Мир уршада

8 К СЫРОМУ БАРЬЕРУ

К чему Рахмани не мог привыкнуть на севере, так это к холоду. К холоду приучить себя было невозможно. За годы, проведенные на границе тьмы, он опробовал несколько методик укрощения плоти, но ни одна не выручала надолго. Во время странствий по стране раджпуров молодой Саади встречал архатов, способных неделями обходиться без еды, способных спать, зависая в воздухе, и одной волей останавливать облака. Однако и их власть над сущим оказывалась кратковременна по сравнению с вечностью. Саади некоторое время провел в одной из школ «малой переправы», не прикасаясь к чужому богопротивному знанию, но изучая его. Архаты умели многое, но вряд ли научили бы, как неделю провести на льду, под пляской огней…

До того как на юге погаснет последний отблеск дня, можно было двигаться абсолютно прямо, держа курс на созвездие Мышат. После того, как темнота завладеет миром, для одинокого человека существовали две возможности. Точнее — три. Первый путь — это сломя голову бежать обратно к родному иглу, под охрану заговоров, собак и сиреневых грибов. Под охрану света. Второй вариант, к которому Рахмани очень хотелось склониться, — заночевать в одном из иглу, возле Сырого барьера, там, где в результате разлома возникла складчатая, неровная стена льда. Там не так ветрено, и всегда имеется запас дров для утомившихся путников. Переждать безлунный цикл и ночами пробираться к Гагену, к Янтарному каналу…

Но Рахмани предпочел третий путь. Опытный глаз различал почти незаметные вешки, следы от полозьев, брошенные и вросшие в лед объедки. Здесь много ездили, до Сырого барьера в лунные ночи считалось почти безопасно. Полозья с шелестом резали сухой снег, мороз кусал Рахмани за щеки, заставлял кутаться в меховую выворотку и натираться жиром. Верный Ванг-Ванг щурился на небо, по горло замотавшись в меха, иногда бросал косые опасливые взгляды на молчащего хозяина, на сосульки, повисшие на платке, закрывающем рот Рахмани. Ванг-Ванг немало повидал за годы службы семье Саади. Он видел, как бородавчатый уршад забирает цветущих юношей, как разрезают животы женщинам, в которых поселились личинки гоа-гоа-чи, как рубят ноги собирателям жемчуга, которых ужалила медуза-амфора, чтобы яд не добрался до жизненно важных органов…

Но Ванг-Ванг никогда еще не видел, как призраки дарят улыбки.

Между Трубадуром и Святым семейством уже покачивалась первая лилово-розовая полоска, провозвестник грядущей полярной радуги. Ванг-Ванг обожал северное сияние, хоть и боялся. На его далекой тайской родине такого не увидишь за любые деньги. Рахмани даже завидовал восторженности пожилого невольника, его самого давно не трогала красота ночного неба. Свистели полозья, хрустел снег под ногами, под перекладиной саней покачивался костяной божок алеутов, подаренный Рахмани добрым приятелем Ларси…

В позапрошлом сезоне опытнейший проводник, венг Ларси, вел четыре упряжки с плато Четырех столбов. С ним был его сын, шестнадцати лет, и четверо руссов, крепкие и богатые. Они щедро заплатили ловцу Тьмы серебряными далерами и собольими хвостами и уговаривали его остаться на ночевку прямо на плато. Они ничего не нашли в течение двух недель, хотя им было явлено достаточно добрых предзнаменований. На упряжку садилась полярная сова, падали звезды и дважды видели дикую страусиху с птенцами. Лишь в последний день контракта им повезло, если то, что произошло позже, можно назвать везением. На плато Четырех столбов зоркие глаза младшего венга углядели что-то темное под ледяным торосом. Руссы остановили упряжки, прекратили отгонять мороз огненной водой и достали ледорубы. Им долго пришлось брести пешком, проваливаясь в трещины, скатываясь с острых уступов. Хаски не могли сопровождать их по грудам ледяных глыб. Наконец, мужчины достигли загадочного предмета. Несомненно, это был один из подарков Вечной Тьмы, заброшенный из иного мира.

