Мир приключений, 1929 № 01

БЕРЕГОВЫЕ БРАТЬЯ

Роман Ж. Тудуза

Иллюстрации Г. Фэвра

ОТ РЕДАКЦИИ.

Ж, Тудуз считается теперь во Франции одним из самых популярных авторов «приключенческих романов». Вот его последнее, только что закончившееся в Париже печатанием, произведение. Проникнутое духом французской романтики, оно дает несколько условную, но сильную и яркую картину о жизни небольшой кучки отверженцев цивилизованного мира, объединившихся, как равноправные и крепкие люди, и создавших собственные законы общежития.

Без единой брызги, еще один, последний раз, погрузилась в воду лопасть весла. Найдя глубоко точку опоры, весло одним движением вытолкнуло каюк на песчаный берег, где киль лодки зашуршал по мелким галькам, перемешанным со льдом, и потом остановился недвижно.

Тогда мужчина встал, выпрямляясь со вздохом облегчения. Он бросил весло прямо перед собой, как попало, как орудие, ставшее, наконец, бесполезным после стольких часов гребли. Взгляд человека немного выше на берегу встретил сырую полосу водорослей образовавшую бахрому по отлогому берегу: как раз начинался отлив… значит, можно было не привязывать лодку; она сама по себе очутится на сухом месте. Одним делом меньше. И, довольный, человек захихикал. Это был странный смех, сейчас же превратившийся в гримасу, потому что под кожаным капюшоном, подбитым мехом, борода и усы, склеившиеся и замерзшие от дыхания, образовали кору.

Этот смех разрывал, разламывал точно иголки, затвердевшие волосы вместе с кожей.

От боли человек застонал. Он наклонился и кое-как собрал тюк, перевязанный веревкой, мешок для провизии, карабин, лыжи и охотничий нож, валявшийся у его ног в лодке. Потом, нагруженный, ворча, он прыгнул на берег и тяжелым шагом, переваливая бедрами, пошел вверх, к тропинке, извивавшейся в снегу между скалами крутого берега.

И сейчас же, за первым скалистым поворотом, перед ним показался дом. Странный дом, длинный и низкий, точно присевший и прижавшийся в углублении естественной стены, возвышавшейся над ним и защищавшей его. Укрытый таким образом дом не должен был бояться ни порывов морского ветра, ни прилива буруна в дурные дни, ни снеговых обвалов с соседней горы. Поистине хороший дом, с окошечками в виде судовых иллюминаторов, с массивной дверью, со стенами из дерева выброшенных обломков кораблей, с покатой крышей и дымящейся трубой… Приятное убежище после скитаний по снеговым полям.

Человек снова засмеялся, но на этот раз только глазами, потому что кожа его щек еще кровоточила от прежнего смеха. Он ускорил шаг и одним усилием добрался до дверей. Тут он прислушался.

Доносилось пение, полузаглушенное плотностью деревянной стены, поставленной вдвойне из боязни холода, кругляк на кругляк, с заполненными землей пространством между ними. Мелодия медленная, монотонная, тянувшаяся, как рокот прялки. Пришедший пожал плечами, поднял кулак в рукавице и постучал в дверь.

— Нарутча! Нарутча!

Мелодия продолжалась. Тогда подкованный железом сапог заменил кулак.

— Нарутча! Открой мне…

Внутри пение прекратилось, точно переломленное пополам. Послышалось суетливое топотание, потом скрип железа и крюков; двойная тяжелая дверь открылась. И в этой двери появилось лицо, желтое, точно вымазанное жиром, с коротким лбом и двумя черными сальными косами, болтающимися на меховой одежде, испещренной красными и зелеными четырехугольниками. Тело, поддерживавшее эту голову, терялось в одежде со спускавшимися длинными рукавами; короткие ноги были засунуты в вяленые сапоги; большое сходство с обезьяной, с животным, скрывающим хитрость за смущением, слишком заметным, чтобы не быть искусственным.

Проходя со всем своим грузом, охотник еще шире раскрыл дверь, опрокидывая все на своем ходу. Потом тяжело сбросил на пол мешок, лыжи, тюк, поставил к стене карабин и потянулся, сразу же охваченный жаром раскаленной печи.

— Как хорошо вернуться домой!

Руки терли, смягчали замерзшую бороду и усы. Рот вдыхал теплый воздух.

С опущенной головой, но не отводя глаз от пришедшего, эскимоска заперла дверь, потом скользящей походкой хищного зверя вернулась в угол, где, сидя на корточках, снова принялась чинить разорванную сеть.

Человек обратился к женщине, сидевшей над своей сетью, точно паук в паутине:

— Как? Ты одна? Редкий случай… Где же старый Иов?…

Эскимоска подбородком указала на незаметную дверь в глубине комнаты. На этот раз человек откровенно рассмеялся.

— Ах, скаред! Считает свои сокровища… А другой? Любимчик старика? Ты не понимаешь? Где Марк, спрашиваю я тебя…

Снова женщина молча указала подбородком вглубь комнаты. Тогда охотник окинул взглядом все помещение и пошел к эскимоске:

— Так ты сторожишь сейчас, Нарутча? Что нового?

При его приближении женщина вся съежилась, собралась в комок, как готовый к защите дикий зверь.

— Как, ничего нового? За две недели?

Женщина была теперь темным, сжавшимся в комок гномом. Голова, ушедшая в плечи, отвечала прерывистыми толчками — нет, нет, нет.

Мужчина слишком близко наклонился к женщине и пять пощечин, попавших ему по глазам, заставили его отскочить назад и с проклятием поднять в ответ кулаки.

— Ты что это, Вербек? — в то же мгновение за его спиной произнес спокойный голос, голос хозяина.

Человек смущенно оглянулся на старика, так бесшумно вынырнувшего из двери в глубине комнаты.

— А! Это ты, Иов!.. Здравствуй, Иов!

— Здравствуй!

Не глядя на Вербека, Иов подошел к шкафу, вынул из него книгу для записей, перо, бросил все это на стол, сел и произнес:

— Так как же твое двухнедельное путешествие?

— Окончено, начальник, — торопливо заговорил Вербек. — Один песец… Не особенно жирный… один тюлень… небольшой тюлень.

