Миссионер среди каннибалов Южного моря

Джон Патон, наблюдатель и исследователь, видел дальше. «Самый большой враг пришел к ним также с белыми – водка!.. Вследствие этого с ними трудно было работать, они становятся беспокойными, вспыльчивыми. Это дает повод к "вмешательству". Это слово часто означает убийство в больших размерах. Сиднейская газета от 21 марта 1883 года содержит ужаснейшие детали такого уничтожения коренных жителей... Но водка осталась и уничтожает то, что уцелело от оружия. Можно ли еще удивляться вымиранию этой расы!»

Патон попытался исследовать религиозный культ аборигенов. Когда он показал им привезенных с Танны идолов, то увидел их живую реакцию. Как христианин, он видел свою обязанность в том, чтобы не довольствоваться предубеждениями, а заботиться о страдающей душе ограбленного народа. Он узнал о них больше, чем большинство белых. Идольские камни доказали: прежде чем сюда пришли европейцы, коренные жители этой страны не были зверями, которые не могут научиться верить в Бога, но они страстно желают и ищут Его, как и все народы.

Он также познакомился с христианами из аборигенов и наконец вынес резюме: «Для меня в одной душе, приобретенной для Господа, достаточно доказательств, что суждения об этой расе ложны, и я хочу приложить все старания, чтобы они не имели силы. Бог благословил эту работу, и поэтому она должна продолжаться.

Только на одном острове Анетиум покаялись 3.500 каннибалов, которые очень близки к австралийским неграм, и ведут теперь цивилизованный христианский образ жизни. В Фиджи покаялось 70.000 человек, в Самоа 34.000 каннибалов стали христианами.

Школа в Самоа за девятнадцать лет выпустила двести шесть учителей, которые стали верными помощниками миссионеров в распространении Благой Вести. На наших Новых Гебридах более двенадцати тысяч местных жителей обратились ко Христу, и из них сто тридцать три учителя пошли учить своих братьев. Если бы австралийцам было принесено Евангелие, то оно имело бы на них такое же влияние, потому что Иисус Христос тот же самый – вчера, сегодня и вовеки тот же».

В 1888 году в своем последнем миссионерском путешествии по Австралии Джон Патон посетил многие станции аборигенов, где правительство пыталось сделать их оседлыми. Но кочевой дух этого измученного народа снова прокладывал себе путь на свободу, и они оставляли устроенные для них правительством станции. Только на станциях, руководимых истинными христианами, Патон нашел нечто другое: ухоженные села и функционирующие церкви. Но все еще (и в наши дни) алкоголь, привезенный белыми, разрушает тело и душу коренных жителей.

На своем последнем большом собрании в Мельбурне Патон разрушил легенду о неспособности аборигенов принимать весть спасения и не упустил возможности сказать собравшимся об их ответственности: «...У Австралии осталось совсем мало времени исправить то, в чем они согрешили перед этим несчастным народом!»

Глава 13 В Шотландии. Возвращение к работе

«Все австралийские миссионерские комитеты были единодушны в том, что я должен без промедления плыть в Шотландию за новыми миссионерами. 16 мая 1863 года на пароходе "Коскиуско" я оставил Австралию».

На этот раз пароход и капитан были более приятными. На борту можно было даже проводить собрание. Но и это путешествие было полно опасностей.

«Когда мы огибали мыс Доброй Надежды, нас настигла сильная гроза. Молния ударила в пароход. Людей, работавших на палубе, швырнуло на пол. Медные плиты откатились далеко через планки, и их исковеркало. Кусочек от одной из них капитан Стюарт дал мне, и я храню его. В момент удара молнии людям, сидевшим на прикрученных к палубе стульях, показалось, что пароход глубоко опустился в море, а когда он снова поднялся, толчок был таким сильным, что шурупы от двух стульев сломались, а сидящие на них офицер и врач были довольно далеко отброшены и серьезно ранены. У меня сильно защемило ногу между стулом и столом, так что я не мог без посторонней помощи дойти до своей постели.

Когда оглушенных привели в чувство, пришел капитан и сказал; "Мистер Патон, совершите благодарственную молитву! Давайте все вместе благодарить Господа за чудесное спасение: пароход не горит и никого не убило!"

Но этот добрый человек сам пережил тяжелое потрясение. Только через три недели здоровье вновь вернулось к нему. Бог сохранил его, и под его руководством мы прибыли 26 августа 1863 года, то есть после трех месяцев и десяти дней, в восточно-индийский док в Лондоне.

Трудно описать словами радость встречи с моими любимыми родителями! Но текли и горькие слезы. Прошло пять лет с тех пор, как я прощался с ними, и рядом со мной стояла любимая жена. А теперь жена и сын покоились на Танне до дня воскресения! Еще печальнее была встреча с родителями моей жены в Колдстреме.

В Эдинбурге я должен был отчитаться миссионерскому комитету. Меня встретили радушно, разрешили говорить в церквах о миссионерской работе среди каннибалов и поручили посетить все воскресные школы. Мне открыли доступ в университет, чтобы обратиться к студентам, среди которых моя проповедь "Придите к нам и помогите!", напечатанная большим тиражом, нашла широкий отклик.

Некоторые духовные служители тоже откликнулись на зов миссии. Это старый, испытанный опыт каждой церкви: чем больше она благовествует, тем яснее видны благословения в ее деятельности.

В Шотландии также образовался союз детей воскресных школ, которые стали совладельцами наших пароходов. Копилка для нужд пароходов была почти в каждой семье.

Посещая наши церкви, я побывал почти во всех частях Шотландии. К несчастью, в одной поездке на север я попал в большие январские морозы, и мой организм, привыкший к жаре, тут же отреагировал. К тому же все места в карете были заняты, и для меня осталось место только на наружной скамейке. Когда я сошел с нее, то совершенно не чувствовал своих ног. Ничего не изменилось, когда я несколько недель спустя приехал в Эдинбург и Глазго, где врачи серьезно заговорили об ампутации.

Была назначена поездка в Янверпуль. С невероятными усилиями я настоял на этой поездке. Мой друг, доктор Трахам, повел меня к врачу, который приобрел большую известность электромагнитным лечением. После долгого лечения и после того как самый сильный ток не произвел никакого действия, врач объяснил, что это состояние не поддается его методу лечения. Он отклонил его, но хотел еще попытаться лечить пластырем, обмотав им всю ногу. Он сказал, чтобы я пришел к нему через три дня, но ужасные боли заставили меня пойти к нему на другой день утром. Когда врач снял пластырь, то обнаружилось, что обмороженные участки кожи приклеились на пластырь. После перевязки мне пришлось долгое время находиться в покое.

Бог подарил мне выздоровление, но это время было для меня очень горьким и тяжелым испытанием. Еще и сегодня, хотя прошло двадцать четыре года, я вспоминаю об этих страданиях, когда мне приходится далеко идти пешком.

Хотя четверо новых миссионеров, последовавших моему призыву, не сопровождали меня, так как им нужно было еще прослушать медицинские лекции в аудитории и больницах, чтобы быть готовыми к миссионерской работе,– я все же не один возвратился в Австралию. Господь дал мне спутницу, которую Он наделил особыми дарами и качествами и чудными путями подготовил разделить мою судьбу и работу на Новых Гебридах.

Она с участием отнеслась к жителям Южного моря, жившим в незнании Бога, и охотно начала ту работу, которую Бог явно усматривал для нее. Ее брат тоже был миссионером и умер еще молодым на миссионерском поле. Ее сестра, жена служителя в Аделаиде, с большим усердием работала для нашей миссии, а отец благословенно трудился в районе Штирлинга.

Прежде чем в 1864 году покинуть Шотландию, я женился на Маргарет Витекросс. До сих пор она верно разделяет со мной работу, заботы и радости. Все дети, которых нам подарил Бог, предназначены для Него. Мы надеемся, что всем им Бог позволит нести Евангелие язычникам.

После того как мы отпраздновали брак в доме сестры моей жены в Эдинбурге, мы поспешили в дом моих родителей. Мой отец благословил нас и предал Господу. В последний раз я слышал этот голос, слова ходатайства и благословения, произнесенные им здесь, на земле. Когда я поднялся с колен и, глядя в глаза отца, сказал ему "До свидания", я знал, что на земле мы больше не увидимся. Отец и мать еще раз с радостным сердцем отдали нас на служение Господу, и мы попрощались с молитвой, чтобы их драгоценное благословение сопровождало нас на всех путях!

Часть четвертая ЖАТВА НА АНИВЕ

Глава 14 Поселение на Аниве

На совместном совете миссионеры на Анетиуме согласились создать новые станции. Они отклонили желание Патона вновь поехать на остров Танну и решили, что миссионеры на Танну возвратятся только тогда, когда миссия утвердится на близлежащих островах, где живут более миролюбивые племена. Патону пришлось согласиться пойти сейчас на остров Анива по соседству с островом Танна. С новыми миссионерами можно было возобновить работу старых станций и создать новые.

Возвращение и увеличение числа вестников Божьих послужило для скептически настроенных островитян лучшим свидетельством добрых намерений миссионеров и силы Божьей, чем множество слов, сказанных до сих пор.

«Мы плыли от острова к острову, чтобы ввести в курс новых помощников. Здесь вожди были приветливей, чем на Танне. Нам пообещали охрану даже на тех островах, где еще никогда не было миссионеров и где о них знали только по наслышке. Жители островов были готовы принять Господа, своего Спасителя, и нужно было продолжать работу.

По пути в Аниву из-за больших волнений на море нам пришлось зайти на несколько дней в порт Резолюция. Старый Новар, очень приветливый к нам, но все такой же колеблющийся, решил силой или хитростью оставить нас на Танне. Капитан сказал ему, что он мог бы отвезти мои вещи на остров, но совет миссии запретил это.

"Ну, тогда не надо везти ящики мисси на землю! – воскликнул вождь. – Бросьте их через борт! Мои люди поймают их прежде, чем они достигнут воды, и сами отвезут все в сохранности на землю!" Капитан заверил его, что и этого он не может сделать. "Ну, – продолжал Новар, – тогда покажите нам, что принадлежит мисси, а дальше делайте, что хотите".

Пожилой вождь был сильно удручен, когда увидел, что мы ни на что не соглашаемся. Он решил, что моя жена боится Танны, и попросил, чтобы мы посетили его. Когда мы исполнили его просьбу, он показал мне свои поля и попросил меня сказать моей жене: "У меня достаточно еды! Пока у меня будет диоскорея и бананы, вы не будете голодать!" Она ответила: "Я не боюсь голода".

