Мир приключений, 1926 № 07

НИГИЛИЙ

Сам Верндт молчал. Инженера мало заботили результаты его сообщения. Он отмечал только суждения значительнейших людей, о которых ему ежедневно сообщала Мабель. Для всего остального мира он стал невидим и недоступен. Целыми днями сидел он, запершись в своей индусской комнате, делал заметки и вычисления. Ел он за своим письменным столом торопливо, молча, погруженный в мысли. На десятый день он позвал Нагеля.

Взгляд Верндта был ясен, лицо оживлено. Он подал своему адъютанту руку.

— Вы, ведь, хорошо знаете меня, дорогой Нагель, по нашей совместной работе для спасения Германии. Надеюсь, я не должен извиняться за свое продолжительное молчание.

— Можно войти? — послышалось за дверью. Из-за занавеси показалась очаровательная головка Мабель.

Верндт встал навстречу, протянув ей руки.

— Вы начинали нас беспокоить, уважаемый учитель. Но я вижу по вашему взгляду, что…

— …что я подвинулся вперед, да! Мрак медленно рассеивается. Совершенно ясные явления говорят, что мы на правильном пути. — А где Думаску?

— Он был болен. Я хотел вам доложить, но не решался вас беспокоить. Первые дни после нашего опыта он был нервнее обычного. Я приписывал это пережитому волнению. Но я нашел его совершенно обессиленным, когда пришел к нему по делу на третий день. Он полулежал в кресле, как мертвый, с открытым ртом и свисающими по обе стороны руками. Только грудь его поднималась неровными, конвульсивными толчками. Глаза его страшно закатывались, так что из-за полуопущенных век неприятно виднелись белки. Я сейчас же послал за доктором…

— Одну минуту! — торопливо прервал его Верндт. — Вы наверно помните, что глаза его были белые?

— Тогда еще, да! Но его состояние уже изменилось, когда я пришел с врачем. Вместо голубой радужной оболочки на белом глазном яблоке, таращился вокруг зрачка огненно-красный ободок на ярко-желтом фоне.

Верндт сделал себе короткую пометку.

— Он производил жуткое впечатление. Европеец-врач, очевидно, растерялся. Он заявил, что это неизвестная еще до сих пор болезнь и что она должна стоять в связи с метеором.

— Правильно! — кивнул головой Верндт, — пожалуйста, продолжайте.

— Мы дали ему полный покой. Часов в двенадцать ночи раздался его крик, потом снова наступила тишина. Потом опять послышался его голос. Он был в бреду. Врач дежурил возле его кровати. На следующее утро он был заметно бодрее. Неприятная краснота глаз побледнела. Он потребовал книг. С невероятной быстротой поглощал их содержание, потом бросал в сторону драгоценные тома. Он с отвратительной жадностью, точно животное, поглощал еду, которую мы ему приносили. Находился в состоянии дикого, невероятного раздражения. Знаменитый немецкий окулист, доктор Хейлзам, к которому мы обратились за советом по радиофону, сказал, что, по его мнению, больной получил повреждение во время опыта с метеором. Ему кажется, что это результаты излучений метеора, которым Думаску подвергся вследствие повреждения своих глазных стекол или какой-либо неосторожности. Он заявил, что мы должны быть готовы к тяжелой болезни. Я тем более удивился, когда больной пришел ко мне на следующий день рано утром. Сюда, в этот дом. Я нашел, что его тон и манеры очень изменились. Вообще же он был совершенно здоров. Его первым вопросом было, прежде, чем я успел с ним поздороваться:

— Господин доктор, как попал я в Бенарес?

— Ага! — невольно вырвалось у Верндта.

У него, очевидно, было свое особое мнение обо всем услышанном.

— Дальше, пожалуйста! — сказал он коротко.

— Я, конечно, был не мало удивлен. И чем дальше он говорил, тем больше я удивлялся. Он смотрел на меня, как на незнакомого. — Вы доктор Нагель, неправда ли? — спросил он. — Мне так и сказали. — Но, позвольте, — перебил я его. — Мы же знаем друг друга уже несколько недель! — Думаску был поражен. — Как? Недель? — Что-то так заставляло его размышлять, что лоб его покрылся глубокими морщинами. Выражение его лица было болезненно, точно он мучительно старался что-то вспомнить. — Недели? Недели? — повторял он. Он положил руку на лоб и так вопросительно и страдающе смотрел на меня, что мне стало его жаль. Чтобы отвлечь его, я протянул ему мой портсигар. — Вы курите? — спокойно спросил я его. В то же мгновение Думаску сделал какой-то звериный прыжок. Глаза его были широко открыты, ноздри трепетали. Потом взгляд его сразу стал ясным и спокойным.

— Стойте! — произнес Верндт. — Пожалуйста, будьте теперь точны. Что сказал он потом?

— Я совершенно ясно вижу перед собою всю эту сцену. — Лицо его изменилось, точно в приступе злобы. — Женщина! — закричал он, — эта ужасная женщина! ах, теперь мне все ясно… все ясно…! — Не успел я ему задать вопроса, как он, точно обезумев, выбежал из комнаты. С тех пор он бесследно изчез из Бенареса. Его поведение показалось мне таким загадочным, мое старое подозрение, что он обманом…

Верндт сделал отрицательное движение.

— Нет. Эти происшествия сходятся с моими предположениями, как члены одного тела. Наш метеор постоянно дает новые загадки и разгадки.

— Метеор? Действительно, метеор? — удивленно спросил Нагель. — Метеор играл роль и в поведении Думаску?

— Да, мой молодой друг. Метеор, очевидно, поглощает лучи… Не только электричество, тепло и свет… Но об этом после… То, что произошло с Думаску, имеет большее значение. Одно совершенно ясно: человек был загипнотизирован, а теперь освободился от гипноза. И в этом для него большая опасность…

Вальтер Верндт в последний раз проверил новое вентиляционное устройство в помещении лаборатории. Взглядами, полными ожидания, смотрели на него Нагель и Мабель. Они откинули назад головные уборы своих скафандров и на лицах их отражалось радостное ожидание. Инженер был серьезен.

— Фрау Мабель, — сердечно произнес он, — вы взяли на себя задачу быть моим живым дневником. Поэтому я и просил вас присутствовать сегодня при моих опытах. Постарайтесь твердо удержать все в памяти. Твердо и определенно, как написанное, Вы принимали большое участие в том, чего мы добились за последние недели. Поэтому, я только коротко коснусь того, что было сделано до сих пор. За время после первого опыта мы точно определили количество и качество каждого элемента, найденного в метеоре. С громадной точностью! Все, происшедшее до сих пор, послужило к изучению химических веществ, из которых состоит метеор. Но до сих пор еще не удалось повлиять каким-либо способом на эволюцию незнакомого вещества. Ни один химический реактив не действовал на него. Тут может быть только одно объяснение: таинственная материя не есть элемент в смысле химического начала Дальтона, но является материей, состоящей из ультраатомных частей, — быть может, это сама первичная материя. Об огромном значении этого факта я скажу позднее. Нет ничего особенно нового в том, что превращение этой материи не удалось химическим способом. Мы знаем, что известные изменения в материи, происходящие в атомах — я напомню элементы радий и торий, — никоим образом не поддаются химическому воздействию. Химия может действовать только на перегруппировку атомов в молекулах, может разлагать и соединять атомы, менять соединения. Но она не в силах производить изменений внутри атомов. То, что мы хотим испробовать сегодня, — уже не химия в общепринятом смысле, это ультрахимия. Ей принадлежит будущее! И ее главный закон, который вы сегодня услышите от меня, гласит: корпускулы[1] могут соединяться только с корпускулами. Только из первичной стадии может рождаться всякое начало.

Инженер сделал продолжительную паузу. Его орлиные глаза победно сверкали. Грудь высоко поднималась.

— Задача, значит, в том, чтобы расщеплять атомы в корпускулы, а из корпускул создавать новые атомы. Мне уже удалось раз с помощью вашего супруга, фрау Мабель, отделить части атомов и с помощью неизвестной до сих пор электрической энергии, существование которой пока еще является нашей тайной, добыть из таллия золото и платину. Но до сих пор нам удавалось только искусственно превращать одни элементы в другие, а не создавать атомы из первичных корпускул. Метеор или, вернее говоря, его загадочная сердцевина, ведет нас дальше. Я хочу попробовать разделять тем же способом атомы на корпускулы и вернуться, таким образом, обратно к акту творения.

Нагель не мог дальше сдерживаться. Он схватил обеими руками руку Верндта. Он понимал лучше, чем Мабель, значение простых слов Верндта. Инженер серьезно продолжал:

— Вы понимали меня до сих пор, фрау Мабель?

— Совершенно.

— Так я продолжаю. Сегодняшний опыт — лишь проба. Я предназначил небольшой остаток нашего меньшего камня на то, чтобы сделать пробный опыт при наименьшей трате нужных для этого веществ. Меня заставляет прибегнуть к этому то, что мы за последние недели истратили весь остававшийся камень и теперь у нас имеется только самый большой обломок. Если опыт будет удачен, мы проделаем его до конца с большим обломком.

Он указал на различные чашки.

— Вы видите здесь незначительные количества радия, урана, полония, тория, актиния и других сильно радиоактивных элементов. На том столе вы видите пробы химически-чистого основного вещества всех остальных элементов. Мы будем изучать действие нового элемента и его эманаций на 80 известных элементах. На третьем столе вы увидите бесчисленные химические соединения, избранные мною для изучения действия атомов и молекул. Этим всем заканчиваются наши главные приготовления. Мы снова употребим плавильную печь, чтобы расплавить и превратить метеор в пар. Кроме того, я употреблю еще сегодня и мои электрические токи.

— Ваши W токи? — взволнованно перебила его Мабель.

Он утвердительно кивнул головой.

— О, как я счастлива присутствовать вместе с вами на этом зрелище человеческого могущества.

— Вы уже видели мою динамо и рядом с ней аккумулятор. Вот рычаг мотора. Как вам уже говорил ваш супруг, я получаю мою колоссальную электрическую энергию из воздуха, принимая давление солнечной энергии с помощью высоких мачт и проволочных сеток. Падение солнечной энергии, — употребляя выражение, принятое при работах с водной силой, — я ловлю на мой первый мотор…

Он нажал книзу рычаг. Тотчас же раздалось такое жужжание, точно на крышу лаборатории налетела туча пчел. Верндт отпустил рычаг.

— Мои сильнейшие динамо стоят глубоко под землею, в прочно-построенных подвалах. Эти кабели здесь, конечно, не выдержали бы миллионы ампер. Передача происходит при помощи колес включающего ток аппарата, который вы видите снаружи. Прошу вас обратить теперь внимание на измеритель. Эта стрелка показывает вольты, а та амперы. Эта красная стрелка прибора и показывает мне, когда достигнуто напряжение, могущее направить главную силу на машины под землей.

Дом снова зажужжал. Жужжание скоро перешло в рев. Указатель измерительного аппарата поднимался со стремительной быстротой. Стотысячные мчались друг за другом без перерыва.

— Миллион вольт! — взволнованно сказала пораженная Мабель.

Верндт выключил.

— Я довожу ток до двух миллионов. Это напряжение, достаточное для опыта. Вы потом увидите все это в полном действии. Вам ясен принцип? Вы понимаете?

Мабель смотрела на него блестящими глазами.

— Понимаю, учитель, что мой муж вас обожает. Я тоже должна…. — добавила она, слегка краснея.

Инженер почти мечтательно смотрел мимо нее.

— Я только продолжаю то, что начали другие… Но пора приступать и к опыту! Опустите, пожалуйста, ваши капюшоны и следуйте за мной в стальной шкаф.

Он крепко закрыл дверь и извнутри стал нагревать печь. Эволюция метеора была такая же точно, как и при первом опыте. Почти при той же температуре он расплавился и меняющиеся спектры стали показывать быстрое испарение отдельных веществ. Все шло тем же путем до момента, когда блестящая масса вдруг успокоилась. Тогда Верндт медленно нажал книзу ручку, которая управляла его электрическими токами. В то же мгновение, когда от нажатия пальца электрический ток пробежал через проводник, вокруг пламенеющей печи начался настоящий ад. Оглушительный треск наполнил зал. Под землей пробежал глухой рокот. Снизу, сверху, со всех сторон сверкали желтые, белые, зеленые искры. С купола, со стен, со всех острых или угловатых предметов летели язычки пламени. Они шипели, мигали, скатывались в клубки, рассыпались на тысячи громовых ударов. Страшная гроза действовала даже на нервы людей, сидевших в душном стальном шкафу.

— Безопасно! — старался Верндт перекричать бурю, чтобы успокоить Мабель. — Только страшно на вид. Но теперь внимание… теперь начинается.

Поворотом рычага он вдруг сконцентрировал огромные энергии своих молний на крошечном остатке обломка метеора.

Мабель слегка вздрогнула, хотя страх и был ей обычно чужд. Она знала, что вещество сейчас напитывается электричеством, как вампир, что оно заряжается до последней возможности, что миллионы вольт все сильнее и сильнее штурмуют его. И при знакомых основных химических веществах такое невероятное накаливание электричеством должно было дать самые неожиданные результаты. Насколько страшнее должен был воздействовать неизвестный, жуткий демон на тигеле! Его молекулы должны были быть сотрясены, атомы поколеблены, ионы, электроны — растревожены до последней степени.

Взгляд Мабель с немым вопросом невольно обратился на инженера, стоявшего рядом с ней. Вальтер Верндт пристально смотрел в подзорную трубу. Рука лежала на рычаге вентилятора, готовая каждое мгновение нажать на него.

— 8.000 градусов, — прочел Нагель на измерителе.

Масса метеора испарялась с невероятной силой. Верндт быстрым движением установил рычаг на наибольшую быстроту.

— Следите за радием! — проревел он, с трудом заглушая шум. Голос его замер в адском грохоте снаружи их клетки.

Все напряженно смотрели — на стол посередине. Молнии длиною в метр проносились по залу. Над столом стоял ослепительный блеск, трепещущая дуга, похожая на северное сияние, но в тысячу раз ярче.

Вдруг Верндт, а за ним и остальные, радостно вскрикнули. Над столом появилась радужная лента. Она поднималась из крошечных, драгоценных чашек и прорезала воздух точно танцующая, сверкающая полоса, постоянно меняя цвета. Глазам представилась чудесная игра красок. И все же глаза всех напряженно были устремлены на образцы в чашках.

— Они дрожат, они дрожат! — удивленно воскликнула Мабель. — Они изменяются… падают…

Нагель плотно прижался к увеличительному стеклу.

— Превращение элементов, — застонал он, точно под тяжестью кошмара.

