Мир уршада

10 ФОРМУЛА ПУТИ

Первый привал Рахмани позволил себе лишь на самом краю плато Зайцев, там, где громадные сосульки истекали серебряным дождем над террасами замерзшей воды. Плато Зайцев нависало над горизонтами скользких ноздреватых ступеней, слегка накренившись над ними, словно пробка, вытолкнутая из толщи льдов. Здесь еще было достаточно тепло, сюда долетали нежные течения с юга и превращали стойкие торосы в хлебный мякиш. В ширину накренившаяся пластина превышала шестьсот гязов, а в длину очертаниями походила на двух зайцев, замерших в стремительном беге. Точно измерить плато в длину никто не брался, поскольку то одна сторона подтаивала, то другая обрастала свежими кристаллами льда. Здесь еще не было достаточно холодно, сюда сквозь прозрачные призмы еще дотягивались жалкие лучи белой Короны. Плато Зайцев с каждым годом выпирало все выше, грозя скоро перерасти Сырой барьер, и среди венгов циркулировали упорные слухи о горячих источниках, бурлящих под толщей застывших вод. Там, где горячие источники, — там и пещеры. Среди подвыпивших ловцов Тьмы находились болтуны, кто в кабаках Гагена уверял простофиль, будто самолично видел входы в пещеры, и даже туда спускался, и что якобы там всегда тепло, а в водах подледных пресных озер живут гигантские светляки…

Рахмани Саади всегда молча слушал говорунов. Он знал, что настоящих пещер под плато Зайцев нет, зато есть незастывающее подземное озеро, уровень воды в котором непрерывно повышается, сминая внешний рельеф. Пещеры тоже существовали, громадные извилистые каверны, но начинались они гораздо дальше, за плато Королевы, и тянулись в промерзшие глубины материка неизвестно на сколько сотен миль.

На ромбовидной, относительно ровной впадине, похожей на затертый метеоритный кратер, когда-то нашли вмерзшую в лед переднюю часть парусника с золоченой надписью «Королева Ви…» Это случилось, когда старый Ларси еще бегал мальчишкой без штанов, а Саади не было на свете. Венгам повезло, они успели выковырять нос парусника изо льда до того, как начался безлунный цикл, и доставили его ко двору тогдашнего монарха. С той поры рваная вмятина в бесконечных снежных наносах приобрела название плато Королевы. Дальше плато Королевы царила полная и безраздельная ночь. Звезды там мерцали ярко и холодно, а луна опускалась так низко, что казалось, заглядывала в душу. Дальше в глубину континента короли Ютландии не претендовали на власть, поскольку ни один гарнизон не сумел бы продержаться во мраке. Впрочем, такие попытки делались, и всякий раз безуспешно.

Лет двести назад отчаянные первопроходцы пытались строить форты на заснеженном материке, завозили туда каторжан, дезертиров и девок, чтобы наладить быт, но так и не смогли обеспечить доставку продовольствия. Всего построили шесть фортов, цепочкой, все глубже и глубже на заледеневший бок планеты. Потом вспыхнула междоусобная война между ярлами, и о переселенцах забыли. Когда о них вспомнили и направили спасательную экспедицию, не нашли никого в живых.

Не нашли вообще никого.

Рахмани однажды побывал в остатках такого форта. Промерзшее дерево даже не гнило, оно сухо звенело от ударов, а внутри срубов тоже все сохранилось нетронутым. Чашки, постели, лампы, нехитрая утварь… Люди не рыли себе могилы, не пожирали друг друга. Они просто исчезли, испарились в никуда. Рахмани искал следы насилия и не находил. Собаки нервничали, скулили и наотрез отказывались заходить в двери покосившихся избушек. Рахмани ночевал в двух фортах, но так и не получил ответа на свои вопросы. Рахмани входил в транс так, как его учили Слепые старцы, но его вспорхнувшее сознание наталкивалось только на серую паутину.

Забытые в фортах люди не просто умерли, тогда от них на серой паутине остались бы легкие светлые штрихи, тающие отголоски существований. Люди отсутствовали на тверди Зеленой улыбки. Саади мог только предположить, что на темной стороне открылся когда-то Янтарный канал, и переселенцы сбежали по нему на Хибр…

После тех первых экспедиций походы на замерзший бок планеты предпринимали еще сотни раз. И сотни искателей приключений пропадали. Старый венг Ларси за стаканом водки, хихикая, повторил как-то нелепую байку, что за тысячемильной границей льдов прячется теплое солнечное королевство…

— И все они удрали туда? — перебил приятеля Рахмани. — Без эму, снаряжения и пищи? Отчего же в наше время никто не может преодолеть больше трехсот миль?