Показывая нам своих воинов, Новар сказал: "Нас много-много! Мы сильные! Мы можем всегда защитить вас!" – "Я не боюсь!" – приветливо сказала моя жена. Потом он повел нас к тому дереву, на котором я провел ужасную ночь, и сказал: "Бог, Который защитил тогда мисси, будет всегда охранять вас!" Она сказала пожилому вождю, что у нее совсем нет страха, но теперь нас посылают на Аниву. Если Господь захочет, то Он приведет нас еще и на Танну. Новар, Аркурат и их друзья казались по-настоящему печальными, что мы не остаемся, и это глубоко тронуло мое сердце.

Только через несколько лет я узнал, что сказал Новар одному вождю с Анивы, который в то время был на Танне и которого мы обещали взять домой на нашем пароходе "Утренняя заря". Когда Новар понял, что его просьбы остаются безответными, он подошел к этому вождю, который был посвященным человеком, снял со своей руки знак достоинства вождя – белую ракушку, и привязал к руке аниванца, сказав при этом: "Обещайте мне у этого знака, что вы будете защищать моего мисси, его жену и детей, чтобы с ними не случилось ничего плохого. У этого знака я и мои люди будем мстить вам!"»

В ноябре 1866 года Анива стала моей родиной и осталась доныне. Бог и позднее не возвратил меня на Танну. Анива была определена для меня как рабочее поле и поле жатвы.

Этот остров – самый маленький из всей группы Гебридов. Он окружен поясом коралловых рифов, о которые с громовым шумом разбиваются волны, дико выбрасывая на землю пену. Но бывают и очень спокойные дни, когда море подобно зеркалу, а пена на рифах – серебряной каемке.

Там вообще нет гор, нет скал. Везде можно видеть красивые нагромождения кораллов в причудливых формах. Самая высшая точка едва достигает трехсот футов над уровнем моря. Почва неглубока, но все же хороша, особенно на южном конце острова, вблизи потухшего вулкана, где можно найти поля, богатые плодами.

Нехватка гор, притягивающих и сгущающих облака – причина большой и часто затяжной засухи. Влага от обильных дождей, которые иногда выпадают, как по мановению волшебной палочки, исчезает в легкой почве и в ноздреватых образованиях кораллов. Но влажный воздух и сильная роса орошают остров. Фруктовые деревья добывают из твердой почвы обильное питание. Коренные жители очень часто страдают одним из видов слоновой болезни из-за очень плохой питьевой воды и жаркого влажного климата их острова.

У Анивы нет порта, нет безопасного места для стоянки пароходов. При определенном ветре бывает, что какой-нибудь пароход бросает якорь за коралловыми рифами. Но это очень опасно. Подойти к берегу лодке позволяет одна-единственная лазейка между рифами.

Раньше я два раза бывал на острове. К тому же на Танне я видел некоторых аниванцев, когда они приезжали за продуктами. Они тогда не раз просили меня поселиться у них. Это было все, что я знал о своем новом месте жительства. Всему нужно было учиться заново, как когда-то на Танне.

Нас дружелюбно встретили при высадке на остров. Островитяне повели нас в хижину, которую они построили с помощью учителя из Анетиума. Это была, так сказать, деревянная рама, крыша и стены которой состояли из сплетенного сахарного тростника. Дверей и окон не было, были только отверстия в плетеной стене. Очень хорошо выглядел пол, который состоял из толстого слоя мелко разбитых снежно-белых кораллов. Вся хижина составляла одно помещение, которое должно служить церковью, школой и открытым местом собраний.

Мы отделили один угол занавеской, за которой положили постели и самое ценное, что имели. Многие из островитян приходили посмотреть, что мы едим. Один сундук служил нам в качестве стульев, другой – вместо стола. Варили под большим деревом, и при этом тоже были наблюдатели. До сих пор все было хорошо. Но дом стоял в тени коралловой скалы, а из своего печального опыта я знал, что в определенные времена года это место будет настоящим инкубатором для малярийных комаров. Конечно, мы были рады и благодарны иметь крышу над головой, пока не сможем построить себе дом в более подходящем для нас месте.

Аниванцы воровали меньше, чем таннезийцы, но обладали особенной привычкой просто требовать то, что им хотелось. Такое требование часто сопровождалось поднятым томагавком! То, в чем мы сами нуждались и поэтому не могли отдать, не должно было попадаться им на глаза, чтобы не дать им повод для воровства.

Печальный опыт с малярией в Танне побудил меня выбрать самое высокое место на острове для постройки миссионерского дома, где всегда был чистый воздух и куда имели доступ пассатные ветры. Но какое-то суеверие мешало людям продать нам этот участок, и мне пришлось купить место ближе к морю. Позднее оказалось, что в любом отношении оно оказалось очень удобным.

Когда мы начали копать землю, то наткнулись на остатки их ужасных каннибальских обедов. За нами наблюдали издалека и думали, что их боги убьют нас, так как мы ступили на это место и даже работали на нем. Когда с нами ничего плохого не случилось, наблюдатели подошли к нам и сказали, что, видно, наш Бог сильнее их богов.

Мы собрали на этом месте две корзины костей, когда копали погреб. Когда мы их закапывали в другом месте, многие подошли к нам. Я спросил: "Как попали сюда эти кости?" – и получил характерный ответ: "Мисси, мы же не таннезийцы! Мы не едим костей!"

Пока я помогал в строительстве дома, моя жена обычно по утрам оставалась с ребенком в хижине. Как-то в один день она была занята работой, когда услышала шаги в углу, отделенном занавеской. Занавеска открылась, и со словами на плохом английском; "Я не ворую! Не ворую!" вышел один из местных. Он часто страдал от страшных приступов ярости, и его все боялись. Одно мгновение он смотрел на мать с ребенком, а потом выбежал на улицу. Недавно в приступе ярости он убил мужчину из своего племени. В этой опасности Господь снова сохранил нас.

Хотя у меня все еще была надежда возвратиться на Танну, я все же хотел строить не временное жилище, а хороший дом, чтобы моему последователю тоже жилось хорошо. Две комнаты были разделены коридором. На двух сторонах дома над стеной из кораллов выступала веранда. Окна отворялись на веранду в виде дверей. Кладовка, ванная и мастерская находились под верандой. Дом был не очень красивым, но зато здоровым.

Позднее мы пристроили еще четыре комнаты. Веранда с широкой крышей давала помещениям прохладу и тень. При дополнительном строительстве мы значительно увеличили и углубили погреб. Он служил не только нам, но и многим беженцам местом спасения, когда ужасные тропические ураганы швыряют, как перышки, деревья и разрушают дома.

Вначале было трудно общаться с людьми, но все же вскоре выявилось, что и здесь люди погрязли в темных пороках язычества. Если, к примеру, больным помогали мои лекарства, то люди твердо верили, что мы можем и вызывать болезни, так как их посвященные люди владели обоими искусствами. Обычно они искали моей помощи, когда было уже слишком поздно – только после того как испробуют все возможные суеверные методы и волшебства. Часто мне приходилось самому принимать лекарство, чтобы побудить к этому больного, но если после первого приема не наступало облегчение, было почти невозможно побудить их сделать это повторно. Несмотря на это, мы ежедневно звонили в колокольчик в знак того, что мы оба готовы дать совет и помочь.

Что в Танне называли нахаком, здесь, на Аниве, называли тафигету. Достаточно было посвященному человеку получить какую-нибудь вещь, к которой кто-то прикасался, чтобы через волшебство навлечь на него болезнь. Вследствие этого у жителей был постоянный страх, собрания и речи, если кто-то болел. У постели больного они совещались, кто же мог «сделать» болезнь. Если они находили виновного, тот должен был принести в подарок циновки, корзины и пищу. Если же больной умирал, то «виновнику» мстили, и не только ему, но и его семье, селу и даже всему племени. Таким образом между людьми редко был мир.

Первые шаги

«Некоторые аниванцы знали немного по-таннезийски. С ними я мог говорить, а у остальных мне пришлось снова, как и раньше, спрашивать бессчетно раз: "Таха тиней?" – "Что это такое?" и "Таха нейго?" – "Как тебя звать?" Все слова я записывал по звукам. Дома я записывал их в алфавитном порядке, а также где и как их услышал. Постоянно сравнивая эти замечания и повторяя звуки и слова, мы уже неплохо понимали друг друга, еще до того, как дом был построен. В это время произошло событие, которое Бог прямо использовал для Своих целей. Однажды я работал в доме и мне понадобились гвозди. Я взял обструганный кусочек дерева, написал на нем карандашом о своей нужде и попросил нашего старого вождя отнести дощечку моей жене. "Ну что вы хотите, мисси?" – спросил он. Когда я ответил, что дерево скажет, он сердито воскликнул: "Кто слышал когда-нибудь, чтобы кусок дерева разговаривал?" Но он пошел и с удивлением принес гвозди.

Я спросил, что сделала моя жена. Он ответил, что она посмотрела на дощечку, ушла и принесла гвозди. Я прочитал ему написанные слова и перевел на таннезийский, чтобы он что-то понял, и сказал, что мы также можем прочитать повеления Божьи в Его книге. Если он научится читать, то он так же сможет понять волю Бога, как моя жена поняла мою просьбу.

С того момента у вождя появилось желание читать Слово Божье на своем языке. Он с большим усердием помогал мне учить выражения на его родном языке и объяснял их значение. Когда позднее я начал работать над переводом отдельных частей Священного Писания, он был очень рад этому и оказывал мне неоценимую помощь. Чудо говорящей бумаги было для него таким же удивительным, как и чудо говорящего куска дерева.

Однажды из глубины острова пришел вождь с тремя сыновьями, чтобы посмотреть наше строительство. После возвращения домой один из молодых людей заболел, и, естественно, причиной этого был я. Мы все должны были умереть, если он потеряет сына. Бог благословил мое лечение – больной выздоровел. С тех пор этот вождь не только дружелюбно относился, но совсем прильнул к нам. Он приходил на богослужения, внимательно слушал анетимийских учителей, и когда я начал делать первые попытки проповедовать и часто употреблял таннезийские выражения, он переводил их на свой язык.

Мы все больше убеждались, что расположение дома было очень удобным. Со всех сторон холма был пологий спуск, деревья на нем давали тень, лес из кокосовых пальм простирался почти на три мили до берега. Недалеко от дома раскинули свои густые ветви каштаны, дававшие хорошую тень, и хлебные деревья росли недалеко от нас, но не так уж близко, так что дом был сухим и благоприятным.

Через несколько лет мы уже жили в центре очень красивого села. Церковь, школа, два дома для сирот, кузница, столярная мастерская, типография и столовая окружали нас. Все дорожки были посыпаны белоснежной коралловой галькой. Многие островитяне пытались подражать нам.

