Жандарм не спешил. Ему явно не хотелось повредить содержимое свертка. Он осторожно развернул клеенку, потом вощеную бумагу, кусок холстины, кусок целлофана…
Глазам присутствующих предстала жестяная коробка из-под конфет — довольно длинная, высотой сантиметров двадцать, совершенно новенькая. На лицах жандармов и мэра изобразилось удивление. Только нотариус бросил на Мишеля лукавый взгляд.
— Если это и впрямь коробка твоего деда, Селестен, то она неплохо сохранилась, а? — усмехнулся капрал.
Селестен молча помотал головой — что он хотел этим сказать, никто не понял.
— Тяжелая! — заметил жандарм. — Если это все драгоценные камни, так ты, Франсина, теперь богачка… если там и вправду та самая ваза, о которой ты говорила!
Но девушка отрицательно покачала головой.
— Ваза была побольше, она бы там не поместилась.
Франсина произнесла эти слова едва слышно, но они отчетливо прозвучали в наступившей тишине.
— Побольше? Так значит, это не ваше сокровище? Не твое наследство?
Капрал достал из кармана складной нож, щелкнул лезвием и просунул острие под крышку. Та тотчас поддалась — так легко, что жандарм едва не выронил коробку… полную речной гальки!
— Что за дела?! — рявкнул капрал. — Камни! Вы шутки шутить вздумали или что?
— Можно было бы считать это шуткой, капрал, — громко ответил Мишель, — если бы не была затронута репутация целой семьи — моей семьи. Вы сами слышали — только что Марсьяль Вержю при всех повторил свои обвинения. Я совершил бы непростительную ошибку, если бы достал подлинный клад из тайника… вы понимаете, какой был бы результат?
— Подлинный клад? Так вы его нашли… сокровище Маруа?
— Да, думаю, это оно и есть. Я пока оставил его там, где оно и находилось — в стене погреба; там оно было замуровано, когда наследники безуспешно искали его в доме.
— В завещании говорилось, что сокровище спрятано в кухне, в полу под плитой, — вставил нотариус. — Там и в самом деле был тайник, но он оказался пустым.
— Действительно, молодой человек, как это вам удалось отыскать под водой клад, который никто не мог найти даже до того, как поселок затопили? — вмешался мэр.
— Дело в том, господин мэр, что мне искать не пришлось, — спокойно ответил Мишель. — Мсье Пуа точно указал мне место, где находился настоящий тайник.
— Селестен?! — вскинулся Марсьяль. — Ты-то откуда знал? А ну, выкладывай!
Селестен насмешливо захохотал в лицо старику.
— Так я тебе и скажу, держи карман шире! Верно, твой родственничек Маруа мне доверял больше, чем тебе!
— Не финтите, Пуа, — повысил голос жандарм. — Вашу роль в этом деле еще предстоит выяснить. В ваших же интересах рассказать нам все, что вам известно, иначе…
Этого было достаточно, чтобы браконьер тотчас присмирел. Перед ним снова замаячила угроза тюрьмы…
— Как же, — процедил он сквозь зубы, — теперь-то чего со мной церемониться? Выкладывай, Селестен, а не то… Ладно, ешьте меня без соуса! Сдаюсь, проиграл! Так вот…
Вержю жадно ловили каждое слово, не веря своим ушам. Оказывается, уже составив завещание и указав тайник, Адриан Маруа вдруг чего-то испугался; что именно его насторожило — этого никто не знал, а спросить теперь было не у кого. Как бы то ни было, несмотря на болезнь, он решил перепрятать сокровище. Старик сам пробил отверстие в стене погреба и уже было начал заделывать его, но, видимо, чувствовал себя так плохо, что не смог закончить работу и был вынужден позвать на помощь своего соседа — Селестена Пуа.
— Адриан-то мне, ясное дело, наплел с три короба, — рассказывал браконьер. — Стена-де обвалилась от сырости… Как же! Будто я не слышал, как он там стучал, когда делал эту дыру! Да только я ему тогда и словечка не сказал, что дотумкал; чего, думаю, зря полошить старика. А потом, когда Таву меня сцапал, у меня вся эта история и вовсе из головы вон. Ты ж, Франсина, сама мне и напомнила— ну тогда, вечером, когда пришла на ферму Терэ. Сказала ведь ты тогда, что кубышку Адриана так и не нашли?