Старик возмущенно выпрямился:

— За две недели охоты?

— Я расскажу тебе, начальник, я расскажу тебе…

Вербек совсем растерялся и пробормотал:

— Я… Я… сломал свой гарпун…

— Опять! — свирепо крикнул Иов. — Четвертый за два месяца! Мне за шестьдесят лет, а я никогда не видел такого сокрушителя, как ты…

— Но…

— Если бы товарищи хоть немного походили на тебя, хороши были бы дела Лагеря Береговых Братьев.

— Начальник…

— Довольно, дрянь ты этакая.

Тут Вербек возмутился:

— Я сломал гарпун, это правда. Твое дело начальника не быть довольным мною. Но ты должен разговаривать вежливо, как с Джимом Беннетом, которого ты боишься… или, как с Марком, к которому ты благоволишь, потому что он француз, как ты сам.

Перед самым носом Вербека вдруг очутился револьвер и старик коротко приказал:

— Молчи! И чтобы это было в последний раз…

Уже укрощенный Вербек склонялся под суровым взглядом Иова.

— Молчи, — повторил тот, — теперь я говорю. Когда два года назад ты появился здесь полуголый, умирающий от голода, мы подобрали, согрели, спасли тебя. Тебя ни о чем не спрашивали — ни откуда ты пришел, ни почему бежал с родины.

— Но я расскажу тебе…

— Нет! Тут по правилу ничего ни у кого не спрашивают. Ты заявил тогда, что хочешь войти в нашу республику свободных китоловов, coбpaвшихся здесь, в этом далеком углу Гренландии, чтобы жить без жандармов, без повелителей, по закону, который мы сами себе создали. Я, начальник, выбранный общей волей, прочел тебе все статьи нашего закона и ты принял его. Тогда тебя назвали нашим братом. Тебе дали оружие, запасы провизии, одежду, сети, снаряжение, лодку, чтобы ты мог работать вместе с нами.

А в этом запертом шкафу, который находится в моем ведении, спрятана твоя часть консервов и напитков, которыми нас снабжает каждые шесть месяцев капитан брига контрабандистов в обмен на нашу добычу… Так чего же ты, фламандец, рычишь на меня, как зверь, когда я говорю тебе то, что должен сказать?

— Я не сделаю этого больше, начальник, — произнес, опустив голову, охотник.

— Так все забыто… Только, чтобы вперед этого не было!

Да вот еще трое наших возвращаются.

В широко открытую дверь вошли три человеческие фигуры, закутанные в меха, нагруженные мешками, лыжами, ружьями и гарпунами. А возле дома резкий голос Нарутчи и удары хлыста усмиряли хор собачьих голосов.

— Дверь! Нарутча, дверь! — рассерженно крикнул начальник.

Нарутча уже была в комнате и закрывала двери.

Пришедшие вылезали из мехов, из кожаных одежд, потом устало опускались на табуреты.

Иов склонился над своей книгой и, не поднимая головы, крикнул:

— Марк! Иди сюда!

Скрипнула в глубине дверь:

— Я тут, начальник.

— Олаф Норвежец, иди сюда, — приказывал начальник.

К столу подошел высокий худой человек, с суровым профилем и веснущатым лицом под светлыми волосами.

— У меня всего плохонькая шкурка тюленя — сосунка… мать нырнула, мне достался только малыш… еще пара зайцев и песец…

Иов записывал и ворчал:

— Жидко… Марк, забирай… в чулан. Следующий: Борнхольм Датчанин!

Другой высокий и худой человек подошел и заискивающе заговорил:

— Вот, начальник… Три моржа, моржовая шкура, две тюленьи шкуры и чудесная полярная лисица…

Не дожидаясь, чтобы произнесли его имя, канадец Руперт, маленький и приземистый, горделиво раскидывал медвежью шкуру.

— Этот голубчик стоит мне 5 выстрелов из карабина. А теперь, Иов, дай-ка выпить.

Эти слова всколыхнули всех. Охотники окружили стол.

— У меня язык лупится!

— А я так просто подыхаю.

— Пить!

— Тише! — крикнул Иов.

Он обвел взглядом окруживших его людей. потом нахмурил брови и как настоящий начальник, понявший, что на этот раз надо уступить, произнес

— Ну, будь по-вашему, выпьем.

Тотчас же раскатились крики:

— Ура, Иов! Ура!

Старик усмехнулся.

— Достань выпивку, Марк, сын мой. По бутылке на человека.

Четверо людей пили с жадностью, точно потребность в алкоголе мучила их уже долгие часы.

Марк вытащил из печи головню, залез на стол и зажег фонарь, спускавшийся с потолка на проволоке Неровный свет упал на листы книги, на которых Иов показывал свое искусство, и в комнате заколыхались большие тени.

Иов обратился к охотникам:

— Я обязан оказать нам… чтобы вы были в курсе дела… Марк, Нарутча и я чистили, приводили тут все в порядок, пока вы были на охоте и…

— И в этот день не было больше никаких событии…

Эта классическая формула — судовых записей, произнесенная хором, застала старика врасплох.

— Ах, шутники! — засмеялся он. — Не можете вы быть серьезными..

В это мгновение дверь широко раскрылась и в рамке ее появился высокий, лохматый силует, весь сверкающий от снега и инея.

— Привет всем! — и Джим Беннет вошел.

За его спиной Нарутча уже закрывала дверь. Питом, преданно и почтительно склоняясь, она стала возиться с пряжками и застежками его полярного одеяния. Совершенно равнодушный к ее услугам. Джим Беннет срывал с себя одну за другой части одежды и бросал их куда попало. Эскимоска ползала вокруг него на четвереньках, вертелась с движениями обезьяны, прислуживая ему с каким то благоговением.

— Как дела? — обратился к нему Иов.

— Я убил кита.

Ответом был общий взрыв восторга. Кита! Он убил кита! Ну, и храбрец! Ну, и охотник!

— Кит будет тонн в сто, — удостоил пояснить Беннет.