Островитяне не любили работать. Если они что-то делали, то только ради того, чтобы иметь рыболовные крючки или красный ситец. Но как только их сердец коснулось Евангелие, в них произошла огромная перемена. Они сразу начали строить своими неумелыми руками церкви и школы, но охотно и с радостью, без денег, ничего не требуя за свою работу, и все содержали в лучшем порядке.

Позднее нам пришлось для постройки больших зданий построить известковый завод. Это было самой трудной задачей. Вид кораллов, используемых для этого, находился довольно далеко от берега. Я бросил якорь моей лодки недалеко от этого места, туземцы стояли в воде и нагружали отбитые куски в лодку. Переправив двадцать-тридцать лодок камней на берег, мы перевозили и переносили их на холм. Глубокую яму заполняли дровами и засыпали ее кораллами, из которых после восьми-десяти дней горения получалась высококачественная известь. После нанесения на какую-либо поверхность она блестела, как мрамор.

Когда я оглядываюсь назад на все эти трудности, то радуюсь, что новым миссионерам будет уже легче. Сборные дома приходят готовыми из Австралии. Вместо тростниковых крыш нам привозят цинковые плиты. Специалисты полностью собирают такой дом, и не уезжают, пока все не будет готово. Значительные силы сберегаются для основной духовной работы. Такая помошь сохраняет здоровье, а часто и жизнь миссионера.

Мы тогда еще не знали, почему островитяне были решительно против продажи выбранного мной первоначально места и усиленно навязывали другое, которое я и купил. Когда позже старый вождь Намакей стал христианином, я слышал, как он рассказывал своим людям: "Когда мисси приехал к нам, мы увидели его сундуки. Мы думали, что у него там одеяла и материал, топоры, ножи и рыболовные крючки. Мы решили: пусть он живет у нас, а то мы не получим его вещи. Но он должен жить на посвященном поле. Наши боги убьют их, и мы поделим его вещи между собой.

И мисси построил свой дом на самом святом месте. Он и его люди живут там, и боги ничего им не делают. Он посадил там бананы, и мы сказали, что если они будут есть эти фрукты, то умрут. Наши отцы говорили нам, что даже наши "мудрые мужчины" умирают от того, что растет на посвященной земле. Бананы поспели, они ели их, и никто не умер. И мы поняли, что отцы сказали нам неправду. Наши боги не могут убить их. Их Бог сильнее, чем наши боги с Анивы».

Когда Намакей замолчал, я взял слово и сказал, что Бог все дал им, хотя они и не знали этого. Теперь Он послал меня к ним, чтобы я научил их, как они могут служить Ему и любить Его. Молча и с удивлением они слушали меня, когда я пытался рассказать им о Сыне Божьем, Который жил для них, умер за них и возвратился к Отцу. Я сказал им, что Он хочет спасти их и научить, как прийти к Нему, чтобы они вечно могли жить с Ним.

И тут старый вождь стал молиться – это была чужая, темная молитва, молитва на ощупь. Каждое предложение, каждая мысль имела языческий отголосок. Но все же это была искренняя трогательная молитва, крик бывшего каннибала, который почувствовал первые прикосновения Духа Святого, выразившиеся в словах: "Отец, Отец, наш Отец!"

Одежда, которую стали носить люди, изменила их внешне. А внутренняя их перемена произошла, когда они начали молиться и взирать на Всемогущего, Которого имели право называть "Отец, наш Отец". И хотя они были еще далеки от того, чтобы называться христианами, я знаю, что в небе радовался Иисус!»

Глава 15 Прогресс на Аниве

«Незадолго до нашего прибытия на Аниве был убит учитель из Анетиума. Повод для этого был обычным для людей, среди которых мы жили. Много лет назад в Анетиуме, когда остров был еще полностью языческим, убили группу аниванцев. Только один из них смог убежать в лес и на своей лодке при попутном ветре смог добраться домой. Он рассказал о происшедшем и этим вызвал в аниванцах чувство мести. Но так как у них не было возможности перевезти сразу много людей для сражения, то это дело было приостановлено. Между островами было сорок пять миль по морю. Они сделали глубокий разрез в земле и ежегодно обновляли его как знак, что отомстят при первой возможности.

Прошли десятки лет, пока анетимийцы приняли Христа. Они горели огнем любви и желали распространять Евангелие на других островах. С молитвой молодые христиане избрали по образцу церкви Антиохии двух учителей и послали их на остров Анива, чтобы евангелизировать его. Навалак и Немеян поехали туда, а другие – на острова Фотуна и Эрроманго. На Аниве им пообещали защиту и гостеприимство. Но когда они узнали, что эти учителя были именно из той части Анетиума, где убили аниванцев, то попросили двух таннезийцев убить их.

Немеян был убит и причислен к мученикам. Навалак был еще жив, когда вождь Намакей нашел его. Он отнес его в свое село и ухаживал за ним, как мог. Он уговорил своих людей и остальные племена согласиться, что искупление совершилось, и послал Навалака здоровым домой, где он еще живет как вождь. После этого Навалак часто был на Аниве, чтобы среди людей, хотевших убить его, прославлять Бога.

Долгое время Анива оставалась без учителей. Тогда Намакей послал своего представителя Тайя на Анетиум с вестью, что разрез в земле засыпан и на нем посажена кокосовая пальма. Они вновь обещали защиту всем, кто приедет на Аниву. Анетимийцы могли вновь послать учителей. Аниванцы искали дружбы с ними не из-за того, что хотели принять христианство, но чтобы получать за свои товары циновки, корзины, одеяла и железные орудия труда. Два учителя согласились поселиться на Аниве.

Этих двоих, Каигару и Нелмая, мы встретили там. Они со своими женами должны были целый день тяжело работать, как рабы у своих господ. В воскресенье они проводили богослужение на своем языке, который понимали единицы. Люди на собрании курили и разговаривали, а после этого устраивали праздник, для которого учителя с женами в пятницу и субботу должны были готовить пищу.

Конечно же, я сразу положил конец этим пиршествам, что сильно обозлило людей. Как только я научился разговаривать с людьми, то начал посещать их. Обычно сопровождаемый женой и учителями, я рассказывал им об Иисусе и старался привлечь их на наши богослужения, которые мы проводили в тени красивого старого дерева. Нази и некоторые другие слушали на расстоянии, но постоянно приходили с заряженными ружьями.

И хотя нам часто грозила опасность, все же мы знали, что находимся под мощной защитой Господа. Часто я падал на грудь островитянина, когда он грозно поднимал дубинку или свое ружье. С молитвой в сердце я так долго и крепко "обнимал" его, что он не мог ни ударить, ни выстрелить, пока его гнев не утих. Иногда я хватал рукой ствол винтовки, быстро поднимал нацеленное на нас дуло, и пуля не попадала в цель! Но порой и это было невозможно. Тогда оставалось только одно: серьезно и тихо молиться о защите и быть готовым предстать перед Господом! И Он всегда был верен обещанию: "Я не оставлю и не покину тебя".

Первыми, кто пришел и в ком виден был заметный рост, были наш вождь Намакей и Несвай, вождь соседнего племени. Катуа, его жена, была не менее заинтересована. Эти три каннибала стали под влиянием Евангелия любви обильными людьми, с которыми нас постепенно связала настоящая дружба.

Однажды Намакей принес свою маленькую дочь, единственного ребенка, Литси Зоре, что означает Великая Литси, и сказал: "Мисси, я хочу оставить Литси у вас! Воспитайте ее для Иисуса". Это был умный ребенок, которому легко давалось учение. Скоро она стала для моей жены хорошей помощницей. Брат Намакея, который вначале хотел убить меня, через некоторое время тоже принес к нам свою дочь, Литси Зизи, что значит Литси Маленькая. Матери обеих девочек умерли. Дети рассказывали отцам и всем окружающим обо всем, что они делали и чему учились, и у людей все больше возрастал интерес к нам. Скоро все сироты были у нас на станции. Школа наполнялась. Мальчики помогали мне в работе, а моя жена стала матерью для девочек. Эти дети очень любили нас и первое время тайно предупреждали и спасали нас от опасностей.

Постепенно некоторые островитяне стали приносить своих идолов, говоря, что они не хотят больше поклоняться им, а желают молиться нашему Богу. Это было хитростью: оказывается, они хотели, чтобы я купил их! Когда я отказался сделать это и объяснил, что они должны из любви к Иисусу выбросить их, многие сердито уходили и не желали иметь ничего общего с новым Богом. Это опять привело к покушениям на нас.

Как-то ночью старый вождь разбудил меня и посоветовал осветить все комнаты и громко разговаривать с ним, чтобы сидящие в засаде вооруженные люди подумали, что нас много. Я слышал, что Намакей со своими людьми уже давно охранял станцию. Они наполнили все сосуды водой, так как опасались, что наши дома могут поджечь. Когда я вместе с ними захотел нести охрану, они посоветовались и сказали: "Если нашего мисси убьют в темноте, кого мы тогда будем охранять? Мисси должен ночью оставаться в доме!" Я согласился с ними, но приветствовал каждую группу вступающих на вахту и сердечно благодарил за заботу.

Как-то утром ко мне пришел один из местных, Тупа, в большом волнении со словами: "Мисси, я убил Теаполо! Теперь он мертв. Прошлую ночь он хотел поймать меня. Я позвал многих людей, и мы погнали его. На рассвете я убил его! Теперь у нас не будет больше злых людей и горя. Теаполо мертв!" Видя его сильное возбуждение, я пошел с ним к священной коралловой скале. Там он показал мне мертвое тело огромной красивой морской змеи и воскликнул: "Вот он лежит! Я убил его!" – "Это не дьявол, – сказал я, – это только мертвая змея. Он с горячностью ответил мне: "Это то же самое! Это Теаполо! Он делает нас злыми и плохими и виновен во всяком зле!"

Этот случай побудил меня к исследованию. И везде я слышал то же самое: они связывают проблемы и страдания человека со змеей. Все жители считали змею духом зла и называли ее Матишкишки. Они жили в рабском страхе перед ней, и все их старания были направлены к тому, чтобы умиротворить ее.

Это суеверие существует даже там, где нет змей. В таких местах духом Теаполо является большая черная ядовитая ящерица – кекрау. Женщины и дети громко вскрикивают при виде ее. На многих островах жители глубоко на руке вырезают очертания этой ящерицы. У некоторых можно увидеть вырезанную змею или птицу. Если линия разреза начинает заживать, они разрывают ее и отворачивают кожу так часто, что мясо выступает наружу, приобретая форму зверя, и высоко возвышается над рукой, – это выглядит ужасно. Становясь христианами, они одеваются и старательно прикрывают остатки своего темного язычества.