Это был очень странный и очень громоздкий предмет, хотя со стороны Вечной Тьмы почти всегда появляется нечто странное. Со слов сына Ларси, руссам довелось откопать железную повозку. С четырьмя мягкими колесами, с дверцами, почти как в карете, и превосходными стеклянными окнами. Но нигде не нашлось и намека на крепления для собак, оленей или лошадей. Повозка блистала, непостижимая, ужасная, обросшая снежной коркой. Мужчины сообща взломали одну из дверей, внутри пахло сладко, как от женщины, пользующейся цветочными духами. Такой подарок было нереально тащить на себе, распиливать или рубить на куски руссы не отважились, но и бросить находку было страшно. Подарок мог найти кто-нибудь другой, особенно теперь, когда блестящая оранжевая капля ярко выделялась на снегу, как спелый мандарин на крахмальной скатерти. В железной повозке скрывалась масса интересного. Настоящее богатство, немыслимое богатство. Боярская Дума руссов отвалила бы за такую редкость столько золота, сколько весила сама находка.

Но золота вечно не хватает, сколько ни набивай карманы. Рахмани знал об этом, как никто другой.

Руссы предложили Ларси вчетверо против обычной цены, и это были очень большие деньги. За такие деньги пожилой необразованный венг мог отправить сына в университет. В Гаген, в Лондиниум или даже в Пруссию. От него же требовалось доставить к плато Четырех столбов упряжку ездовых эму, чтобы вытянуть тяжелую померанцевую повозку на сухие земли. Пьяные руссы были не слишком опытны, но даже они замечали, что льды за их спиной постоянно шепчутся и переползают с места на место, волоча за собой хитрые тени. Опытнейший ловец, каким был Ларси, не имел права соглашаться на ночевку в районе плато, тем более в безлунный цикл. Он прекрасно сознавал, что шансов вернуться с тягловыми птицами и вытащить груз почти нет. Тьма играет своими подарками, как захочет. Не подберешь сегодня, завтра найдешь на том же месте серое крошево и торчащие ледяные пальцы. Еще меньше шансов было у руссов дождаться своего проводника. Купцам не доводилось раньше ночевать во льдах, в безлунных белых пустынях, но у них хватило хитрости и ума, чтобы оставить сынка Ларси в заложниках. Они заявили ловцу Тьмы, что мальчик побудет с ними, пока отец не вернется. Чтобы у ловца было больше причин поспешить, они показали ему серебро и заряженный пистоль.

Ларси они не дождались, но правда о том, что случилось в безлунный цикл на плато Четырех пальцев, стала известна Рахмани много позже. Ларси очень спешил, погоняя собак кнутом, чего не делал никогда раньше. Женщины испугались, когда увидели его, и не хотели отпускать обратно. Он и сам чуял, как поднимается за спиной бледное розовое свечение — очень скверный признак. Луна окончательно прячется за отрогами плато Зайцев, но взамен лунного света приходит это…

За границей вечной Тьмы нет дня и нет ночи, но иногда там становится светло, почти как в поселках поморов на Великой степи. Хаски чуют приближение света заранее, и заговоренные амулеты начинают стонать, поэтому ловцы Тьмы успевают увести упряжки в безопасные иглу, под защиту Сырого барьера. Опытный ловец, венг Ларси выпил огня с руссами и пренебрег опасностью.