Тут настроение поднялось еще. Посыпались вопросы, которые Беннет удостаивал более или менее подробными ответами. Он говорил отрывистыми, ироническими фразами, награждая по временам суетившуюся возле него Нарутчу шутливыми ударами кулака.

Джима Беннета забавляло обожание эскимоски. Нарутча была для него рабой и чем-то вроде собаки. До появления Беннета в лагере Береговые Братья жили одни, по очереди оставаясь дома и делая всю уборку. Но Беннет отправился в эскимосскую деревню милях в тридцати от их жилища и наполовину жестами, наполовину словами объяснил, что хочет купить женщину. Сначала недоверчивый, потом соблазненный подарками, предводитель хотел было отдать ему Нарутчу, но родные запротестовала и стали угрожать. Предводитель взял назад свое слово, сохраняя подарки. Тогда Беннет, которому надоела эта возня, грубо схватил Нарутчу, и, не обращая внимания на ее крики, бросил ее в сани и увез. Рассвирепевшее племя бросилось в погоню, но тяжеловесный американец, презирая легкую победу с помощью карабина, избивал кулаками самых сильных, и отправил в край вечного сна отца и братьев Нарутчи. Укрощенные старики племени согласились, наконец, на сделку. Беннет увез эскимоску в лагерь, где их встретили шумными приветствиями и смехом. И с тех пор Нарутча стала исполнять всю домашнюю работу.

И сейчас Нарутча убрала одежду и снаряжение Беннега и присела у его ног, глядя на него с каким-то рабским обожанием.

— Дети мои, — сказал Иов, — по нашему закону поимка кита празднуется двойной порцией вина. Марк, достань бутылки, сын мой…

Дикие крики, пьяный вой наполняли комнату. Жар очага и алкоголь туманили головы людям, две недели скитавшимся по морозу и на ветру. Беннет задирал Марка и француз замахнулся на него бутылкой. Нарутча сейчас же бросилась между ними, прикрывая своим телом охотника. Беннет со смехом оттолкнул женщину.

Иов знал, что теперь бесцельно призывать к благоразумию. Он послал Марка закрыть ставни, а сам с философским видом делал маленькие глотки из своей бутылки.

Когда Марк вернулся, он крикнул:

— Море выкинуло на берег большую белую лодку.

Слова эти сразу прекратили оргию: добыча!

— Все на берег, — приказал Иов.

Толкаясь и переругиваясь, охотники сбежали к морю На тихой воде залива покачивалась длинная белая лодка. Марк вскочил в свой каюк, сделал несколько взмахов веслами и очутился возле лодки.

— Люди! — крикнул он. — В лодке люди!

На помощь Марку подоспели Вербек и Олаф и общими силами вытащили лодку на берег.

На этот раз не было больше криков. Охотники подхватили неподвижные тела и бегом унесли их к хижине. Иов, Беннет и Борнхольм молча шли сзади.

Два человеческих тюка были брошены в хижине на пол. Меховую одежду их разрезали ножами и в одной оказался человек лет тридцати в костюме моряка. Иов снял шапку перед мертвецом.

— Это моряк, братцы… Вынесите его. Мы похороним его завтра в море, так, как хоронят моряков.

Беннет и Олаф унесли мертвое тело.

— Женщина! Женщина! — раздались в это время крики. — И еще дышит…

Иов быстро обернулся к охотникам, которые стояли на коленях, освобождая от меховых одежд молодую женщину с красивым, очень правильным лицом. Огрубевшие ладони с силой растирали утопленницу и она стала приходить в себя. В чулане наспех устроили из мехов ложе и уложили женщину, укутав ее потеплее, В это время в общую комнату вернулись Бенет и Олаф Олаф бросил на стол бумажник.

— Вот, что я нашел в карманах утопленника, — произнес он.

Вербек раскрыл бумажник, извлек из него какие-то документы и принялся вслух разбирать;

— Доктор… Франк… «Онтарио»…

Беннет вскочил на ноги:

— «Онтарио», — крикнул он, — где говорится про «Онтарио»?

— Да мы с Вербеком читаем документы умершего, — спокойно ответил Олаф. — Вот еще и бутылка. Я нашел ее в лодке. Я ней тоже, должно быть, какие-нибудь бумаги…

Джим Беннет резким движением вырвал из ртж Олафа бутылку и разбил ее об угол стола. Из осколков выкатилась скатанная бумага и Беннет торопливо разложил ее на столе. Од читал, сдвинув брови и сжав Потом взглянул на товарищей и громко расхохотался:

— Как поживает принцесса?

Потом протянул Иову бумагу:

— Вот, читай, старик, да читай вслух…

Иов поправил очки, взял бумагу и стал читать, с трудом разбирая:

— Папа, милый, ты уже не увидишь женя живой… Пловучий лед сомкнулся между яхтой и нами. Ледяная гора перевернулась и сбросила в море Джэка и Шельдона. Со мной один раненый доктор Франк. Течение несет нас к северу… Холод сковывает нас. Я умираю. Кетти.

— Ты забываешь адрес, — насмешливо произнес Беннет.

Старик поправил очки, поискал и прочел:

— Тот, кто найдет эту бутылку, передаст письмо Джемсу Макдональду, на его яхте «Онтарио».

Тут поднялись такие крики, что Марк испугался, что они разбудят женщину, спавшую рядом в чулане.

Макдональд! «Онтарио»! Король китоловного флота, миллиардер, построивший себе эту роскошную яхту «Онтарио», чтобы охотиться в полярных морях и в тоже время наблюдать за своим китоловным флотом. Кто не знает эксцентричностей Макдональда из Бальтиморы, страстно влюбленного в Полярный Круг? Так эта красавица — дочь Макдональда!

Иов окинул взглядом охотников. Потом приказал вполголоса:

— Молчите: теперь здесь больница. Надо этой женщине дать притти в себя. А вы все наработались и вам пора спать. А я останусь здесь. Мне надо закончить записи.

Охотники попробовали было протестовать. Слишком много было впечатлении, чтобы теперь расходиться по своим хижинам. Но Иов был непоколебим:

— Нет. Я достаточно на вас насмотрелся Поторапливайтесь… Спокойной ночи.