Ужасное дело в истории обычаев этих людей – убийство детей. Три таких случая я открыто разбирал после нашего прибытия сюда. Эти три семьи стали с Божьей помощью христианами и приняли к себе чужих детей.

Убить свою жену не считалось каким-то злом или чем-то необычным. Вскоре после нашего приезда молодой муж выстрелил в свою жену, потому что она надоела ему и не хотела оставить его. Она жила еще десять дней. Все это время он верно ухаживал за ней, но утверждал, что он прав. Его жена – его собственность, и он может делать с ней все, что хочет. Никто не наказал его, все уважали его так же, как и прежде! Его вторая жена начала приходить к нам. Позднее и он присоединился к нам.

Иногда я попадал в очень необычные ситуации из-за странных взглядов этих людей на некоторые вещи. Одна из самых удивительных была связана с похищением. Нелванг, которого все боялись и который испугал мою жену, долгое время ходил вокруг меня во время работы с томагавком в руке, чтобы обратить на себя мое внимание. На вопрос, хочет ли он что-нибудь, он наконец сказал: "Да, мисси! Если вы мне сейчас поможете, то я всегда буду вашим другом!" – "Я ваш друг, – сказал я, – иначе бы я не приехал сюда". – "Да, – серьезно сказал Нелванг, – я знаю это, но вы должны мне помочь!"

На вопрос, в чем он нуждается, он быстро ответил: "Я хочу жениться, и для этого мне нужна ваша помощь, мисси". – "Нелванг, ты же знаешь, что все помолвки совершаются в детстве, – сказал я. – Как я могу разбить какую-то пару? За это люди уничтожат всю станцию и убьют нас". – "Нет, нет! Никто не узнает о вашей помощи. Только скажите, что бы вы сделали на моем месте".– "Ну это же очень просто: поищи девушку, которая тебе нравится, объяснись ей в любви и женись на ней, если она любит тебя". – "Именно это я и не могу сделать!" – "У тебя есть любимая девушка?"

Нелванг открыто ответил: "Я люблю Вакин, вдову одного вождя. Детская помолвка не нарушается. Я знаю, что и она любит меня. Я просил ее стать моей женой, и в ответ она дала мне свои сережки. Этого мне достаточно". – "Почему же ты не женишься на ней?" – "Это не так просто, – сказал Нелванг. – В ее селе тридцать молодых мужчин и каждый из них давно взял бы Вакин в жены, если бы не знал, что остальные двадцать девять тут же убьют его! Все тридцать убьют меня, если я возьму ее, мисси. Я хочу убежать с ней и скрыться, пока вы успокоите этих мужчин. Вакин и я будем лучшими друзьями для вас, мисси".

Я пообещал сделать все, что в моих силах. На следующий день Нелванг исчез. Скоро люди заметили отсутствие Вакин и поняли, что это взаимосвязано. В обоих селах поднялся ужасный шум. Мужчины уже были готовы применить обычную месть – разрушить хижины Нелванга и Вакин и опустошить их поля. Я попросил рассказать мне, в чем дело, и затем сказал: "Вы ей оказали столько добра, а она убежала? Значит, она очень неблагодарная и вы должны радоваться тому, что это обнаружилось сейчас, а не после того, как она стала бы женой кого-то из вас. Это было бы намного хуже! Зачем вы из-за нее поднимаете такой шум? Пусть эти двое идут своим путем! Если она такая, как вы говорите, то она получит свое наказание. Пожалейте хорошие деревья, спокойно идите домой и живите в мире".

"Мисси правильно говорит! Нелванг и Вакин накажут друг друга! Посмотрим, что из этого выйдет! Она не стоит того, чтобы жалеть о ней!" И все спокойно разошлись по домам.

Прошло три недели, когда Нелванг снова появился у меня. На мой вопрос, откуда он пришел, он воскликнул: "Этого я не могу вам сейчас сказать. Мы хорошо спрятались в лесу. Я пришел, чтобы исполнить свое обещание. Я буду работать для вас, а Вакин будет помогать миссис Патон. У меня здесь неподалеку земля, где я поселюсь, когда будет возможно. До тех пор мы должны жить под вашей защитой, мисси. Можем ли мы завтра прийти к вам?" Обрадованный за полученное разрешение, он дрожащей рукой пожал мне руку и умчался прочь.

Так Бог послал нам хороших помощников. Вакин скоро научилась держать дом в порядке и стирать. Нелванг весь день работал со мной. Они оба, как тени, ходили за нами, частично из страха от нападения. У них всегда было при себе оружие для защиты от врагов. Через несколько недель, когда они приняли Иисуса в свое сердце, я сказал, что они должны пойти в церковь и показать, что они принадлежат друг другу. Они оба пришли и сели как можно ближе ко мне. Вакин оделась, чтобы все увидели, что она христианка, и с этой целью обвешалась множеством побрякушек. Она так смешно выглядела, что мне пришлось прилагать усилия, чтобы оставаться серьезным. Но день закончился мирно. Оба были счастливы, и я благодарил Бога, что Он предотвратил кровопролитие.

С тех пор у меня был своего рода телохранитель, а у жены – верная помощница. Вакин научилась читать и писать и со временем стала хорошей учительницей воскресной школы. Она научилась петь и вела хор, когда моя жена не могла быть в церкви. В общем, она все могла и на нее можно было положиться. Нелванг верно выполнял свое обещание – никогда не оставлять меня. Он действительно стал мне другом. Все годы он сопровождал меня на всех путях, острым глазом замечая каждую опасность, готовый оградить меня от нее.

Однажды два вождя, Намакей и Несвай, сказали мне: "Мы теперь христиане. Мы не должны больше воевать. Мы хотим наказывать за убийство и другие преступления". И когда двое молодых людей сделали попытку убийства без всякой на то причины, собрались вожди и объяснили всем жителям, что каждый, кто убьет или только сделает попытку к убийству, должен быть приговорен к смерти в открытом собрании. После этого восстановились порядок и безопасность.

Однажды, когда группа возмутителей, чтобы показать пренебрежение к нашему воскресенью, хотела вызвать ссору, один мужчина, которого только что сильно избили, сказал: "Я отдаю свою месть Богу!" Это было победой и большой радостью.

Но те, кто еще держался язычества, не успокаивались. Снова возникали беспорядки – поджигали хижины тех, которые были расположены к нам. Но и тогда потерпевшие были настроены мирно и не вступали в ссору, держась поближе к нам и защищая нас.

Противники решили обратить свое оружие против нас и разрушить станцию. Тогда выступил один из посвященных мужчин и сказал им: "Новар, самый большой вождь на Танне, дал мне эту ракушку, когда увидел, что мисси не разрешено остаться на их острове, и взял с меня обещание перед этим знаком его величия и силы, что я буду защищать мисси. Он поклялся прийти со своими воинами и наказать нас, если что-то плохое случится с супругами Патон или его детьми".

Это изменило настроение людей, и вновь наступил прежний покой».

Вода для Анивы

«А теперь я должен рассказать о том, что с Божьей помощью помогло выбить последнюю опору у язычества на Аниве. Я уже упоминал, что на этом острове из-за отсутствия высоких гор была нехватка воды. Хотя в период дождей – с декабря до апреля – выпадало много осадков, они с невероятной быстротой исчезали в ноздреватой каменистой почве. Поэтому несколько месяцев местные жители пили очень плохую воду. Лучше всех утоляет жажду кокосовое молоко. Сок незрелого кокосового ореха очень напоминает лимонад. Сажают также много сахарного тростника и жуют его, когда хочется пить. Свежая вода является редкостью и служит особым деликатесом.

На Аниве нет ни одного источника, речки или озера, поэтому я решил попытаться выкопать колодец. У меня не было никаких научных познаний, где копать его. Я просил Господа направлять мои шаги и благословить мои старания. Может, и это дело послужит для прославления Его Святого Имени.

Однажды я сказал двум старым вождям: "Я хочу глубоко в земле выкопать яму. Может, наш Бог даст нам найти воду для питья". Они с удивлением и сожалением посмотрели на меня и сказали: "Ах, мисси, подожди, пока пойдет дождь. Мы соберем вам столько воды, сколько сможем".

На мои доводы, что при длительной нехватке свежей воды нам придется оставить остров из-за болезней, Намакей жалобно попросил: "Мисси, останьтесь здесь! Дождь приходит только сверху! Как вы можете верить, что дождь может прийти из земли?"

Когда я заверил, что у меня на родине текут источники из земли, он глубоко опечалился и сказал: "Мисси, у вас больная голова, иначе вы не говорили бы такие странные слова. Я прошу вас, пусть люди не слышат, что вы ищете дождь в земле, а то они никогда больше не будут верить вашим словам о Боге и об Иисусе".

Для колодца я выбрал место недалеко от станции, мимо которой все проходили, идя к нам. Когда я принялся за работу, добрый старый вождь поставил несколько своих людей поочередно охранять меня, сказав им: "Так происходит со всеми, кто сходит с ума. Никто не может отговорить его не делать того, что он задумал! Хорошо охраняйте мисси! Для него будет тяжелее работать с лопатой, чем писать".

На самом деле, я вскоре устал и позвал на помощь молодых людей, пообещав им за три полных ведра земли один рыболовный крючок. Это помогло мне быстро продвинуться в работе, и прошло совсем немного времени, как мы углубились на двенадцать футов. Но увы, на следующее утро я увидел, что одна стенка обрушилась и сильно завалила яму. "Вот видите, – сказал Намакей, – если бы вы были в яме, то умерли бы в ней. И если бы пришел корабль королевы Тории и господин спросил, где вы, то они не поверили бы нам, если бы мы показали место, куда вы спустились. Мисси, он взорвет весь остров! Вы копаете могилу себе и нам. Оставьте же, пожалуйста, эту бессмыслицу!"

Я объяснил ему, что это следствие моей неосторожности, что я не учился этому делу, и теперь попробую сделать лучше. Я поискал два дерева, чтобы ветви их упирались друг в друга, поставил их в яму и подпер их деревяшками к стенкам. Когда я после этого начал искать помощников, никто не соглашался. Даже за десять рыболовных крючков никто из них не спустился бы вниз! Они только согласились поднимать на веревке наполненные мною ведра.