Триста миль в глубину вечной Тьмы — это предел. Триста миль в глубину континента, дальше не забиралась ни одна упряжка. Никому не ведомо, какие тайны хранят бесконечные поля торосов. Рахмани прожил на границе Тьмы немало лет, построил иглу, объездил с венгами все закоулки, относительно безопасные для поисков, изучил повадки собак и эму, прежде чем отважился на первую дальнюю вылазку. И тоже уперся в невидимую границу на трехсотмильном рубеже. Там буйствовали полярные радуги, там плевок долетал до земли звенящим осколком, а собаки сбивались в скулящий комок и грызли лед между пальцев, тоскливо повизгивая.

Рахмани честно произвел четыре попытки. Он сделал все, о чем просили пославшие его, но не сумел пробиться. До того, как осесть в ютландских землях, он пытался осуществить задуманное с другой стороны тверди. Плавал на судах поморов, нанимал парусник до огненной земли Патагон, но вечная Тьма со всех сторон берегла свои тайны…

…Сегодня он покидал границу Тьмы, и, возможно, навсегда.

— Собаки устали, — заметил Ванг-Ванг. Рахмани дал отдых псам, закусил вяленым мясом.

Не стал разжигать костер, просто не было времени. Ему предстояло обмануть и посланцев двора, и тех, других.

— Ты хочешь, чтобы я увел их в сторону, дом Саади? — проницательно спросил Ванг-Ванг.

— Ты поведешь упряжку вдоль Зайцев, затем свернешь к Коротким Столбам. На Столбах сделаешь привал и подождешь десять мер. Если кто-то пойдет по твоему следу, ты увидишь. Я дам тебе подзорную трубу…

— Мне надлежит драться с ними, дом Саади?

— Нет. Кто бы ни шел за тобой, уводи их дальше. Уводи их к плато Королевы, но обязательно сделай привал. Я оставил тебе пару моих сапог…

— Понял, высокий дом. Они будут думать, что нас двое.

— Да. Разведи огонь, накидай костей с двух сторон, словно мы обедали вместе. Когда достигнешь плато Королевы, поворачивай назад, к теплу. Если тебя догонят…

— Я вернусь к Хо-Хо и буду ждать тебя, высокий дом.

— Нет. Забудь о нашем Хо-Хо. Если ты вернешься в наше иглу, они могут схватить тебя и пытать.

— Поэтому ты не скажешь мне, куда сейчас пойдешь?

— Не скажу. Если Всевышний будет милостлив к нам, ты продашь упряжку в Гагене, сам знаешь, кому. Потом отправляйся в Брезе. Если я не найду тебя до осени, возвращайся на Хибр. Теперь поезжай.

Саади оставался на месте, пока упряжка не превратилась в черную точку на бело-голубом покрывале снега. Старина Ванг-Ванг ни разу не обернулся, но Саади ждал. Наконец, он остался один, совсем один среди вечернего сияния. Сквозь быстрые рваные тучи подсматривали звезды. Вечная Тьма настороженно наблюдала за странным путникам, притаившись на краю пасмурного горизонта. Рахмани положил заплечный мешок на колючий снег, достал пузырек с серым порошком и широким жестом сеятеля рассеял его по ветру. Он прошел шагов сорок в обе стороны от следов полозьев и столько же — по следу саней. Затем достал другой пузырек с густой черной жидкостью. Это была его собственная кровь, но смешанная с некоторыми травками, подарок Женщины-грозы, Женщины-лавы, неистовой Марты Ивачич. Он нанес по несколько капель черного эликсира на подошвы унт, стараясь, чтобы не попало на руки и одежду. Теперь он мог быть уверен, что нюхачи королевского двора потеряют его след.

Нюхачи потеряют. Но есть те, кто намного проворнее ищеек королевского двора.

Рахмани подтянул лямки заплечного мешка, осмотрелся, не выпало ли что-нибудь на лед, и зашагал строго на север. Он шел ровным, размеренным шагом, удерживая дыхание, не ускоряясь, но и не замедляясь. Рахмани старался не потеть, порой его даже передергивало от холода. Ловец Тьмы думал о завтрашнем дне, а ноги сами выбирали участки голого льда, где не могли остаться следы. Периодически ловец Тьмы доставал из кармана пузырек с «дьявольским перцем» и высыпал сероватую пыль полукругом у себя за спиной. Иногда он сыпал по бокам, оберегаясь от случайного порыва ветра, который мог бы отнести его запах к нюхачам. Он торопился достигнуть северной оконечности Клыка до той поры, пока совсем не стемнеет.

