу внутри себя, тихо застонала. Окунувшись в страстное наслаждение, она впилась длинными ногтями в его грудь: где лишь заскрежетав о кости скелета, а где — расцарапав плоть до крови. Сандро не ощутил боли. В нем жило всего одно чувство — наслаждение, и одна мысль: сладкая мечта — чтобы это чувство никогда, ни при каких условиях не покидало его.
И оно не покидало. Долго. Очень долго. Но все хорошее, к великому сожалению, заканчивается. И спустя время, отведенное богами, бушующее пламя утихло, а наслаждение истаяло, оставив после себя терпкий, кисло-сладкий привкус чужого тела на языке и покалывание на кончиках пальцев.
Дайра, бережно храня образ Энин, спокойно со счастливой улыбкой на лице засыпала. Она знала: в ее чреве — ребенок Пророка. А Сандро все не мог уснуть, хоть ему и хотелось разделить сновидения с любимой. Он лежал на мягкой постели, гладил огненные волосы девушки, которая льнула к его груди, и с невыносимым сожалением думал о том, что все случившееся — лишь иллюзия. А настоящая Энин, та, ради которой он готов жертвовать всем, спала в цилиндре Двубога и из последних сил боролась за свою ускользающую жизнь.
— Я люблю тебя, Энин, — говорил некромант своим мыслям, а не той, что лежала у него на груди и была лишь имитацией правды, но не правдой.
Будто в ответ на признания некроманта, тяжелый засов с шумом отодвинулся и дверь открылась. Сандро повернулся на звук. На пороге, в привычном для себя человеческом облике, будто изваяние, замер Дайрес — в глаза его встали слезы.
— Одевайся, — сказал он тихо, даже не взглянув на некроманта.
— Прости… — Сандро аккуратно, пытаясь не растревожить спящую Дайру, сполз с кровати и принялся поспешно одеваться.
— Отец сказал, что тебе необходимо отужинать. — Мутный взгляд имитатора остановился на матери, которая делила отцовское ложе с чужаком. Дайрес понимал, что так требует обычай, ритуал пришествия Двуликого, но не мог совладать с собой и чувствовал неведомую доселе горечь.
— Ты, наверное, не так понял… — напяливая штаны, пытался оправдаться некромант, но отчаянно не находил слов в свою защиту. — Все не так, как ты думаешь…
— Все именно так, как я думаю. Но так должно быть, — отворачиваясь, уронил Дайрес. — Отец просил поторопить. Говорил: тебя ждет нелегкая беседа.
— С кем?
— С Пьющим кровь.
Сандро молча выругался.
— Веди, — кивнул он, накидывая на себя черный, как чернила, плащ.
— В пещерах есть внутренние реки, где водится рыба. Щедро родящие черноземы, пастбища мха, которым кормятся стада слепунов, — приговаривал Дайрес, расставляя тарелки с разнообразными яствами. Он наигранной улыбкой отгонял от себя невеселые мысли и говорил, рассказывал, пояснял, хотя его никто ни о чем не спрашивал. — Горы лишь с виду скупы и безобразны, на самом деле здесь немало красивых мест и живется не так плохо, как кажется…
Жалкие попытки отвлечься не увенчались успехом: грусть с тоской не истаяли. Замолчав, он уже не нашел сил, чтобы и дальше тараторить никого не интересующие подробности о своем существовании, которое отец почему-то называл жизнью.
— Это все, конечно, хорошо, — одобрительно кивнул вампир, — но нет ли чего-нибудь более свеженького? Мой род, видишь ли, не слишком жалует готовую пищу, предпочитая сырую, а еще лучше — живую. — Батури демонстративно осклабился, являя на свет нечеловеческий прикус и два длинных, будто у огромной кошки, клыка.
— Надеюсь, слепуны подойдут? — отстраненно, взглядом устремляясь сквозь вампира, проникая в неведомые дали и блуждая где-то там, где нет ни восьмигранной комнаты, ни пещер, ни бесчестных традиций, спросил Дайрес и так же, ни на чем не заостряя внимания, продолжил: — Они не люди, но по утверждению отца строением желудка не отличаются от человека…
— Проверим! Веди своих слепунов.
Безразлично кивнув, Дайрес удалился.
— Не хошу ходить вокру да окого, — воспользовавшись отсутствием имитатора, Сандро поспешил перейти к волновавшей его беседе. Проговорил с набитым ртом и поперхнулся. Откашлявшись, запил водой, тщательно пережевал треклятое мясо, завернутое в листья салата, и продолжил: — В ближайшее время я покину пещеры Ди-Дио и пойду войной на Аргануса.