Четвертая твердь рождала уршадов. Ларси запряг шесть самых мощных птиц в длинные сани и погнал назад. Он не вернулся, и руссы не вернулись — никто, а спустя неделю двое промысловиков пересекали плато, гонясь за медвежонком, и обнаружили сына Ларси. Он выжил, но потерял ступни ног и два пальца на руке. Мальчику сказочно повезло. Рахмани провел возле его постели, в иглу старого Ларси несколько ночей, но не сразу поймал правду за хвост. Он всегда видел на несколько песчинок вперед и различал, как напрягается мальчик, едва заслышав голос гостя на пороге. Сын Ларси расплакался, вспоминая, как начали розоветь торосы от восходящего света. Руссы копали, им не терпелось добраться до днища невероятной колесницы. Хаски рвали и грызли постромки, чуя приближение четвертой тверди. За границей Вечной Тьмы нет дня и ночи, но иногда наступает время, когда человеку лучше уйти. Венги говорят про такие периоды: «Вечная Тьма рожает уршадов»…

Когда стало совсем светло, безумие постучалось в души руссов. Двое из них пошептались между собой и застрелили двоих своих товарищей. Шестнадцатилетний сын Ларси стучал зубами от страха, глядя на них из-под тента саней. Он уже догадался, что в живых его не оставят, и решил бежать. Пока мужчины пили из бутыли белое прозрачное вино, он сбежал. Ему дважды выстрелили вслед, но догонять не стали. Предвкушение будущего богатства расплавило им мозги.

Мальчик за семнадцать часов пересек пешком плато Четырех столбов, он спешил навстречу отцу, но разминулся с ним. Во льдах никогда нельзя быть уверенным, что твой сегодняшний путь повторяет вчерашние следы… Как погиб старый Ларси и уцелевшие путешественники-руссы, никто так и не узнал. Вечная Тьма похоронила их вместе с чудесной находкой и упряжкой тягловых страусов…

Рахмани выслушал все это, сидя у постели искалеченного юноши.

— Где он? — спросил Рахмани, и от его голоса слепая бабка Ларси, курившая у очага, выронила трубку.

Рахмани не стал спрашивать, как венг Ларси убил оставшихся в живых руссов, такие скучные подробности его не интересовали. Он сжал юноше израненную руку и заткнул ему платком рот, чтоб не слушать вопли. С улицы вбежали вдова Ларси, его племянник и еще две женщины. Рахмани обернулся к ним, и все четверо отшатнулись, порезавшись о сталь его взгляда. Племянник попытался незаметно вытащить нож из-за голенища, но Рахмани показал им всем раздвоенный язык. Язык был самый обыкновенный, но венги увидели именно то, что он хотел им показать. Увидели морду снежного дэва. Благоразумные женщины со слезами повисли на плечах своего горячего родственника, остудив его пыл.

— Твой отец был верным другом и мудрым человеком, — произнес Рахмани, вытирая слезы раненому юноше. — Мне грустно сознавать, что ловец Тьмы мог нарушить законы чести.

— Он… ради меня, и ради сестры, — прохрипел мальчик, баюкая забинтованные пальцы. — Тьма повредила его разум… Он не хотел…

— Прошу тебя… — повалилась в ноги ловцу вдова Ларси. — Прошу тебя, он и так теперь калека… Не убивай моего сына! Возьми все, что ты хочешь, но не убивай его…

— Я уважал и любил твоего мужа, — сказал ей Рахмани, и лик его окутался неподдельной грустью. — Но теперь мне горько сознавать, что я спал в одной палатке с человеком, который мог бы меня зарезать…

— Но мой сын невиновен, — всхлипнула женщина. — Умоляю тебя, не доноси на нас… Если ищейки короля заподозрят, что ловец Тьмы напал на гостей, если хотя бы заподозрят…

Рахмани отлично знал, что сделают с семьей венга, если он донесет. Официально все найденное ловцами за границей Тьмы, и вплоть до плато Зайцев, принадлежало ютландской короне, но ловцы получали от скупщиков двора и академии отличные комиссионные. И всех устраивало, просто потому, что за маленькие деньги венги не стали бы рисковать, а принялись бы продавать подарки Тьмы царю руссов, саксонам или еще кому-нибудь, южнее. Зато когда приезжали искатели со стороны, они вносили залог в казну, и ловцы уже не имели права на долю. Неписаный закон Тьмы гласил: «Кто оплатил экспедицию и проводников — тот получает все».

