Мисс хочет приключений?

8

Долгий вечер с Эриком был определенно не самым ярким событием в ее жизни. Они молчаливо потягивали ванильный коктейль, приготовленный Дори, которой хотелось хоть чем-то угодить помрачневшей в последнее время хозяйке.

Эрик озаботился покупкой обручальных колец. В душе Сонда радовалась, что хотя бы это ей не пришлось делать самой. Правда, кольцо ей совершенно не понравилось. В бархатной коробочке лежало тонкое граненое колечко… Свое обручальное кольцо Сонда представляла себе совсем другим: массивным, из белого золота. Впрочем, в последние дни она окончательно погрузилась в равнодушие, поэтому на кольцо отреагировала вымученной улыбкой и фразой вроде «ты угадал, оно прекрасно».

Теперь Эрик молча сидел в ее гостиной, сливаясь с предметами интерьера, и она не могла понять, почему этот человек все еще здесь. Свадебные приготовления окончательно измотали ее. Эрику удалось откреститься от них, сославшись на дела, которых пруд пруди. Сонда понимала, что если она настоит, то Эрику придется помочь ей, но проводить с ним большую часть времени она не была готова.

Теперь, накануне свадьбы она окончательно поняла, что сделала непоправимую ошибку, когда в аэропорту убедила Эрика в том, что ничего не хочет менять. Эта ошибка все еще могла быть исправлена ценой, о которой Сонде даже думать не хотелось. Унизить Эрика отказом перед самой свадьбой было бы чудовищно несправедливо. Это было слишком даже для ее эгоистичной натуры.

Сонда окинула жениха критическим взглядом: красивый голубоглазый блондин, мечта любой поклонницы мыльных опер. Еще месяц назад она находила его привлекательным и даже сексуальным. Не будь проклятого поцелуя в малагасийском лесу, так было бы и по сей день. Но, к сожалению, кое-кто, а именно Кэрри Хэйзи, решил разыграть из себя мачо…

Кэрри угнездился в ее душе как глубокая рана, края которой воспалялись от любого воспоминания. Сонда недоумевала, как она, такая рассудительная и холодная, умудрилась влюбиться в первого встречного, причем далеко не красивого мужчину.

Если бы ее романтический герой напоминал Аполлона Бельведерского, это бы ее хоть немного извиняло. Но Кэрри со своим шрамом, сломанным носом и седой прядью на каштановых волосах до Аполлона как-то недотягивал. Да и манеры его едва ли соответствовали представлениям о романтическом герое… Любовь, конечно, зла, но с Сондой она поступила особенно изощренно…

Эрик поймал ее взгляд и улыбнулся. Сонда смутилась — он-то, наверное, думает, что она любуется им. Чтобы хоть как-то скрыть смущение и загладить вину, она спросила:

— Хотела узнать, ты не против свадебного торта из суфле и взбитых сливок? — Ей было совершенно наплевать на свадебный торт, и фальшь, прозвучавшая в собственном голосе, смутила ее еще сильнее.

— Отличная мысль. — Эрик не уловил фальши в голосе Сонды, чему она была искренне рада. — Он будет очень большим?

— Да, огромным… — Ей хотелось заплакать от его наивности. Она сидит рядом, думает о другом человеке, а он с милой улыбкой выясняет, какого размера будет свадебный торт. Бедняжка… Сонде стало невыносимо стыдно и больно за человека, которого она не любила и невольно обманывала. Она выдавила из себя улыбку. — Торт из пяти ярусов. Такая большая сладкая пирамида…

Описание торта прервал противный звонок, раздавшийся из-под элегантного пиджака Эрика. Сонда терпеть не могла звук его мобильного, но Эрик наотрез отказывался поставить другой, мотивируя свой отказ тем, что этот звонок слышно лучше всех остальных. Сонде оставалось только надеяться на то, что телефон в ее доме, куда Эрик должен был переехать после свадьбы, не начнет звенеть так же отвратительно.

— Извини. — Эрик вытащил телефон из чехла. — Да, я слушаю.