Верндт не двигался. Опьяненным взором следил он за тем, как воспроизводилось чудо из начального творения мира… первый распад атомов на начала всего сотворенного…

Радий превратился в одно мгновение в нитон[2] и гелий и распался в бесконечной последовательности на свои составные части. Из фосфора родился аллюминий, из аллюминия — натрий, из кремня — магнезий, из титана явился скандий, из марганца — ванадий, из неона — кислород, из кислорода углерод, из талия — олово — из ртути же родилось чистое золото… Каждый элемент совершенно ясно распался на части нисшего атомного веса. И в конце концов не осталось ничего из всех химических элементов. В спектре же продолжала светиться зеленая полоса геакорония[3] и на ультрахроматических пластинках вырисовывались таинственные спектральные линии…

И снова воцарился полный мрак. Снова стала рости температура в стальном шкафу. Верндт быстрым движением повернул рычаг налево книзу. С тихим треском раскрылся в куполе вентилятор. С резким свистом вырвался газ через отверстие на воздух. Во мрак ворвался ослепительный свет и клубящийся светлый туман окутал стены помещения.

Верндт глубоко вздохнул и долго сидел молча. Потом откинул, наконец, головной убор скафандра. В глазах его был мечтательный блеск.

— Чудо превращения — вот что мы получили! — сказал он медленно, с благоговением, — Мы дожили до мечты алхимиков, которая до сих пор была недоступна ни одному человеку. Смерть атома, как начала всего сущего… И все же мне пришлось прервать, не дождавшись конца, не дождавшись рождения первичной материи. Обломок камня в тигеле был для этого слишком мал.

— А когда же мы возьмемся за главный, большой осколок? — взволнованно спросил Нагель.

— Я расщеплю его через пять дней. Он уничтожит меня или… откроет тайну изначального творения мира!

— Рубины! Рубины! Купите мои красные рубины! Самые красивые во всем мире! Хризобериллы, топазы, счастливый камень, сверкающий и ясный, как солнце! Александрит, миссис, мадам, — большой, как голова змеи. Сапфиры, камни красоты, синие, как глаза прекрасной Мадонны. Купите! До смешного дешево! Шлифованные в Ратнапуре, счастливые, роскошные камни!.. Вот здесь, прекрасная синьора!

Фрау Мабель, улыбаясь, прошла мимо стола магометанина. В дорогих чашках сверкали великолепно отшлифованные драгоценные камни.

— Берилл для синьора! — кричал танцевавший на месте торговец. С тысячью ужимок вертелся он возле дон Эбро.

С непобедимым высокомерием смотрел испанец на все эти богатства. Он принимал, как дань почтения, всю эту сутолоку базара, крики продавцов, торг покупателей. Каждый здесь должен был знать его, дон Эбро. Гордо, точно повелитель всех этих индусских рабов, нес он в руках маленькие пакетики, высоко подняв голову, с бесстрастным лицом, с танцующей поступью. Яркие ковры лежали на земле, спускались со столов и стен. Продавцы фруктов сидели на корточках перед корзинами, полными бананов, фиников и фиг. Одна к другой теснились лавки, а между ними примостились столы торговцев божками тысячи видов, тысячи культов.

С нескрываемым восхищением впитывала в себя Мабель всю эту яркую картину. Суета базара развлекала ее в долгие часы одиночества. Муж проводил все дни в городе Верндта. Вслед прекрасной женщине смотрели глаза иностранцев; крики торговцев: «Сеннора… сеннора!» — раздавались со всех сторон. В ее спутнике узнавали испанца. Дон Эбро никого не удостаивал взглядом. Ему казалось, что он разворачивает под ногами своей госпожи ковер из своего звучного имени, полученного им от бесконечной линии предков. Линия эта была так длинна, что он сам даже не находил ее конца.

Мабель отослала дон Эбро вперед и медленно пошла домой. Среди всей этой дневной суеты она была задумчива, и мысли ее были далеко. Она завернула в улицу, ведшую к кварталу Вальтера Верндта. Проход был затруднен кучкой людей. Посреди дороги сидел один из бесчисленных фокусников и старался привлечь публику. С поразительной быстротой выкрикивал он свои заговоры для людей и змей, точно торговец, зазывающий европейцев на базаре, бессмысленно мешая слова и цифры на всех языках.

— One… two… three… four… five[4] — резко выкрикивал он. В то же мгновение он бросил перед собою палку и поднял ее с земли в виде шипящей змеи. Страшно вращая глазами, втыкал он себе в руки и ноги кинжалы и вытаскивал далеко из орбит глаза. Заметив красивую женщину, он сел поперек дороги и поднял над тюрбаном зернышко мангового дерева.

— Манго… зерно… мангового дерева!.. вырастет дерево!.. un, deux, trois… хейс, миа, хен…[5] — кричал он, подпрыгивая. Он разгреб землю ногтями, похожими на когти, и положил в ямку зерно мангового дерева.

— Волшебство, волшебство, чудо, сенсация! — Вырастет дерево… одна секунда… one… two… three….

Он высоко подбросил худыми, грязными руками платок, потом аккуратно разложил его над ямкой.

— Брама, Вишну, Кришна, — бормотал он, точно заклинание. Потом поднял платок… На земле стояло очаровательное манговое деревцо.

— Вот дорога!.. Вот дорога!.. — с усердием крикнул он, освобождая для Мабель проход. Она торопливо прошла мимо. Любопытство людей было ей неприятно. Она торопливо вошла в сад, окружавший виллу. У входа в дом стояла фигура. При ее появлении фигура быстро пошла ей навстречу. Это был индус из класса слуг. Он поднял руку ко лбу и молча, по обычаю, ждал, чтобы Мабель задала ему вопрос.

— Вы ищете меня?

— Миссис Нагель?

— Это я.

— Саиб… город волшебника… там несчастие…

Она вся задрожала.

— Мой муж?.. Говорите же… что случилось?

— Саиб… взрыв… он ранен… скорее… ехать!..

К сердцу Мабель горячей волной прилила кровь. Мысли ее закружились в вихре.

— Где?.. где?.. — застонала она.

— Я свезу… автомобиль ждет… миссис следует за мной! — произнес индус.

С заискивающим жестом указал он на выход в задней части сада. Из-за кустов показался силуэт изящного автомобиля.

— Скорей… скорей! Саиб ждет!

Едва переводя дыхание, бросилась она к автомобилю. Индус торопливо захлопнул за Мабель дверцу и вскочил на свое сидение. С бешеной быстротой помчался автомобиль по улицам. Мабель так была погружена в свои мысли и так охвачена беспокойством, что не обращала внимания на места, которые они проезжали. В состоянии ужаса, в котором она находилась, минуты казались ей бесконечными. Совершенно незнакомые дома и сады мчались мимо окон. Была ли это дорога в город Вальтера Верндта? Знал ли шоффер дорогу? Он, наверно, ошибался…

Она хотела спросить и нажала звонок. Но в эту минуту автомобиль обогнул большой круг и остановился перед открытыми воротами какого-то дома.

— Саибу доктора… там… в доме… в комнате… — сказал индус, пока еще Мабель не успела выйти из автомобиля.

Вся потрясенная, сошла она на землю и последовала за слугой в дом. Индус толкнул дверь. Точно видение, оказалась перед ней роскошная комната.

— Саиб… саиб… сейчас… — бормотал слуга. Потом за ним быстро закрылась дверь.

Мабель удивленно огляделась. Комната была небольшая, но богато убранная. Драгоценные ковры покрывали пол и шелковые шали украшали стены. В глубине комнаты, на широких диванах были разбросаны пышные подушки. Ей казалось, что она слышит приближающиеся шаги и голоса. Но это было обманом слуха. Она взглянула на часы, но цифры расплывались перед ее глазами. Нервно подошла она к окну, от окна к двери, опять к окну. Они были закрыты решетками и до половины затянуты материей.

— Почему ее заставляют ждать? Где ее муж? Что привело его в этот чужой дом? Жив ли он еще? — Бесконечные минуты превращались в душившую ее цепь.

— Господи боже мой! — застонала она. Ужасный удар слишком неожиданно свалился на нее. Неизвестность терзала ее мозг. Где же был этот слуга? Почему ее не провели к умирающему мужу?

Дикие фигуры индусских божеств наступали на нее с насмешливыми, страшными гримасами. Почему эта поспешность сначала, а теперь бесконечное ожидание? Кто был этот слуга? Кто послал его за ней? Где она теперь? Только бы получить ответ на эти вопросы, только бы кончилась эта неизвестность!..

Она невольно нажала ручку двери и отскочила, точно от удара. Дверь была заперта… Застыв от ужаса, неподвижно стояла Мабель, охваченная вихрем мыслей. Дверь заперта?.. Взгляд ее упал на окна. На железные решетки. В плену? У кого? Где? Для чего? Что хотели от нее?

Предупреждения о торговцах женщинами… похищение ради выкупа… тысячи мыслей мчались в ее мозгу. Ее обманули… без сомнения придумали повод. Так значит все было ложью? Она почувствовала невыразимую радость, но сомнения сразу подавили ее. Что хотели с ней сделать? Что случится?

У нее так дрожали от волнения ноги, что она должна была сесть. Мабель напрягла все силы, чтобы собрать мысли. Час протекал в безотрадном ожидании. Ведь должна же была открыться эта дверь! Ведь должен же кто-нибудь войти, наконец…. будь это хоть враг…

Тихое жужжание заставило ее прислушаться. Отсвет от окна падал на висевший посреди потолка фонарь. Только теперь заметила она его оригинальный вид. Он был составлен из бесчисленных зеркал и имел форму призмы. Она удивленно разглядывала его. Не было сомнения, что жужжание исходило от него. Лучи света плясали на поверхности зеркал — фонарь медленно повернулся, потом стал все быстрее вертеться кругом… Смотря на него, у Мабель слегка закружилась голова… Глаза мигали от его блеска, а он мчался теперь в круговом движении точно вентилятор. Очертания зеркал исчезли… растаяли в этом блеске… фонарь превратился в какую-то ленту из звезд…

Она хотела отвести взгляд, но сверкающий круг удерживал ее глаза, точно на привязи. Они все снова и снова должны были проделывать этот круг вместе с фонарем, вверх и вниз, вверх и вниз, все снова и снова, без остановки, неудержимо. Свинцовая тяжесть стала сковывать ее веки. Верчение наверху не прекращалось ни на секунду. Веки становились все тяжелее… невыносимо… напрасно старалась она бороться… ведь, она должна ждать, не должна засыпать… но она так устала… устала… у… ста… ла…

С мучительным вздохом упала она на шелковые подушки… Уста… ла… спать… только спать… спать…

В замке бесшумно повернулся ключ. Дверь комнаты осторожно отворилась. — Она уже спит, госпожа! — послышался заглушенный голос.

Быстрыми шагами прошел в комнату мужчина. Его худая фигура была закутана в зеленый бурнус. Шея его была неестественно длинна и отвратительно обросла волосами, выражение лица было пугающе-дикое. Горбатый нос и колючие глаза делали его похожим на коршуна. Длинными костлявыми пальцами провел он по лбу спящей. От затылка, по голове, к вискам…

— Ты будешь спрашивать, госпожа? — оглянулся он назад.

Повелительница индусов медленно приблизилась. Ее прекрасное лицо странно изменилось. Скрестив ноги, она села на диван против спящей.

— Мабель! — произнесла она тихо. И еще раз: — Мабель!

— Да? — послышалось вопросительно.

— Тебя зовут Мабель. Ты слышишь мой голос…

— Я слышу…

— Я твоя госпожа. Ты должна меня слушать…

— Ты моя госпожа…

— Ты должна мне отвечать на вопросы!

— Отвечать…. — произнес сонный голос.

Индуска бросила торжествующий взгляд на человека, похожего на коршуна, и продолжала угрожающе:

— Ты умрешь, если солжешь…

— Умрешь… солжешь…

— Ты будешь говорить только правду…

— Да…

Индуска перевела дыхание.

— Ты знаешь тайну метеора?

— Мабель молчала.

— Отвечай! — крикнула индуска. Глаза коршуна успокаивающе посмотрели на нее.

— Она ответит. Позволь мне спросить, госпожа. Ты знаешь тайну метеора?

— Нет, — последовал нерешительный ответ.

Индус смутился.

— Ты знаешь, какие открытия сделал до сих пор Вальтер Верндт?

— Да. — Ответ звучал совершенно твердо.

На лице человека, похожего на коршуна, появилось неприятное выражение торжества.

— Ты все твердо запомнила?

— Совершенно твердо.

— Ты могла бы продиктовать все совершенно точно?

— Слово в слово!

— Диктуй! Я — Вальтер Верндт. Я проверю тебя.

Улыбка гордости появилась на лице Мабель. Легко и уверенно потекла ее речь. Первый опыт совершенно ясно вставал перед ней: неподвижный обломок метеора, его таяние, выпарение, мрак, повышение температуры, взрыв. Все, что Верндт ей показывал, все его открытия постепенно разворачивались в ее передаче, точно красочная сказка. Мабель передавала все с улыбкой, легко и в то же время серьезно…

Голова коршуна впилась глазами в ее лоб, точно випера[6]. Болтавшая Мабель давно замолкла. Повелительница индусов с нескрываемым волнением шагала по комнате.

— Плод созрел! — сказала она глубоким, почти ликующим голосом.

Голова коршуна задвигала волосатой шеей.

— Женщина сказала все, что знает. Она может теперь исчезнуть?..

Индуска повернулась к нему резким движением.

— Нет еще! Ее смерть была бы предупреждением для Вальтера Верндта. Цель — он, а не эта женщина.

Он согнулся.

— Ты права, госпожа. Он не должен знать. Я отвезу ее в ее сад и заставлю ее там проснуться…

Она постояла некоторое время в нерешительности.

— Пусть будет так! — решила она, наконец. — Но позаботься о том, чтобы она не знала ничего, что произошло.

— Я отниму у нее всякое воспоминание. Она проснется в парке, и будет думать, что неожиданно заснула там после обеда.

— Торопись!

Жадный взгляд упал на красоту беззащитной жертвы. Он с подобострастной покорностью отступил к дверям.

— А потом… когда моя задача будет выполнена?.. Когда ты будешь победительницей и этот Верндт?..

Он сделал жест, точно душил кого-то. Его глаза коршуна точно нацелились на жертву.

— Тогда эта женщина?..

Она нетерпеливо топнула ногой.

— Сначала Вальтер Верндт. Потом делай, что хочешь… я дарю ее тебе. Убирайся! Исполняй свои обязанности!

Настал великий день последнего опыта. Вальтер Верндт стоял еще в своем белом лабораторном халате перед столом для опытов и внимательно рассматривал, надев особенного устройства предохранительные очки, маленькое реактивное стеклышко, которое он держал в правой руке.

Нагель слушал его с благоговением.

— Нельзя себе представить, что эта маленькая зеленая штучка величиной с горошинку в этой маленькой трубке может производить такое неслыханное действие!

Верндт глубоко погрузился в мысли.

— Нам удалось добиться одного крошечного испытания этого страшного вещества. Но мы почти достигли разгадки. Через полчаса мы оба сделаем решительный шаг: расщепление большего, главного осколка метеора. Он должен дать нам, по человеческим расчетам, количество вещества в чистом виде, которое сделает нас способными к великим вещам. К великим делам, которые не снятся еще человеческому мозгу. Но об этом после!..

Он вложил стекляную трубочку в платиновый чехол и опустил ее во внутренний карман кожаной куртки.

— Вы приготовили все элементы, как и при первом опыте?