Тон был таков, что никто не возражал. Охотники собрали свои пожитки и стали выходить гуськом, опустив головы. Старик закрыл за ними двойные двери и заложил засовы.

— Нарутча, — сказал он эскимоске, — иди в чулан и постели себе там постель. Если женщина, которая там спит, проснется, позови меня.

Нарутча молча закрыла дверь в чулан и проскользнула в нее.

Иов облегченно вздохнул. Он зажег трубку, поудобнее уселся и принялся рассуждать вслух.

— Парни-то они все не плохое. Только с ними нельзя ошибиться, не то пойдет музыка! А вот теперь еще эта история! Если бы Макдональд знал, что его дочь с нами. Ну, что ж, надо записывать.

Иов повел пальцем по строкам в книге записей:

— Суббота, 11 мая… Туман… Термометр… Барометр… Вот… Возвращение с охоты… Шкуры… Кит Беннета.

Перо скрипело, занося:

— В 6 ч. 20 м. нашли лодку с двумя телами. И… в этот день других происшествий не было…

На следующее утро в общую хижину первым пришел американец Джим Беннет.

— Начальник…

Не оборачиваясь и подчеркивая деланное равнодушие, Иов отозвался:

— А?

— Я хотел бы поговорить с тобой… Объяснить тебе… секретно…

— Ты забываешь наши законы. Здесь не рассказывают секретов на ухо. А я тут для того, чтобы заставлять уважать этот закон.

Американец заговорил с необычной для него мягкостью:

— Начальник, я хочу поговорить с тобой… уверяю тебя, что так было бы лучше…

— Ты хочешь говорить? Так ты будешь говорить сейчас перед всеми.

Иов поднес к губам свисток и три резких ноты разнеслись и разбудили эхо прибрежных скал. Охотники в своих островерхих хижинах, расположенных полукругом в снежной долине, как будто только и ждали этого сигнала. Первый во весь голос крикнул Руперт:

— Собрание! Собрание! На собрание!

Все сбегались, спрашивая друг друга:

— Собрание? В чем дело?

Не обращая внимания на гневное выражение лица Беннета. Иов объявил:

— Товарищи, Береговые Братья, Джим Беннет хочет нам сообщить что-то секретное из своей жизни. Мы слушаем его.

— Слушаем! — отозвалось пять голосов.

Иов указал на ясное небо, на залив, где на затихшей воде не было ряби:

— Совет соберется на воздухе. Идемте.

Возле дома была скамья, устроенная из большого бревна. Иов уселся на нее, торжественный, как судья древних времен. Остальные устроились вокруг него на выступах скал.

— Джим Беннет, мы слушаем тебя, — произнес Иов, кутаясь в тяжелую медвежью шубу.

— Ты требуешь, чтобы я говорил при всех? Ну, что же, я буду говорить… Тем хуже, если это вам будет не по вкусу..

Джим Беннет помолчал мгновение и решительно произнес:

— Женщина, которую вчера прибило к берегу, принадлежит мне.

Все вскочили с одним и тем же криком:

— Почему же?

— Потому, что эту женщину зовут Кетти Макдональд, а Кетти Макдональд принадлежит мне.

— Она твоя жена? — спросил Иов.

— Нет.

— Невеста?

— Нет. Но я имею все права на ее жизнь.

— Каким образом?

— Это мое дело и не касается никого. Я беру эту женщину и ухожу с ней от вас.

— Джим Беннет, — холодно произнес Иов, — у нас есть свои законы и ты им подчиняешься, как и все остальные. Эта женщина была выброшена к нам морем, а то, что выбрасывает море, принадлежит всем сообща.

Раздайся ропот одобрения и старик закончил:

— За работу, ребята. Совет окончен. Мы и так потеряли достаточно времени по-пустому.

Не успел Иов договорить, как дверь хижины медленно и широко раскрылась и в ней показалась женщина…

Она стояла, подняв голову со спутанными белокурыми волосами. Лицо ее было очень бледно. Мигая глазами, она смотрела на стоящих кругом мужчин, потом голова ее склонилась на бок, глаза закрылись, и женщина упала.

Но ее налету подхватили Иов и Марк. Охотники засуетились. Олаф принес соломенное кресло старого Иова, Руперт — медвежью шкуру.

Марк держал пульс девушки, которая стала медленно приходить в себя. Она сделала усилие и произнесла дрожащими губами:

— Где… я?

— Вы у нас, — по знаку Марка ответил Нов, — вы можете быть спокойны…

— Но кто же вы? — испуганно вскрикнула Кетти. — Говорите… объясните мне. Я была больна?

Марк пробовал ее успокоить.

— Да нет же… просто несчастный случай… Вы же помните, вы были на море…

— Да, да, спасибо, — Кетти выпрямилась. — Но где же доктор Франк? Он был рядом со мной в лодке… Отец не хотел, чтобы я ехала… Охота., этот раненый морж, который напал на нас… из четырех три весла разбиты… Джемс ранен… Шельдон упал в воду… ах, ужасно, ужасно!

Марк склонился над девушкой и старался ее успокоить. Вдруг Беннет бросился вперед и, отталкивая Марка и Иова, крикнул:

— Здравствуй, Кетти!

Девушка вскочила на ноги и крик ее был воплем ужаса:

— Джим Беннет!

Американец расхохотался и в смехе его звучало торжество:

— Что! молодцы? я вам не солгал… Вы видите, что я ей хорошо знаком..

Девушка задыхалась и глаза ее расширились от неописуемого ужаса:

— Это невозможно! Это неправда!

Девушку трясло, как в лихорадке.

— Не мучь ты ее, Беннет, — сказал старый Иов.

— Это касается только нас с ней, — Джим наклонился к девушке. — Послушай, малютка, ты, ведь, умела быть милой со мной там, на судне твоего отца, помнишь? Вначале, когда мы любили друг друга…

Беннет еще ниже наклонился к лицу Кетти, но в это время чьи-то руки схватили его сзади. Беннет злобно обернулся увидел Нарутчу. Глаза эскимоски сверкали, лицо исказили ненависть и ревность.

— Еще только этого не хватало! — Джим ударил Нарутчу кулаком так сильно, что она отлетела в сторону.