По выражению его лица Сонда поняла, что новости ему сообщили совсем не радостные. Эрик побледнел, глаза беспокойно забегали. Бросив странный взгляд в сторону Сонды, он встал с кресла и вышел из комнаты. Сонда пожала плечами: дела, дела… Коктейль в ее бокале закончился, и она решила пробраться на кухню, чтобы выяснить у Дори, не осталось ли еще немного напитка.

В коридоре она наткнулась на Эрика, все еще говорящего по телефону. Лицо его по-прежнему выражало беспокойство. Сонда вылила в бокал остатки коктейля и краем уха вслушалась в доносящиеся из коридора фразы. После знакомства с Кэрри подслушивание вошло у меня в привычку, грустно констатировала она. Однако разговор Эрика с неизвестным собеседником заинтересовал ее сильнее, чем она думала.

— Вот черт, не ожидал, что так будет! — Сонда никогда не слышала в голосе Эрика такого неприкрытого раздражения. — Если не вмешаться в это сейчас… Можешь не объяснять, я прекрасно понимаю, чем это чревато… Думаю, что я сам отдам распоряжение… Жди меня через час — одной ногой я уже у двери… Сонда!

Сонда вышла из кухни и недоуменно поглядела на жениха. Ей показалось, что от его крика в доме лопнут все окна, несмотря на то, что они сделаны из прочного пластика.

— Прости, дорогая, мне придется уехать прямо сейчас.

Эрик убрал мобильный в чехол, и Сонда заметила, что у него руки не просто трясутся, а ходят ходуном. Она попыталась вспомнить, когда видела Эрика таким, но в голове не было и следа подобных воспоминаний. Что могло настолько вывести его из равновесия? И вообще, Эрик ли это? Всегда такой спокойный и сдержанный, сейчас он напоминал сгусток нервов, облаченный в костюм.

— Что-то случилось? — встревожилась Сонда.

Вместо ответа Эрик чмокнул ее в щеку, схватил кейс и устремился к входной двери. На пороге он обернулся, словно вспомнив, что невеста все еще ждет ответа, и пробормотал:

— Проблемы с клиентом. Еще раз прости, Сонда. Завтра увидимся.

Не забудь, что послезавтра свадьба, хотела напомнить Сонда, но удержалась от колкого замечания. Уж кому-кому, а ей меньше всего стоит упрекать Эрика в забывчивости — женщине, которая на кануне свадьбы грезит о другом мужчине…

Все еще пытаясь понять, что за сделка взволновала Эрика до такой степени, Сонда села в кресло и допила коктейль. Поведение жениха казалось ей очень и очень странным. И дело не только в поведении. Кто решает проблемы с клиентами в столь поздний час?

Может, у него тайная любовница, о которой Сонда ничего не знает? Предположение было до того нелепым, что Сонда даже рассмеялась. С любовницей не говорят таким тоном, да и представить Эрика в роли пылкого ловеласа было так же сложно, как вообразить гризли в мини-юбке.

Дать простор воображению ей помешал звонок в дверь. Быстро же Эрик решил свои проблемы! Сгорая от любопытства, Сонда вскочила с кресла, твердо решив на этот раз выяснить у Эрика подробности его «проблем с клиентом». Но за дверью ее поджидал новый сюрприз — вместо ожидаемого Эрика на пороге стоял Кэрри.

— Привет. — Голос Кэрри был глухим и мягким, именно таким, каким она сохранила его в своей памяти.

От удивления Сонда позабыла все слова, но даже если бы она их вспомнила, то вряд ли смогла бы произнести — язык словно присох к гортани. Она впилась взглядом в его лицо, не в силах отвести удивленных и радостно блестящих глаз. Шрам над правой бровью и сломанный нос казались ей теперь такими родными… Злость, которую еще совсем недавно она чувствовала к этому мужчине, испарялась капля за каплей.

— Сонда! — Кэрри не знал, что и думать. То ли она молчит, не желая с ним разговаривать, то ли просто удивлена. — Мы можем поговорить?