— Все наше достояние: 56 грамм радия, тория и других радиоактивных элементов.

— А осколок метеора?

— Лежит в целости на подъемной площадке.

— Отлично.

Нагель, хорошо узнавший учителя за бесчисленные часы совместной работы, понял его горделивое волнение по необычному блеску его лучистых глаз. Ничто больше не выдавало волнения Верндта. Черты его бронзового лица были спокойны. Действительно ли этот человек стоял теперь лицом к лицу со своей судьбой? Десятитысячная часть секунды должна была решить вечные вопросы…

Зажужжал радиофон. Верндт приблизил к уху маленький аппарат.

— Строительный отдел сообщает, что все уже готово. Мы, следовательно, можем закрывать вентилятор в куполе и при наивысшем давлении.

Нагель был поражен.

— Закрывать вентилятор при наивысшем давлении? Но, ведь, тогда может быть та же опасность, что и в первый раз?

Инженер покачал головой.

— Нет, теперь дело обстоит немного иначе, чем тогда. Я лучше покажу вам это на маленькой модели, которую сделал. Чтобы достигнуть результатов, нам придется действовать на этот раз в обратном порядке. Пожалуйста, зайдите со мною в маленькую комнатку — модель. Лучше, чтобы вы знали все подробности прежде, чем мы начнем.

Он прошел наискось зал и открыл небольшую дверь. В то же мгновение перед ним отскочила и бросилась к окну темная фигура. Но было слишком поздно. Нагель сделал прыжок, как тигр, и так крепко схватил незнакомца за руку, что тот тихо вскрикнул.

— Стой, голубчик! — разразился Нагель. — Прежде, чем вылететь отсюда, дай себя рассмотреть при лунном свете!

На него смотрело испуганное, бледное лицо. Седая борода человека тряслась.

— Профессор Кахин! — воскликнул пораженный Верндт. Он с удивлением узнал в ворвавшемся к нему человеке брюссельского коллегу, с которым он был уже много лет знаком по конгрессам. — Пожалуйста, отпустите его, Нагель! Могу я попросить у вас объяснения, господин профессор, как вы попали в это помещение, в которое не допускается никто? Странные обстоятельства, в которых мы очутились, принуждают меня…

Он удивленно перервал свою речь. Бельгиец стоял, злобно глядя на землю. Теперь глаза его широко раскрылись от испуга. Он указывал рукой, весь дрожа, туда, где стоял Нагель.

— Не надо! Не надо! — закричал он вдруг.

Глухой звук заставил Верндта вздрогнуть. Ему показалось, что он услышал стон Нагеля. Он вопросительно оглянулся. В то же мгновение он почувствовал острую боль в глазах. Точно молотки застучали в них… Он взмахнул руками… в колышащемся мраке — и провалился в бесконечное ничто…

Глазам было больно от огненного круга. Круг сверкающих точек вертелся, как огненное колесо, — медленно, потом скорее, скорее… потом движение замедлялось и ускорялось снова с болезненным колотьем в глазах… В непрерывающейся, бесконечной последовательности. Точки выростали и превращались в шары, раскаленные изнутри огненным жаром. Точно цепь, все снова возобновлявшаяся… Они выростали и сверкали огненными цифрами и буквами. Больно было читать пляшущие слова. Мо-ле-ку-ла… молекула — гласили буквы. Слово раздувалось, точно блестящий пузырь. Потом оно лопнуло и распалось на бесчисленные точки. Они снова стали разростаться в кровавые капли. Снова появились буквы, причинявшие такую боль… А-т-о-м… Снова раздулось и лопнуло слово атом… Ослепительно сверкали ионы и корпускулы и в секунду превращались в шары. И снова атомы и красные молекулы вертелись… вертелись… Огненная точка вдруг превращалась в шар, в палящее солнце, в море пламени… — Ах! — тихо застонал он.

Вальтер Верндт открыл глаза. С трудом, с болью, медленно приходя в себя. Взгляд его упал на грязную плоскость над головой, на обломки серых камней. Он, очевидно, лежал на полу низкого подвала.

Он принужден был надолго закрыть глаза, так больно ему было от света. Но он все же заставил себя поднять свинцовые веки. Ему казалось, что его сетчатую оболочку режут раскаленными осколками стекла… Он медленно собирался с мыслями. Прежде всего, он стал соображать, где он может находиться. Но это утомляло его. Он снова погрузился в дремоту…

Он, должно быть, уже давно смотрел на потолок над головой!.. Кружение огненных точек и горение глаз прекратилось. Но мысли его все еще были под каким-то гнетом. Где он? Как попал он сюда? Он хотел встать, но руки его оказались крепко связанными за спиной. Ему не удавалось освободить их, несмотря на все усилия. Вдруг он понял: он связан. Он теперь ясно ощущал боль от веревок. Связан? Как это произошло? Воспоминание все еще не хотело приходить на помощь. Тотчас же снова начала болезненно ныть голова. Кого спросить? Неужели он один? Ему, наконец, удалось медленно, медленно повернуться на бок. Ему стало дурно, но он овладел собой.

— Эй! — пробормотал он заплетающимся языком. И еще раз: —Эй!

Звук его слов больно ударил ему в виски. С другого конца помещения послышалось радостное восклицание:

— Учитель!

Мгновение все было тихо. Что это такое?.. Голос ему казался знакомым.

— Учитель! — раздалось громче, настойчиво и встревоженно.

— Да! — ответил он. — Кто говорит со мной?

— Вы живы! Вы живы! — в голосе было ликование. — Это я, Вернер Нагель, — как вы себя чувствуете, милый, дорогой учитель?

Волна радости залила мозг Верндта. На мгновение мысли его замерли. Потом он испытал чувство, будто перед ним разрывались туманные завесы.

— Мне понемногу становится лучше, — ответил Верндт. Он болезненно напряг всю силу воли, чтобы проснуться. — Где мы? Как мы попали в эту комнату?

Нагель перекатился к нему, точно круглый тюк.

— Мы были в нашей лаборатории и поймали человека, которого вы, повидимому, знали…

— Постойте! — произнес Верндт. — Теперь я припоминаю. Я думал, что это был сон, от которого я только что проснулся. Это был профессор Кахин, не правда ли?

— Вы его так назвали.

— Но дальше я ничего не помню…

— Нас сшибли с ног. Очевидно, сначала меня, потом вас. Или обоих одновременно. Иначе я бы увидел, а я ничего не знаю.

— Я припоминаю. Кахин стоял, как окаменелый, черты его лица исказились… Потом я почувствовал удар. Очевидно, был еще один человек, которого мы не заметили…

— Да, настоящий великан. Черноволосый, атлетического сложения. Я видел его только втечение одного мгновения. Потом комната уж заплясала вокруг меня…

— Значит враги, преступники!.. — Мы находимся сейчас в городе Верндта?

— Нет. Нас куда-то увезли. Меня ударили, должно быть, не так сильно, как вас. Я очнулся от толчка и услышал голоса. К моему счастью, я мог только слегка приоткрыть глаза. Меня выносили из аэроплана. Я притворился мертвым и только старался замечать все из под опущенных век. Аэроплан, привезший нас, стоял на холме, над городом, который я, в своем положении, мог разглядеть только отчасти. Я увидел виллы среди кокосовых пальм и манговых деревьев. Дальше стояла мечеть и вокруг нея жалкие деревянные хижины индусов, а когда меня подняли, я увидел море. Нас несли через роскошный парк. Я заметил дерево, гигантские ветви которого свисали почти до земли. Под ним стояла каменная скамейка, на которой были вырезаны солнце, луна и корова…

— Знаки парсов. Солнце, луна, вода, огонь и священная корова. Эти знаки и море говорят, что мы в Бомбее. Что же было дальше?

— Нас понесли по ровному месту. Мне пришлось на время закрыть глаза. Мне казалось, что за мной наблюдают. Когда я снова осторожно приоткрыл веки, мы оказались на каменном мосту. Перед нами поднимались не особенно высокие, но закругленные, как бы в гигантском цирке, белоснежные стены. Я не заметил ни одного окна. Нас пронесли в низкую дверь. Потом мне, к сожалению, накинули на голову платок. Я почувствовал отвратительную вонь, но ничего не мог видеть. Когда же с меня сняли платок, мы оба уже лежали в этом подвале.

Верндт подумал мгновение.

— Вы не узнали строения, в которое нас внесли?

— Мне казалось, что я уже где-то должен был его видеть. В действительности или на картинке.

— Да, это жуткое место, куда нас привезли…

— Как? Вы знаете, где мы находимся?

— Я, по крайней мере, думаю, что знаю. Ваше описание указывает на сооружение парсов, в котором погребают их мертвецов.

Он вдруг замолчал. За дверью послышался шум. Со скрипом повернулся тяжелый ключ. Дверь подалась. На пороге стояла стройная фигура женщины редкой красоты. За ней следовал мужчина ужасающей наружности. На длинной волосатой шее сидела тощая голова с диким лицом. Горбатый нос выступал, как клюв. Лохматые брови торчали над колючими, горящими глазами. Это было лицо коршуна, нацелившегося на добычу.

Женщина остановилась на мгновение. Потом быстро подошла к лежащим. Она встретилась взглядом с инженером.

— Ах! — удивленно вырвалось у нее. Жестокая усмешка скользнула по ее лицу. Она посмотрела на Верндта с жадностью и с любопытством, точно желая запомнить его черты. Ее спутник осмотрел веревки, связывавшие жертв. Она равнодушно следила за ним. Потом вдруг вся вспыхнула.

— Я просила однажды великого исследователя и могучего ученого отдать мне свое могущество, чтобы делить со мной мое. Он был слишком горд, этот саиб, и предпочел лечь у моих ног, как пленник.

Она ждала ответа, но Вернд гордо молчал. Ее лицо слегка покраснело от возмущения.

— Он мог-бы жить, как бог. Теперь же, не успев достигнуть цели, он сойдет в вечное молчание. И другие докончат его дело и будут всем обладать.

Она снова подождала ответа, но на губах Верндта была насмешливая улыбка.

— Говори! — топнула она ногой.

Глаза Верндта вдруг стали жестки, как сталь.

— Если ты хочешь, чтобы я говорил, развяжи сначала наши веревки. Или ты побоишься тогда разговаривать с нами?

Она думала недолго.

— Оссун! — резко приказала она своему желтолицому спутнику. В каждой руке у нее блеснул револьвер.

— Слуга коршунов развяжет ваши веревки. Но не мечтайте ни о каком бегстве. При малейшем подозрительном движении в вас попадет пуля.

— Ах, я вижу, что ты женщина! Ты не жалеешь слов.

— Молчи! — крикнула она.

Человек с головой коршуна развязал ученым руки и ноги. Вальтер Верндт встал и потер себе тело. Кровообращение медленно восстановлялось. Индуска смотрела на профессора с молчаливым интересом. Ее удивительные, сверкающие глаза скользили по бронзовому лицу и атлетической фигуре врага. Инженер так старательно занимался массажем, точно загадочной повелительницы Индии здесь и не было вовсе.

— Саиб, почему ты противишься своему счастью? — послышалось почти сердечным, просительным тоном.

Он взглянул на нее. С удивлением и вопросом.

— Почему ты не хочешь поделиться со мной своими познаниями и приобрести власть над людьми? — спросила она еще раз.

Он выпрямился и стал выше ее на голову.

— Наши взгляды разделяет пропасть, — медленно сказал он. — Для тебя знание только средство к власти, к порабощению тебе подобных. Я — изучаю науку, чтобы дарить людям новые открытия. Я иду к цели, как друг человечества, ты же — как враг. Я служу науке жизнью и моими исследованиями. Ты же хочешь, чтобы наука служила тебе. Разве мы можем понять друг друга?

Она жестко рассмеялась.

— Служить человечеству? Я должна служить человечеству? Что такое это человечество? Стадо баранов, дураков и негодяев. Их жизнь не имела бы оправдания, если бы эти отбросы не были бы нам рабами, не служили бы нам и не умирали бы для нас. Человечество!

— А ты разве не человек?

Она гордо выпрямилась.

— Есть избранные, вновь рожденные, которым Брама назначил носить человеческое тело, как одежду. Я — избранная, ты — тоже! Я изучала твою карму, вопрошала много ночей. Твоя судьба скрещивается с моей. У тебя могущественная звезда. Я должна буду служить тебе, если ты не захочешь служить мне. Я должна тебя уничтожить, иначе ты уничтожишь меня. Ты должен меня любить, или я должна молиться на тебя. Такова наша судьба. Освобождение возможно для нас только в союзе. Наши звезды рассыпятся в прах, если мы расстанемся.

На ее прекрасном лице было мягкое, почти нежное выражение.

— Ты великий иог, Вальтер Верндт, ты избранник Брамы. Повелительница Индии никогда еще ни о чем не просила. Сегодня она просит тебя. Служи мне, чтобы я тебе служила. Раздели со мной мое могущество, чтобы я разделила с тобой твое. Взгляни, я сложила оружие и протягиваю тебе руки молящей женщины.

— Госпожа! — в ужасе остановил ее коршун. Но она не слушала его. Она почти умоляюще схватила руки Верндта и ее прекрасное лицо осветилось каким то внутренним огнем. Инженер сочувственно посмотрел на нее.

— Ты блуждаешь на ложном пути, женщина! Я служу и тебе, служа человечеству. Через несколько недель, быть может, — дней, ты вместе со всем человечеством узнаешь разгадку тайны.

Она оттолкнула его руки сильным движением и смотрела на него, точно не понимая его слов.

— Ты никому не откроешь тайны! Повелительница Индии просила тебя… предлагала тебе свою любовь… и ты дерзаешь преступить приказание Брамы и враждебно расстаться со мной?

— Преступлением было бы исполнить твое желание. Метеор принадлежит всему миру, а не мне или тебе.

— Так он будет принадлежать только мне!

— Я через несколько недель сообщу человечеству разгадку…

— Через несколько часов твои кости будут белеть на песке!

Она снова схватила револьверы.

— Оссун, — коротко приказала она. Ее лицо исказилось от ненависти. — Стражу!

Он подошел к двери и сделал знак. Шесть индусов гигантского роста вбежали и бросились на землю перед своей госпожей.

— Связать руки! — приказала она. Трое индусов бросились на Нагеля и Верндта и связали им руки. Те не сопротивлялись.

— На верх! — указала женщина.

Их повели бесконечным корридором, постепенно поднимавшимся кверху. Наконец они дошли до двери, выходившей на веранду, заделанную решетками. Отсюда открывался вид на широкую арену. Три большие террасы из белоснежного камня, сверкавшего на солнце, спускались кругами, как в цирке. Каждый из внутренних кругов был меньше предыдущего. Во многих местах каждой из трех арен видны были продолговатые углубления — и больше ничего. На голом камне сидели, нахохлившись, фантастические птицы… гигантские птицы, с отвратительными, длинными шеями.

По знаку, стража удалилась.

Нагель с интересом смотрел на эту безнадежную, наводящую ужас, картину. Точно город мертвых, где исчезла всякая жизнь.

