Мир приключений, 1974 (№19)

Солнце прошло сравнительно небольшую часть своего пути от восточного края неба до зенита, но день уже давно пылал ровным, напряженным зноем. Ни одно пятнышко не нарушало безоблачной синевы. Крутые склоны горы резко уходили ввысь. Ажурные мачты электропередачи, спускавшиеся по ним, терялись, казались крошечными в их мощных складках. Мачтами, увешанными гирляндами серых изоляторов и связанными между собой ровными нитями проводов, была усеяна и равнина. Мачты были огромные, по на фоне горы не производили такого впечатления. С горой могли соперничать только прислоненные к пей трубы.

Гора представляла собой гигантский, неправильной формы каменный конус, возвышавшийся над долиной приблизительно на полтора километра. На ее вершине была небольшая природная выемка, в которой целиком, как лилипут в кармане Гулливера, умещалось шестиэтажное здание электростанции: снизу оно казалось игрушечным макетом. Если всмотреться внимательнее, в морщинах склонов кое-где приютились крошечные здания. Все они тонули в зелени, и потому их трудно было различить.

Трубы были грандиозные. Каждая из них имела не менее десяти метров в ширину. Перехваченные мощными поперечными скрепами, они были прислонены к склону на равных расстояниях друг от друга. Концы труб доходили до вершины горы. Каждая из них выходила из гигантского плоского металлического колпака, окрашенного в черный цвет, резко выделявшийся на фоне залитого солнцем ландшафта. Издали это сооружение можно было принять за оранжерею. Но на самом деле крыша опиралась не на стены, а на невысокие, десятиметровой высоты, колонны.

Огражденная со всех сторон трубами гора была похожа на великана, взятого в плен мощью человеческого разума. Не вырваться, не убежать! Стоп недвижно и выполняй заданную тебе работу!

Конечно, чтобы охватить взглядом всю эту величественную картину, нужно было находиться в отдалении от нее. Впрочем, к горе, трубам и колпакам над ними даже при желании невозможно было приблизиться: в сотне метров от них решетка ограждала запретную зону.

Трубы, выкрашенные в белый цвет (для наибольшего отражения солнечных лучей), резкими контрастными линиями прорезали покрытые зеленью склоны горы. Волнистая поверхность склонов и древесных крон подчеркивала геометрически прямые направления труб.

Местность была пустынна, в районе воздушных силовых установок жили только работники станции с семьями.

Но вдруг на извилистой тропинке среди деревьев показалась одинокая маленькая фигурка. Это был мальчик лет восьми. Он глядел на трубы и, судя по движениям его губ, напевал песенку. Но он и сам ее не слышал — мелодия тонула в мощном, репном, непрерывном гуле, похожем на рев громадного водопада.

Как всегда днем, трубы гудели. Воздух, накаляемый солнечными лучами под черными металлическими крышами, стремясь кверху, врывался в устья труб неудержимым ураганным потоком. Ему на смену притекали воздушные массы из долины, и вся ее поверхность была захвачена непрерывным движением воздуха, со страшной силой несшегося к трубам. В сторону труб наклонились травы, кустарники, ветви деревьев. В том же направлении изогнулись струи фонтанов и неслись облака брызг. А чем ближе к решетке запретной зоны, тем реже становилась растительность, и задолго до изящной бронзовой ограды она вовсе исчезала, оставляя каменистую поверхность во всей ее неприветливой первозданной наготе. Воздушные потоки по мере приближения к трубам всё ускорялись. Вблизи них непрерывный ровный ураган бушевал с такой силон, что, если бы здесь были растения, они были бы сломаны, вырваны с корнем и унесены вихрем. Внутри труб, изолированных от внешней температуры твердой вакуумной пеной, воздух несся кверху со скоростью 200 километров в час. Вырываясь из них, он со всей мощью своего напора ударял в лопасти воздушных турбин.

Трубы гудели. Этот рев невозможно было бы переносить, если бы он не был таким однотонным. Его однообразие заставляло слух привыкать к нему настолько, что люди перестали обращать на него внимание. Они как бы не слышали его и замечали только вначале, при восходе солнца. Ночью трубы молчали, силовые агрегаты не работали. Ночью поверхность долины быстро охлаждалась и переставала отдавать тепло воздуху. Разница между температурой воздуха долины и вершины горы сглаживалась, и воздушные потоки замирали. Турбины останавливались и переставали давать энергию в единое, всесоюзное высоковольтное кольцо.