Селестен помолчал. Казалось, он заново переживал всю эту сцену и, должно быть, горько сожалел, что тот разговор состоялся…
— Ну, думаю, раз вы мозгами-то не пошевелили, чтобы кубышку отыскать, что ж ей пропадать зря, коли я-то знаю точнехонько, где она есть. А потом вижу: вот эти, парень и девушка, плавают, ну прямо тебе рыбы, и всякие штуки со дна достают. Ну, тут я призадумался… А уж когда они мне рассказали про этот аппарат, чтобы под водой работать, — уж больно все складно выходило, я и решился. Рассказал парню, что ходил в эту самую контору к начальнику, что озеро осушить нельзя… короче, уговорил я их!
— Каналья! — прорычал Марсьяль.
— Потише, мсье Вержю, — одернул его капрал. — Значит, насколько я понимаю, молодой человек согласился участвовать в этом… сомнительном деле?
— Ничего подобного! — возразил Мишель. — Пуа сказал мне, что хочет достать сбережения своего деда из погреба своего собственного дома! Только позже, зайдя по одному делу в мэрию, я обнаружил расхождение между его словами и планом… Я решил тогда, что это ошибка. Но мой двоюродный брат Даниель и мой друг Артур обратились к мэтру Табельону, и тот подтвердил, что ошибки нет.
— Точно! — кивнул нотариус. — Визит этих молодых людей меня, сказать по правде, очень заинтриговал.
— Да, но где же, в конце концов, сокровище Адриана Маруа?
— Там, где и было, — в стене погреба под слоем извести.
— Надо же его скорее достать! — Луи так и подскочил.
— Минуточку, — охладил его пыл Мишель. — Я, разумеется, укажу вам место, и пусть кто угодно достанет его для вас. Но пусть этот человек подтвердит, что я не мог сам замуровать его в стену под водой. Я хочу, чтобы никакие подозрения не пятнали больше память моего дяди и чтобы это стало известно всем!
Мишель говорил спокойно, не горячась, но решительно. После его слов повисло неловкое молчание — даже жандармы не знали, что сказать.
— Вот оно как… А деньги, которые я ухлопал на эту штуковину? — простонал Селестен. — Все, что скопил за два года!
— Ты уж лучше помолчи! — зашипел на него Марсьяль. — И вообще исчезни с глаз! Мой тебе совет — убирайся… пока кое-кто не надумал с тобой разобраться!
Селестен понуро ретировался, взвалив на спину уже не нужный ему акваланг. С минуту поколебавшись, Марсьяль вдруг побежал за ним вдогонку.
Немного погодя старик вернулся… с аквалангом. Он положил его на землю перед Мишелем.
— Вот, — буркнул он, насупившись, — купил я у него эту штуковину. Возьмите ее, Мишель Терэ, она ваша. По праву ваша. И если вы не откажетесь достать эту кубышку… никто больше не посмеет сказать, что… в общем… что вы нашли ее у Антонима. Слово Марсьяля Вержю, пусть кто-нибудь только попробует — уж я ему скажу пару ласковых… вот этими кулаками!
— Прошу вас, — подхватила Франсина, — если вам это не слишком тяжело, пожалуйста, достаньте ее для меня!
Мишель, улыбаясь, почесал в затылке. Искушение было велико: ему и самому хотелось довести дело до конца, просто из спортивного интереса. К тому же те самые люди, что еще вчера обвиняли его дядю, от всего сердца признали свою ошибку, да еще при свидетелях… Так стоило ли отказываться?
— Ладно, — кивнул он, — я согласен. Только вода с утра прохладная, давайте приступим после полудня.
Выйдя в полдень из дома, Мишель в первую минуту не поверил своим глазам. На берегах озера там и сям во множестве толпились зрители.