— Ты знаешь, где вы находитесь? — спросила индуска Верндта. Он спокойно смотрел на нее.

— Да, Малабар Хиль. В Башнях Молчания.

— Ах! — удивленно вырвалось у нее.

Нагель щелкнул языком, точно отгадал, наконец, загадку.

— Так вот, что это было! А я никак не мог вспомнить, где это я видел этот старый каменный ящик. Я, ведь, должен был видеть его в альбоме Бомбея.

Повелительница индусов злобно спросила его.

— Так ты, значит, знаешь, что вас ждет?

Нагель приветливо улыбнулся ей.

— Конечно, прекрасная женщина. Ты, прежде всего, снимешь с нас эти грязные веревки, потом хорошенько накормишь нас, потому что я страшно хочу есть. А потом ты привезешь нас обратно в Бенарес на аэроплане…

Лицо ее изменилось, точно от удара хлыста, рука сжала револьвер. Но она тотчас же овладела собой.

— Ты хочешь меня раздразнить, чтобы скорее умереть. Ты знаешь, где ты сейчас, но ты никогда не видел внутренности этого здания. Оно называется Башнями Молчания. Парсы приносят сюда своих мертвецов и отдают их голодным коршунам, чтобы трупы не оскверняли священные стихии — землю, воду, огонь и воздух…

— Славные птицы! — спокойно кивнул Нагель в сторону арены.

Человек с головой коршуна злобно посмотрел на него. Индуска проговорила:

— Они ждут вас!

У стены, под ними, заскрипел песок. Железная дверь с шумом захлопнулась. Два смуглых человека несли длинные носилки. Их сопровождали еще два индуса в перчатках и с длинными баграми в руках. По знаку, носильщики опустили ношу на песок. Одним движением откинули они с носилок холст, закрывавший их. На носилках лежало белое, безжизненное тело мужчины. Верндт невольно вздрогнул. Он узнал покойника.

— Думаску! — удивленно воскликнул Нагель, — Думаску умер?

Индуска злобно кивнула головой.

— Да, Думаску! Какая-то неизвестная сила освободила его от моей власти. Сумасшедший явился в Бенарес, чтобы убить меня. Пусть несет наказание за это!

— Он не умер?

— Нет. Только одурманен…

Нагель стал серьезен.

— И ты хочешь..?

Она молча отвернулась. Лицо ее точно окаменело. Носильщики снова подняли носилки и несли их по песку к противоположной стене. Они остановились перед одним из углублений. Сопровождавшие их подняли багры, неприятно блеснувшие на солнце. Быстрым движением опустились они на Думаску. Его белое тело поднялось на воздух, потом неподвижно легло в продолговатой открытой могиле. Люди торопливо ушли, не оглядываясь.

— Сатана! — заскрипел зубами Верндт, — Ты не сделаешь этого!

Она не отвечала… С тамариндовых деревьев медленно поднялись, шурша крыльями, птицы. Тяжело хлопали крылья, отбрасывая широкие тени, длинные шеи были вытянуты вперед, отвратительные головы склонялись к земле…

— Славные птицы! — насмешливо повторила индуска, взглянув на коршунов. В Нагеле закипела кровь. Он, как сумасшедший, стал разрывать свои веревки. Они только разрезали его тело до крови. Человек с головой коршуна, как в тисках, сжимал руки Верндта.

Страшные птицы описывали круги по цирку, с каждой спиралью приближаясь к жертве. Медленно, медленно опускались они на белеющее тело. 15 метров… 10… 5… 3… 2… 1… И вдруг с резкими криками по отвесной линии упали они на свою добычу.

В черном клубке отвратительных птиц долгие минуты продолжалась борьба. Взмахивали крылья, высоко поднимались тучи пыли…

Взгляды всех впились в открытую могилу на арене… и вдруг Верндт закрыл глаза… Душу раздирающий крик резко прозвучал в воздухе… Предсмертный крик человека… жуткий, ужасный крик, потрясающий нервы… Потом последовал ответ на него: пронзительное каркание, звуки чего-то разрывающегося, ломающегося, захлебывающееся чавканье…

Нагель в ужасе закрыл глаза. Верндт стоял бледный и неподвижный, узкое лицо его было точно отлито из бронзы. Человек с головой коршуна крепко держал сзади его руки. Коршуны все еще боролись на песке… все еще, без конца… Жуть становилась почти невыносимой. Минуты казались пленникам вечностью.

Наконец, над могилой поднялись большие тени, — сначала один, за ним другие, покачиваясь на огромных крыльях, медленно стали улетать коршуны.

— …6, — 7, — 8, — 10…. — считал Нагель. Он недоверчиво раскрыл глаза. Точно просыпаясь от сна. Какая-то страшная сила приковывала его глаза к арене. Все новые и новые коршуны, насытившись, слетали на стены. Жгучий песок вокруг одинокой могилы сверкал, разрытый в борьбе… Тела Думаску нигде не было видно. Кое-где вокруг могилы лежали белые, лишенные мяса, блестевшие на солице, кости. Вокруг них вились вороны…

Индуска прислонилась к решетке. Она наблюдала, прищурив глаза, за впечатлением, произведенным всей этой сценой на пленников. По ее знаку, Оссун выпустил руки Верндта. Он не удостоил ее ни одним взглядом. Только мускулы его лица нервно двигались. Нагель едва сдерживал злобу, на висках его надулись жилы.

Индуска одним движением очутилась лицом к лицу с ними.

— Вы видели, что вас ожидает? Я предлагаю тебе еще раз выбор, Вальтер Верндт. Служи мне и открой мне одной тайну, или же разделите участь этого сумасшедшего, осмелившегося ослушаться меня. Ваша жизнь теперь в моих руках.

Верндт снова высоко поднял голову. Его орлиный взгляд заставил женщину побледнеть и опустить глаза.

— Наша жизнь не зависит от низких убийц. Если бы целью моей жизни была судьба, которую ты мне предлагаешь, то задача моя не стоила бы ни одного моего вздоха.

Она бросилась на него, как разъяренный зверь.

— Сумасшедший! Теперь… теперь… ты еще упрямишься! Гляди на этих коршунов! Они ждут вас. Один мой знак — и вас уведут в подвал, откуда вы выйдете только для смерти.

Он с молчаливым презрением повернулся к ней спиной. Такой ответ вывел ее окончательно из себя.

— Вон! — закричала она в бешенстве. — К коршунам его!

Ее слова кончились криком. Вдруг Нагель, наклонив вперед голову, бросился на Оссуна. Парс отлетел назад, точно мячик. Его волосатые руки в ужасе старались ухватиться за что нибудь. Потом, перевернувшись в воздухе, он слетел вниз, в цирк, и лежал там без движения.

Нагель так рвал свои веревки, что жилы на его руках надулись.

— Животное! Теперь тебя…! — дико хрипел он, — теперь тебя… только освобожу руку!..

Но больше ему ничего не удалось сделать. Четверо чернокожих ворвались в дверь и оттолкнули его из всех сил вниз.

Верндт спокойно вошел в подвал.

Нагель прислонился к стене, тяжело дыша.

С нечеловеческим усилием вытащил он окровавленную руку из разрезывавших ее веревок. Он прыгнул на индуску, как кошка. Быстрым движением вырвал он у нее из-за пояса кинжал. Чернокожий слуга бросился между ними. Сталь вонзилась ему глубоко в грудь. Когда Нагель поднял взгляд, он увидел оба револьвера индуски, угрожающе поднятые на него. Резким движением головы приказала она чернокожим отступить. Они встали у выхода, с кинжалами в руках.

— Так! Так, молодой лев! — насмешливо произнесла она. — Защищайся, не то коршуны, славные птицы, заживо выклюют тебе глаза. Парсы отдают коршунам своих мертвецов, чтобы не осквернять землю, воздух, воду и огонь. Вы, христианские собаки, недостойны такого погребения. От ваших мертвых тел будет тошнить коршунов. Они разорвут вас заживо. Вы будете в полном сознании, но от ужаса вам будет делаться дурно. А, молодой сорви-голова, ты думаешь теперь как бы убежать отсюда. Но, ведь, вы же герои и радуетесь смерти. И вы насладитесь ею в полном сознании. Через пять минут вы услышите легкое шипение. Оно будет выходить из труб и из тех отверстий в стене. Вы, увидите, как медленно, но неотступно от стен будет отделяться и наполнять ваш подвал белый газ… одурманивающий газ… Он будет душить вас, парализовать биение вашего сердца, члены ваши отяжелеют… только мозг будет еще работать… Вас вынесут отсюда и оставят на арене… Коршуны начнут летать над вами, вы увидите, как они опускаются… медленно, медленно… Глаза ваши остынут от ужаса… Вы видите шеи коршунов, их раскрывающиеся клювы… готовые вонзиться вам в глаза… Вспомните тогда Повелительницу Индии и ее месть! Начинаешь ли ты бояться моей любви, великий изследователь? Ведь, ты такой умный… так сумей же спастись от наказания женщины, которую ты так презираешь!..

Верндт смотрел на нее не двигаясь.

— Мне не нужно спасаться, потому что ты не посмеешь этого сделать. Со мною умрет и разгадка тайны. Цель твоя, — не моя смерть, а разгадка.

Злобная улыбка исказила ее лицо.

— Ты так думаешь, мудрец? А что, если я без тебя найду эту разгадку? Что, если ты доверил свою тайну женщине, которая выдала ее мне?

Нагель широко открытыми глазами смотрел на Верндта, сердце его перестало биться. Сам Верндт тоже был испуган.

— Такой женщины, которая выдала бы мою тайну — нет, — твердо произнес он, преодолевая волнение.

— Даже под гипнозом? Если женщину похищают и выспрашивают во сне?

Она снова подняла револьвер. Нагель приготовился к прыжку. Комната закружилась перед ним, он с трудом переводил дыхание.

Она с усмешкой взглянула на свои часы.

— Через пять минут… Ты отверг мою любовь и презрел волю Брамы. Теперь вас уже ничто не спасет. Вспомни обо мне, когда увидишь над собой коршунов!

Железная дверь со звоном захлопнулась. Раздалось эхо… продолжительное. жуткое…

Одним взмахом кинжала разрезал Нагель веревку на левой руке, потом упали на землю и веревки Верндта. Инженер стоял без движений. Все его мысли были направлены к выходу из трудного положения. Нагель ударил по стене.

— Вы думаете, что она исполнит свою угрозу?

— Надеюсь, что нет. Ее цель — метеор, а не я. Она ограбит себя, если убьет меня, даже, если ей известны предыдущие опыты. Она, конечно, все еще надеется, что я ей покорюсь и поэтому…

Он замолчал и прислушался. Через стену прорвалось журчание и послышался легкий треск. Из отверстий в стене, близко от пола, стали появляться и подниматься кверху маленькие струйки. Потом струи стали гуще и быстро начали наполнять помещение…

— Газ… газ!.. — испуганно воскликнул Нагель. — Животное! Взгляните!..

Верндт подскочил к стене. Быстрым движенем скинул он лабораторный халат, который все еще был на нем, и, разрывая его на полосы, стал затыкать ими дыры. Нагель торопливо помогал ему. На мгновение приток газа остановился. Потом еще сильнее стал вырываться из других отверстий. Толстые белые полосы тянулись по подвалу. Верндт с ужасом смотрел на них. Он работал молча, с отчаянием… Вопрос шел о жизни… теперь он знал это наверно. Этот газ был ему знаком. Еще несколько минут — и подвал будет заполнен им. Приторный запах быстро распространялся. Уже половина халата была использована, руки лихорадочно действовали. Десятки отверстий были заткнуты, а приток газа не прекращался. Но вот он стал слабее… слабее. Верндт сразу заткнул три, четыре отверстия, и огляделся…

— Помогает! Помогает! — торжествовал Нагель.

И вдруг сильнее прежнего зашипело и затрещало. Десять, пятнадцать комков, сделанных из халата, вылетели с шумом из стен как пробки из бутылок с шампанским… за ними другие… много…

Верндт в отчаянии обернулся. Густые, белые клубы врывались из стен и с потолка. Со всех четырех сторон струился светящийся белый газ. У Нагеля слегка закружилась голова. У него сделался приступ кашля.

— Мы погибли, — задыхался он и стал снова инстинктивно разрывать халат. Но руки его опустились… спасения больше не было. Клубы газа начинали душить его. В диком отчаянии тряхнул Нагель халатом.

— Учитель! Не может быть… что настал конец…

Припадок кашля прервал его. Он уронил на пол халат. Из кармана его выпала узкая трубочка и звякнула, покатившись по полу…

Верндт быстро схватил ее.

— Реактивное стекло… метеор…, — сказал он вдруг с железным спокойствием. — Ужасное вещество в первой стадии, в чистом виде…

Он мучительно напряг мысли. Они мчались в мозгу, как в огне, чуя спасение… и должны были найти это спасение… должны были…

— Насмешка! Насмешка! — застонал Нагель. В такую минуту это стекло… это дьявольское вещество… так близко у цели и такой конец…

Верндт прижал к вискам кулаки.

— Одну минуту, великий боже, одну минуту, одну только минуту, чтобы я сообразил… одну минуту!

Слова его звучали, как крик отчаяния. Кашель прервал их и Верндт покачнулся.

— Нагель, — застонал он, борясь с клубами газа. — Подержите минутку стекло!.. Пока я соображу… пока я соображу… я уже начинаю понимать…

Нагель почти не слышал его. Кровь, стуча, прилила к его вискам. Сердце билось громко и болезненно. Его трясло в бурном порыве злобы и отчаяния.

— Проклятое вещество! — воскликнул он… — к чорту тебя…

И вдруг с противоположного конца комнаты, из клубов дыма, послышалось радостное восклицание:

— Спасены! Открыть стекло!.. Направить его!.. Ради бога, только открыть…

Нагель уже не понимал слов Верндта. Не владея собой, не сознавая своих поступков, побрел он, покачиваясь, через комнату. Он держал стекло в правой руке и серебристая трубочка безучастно поблескивала. Нагель злобно сорвал платиновый чехол. Он стукнулся об стену.

Собрав последние силы, Нагель вытащил резиновую пробку, потом сделал дикий, звериный прыжок…

Препарат в стекле засиял, как огненная горошина, и от него стали исходить яркие лучи. Трубочка невыносимо накалилась, на пальцах Нагеля вскочили от ожога большие волдыри. С криком боли выпустил он стекляную трубочку… Она упала на грязные камни, разлетаясь на бесчисленные обломки. Крошечные шарики ртути покатились к стенам, оставляя на полу сверкающие полоски. Быстро поднялся и расползся зеленоватый, флуоресцирующий туман… Точно рука, проник он в белые клубы газа. И эта рука стала тянуть к полу узкие полосы газа, крутившиеся и сталкивавшиеся, — тянула их, точно к магниту, к втягивавшему их насосу… Все яснее образовывались ленты газа, похожие на пляшущие лучи. Они постоянно меняли окруску, из белых превращаясь в темные, потом начинали пламенеть и неожиданно вспыхивали зеленым огнем…

Нагель прижал руку к губам. Боль ожогов постепенно утихала. Он теперь заметил странные зеленые звезды исчезавшего газа. Он вопросительно взглянул на Верндта.