— Чем-чем ты займешься? — брови вампира удивленно изогнулись. Он с трудом подавил в себе желание расхохотаться, разумно предположив, что заявление полумертвого — шутка. — Объявишь Арганусу войну и в одиночку пойдешь против его армий? Ты смешон, полумертвый! Или тебя утомила жизнь с такой нелицеприятной внешностью? Так давай я помогу: без лишних ухищрений оборву твое бренное существование — моргнуть не успеешь.
— Спасибо за предложение, — поблагодарил Сандро, отламывая сочную, жирную ногу слепуна и жадно в нее вгрызаясь. — Спасибо, — прожевав, повторил он, — но у меня несколько иные планы. Можешь мне поверить: я не самоубийца и не сомневаюсь в своем успехе.
— Я очень рад твоей уверенности, полумертвый, но ты все равно пойдешь со мной. Видишь ли, я не собираюсь в одиночку тащиться с двумя живыми через весь Хельхейм и защищать их, рискуя собственной жизнью. Хочешь, чтобы с ними все было в порядке, тебе придется помочь мне на этом пути. Потом иди на все четыре стороны.
— Ты пойдешь без меня. Я решил.
— Ха! Он, видите ли, решил! — скривился вампир, но быстро принял серьезный вид, сложил руки в замок и устремил на собеседника испытующий взгляд. — Ты изменишь свое решение.
Сандро почувствовал легкое головокружение, по телу пробежала волна, расслабившая одеревенелые мышцы, принесшая покой. Некромант с немалым трудом, но без видимых усилий вырвал себя из-под власти гипнотических оков и, скрестив на груди руки, брезгливо бросил:
— У тебя ничего не получится, Клавдий. Я обладаю теми же способностями, что и ты.
— Твои таланты может и велики, полумертвый, но умения — скудны. Учиться тебе еще и учиться, а ты все пытаешься прыгнуть выше головы. Спустись на землю! Не витай в облаках. Если поступишь так, как «решил», то умрешь. Причем умрешь, ничего не добившись. Ну скажи, втолкуй мне, с чем связана такая глупая затея?
— Месть.
— Месть? — ухмыльнулся Батури. — Ты верно пошутил! Кому ты решил мстить? Молнии, которая ударила в отчий дом? Или злым богам воды, которые не послали дождь и не затушили пламя? Успокойся, говорю тебе. Успокойся и не ищи себе на голову приключений — они могут и найтись.
— Моих родителей убило не обычное пламя — их убил Арганус. Но ты не поймешь меня, Клавдий. Не поймешь, потому что своими руками задушил отца. Я же любил свою семью всем сердцем. И никогда! Слышишь? Никогда не позволю, чтобы их смерти остались безнаказанными.
— Заткнись, — зло процедил Клавдий и с такой силой сжал в руках железный кубок, что умудрился превратить его в бесформенный клочок металла. — Я убил отца из-за обманной любви. И знаешь, что после этого понял? Любви — нет! И ты это понял, поэтому и бежишь от своей рыжеволосой красавицы, как от огня. Но месть и самоубийство — плохое утешение для неудачной любви. То, зачем ты гонишься — иллюзия. Ложь.
Когда речь зашла об иллюзиях, у Сандро кольнуло в груди. И почему он пошел на поводу у Дайры, принял ее за Энин? Ведь разум осознал обман! А сердце не послушало голос рассудка…
— Пусть ложь, — после долгой паузы, стараясь быть предельно спокойным, заговорил Сандро. — Самообман, иллюзия, бред. Но это мой бред, мой обман и я отомщу за свою семью. Отомщу и не приму никаких возражений…
Батури не нашел, что ответить.
Молчание затянулось. Решив взять перерыв, Сандро методично набивал рот разными яствами, но аппетит был безнадежно испорчен, и изысканно приготовленная пища казалось безвкусной массой. Мысли донимали, еда не лезла в глотку, и несколько минут спустя некромант не выдержал и заговорил вновь:
— Хочешь знать, почему я ухожу? Не из-за Энин, нет. Хотя в твоих словах есть доля истины. Я ухожу потому, что все восемь лет жил памятью о прошлом, желанием вернуть утраченное и — местью. Я твердил себе, что найду виновника всех своих бед. Теперь нашел и не отступлюсь.
В комнату зашел Дайрес, введя на поводке откормленное гладкошерстное животное молочно-белого цвета. Кривые ноги существа заканчивались копытами на передних лапах и мягкими, как у кошки, подушечками на задних. Неравномерно патлатая шерсть на морде каскадом падала на глаза, закрывая слепуну обзор. Но зверь неплохо ориентировалась без помощи зрения, причем в темноте чувствовала себя еще и увереннее, чем при свете.