Дар речи не спешил возвращаться к ошеломленной и растерянной девушке. Сонда продолжала смотреть на Кэрри так, словно не понимала, на каком языке он с ней разговаривает. Она часто представляла себе их встречу, но не думала, что это произойдет именно так. Она знала, что скажет ему, как посмотрит на него, как поведет себя… Но теперь, когда происходящее переместилось из воображаемого в реальный мир, она совершенно растерялась, размякла, как будто тело и душа превратились в огромную рыхлую губку.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — попытался истолковать ее молчание Кэрри.

— Нет! — вырвалось у нее. Она заговорила и поняла, как глупо выглядит, стоя на пороге и во все глаза пялясь на Кэрри. — Не хочу, — произнесла она уже спокойнее. — Ты можешь войти.

Сонда пыталась понять, зачем он пришел, но мысли расплывались в голове, наотрез отказавшейся думать. Сонда проклинала свою невесть откуда взявшуюся робость. Ей хотелось вести себя естественно, так, как будто ничего не произошло. Но ни голова, ни тело не хотели ей подчиняться, словно принадлежали какой-то глупой девчонке, а не разумной, умудренной опытом Сонде Тальбот.

Кэрри тоже выглядел не лучшим образом. Он зашел в дом и мялся около двери, не зная, куда приткнуть свое тело, ставшее отчего-то таким большим и неуклюжим. Кто-то из них должен был начать разговор, и Кэрри понимал, что сделать это придется именно ему — ведь он пришел к Сонде, а не наоборот.

— Я пришел извиниться, — начал Кэрри и почувствовал, что фраза прозвучала слишком официально. Он посмотрел на Сонду, словно ища поддержки в ее взгляде, но она опустила глаза и разглядывала подлокотник кресла. — Я хочу извиниться перед тобой, Сонда.

Сонда подняла голову и ответила на его взгляд — темный, смущенный, каким она еще не видела его раньше.

— Я бросил тебя одну тогда, на Мадагаскаре… С моей стороны это было настоящим свинством. Но, поверь мне, в тот момент я думал лишь о твоем благе. Впутывать тебя в эту историю мне не хотелось, потому что ты… Я волновался за тебя.

— Странно. — Сонда окончательно пришла в себя и почувствовала сильное желание отыграться на Кэрри. — Только я не заметила твоего волнения. Не спорю, ты не втягивал меня в эту историю… Ты поставил мне жесткие условия, которых я не нарушила. Но мне казалось, я имею право узнать хотя бы что-то… Кэрри, ты отнесся ко мне как… к несмышленному ребенку, нет, хуже — о ребенке хотя бы заботятся. Ты отнесся ко мне как к женщине с куриными мозгами, которая в любой момент может испортить дело своей глупостью!

Кэрри не ожидал, что его поведение могут истолковать именно так. Он не знал, что ему делать — продолжать оправдываться или попытаться убедить ее в том, что она не права. Сонда могла отреагировать на его слова как угодно, а вариант вылететь за дверь после двух минут разговора его совершенно не вдохновлял. С ней было тяжело и необыкновенно легко одновременно. Может, именно поэтому он влюбился в эту девушку?

Он обогнул кресло, за которым стояла Сонда, всем своим видом демонстрируя, что старается держаться от Кэрри подальше, и подошел к ней вплотную. Сонда выпрямилась и подняла голову. Ее серые глаза смотрели на Кэрри с вызовом, но принимать этот вызов он не собирался. Ведь пришел-то он сюда совсем не за этим. И не важно, что Сонда может думать по-другому. Он скажет то, что хотел, а. потом уйдет, если она потребует. Но уходить так не хочется…

— Сонда… — Кэрри почти прошептал ее имя. Слово отозвалось в ее душе нежным звоном, от которого ей захотелось застонать… или заплакать… Она сама не понимала, чего именно ей хотелось, но это было так восхитительно. — Я не считал и не считаю тебя глупой. Ты умная, сильная, красивая. Тогда, на Мадагаскаре, я смог взглянуть на тебя совершенно по-другому. И то, что я увидел, мне очень понравилось. Нет, я не то хотел сказать… Я влюбился в тебя, Сонда…

Ей казалось, что она тает как свечка под его взглядом и тем нежным полушепотом, который доносится до ее ушей. Она, как загипнотизированная, смотрела в его глаза и жалким клочком сознания, еще не занятым мыслями о Кэрри, понимала, как она слаба и податлива в этот момент. Он мог сделать с ней все, что угодно, и она не стала бы сопротивляться. И, как ни странно, эта мысль не пугала ее, а, напротив, заставляла душу и тело трепетать от предвкушения чего-то большего. Большего, чем темный призывный взгляд и ласковый полушепот.

