Я обеспокоенно наклонился к микрофону:
– Юра! Из разговоров в толпе понятно, что они ведут вас во дворец к Детям Великого Океана. Это составная часть ритуала праздника…
Голос Старадымова прозвучал почти спокойно:
– Это то, что нам нужно. Ничего не предпринимайте… Если возникнет опасность, я сам сообщу об этом.
Холодок пробежал у меня по спине:
– Может, повременить с посещением дворца? Кто знает, чем заканчивается этот ритуал? Мы тебя сейчас вытащим из толпы.
– Ни в коем случае, – сердито ответил Юрий. – Такой подходящий момент может больше не представиться.
Я посмотрел на Линекера. Джерри отвел взгляд, протяжно вздохнул, потом, видимо, сделав над собой усилие, произнес:
– Вообще-то он прав…
Бот скользнул по воздуху прямо над головами шагавших в лихорадочном возбуждении избранников богов. А внизу, на площадке у подножия храма, творилось нечто невообразимое. Казалось, истерическое ликование охватило весь город. Толпа смешалась. Уже трудно было определить, где богач, где бедняк; где чиновник, где ремесленник; где сын, где отец; где мать, где дочь. Все кружились в вихревом танце, подогреваемые собственными выкриками и дробью барабанов. В толпе не видно было лишь рабов, жрецов и военных.
Я настроил трансфокатор, обследовал с его помощью окрестности города.
Однако на полях тоже не было видно согбенных спин невольников. Это озадачивало, и я поделился своими соображениями с Линекером. Тот задумчиво взлохматил пятерней волосы:
– Наверное, взаперти сидят…
Пляска у подножия храма становилась все неистовее. Белые, с чуть желтоватым оттенком волосы кружащихся на месте женщин походили сверху на бурлящие в горной речке водовороты. Одежда на многих была уже растерзана.
Толпа временами расступалась и в экстазе глазела на домохозяек, превратившихся на короткое время праздника в отчаянных и прекрасных танцовщиц.
– М-да… Нравы, – глянув вниз, скептически произнес Джерри.
Мной не то чтобы овладело восхищение, но и спокойным я себя не чувствовал, хотя взирал на все с высоты бота и невероятно далекого для островитян будущего. Чтобы погасить смущение, я философски изрек:
– У каждого народа и у каждого времени свои нравы.
Джерри покачал головой:
– Эх, Учитель, будь моя воля, я бы их всех перевоспитал…
– Не нам с тобой это решать…
– К сожалению… А ты, Богомил, похоже, признаешь разумным все, что происходило за долгую историю человечества?
– Не все, далеко не все, Джерри. Но даже в своем заповеднике на Терре ты десять раз обдумаешь последствия, прежде чем предпринять тот или иной шаг. А здесь… Думаю, что никогда еще человечество не стояло перед такой трудной проблемой. Шутка ли, не племя, не группа племен, а целая планета! Сотни тысяч людей со своими взглядами на жизнь, на мироздание, своей философией. Пусть жестокой, пусть ложной, но своей… Смогут ли они понять, принять правду об окружающем мире и не сломаться при этом?
Джерри отчаянно махнул рукой, помолчал и неожиданно с каким-то ожесточением продекламировал:
…И мы стоим миров двух между, Несем туда огнем надежду…
И пусть нам поступь четверенек Давно забыта и чужда,
Но я законов неба пленник,
Я самому себе изменник,
Отсюда смута и вражда…[1]