Мисс Моул

Глава 11

При желании Ханна нашла бы множество причин и оправданий причудам характера мистера Кордера, как находила их для Рут и Этель. Сам Роберт Кордер оправданий не искал: в своих трудностях он винил других людей, и ему даже в голову не приходило, что основной его бедой было слишком позднее появление на свет. Родись преподобный тридцатью или сорока годами ранее, он был бы намного счастливее. Тогда ему не приходилось бы идти на умственные компромиссы, которые сбивали с толку; он был бы твердо уверен в непогрешимости своего вероучения, а его авторитет как служителя церкви не подвергался бы сомнению. Жизнью было бы проще управлять, а следовательно, и жить стало бы проще. Само знание, что непогрешимость книги, человека или веры все больше отрицается, давило со страшной силой, вынуждая склониться или сломаться, и отнимало всю сладость положения проповедника. Однако, будучи человеком кипучей энергии, а отнюдь не мыслителем, мистер Кордер чувствовал себя обязанным создавать видимость, будто он идет в ногу с современной мыслью, в то время как его ум лишь возмущался. На самом же деле преподобный даже не прилагал усилий, чтобы понять нынешнюю реальность. В те дни, когда сомневаться и задавать вопросы считалось дурным тоном, если не грехом, подобная должность давала бы мистеру Кордеру все, чего он хотел: лесть и поклонение, непоколебимость ума, прочность общественного положения и целую армию верных последователей, мужчин и юношей, которую преподобный всегда мечтал возглавить. Уверенность в себе, физическая сила и мужественная внешность – все было при нем, но ныне его армия состояла из горстки старых солдат, подозрительно относящихся к переменам, да зеленых новобранцев, и об этом разочаровании, намекающем на провал учения в целом и самого Роберта Кордера как лидера, и напомнила преподобному случайная встреча с мистером Бленкинсопом. Те прихожане, кто сохранял прежнюю простоту нравов и для кого проповедник являлся наместником Бога на земле, занимали низшее положение, и мистер Кордер это знал. Бо́льшая часть паствы стояла ниже его во всех смыслах, что служило ему утешением, но были среди них и равные по способностям, если не по положению, и вот они‐то и воспринимали новые идеи слишком быстро, на вкус преподобного Роберта, который предпочитал сам указывать путь – а иначе прихожане воспринимали бы Евангелие буквально, что слишком непрактично. Не будь миссис Спенсер-Смит здравомыслящей женщиной, ее муж раздал бы все имущество беднякам, не рассуждая, заслуживают они того или нет. К счастью, по части оценки заслуг оба – и миссис Спенсер-Смит, и сам преподобный – были единодушны, подтверждением чему служили роскошное кресло в кабинете мистера Кордера и сын в Оксфорде. Однако не существует союза, который временами не вызывал бы раздражения, и гордость, с которой проповедник между делом упоминал об учебе сына в Оксфорде, уравновешивалась досадой на то, что Говарду досталась привилегия, которую его отец упустил, но которой смог бы распорядиться с большей пользой. Несомненно, что часть жизни сына оставалась для Роберта Кордера неизвестным миром, и хотя это не удерживало отца от критики и нравоучений, однако ставило в невыгодное положение, за которое преподобный винил свою благодетельницу и тонко наказывал Говарда.

А теперь беспокойство миссис Спенсер-Смит о благополучии семьи проповедника добавило в число домочадцев мисс Моул.

Роберт Кордер нахмурил брови, но тут же вздохнул, глядя на фотографию на столе в красивой рамке: еще один подарок миссис Спенсер-Смит. Преподобному не нравилось это изображение жены. Он предпочитал ему маленькое фото на камине в спальне, где черты лица супруги над крахмальным воротничком и галстуком казались мягче, а глаза с надеждой смотрели на мужа из-под полей соломенной шляпки, модной во времена их юности. Этот портрет доказывал, что Роберт – именно тот мужчина, каким себя считает, в то время как фотография в кабинете, сделанная намного позже, искажала выражение лица из-за увеличения, на котором настояла миссис Спенсер-Смит. Преподобного злило, что люди, не знавшие его жену, могли вообразить, будто этот слегка насмешливый и терпеливый взгляд был ей присущ. Например, у мисс Моул, что далеко ходить, могло сложиться ложное впечатление, если она вообще способна анализировать увиденное; насчет этого мнение мистера Кордера еще колебалось. Вне своей привычной сферы экономка казалась глупой. Сегодня вечером она повела себя с нелепым легкомыслием – или то была простая бестактность? – но, как ни смешно, преподобного обеспокоило замечание, что ограбление банка не в характере Сэмюэла Бленкинсопа. Невероятно, чтобы та мисс Моул, какой хозяин считал ее, произнесла такие слова, однако они прозвучали с твердостью и уверенностью, которые вроде были, если воспользоваться выражением экономки, «не в ее характере».