— Хорошо, — вздохнул вампир. — Я отведу твоих живых к границе. Но на большее не рассчитывай.
— Спасибо.
Сандро встал и, не прощаясь, ушел. Батури проводил взглядом некроманта и имитатора, тенью последовавшего за ним. Посмотрел на слепуна. Бездумное создание, почуяв неладное, затряслось. Вампир медленно подошел к нему, что-то тихо шепча. Своим тихим, гипнотическим шепотом успокоив животину, впился в шею жертвы, легко прокусывая тонкую и нежную кожу.
Кровь и впрямь напоминала человеческую, но сильно горчила и оседала на языке неприятным послевкусием. Батури недовольно сплюнул и к животному больше не притронулся. Позже, когда придет время, он утолит свою жажду человеческой, дурманящей, как вино, кровью. А сейчас… что ж, Высший вампир без труда переносит голод.
Тем временем Дайрес, вновь выполнявший роль проводника, повел некроманта запутанными ходами. Сандро отметил, что этой дорогой еще ни разу не ходил, и, глядя на выщербленные, потрескавшиеся стены, местами скрытые тугими кожаными полотнами, заменяющими ограждающие леса, спросил:
— Куда ведешь?
— Пока ты и… — имитатор недоговорил, глубоко вздохнул и ответил: — Рыжую вытащили из цилиндра.
От этих слов у Сандро перехватило дыхание, закружилась голова. От нахлынувшего адреналина сердце забилось учащенно, вокруг все поплыло.
— Как она? — с трудом выговорил он.
— Сейчас увидишь, — пообещал Дайрес, выводя некроманта к покоям девушки.
Сандро на цыпочках, тихо, незаметно проскользнул в комнату и застыл над кроватью, в которой, изредка коротко вздрагивая, спала Энин. Некромант даже не заметил, как ушел Дайрес, — все его внимание было отдано возлюбленной. Он остался у постели девушки и, насладившись ее сонной, молчаливой красотой, ощутил истинное, искреннее счастье.
И было так, пока не пришли мысли.
Сутки напролет, не отрываясь на сон и еду, наплевав на то, что время по цене приравнивалось к жизни, а промедление было смерти подобно, он провел у ее кровати. Ждал пробуждения возлюбленной с нетерпением и страхом. Что будет, когда она проснется? Счастье? Благодарность? Упреки? Он не знал. Бесконечно думал об этом и боялся думать. Хотел, чтоб все было лучше, чем у всех. И понимал, что не дождется этого. Она стала другой. Изменилась до неузнаваемости. Эти глаза, сейчас закрытые, раньше их переполняло добро, позже — зло. Чего ждать теперь? Неизвестность.
Эта неизвестность заволокла Сандро, закружила в вихре неразрешимых вопросов, окутала его страхом и сомнениями. Теперь он не знал: хочет ли быть здесь в тот миг, когда Энин проснется? Что будет, если она изольет на него поток ненависти? Как жить дальше? На что надеяться? Не легче ли оставить все, как есть? Он все равно уйдет. Бросит ее на попечение Батури. Покинет, чтобы никогда не вернуться из своего безнадежного похода. Стоит ли перед дорогой выслушивать Энин? Или проще уйти, не прощаясь…
Он все думал и думал. Мысли менялись с невероятной частотой, одни исчезали — всплывали другие.
— Проклятье… — Сандро сжал виски, не выдержав потока разбушевавшегося сознания. Он бы встал. Ушел. И сделал бы правильно, но она открыла глаза.
— Энин? — не своим голосом выдавил Сандро, и сердце его остановилось.
— Уйди, — прошептала она в ответ. — Не хочу тебя видеть…
— Я уйду. Уйду навсегда из твоей жизни. Только выслушай прежде, чем прогонять.
— Говори, что хотел. И уходи.
— Пять лет я жил в ненависти. В борьбе за жизнь, за свободу, за что-то, чего у меня не было. Все это время бежал в никуда. Все делал напрасно, пока не появилась ты, — на одном дыхании прошептал Сандро и задохнулся от нахлынувших чувств. Судорожно глотнул воздуха и заговорил вновь: — Если я сделал что-то не так, чем-то обидел тебя — прости. Прости меня и знай… — я никогда не говорил тебе этого, не находил в себе сил. Я люблю тебя! Люблю так, как никого никогда не любил…
Губы Энин изогнулись в издевательской улыбке. Она была слаба. Силы еще не вернулись к ней. Слова давались с трудом. Но, улыбаясь, она ответила тихим, придушенным шепотом:
— Ненавижу… ненавижу за то, что научил меня любить, а потом раздавил во мне это чувство.