Можно было не обращать внимания на шум труб, но мальчик нарочно вслушивался в него. Он любил слушать и смотреть. Он видел, как летят в незримой, но явственно ощутимой воздушной струе срываемые ею с деревьев листья. Как много их прильнуло к решетке! Под напором воздуха они держатся на ней, как железо на магните, и так будет до вечера. Они отвалятся, когда умолкнут трубы: тогда помощник отца дядя Сережа соберет их с помощью пневматической машины, похожей на большой пылесос, и увезет подальше.

Коля дошел почти до самой решетки. Здесь напор ветра был уже весьма ощутителен. Мальчик повернул обратно и вполоборота бросил последний взгляд…

Что это?!

Вход открыт настежь!

Нет, этого не может быть! Ему показалось! Вход заперт, открывающая его кнопка находится далеко отсюда, в кабинете главного инженера, отца Коли.

Он подошел ближе. Как это могло произойти?

Надо сказать отцу. Но, впрочем, случившееся не страшно. Свои все прекрасно знают, что туда ходить нельзя, а приезжих в долине сегодня нет. Да, но они могут быть. Коля забеспокоился. Он уже хотел бежать к отцу.

Но что это? Там, за решеткой, миниатюрная человеческая фигурка двигается по направлению к трубам. Это четырехлетний Юра, сын дяди Сережи!

Двумя прыжками Коля пересек расстояние, отделявшее его от решетки. Став у открытой настежь низкой дверцы, он изо всех сил закричал:

— Юра! Юра!

Но он сам не услышал своего голоса, утонувшего в мощном, все заглушающем реве труб. Нет, мальчик, конечно, не слышит его.

Здесь, у решетки, напор ветра был ощутимо плотен. Коля чувствовал, что его прижимает к ограде. Он с ужасом смотрел на ребенка. Тот медленно ковылял по направлению к трубам. Вдруг он обернулся, и Коля увидел его искаженное плачем лицо. Ребенок явно пытался кричать, но ураган уносил все звуки. А мальчик продолжал двигаться к трубам, словно его тащила непреодолимая сила.

И тут Коля разом все понял.

Юра гулял неподалеку от решетки. Он увидел, что вход открыт (но как же, как это могло случиться?), и вошел. Сначала любопытство влекло его к ослепительному блеску. Потом он испугался толкавшего его в спину ветра. Он хотел повернуть обратно и уже не смог. Теперь ураган тянет его к трубам, и он не может справиться с напором воздуха. Его всосет в трубы…

Коля перегнулся через решетку, ветер трепал его кудрявые волосы, рвал одежду.

Малыш пытался идти назад, но ураган легко опрокинул его. Он поднялся на четвереньки, хотел встать, но неудержимо, правда теперь медленно, его продолжало тянуть к трубам.

Больше Коля не мешкал. Он кинулся в проход и побежал к ребенку. С каждым шагом он чувствовал, как ураган все сильнее гонит его, толкая в спину. Стоя на четвереньках. Юра смотрел на него с ужасом и надеждой. Плакать он перестал.

Добежав до него, Коля схватил его за руку м хотел остановиться, по не смог: ветер продолжал гнать их обоих к трубам. Они уже были у самого края одной из крыш. Коля пытался упираться ногами, но это плохо помогало. Юру, цепко державшегося за его руку, вытолкнуло вперед.

Коля попытался стать спиной к трубам и повернуть Юру, чтобы ветер не бил ему в спину. Это удалось сделать с большим трудом, но идти против урагана оказалось невозможным. Коля почувствовал, что задыхается от нестерпимого жара. Машинально он поднял голову. Они находились уже под крышей, служившей подножием для одной из труб. Металл крыши, раскаляемый солнцем, делал температуру под ней невыносимой.