Мистер Кордер вернулся к письмам на столе. Он явно тратил время впустую, размышляя над происшествием, на которое, не расстрой его безделье Уилфрида и дезертирство Бленкинсопа, не обратил бы внимания. Несомненно, он и в своих представлениях о женщинах старался шагать в ногу со временем и пришел бы в ужас, если бы ему отказали в способности распознать умную или некрасивую женщину. Умные женщины бросали ему вызов, предлагая бой, из которого преподобный мог и не выйти победителем, а некрасивые вызывали лишь первобытный антагонизм: не умея угодить мужскому вкусу, такие женщины фактически отказывались от своего пола и оскорбляли инстинкты, которые мистер Кордер изо всех сил старался игнорировать.

Ответы на письма вскоре были написаны. Преподобный мог бы подготовить и проповедь, но был не в настроении. В памяти крутился разговор с ректором, а беседа с Уилфридом не принесла ожидаемого удовлетворения. Племянник, даже будучи внешне покорным, демонстрировал насмешливое превосходство, которое не удавалось ухватить, а потому и разобраться с ним. Сэмюэл же был чрезвычайно вежлив, но неразговорчив в ответ на лишь наполовину шутливые упреки мистера Кордера. Сегодня молодые люди не выказывают удовольствия, когда с ними общаются на равных: они этого ожидают. Да и в конце концов, поразмыслив, пришел к выводу мистер Кордер, Бленкинсопу, пожалуй, уже далеко за тридцать. Возможно, тут нужен другой подход, решил он, но у проповедника не было желания становиться чьей‐то совестью. Свой долг в виде напоминания он выполнил, но он ведь не торговец, завлекающий покупателей, а потому его мысли снова вернулись к Уилфриду, сыну сестры. Сестра вышла замуж против воли отца, и брак оказался неудачным, однако сестрица унаследовала на удивление неплохую прибыль от отцовской мастерской по пошиву штор. Кордер-старший был против вступления сына в священство: мелкому торговцу это казалось дорогостоящим делом, в которое нужно вкладывать деньги годами, не получая взамен никакой прибыли, поэтому Роберт, упрямый не меньше сестры, сам оплачивал свое обучение упорным трудом, а иногда и своевременной помощью добрых нонконформистов, которых привлекал красивый и энергичный молодой человек. Роберт Кордер считал свой бунт, в отличие от бунта сестры, оправданным благодаря целям и результатам, хотя отец так и не нашел в себе великодушия их признать; в то время как сестру, всего лишь следовавшую своим склонностям, родитель вознаградил положением, при котором та могла платить брату, чтобы Роберт заботился о ее сыне. В раздражении, что не может себе позволить выгнать Уилфрида и лишиться денег, преподобный шагал из угла в угол, поглядывая на часы. Рут, должно быть, забыла пожелать отцу спокойной ночи. Терзаемый обидой на любимую дочь и злостью на Уилфрида, Бленкинсопа и мисс Моул, мистер Кордер не мог успокоиться, чтобы заняться чтением или письмом, поэтому Ханна, пунктуально явившаяся с чайным подносом, застала хозяина праздно стоящим перед камином, сунув руки в карманы.

– Как всегда, точны, – сказал он с фальшивой сердечностью.

– Стараюсь, – скромно ответила Ханна, поставив поднос. – Но что за жалкий огонь, он же почти погас! – Она опустилась на колени, чтобы подбросить угля в камин. – Мужчины, – сказала она будто самой себе, орудуя кочергой и щипцами, – нежные создания, которые мерзнут сильнее женщин, но я пока не встретила ни одного, кто мог бы поддержать огонь в очаге. Наверное, этому есть какая‐то причина.

– Возможно, нам приходится думать о других вещах.

– Надеюсь, что так, – легко отозвалась Ханна.

Преподобный хотел бы пренебречь ее ремаркой – он не собирался создавать прецедент из этого разговора, – но не мог оставить за экономкой последнее слово.

– И потом, мы платим за уголь, – напомнил он.

Все еще стоя на коленях, она обернулась и взглянула на него, и поскольку при таком ракурсе проповеднику почудилась насмешка в лице мисс Моул, он веско продолжил:

– В нашем доме привыкли к экономии. Я заметил, что по неизвестной причине в спальне Рут появился ночник. – Он обрадовался, обнаружив наконец конкретную вину и повод придраться. – Мне кажется, это лишнее баловство и расточительство. Я не понимаю такого нововведения. Она прекрасно засыпала в темноте.