— Ах ты! — угрожающе крикнул эскимоске Беннет.

— Нужно сейчас же кончить все это, — повелительно заявил Нов, — Беннет говорит, что у него есть права на жизнь этой женщины. Он скажет нам, что это за права.

— Нет.

— Да! Тут же и сейчас! Говори, — приказал старик.

Китолов глубоко втянул воздуx и, покоряясь, начал хрипловатым голосом:

— Ну, так вот. Послушай-ка, Кетти, расскажи им как твой отец привел тебя на «Онтарио». Когда я тебя увидел, я уже пятнадцать лет служил у твоего отца. Пятнадцать лет жизни во льдах, на холоде среди снега, бурь и тумана… Так вот, когда она пришла к нам, отец, который гордился ею и исполнял все ее капризы, поручил ее мне, потому что ей взбрело в голову поучиться нашей ловле, у вас, охотников за жиром… Надо вам сказать, что Макдональд меня отличал; я обогащал этого человека. Он взял меня, на свое собственное судно, на «Онтарио», и все повышал меня. Я думал только о своей службе, никто не мог сказать про меня дурное слово. Но когда я увидел ее, я изменился, потому что с первого же взгляда полюбил ее…

Кетти сидела отвернувшись и в светлых глазах ее был ужас.

— Она не отрицает, — шепнул Олаф Руперту.

— Это дает ему права, — ответил Руперт.

— Помнишь, Кетти, — продолжал Джим, — как я пришел к твоему отцу и сказал ему, что люблю тебя? Ты была тут же… Твой отец приказал мне выйти. Он оскорбил меня, угрожал, что закует меня в кандалы.

На этот раз в кругу охотников раздалось ворчание. Дело становилось серьезным и симпатии снова переходили на сторону Беннета.

— Конечно, — продолжал тот, — я притворился, что покоряюсь. Но я следил за тобой, Кетти, я искал случая поговорить с тобой наедине. И вот, как-то раз вечером я обнял тебя… помнишь, Кетти? — Джим указал на шрам на своей щеке — Это удар твоего кнута для собак. Я знаю, что след от него останется до самой моей смерти. Ты бы дорого заплатила мне за это… Но ты закричала, сбежались люди. Я выхватил револьвер…

— Убийца! — крикнула Кетти.

— Я уложил двоих. Но меня обезоружили, заковали и сдали на ближайший американский пост.

— Ты был приговорен к смерти, — кинула Кетти.

Человек усмехнулся:

— Да, только накануне казни я бежал. За мной по следу побежала делая свора. Наконец, я нашел хороших молодчиков, которые поклялись, что видели, как я утонул. Я умер… официально. А для папаши и дочки кончился кошмар. Что, Кетти, ты не ожидала этой встречи? Теперь мы посчитаемся с тобой..

— Мне вся рта история надоела, — прерывая Джима вмешался старый Иов. — Поняли вы? Я приказываю: довольно!

Лица охотников насупились, но Иов продолжал, не обращая на них внимания:

— Мы живем здесь по закону, который создали себе сами и обязаны ему подчиняться. Вот какая есть в этом законе статья: «Если в лагерь попадет женщина, не имеющая мужа, она должна будет принять того мужа, которого ей назначит Совет в своем собрании».

Кетти вскочила с криком ужаса, но Иов приказал:

— Да молчите же! Вас не спрашивают.

Марк в свою очередь хотел было возразить, но и его Иов заставил замолчать.

— Нет. Это дело решенное. Один из нас будет мужем этой женщины. Надо только решить, кто…

Руперт встал и язвительно заметил:

— Но, начальник, наш закон, ведь, говорит, что нужно бросать жребий. Так не будет ссор…

— Да! да! да!

Поднявшиеся крики заглушили стоны Кетти, закрывшей лицо руками.

Начальник торжественно провозгласил:

— По приказу Совета Береговых Братьев мы кинем жребий.

— Ура! Ура! Ура!

— Мы напишем имена на этикетках от багажа? — спросил Руперт.

— Конечно, — сказал начальник.

Вербек сбегал в хижину и вернулся с чернилами, пером и пакетиком этикеток.

— Пиши сам, старик, ты привычный…

Иов уселся на скалу, положил на колени доску.

— Я пишу, — сказал он, — вот Беннет… Олаф…

— Не забудь и себя, старик, — заметил Руперт.

— Будь спокоен, — весело отозвался Иов. — Руперт… Вербек… Вот, я кончил.

Он показал кусочки бумаги, разложенной веером.

— Семь, — сказал он. — Вот, я мешаю их. Пересчитаем еще раз. Так… Кто же будет тянуть?

— Ты, начальник, ты самый старый, — сказал Руперт.

— Нет, Марк, он самый молодой.

Иов терял терпение.

— Да, сговаривайтесь скорее. Кто тянет?

— Я!

Все удивленно оглянулись. Кетти вскочила:

— Дело касается меня, значит, я сама могу тянуть свой жребий.

Все стояли в нерешимости, не зная, что сказать. Наконец, Иов пробормотал:

— Хорошо… если хотите…

Он протянул семь листков. Она сделала шаг, вперед, медленно протянула руку взяла листок. Потом перевернула его…

Кетти, готовая к борьбе, собирала всю свою энергию для последнего боя.

Иов очень спокойно, неторопливо, запирал на засовы дверь. Потом попробовал запоры у окон и усталым шагом прошел к столу. Он весело подмигнул американке, потом вытащил из кармана семь листков и, смеясь, показал их ей. Он раскинул их веером на столе и, проведя по ним рукой, сказал:

— Иов. Иов. Иов. Семь раз Иов.

— Вы написали свое имя на всех листках, — гневно воскликнула девушка. — Но ведь это же гнусно!

Вдруг Иов хлопнул себя по лбу и поспешно прошел к шкафу. Он отпер его клюнем, вынул из него карабин и патроны… Кетти, следившая за ним, отшатнулась и прижалась спиной к стене.

Иов подошел к американке, протянул ей оружие и сказал:

— Только один совет: никогда не цельтесь в голову, всегда в тело.

Кетти не смела протянуть руки, но Иов вложил ей в пальцы карабин.