Клык плавно вырастал из относительно плоского заснеженного поля, походя на вмерзший в лед слоновий бивень. Толщина льда в этих пограничных краях оставалась небольшой, и сквозь изменчивую толщу Клыка в хорошую лунную погоду можно было наблюдать каменистую почву. В изломах сапфировой глубины кое-где встречались темные образования — то ли вмерзшие в лед подарки Тьмы, то ли погибшие тысячи лет назад северные животные, навсегда застывшие в прыжке и в полете. Иногда ловцы Тьмы собирались вместе, по трое и по четверо, чтобы общими усилиями продолбить лед. Им везло или не везло, даже оракул не брался угадывать.

Однажды, при участии Рахмани, откопали птицу с крыльями из ржавого желтоватого металла. Птицу извлекли наружу, из ее прогнившего брюха сыпались шестерни, пружинки и крючки. На воздухе птица рассыпалась за несколько мер песка, еще до того, как подогнали длинные сани. Трое суток каторжного труда пропали даром…

Рахмани сделал все возможное, чтобы привлечь погоню. Советники Его величества должны были пребывать в полной уверенности, что ловец сбежал за край Тьмы и попытается пересечь льды. Если гонца из дворца подослали, значит, они что-то заподозрили. Заподозрили, что лучший ловец, пришлый чужак, принесший так много пользы королю, на самом деле мог бы принести пользы в сто раз больше. Такова людская неблагодарность и логика монархов…

В какой-то момент он встретил одного из «утопленников». Рахмани остановился и внимательно рассмотрел человека, вросшего в лед. Как назло, самые роскошные, самые дельные находки всегда попадаются не вовремя! Человек был явно «оттуда», как говаривали венги. Коренные жители границы не слишком любили называть своим именем то, что скрепляло три тверди. Человек «оттуда» оказался полной белокурой женщиной, одетой тепло, но совершенно немыслимо для вечной Тьмы. Выше пояса на женщине было напялено нечто вроде кожуры от громадного мандарина, с карманчиками и ремешками, а ниже — такие же широкие оранжевые брюки. Рахмани попытался представить себе, кто стал бы носить такое заметное, кричащее платье, но никто, кроме придворных шутов, в голову не лез.

До запрокинутого мраморного лица женщины было не больше локтя прозрачного льда. Несколько часов с ледорубом — и Рахмани получил бы превосходный экземпляр «утопленника». Женщину несомненно купили бы астрологи, тело бы заспиртовали, вынули внутренности, а голову выставили в кунсткамере Его величества. Рахмани не занимали нелепые опыты астрологов с плотью, однако он облизывался, представляя содержимое ее карманов. Левая рука женщины тоже торчала вверх, как будто она тянулась из колодца, и на пухлой кисти виднелся браслет с круглой печаткой. Еще одна нелепица — из уха «утопленницы» торчала черная змейка и убегала под рыжий кафтан. Ловец Тьмы чуть не взвыл с досады, однако времени на изыскания катастрофически не хватало. Оглянувшись через мерку песка, он заметил на льду едва заметную трещину. Наступал безлунный цикл, лед начинал тревожное, хаотичное кружение, и очень скоро женщину в оранжевом шутовском наряде засосет в глубину или разрежет и вышвырнет наружу на радость хищникам…

Через дюжину мер песка Рахмани выбрался на пологую вершину сопки, где стояли три полузанесенные снегом иглу. По некоторым признакам он определил, что недели две назад тут отдыхали промысловики на эму, а позже забредал кто-то из ловцов. Внутри иглу нашлись уголь, спички, спиртное и мягкая постель. Саади взял только немного сухарей. Взамен он оставил табак и порох.

Рахмани свернул в сторону плато Кабана. На самой верхней точке Клыка, где буйствовал шквалистый северик, он остановился и снял унты. Отсюда было хорошо видно, как зеленоватый хобот стригущего смерча расползается рваными хлопьями над южным горизонтом. Смерч, как всегда, рассыпался, столкнувшись с холодными воздушными течениями, плывшими с темной стороны планеты. Голыми ступнями Саади встал на снег, потоптался немного, отыскивая одному ему известную точку. Он давно не использовал формулу пути и немножко волновался. Впрочем, так он волновался всегда, когда прикасался к мудрости старцев. Первые мгновения ноги обжигало, Рахмани морщился, вздрагивал, настраиваясь на звучание невидимой паутины. Затем под его посиневшими пятками захлюпала вода.