– Да, – тихо сказала Ханна. – И просыпалась тоже.

– И просыпалась, естественно.

– Что не идет ей на пользу, – решительно заявила мисс Моул.

Преподобному надоело фамильярное обращение с его каминным ковриком.

– Вы не присядете? – спросил он. – Думаю, нам стоит обсудить этот вопрос.

– Только сначала подмету перед камином, – откликнулась она, и мистер Кордер подумал: до чего же странно, что ни одна женщина не в состоянии полностью сосредоточить внимание на чем‐то одном.

Но, как выяснилось, в процессе уборки мисс Моул размышляла, потому что, закончив и сев на стул, она сразу сказала:

– Вы назначили меня ответственной за домашние расходы. Если я не выхожу за рамки бюджета, как и было до сих пор, вряд ли справедливо критиковать меня в мелочах.

– Речь на самом деле не о деньгах, мисс Моул, – досадливо поморщился хозяин дома, – а о воспитании. Не хотелось бы поощрять в Рут нервозность. Я надеялся, девочка это перерастет. Раньше, когда… когда ее мать была жива, Рут часто прибегала к нам в спальню среди ночи, будила нас и твердила, что ей страшно. Чего она боится?

– Может, медведей, – задумчиво предположила мисс Моул. – Когда я была маленькой, меня преследовал медведь, очень настойчивый и изобретательный. От него невозможно было скрыться. Он мог взбираться по отвесным стенам, отпирать любые замки. Не стоит докапываться до разумных причин явлений, в которых нет места рациональному, – например, страхов.

– О, так вы изучаете психологию?

Ханна пропустила колкость мимо ушей.

– Страха медведей, – тихо продолжила она, глядя в огонь. – Или волков. Какое‐то время я была уверена, что волк схватит меня, прежде чем за мной захлопнется дверь спальни, если на лестнице я не наступлю на определенную ступеньку. С волком я наполовину притворялась, а вот медведь был настоящий.

– Но, мисс Моул, это смешно! Вы же не хотите сказать, что Рут верит, будто у нее в спальне водятся дикие звери!

– Посреди ночи? Да я сама в такое поверю. И Рут еще маленькая… но при этом слишком взрослая для своих лет. – Она посмотрела на хозяина. – А как насчет привидений?

– Привидений? – фыркнул Роберт Кордер. – По-моему, уж лучше медведи.

– Вот и девочка так думает. – Ханна встала со стула. – Медведи или привидения, ночник не даст им добраться до нее.

– Меня это не устраивает, – отчеканил преподобный. Мисс Моул слишком многое принимает как должное. – К тому же Рут знает, что я рядом.

Ханна опустила сплетенные руки и вздернула плечи.

– Вы в доме хозяин, – отметила она, и мистер Кордер подумал: а вот это было излишне. – Но прошу вас, – и Ханна снова сцепила руки перед грудью, – не отбирайте у дочери ночник. Не надо. Рут не слишком сильная девочка, но я готова за ней присмотреть.

– Именно для этого в числе прочего вас и наняли.

– Так дайте мне шанс! – И экономка улыбнулась – как ни странно, впервые за весь разговор.

– Я подумаю, – буркнул проповедник, отворачиваясь к чайному подносу.

– Спасибо, – тихо сказала мисс Мойл, и он с досадой подумал: за что? И не было ли в ее тоне скрытой иронии?

Он сидел, помешивая чай, и обдумывал странный разговор, выискивая замаскированные уколы со стороны собеседницы. Слишком уж она разошлась, рассказывая о своем детстве. Видимо, теперь чувствует себя увереннее, предположил мистер Кордер, и вполне может оказаться невыносимой болтуньей, если ее поощрять. Намеки на то, что экономка лучше отца понимает Рут, неимоверно раздражали. Но насчет слабости Рут не поспоришь: малышка легко простужается, как и ее мать. Он, конечно, все обдумает, сказал себе преподобный, догадываясь впрочем, что мисс Моул в любом случае поступит по-своему. Нельзя рисковать тем, что обвинят его, если ребенок пострадает; экономка вполне может оказаться права. Миссис Спенсер-Смит упоминала о ее опыте. Пока же мистер Кордер был озадачен мисс Моул и жалел, что упомянул о деньгах. Скупость никогда не входила в число его пороков, и было несправедливо по отношению к нему самому – результат неудачного дня! – что из его речей сложилось такое впечатление.