— Так вы хотите меня спасти! — в смятении воскликнула Кетти.

— Не кричите!

— Но объясните же мне… Я вас не понимаю…

— Да, ведь, это очень просто. До вас в нашем лагере было все спокойно. Теперь все волнуются. Нужно, чтобы вы ушли… да поскорее…

— Но я…

— Вы должны уйти. Мы собрались здесь, чтобы жить дружно, по подобию бродячих волков. У нас есть на это свои причины.

Американка кинула с дерзким презрением:

— Ваши преступления!

Он не обиделся, только пожал плечами.

— Бывают еще другие причины, которые стоят иной раз дороже, чем украсть или убить.

Она не поняла. И он вдруг резко заговорил:

— Мне нечего вам отдавать отчет. Но я могу вам сказать, что в свое время я честно служил во французском флоте. Я никогда не пролил ни капли крови. Никогда не брал ничего чужого… А между тем я тут и, если бы власти моей страны нашли меня, они посадили бы меня в тюрьму.

— Что же вы сделали? Дезертировали? Изменили?

Стаоик усмехнулся.

— Я — беспокойный человек. Я люблю справедливость и вот за это-то меня и наказали…

— Не понимаю, — Кетти сделала гримасу балованного ребенка.

— Вы и не можете понять.

— Но почему?

— Почему? Вы слишком богаты и слишком счастливы. Но, со всяком случае, послушайте, что я вам скажу. Мы живем в этом углу вдали от людей и никому тут нет дела ни до нагих мыслей, ни до нас самих.

И вот врываетесь вы. Конечно, вы не виноваты, но моих бедных ребят это совсем выбило из колеи. Вот я и открываю вам дверь… Только вам нужно экипироваться в дорогу… Садитесь-ка к столу, я дам вам свою собственную посуду… Я, знаете, держу ее в чистоте..

Иов торопливо поставил на стол кусок медвежатины, сушеную рыбу и консервированное масло.

— Ешьте с аппетитом, — поучал он девушку, — чем морознее, тем больше нужно кормить зверя…

Вдруг в дверь постучали. Заглушенный голос произнес:

— Открой, начальник, это я… открой скорей…

— Это Марк, — проворчал Иов. — Что за спех?.. Не горит!..

Он открыл дверь. В нее быстро проскользнул боязливо оглядывавшийся Марк.

— Я пришел предупредить тебя, начальник… ты в опасности… они хотят тебя убить…

Старик нахмурил брови.

— Ты смеешься надо мной?

Француз поднял руку:

— Начальник, клянусь тебе! Ты думал, что они послушались тебя, пошли работать? Да, они собрались возле кита, но для того, сговориться.

— Ты сошел с ума…

— Они говорили, что жребий выпал так ловко, что можно думать, что ты этому помог. Беннет говорил, что ты лжец, изменник… Он говорил, что надо выбрать нового начальника…

— Его, конечно?

— Вероятно. Когда я увидел, к чему клонится дело, и когда они посадили Нарутчу на спину кита, чтобы она их предупредила, если ты спустишься к ним, я уполз на четвереньках и пришел тебя предупредить и сказать тебе, что если я могу пригодиться…

— Спасибо, сынок.

— Но, начальник, ты же понимаешь, это — возмущение… Они могут начать атаку каждую минуту.

— Я иду, — старик взял шапку и медвежью шубу.

— Куда? — в отчаянии воскликнула Кетти.

— Иду поговорить с этими людьми.

— Но это безумие! Вы рискуете жизнью, — в один голос воскликнули Марк и Кетти.

— Такой старый волк, как я? Пусть попробуют… Кричать, это они умеют. Но достаточно только мне на них посмотреть… Даже ваш Беннет не посмеет…

— Так я иду с вами. — выхватил свой нож Марк.

— Я тоже, — Кетти взяла в руки карабин.

— Глупые вы ребята, оставайтесь здесь. Я этого хочу. Там вы мне только помешаете, здесь — пригодитесь. Вы приготовите здесь все для того, чтобы мы могли втроем уйти отсюда, оружие, продовольствие и одежду. Я сговорюсь с ними, а потом мы втроем отправимся на юг, искать ваше судно и вашего папашу. Они верно ищут вас где нибудь среди пловучих льдов.

Дверь закрылась за Иовом. Марк и Кетти бросились к окну.

— Какой он храбрый, — шепнула Кетти.

— И неосторожный, — сказал Марк — Он может укротить их, но может кончиться и иначе. Ему, пожалуй, придется бежать сюда, они бросятся за ним. Мое мнение, что не стоит его ждать здесь и очутиться мышами, загнанными в нору. Ваша лодка приведена в полный порядок и я поставил ее в стороне. В силах ли вы сделать отчаянное усилие?

— Конечно, — храбро заявила девушка.

— Тогда слушайте. Наденьте эту медвежью шубу, эту шапку и возьмите карабин и патроны. Я забираю продовольствие. Мы выйдем отсюда так, чтобы никто нас не видел, и спустимся к вашей лодке. Вы сядете и выплывете в море. Сейчас отлив и вы без труда выберетесь из залива. А там гребите прямо на юг, не оглядываясь.

— Но вы же поедете со мной?

— Нет, я останусь. Я должен преградить им дорогу, если они кинутся вслед за вами, да. может быть, мне придется и Иову помочь…

Она хотела спорить. Он оборвал ее:

— Не нужно лишних слов!

Потом он достал из-под своей вязаной куртки черный потертый футляр.

— Возьмите и это с собой. Вам это может пригодиться…

Девушка машинально раскрыла футляр. В ящичке вряд были расположены флаконы, а на внутренней стороне крышки стояло золотыми буквами: «доктор Марк Дидиэ, парижского медицинского факультета», а рядом была сургучем прикреплена этикетка из грубого серого холста с надписью: «Заключенный исправительной тюрьмы в Кайенне, матрикул 63.052».

Кетти вся дрожала. Холодный пот выступил на висках Марка. В поспешности он забыл про проклятую надпись.

— Да, вы знаете теперь. Я — беглый каторжник.

— Ах, молчите, молчите, — Кетти в ужасе бросила футляр на стол.