— По поющим нитям твоим, по бесконечной спирали миров проведи меня, верного…

Крохотная лужица росла в размерах, ноги Саади погружались все глубже, до самых щиколоток. Ловец шептал, его полные, столь притягательные для женщин губы кривила болезненная улыбка. Ловить нити серой паутины всегда непросто и почти всегда больно, особенно когда ты в беде. Расстояния роли не играют, значение имеет лишь собственное настроение.

— Проведи меня, верного, проведи меня, первого и последнего, проведи по чертогам сущего…

Рахмани предчувствовал острую боль, поскольку сегодня он поступал наперекор всем правилам. Нельзя обращаться к разуму вселенной, когда тебя гложут мелкие мирские проблемы. Нельзя использовать знания Старцев, когда тебя грызет застарелая печаль…

Сегодня он не умолял о дальнем пути. Сегодняшней ночью требовалось всего лишь сделать три или четыре прыжка. На большее он был не способен, слишком много времени провел вдали от пещер. Настолько много, что едва не забыл формулу.

— Дважды по сорок раз за день креплю я нити паутины, дважды по сорок раз за ночь шепчу я славу именам посвященным…

Скрипя зубами, Саади терпел сотню червей со стальными зубами. Черви грызли его мозг. Другая армия червей терзала его коченеющие ноги. Чем громче, чем старательнее он читал формулу, тем яростнее они впивались в нервные окончания, выдавливая пот из уставшего тела. Лужа, в которой стоял ловец, превратилась в небольшое озерцо, локтей пятнадцати в диаметре, вода возле голых икр Рахмани закипела, горячий пар клубами окутывал пологую вершину Клыка…

Как всегда, он пропустил момент начала пути. Больше всего это походило на плавное скольжение на лыжах с горы. Рахмани только здесь, на Зеленой улыбке, во владениях Тьмы, научился ходить на лыжах, но сравниться в ловкости с венгами даже не пытался. Путь походил на скольжение по наклонной, неторопливое в начале, но все ускоряющееся, вплоть до бешеного визга ветра в ушах, до полной потери ориентации в маслянистом тумане.

Первым прыжком Рахмани преодолел сорок гязов. Паутина вынесла его туда, куда он загадал, на вершину одного из Четырех столбов. Здесь метался шквальный ветер, и Саади пришлось немедленно улечься ничком, чтобы не превратиться в порхающую снежинку. Громадный ледяной утес постанывал и еле заметно дрожал. С высоты в две сотни локтей открывалась жутковатая, но необъяснимо притягательная для Рахмани панорама плато. Голубые тени от вздыбленных торосов перемежались почти черными провалами, кое-где искрили снежные наносы, поднимались вихри серебряной пыли и не смолкал вечный голодный гул, похожий на вой бесчисленных волчьих стай. С вершины неприступного утеса Саади различал дымки далеких ночевок, огоньки костров и даже кое-где — линзы телеграфа. С другой стороны дышала холодом безжизненная пустыня.

Следующий прыжок прошел легче и почти без боли. Рахмани приказал телу переместиться на один из остроконечных холмов, замыкающих плато Зайцев. Вода под голыми пятками еще не успела вскипеть, когда он разглядел в трубу упряжку преданного слуги Ванг-Ванга. Ванг-Ванг почти достиг горловины, откуда растекалось плато. Таец берег собак, трусил рядом с санями, иногда оглядываясь назад. Оглядывался хитрец неспроста — по его следам, гязах в тридцати, неслись на эму четверо всадников.

Саади мог бы помочь Ванг-Вангу, но именно так все и задумывалось. Каждый выбирается своим путем.

Ловец перевел подзорную трубу на восток. То, что он увидел, его одновременно огорчило и обрадовало. Еще одна четверка мчалась строго на север, в ту сторону, куда совсем недавно ушел он сам. Итак, все его ухищрения с «дьявольским перцем» не помогли, вояки из тайной дружины короля Георга не дали себя обмануть. Они вычислили место, где ловец покинул упряжку. Ничего, пусть торопятся, все равно очень скоро упрутся в замерзающую лужу и потеряют его след! Рахмани вглядывался изо всех сил, но полярные радуги, как назло, ослабли, небо затянуло тучами. Он ясно различал лишь одно — в погоню посланы не рыцари Плаща, не круглобородые наемники из фиордов, а личная стража королевского двора. Причем четвертым в каждом отряде, почти наверняка, был не человек, а нюхач…

Нюхачей следовало прикончить раньше.