Так я спускался все ниже и ниже. Колокольчиком я давал знать, когда нужно было поднимать ведро. Лестницы уже не хватало. Иногда меня охватывало уныние, но твердая вера в Бога и Его помощь поддерживали меня. И все же иногда приходила мысль: а что, если ты после всех стараний найдешь только соленую воду? Но я копал с надеждой, и как-то вечером я смог сказать Намакею: "Я уверен, что скоро будет вода. Приходите завтра все сюда". Он же, испуганный, еще раз пытался остановить меня: "Да, мисси, если вы найдете воду, то упадете через эту яму в море, и вас акулы съедят. Это будет конец всего, и вы подвергнете нас большой опасности".

На следующее утро я на рассвете был уже на месте. Я пробурил небольшое отверстие в середине ямы и, когда немного углубился, то вода хлынула мне навстречу и стала наполнять яму. Это была сладкая вода, немного солоноватая, но очень вкусная даже сейчас – мутная и с землей! "Божий колодец!" Я поднялся наверх и нашел у края колодца вождей в большом волнении. Это событие было подобно тому, когда Моисей ударил по скале и молился о воде. Я бросился на землю, благодарил Господа за Его чудесную помощь и воздал Ему славу.

За это время вода стала чище. Я спустился вниз с сосудом, наполнил его и, поднявшись наверх, был тут же тесно окружен толпой. Я протянул его Намакею. Он встряхнул кувшин, чтобы увидеть, что вода плещется, как любая другая. Наконец он попробовал ее, подержав во рту, прежде чем проглотить, и воскликнул: "Дождь! Дождь! Да, настоящий дождь! Но как это возможно?" – "Бог дал нам этот подарок из земли, как ответ на наши молитвы и работу. Посмотрите сами, как она бурлит".

Но никто не мог осмелиться посмотреть вниз, это было слишком удивительным для них, и они боялись увидеть там что-то страшное. Но постепенно любопытство все же взяло верх, и, взявшись за руки, они образовали цепочку, чтобы спасать смотревшего вниз. И так один за другим смотрели вниз. На лице каждого, кто видел таинственный Божий дождь, можно было видеть чрезвычайное удивление. Люди все больше и больше притихали, пока не наступила полная тишина, которую прервал старый вождь: "Мисси, чудесны дела рук вашего Бога! Никто из наших богов так не помог нам! Но будет ли она так всегда выходить из земли? Или вода, как облака, будет приходить и уходить?"

Я ответил, что надеюсь на то, что подарок Божий будет долговременным. "Хорошо, – сказал Намакей, – но эту воду будет пить только ваша семья или все смогут пить ее?" – "Вы и все, кто живет на острове, могут пить и брать домой, сколько вам нужно. Я надеюсь, что ее хватит всем: чем больше черпаешь из колодца, тем вода будет свежее. Так бывает со многими дарами нашего Господа, будем и за этот дар прославлять Его Имя".

Когда вождь услышал, что колодец доступен для всех и понял, каким богатством для острова является эта вода, он сказал: "Ну, мисси, чем мы можем дальше вам помочь?" – "Вы помните, – ответил я, – что у нас уже один раз обвалилась стена. Сейчас эта опасность уже не так велика, так как я после этого сделал скос. Но чтобы у нас всегда была вода, колодец нужно выложить коралловыми блоками. Пусть люди принесут их, сколько смогут".

Все тут же убежали и через короткое время собрали много материала. Я спустился вниз, чтобы почистить дно, а те, кто были наверху, веревками вытащили в ведрах весь ил. Затем в крепких ящиках они осторожно спускали камни, а я укладывал их. Когда фундамент был готов, я стал обкладывать стены. Это была тяжелая работа, и когда мы дошли до двадцатифутовой отметки, я подумал, что остановка работы не принесет вреда, и сказал, что через неделю мы продолжим работу. Я слишком устал, все руки были порезаны острыми блоками, и я уже просто не мог работать.

Намакей предложил, чтобы я вообще не работал своими руками, а только руководил работой. Они все хотели делать так, как я скажу. Так местные жители, которые несколько лет назад вообще не желали работать, теперь радостно и усердно закончили этот труд! Я попросил поднять стены повыше, сделал крышку и привязал к журавлю ведро.

Уровень воды поднимался с приливом и опускался с отливом, но вода всегда была прозрачной, чистой и очень вкусной.

Когда после этого мы особенно страдали от ужасной засухи и жары, один пожилой человек сказал: "Мисси, без колодца мы бы все умерли". Удивительно, что некоторые островитяне шесть или семь раз пытались копать колодец, но без успеха. Они попадали на кораллы, которые не могли пробить, а если и находили воду, то она была соленой. Добрые люди так объясняли это между собой: "Мисси не только употреблял железные орудия труда, но он еще и молился своему Богу. Мы научились копать и полоть, но еще не научились так молиться!"

Когда вокруг колодца расчистили большую площадь, Намакей сказал мне: "Мисси, я думаю, что в воскресенье смогу быть полезным вам". – "Конечно, – ответил я, – но позаботьтесь, чтобы все люди пришли послушать вас". С быстротой молнии распространилась весть, что в следующее воскресенье на богослужении Намакей тоже будет говорить, как мисси, и все устремились, чтобы послушать его.

Служение я начал с молитвы и проповеди, а затем попросил вождя сказать слово. Он встал, дрожа от волнения, и с сияющими глазами сказал:

"Друзья Намакея, мужчины, женщины и дети Анивы, послушайте меня! С тех пор как мисси живет с нами, он рассказал нам о многих чудесах, которые мы не можем понять. О многом мы думали, что это неправда. Но из всего, что он говорил нам, самым невероятным нам показался дождь из земли. Мы говорили друг другу, что этот человек больной. Он сумасшедший! Но мисси дальше молился и работал. Тяжело, очень тяжело он работал и говорил, что его Бог даст ему воду. Был ли он сумасшедшим? Разве он действительно не получил воду? Мы смеялись над ним, но в земле все равно была вода. Мы смеялись и над другими вещами, о которых мисси говорил нам, потому что не могли видеть их. Теперь же я верю, что все это правда – то, что он говорит нам о Боге, хотя мы Его и не видим. Однажды мы Его обязательно увидим, как мы увидели воду, которая выходит из земли. Мой народ, мой народ с Анивы, все изменилось с тех пор, как Слово Божье пришло к нам. Кто видел когда-нибудь другую воду, чем с облаков? А теперь она приходит из земли! Друзья Намакея, все силы мира не могли бы заставить поверить нас воде из земли, если бы мы сами не увидели и не попробовали ее! И так как Бог сделал для нас невидимый дождь видимым, теперь я знаю, что Он здесь! – он ударил себя в грудь. – Я знаю, что Бог действительно есть – Невидимый, о Котором мы не знали, о Котором нам рассказал мисси. До сегодняшнего дня вода была невидимой для нас, потому что наши глаза не могли смотреть через землю и кораллы. Но все же она была там! Теперь я, ваш вождь, верю твердо и непреклонно, что когда я умру, и земля, и пыль не будут больше печалить мои глаза, моя душа увидит Бога, как мисси учил нас! С этого дня я буду молиться Богу, Который подарил нам воду из земли. Наши боги не смогли сделать этого. Теперь я последую одному Богу, Который подарил нам мисси. Кто думает так, как я, тот должен принести своих идолов, перед которыми дрожала Анива, и положить их в руки мисси. Мы их разобьем и сожжем, и мисси должен каждый день говорить нам о Боге, Который отдал Своего Сына на смерть, чтобы мы могли прийти к Нему. Мисси часто проповедовал нам об этом, а мы высмеивали его. С сегодняшнего дня мы верим Богу. Если Он дал нам воду, почему же Он не мог дать нам Своего Сына? Намакей принадлежит теперь Богу!»

Эта пламенная и сказанная простым языком островитян речь быстро разрушила основы язычества. Уже после обеда пришел старый вождь и с ним многие, чтобы освободиться от идолов. Незабываема бесконечная радость последующей недели! Люди приносили горы вещей, которые они до сих пор так высоко чтили и которых боялись, – некоторые со слезами, другие с вдохновением и с именем Божьим на устах и в сердце. Все, что было из дерева, сжигалось. Каменные картины мы топили далеко в море. Камни зарывали глубоко в землю.

Я не хочу сказать, что во всех случаях это делалось от чистого сердца. Некоторые хотели продать предметы своего поклонения. Когда я отклонил это, одни все же отдавали, другие забирали их с собой. Но постепенно возвращались и они, потому что все усердно приходили, чтобы слушать и учиться, и по мере того, как росли их познания, они понимали, что им не нужны идолы.

Все начали одеваться. Одним из первых изменений в домах христиан была молитва перед едой, как они видели у нас. Также они проводили у себя дома утренние и вечерние часы молитвы. Без сомнения, их молитвы часто были удивительными, и к ним были примешаны остатки их суеверия. И все же они были направлены к Тому одному, Невидимому, Дух Которого и дальше будет работать над их душами.

Но самым большим изменением было соблюдение воскресного дня. Одно село за другим присоединялись к тому, чтобы не делать в этот день обычной работы. Они называли его Божьим днем. Субботу скоро стали называть днем приготовления пищи, так как готовили и на воскресенье.

Первые плоды нового порядка наполняли наше сердце радостью. Все жители, молодые и старые, а часто и три поколения сразу, усердно учились читать и писать. Воровство и другие преступления не наказывались потерпевшими томагавком или мушкетом, но каждое дело рассматривалось вождем и его верными людьми, которым все подчинялись. Все стало новым под Божьим благословением и с Его помощью. Хижины и поля были в безопасности. Островитяне теперь спокойно могли все оставлять и уходить из дому. Раньше они все лучшее, что имели, всегда и всюду носили с собой, чтобы оно не было украдено, даже если это добро было квочкой с цыплятами или другими неудобно транспортируемыми предметами.

У вождей увеличилась работа – все расследования и суды были отданы им. Постепенно опытным путем выработали своего рода закон. Язычество исчезло, и, хотя мы никого не заставляли посещать наши богослужения, все-таки приходили многие, чтобы послушать об истинном Боге и поклониться Ему. Господь победил».

Глава 16 Светлее с каждым днем

«Это было большим событием, когда была напечатана моя первая книга на аниванском языке. Даже ради радости старого вождя Намакея стоило приложить огромные усилия для напечатания книги. При нашем изгнании из Танны мой пресс был полностью уничтожен. Мне передали пресс из Эрроманго, который принадлежал убитому миссионеру Гордону. Но запас букв был так мал, что я за один раз мог набрать и напечатать только четыре страницы. Притом многое было поломано, чего-то не хватало, и мне с большим трудом удалось заменить детали из железа и дерева. Но наконец маленький пресс заработал, и я отпечатал сборник песен, часть книги Бытие и некоторые книжечки на языке Анивы, а также маленькую книжечку для второго миссионера Гордона, работающего на Эрроманго, на языке его молодых христиан.