Инженер стоял посреди комнаты с выражением радости в глазах, прижав руку к сердцу.

— Это эврика — нигилий… вещество в себе! — произнес он.

— Это спасение? — нерешительно спросил Нагель.

Верндт крепко пожал ему руку.

— Спасение и отгадка! Я нашел ее сейчас!

Он указал на пол, на сверкавшие шарики. Они всасывали в себя газ, точно вампиры, превращались в капли, в сборные молекулы, как хорошенькие мячики, притягивали к земле ядовитые нити газа. Фигуры мужчин поднимались теперь над легкими белыми облаками. Все быстрее и быстрее опускалась книзу завеса. Точно в водомере, сразу, на сантиметры, спадая вниз… Облака опускались от головы к плечам, к бедрам, и ниже — к коленям, к щиколотке.

С невыразимым наслаждением вдохнули пленники свежий воздух, удивительно освежавший легкие. Газ поднимался над землей не выше, чем на сантиметр, и, наконец, распался, как угасающая пыль…

— Сверкание прекратилось, — сказал Верндт.

— Как от выстрела рассеивается порох. Загадкам метеора нет конца.

— Загадок больше нет! Теперь все ясно. Звенья цепи соединены. Я все вижу теперь… я вижу конец…

Нагель ожил.

— Так пусть же приходят теперь эти убийцы и коршуны! Мы должны освободиться во что бы то ни стало!

От стен потянуло свежим воздухом.

— А! — произнес Вернд. — Дело идет к развязке.

— Каким образом?

— Разве вы не чувствуете это дуновение? К нам впускают свежий воздух. Все великолепно устроено. Думают, что мы одурманены и очищают помещение от ядовитого газа. Внизу действует, очевидно, какая-то система насосов. Смотрите, теперь ясно видно, как наверху вливается свежий воздух. Очевидно, к нам скоро войдут… чтобы унести отсюда…

— Пусть войдут! — заскрипел зубами Нагель. — Теперь наши руки свободны и у меня есть кинжал.

Инженер с сомнением покачал головой.

— Опасность слишком велика. Нас или поборят или захлопнут дверь и оставят умирать с голоду.

— Чорт возьми! — заворчал Нагель. — Но что же делать? Нам нужно выбраться во что бы ни стало!

— Надо лечь, притвориться одурманенными, дать себя вынести и, когда я крикну «готово», вскочить и быстрее бежать, пока носильщикам не придут на помощь.

С быстротой молнии бросились оба на пол. Они сделали это как раз во время. За дверью зазвенел засов. Потом дверь открылась. Торопливо вошла повелительница индусов. Она была одна. Закрыв за собой дверь, она прошла к лежавшим на земле и склонилась над Верндтом. Что-то в нем привело ее в замешательство.

— Он дышет! — удивленно воскликнула она. Быстрым движением разорвала она у него на груди платье, склонила ухо… и вдруг испуганно привскочила. Руки Верндта охватили ее, как железным кольцом, и тянули книзу. Мгновения она боролась, точно пантера, в этих мучительных объятьях, потом упала перед Верндтом с прерывисто дышащей грудью и закрытыми глазами.

— Что делать с этим животным? — серьезно спросил Нагель. Перед его глазами встала отвратительная картина смерти Думаску. — Эта змея не должна жить и губить людей.

Верндт не отвечал.

Индуска вдруг широко открыла глаза. Взгляд жгучей ненависти встретился со взглядом инженера.

— Убей меня! — зашипела она. — Ты в союзе с шайтаном, если еще жив!

Он отвернулся.

— Этот демон останется жив? — вырвалось у Нагеля. Он в первый раз не понимал учителя.

Верндт поднял оружие лежавшей индуски и быстро пошел к выходу.

— Наше время придет еще, Нагель! Идемте.

Точно под ударом хлыста, вскочила индуска.

— Еще минутку, мудрый человек, — резким голосом вскричала она. — Твое высокомерие мне обиднее твоей ненависти. Но оно уже теперь лишнее. Ты все же проиграл, несмотря на всю свою мудрость. Ты думаешь, что вернешься, как ни в чем не бывало, в свой город Верндта, в лабораторию, к твоему последнему обломку метеора?. Так беги же, торопись! Внизу у Малабар Хиль стоят автомобили, на вокзале ждет скорый поезд. Если тебе посчастливится, ты достанешь и аэроплан. Теперь десять часов. Ты можешь через шесть часов домчаться до Бенареса на самом быстром аэпроплане. А через четыре часа, в 2 часа 15 минут, профессор Кахин нажмет в твоей лаборатории на кнопку, управляющую твоими электрическими токами. В 2 часа 15 минут он начнет тот решающий опыт, который ты подготовил до того, как был похищен. Так же точно, как при твоем последнем опыте…

— Вон отсюда! — вырвалось у него. — Вон… пока не поздно!.. Это не должно случиться…

Он с невероятной силой толкнул дверь и выбежал из подвала. Нагель следовала за ним по пятам.

Как гончая, мчался Верндт по лабиринту темных корридоров. Точно инстинкт гнал его по верному пути. Нагель едва поспевал за ним с кинжалом в руке. Дорога вела через просторные подвалы и перед беглецами неожиданно оказались две лестницы. Верндт не долго медлил и большими скачками стал подниматься по правой. Она упиралась в железную дверь. Он толкнул ее и в то же мгновение навстречу ему бросились с криком трое, четверо, пять индусов. Нагель уже увидел их и вонзил свой кинжал в сердце первого из индусов. Он с глухим стоном упал на землю. Верндт быстро выпустил все пули из револьвера индуски и отбросил его в сторону. Он схватил двух темнокожих за горло, точно детей. С невероятной силой, которой Нагель в нем и не подозревал, душил он обоих, как собак. Лица их посинели, глаза выскакивали из орбит. Он ударил их кулаками в виски. Они лежали, как мертвые. Нагель схватил последнего. Тот умолял его о помиловании. Удар отбросил его назад. Нагель окинул комнату быстрым взглядом. Это, вероятно, было помещение для стражи. Люди играли в кости. На столе лежала пригоршня денег и открытый кошелек. Он схватил кошелек. Это был его собственный, выкраденный у него. Потом Нагель опять помчался вслед за Верндтом. Он уже был далеко за дверями и бежал по мосту. Чернокожий великан преградил ему путь, широко расставив руки. Верндт помедлил только мгновение и побежал на человека, точно тот был тенью. Со всего розмаха, как бык, он ударил его головой в живот. Великан закричал, покачнулся и упал с моста в воду. Тремя прыжками Нагель догнал Верндта. Лицо инженера было искажено волнением. Ассистент никогда еще не видел его в таком состоянии. Дикий огонь горел в его глазах. Как сумасшедший, мчался он через парк к городу. На углу стоял пустой автомобиль.

— К аэропланному парку! — коротко крикнул Еерндт, прыгая в автомобиль. Он едва дождался Нагеля. Автомобиль летел полным ходом к гавани. На плацу парка стоял еще английский аэроплан. Верндт на ходу выскочил из автомобиля и подбежал к нему. Воздушный возница стоял, точно столб, у аэроплана и равнодушно слушал крик Верндта.

— Бенарес? Бенарес? — Невозможно. Я должен в два часа снова быть здесь. У меня есть другие поездки.

— Берите и двигайтесь живее! — в отчаянии крикнул Нагель, протягивая ему кошелек. Но человек отмахнулся и пошел к гавани.

— Раньше четырех не могу. Ни за какие деньги!

Верндт, казалось, готов был задушить его. Не успел человек опомниться, как инженер уже очутился на аэроплане. Мотор зашумел.

— Стой! — закричал пилот и побежал за аэропланом. Но было поздно. Узкая доска, брошенная Нагелем, ударила его по ногам, за ней последовал кошелек. Человек упал с криком, а Нагель вскочил, как кошка, на уже отделявшийся от земли аэроплан. И они помчались над крышами Бомбея.

Верндт сидел у руля, вытянув вперед шею. Он был весь напряжение, железное спокойствие. Только в глазах его застыл крик ужаса…

Аэроплан был новейшего типа и мчался с исключительной быстротой. И все же он был колодой по сравнению с «Соколом» Верндта, сыном того аэроплана, на котором он и его спутники в течение недель ожидали страшного падения метеора. Измеритель скорости пожирал метры. Верндт считал минуты и все ускорял темп.

— 11 часов 2 минуты, — сказал он, немного спустя. Это было первое слово, произнесенное им. Он заметил вопросительный взгляд друга.

— Будет ужасно, если нам не удастся. Надо сделать все возможное…

Нагель думал, что понимает чувства Верндта и старался найти утешительные слова. На карту была поставлена вся слава решительного опыта. Все было подготовлено, жатва созрела и другие теперь хотели хищнически собрать плоды.

— Кахин не справится с этим, — успокоительно сказал он. — У Верндта не могут так легко похитить славу! Весь мир узнает, что вас обокрали и что разгадку нашли вы.

Верндт поднял бледное лицо. Он смотрел на Нагеля непонимающим взглядом.

— Слава? Разгадка? 59 грамм радия, тория и полония будут напрасно уничтожены. Миллиарды киловат электрической энергии — к его услугам. Весь последний, самый большой осколок метеора — в его распоряжении. Кахин будет действовать по последнему способу, который узнали во сне от фрау Мабель. Он будет нагревать камень, концентрировать на нем мои токи. Всеми этими силами метеор будет заряжен до последней степени. Сильнейшие эманации радиоактивных элементов повысят страшным образом действие на метеор. Радий, торий, полоний приведут к превращению, к уничтожению. Свет потухнет, жара усилится — его бледное лицо вдруг загорелось, — но на этот раз все не будет происходить так медленно, целые минуты и секунды..! Сила токов, излучение огромного количества радиоактивных веществ дадут такие результаты, что все прежние покажутся детской игрой. Уничтожение — есть разгадка тайны создания. Только тогда удастся из смерти материи вызвать новую жизнь, — в такую же десятитысячную часть секунды — только тогда удастся последнее: созидание. Чтобы добиться этого, надо было на этот раз поступить обратно тому, как мы действовали до сих пор. Вентилятор в куполе надо закрыть, а не открыть. Жара должна дойти до такой степени, чтобы человек не мог бы переносить ее даже в скафандре и стальном шкафу. Весь опыт должен был производиться не в самой лаборатории, а в расстоянии километров от нее, посредством электрических кабелей. Я как раз хотел вам объяснить принцип измененного метода, когда на нас напали. Повторение прежнего способа немыслимо при целом камне и с этим множеством радиоактивных веществ: опыту не хватает самого важного: слияния уничтожения и рождения, соединения актов превращения в одном и том же мгновении…

Глаза Нагеля становились все серьезнее и в них отразился ужас. Страшное предчувствие заставило его сердце безумно забиться.

— А если Кахин всего этого не знает и начнет опыт по старому способу? Тогда…

Инженер склонился над рулем. Он отчеканил, стиснув зубы:

— Тогда «Нигилий», как я его назвал, в десятитысячную часть секунды, когда Кахин нажмет рычаг, управляющий токами, — впитает в себя радиосилы многих миллиардов вольт и разнесет на миллиарды тел метеор, лабораторию и все, что в ней есть живого и мертвого. Все наши надежды распылятся в мировом пространстве…

Со все усиливавшимся внутренним беспокойством встала Мабель со стула и прошлась по комнате. От окна к двери, от двери к окну. Высокие, стоячие часы пробили одиннадцать. Это еще усилило ее страх. Вчера вечером Верндт и ее муж покинули виллу, чтобы начать последний опыт. Инженер, заметивший ее страх, уверил ее, что опыт совершенно безопасен даже в случае неудачи. Но почему же они не возвращались? Она терпеливо ожидала их всю ночь и задремала только к утру, измученная сомнениями и слезами. Она проснулась с криком ужаса. И все же не было причин так беспокоиться. На каждый запрос в город Верндта получался ответ, что все в порядке. Но почему она так страдала? Муж ее проводил не первую ночь в городе Верндта. И она всегда бывала спокойна. Откуда теперь этот страх? Она ничего не понимала, бранила себя за нервы и брала в руки книгу. Но Мабель не могла уже больше владеть собой. Она решительно взялась за раковину радиотелефона и вызвала лабораторию, не смотря на то, что Верндт не любил этого. Прошло много времени, пока послышался ответ.

— Алло! — услышала она, наконец. — Кто говорит?

Вопрос удивил Мабель. Ведь муж ее знал, что говорить с ним могла только она. Но она была слишком взволнована и сердце ее громко стучало.

— Вернер, это ты? — торопливо спросила она.

Ей показалось, что она слышит шопот.

— Да… в чем дело? — последовал ответ. Голос показался ей чужим.

— Вернер? — спросила она еще раз.

— Да, да, — ответил нетерпеливо голос. — Так говори же… в чем дело?

— У тебя такой странный голос…

— Это в связи с нашим опытом. Я объясню тебе потом.

— Я так беспокоюсь за тебя. Я ждала тебя всю ночь…

Ей опять показалось, что она слышит второй голос.

— Мы только что кончили, — услышала она снова.

Горячая волна радости залила ее сердце.

— Вам удался опыт?

— Совершенно. Пожалуйста, приезжай сейчас. Ты все увидишь.

— Еду! — обрадовалась она. — Послушай, Вернер, скажи только… да?.. Вернер? Алло!.. Разъединил! — сказала она разочарованно.

Минуту она стояла в нерешимости. Как изменил аппарат его голос! Это произошло из-за опыта? Удивительно. Не только звук голоса был искаженный, чужой, но произношение, манера говорить, все. Беспокойство вдруг еще сильнее охватило ее.

Мабель поспешно вышла во двор и прошла в ангар. Маленького аэроплана ее мужа там не было. За то впереди стоял новый «Сокол» Верндта. Она вытащила его из-под навеса. Легкий, точно перышко, аппарат был в ее руках, как игрушка. Прозрачные крылья сверкали в лучах солнца. Они меняли цвет, как хамелеон. В воздухе они были почти невидимы, благодаря своим зеркалам. Точно играя, едва слышно зажужжал мотор, и аэроплан полетел по направлению к городу Верндта.

С жуткой быстротой мчался «Сокол». Уже несколько минут спустя, Мабель снизилась у главной башни. Аэроплан стоял, трепеща, как прекрасная стрекоза. Мабель со вздохом облегчения убедилась, что среднее строение цело. Очевидно, все было в порядке. Ей даже стало стыдно своего страха. Вернер будет ее бранить. Она уже не спеша поднялась по лестнице в комнату перед лабораторией, где ученые переодевались. При входе она сейчас же увидела дон Эбро. Он стоял перед огромными часами в углу и заводил их, чтобы снова пустить в ход. Она остановилась. Его верное лицо из дубленой кожи было ей приветствием. Оно вернуло ей потерянное спокойствие.

— С добрым утром! — громко сказала она.

Эбро испуганно обернулся. Он только сейчас заметил Мабель. Эбро инстинктивно толкнул гирю прежде, чем спрыгнул со стула.

— С добрым утром, sennora.