Кэрри коснулся рукой ее черных, блестящих, как у куклы, волос. Пальцы запутались в волне теплого шелка, а губы, налившиеся предвкушением поцелуя, тянулись к ее лицу, нежному, желанному… Кэрри чувствовал ее учащенное дыхание и понимал, что она возбуждена так же, как и он. И все же он боялся ошибиться, боялся, что она птицей забьется в его руках и вырвется из его объятий.

На секунду Сонда забыла о его глазах, все ее внимание заняли губы, приближающиеся к ее лицу. Она могла видеть лишь этот рот, казавшийся ей когда-то не в меру большим, а теперь — страстным и зовущим. Она не могла двигаться, не могла думать. В эту секунду она жила только предвкушением поцелуя. И когда сладкий миг наступил, она забыла о неловкости, сковавшей ее по рукам и ногам. Сонда потянулась навстречу тому, о чем до сих пор могла лишь мечтать…

Впервые за всю жизнь она позволила себе роскошь ни о чем не задумываться. Сонда жила, дышала настоящим моментом, мысли уступили место чувствам, вырвавшимся из глубин души и опаляющим тело. Объятия Кэрри, ласковые и настойчивые, увлекали ее в пучину восхитительного безумия, и она не только слепо отдавалась этим объятиям, но и сама ласкала Кэрри, наслаждаясь силой и теплом, исходящими от его тела.

Сонда не успела опомниться, как они с Кэрри оказались наверху, в ее спальне. Постель показалась ей ужасно холодной, когда она коснулась ее обнаженной спиной. Но Кэрри тут же согрел ее — его беспокойные руки продолжали гладить ее, не останавливаясь ни на секунду. Обжигающий коктейль из поцелуев и обоюдных ласк окончательно опьянил Сонду, и теперь она готова была к самому главному напитку — страсти.

Но Кэрри не спешил утолить ее жажду. Он долго и нежно целовал ее тело: вначале шею, на которой лежали спутавшиеся черные пряди и так забавно щекотали его нос, затем покатые мягкие плечи, потом упруго-атласную грудь с сосками, твердыми, как косточки вишен, и гладкий живот, и низ живота — маленький вулкан наслаждения… Сонда сладко постанывала, зарываясь тонкими пальцами в его густые волосы. Когда ожидание сделалось невыносимым для обоих, Кэрри вошел в нее, мягко и осторожно, словно боясь причинить ей боль.

Сонда застонала сильнее и потянулась навстречу опускавшемуся на нее горячему телу мужчины. Ей хотелось открыть глаза, чтобы разглядеть его темный, затуманенный страстью взгляд, но она не могла — настолько велико было опьянение страстью, которой она никогда раньше не испытывала. Все, что она могла, — издавать чуть слышные стоны и двигаться в такт все ускоряющемуся ритму любви.

Позже, когда все кончилось, она лежала, оглушенная взрывом, и наслаждалась тишиной, казавшейся ей самой прекрасной мелодией на свете. Кэрри тоже молчал, боясь разрушить хрупкую иллюзию гармонии, в одночасье возникшей между ними.

Из распахнутого балкона в комнату ворвались сумерки. Призрачные облака — сиренево-розовые, дымно-желтые — плыли за стеклом, постепенно утопая в приближающейся мгле. Сонда вдыхала аромат сумерек, смешавшийся с запахом Кэрри, чувствовала щемящую боль в груди и понимала, что никогда не была и не будет счастлива так, как сейчас. Ей очень хотелось сказать об этом Кэрри, но что-то подсказывало, что торопить события не стоит. Хотя… она уже их поторопила… Но думать об этом, пожалуй, не время.