Энин хотела добавить многое. Сказать, что вся ее жизнь, каждый день ее существования до появления Сандро, были пропитаны мерзостью, болью, предательством. Жизнь для нее была сном, кошмарным сном. И каждое утро, открывая глаза, она надеялась, что кошмар закончится. Но он не кончался. Пока не появился уродливый лицом и чистый душой мальчишка. Сандро перевернул мир с ног на голову, заставил поверить в то, что даже в монстре есть добро, а во тьме реальности — крупица света. Он убедил ее, растопил ее очерствевшее сердце лаской и теплом, подарил любовь. И она приоткрыла завесу своего недоверия, непростительно близко подпустила его к своей душе. А потом, показав свою истинную сущность, подлый мальчишка чередой предательств задавил, растоптал ее светлые чувства, вдребезги разбил ее сердце.
Еще многое она смогла б добавить, но одинокая в своих заблуждениях больше не проронила ни слова. Сандро попятился, увидев на себе ее взор: злой, презирающий, мертвый.
— Прости, — сказал он беззвучным, глухим голосом и, как пугливый мальчишка, стремглав выскочил из покоев Энин. Побежал по незнакомым лабиринтам, помчался дальше от ненависти, которую ощутил на себе вместо любви.
Сандро незамедлительно собрался в дорогу, гонимый одним единственным словом, которое осталось в его памяти после разговора с Энин: «Ненавижу». Ничего другого он не ожидал услышать. С этим ему придется жить, с этим — умереть.
Перед отъездом Сандро набросал короткое письмо:
«Моя любовь-птица, загнанная в клетку, соловей, рвущийся на свободу. Ключи от этой клетки у тебя. И если ты когда-нибудь решишь освободить мою любовь, разделить со мной счастье, только скажи-и я примчусь к тебе, даже если ты будешь на краю мира».
В этом же письме он указал точную формулу эликсира «недоросли», опасаясь, что оставшихся запасов Энин не хватит. Еще раз перечитав послание и проверив вещи, закинул за спину походную сумку, в которой лежали в основном лишь уцелевшие после падения со скалы алхимические принадлежности и ингредиенты. Посмотрел на Дайреса, который от начала и до конца наблюдал за его приготовлениями, и протянул имитатору пергамент:
— Передай его Энин.
— Не передам, — помотал головой Дайрес. — Письмо ей вручит отец. А я пойду с тобой.
— Куда? — не понял некромант.
— Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
— Попутчики мне ни к чему, — обрубил Сандро. — Твое место здесь. Там, куда я иду, тебя не ждет ничего, кроме смерти.
— Порой мне кажется, что лучше смерть, чем такая жизнь, — потупив взор, сказал Дайрес, а потом резко поднял голову и посмотрел на некроманта. В глазах имитатора застыли слезы отчаяния и боли. — Я всегда хотел сбежать из этих пещер, — не без труда выговорил он. — Мечтал быть как можно дальше от сырых стен и вечной темноты; вдыхать полной грудью воздух и не чувствовать себя слепуном, которого выращивают на убой. Я ухожу. С тобой или без тебя.
— Что на это сказал твой отец?
— С совершеннолетием Ди-Дио сами принимают решения, — ответил Дайрес, и Сандро не нашел что возразить.
— Хорошо. Помощь в дороге не будет лишней. Собирайся, но учти: это путь в один конец.
На закате дня, когда кровавое солнце окутало лес Мертвеца своими щупальцами и погрузило мир в багровую тьму, некромант и имитатор покинули пещеры Ди-Дио, вырвались из клеток, освободились от гнета несчастной любви, ненавистных традиций. И вместе, как два старых друга, помчались навстречу своим судьбам.
А в восьмигранной комнате, за столом, окруженным двуликими бюстами, сидел человек, скрывающий свою внешность под черным плащом. Перед ним в канделябре горели три свечи, отсвечивала мутным мертвецким сиянием хрустальная сфера, заполненная переплетающимися между собой змейками дыма.
— Пиши…
Человек расправил чистый пергамент, придвинул к себе писчие принадлежности, перечитал чужое послание и взялся за перо.
— Пиши, — потребовал низкий, утробный голос, исходивший из сферы. — Жили два брата и сестра. Сестра была очень красивой и, чтобы не пасть жертвой соблазнившихся, удалилась, надев черные одежды, дабы скрыть свою красоту…