Намакей очень много помогал мне при переводе, когда я еще плохо знал их язык. Первая книга состояла из коротких частей Священного Писания, чтобы дать им представление о сокровищнице Божьей истины и любви. Намакей каждый день приходил во время печатания с вопросом: "Мисси, книга готова? Она может говорить?" Когда же я наконец смог с радостью ответить "да", он спросил: "Она действительно говорит на моем языке?" Тогда я прочитал ему из этой книги. Сияющий от радости, он воскликнул: "Действительно, она говорит! Она говорит на моем языке! Мисси, дай мне эту книгу!"

Когда я дал ему книгу, он схватил ее, осмотрел со всех сторон, заглянул внутрь и прижал к груди, а затем с разочарованием отдал назад. "Мисси, я не могу сделать ее говорящей! Мне она никогда не будет говорить!" – "Вы еще не можете читать, – ответил я. – Но я могу вас научить, тогда книга будет говорить вам так же, как и мне!" – "О мисси, дорогой мисси, научите меня, чтобы она и ко мне говорила!"

Он так напряженно смотрел в книгу, что я понял, что у него к старости ухудшилось зрение. Я поискал очки, которые он со страхом дал одеть. Он боялся, что в них заложено какое-то волшебство. Посмотрев через них, он воскликнул: "Мисси, теперь я понимаю, что вы рассказывали про Иисуса, Который снова дал глаза слепому. Слово о Христе пришло теперь и на Аниву! Он послал и мне это стекло, и я могу видеть так, как видел, когда был еще ребенком! Мисси, а теперь сделайте книгу говорящей".

Я вышел с ним на улицу и написал большими буквами на песке: А, Б, В и показал, как нужно произносить эти звуки и как они выглядят в книге. Дав ему задание найти их на первой странице, я оставил его. Через некоторое время он снова пришел ко мне: "Я всех их нашел, дайте мне еще три!"

С такой же ревностью он учил все дальше и дальше. При этом он просил читать ему, и прежде чем он научился хорошо читать, он уже многое знал наизусть. Потом он стал читать другим и часто говорил: "Вы думаете, что учиться тяжело? Будьте смелы и попробуйте! Если я, уже старый, научился читать, то и для вас это возможно!" Так Намакей оказал мне верную и лучшую помощь в обращении Анивы к Богу.

Большое влияние имела и музыка. Я сам в этом направлении ничего не мог сделать, так как не имел музыкального слуха. Но моя жена имела хороший голос и слух, а также музыкальное образование. Она вела пение дома и в церкви. Эта часть богослужения, без всякого сомнения, сразу нашла отклик в сердце каннибалов и привлекала к нам, когда они еще плохо понимали Слово Божье и молитву.

Например, у жены Намакея был суеверный страх к миссии, и она никогда не сопровождала мужа. Когда же она однажды все-таки пришла к нам, то встала вдали – она ни за что не хотела войти в наш дом – и тут услышала, как моя жена играла на фисгармонии и пела песню. Забыв свой страх, она приближалась все ближе и ближе восклицая: "Авай кай, мисси!" Таким возгласом аниванцы выражают свое восхищение чем-то чудесным. Когда она после этого убежала, мы подумали, что страх снова победил в ней. Но вскоре она возвратилась с целой группой женщин, которые тоже должны были услышать поющий ящик.

С того времени ее отношение к нам изменилось. У нее, как и у мужа, тоже ухудшилось зрение. Мы подобрали ей очки, она научилась читать и шить, и, хотя больших успехов в этом не достигла, ее влияние на других женщин и девушек было огромным.

Вначале я пытался воспитать в них самостоятельность. Когда мы смогли понимать друг друга, я делился своими планами и делами с интересующимися. Когда все больше людей стали приходить на богослужения, я стал говорить, что строительство церкви должно быть общей работой, так как она всем принесет благословение. Они должны были сами договориться, что будут делать и как разделят между собой работу и заготовку материалов. Всю работу надо было делать бесплатно. Я предложил им все хорошо обдумать и начинать работу только тогда, когда они будут уверены, что закончат ее. С моей стороны будут гвозди, которые мне уже привезли из Сиднея, и канаты из кокосового волокна, которые я хотел купить в Анетиуме.

Скоро весь остров пришел в движение. Одно собрание с длинными речами следовало за другим. Невиданная ранее приветливость царила между различными племенами. Они подружились на почве совместной работы. В том, чтобы построить церковь, были едины все, кроме одного вождя. Мужчины искали подходящие деревья и валили их. Женщины и дети заготавливали листья тростника для крыши.

Строение было простым, но солидным и крепким. Все соединения были скреплены гвоздями и связаны между собой ввиду тропических ураганных вихрей. Во всем царило единство. Не случилось никакого несчастья. Единственный опасный случай закончился благополучно. Молодой человек упал с высоты, но тут же вскочил со словами: "Я работаю для Бога! Он сохранил меня. Я здоров!" Через несколько минут он уже стучал молотком наверху.

Но всеобщая радость о построенной церкви была быстро разрушена. Ураган страшной силы сравнял наш дом с землей! Все были печальны, пока один из вождей не сказал: "Не будем плакать, как мальчики, у которых поломались стрелы. Давайте построим еще более крепкую церковь для Бога!"

Вначале мы использовали всю рабочую силу на ремонт хижин и заборов, спасали с полей то, что осталось. Затем в назначенный день мы собрались, чтобы просить Божьего благословения на новое строительство церкви. Работа снова была поделена между всеми. Выбрали еще пригодный материал, и снова началась усердная кипучая деятельность.

И на этот раз один из вождей не участвовал в работе. Тогда я пошел к нему и сказал, что церковь принесет благословение и его людям, но другие племена будут потом упрекать его и возникнет ссора. Он протянул мне руку и пришел на помощь со своими людьми. Когда нам понадобился крепкий ствол для стропильной фермы, он принес со своими людьми балку, которую взял со своей хижины, заменив ее другой. Принесенная балка была черной от дыма, и многие не хотели вкладывать ее среди новых, чистых. Меня же обрадовала его жертвенность, и я уговорил их вложить эту балку.

Еще раз грозили вспыхнуть беспорядки из-за убийства молодой пары. Их убил разгневанный молодой человек. Все стали приходить на работу с оружием, но мне удалось успокоить людей. Вторая часть церкви строилась буквально с оружием в руках. Вновь построенная церковь была меньше и ниже и выдержала не один ураган.

Одно из последних покушений на мою жизнь имело добрые последствия. Ноурай из племени вождя Нази, убивший молодую пару, хотел прикладом ружья убить и меня. Я смог уклониться от удара и держал его, пока пришла помощь. Он убежал в лес. Окружившим меня людям я сказал: "Если вы не примете меры, чтобы эти нападения прекратились, то я оставлю вас и перейду на другой остров, где я смогу спокойно работать для Иисуса".

На другой день они пришли вооруженные и просили меня пойти с ними. Я пошел, чтобы предотвратить кровопролитие. Вооруженный Ноурай со своими товарищами ждал меня в лесу. Они отступили, когда увидели так много людей.

Придя к своему племени, они собрали на площади собрание, и полились потоки речей. Оратор нашего вождя, Тайя, воскликнул: "Вы думаете, что мисси один и вы можете делать с ним, что хотите и что вам нравится? Нет! Мы теперь все люди мисси. Кто его тронет, будет иметь дело со всеми нами! С сегодняшнего дня знайте об этом!"

Основной гнев пал на "мудрого мужчину" села, который угрожал, что наведет ураганы и болезни, если нас оставят в покое. Его жена, сильная высокая женщина, рассердившись на него из-за того, что он стал причиной этих беспорядков, схватила огромный лист кокосовой пальмы и концом стебля немилосердно ударила по спине мужа со словами: "Я тебя вразумлю! Ты больше не будешь пытаться делать никакого урагана!" Она была, как и многие женщины на Аниве, малайка. Если бы подобное сделала жительница Танны или Эрроманго, ее бы тут же убили. Здесь же необычная сцена вызвала смех.

Я вмешался и сказал сердитой женщине, чтобы она перестала бить мужа, ведь она же не желает убить его. Он уже достаточно был опозорен! Наши люди потребовали и получили от него торжественное обещание, – не настраивать людей против нас и не возбуждать суеверие людей своими угрозами. Все это имело длительный успех. Наши люди познали силу мирного урегулирования проблем. Наши враги были обескуражены и вели себя спокойно.

Незабываемым остался случай, происшедший в то время радостей и тревог. Я заметил, что уже несколько дней никто из островитян не приходит к нам. На мой вопрос, что это значит, Намакей ответил, что Воувили, молодой драчливый юноша, наложил табу на миссионерскую станцию, то есть запретил ее посещение. Он обещал застрелить всякого, кто переступит круг, который он обвел вокруг нас. Я попросил вождя созвать людей и спросить их, хотят ли они, чтобы я остался. В таком случае они должны объяснить, что они хотят делать. Все сказали: "Мы все недовольны Воувили. Мисси, уберите это табу. Мы вас поддержим и защитим".

Я вышел во главе толпы людей. Табу состоял из тростниковых палок, воткнутых в землю на некотором расстоянии вокруг станции. На каждом были особенным образом привязаны листья и веточки. Местные жители очень боятся разрушать эти знаки, так как следствием этого должны быть болезни и смерть. Поэтому я взял ответственность на себя и сам уничтожил все палки. Они обещали наказать каждого, кто попытается снова их поставить и кто будет мстить за их удаление.

Вскоре пришел Воувили и когда я работал на улице, разбил томагавком часть забора, окружающего станцию. Затем вырвал многие кусты бананов – это были знаки вражды против меня и моей семьи. Старый вождь, который почти не спускал с меня глаз, пришел со своими людьми для защиты. Я объяснил людям, что вражду нужно прекратить. Когда все едины, тогда они сильны.

Из страха, что я оставлю остров, они были готовы поймать Воувили и наказать его. "Что нам сделать с ним? Убить?" – "Ни в коем случае!" – ответил я. "Сжечь его дома и уничтожить поля?" – "Нет!" – "Связать его и побить?" – "Нет!" – "Посадить его в лодку и выкинуть в море?" – "Нет!" – "Мисси, это наши наказания. Другие не помогут ему".

"Прикажите ему, – сказал я, – чтобы он своими руками и без посторонней помощи восстановил мой забор и все, что он поломал. Пусть снова посадит поврежденные кусты бананов. А затем пусть пообещает, что он больше не причинит нам никакого зла. Этого достаточно для меня".

Эта идея, казалось, понравилась им. Когда говорившие со мной передали остальным наш разговор, все громко рассмеялись и воскликнули: "Хорошо! Очень хорошо! Давайте последуем слову мисси".