«Надо же, об этом я и не подумал, — сказал он себе. — Но так даже лучше. Честь дяди Антонима будет восстановлена при всем народе».
— Впору собирать деньги за билеты! — усмехнулся Артур.
— Да, здесь, похоже, вся округа, — кивнула Мартина.
В самом деле, молва разносится быстро; с самого утра из уст в уста передавалась весть о том, что племянник Антонима Терэ сегодня достанет со дна озера сокровище Адриана Маруа.
Мишель забрался в лодку; Даниель и Артур сели на весла. Мартина же незаметно смешалась с толпой зрителей.
Когда лодка достигла затопленного поселка, со всех сторон послышались аплодисменты.
— Ну, Мишель, придется тебе раскланяться! — ухмыльнулся Артур.
Но Мишель не улыбнулся в ответ.
— Я упустил из виду одну важную вещь, — сказал он. — Не знаю, хватит ли воздуха в баллонах, чтобы закончить работу…
К плоскодонке подплыла еще одна лодка; в ней были Марсьяль Вержю с внуками и нотариус.
— Ну вот, теперь можно начинать! — решил
Мишель.
Он соскользнул в воду, надел маску и нырнул. На добрых полминуты все на берегу затаили дыхание.
Мало-помалу толпа снова загомонила, как растревоженный улей. Мартина, переходя от одной группы к другой и прислушиваясь к разговорам, не услышала ни единого недружелюбного слова. В честности Антонима Терэ уже никто не сомневался. Наоборот, с тем же единодушием, с каким еще недавно односельчане обвиняли покойного, теперь все его жалели и радовались, что справедливость наконец восторжествовала.
«Какие они бывают странные, эти взрослые, — думала девочка. — Судят по первому впечатлению, по видимости, даже не пытаясь докопаться до сути. Это хороший урок для меня. Никогда сама не стану и другим не позволю обвинять кого бы то ни было без неопровержимых доказательств! Как это, должно быть, тяжело, когда все вокруг тебя подозревают, если ты на самом деле честный человек…»
Прошло двадцать минут, двадцать пять… Когда истекло полчаса, Мартина начала волноваться. «Только бы с Мишелем ничего не случилось!»— повторяла она про себя.
Теперь девочка не отрывала глаз от лодки. Даниель и Артур сидели, низко склонившись над водой: они наблюдали за Мишелем в стекло Селестена.
Вдруг — прошло уже тридцать пять минут после того, как Мишель нырнул — Мартина увидела, как мальчики оторвались от стекла и привстали, протянув руки, чтобы помочь пловцу забраться в лодку.
— Есть! — вырвалось у девочки. Ближайшие к ней зрители, которые к тому
времени удобно расположились на травке, услышав ее крик, вскочили.
— Есть!.. Есть!.. — эхом пронеслось по всему берегу.
Мишель вынырнул. В руках у него был большой сверток. Мальчик передал его Артуру и уцепился за борт лодки.
Толпа взорвалась аплодисментами и восторженными криками, когда Артур торжественно вручил драгоценную находку Марсьялю Вержю.
Мишель перелез через борт, и друзья принялись энергично растирать его полотенцем.
— Спасибо, Мишель! — радостно крикнула Франсина.
— Когда переоденетесь, прошу всех ко мне в гостиницу, — сказал Марсьяль. — Надо отметить это дело как полагается!
— Благодарю вас, мсье Вержю… но я немного устал и хотел бы сейчас отдохнуть. В другой раз, хорошо?
И, не слушая протестов всего семейства, Мишель дал знак Даниелю и Артуру грести к ферме.
Закутанный в одеяло, посиневший от долгого пребывания в воде, Мишель чувствовал, как его охватывает блаженное оцепенение… Это была здоровая усталость, на удивление приятная, знакомая каждому, кто, не жалея сил, преодолел все препятствия и выполнил свой долг.
А на следующее утро на ферме появился почтальон— в первый раз с тех пор, как четверо друзей приехали на ферму.
— Мама приезжает послезавтра! — воскликнул Мишель, развернув телеграмму. — С близнецами и Онориной. Слышишь, Мартина, тебе недолго осталось готовить на всех!