— Нет, я хочу, чтобы вы меня выслушали. Я понимаю ваши чувства. Я понимаю ваше отвращение. Но выслушайте меня, чтобы вы могли сказать вашему отцу, что спасший вас человек — не преступник.

— Все каторжники всегда невинны, — иронически перебила она его. — Вы хотите, чтобы я поверила…

— Есть случаи, когда берешь вину на себя, чтобы человек, за которого готов отдать жизнь, мог бы жить на свободе неопозоренным.

Она резко спросила:

— Женщина?

— Вы поймете, — продолжал он, — что есть мужчины, которые могут принять осуждение и позор, но предпочитают затем бежать и жить в углу со зверями… Это был долг… нужно же платить долги.

— Вам так нравится приносить себя в жертву? — снова иронически сказала она, но сейчас же раскаялась.

Он пожал плечами и коротко произнес:

— Идемте!

Один за другим, скрываясь за скалами, спустились они к морю. Наконец, они очутились у воды.

— Ваша лодка вот за этой скалой, — объяснял Марк. — Но привязана она здесь так, чтобы я мог ее подтянуть сюда. Если кто-нибудь сверху увидит, подумают, что ее просто относит течением, как это обычно бывает. А мыс закроет вас от глаз до тех пор, пока вы будете уже далеко.

Марк стал медленно подтягивать канат. Наконец, он сказал:

— Вот лодка.

По другую сторону скалы что-то заскрипело; это лодка терлась бортом о камень. Вот лодка обогнула скалу. Кетти отпрянула с заглушенным криком… Посреди лодки, скрестив ноги, злобно поблескивая глазами и посмеиваясь, сидела Нарутча.

— Ах! проклятая! Она выслеживала нас, — Марк обезумел от злобы и бросился на эскимоску с кулаками. Но эскимоска, гибкая, как дикий зверь, выпрыгнула из лодки, быстро вскарабкалась на скалу и, вытянув руки, стала пронзительно кричать:

— О… о…. о…. о…

— Она их зовет… мы погибли…Бегите, бегите, — говорил Марк, все-таки стараясь заставить Кетти сесть в лодку.

— Я останусь…

Да и поздно было. На крики Нарутчи уже сбегались охотники. Марк вырвал из рук Кетти карабин и сунул его в расщелину скалы.

— Вы лучше воспользуетесь им, если они не будут про него знать, — шепнул он.

Беннет уже стоял перед Марком, лохматый и страшный.

— Что это ты, желторотый, делаешь здесь с женой начальника?

Но Иов уже подоспел и попробовал объяснить:

— Они выполняют мои приказания…

— Ты приказал им взять нашу лодку и бежать от нас потихоньку?

Вербек толкнул ногой узел, брошенный на землю Марком.

— Понятно, они сговорились бежать.

Вдруг Беннет закричал:

— Они украли ружье! Измена! Измена!

Сразу началась свалка. Вербек и Олаф бросились на Марка, а Борнхольм и Руперт на Иова.

Беннет подошел к Кетти, свирепо выставив вперед челюсти.

— А ты… чего ты дрожишь? Теперь я начальник, а ты моя жена. Твое место у меня, идем домой!

Он схватил девушку за руку потащил ее на скалу.

— Что нам делать с французом? — крикнул Руперт.

— Изменникам смерть, — заревел Беннет. Камень им на шею и в воду!

Он крепко захватил одной рукой кисти обеих рук Кетти и старался увлечь ее за собой.

Но в это мгновение с вершины скалы скатилась какая-то коричневая груда. В лучах солнца что-то сверкнуло. Беннет тотчас же выпустил свою добычу и, откинув голову, упал назад. Потом между неподвижной Нарутчей, стоящей с ножом в руке, и прижавшейся к скале Кетти, без единого вздоха покатился вниз китолов. Тело его задержалось у самого моря и большое кровавое пятно на его спине все расползалось.

Эскимоска отбросила в сторону нож, кинулась к телу и завыла, как собака на трупе хозяина. Охотники оставили Марка и Иова и все стояли, точно отрезвленные этим убийством.

Иов первый пришел в себя.

Он схватил эскимоску за плечи и приказал:

— Запереть ее в собачий сарай.

Олаф поднял эскимоску на руки, как ребенка, и, не обращая внимания на ее отчаянное сопротивление, отнес ее в ближайший сарай и запер за ней дверь.

Иов не хотел, чтобы охотники успели одуматься. Он приказал:

— Мы похороним его, как подобает, вместе с человеком с «Онтарио». Снесите его к тому и у нас сейчас будут двойные похороны.

— Хорошо, начальник.

Старик смотрел вслед охотникам, уносившим тело. Потом он взглянул на Кетти.

— Для вас все очень хорошо кончилось, — сказал он, — вы теперь спокойны на всю жизнь.

Он стал подниматься в гору, за ним шли Марк и Кетти. На пути в хижину их поджидали охотники.

— Иов, — сказал мрачно канадец Руперт, — нам нужно с тобой поговорить.

— Ну, так говорите…

— Начальник, — заговорил Руперт, — до вчерашнего дня мы жили здесь братьями… три года… а вот эта появилась здесь, и мы стали грызть друг друга, как звери, и один уже убит…

— Но я не виновата, — закричала Кетти.

Охотники зашумели.

— Чего же вы хотите? — крикнул Иов.

— Мы хотим… хотим цену крови…вот что.

Кетти порывисто бросилась вперед.

— Я заплачу столько, сколько вы захотите… Я сделаю вас богатыми…

— На что нам здесь твои деньги! — ответил Вербек.

— За кровь платят кровью, — грубо сказал Олаф, — ее нужно убить.

Но Марк перебил:

— По нашему закону можно, чтобы кто-нибудь ее выкупил.

— Он прав, — сказал Иов.

— Я предлагаю выкуп, — выступил вперед Марк.

— Кровь Беннета стоит дорого, — усмехнулся Руперт.

— Назначьте выкуп, я заплачу, — сказал Марк.

— Береговые Братья! — властно заговорил Иов. — Перед вами осужденная…

Стон Кетти прервал его. Иов продолжал:

— Осужденная, которую предлагает выкупать наш брат Марк Дидиэ.