Его большие глаза засияли навстречу госпоже.

— Все в порядке? Да? Где сейчас мой муж?

— Господа должны еще быть в лаборатории. Первая комната все еще заперта. Я здесь уже два часа.

— Гм, — произнесла она недоверчиво. — Во всяком случае, они уже готовы. Я говорила с мужем по радио. Он просил меня приехать.

— Опыт удался? — спросил он с интересом.

Она радостно кивнула.

— Я постучусь к ним.

Она нажала ручку двери в соседнюю комнату. Дверь была заперта. Обеспокоенная, Мабель постучалась. Она услышала шаги и в то же мгновение дверь открылась. Мабель отшатнулась. Перед ней был совершенно незнакомый человек с седой бородой и взъерошенными волосами. За ним стоял второй человек гигантского роста.

— Вам нечего бояться, миссис, если вы будете слушаться, — сказал седой. Она тотчас же узнала голос, говоривший с ней по радиотелефону.

— Кто вы? Что вам нужно? — крикнула она в ответ.

— Убирайся вон! — сказал его черный спутник, отталкивая подскочившего к ней на помощь Эбро. Он запер дверь, ведущую вниз, и быстро спрятал ключ в карман.

Старший смотрел на Мабель взглядом, полным жалости.

— Мне очень жаль, миссис, что я должен вас побеспокоить. Вы позднее узнаете, кто я. Я коллега Верндта. Я говорю с госпожей Нагель, не так ли?

Она не обратила внимания на его вопрос.

— Мой муж в лаборатории?

— Ваш муж и доктор Верндт увезены вчера перед опытом в другое место.

Он заметил ее испуг.

— Что хотят с ними сделать? Кто напал на них?

— Мы действуем по поручению свыше. Мне было очень неприятно. Я так ценю Верндта. Я уверен, что они в безопасном месте и что ничего плохого с ними не случится.

— Где они? Я хочу…

— Я искренно сожалею, что не могу исполнить вашего желания. Их увезли на аэроплане. Местопребывание их мне неизвестно. Как только будет окончена моя задача…

Она вздрогнула.

— Что вы хотите сделать?

— Вы видите, миссис, я совершенно откровенен с вами. В 2 часа 15 минут я должен закончить в лаборатории маленький опыт…

— Преступник! — вся вспыхнула она.

Он слегка смутился и опустил глаза.

— Я делаю это, конечно, не из тщеславия. Но Верндт пошел против Повелительницы…

Он вдруг замолчал, точно боясь сказать слишком много.

— Я хочу к мужу! — беспомощно сказала она.

Он с сожалением передернул плечами.

— Мне очень жаль, но это невозможно. Я должен, наоборот, попросить вас не выходить из этой комнаты. И этого человека тоже. В 2 часа 15 минут начнется мой опыт. Он не будет долго продолжаться. Но я не могу вас выпустить, пока он не кончится. Я запру вас обоих в этой комнате…

Он быстрым прыжком бросился к двери. Эбро схватил железный крюк и замахнулся на него. Лицо женщины горело возмущением и злобой.

— Негодяй! — заревел Эбро. — Несчастная жаба, ты смеешь мою госпожу…

В то же мгновение его оттащили назад. Второй из незнакомцев крепко обхватил его и, точно куклу, отбросил в угол комнаты.

Напрасно старался Эбро встать. Он опять со стоном опустился на пол, а черноволосый атлет спокойно взял болт, выпавший из рук Эбро, и легко и небрежно стал балансировать им. Потом согнул железную палку, как хлыстик…

Седой человек снова подошел ближе.

— Вы видите, что сопротивление не ведет ни к чему. Мне было бы жаль употребить силу. Мне приказано не выпускать вас отсюда. До 2 часов 15 минут осталось уже немного времени. После опыта вы будете свободны. Но до тех пор…

Он не договорил последней фразы. Отвесив низкий поклон, он удалился вместе со своим спутником в лабораторию. Мабель услышала, как заперли изнутри дверь.

Мысли путались в голове молодой женщины. Теперь она знала причину своих страхов. Ее муж и Верндт были в большой опасности. Она вспоминала угрожающие письма, вспоминала о похищениях и записках, о которых ей рассказывал Верндт. Не зная, что предпринять, она в отчаянии ломала руки. Бежать было невозможно: двери были заперты, окна закрыты решетками. Взгляд ее упал на Эбро. Он лежал на полу и тихо стонал. Мабель опустилась перед ним на колени и заглянула ему в лицо. Он попробовал улыбнуться.

— Ничего… ничего плохого, sennora. У меня, верно, сломано ребра два, больше ничего. Это мне немножко мешает, но это ничего.

Собрав всю силу воли, он попробовал выпрямиться. Ему это удалось с трудом, и она поддержала его спину.

— Сядьте! — уговаривала она. — Не имеет смысла так себя мучить.

Он послушно прислонился к стене.

— Наш господин… наш господин! — жалобно бормотал он.

Мабель прошлась по комнате. В 2 часа 15 мин. начнут незнакомцы опыт. Тогда она будет свободна. 2 часа 15 мин. Она хотела взглянуть на часы-браслет, но их не оказалось на руке. Она, верно, оставила их дома. В это мгновение большие часы в комнате пробили час. Она удивленно подняла голову. Уже так поздно? Но это очень обрадовало ее. Она скорее будет на свободе. Со вздохом облегчения подошла Мабель к слуге, чтобы как-нибудь помочь ему. Он получил несколько болезненных ушибов и одно ребро, видимо, было сломано в двух местах. Он пересилил боль и сел в кресло. Зубы его были сжаты, кожаное лицо стало неподвижно и непроницаемо, и только глаза вращались в орбитах.

— 2 часа 15, — преследовала Мабель все одна и та же мысль. Время тянулось так мучительно. 1 час. 40 минут, 50 минут… наконец! Она облегченно вздохнула, когда часы пробили два часа. Еще 15 минут. Она подошла к окну. Они были над землей, едва на высоте человеческого роста. Часы громко тикали. Стрелка едва ползла вниз.

— 2 часа 5 минут, — простонала Мабель. — Если бы у нас только была пила! Мы распилили бы решетку и убежали бы!

Эбро ударил себя по лбу.

— Ах, ты, осел! — выругал он себя. — У нас нет пилы, за то есть вон тот шкафчик на стене. В нем хранятся сильнейшие кислоты, которые работают быстрее пилы. И без шума.

Он с трудом встал и подошел к шкафику.

— Мне надо научиться ходить, — сказал он, — если я хочу бежать с вами.

Дело пошло уже лучше. Он делал болезненные гримасы, но члены уже повиновались ему. Он с особым вниманием выбрал кислоту.

— Вот эта будет годиться, — сказал он.

Мабель осторожно открыла окно. Эбро смочил железо решетки кислотой. Решетка сейчас же покраснела и Эбро дал ей высохнуть. Потом он изо всех сил ударил по ней кулаком. Она разлетелась, точно стекляная.

— Отлично! — похвалил он дело своих рук. — Но куски железа еще торчат со всех сторон. Нам надо удалить их, иначе мы не пролезем в окно.

Он снова вымазал кислотой остатки решетки.

Мабель бросила взгляд на стенные часы.

— 2 часа 12 минут, — эти двое, там, в лаборатории, начнут сейчас опыт. 2 часа 13 минут… — казалось, что время не двигается.

Ей стало невыразимо тяжело при мысли, как поступили с Верндтом. Преступно было преследовать человека, все переносившего ради своего дела, подвергавшегося опасностям, не спавшего ночей. Это останется преступлением даже тогда, если те двое в лаборатории ничего не добьются и не принесут особого вреда. 2 часа 14 минут… Решетка зазвенела.

Она приложила к двери ухо. Ей казалось, что она слышит шум. Голоса и шаги. Стрелка ползла… 30 секунд… 40 секунд… 50… Гонг! Ударили часы… 2 часа 15 минут… наконец-то! Но в лаборатории все было тихо… Она подошла к окну. Эбро закончил свою работу и проверял ширину.

Внутреннее беспокойство за мужа снова охватило ее.

— Скорей, скорей, пока нам не помешали! — Напрягая все силы, помогла она Эбро выбраться из окна. Вслед за ним выпрыгнула и она. Они добежали до караульни и в нескольких словах расказали все служащему.

— Нужно будет сейчас-же арестовать этих людей?

Она тороплива соображала.

— Нет, я думаю, будет лучше… да, они заперлись и должны быть заняты сейчас опытом. Может случиться несчастье, если к ним ворвутся люди. Эти излучения, газы… — может произойти взрыв. Мы уже не можем помешать их опыту, а без Верндта они все равно ничего не добьются… Лучше всего будет…

— Мы окружим строение сотней людей. Потом заберем их, как только они выйдут. Сейчас же допросим их, что им там было нужно.

— Хорошо. Хорошо! — согласилась она. — Сделайте так. Самое главное теперь — найти Верндта и моего мужа.

— Можете вполне на меня положиться, — поторопился успокоить ее служащий. Он понимал, что предстоит случай отличиться. — Теперь уж преступники не скроются!

Успокоенная Мабель кивнула головой. Взгляд упал на ожидавший ее аэроплан Верндта — «Сокол». Не раздумывая, бросилась она к нему.

— Скорей! Скорей! — торопила она. Сокол поднялся, точно гонимый ветром.

— Куда? — спросил Эбро.

Во взгляде ее было беспокойство.

— Куда-нибудь… искать Верндта и моего мужа… мы должны их найти…

— Который час? — спросил Верндт, не отрывая глаз от мотора.

— 1 час 5 минут, — ответил Нагель. В руках у него были часы. — Успеем?

— В 10 часов 20 минут мы вылетели из Бомбея. Мы взяли самый прямой путь. Под нами сейчас горы Махадес. Мы уже перелетели Итарси и Хосхангабад. Этот вокзал над нами, наверху, Гадосвара, — половина пути по линии Бомбей-Бенарес. Нам понадобилось на это почти три часа. Большую скорость этот аэроплан не допускает…

Нагель беспомощно опустил часы.

— Другими словами, мы достигнем Бенареса раньше 4 часов.

Инженер мрачно смотрел перед собой.

— Если бы это был мой «Сокол»! Уж он то бы справился с этим расстоянием. Только он…

В его тоне была безнадежность и раздражение.

Наступило молчание. Тишину нарушал только резкий шум мотора. Внизу с грохотом промчался скорый поезд из Бенареса в Бомбей. По временам встречался какой-нибудь аэроплан.

— 1 час 20 минут. — механически произнес Нагель, нарушая молчание. Слова его прозвучали точно удары молота враждебной судьбы. Вдруг он вздрогнул и указал вниз. Далеко внизу появилась сверкающая картина города со множеством мечетей.

— Смотрите, учитель: Бенарес? — он был полон надежд.

Верндт устало покачал головой.

— Джабалпур — четыре шестых пути.

Вдруг Верндта что-то точно толкнуло. Стальные глаза засверкали. Он далеко высунулся и прислушался. Потом прижал руку к дрожащим губам и громко и резко свистнул. Это была трель, становившаяся все резче и выше.

Нагель тоже прислушался. В воздухе раздавалось своеобразное жужжание, точно над головой несся рой пчел.

— «Сокол»? — спросил он в недоумении.

Верндт еще прислушивался.

— Это он… это он! — ликующе вырвалось у него, наконец. — Он услышал меня… он приближается!

Верндт снова засвистел свою трель. И совершенно явственно прозвучал ответ — раз, другой… короткие свистки сирены. Но ничего еще не было видно.

— Его крылья делают его незаметным.

— Только бы они нас заметили.

Нагель выбросил далеко за борт флаг. Ветер развевал его. Проходили секунды — жужжание приближалось. Потом на аэроплан упала тень. Вынырнули узкие, прозрачные крылья, вертящийся пропеллер. Как стрела, подлетел к ним «Сокол». Из него высовывалось взволнованное лицо Мабель. Верндт торопливо замахал ей рукой.

— Снижаться! Снижаться! — заревел он изо всех сил. Аэропланы стрелой помчались вниз. «Сокол» ждал уже, когда подоспел Верндт. Большими прыжками бросились друзья от своего аэроплана к «Соколу». Фрау Мабель радостно обняла мужа. У испанца от удовольствия прыгали на лице складки. Верндт уже сидел у руля.

— Едем! Потом! — отвечал он на бурные вопросы Мабель.

«Сокол» помчался кверху, прорезая воздух.

— Вопрос в секундах!..

Держа левую руку на руле, он протянул правую Мабель.

— Благодарю вас! — произнес он коротко.

Ее мучили вопросы, заботы и страх, но он отклонил ее распросы.

— Мы были в плену… в Бомбее. Потом бежали. Остальное — позднее. Как вы-то попали сюда?

— Прямо из Бенареса. Я хотела искать вас в Нагнуре и в Хайдорабаде. Мне точно что-то подсказывало, куда лететь. Я свернула на лево от Джабалпура. Вдруг услышала свист. Сигнал «Сокола». А далеко внизу увидела ваш аэроплан…

— Откуда вы узнали, что с нами случилось?

Она рассказала, задыхаясь от волнения.

— Каналья! — возмущенно крикнул Нагель, когда она сообщила про насилия Кахина. Крепкое рукопожатие поблагодарило дон Эбро.

Верндт, повидимому, ждал от фрау Мабель еще какого-то важного сообщения. Она не замечала этого и вздрогнула, когда у него вырвался взволнованный вопрос.

— Вы приказали их сейчас же арестовать?

— Нет. Но главное здание окружено караулом. Те двое, ведь, заперлись. Я решила, что опасно врываться к ним во время опыта…

— Во время какого опыта? Он же начнется только в 2 часа 15 минут. Вы же сами сказали…

— Конечно! — торопливо кивнула она головой. — В 2 часа 15 минут я была еще там, в комнате…

— Как? — весь вспыхнул Верндт. — Сейчас еще только 1 час 40 минут. Так еще можно было…

На ее прекрасных глазах блеснули слезы. Его резкость оскорбляла ее, как несправедливость.

— Я смотрела на стенные часы. В комнате для переодевания.

Испанец быстро наклонился вперед.

— Стенные часы, sennora? — они еще не были поставлены… они стояли, я хотел переставить стрелку, когда вы вошли в комнату…

У Мабель перехватило дыхание.

— Так я могла им помешать, арестовать их!..

Верндт молча и безнадежно кивнул головой. Ему было невыносимо больно. Судьба била его ударами молота. Жестоко и насмешливо. Верндт равнодушно слушал объяснение Нагеля и видел отчаяние Мабель.

— Взорвется? Лаборатория, метеор, все, все?.. — крикнула она в ужасе и отчаянии.

— И все это я могла… — Она истерически зарыдала. Нагель гладил ее по голове. Он не находил слов утешения.

— Который час? — спросил Верндт.

— Час 50 минут.

— Мы над Ревой.