Нелегко было поймать Воувили. Но когда это удалось, его привели на открытое собрание, строго предупредили и объявили ему наказание. Хотя он был очень удивлен таким наказанием, ему все же пришлось подчиниться, так как он видел, что все собравшиеся настроены очень решительно.

"Завтра, – сказал он, – я все исправлю. Я больше никогда не выступлю против мисси. Он говорит доброе".

На следующий вечер все было исправлено. Насмешки и шутки своих товарищей он переносил молча. Когда все опять стало чистым и красивым, юноша, не говоря ни слова, ушел домой. Я бы охотно поговорил с ним, но посчитал, что лучше, если он некоторое время поразмышляет над своим проступком и наказанием. Я надеялся, даже чувствовал, что Воувили стоит перед серьезным поворотом в жизни, что Дух Святой начал работу над его душой, блуждающей в темноте. Мы стали ежедневно молиться об обращении этого молодого вождя, потому что до сих пор все наши старания помочь ему были бесполезными.

Прошло много времени. Никаких признаков, что наши молитвы были услышаны, не было видно. Но однажды, когда я с помощью двух мальчиков тянул с берега тележку с кораллами, Воувили подбежал ко мне, схватил ремень и положил его на свое плечо со словами: "Мисси, эта работа слишком тяжела для вас! Давайте я помогу вам!" – и легко подвез мою тележку к станции. С благодарностью в сердце я поднялся за ним по склону холма. Казалось, Воувили буквально стоит перед взятием на себя ига Иисуса Христа.

Есть только один вид возрождения – через и посредством Духа Божия. Но очень по-разному совершается покаяние, обращение и первый шаг навстречу Богу, который показывает, на чьей стороне стоит человек. Возрождение – это дело Духа Святого в душе и сердце человека, и поэтому всегда и во всех случаях один и тот же таинственный процесс приводит людей к Богу! Покаяние же приводит в действие волю человека, и едва ли совершается в двух случаях совершенно одинаковым образом. Методы обращения очень похожи и все же так различны, как два человеческих лица.

Вначале нам не верилось, что Воувили следует за Иисусом Христом. Но его угрюмое лицо стало дружелюбным и светлым. Его жена пришла к нам. Она попросила книгу и одежду и сказала: "Воувили послал меня. Его ненависть против служения Богу прошла. Мне разрешено посещать школу и церковь. Он тоже придет. Он хочет научиться от вас быть сильным и смелым в Боге, как вы, мисси."»

Когда наша первая книга была готова, мы могли начать работу по созданию школ в каждом селе острова. Мы с женой с самого начала заботливо учили всех, кто жил в нашем доме, и теперь у нас были те, кто мог нам помочь. Опыт показал мне, что в начале обучения местные учителя имеют большой успех. Каждое село строило хижину для школы, которую в воскресенье, когда я приходил к ним, использовали для богослужения. Некоторые школы получили хороших учителей из Анетиума. Для остальных я выбрал тех, кто лучше всех читает. Они получали за это маленькое пособие.

Занятия в этих деревенских школах проводились на рассвете, потому что, как только сильная роса испаряется, а это происходит очень быстро, люди начинают работать на полях, так как их жизнь зависит от урожая. В моей школе мне также приходилось начинать занятия в предрассветные сумерки. После обеда я посвящал свое время учителям. Вначале успехи были очень малы, но вскоре они научились концентрироваться на этой необычной работе. Вся жизнь вокруг нас изменилась под влиянием Евангелия. Моя жена ежедневно занималась с пятьюдесятью женщинами и девушками, чтобы научить их шить, плести корзины, читать и петь. Почти все научились шить одежду для своей семьи.

С тех пор как мы приехали на Аниву, прошло три года.

Меня до глубины души трогали молитвы новых христиан. Во время сильной нужды, которая случилась из-за долгой засухи, я слышал сердечную молитву благодарности одного отца перед едой: "Благодарим за данную Богом пищу и благодать, которую Он подарил нам во Христе". Я вошел в хижину и в разговоре с ними узнал, что они собрали и сварили смоковные листья. Даже для островитян это было очень скудной пищей.

Это время острой нужды коснулось и нас, так как наши запасы полностью подошли к концу. Мы ежедневно молились, чтобы наконец пришел миссионерский пароход. Каждый день мальчики-сироты бегали на коралловые скалы у берега. Всегда была одна и та же печальная весть: "Таваки имра!" (Никакого парохода!). Но однажды прозвучало: "Тавака!" (Пароход!). Через некоторое время мальчики снова пришли: "Мисси, это не наш пароход. У этого три мачты, а у "Утренней зари" всего две. Но мы верим, что это наши флаги".

Через некоторое время я посмотрел в бинокль и увидел, что лодки загружают товаром. Из-за рифового пояса пароходы не могут близко подойти к острову. Я пошел с мальчиками на берег, и, когда первая лодка выгрузила тюки, они прыгали от радости. "Мисси, эта бочка так громыхает, как будто в ней корабельные сухари. Можно нам отнести ее домой?" Я сказал, что если это не тяжело для них, то пусть несут, и они тут же быстро покатили ее. Они без труда доставили ее на холм и положили перед домиком для запасов.

Когда я пришел домой, то нашел всех детей обоих сиротских домов собранных вокруг бочки. Они встретили меня вопросом: "Мисси, вы не забыли, что пообещали нам?" – "Что же я вам пообещал?" Они разочарованно посмотрели друг на друга и сказали: "О, мисси забыл!" – "Что же я забыл?" – смеясь, спросил я. "Вы хотели дать каждому из нас по сухарю!" – "Но я хотел посмотреть, не забыли ли вы". – "Мы не сможем забыть! – воскликнули они. – Вы уже скоро откроете бочку?"

Я сбил молотком несколько колец, поднял крышку и дал каждому по сухарю. К моему удивлению, каждый держал свой подарок в руке, не кушая. Я знал, что они голодные. "Почему вы не кушаете? Вы хотите сохранить сухарик? Я думал, что вы еле дождались его!" Тогда один из старших детей ответил: "Мы же хотим вначале поблагодарить Бога, что теперь голод кончился". Они сказали это по-детски, очень просто, совершенно естественно, будто по-другому не может и быть. Мы все поблагодарили Господа за прибытие парохода и за дары. Европейская пища уже давно кончилась у нас. Мы питались кокосовыми орехами, которых также не хватало.

Дети были правы. Это был не миссионерский пароход. Наш пароход "Утренняя заря" 6 января 1873 года был выброшен на рифы и потерпел кораблекрушение. Его купила одна французская кампания, которой пришлось буквально вырезать его из коралловых скал. Он был отремонтирован и должен был возить грузы кампании "Канака". Это означало, что он должен транспортировать рабов. Островитян привлекали под предлогом дать им работу, увозили их и продавали как рабов в других странах. Эта новость была для нас ужасной. Островитяне знали этот пароход как миссионерский и будут полностью доверять людям на корабле. Но что мы могли сделать? Ничего, только молиться Господу, чтобы Он сохранил местных жителей от хитрости белых людей.

Что же случилось? Французские торговцы людьми праздновали удачу. В это время налетел шторм, и пароход швырнуло на скалы. На этот раз его нельзя было спасти, от него остались одни обломки!»

Потеря парохода была для миссии чувствительным ударом. К тому же Патон тяжело заболел ревматизмом, его жена тоже заболела, один из его детей умер – и все это случилось во время ужасных штормов с января по апрель 1873 года. С Танны приехали миссионеры Ватт, чтобы помочь Патонам. Незадолго до их приезда у Патона наступил кризис здоровья. Он впал в глубокий долгий сон и проснулся с ясным сознанием. Осложнений не было, но он был очень слаб, ноги не держали его, и он передвигался на костылях. Ему необходимо было отдохнуть, а также нужна была врачебная помощь.

Ему предложили провести это время в Австралии, и он использовал его, чтобы обновить интерес местных христиан к миссионерской работе на Новых Гебридах. При его возвращении на Аниву на служение миссии поступил новый пароход. Через год пароход имел твердую финансовую опору, а Патон был снова здоров.

Глава 17 Маленькие эскизы с Анивы

«Среди язычников каждый покаявшийся быстро становится миссионером. Новая жизнь во Христе отделяется, как свет от тьмы, в которой живут остальные, как книга с очень большими и ясными буквами, которые всякий может читать издалека. Наших островитян мало что отвлекает от служения Господу, Которого они знают и научились любить, так как они отделены от всего мира. Нужно брать во внимание все происшедшие благоприятные изменения в жизни островитян, чтобы читатель не подумал, что мы приукрашиваем наши описания о возросшем интересе людей к богослужениям и их желании распространять Благую Весть.

Подумав немного, каждый поймет, что этих людей глубоко коснулась жертва на Голгофе, и они направляют все свои мысли и чувства к Богу. Эти простые люди не увлекаются искусством или литературой, политикой или изматывающей деловой жизнью. У них больше возможностей полностью отдать себя Христу, чем у других, стоящих перед тысячей искушений, которые предлагает им жизнь.

Новообращенные не страшатся гонений, которые воздвигаются на них за распространение Евангелия. В доказательство этому я расскажу следующий случай.

Один из наших вождей послал племени в глубине острова сообщение, что он с четырьмя друзьями придет рассказать им об Иисусе Христе. Вестник принес ответ, что тот, кто осмелится прийти в деревню, будет убит. В ответ наш вождь передал, что христианин должен воздавать добром за зло. Поэтому он все равно придет и без оружия в знак того, что его приход мирен. Ответ был прост: "Если вы придете, будете все убиты!"

На следующее воскресенье наш вождь с четырьмя верующими отправился в путь. Не доходя до деревни, они увидели большую группу вооруженных людей, которые встретили их серьезными угрозами. "Вы видите,– сказал наш вождь, – мы все пришли без оружия. Мы хотим не воевать, а только рассказать вам, что Бог послал Своего Сына к людям, чтобы научить их, и что Он умер ради их спасения. Мы верим, что Он нас сегодня защитит!"

Когда пятеро мужчин решительно приблизились к своей цели, им навстречу полетели копья. Все пятеро были хорошими воинами. Уклоняясь от одних копьев, они руками ловили другие, и вскоре каждый из них имел их достаточное количество.

Удивление и страх охватили врагов, когда они увидели, что эти пятеро не вступают в борьбу, но спокойно приближаются к ним, и они отступили от них в деревню. Там победивший без оружия вождь воскликнул: "Вы видите, Бог защищает нас. Он дал нам все ваши копья. Раньше мы бросили бы их назад и убили бы вас. Теперь же мы не хотим воевать. Мы только хотим рассказать вам об Иисусе, Который изменил наши сердца. Он хочет, чтобы и вы сложили свое оружие и послушали, что мы расскажем вам о любви Бога, единственно живого Бога!"