— Да ничего, мне было нетрудно, даже нравилось…
На ферме царит непривычная суета, старый дом полон веселого стука молотков, пения и мелодичного свиста.
— Посторонись! — кричит Франсина из окна второго этажа: высунувшись чуть ли не по пояс, она приготовилась вытряхнуть половик.
— Эй! У вас там в камине нет крюка и котелка для супа! — доносится хриплый голос Марсьяля Вержю, и на пороге появляется он сам — без куртки, с засученными рукавами. — Завтра принесу!
Накануне, после того как Мишель достал со дна сокровище Адриана Маруа и отклонил приглашение Марсьяля, старик и его внуки, а с ними добрая половина односельчан нагрянули на ферму с бутылками и стаканами — «спрыснуть» событие.
Франсина непременно хотела показать своим новым друзьям сокровище — старинную медную вазу искусной работы, украшенную изрыгающими огонь драконами и полную драгоценных камней. Там действительно были бриллианты, рубины, изумруды и жемчуга большой ценности. А поскольку Мишель решительно отказался от какого бы то ни было вознаграждения — только акваланг согласился оставить себе, — то на следующий день Вержю явились всей семьей, принесли целый, ящик инструментов и в шесть рук принялись помогать молодым людям приводить в порядок ферму.
Они так стараются загладить нанесенную семейству Терэ обиду, что, кажется, готовы снести дом только ради того, чтобы построить новый!
Вместе с телеграммой почтальон принес местную газету, но Мишелю сейчас не до чтения. Из дома выходит Франсина, раскрывает газету и тычет пальцем в заголовок: «Справедливость восстановлена».
«Благодаря смелости и упорству пятнадцатилетнего Мишеля Терэ, племянника нашего земляка Антонима Терэ, удалось наконец пролить свет на загадку поселка Ла-Гамб…»
Дальше в таких же несколько высокопарных выражениях, свойственных перу журналистов-любителей, в заметке подробно рассказывается о подвиге Мишеля.
Прочитав эти строки, мальчик долго стоит, задумавшись. Слава в масштабах коммуны Морен-ле-Фрон не вскружила ему голову. Он думает о Селестене: конечно, браконьер поступил некрасиво, но ведь отчасти он, Мишель, — его должник. В самом деле, если бы не Селестен, вряд ли удалось бы смыть позорное пятно с дядиной репутации.
Подбегает какой-то мальчуган и протягивает Мишелю небольшой, явно сделанный наспех сверток. Франсина смотрит, как Мишель разворачивает бумагу.
— Ой! — вскрикивает она удивленно. — Горная курочка!
В руках у Мишеля птица, похожая на крупного голубя, с ярко-красными лапками. К одной из лапок привязана бумажка. Расправив ее, Мишель видит одно только слово: «Прощайте…»
— От Селестена… — негромко произносит мальчик. — Значит, он на меня не в обиде.
Франсина поспешно прячет птицу под передник и уносит в дом. Мишель в недоумении оборачивается и видит Таву — фуражка его лихо заломлена на ухо… Таву больше не удастся «прижать к ногтю» Селестена, и это его явно огорчает. Мишель коротко отвечает на приветствие егеря и, сославшись на работу, быстро сворачивает разговор.
Таву уходит восвояси.
Зеркальная гладь озера без единой морщинки, неподвижные кроны деревьев под голубым небом.
У Мишеля странное ощущение: солнце как будто светит ярче, чем вчера, и греет теплее.
И вдруг он понимает: дело в том, что гостиница «Белый заяц» на том берегу все эти дни была для них вражеским станом, она маячила перед глазами как укор, как обвинение… А теперь над горным озером, раскрывшим свою тайну, протянулись между двумя домами невидимые нити дружбы.
— А ведь это так просто — дружить и доверять друг другу! — бормочет себе под нос Мишель.
Лицо его озаряется счастливой улыбкой, и он, встряхнувшись, идет помогать Луи, который сноровисто прибивает к окну новый ставень — он снял его со своего шалаша и принес взамен того, что недавно сломал,