Тяжелое молчание царило в аэроплане, одиноко летевшем по воздуху. Верндт невольно вспомнил другую поезду на «Соколе». Те же пассажиры — нет только отца Мебель, профессора Картклифа. Верндта вдруг охватила сердечная жалость к неудаче Мабель. Храбрая женщина страдала, как и он, не по своей вине, а от ударов судьбы. Он обернулся и взял ее правую руку. — Не плачьте, Фрау Мабель, — сказал он сердечно. — Вы ни в чем не виноваты. Ваше распоряжение было бы правильным, если бы на самом деле было 2 часа. Вас поразила неожиданность, вы были перепуганы насилием, беспокоились за мужа и думали прежде всего о спасении его. Это было совершенно естественно.

Она с благодарностью взглянула на него сквозь слезы.

— Вы очень добры, учитель. Работа всей вашей жизни поставлена на карту, вопрос идет о том, будет ли разгадана тайна — а вы хотите утешить меня.

Он серьезно ответил.

— Будем мужественны и не надо терять надежды! Ваш муж был в большой опасности. Вы были в плену. Радуйтесь-же, фрау Мабель, что вы снова вместе.

Она крепко пожала ему руку и положила голову на плечо мужа.

Верндт сидел у руля с окаменелым лицом, пристально глядя вперед.

— Время? — громко спросил он.

— 2 часа 3 минуты.

Мускулы его лишь слегка вздрогнули.

— Нам не справиться! До Мирзапура нам надо 10 минут. Даже на «Соколе». Раньше 2 часов 20 минут нам не быть в Бенаресе. И то будет чудо!..

«Сокол» мчался дальше. Внизу вынырнул город. По мчавшимся мимо деревням, хижинам, светлым рельсам железной дороги, можно было судить о жуткой скорости, с которой летел «Сокол».

Нагель не спускал глаз с циферблата. Он хотел бы задержать биением своего сердца движение стрелок. Но стрелка все опускалась.

— 2 часа 10 минут! — мрачно заявил он.

Пронеслись первые башни Мирзапура. Верндт сидел неподвижно.

— «Сокол» летит божественно. Мы выиграли целые две минуты. И все же этого мало.

— 2 часа 12 минут! — Нагель выкрикивал свои числа, точно жалобы.

— 2 часа 13 минут!

На горизонте вырос сверкающий город с тысячами храмов и странными башнями… Поперек его рассекала блестящая лента реки.

— Ганг! — воскликнула Мабель. — Бенарес!

— 2 часа 14 минут! — послышалось, точно насмешка.

Все ближе и ближе был город, дома мчались им навстречу… 20 секунд… 25… 30 секунд… От Бенареса до города Верндта нужно еще пять минут.

Верндт не двигался. Горящими глазами смотрел он на сверкающие крыши. Первая башня пронеслась, как привидение.

— 40 секунд… 50 секунд…

Картина Бенареса вся точно сжалась, и впереди поднялась угрожающая тень, точно сама неумолимая судьба… Дымный город Верндта, маячивший в лучах солнца.

— 55… 57… 58… 59…

Видна была уже главная башня.

— 2 часа 15 минут! — болезненно воскликнул Верндт. Его глаза были широко открыты. Дрожащей рукой он указывал вдаль… Потом упал в обмороке у руля…

Он не почувствовал, как «Сокол» точно волной подбросило кверху. Ужасный взрыв сотряс землю. Точно удар молота упал на Бенарес, разбивая вдребезги стекла в окнах…

А там, над городом Верндта, поднялся туман, прорезываемый вспышками молнии. Сверкающая полоса круто поднялась над землей и исчезла в бесконечности неба…

Обморок Верндта продолжался всего несколько минут. Он вопросительно и удивленно открыл глаза. Над ним склонялось прекрасное лицо Мабель. Она положила его голову к себе на колени и терла ему виски ароматическим спиртом. Горячие слезы сверкали на ее глазах.

Он медленно поднялся. Жизнь возвращалась к нему, точно вливающийся поток. Взгляд его упал на Нагеля. Тот сидел у руля. Верндт сразу все вспомнил. Сердце его бурно билось. Он молча встал на ноги и крепко пожал руки Нагелю и Мабель. Они поняли, что он хотел им этим сказать. Никто не стыдился слез боли…

Верндт был теперь совершенно спокоен. Все разрешилось и уже не нужно было безумной гонки. Город Верндта лежал перед ним в развалинах. Башня исчезла. Там, где сверкало прежде здание лаборатории, был теперь хаос камней и железа. В земле зияла трещина, точно от землетрясения.

— Надо снизиться, — сказал он спокойно.

«Сокол» стал бесшумно скользить к земле и быстро приближался к месту разрушения. Среди развалин кишели тысячи людей. Увидев аэроплан, люди бросились ему навстречу с криками и жестами.

Верндт смотрел холодным взглядом на людей и дома. На лице его появилось выражение удивления.

На автомобиле подъехали несколько служащих и сделали доклад. Верндт слушал их молча.

— Много домов осталось в такой же сохранности, как этот?

— Три четверти города Верндта. Совершено уничтожено только главное здание, лаборатория. Обломки камня и железа, расбросанные по всему городу, — это части башни. Камни и земля, как дождь, стали падать на крыши и среди домов. Это было поразительно!

— Человеческие жизни?

— Убиты развалинами два индуса, четыре европейца и 18 индусов ранено.

— А стража, которой я приказала окружить главное здание? Эти 200 человек? — тревожно опросила Мабель. Техник заметил ее беспокойство.

— Ни один человек не ранен. Строение лаборатории, дожно быть, взлетело кверху, как свеча, как гигантский выстрел. Еще сейчас можно ясно различить воздушный столб. Нижнюю часть главного здания разорвало. Вероятно, от обратного удара. Сама же башня взлетела на невероятную высоту, по перпендикулярной линии, и обломки дождем попадали на землю.

— А индусы из стражи?

— Люди лежали на животах, шагах в ста. Надо было, чтобы их не заметили из главного здания. Вдруг перед ними взлетел огненный столб. В какую-нибудь десятитысячную часть секунды. Не успели они сообразить в чем дело, как все уже кончилось. Каменный дождь попадал на пригород. Они же отделались простым испугом. Это было поразительно! — повторил он снова.

Мабель облегченно вздохнула.

Верндт сделал знак автомобилю. Они поехали на главную площадь. Чем более они приближались, тем нормальнее становился вид улиц. Только на дороге лежали бесчисленные осколки стекол, да и то больше от окон верхних этажей.

Главное здание представляло собой кучу дымящихся камней и железа. Фундамент был разорван, как и лестница, и нижняя часть стены. Верхняя же часть постройки исчезла бесследно. Ни обломка, ничего, ничего не оставалось…

Все почтительно расступились, когда подъехал автомобиль Верндта. Собралось все население города и с говором теснилось вокруг места катастрофы. Впереди стояли европейцы-служащие, индусы залезли на деревья, крыши, и толпились на улицах. Вопросительные, испуганные и сочувственные взгляды встретили хозяина города Верндта, этого чужеземца, бога белых людей.

Инженер не произнес больше ни слова. Бронзовые черты его лица застыли в рамке кожаного шлема. Уверенным шагом поднялся он по сохранившейся части лестницы и стал осматривать состояние фундамента. Потом он кивнул Нагелю и спустился в развалины. От лаборатории остался только цоколь, часть одного из безопасных шкафов и площадка, на которой поднимался кверху осколок метеора. Ничего больше. Верндт с первого же взгляда понял, что все потеряно, все погибло.

— Оставьте меня на минутку одного! — тихо попросил он. Нагель сделал знак остальным присутствовавшим и удалился сам. Они прождали долгие минуты на лестнице. Потом послышались шаги. Спокойный и серьезный, поднимался из развалин Верндт. Усталым жестом снял он шлем и провел рукой по лбу.

Вдруг Мабель вскрикнула… Нагель онемел, глубоко потрясенный… У человека, который подходил к ним, были белоснежные кудри…

Верндт сделал знак ассистенту. Тот подбежал к нему.

— Учитель! учитель! — твердо произнес он, как клятву верности. Верндт кивнул ему головой.

В голосе его не было волнения.

— Приведите восемь носильщиков. Я нашел обоих преступников.

Пораженный Нагель отшатнулся.

— Кахина и другого?

Верндт, не отвечая, скрылся в развалинах. Нагель позвал стражу и торопливо последовал за ним.

Инженер стоял возле остатков самого большого безопасного шкафа. Он отодвинул в сторону небольшую кучу мусора. Нагель невольно отшатнулся. На высоте в половину человеческого роста повисло нечто, какие то серые лохмотья — два человеческих тела. Так отвратительна была на этот раз гримаса смерти, что нервы Нагеля не выдерживали. Сомнения быть не могло. Это был Кахин и его черный спутник. Седая борода бельгийца сохранилась, но вид тела возбуждал ужас. Кожа походила на полированное черное дерево, мясо под ней было странно прозрачно, точно освещено изнутри. Щеки и губы застеклянились и похожи были на студень. Сукровица вытекала из ртов, окруженных пеной. От корней волос на голове и бороде исходил фосфоресцирующий свет, и из страшно выпученных глаз вырывались флуоресцирующие искорки…

— Отвратительно! Ужасно! — бормотал Нагель.

Инженер не отвечал. Нерешительно и с суеверным страхом пробирались индусы среди развалин. Никакая сила, в мире не заставила бы их нести мертвые тела. Они, сломя голову, убежали обратно в паническом страхе.

— Нам придется самим их вынести, — спокойно сказал Верндт и подставил носилки.

Нагель стал помогать ему, перебарывая чувство физического отвращения. Они подняли черного за ноги и за плечи, чтобы положить его на передние носилки. В то же мгновение они снова опустили его. Вальтер Верндт свистнул. Это было знаком, что его что-то удивило. Растерянный Нагель смотрел на учителя.

— Вес!.. Этот человек.

Лицо инженера посветлело. Точно от какой то надежды. Он склонился над мертвым телом и легко поднял великана. Без всякого напряжения снес он его на носилки.

— Тело весит всего четверть своего веса.

— И этот тоже! — удивился Нагель. Он держал на руках Кахина, точно куклу.

Верндт был сильно взволнован. Лицо его снова было полно энергии.

— Я думал, что нашел разгадку и знаю все, но только теперь познал я последнюю истину.

Нагель смотрел на него почти с сожалением.

— Последнюю истину… и все это напрасно?! Метеор потерян для нас навсегда. А с ним и возможность использовать познание истины.

Верндт спокойно покачал седой головой.

— Метеор на дне моря не потерян для нас.

— Учитель! — воскликнул ликуя Нагель. — Вы это сказали? Но метеор лежит на глубине 10.000 метров! Неужели он доступен?

— Он должен стать доступным. И если не нам, то будущим поколениям. Идемте. Надо снести этих людей наверх.

Паника индусов распространилась по всему городу. Суеверная толпа жалась к домам и бледные лица со страхом смотрели на покойников. Помогали только служащие европейцы.

Инженер задумчиво стоял над носилками Кахина. Вдруг лицо его оживилось, глаза его искали чего-то. Он поднял с земли обломок металла, валявшегося повсюду. Потом быстро прошел к автомобилю и достал из кармана для инструментов простое долото из железа и меди. Он сделал знак окружающим, чтобы отошли в сторону, и приблизился к носилкам. Осторожно и постепенно стал он приближать долото к телу бельгийца. Все ближе и, наконец, дотронулся концом долота до руки Кахина. В то же мгновение все вскрикнули. Присутствующие ясно видели, как мускул руки совершенно отчетливо сократился.

Сотни глаз, не отрываясь, смотрели на тело. Верндт провел инструментом по мертвой руке. Точно за магнитом, следовали мускулы за долотом, явно и сильно сокращались и давали полную картину жизни. Веки Кахина дрогнули, когда Верндт легко провел долотом по его лбу.

Верндт спокойно выпрямился. Довольная улыбка играла на его губах. Он почти весело кивнул Нагелю.

— Пожалуйста, помогите мне в последнем испытании. Мои электрические токи под главным зданием еще вполне годны для употребления. Кабель разорван только на расстоянии пяти метров. Нам хватит остатка.

Верндт вытащил с помощью Нагеля и европейцев-служащих оборванную часть кабеля и обвил ею тела умерших. Проводка кончалась в ответвлении в соседнем здании. Нагель пошел туда управлять рычагами. Служащие стали лентой от Вальтера Верндта, чтобы исполнять приказания и передавать его распоряжения в соседний дом.

Верндт дал Нагелю точные инструкции. По его знаку, Нагель пустил полный ток, который открыл на соседнем ответвлении. Миллионы вольт прошли через тела умерших.

Окружающие недоверчиво и растерянно смотрели на носилки. В несколько коротких секунд произошло чудо, которого никто не ждал. Точно луч света пронзил темные тела покойников. Кожа цвета черного дерева стала грязноватой, посинела, потом посерела… стал светлеть, светлеть, в ней появился голубой отсвет, перешедший в белый. Потом она порозовела и окрасилась в желтый цвет здорового, загорелого тела… Мясо ожило и надулось на мышцах. Волосы на голове и бороде перестали светиться и постепенно возвращалась их прежняя окраска… Проснулось дыхание жизни…

Индусы не знали в точности, что здесь происходило. Но они были уверены, что волшебнику, который стоял на развалинах, все было возможно. Они боязливо пробирались поближе и напряженно следили за происходившим там, впереди, чудом…

И вдруг из сотен уст раздался крик… Отчаянный крик суеверного ужаса…

Точно волной сразу подняло всю толпу. Вперед, назад, во все стороны, к домам, через развалины и улицы к пригороду мчались люди, налетая на лошадей и автомобили… широко раскрыв рты… с вылезавшими из орбит глазами… вытянув руки, точно для защиты…

Верндт пустил ток. Конец кабеля со звоном упал на землю. В левой руке его были часы, и он спокойно отсчитывал время…

— 5… 10… 15… 20…

По телам вдруг пробежала дрожь. Носилки покачнулись… почти в то же мгновение покойники открыли глаза и привстали, точно просыпаясь от сна.

Кахин удивленно, дико оглядывался.

— Верндт! — вскричал он в ужасе.

Инженер спрятал часы и выхватил револьвер.

— 25 секунд… Bonjour, господин профессор. Вы — мой пленник.

Снова стоял Вальтер Верндт на всемирной кафедре, чтобы сделать, доклад о своих изысканиях. Бесчисленными огнями горел колоссальный зал клуба — Вальтера Верндта в Мюнхене, чудном городе, давно уже ставшем духовным центром государства. На фронтоне развевались флаги государств всего мира, и народ переполнял улицы, чтобы чествовать человека, бывшего его кумиром.

«Совет Тысячи», — собрание самых выдающихся умов всего мира, — «Совет Тысячи», принадлежать к которому было светлой целью для всех, — с благоговением сидел у ног человека, который смелой рукой срывал все покровы, которые извечно скрывали тайну мироздания.

Только тысяча людей лицезрела в этот час оратора, но тысячи радиофонов в стенах и на потолке колоссального зала разносили его голос по всему земному шару и заставляли благоговейно трепетать сердца, пораженные всемирным чудом.