— Сонда, — прошептал Кэрри, словно догадавшись о ее мыслях. — Тебе хорошо?

— Да. — Ей не хотелось отвечать так однозначно, но сформулировать свои мысли в красивую фразу она была не в состоянии.

— Ты какая-то притихшая, грустная…

— Я любуюсь сумерками. Чувствуешь, их запах разнесся по комнате?

— Запах сумерек?

— Да. У каждого времени суток и у каждого времени года есть свой запах. Запах весенних сумерек самый сладкий. Он нежный и прохладный. Он бродит в душе и заставляет ее то плакать, то смеяться…

— Забавно. Я никогда об этом не задумывался.

— Это нужно чувствовать.

Кэрри повернулся к ней, подпер голову рукой и замер, очарованный ее взглядом, в котором еще не растаяла дымка, оставленная страстью.

— А какой запах у осени?

— Чуть горьковатый — запах дыма и опавших листьев. Грустный и почему-то тревожный, возможно оттого, что впереди — зима. А зиму я не люблю.

— Иногда ты совсем как ребенок, — улыбнулся Кэрри.

— Все взрослые люди — дети в глубине души.

— А я думал, это относится только к мужчинам. Женщины часто пеняют на то, что мужчины — малые дети.

— Неправда. Все мы дети. Только кому-то удается хорошо скрыть свое ребячество…

— А ты?

— Что — я?

— Ты скрываешь свое ребячество?

— До встречи с тобой я думала, что во мне его нет. Наверное, скрываю. Только не сознаю этого.

— Кстати, еще в первый раз, когда я был здесь… не хочется об этом вспоминать, но все же… твоя постель, тумбочка, обои — мне все казалось таким детским… Как будто ты не спальню оформляла, а детскую комнату.

— Наверное, так и было. Я люблю этот стиль — он расслабляет, успокаивает. Между прочим, по профессии я — дизайнер.

— Ну вот и познакомились, — засмеялся Кэрри.

Сонда хотела было обидеться, но его искреннее веселье заразило ее, и она засмеялась вместе с ним. Кэрри протянул руку и коснулся ее волос. Она перестала смеяться, разомлев от его ласки. Душу захлестнуло тепло, то ли от его прикосновения, то ли от неизъяснимого чувства единства, общности с этим человеком. Кэрри провел теплыми пальцами по ее лицу и, посерьезнев, спросил:

— Что мы теперь будем делать?

Но Кэрри спрашивал Сонду не о «теперь», а о «завтра», насчет которого в ее голове не было никаких соображений. Сонда села и придвинулась к спинке кровати. Действительно, что теперь? Послезавтра у нее свадьба. Ее жених стал рогоносцем, еще не успев стать мужем… От этой мысли Сонда внутренне съежилась, собралась в комочек. И зачем только Кэрри понадобилось возвращать ее к реальности? Ей было совсем неплохо в сегодняшнем дне, и она с удовольствием осталась бы в нем навсегда.

— Послезавтра я выхожу замуж. — Она старалась не смотреть в глаза Кэрри, но его взгляд настойчиво искал ответа, поэтому ей пришлось повернуться.

— Ты приглашаешь меня на свадьбу? — В голосе Кэрри звучала злость, смешанная с ревностью и страхом потерять ее, Сонду.

Она устыдилась своей нерешительности, но все же ей казалось, что инициатива должна исходить от Кэрри.

— Нет. Я просто не знаю, что делать. Представь себя на месте моего жениха: накануне свадьбы твоя невеста сообщает тебе о том, что нашла другого.

— Во-первых, история классическая. А во-вторых, я не на его месте.

— Зато я на месте невесты! — Сонду возмутило то, что Кэрри не понимает таких простых вещей. И этот человек еще совсем недавно обвинял ее в том, что она бесчувственная!

— Не кипятись, Сонда. — Кэрри сел и натянул на себя одеяло. Казалось, он был очень взволнован. — Я должен сказать тебе еще одну вещь.

— Знаю. — Этот необычный вечер заставил ее забыть об одной важной вещи, но теперь она ее обязательно выяснит. — Ты хочешь рассказать мне о том, чем ты занимался на Мадагаскаре. И почему бросил меня в аэропорту без объяснений. Я угадала?