Началась самая необычайная торговля. Француз предложил сначала свою долю охотничьей добычи, хранившегося в чулане. Но ему ответили смехом.

— Что это по сравнению с тем, что приносил с охоты Беннет. — сказал Руперт. — Ты не плохой парень, Марк, только добыча-то весит не тяжело. Я предлагаю, чтобы ты перестал быть нашим компаньоном, а был бы нам слугой. Ты будешь поддерживать порядок в нашем лагере.

— Я согласен, — волнуясь крикнул Марк.

— Подожди. Ты должен будешь исполнять все, что тебе будет сказано. У тебя не будет ничего своего, ни хижины, ни запасов, ни оружия.

— Я не хочу, не хочу, — прервал слова Руперта крик Кепи.

— Да молчите вы, — грубо крикнул Руперт, — это вы виноваты, что так случилось.

Потом Руперт продолжал, обращаясь к Марку:

— Слушай хорошенько. Если ты согласишься на все, что я предлагаю, ты примешь на себя пролитую кровь, будто ты сам ее пролил. Словом, ты станешь среди нас добровольно приговоренным за убийство, в котором виновата эта женщина. Она пусть уходит отсюда.

— Принимаю, — крикнул Марк.

В ответ на это поднялся гомон. Все говорили и кричали одновременно. Иов заявлял, что он не допустит такого соглашения, Руперт и другие настаивали.

— Руки вверх!

Приказание это раздалось так резко, так сухо, что все невольно застыли на месте.

— Это мы, мисс Кетти. — продолжал голос. Со скалы спускался закутанный в меховые одежды человек За ним следовало еще пять вооруженных людей.

Девушка бросилась к пришедшим:

— Это вы, лейтенант, — воскликнула она, — а где же отец?

— «Онтарио» не может так легко подойти сюда из-за пловучего льда, но он совсем близко, — ответил лейтенант. — Он ищет вас на море, пока мы искали вас на земле.

Пришедший оглядывал группу охотников, все еще стоявшую неподвижно под угрозой поднятых карабинов.

— Кто эти люди? — спросил он Кетти. — Я видел сверху в бинокль, что они окружили вас и мы положительно скатились со скалы, чтобы поспеть к вам на помощь. Это бандиты?

— Нет, уверяю вас, — возразила Кетти, — это отличные люди.

— Да, ведь, это должно быть и есть та разбойничья банда, которая опустошает наши охотничьи пространства. Я очищу от них побережье. К стенке их!

— Я не позволю вам! — решительно крикнула Кетти.

Американские матросы не знали, кого им слушаться, и колебались. Кетти продолжала:

— Они мне спасли жизнь. Эти люди — мои друзья.

Береговые Братья удивленно смотрели на Кетти.

— Вы хотели выкупить меня ценой своей свободы, обратилась девушка к Марку. — Такие жертвы не забываются. «Онтарио» лишился своего доктора. Вы замените его и я добьюсь, что назначение это будет официальным. Вы знаете, что у моего отца есть связи…

Потом, глядя на остальных:

— Я хочу вас спасти от нужды и грозящих вам постоянно опасностей. Мы будете охотниками моего отца, на жаловании. Или же, если хотите, я верну вас вашим семьям…

— Простите, мисс, — подошел к Кетта лейтенант, — нам следует торопиться. «Онтарио» невдалеке отсюда.

— Вам не пройти узкий пролив без лоцмана, — вмешался Иов, — берите с собой Марка. На него вы можете положиться.

Десять минут спустя, Кетти, лейтенант, пять матросов и Марк отчаливали уже от берега в большой белой лодке.

— Мы скоро вернемся, сегодня же — кричала Кетти, — и устроим вас, друзья мои.

— Да, да, хорошо, хорошо, — кивал головой старый Иов.

Иов неподвижно стоял на берегу и, скрестив руки, смотрел вслед удаляющейся лодке. Потом обратился к товарищам.

— Вы хотите, вернуться туда, к обыкновенной жизни?

— Нет! нет!..

— Вы хотите стать такими же людьми, как другие?

— Нет, нет!..

— Домашними волками, посаженными на цепь, как собаки?

— Никогда, никогда… свобода!

— Тогда, — выпрямился во весь рост старик, — забирайте продовольствие, собак, сани. Мы успеем уйти туда, где нас во найдут эти люди.

— Да, да, в дорогу!

— Да не зевайте, ребята! — крикнул Иов.

Их всех охватила жажда независимости, опьянила мысль о свободе. С громкими криками, с размашистыми движениями взялись охотники за дело с поспешностью людей, привыкших сниматься с места под угрозой бури. И в то же время они испытывали дикую радость при мысли, что их уже здесь не найдут.

Все бегали и суетились как в какой-то лихорадке. Забывая все, выпустили вместе с собаками Нарутчу, которая сейчас же приняла участие в хлопотах. Сани были нагружены, собаки запряжены, хижины опустели.

— Скорей, скорей! — торопил Нов. — Мы вернемся, как только им надоест нас ждать. А это будет скоро…

— А как же Марк? — вдруг задал вопрос Вербек.

Но Иов коротко оборвал:

— Идиоты вы этакие, да я же его нарочно отправил. Он — не наш. Это был случай, ошибка… Его место там, а не с нами… Ему-то нужно стать прежним человеком…

— А мы останемся лучше волками, — проворчал Руперт, — Ты прав, старик… ты всегда прав…

Иов усмехнулся:

— Вот поэтому — то я и начальник вам… Ну, все готово?

— Готово! — отозвалось четыре голоса.

— Так в путь, ребята… Ах! чуть не забыл!

Иов побежал в дом, опустевший теперь точно после урагана. На столе лежала его книга записей. Старик схватил ее, выбежал, захлопнул за собой дверь и прыгнул в сани.

— Вперед! Да здравствует свобода! — крикнул он.

Ответом ему было оглушительное:

— Да здравствует свобода!

Со страшным лаем собаки полным ходом брали подъем скалистого берега. Сани умчались, унося наверх, в глубь земли тех, кого теперь напрасно будет поджидать большое белое судно цивилизованных и не всегда справедливых людей.