— Отдай мне Камень, — потребовал Рахмани. — И тогда я забуду сказанное. О том, что твой отец убил путешественников, будут знать мои слуги и мой друг в Брезе. Мне горько это говорить, но… если со мной что-то случится, они приедут сюда и отомстят.

Никто не возражал ему, а мать мальчика вынесла нечто, завернутое в грязную тряпку. Тут Рахмани ожидало серьезное потрясение. В тряпке, покрытые инеем, лежали сразу два Камня пути, синий и серебристый. Оба были давно и безнадежно мертвы. Итак, Ларси вернулся и нашел кое-что под днищем откопанной повозки. Или в самой повозке. Или в стороне. Он нашел то, что ценилось гораздо выше любой груды металла, но гости не захотели делиться. Они тоже обрадовались Камням…

Шестнадцатилетний венг — это совсем не то же самое, что городской датчанин такого же возраста. Он не заблудился бы во льдах, даже без собак, он отыскал бы дорогу к дому. Но почуял запах крови, услышал выстрелы и вернулся. Тем временем поднялась пурга, и парень вышел к Четырем столбам гораздо севернее, чем планировал. Он долго плутал среди заносов, теряя пальцы на ногах, стаптывая в кровь ступни, проваливаясь в ямы. Он умел читать следы и прочел по ним, что отец нарочно сделал крюк на упряжке, чтобы зайти к руссам под ветром, застал их врасплох и убил. Затем отец присвоил Камни, но что-то настигло его самого… Юноша искал отца, живого или мертвого, но нашел только упряжь, ледяную глыбу с вмерзшей туда собакой и железный ящик с Камнями пути…

Теперь оба Камня грелись у Саади в заплечной сумке. Покидая иглу и верного Хо-Хо, он совсем не был уверен, что вернется назад. Помимо мертвых Камней, он нес в рюкзаке еще немало занятных вещиц, за обладание которыми сыщики Его величества с радостью отдали бы ловца в лапы Святой церкви. Не помогло бы заступничество августейших особ и светил академии. Лучезарный король Георг моментально отрекся бы от человека, который на самом деле…

Рахмани свистнул собакам. Вожак моментально отреагировал, сбросил темп, не прекращая веселого лая. Впереди, среди торосов, голубыми кристалликами отсвечивали четыре маленьких иглу — последний приют путешественников за границу Тьмы. Последняя цитадель устойчивого льда. Над ледяными домиками серым выветренным боком нависал Сырой барьер. Чтобы рассмотреть его верхний, вечно плачущий край, Рахмани пришлось задрать голову, придерживая шапку. В ста локтях справа виднелся пролом, узкое ущелье, по которому упряжка могла взлететь на гребень. Сполохи радуги метались в черном зените, как светлячки с лакричных деревьев.

— Ванг-Ванг, если мы пойдем дальше вместе, то один из нас погибнет, — сказал Рахмани.

— Я знаю это, высокий дом, — почтительно ответил преданный Ванг-Ванг. — Но если ты бросишь меня здесь, я поползу за тобой босиком. За нами погоня, это люди, и я слышу запах пороха. Они не станут драться с тобой, а сразу начнут стрелять.

— Да, это люди, и с ними нюхачи, — согласился Саади. — Скорее всего, рыцари, посланные королем. Ванг-Ванг, ты же знаешь, что я не смогу их убить. Иначе я потеряю покровительство.

— Высокий дом, нам не удастся обмануть нюхачей.

— Однако нам придется это сделать. — Рахмани прикинул силу ветра. Вьюга бушевала далеко, за гранями Сырого барьера, но безлунный цикл вступил в самую неприятную фазу — льды пришли в движение. Под ногами едва ощутимо вздрагивали алмазные колоссы, собаки жалобно поскуливали, стоя на месте. — Мы разделимся и попытаемся обмануть их, чтобы не вступать в бой.

— Я буду умолять Оберегающего в ночи, чтобы он сохранил твою жизнь.

— Моя жизнь — ничто по сравнению с гибелью мира, — тихо произнес Рахмани навстречу колючему ветру.