— К сожалению, нет. Я не могу рассказать тебе об этом. Пока не могу.

— А когда сможешь?

— Скоро. Очень скоро.

— Когда я брошу Эрика перед алтарем? Тогда ты расскажешь мне о том, что замешан в темную историю?

— У тебя прекрасное воображение, Сонда. И ты очень проницательна. Только в «темную историю» я не замешан. То есть замешан, но не так, как ты думаешь.

— Что это значит, Кэрри? Почему я должна верить тебе, если ты не доверяешь мне?

— Сонда, ты должна мне верить. Просто сейчас я не могу рассказать тебе обо всем. Это не от меня зависит. Если хочешь, это не моя тайна.

— Ах, не твоя тайна! — С каждым его словом в душе Сонды просыпались гнев и страх. Кэрри продолжал играть в игру, правила которой она недавно узнала из рассказа матери. А ведь ей так не хотелось верить в то, что их с Дайан истории похожи! Она может подождать исповеди Кэрри. Но что, если эта исповедь не будет честной или ее не будет вообще? Сонда унизит человека, который любит ее, бросит его и останется с полуправдой, которую предложит ей Кэрри. А жуткая истина всплывет в один прекрасный день, когда будет слишком поздно что-то менять. — В общем, так, Кэрри. Или ты сейчас рассказываешь мне обо всех своих делах, или… послезавтра я выхожу замуж за Эрика. Прости за резкость, но по-другому я просто не могу.

— Ты не оставляешь мне выбора, Сонда. Но кое-что ты все же должна знать. Ты не можешь выйти замуж за Эрика.

— Почему это? — Сонда окончательно вышла из себя. — Потому что ты хочешь придумать еще одну историю? Вроде той, про идола, в которую я снова должна верить? Да, Кэрри?

— Нет.

Она встала с кровати и завернулась в халат. Все, с нее хватит. Она не потерпит больше его лжи. И недомолвок не потерпит тоже. Ее холодность была лучшей защитой от таких, как Кэрри, но теперь брешь пробита и боль течет в нее расплавленной струей, заливая душу. Если бы он попытался быть честным с ней… Если бы только попытался… Но он продолжает плести паутину лжи, надеясь обмануть ее еще раз.

— Я не собираюсь врать тебе. Но мне кое-что известно о твоем женихе.

— И что же?

— Распространяться я не могу, но, будь уверена, честным человеком его назвать нельзя. Расспроси его о делах. Конечно, он едва ли расскажет тебе правду…

— В отличие от тебя, он говорит мне правду! Убирайся, Кэрри! Я могла ожидать от тебя чего угодно, но клеветать на людей… Это уж слишком, Кэрри! Уходи!

Сонда не понимала, как за один вечер могло случиться столько событий: встреча с Кэрри, все, что было между ними, а теперь эта немыслимая ложь и клевета на Эрика. Как мог он поступить с ней так после того, как она доверила ему свою душу, свое тело?! Как он мог!

Не глядя на Сонду, Кэрри оделся и подошел к двери.

— Ты уверена, что не хочешь подождать и услышать правду?

— Я не верю тебе сейчас. Почему я должна поверить завтра?

— Хорошо. Когда ты поймешь, что ошиблась, будет поздно. И еще, Сонда… — Его глаза потемнели, губы сжались. — Я люблю тебя. Если ты вспомнишь об этом до того, как выйдешь замуж, я буду счастлив.

Он вышел из комнаты, а Сонда упала на постель, где еще совсем недавно они с Кэрри предавались любви. Что она делает? Ведь это лучшее, что было в ее жизни. Никогда она не испытывала такой страсти, такого влечения, такой тяги к мужчине… Может, он прав и нужно только подождать? Но ведь она имеет право знать о нем больше, чем кто бы то ни был? И, если он любит ее, то обязан ей доверять…

Хлопнула входная дверь, и сердце Сонды превратилось в маленький-маленький комочек, съежившийся от боли. Это он не оставил ей выбора. Он заставил ее мучиться от неопределенности и строить догадки. Он сделал все, чтобы заставить ее чувствовать себя униженной. И Эрика вместе с ней…

Сонда встала с кровати. Нет, она не сможет ночевать в этой комнате. Лучше уж в гостевой. Там, по крайней мере, нет его запаха, его тепло не исходит от простыней… Часть ее души, ненадолго заполнившаяся Кэрри, вновь опустела. Как будто душа покрылась тонкой ледяной коркой. От этого внутреннего холода тело Сонды покрылось мурашками. Она плотнее запахнула халат и вышла из комнаты.