Верндт откинул назад белоснежные кудри, падавшие ему на лоб. Просветленным взглядом пророка окинул он тысячу людей у своих ног. Потом голос его зазвучал для последнего сообщения:

— Итак, я нашел Нигилий, основную материю творения, существование которой так давно уже подозревали сыны земли, но которую им никогда еще не удалось видеть! Вспомним все феномены, появившиеся при исследовании этого неизвестного элемента, вспомним абсолютный мрак и нагревание при первом опыте, вспомним превращение элементов и превращение тел, потерю в весе тела Кахина и его спутника и, наконец, явления на дне моря. Тогда мы поймем, какое место занимает нигилий в системе элементов.

Существует только одна основная материя! Существует только одна основная сила! И сила действует во времени. Но сила, а с нею и основная материя, имеют два полюса. Материя хочет соединяться и разъединяться, сила хочет притягивать и отталкивать. Химические же элементы представляют собою различные формы основной материи, в которой однородные вещества состоят из микрокосмов корпускульных частей, напряжение сил которых насыщает их. Молекулы элементов — группа одинаковых атомов, молекулы же химических явлений являются конгломератами различных атомов различных элементов. Мы знаем, что химия придала каждому атому известное число, атомный вес. Эти числа — имеют очень большое значение. Уже Коллин, Рамзай и Содди[7] нашли в двух первых десятилетиях XX века, что радий, уран, торий и другие важнейшие радиоактивные элементы, независимо от времени, отделяют известный процент своих атомов, при чем частицы атома отпадают при известном лучеиспускании, а остаток атома, как новый атом образует новый химический элемент. Потом снова начинает отделяться часть за частью.

После долгих исследований добились, наконец, познания следующей истины. Она гласит: все элементы радиоактивны, только перерождение происходит так медленно, что мы его не замечаем целые тысячелетия. Мертвая материя перестала быть чем-то неподвижным, «все движется» — стало применимо и к ней, и стало оправдываться мнение алхимиков, что материя по природе стремится облагородиться и превратиться в золото, что в царстве камня и металлов есть своя жизнь, развитие и стремление.

Превращение элементов — теперь уже больше не сон. Вы знаете, что мне удалось свинец превратить в золото, употребив мои электрические токи огромной силы для ускорения медленного радиоактивного превращения свинца. Но это был лишь частичный опыт, а не разгадка тайны. Только когда удалось, посредством названных нами — ультрохимических приемов, «принуждать» атомы, стала возможна надежда создать род атомов и — почему бы нет?! — найти элексир жизни, посредством действия которого на живые клетки уничтожится умирание протоплазмы и старость отодвинется до бесконечности.

И это строительство атомов должно быть возможно! Иначе соединенная материя, освобождающаяся хотя и в тысячелетнем, но все же в безусловном радиоактивном процессе, распалась бы, наконец, на вещества легчайшего атомного веса и через распадение атомов мы пришли бы к концу мира.

Но это не так! Нигилий сдерживает уничтожение материи. Нигилий стал, благодаря своему положению в царстве элементов, благодаря своим особым качествам, спасителем мира, зародышем материи, элексиром великой жизни макрокосма, как и жизни атомов и молекул, и принуждает материю все к высшим и бесчисленнейшим видоизменениям, к все большему, славнейшему развитию, чтобы добиться цели всего мира!

Он сделал паузу и дал успокоиться волнению в зале. Потом он спокойно продолжал:

— Мы видели, что материя высокого атомного веса более радиоактивна и легче распадается. Если мы себе представим, что элементы высокого веса становятся все легче и легче после отделения от них гелия и других частиц, то мы уже логически найдем границу. Ведь, это не может итти до бесконечности, если даже граница будет при атомном весе, равном тысячной доле водорода, или даже десятитысячной геокорения[8], самого легкого из всех известных до сих пор газов. — Почему мы не находим на земле этих веществ, стоящих близко к границе, — вполне понятно. Притягательная сила земли не в состоянии удерживать их на поверхности земли, как и водород не может держаться на поверхности земли, а улетучивается в верхние слои атмосферы. Поэтому то мы и не знали этих веществ, хотя они, конечно, ежечасно во всех местах земли испаряются и улетучиваются в далекие слои атмосферы. Поэтому только метеор, только камень, промчавшийся из далей вселенной через облака газообразного нигилия — мог принести нам с собою весть об этих веществах, неся их в себе.

Нигилий, или, точнее говоря, семья элементов этого класса, представляет группу наименьшего веса периодической системы, атомный вес которой в общей сложности меньше 0.0001 веса водорода, и которая является границей с небытием. Таким образом, нигилий не один элемент, он содержит в себе много элементов, целую плеяду элементов низшего разряда.

А теперь, милостивые государыни и милостивые государи, мы подходим к важнейшему. Если группа нигилия есть предел атома, где разрушительная сила материи сливается с созидательной силой, где, как и во всех критических пунктах химии и физики, происходит сильнейшее вихревое движение веществ, то после отщепления последней частицы он должен приобретать способность впитывать в себя, не отражая, все виды энергии. Да, эта сила всасывания энергии жадным остатком атома — нигилием — может быть так сильна, что в состоянии вырывать энергию из других, окружающих его элементов, в атомах которых эта энергия заключается, ценою даже разрушения атомов этих элементов. Нигилий действует в критическом состоянии как катализатор радиоактивных воздействий, как собственно возбудитель и носитель радиоактивности, высасывая в известной степени кровь элементов — их энергию, — как бешеный вампир, и говоря образно, — самые кости атомов лишаются своей связи и части атомов распадаются.

Шум голосов, похожий на шум морского прибоя, заставил Верндта сделать паузу. Потом все снова стихло. Ученый продолжал совершенно спокойно, но слова его впивались в мозг и сердце слушателей.

— После того, как нигилий II, — это состояние нигилия после последнего распада нигилия I, — набирается на счет соседей огромными запасами энергии, он становится способным синтетично создать семью атомов и из разрушителя превращается в созидателя.

Таким образом, найден жизненный путь материи, великий круг, пробегаемый неодухотворенной природой. Тяжеловесный, легко распадающийся атом радия, под влиянием действующего освобождающе нигилия II распадается по очереди на свои предшествующие атомы, нитон… радий B, C, D, E, F — полоний, и все дальше со ступени на ступень, о которых мы сегодня еще только догадываемся, но о которых еще ничего не знаем. Он распадается, расщепляется на частицы гелия и остатки атома. Остатки продолжают распадаться пока, наконец, высосанный нигилием II остаток не превращается в члена семьи нигилий I. Каждый последний остаток атома каждого основного химического элемента есть сам по себе нигилий I. С окончательным усилием разрывается и это последнее кольцо корпускул и, свободные и ненасытные, кружатся отдельные частички нигилия II. Но в это же мгновение просыпается их всасывающее стремление. Как вампиры бросаются они на атомы материи, проглатывают свободные и немилосердно всасывают в себя задерживаемые энергии. Они питаются кровью своих кормильцев, жиреют и становятся сильными, причем из больших, жирных, тяжеловесных атомов им легче высасывать эту кровь, атомы же более легкого веса требуют с их стороны большего напряжения. Но вот настает великий момент рождения! И с неожиданностью корпускульных предыдущих действий, соединяются сотни, десятки тысяч, миллионы этих частиц в новый атом нового элемента высокого веса. И в это мгновение снова начинается круговращательное движение. Но из-за ненасытного высасывателя, вездесущего нигилия II, гигантский атом скоро начинает распадаться. Вот почему так редки атомы высокого веса. Такие гигантские атомы уже в стадии рождения подвергаются нападению высасывателей. Таким образом гиганты скоро становятся меньше и, наконец, уменьшенные и отвердевшие, делаются крепче и мы узнаем в них атомы известных нам элементов. И снова образуется уран, из урана радий, из радия нитон, радий B, C, D, E, F и дальнейшие его части.

Вот биография великой жизни материи, вот мое открытие образования миров.

Прошли минуты, пока Верндт мог продолжать. Зал поднялся, как один человек, раздавались крики радости. Высоко поднимались взволнованные лица, слушатели восторженно махали руками. Он поблагодарил лишь поднятием правой руки. Спокойствие наступало медленно.

— Сделаем легкий обзор уже известных вам событий, которые так затруднили изыскания. Нигилий, принесенный на землю метеором, находился, очевидно, в сравнительно спокойном, годном для передвижений состоянии нигилия I. Только при моем насилии над ним он распался при первом опыте на нигилий II, то есть перешел в состояние атома-вампира. Он наполнил зал лаборатории ультраатомным «газом». Отсюда абсолютный мрак, так как он совершенно поглощал все лучи, проникавшие в окна. И вот почему он стал нагреваться. Он поглотил все тепловые лучи и, будучи холоднее окружающих предметов, высосал из них всю теплоту. Но дойдя до температуры, высшей температуры окружающих предметов, посредством абсолютного поглощения всех тепловых лучей, он не стал ничего отдавать через излучения, но не мог, конечно, помешать согреванию окружающего, так как его атомы «газ» с невероятной силой колотили и барабанили в стены. Вот почему стало так жарко, почему стали тлеть герметически закупоренные камеры. Но это было заметно только изнутри, потому что красные лучи тлеющей камеры тотчас же поглощались снаружи нигилием. А когда, наконец, температура дошла до критической точки, произошел второй синтетический взрыв и родился, вероятно, неизвестный, тяжелоатомный газ, улетучившийся через открытый вентилятор в крыше.

Также просто объясняются неслыханные феномены моих последних опытов: посветление почерневших тел и восстание мертвецов. Нигилий содержался в метеоре, как вы знаете, в состоянии нагилия I. Вследствие согревания, он должен был, при критической температуре, превратиться в нигилий II. Но на этот раз обстоятельства сложились немного иначе. Невероятные массы энергий стекались со всех сторон благодаря электрическим искрам. Что же случилось? Нигилий распался на нигилий II и так как в этот момент освободилась масса бесконечно большая, чем при первом опыте, то концентрация этого газа в воздухе увеличилась в миллионы раз и она так разрушительно повлияла на все элементы, что почти в то же мгновение произошло их радиоактивное превращение. Произошло разрушение лаборатории посредством распыления ее на корпускулы.

Изменение мертвых тел объясняется также просто. Силой превращения нигилия была разрушена и распылена на корпускулы верхняя часть здания, вследствие давления кверху, в то время, как нижняя часть, на которую меньше влиял едкий, высасывающий газ, развалилась и погребла тела преступников. Тела эти нашли в ужасном состоянии. И все же эта была только стадия незаконченного полного очищения. Нигилий II, действующий так разрушающе на все неодушевленное, очевидно, не имеет такого влияния на живые существа. Он, видимо, проник в молекулы сложных органических соединений, из которых состоит человеческое тело, и изменил их, не отнял у них жизни, но только освободил тело от его тяжести, причем нигилий поглотил силу тяжести, которой притягиваются к земле молекулы человеческого тела. Я понял это и провел через тела ток в 10.000 вольт. Голодные атомы нигилия II, впившиеся, как коршуны, в связанные между собой жизнью молекулы мяса, костей, крови и протоплазмы, могли всосать в себя всего лишь силу тяжести тел. Но они держали молекулы тел в известном напряжении так же точно, как течение воздуха втягивает развевающийся флаг, но не может сорвать его с древка. В то же мгновение, как мой ток проник в тела, жадные частицы поглотили ток и отпустили атомы органических молекул человеческого тела. Эти атомы вернулись в свое нормальное состояние, мясо снова стало мясом, кость — костью, кровь — кровью, и насытившиеся коршуны улетели в высшие сферы, превращаясь в систему гигантских атомов большого веса. Вот, как просто все объясняется! Так же, как освобождение Думаску от гипноза. Когда нигилий появился в первый раз в зале в состоянии нигилия II, жертвой его стали не только потухшие лампы, но и человеческая воля. Всякая сила, разлившаяся в зале, была поглощена им.

— Милостивые государыни и милостивые государи, представители всей Земли! Внизу, в глубинах моря, лежит огромная масса метеора. Под влиянием ли высокого давления, или по какой-либо другой причине, но метеор явно распадается в глубине моря и превращает при этом нигилий I в нигилий II. И этот жадный элемент, как стая чертей, разрушает огромные количества воды и, соединяясь с остатками атомов, образует новые газы. Эти газы поднимаются на поверхность моря ввиде маленьких пузырьков и затем улетучиваются к небу. Но при быстроте своего движения они увлекают с собой частицы воды и образуют тот водяной столб, о котором нам говорят моряки и летчики. Вследствие этого перемещения воды, от движения огромных водяных масс, влекомых газами, на дне моря получается дефицит, пустота. На деле этой пустоты, конечно, нет, потому что все время притекает столько же воды, сколько ее убывает. Это прибывание воды является совершенно естественной причиной невероятного морского водоворота, который, точно Харибда, тянет воду все более крутыми и быстрыми спиралями в далекие глубины океана, где кипит метеор. А из бездны, из самого водоворота, поднимается, точно солнечный протуберанц, жемчужный газ и мчит кверху в сумасшедшем потоке кубические километры воды. Пузыри газа, находившееся на дне под давлением 1.000 атмосфер, увеличиваются в тысячу раз по мере приближения к поверхности моря, вследствие ослабевающего давления, и образуют над центром циклонного водоворота огромную, похожую на колокол, водяную гору и выбрасывают, лопаясь, на воздух частицы воды. Водяная же гора растекается во все стороны и образует антициклонное течение на поверхности моря.

— Вот загадки и вот их разгадки.

Поднялось громкое ликование, но он снова остановил его движением руки.

— Но с этим познанием мы еще не у цели. Мы и не подозреваем того, что можем узнать. Кто станет господином нигилия, будет господствовать над миром. У ног его будет побежденная материя. Сама сила тяготения должна будет покориться его воле. Никакая старость, никакая смерть не будут уже больше угрожать ему. Гибель земли не будет его страшить. Он создаст себе миры на других звездах и вызовет жизнь из мертвых камней. Но кто владеет этим метеором? Мы им не владеем! Злодейским поступком вырван из моих рук результат моих работ, у меня не осталось ни малейшего атома. И все же человечество должно достигнуть последней ступени. Наша надежда лежит теперь на дне моря, на глубине в 10.000 метров, а, ведь, это надежда всего человечества! Вы восклицаете: «невозможно»! Вы качаете головами: «немыслимо»! Но это должно стать возможным! На зло всем элементам и самой материи! Вы — сила человечества, вы — прошли под океаном, вы — пробуравили гранит под его дном, вы — выстроили трансатлантический туннель. Измыслите же теперь новое! Призовите человеческий мозг к состязанию, раскройте кошельки, чтобы вооружиться для борьбы. Человек, покоривший Землю и воздух, проникни тысячи атмосфер, пробей себе дорогу и найди свою судьбу! Нигилий стремится вверх и хочет сделать вас повелителями миров, а ваши потомки, если Земле когда-нибудь суждено погибнуть, будут радоваться на далеких солнцах жизни, спасенной вашей любовью… Поднимайтесь же на борьбу, вы, духовные силы человечества! Метеор должен стать нашим!.. Мы должны достигнуть звезд! Цель наша, наша надежда — нигилий! Метеор принес его к нам на землю. Он ждет нас… на дне моря!

-