Увидев над собой раскаленную крышу с гигантским, медленно приближающимся, оглушительно гудящим жерлом трубы, чувствуя резь в глазах и боль в ушах, Коля пришел в отчаяние. Ему уже трудно было удерживаться на ногах — стремившийся кверху воздух почти отрывал его ступни от земли. Более легкого Юру приходилось тянуть книзу за руку.

И хотя Коля был храбрый и сильный, все же он был только восьмилетним ребенком. Он разрыдался и бросился наземь, устав бороться и потеряв всякую надежду.

Плач маленького Юры заставил Колю взять себя в руки. Он вспомнил, что рядом с ним находится существо меньше, слабее и беспомощнее его, которое видит в нем единственную опору. Они почти не двигаются. «Надо что-то делать, и как можно скорее», — подумал Коля. Вдруг он заметил, что по направлению к трубе они почти не двигаются (лежа на земле, оба мальчика представляли гораздо меньшую поверхность для напора воздуха). Инстинктивно Коля еще более прижался к земле и жестами велел Юре сделать то же самое. Ребенок немедленно исполнил приказание, ни на секунду не выпуская его руки. Дышать стало легче. Как можно плотнее прижимаясь к земле, Коля пополз назад, таща за собой ребенка. Это было так трудно, движение происходило так медленно, словно приходилось тянуть стопудовую тяжесть. Но все же они двигались от трубы, и это придавало измученному мальчику новые силы.

Коля прополз несколько метров и остановился отдохнуть, плотно прижимаясь к каменистой почве. Юра опять заплакал. Коля посмотрел на него и увидел, что его лицо покрыто кровавыми царапинами и ссадинами. Тут Коля почувствовал, что и его лицо ободрано в кровь — раньше он, занятый борьбой с ураганом, даже не заметил этого. Песчинки, увлекаемые ветром, хлестали по лицам детей. Каждую секунду песок мог попасть в глаза. Коля приказал Юре зажмуриться, и тот беспрекословно повиновался. Коля тоже зажмурился и затем лишь на короткие промежутки времени открывал глаза, чтобы оглядеться.

Немного отдохнув, они поползли дальше, и стало не так жарко, они выбрались из-под крыши. Они долго лежали неподвижно, собираясь с силами. Так, метр за метром, с длительными перерывами, они одолевали расстояние, отделявшее их от входа, и, когда Коля, чуть приподняв голову, посмотрел вперед, он ужаснулся, увидев, как много им еще остается ползти. Сил уже не было. Он снова заплакал, пряча лицо от малыша, чтобы не испугать его.

Между тем детей хватились. Сначала Юры, потом показалось подозрительным и длительное отсутствие Коли. Их искали везде — сперва с легким беспокойством, потом с волнением, наконец с тревогой. К ограде силовой станции направились в последнюю очередь, просто для очистки совести, так как все хорошо знали, что вход не может быть открыт. Но он оказался распахнутым настежь. Мгновенный ужас сменился надеждой, когда увидели детей, лежавших между оградой и трубой.

Обмотав крепкую веревку вокруг ствола могучего дерева и держась за ее конец, несколько мужчин бросились на помощь. Они нашли мальчиков почти без сознания, с израненными лицами, и с трудом вынесли за ограду, преодолевая напор урагана.

Коля очнулся в своей постели уже вечером, когда трубы молчали. Он чувствовал себя совершенно разбитым, и многочисленные ранки на его лице болели. Первые его слова были:

— Что с Юрой?

— Он жив и здоров, сейчас спит, завтра утром ты его увидишь! — Над Колей склонилось ласковое женское лицо — это была мать Юры.

Колина ручная обезьянка подбежала к нему и протянула лиловую ладошку. Мальчик осторожно взял ее.

— А знаешь, — сказал Колин отец, — ведь это она чуть не погубила вас: оказывается, когда меня не было в кабинете, она нажала кнопку, открывающую вход.

— Откуда же ты об этом знаешь, если тебя не было, — удивился мальчик.

— Очень просто: она потом при мне нажимала кнопку. Несколько раз. Ведь обезьяны любят подражать, а она не раз видела, как я это делаю. Теперь придется запирать на ключ шкафчик с кнопкой.

Коля рассудительно сказал:

— Ну, простим ее, она не понимает, что делает.