Кэрри медленно шел по темной улице и проклинал поистине ослиное упрямство своей избранницы. Неужели она не могла подождать? Откуда такое нетерпение? Да, он вел себя не лучшим образом, и, как говорится, единожды солгавши… Но если она любит его, то может, должна понять. Он ведь простил ее за слежку и шантаж и ни разу не попрекнул ее этим, хотя мог бы… Да, понимание, по всей видимости, не входит в число достоинств Сонды.

Неужели она выйдет за этого человека только назло ему, чтобы отомстить за ту ложь, к которой он вынужден был прибегнуть? Даже не верится, что она способна на такую глупость. Возможен и другой вариант: она неравнодушна к Эрику или жалеет его… Знала бы, кого жалеет… Если бы можно было рассказать ей обо всем сегодня! Тогда они были бы вместе, и ему не пришлось сейчас идти по темной улице и ломать голову над тем, как выбраться из создавшегося положения. Но, увы, это не в его власти. Чего Сонда, к сожалению, не хочет или не может понять.

На черном кожаном поясе Кэрри завибрировал мобильный телефон.

— Привет, Арчи! Почему так рано? — раздраженно спросил Кэрри. Очень своевременный звонок — ведь именно Арчи втянул его в эту историю. — Мог бы дождаться, пока я лягу спать.

— Не заводись, Кэрри… — Арчи определенно нервничал. В его интонации появились повизгивающие нотки, и Кэрри отлично знал, что они означают. — У нас серьезные проблемы.

— В чем дело?

— Облегчи мою душу, скажи, где копия кассеты?

— Со мной, я с ней не расстаюсь, как мы и договаривались. Да объясни ты, что случилось, Арчи!

— В твоем доме все перевернуто. Они тебя вычислили и нашли то, что им нужно.

— Вот черт! Я предполагал, что это случится позже! Не думал, что ребята окажутся такими шустрыми. Впрочем, это нам на руку. Материала теперь достаточно.

— Да уж, Кэрри, ты отлично поработал. Если не считать кое-какого прокола…

— Молчи, Арчи! — рявкнул Кэрри. — Не то мои руки дотянуться до твоей шеи через мобильник.

— Ладно, ладно… Ты — умница. Успокоил меня.

— Теперь ты меня успокой — начни операцию завтра.

— Боюсь, вряд ли получится, Кэрри. Она намечена на вторник.

— Я убью тебя, Арчи! Смерти моей хочешь! Когда именно?

— Днем.

— Арчи, я прошу тебя! — Голос Кэрри звучал умоляюще.

— Сделаю все, что в моих силах. Кстати, Кэрри, так, для подстраховки, не ночуй сегодня дома.

— Хорошо, поеду в мотель. Ну пока, Арчи. Завтра принесу кассету. И не забудь о моей просьбе.

— Договорились, приятель.

Кэрри закрепил мобильный на ремне. На душе немного полегчало — одной головной болью меньше. Только удастся ли ему избавиться от нее вообще? Мысль о холодном мотеле на окраине города не слишком согревала его душу, но так было гораздо безопаснее.

Сможет ли он заснуть, не вспоминая о теплом, атласном теле Сонды, о ее жгучих губах? Воспоминания нахлынули на него огненной волной, и ему захотелось спрятаться, укрыться от этого чувства, грозившего окончательно разрушить его помутившийся в последнее время рассудок. Вместо этого он поднял ворот рубашки и принюхался к запаху, исходившему от него. Сонда, сладкий волнующий аромат ее духов… Как бы он хотел забыть о ней хоть на минуту, на секунду, на мгновение…