Третьим прыжком Рахмани перенес себя вплотную к грядке сиреневых грибов возле иглу покойного друга Ларси. Сердце выскакивало из груди, хотелось упасть на землю и не вставать. Огромным усилием Рахмани заставил себя держаться вертикально. Он сознавал, что организм выдержит и четвертый, и пятый прыжок, до самого города Брезе, однако после подобной нагрузки он сутки не сможет пошевелить пальцем. Кроме того, скользить по серым нитям в населенные местности вдвойне опасно. Если случайно на пути попадется колдун или одаренный ребенок, можно сорваться с нити и угодить совсем не туда, куда стремишься. Можно угодить не просто далеко, а провалиться в болото где-нибудь на тропических островах Великой степи.

Болота — это полбеды, однажды Рахмани произнес формулу слишком близко от храма, и паутина закружила его по такой спирали, что ловец уже прощался с жизнью. Серые нити успокоились только после того, как закончилась служба, а обессиленного Саади протащило по соленому мангровому лесу и вышвырнуло в рваной одежде на пустынный берег Черного континента. Тогда его чуть не сожрали туземцы. Правда, после ловец с ними подружился, ему даже предложили в жены одну из восьми дочерей вождя, на выбор. Когда Саади увидел красавиц за ритуальным пиршеством, по случаю поимки крокодила, он мгновенно обрел силы для нового прыжка в паутину…

Рахмани промокнул пот. Да уж, серая паутина многое дарит, но забирает не меньше.

Женщины семьи покойного Ларси уже собирались на утреннюю дойку, мужчины ковырялись, что-то мастерили внутри иглу. Собаки залаяли хором, оскалившись, выстроились изнутри, вдоль границы ядовитых грибов. Рахмани пристально посмотрел на псов, и они затихли. Навстречу ловцу выскочили племянник и двоюродный брат Ларси, полуодетые, с оружием. Оба уставились на него со страхом, не слишком соображая, откуда он взялся ранним утром, один, босой, с мешком. Из-под пяток Саади растекалась талая вода. Он все еще был горячим, как печь.

— Что случилось, брат? — робко спросил брат Ларси.

— Разве венги позабыли собственные обычаи гостеприимства? — вопросом на вопрос ответил Рахмани.

Соседи засуетились, перебросили настил через грядку с сиреневой отравой.

— Ты снарядишь упряжку лучших собак, я лягу на дно, под шкуры, а сверху положишь мальчика. Мы поедем в Брезе…

— В Брезе? — изумились мужчины. Женщины слушали издалека, не решаясь подойти. — Почему же ты не уехал сам? У тебя лучший эму, и хаски…

— Все должны видеть, что ты повез больного сына Ларси к доктору, — холодно подтвердил Рахмани. — За доктора я заплачу, пусть мальчика лечат в приюте. Ты отвезешь меня к постоялому двору Сгенхьолда…

— Это нехорошее место… — промямлил старик. Рахмани пошатнулся. В голове лопнул сосуд. Из носа вот-вот пойдет кровь. Потом он представил ошарашенные рожи преследователей на эму и улыбнулся. Они погоняют птиц в гору, сквозь начавшийся колючий буран, погоняют, чтобы найти на верхней оконечности Клыка его вмерзшие в лед унты. Там они спешатся и примутся в растерянности рыхлить лед, с каждой песчинкой убеждаясь, что ловец испарился, исчез.

— А потом вы все забудете, что видели меня сегодня, — добавил он. — Забудете вы и ваши женщины, понятно? Потому что, если вы признаетесь, вас обвинят в содействии врагу короны и заживо снимут кожу.

У мужчин-венгов дернулись непроницаемые лица.

— Разве тебе недостаточно Камней, которые мы тебе отдали? — жалобно спросил племянник Ларси. — Что ты натворил преступного? За что ты хочешь погубить всех нас?

— Я не сделал ничего дурного, но нюхачи уже ищут меня. Они верят, что я ушел через льды… С вами ничего не случится, если забудете обо мне, — пообещал Рахмани. — Если откажете мне в помощи, я все равно заберу ваших собак, а в Брезе пущу слух, что вы мне их подарили добровольно. Завтра сюда явятся солдаты ярла. Вот моя плата, тысяча далеров.

Он швырнул к их ногам мешок. За тысячу далеров можно было купить стадо оленей. Мужчины переглянулись.

— Мы отвезем тебя, — кивнул старик. — Но что, если нас задержат гвардейцы? Брат Саади, мы не сможем их…

— Я смогу, — перебил Рахмани, и от тона его голоса венги вздрогнули. — Только дайте мне мяса, и я все смогу.