Страх заставил врагов замолчать. Они видели, что эти христиане защищены какой-то невидимой силой. Впервые они открыли свои сердца для вести о Спасителе, и скоро все племя училось в школе и церкви.

Однако испытания и искушения постигали молодых христиан Анивы. Однажды на берег сошли больше ста таннезийцев. Они потерпели поражение на своем острове и искали защиты и спасения на Аниве. Несколько лет назад их бы встретили как врагов. Может, они вообще не решились бы бежать сюда, потому что аниванцы были такими же каннибалами, как и те, что на Танне. Беженцев приняли очень приветливо, они оставались там до тех пор, пока вражда их соплеменников мало-помалу была забыта.

Мой старый друг Новар, который был среди беженцев, делал все возможное, чтобы его люди соблюдали порядок, потому что только с таким условием их приняли на остров. Это время было для них своего рода воспитанием. Многие стали носить одежду и приходить на богослужения. Для аниванцев, которым остров давал только самое необходимое для пропитания, это большое число беженцев было немалым бременем. Но они несли его с радостью, показывая этим, что христианский дух начал наполнять их.

На Аниве я познал, что там, где люди сердечно отдаются Господу, Бог особым образом выдвигает одарованных мужей, которые с благословением продолжают дело Божье. В первую очередь к ним относился старый вождь Намакей. Медленно, но уверенно продвигался он в познании Господа, и вместе с тем росло его усердие передать своим людям то, что он получил. До этого он был каннибалом и жестоким предводителем в войнах.

Когда у нас на Аниве родился сын, старый вождь был в большом волнении. Он пожелал, чтобы это дитя было его наследником – он потерял своего сына – и привел всех своих людей, чтобы они посмотрели на белого вождя с Анивы! Ему оказали большую честь, назвав его Намакей-младший, но мы не знали, как правильно оценить это. Старый вождь не обиделся на нас за это, он очень любил мальчика. Когда наш сын подрос, Намакей везде брал его с собой и не спускал его с рук, уча своему языку.

Намакей также изъявил желание присутствовать на годичном общении миссионеров. Я не соглашался брать его с собой, так как он был уже очень стар и нездоров. Я боялся, что он мог умереть в Анетиуме, и эта потеря повредит делу Евангелия, так как его все любили и очень уважали. Но все мои доводы не были приняты. Он сам, его родные, все племя – все были за то, чтобы я взял его с собой на следующее миссионерское общение.

Он собрал всех своих людей и сердечно попрощался со всеми, повелел им оставаться твердыми в Иисусе, возвратится он назад или нет, и всегда верно поддерживать мисси. Все это происходило на борту новой "Утренней зари". Все были тронуты знаками любви и уважения, оказанными старому вождю.

Он хорошо перенес морскую поездку, и был очень счастлив, когда миссионеры дружески приветствовали его. Когда он услышал о больших успехах евангелизации и о том, как один остров за другим отдаются на служение Господу, он сказал: "Мисси, я высоко поднимаю свою голову, как дерево свою крону. Я делаюсь выше от радости!"

На пятый день он вызвал меня из собрания и сказал: "Мисси, я близок к смерти. Я хочу еще попрощаться с вами. Передайте моей дочери, моему брату и моему народу – пусть они продолжают любить Иисуса, чтобы я вновь увиделся с ними у Господа". Я попытался утешить его, говоря, что Бог может укрепить его, чтобы он смог возвратиться на остров, но он слабым голосом прошептал: "Нет, мисси, смерть уже касается меня. Мои ноги уже не несут меня! Помогите мне лечь под тень дерева". Когда Намакей лег, он сказал: "Теперь я иду домой. О мисси, дайте мне услышать вашу молитву, это даст силы моей душе". Я со слезами помолился. Он пожал мою руку, положил ее себе на грудь и сказал: "О мой мисси, мой дорогой мисси! Я ухожу вперед вас, а у Иисуса мы снова увидимся. До свидания!"

Это были его последние слова. Он произнес их и потерял сознание. Моя скорбь была велика. Намакей был первым верующим на Аниве, первым, кто открыл свое сердце Господу. Он был моим верным неизменным другом и помощником. На следующее утро миссионеры помогли мне похоронить его. Мы стояли у гроба и оплакивали того, кто еще несколько лет назад был каннибалом, запятнанным кровью, а теперь мы провожали его как брата, как вестника Евангелия. Он был новым творением во Христе Иисусе.

Мы со скорбью ожидали момента возвращения на Аниву. Когда наша лодка приблизилась к берегу, там были собраны почти все жители острова. У самой воды стояла дочь Намакея, Литси, и его брат. Литси уже издалека спросила: "Мисси, где мой отец?" Она все повторяла вопрос, пока мы приближались к берегу, а затем спросила: "Намакей умер?" – "Да, – ответил я, – он умер в Анетиуме. Он у Господа!" Страдальческий крик, прозвучавший из уст Литси, был подхвачен другими, и понесся, словно жалобная песня, то утихая, то усиливаясь. Когда я наконец сошел на берег, Литси с Каланги, братом умершего, подошли ко мне, пожали мне руку и, рыдая, сказали мне: "Ах, мисси, мы знали, что он умрет. Но он запретил нам говорить об этом. Он радовался тому, что уснет в Анетиуме, пока Иисус не воскресит его. Он повелел нам слушаться вас и любить Иисуса, и мы хотим исполнить это".

Второй вождь, Несвай, сопровождал нас до миссионерского дома, и вся процессия с плачем следовала за ним. На следующее воскресенье я рассказал историю покаяния Намакея, о его жизни во Христе и о его смерти. Божья милость не допустила, чтобы эта смерть имела плохие последствия для дела Божьего, – наоборот, у многих появился интерес к нему.

Несвай, друг Намакея, был вождем многочисленного племени и теперь занял его место у нас. Он имел благородный вид, а его жена Катуа, по сравнению с другими женщинами, выглядела дамой. Они имели хорошее влияние на людей. Несвай был моложе и более развитым, чем его предшественник, и мог мне больше и лучше помогать. Только при переводе Библии он не превосходил Намакея, который обладал исключительными способностями и во многих случаях подбирал лучшие и точные выражения. Несвай был учителем в школе, а также пресвитером церкви. Его проповеди производили прекрасное действие в результате хорошо подобранных примеров.

Однажды наш пароход "Утренняя заря» привез группу жителей с Фотуны, чтобы увидеть изменения, происшедшие на Аниве. И в воскресенье после богослужения некоторые молодые христиане беседовали с необращенными фотунезийцами.

Несвай говорил следующее: "Мужчины Фотуны, вы приехали, чтобы увидеть, что произвело Евангелие на Аниве. Эти изменения совершил живой Бог. Как язычники, мы ссорились друг с другом, воевали и ели друг друга. У нас не было друзей и не было мира ни в сердцах, ни в доме, ни в деревнях, ни в стране. Теперь мы братья. Мы живем в мире и счастливы. Когда вы возвратитесь на Фотуну и вас спросят: "Что такое христианство?", то ответьте им: "Это то, что дало людям одежду и одеяла, ножи, топоры, сети и много нужных вещей. Это то, что помогло им оставить вражду и жить в мире". Они спросят: "Как выглядит христианство?" И вы должны сказать, что его нельзя увидеть, можно только познать то, что оно произвело. Скажите им, что никто не может понять, что такое христианство, пока не полюбят Иисуса, нашего невидимого Господа, пока не последуют за Ним.

Люди из Фотуны, вы думаете, что если вы не будете танцевать и петь и поклоняться вашим богам, то ваши поля не дадут вам хорошего урожая? Мы тоже так думали и делали много мерзостей, прославляя мертвых наших богов. Но мы смотрели на мисси, а он ничего этого не делал. Он молился о благословении невидимому Богу, когда сажал диоскорею, и его посевы росли лучше, чем наши. Вам нужна сила для обработки полей, а к работе вы приступаете усталыми, потому что неделями угождаете мерзостями своим богам. А мы к работе приступаем с полной силой. Мы молимся Богу, Которому не нужны дикие танцы, Который дает нам покой и радость в работе. С тех пор как мы следуем примеру мисси, Бог дает нам большие диоскореи, и мы знаем, что Он один может благословить нас и дать обильный урожай".

После этого Несвай обратился ко мне: "Мисси, может, у вас еще есть огромные диоскореи, которые мы принесли вам? Может, было бы неплохо отдать их людям с Фотуны, чтобы они показали их дома и увидели, как Бог слышит наши молитвы и благословляет нас? Только один Бог может вырастить такие диоскореи".

Так мы и сделали. Фотунезийцы взяли с собой для показа огромные диоскореи.

До 1875 года Несвай верно поддерживал меня. Он умер через короткое время после того, как похоронил свою жену Катуа. В последний час своей жизни он выразил благодарность, что Иисус сделал его новым человеком и что он с радостью идет к Нему, и попросил, чтобы все верно служили Ему.

Два вождя – Нерва и Рувава – имели не меньше влияния, чем Намакей и Несвай. Прежде Нерва был враждебно настроен к нам, но его вражда была побеждена одной девочкой-сиротой из их села, которая воспитывалась у нас. Рассказы малышки, иногда посещавшей родное село, вызвали у Нервы интерес. Он стал посещать богослужения. Вначале он слушал издали, но своей жене он разрешил присоединиться к нам, и вскоре его сердце открылось для Благой Вести. Став христианином, он с большим усердием стал распространять весть о Христе. Благодаря ему соседний вождь со своим племенем тоже присоединился к нам.

Когда Несвай умер, Нерва занял его место на наших богослужениях. Как и тот, он нес мою Библию в церковь, и я видел, как он прижимал ее к себе, как будто она была живым существом. Часто я слышал, как он говорил: "Ах, как хорошо, что я имею это богатство и к тому же на родном языке!" Он много читал Евангелие и мог довольно свободно и правильно читать. С Рувавой, которого он сам привел к нам, они успешно учительствовали в школе своей деревни.

После долгих счастливых лет приблизился конец жизни Нервы. Его так любили, что его постель была почти всегда окружена его людьми и учениками. Он часто прочитывал отрывок из Библии и пел песни с теми, кто приходил утешать его.

При моем последнем посещении Нерва был уже очень слаб. Он кивнул мне, чтобы я нагнулся и шепнул мне: "Мисси, мой мисси, как я рад, что вы пришли! Посмотрите на тех молодых людей, которые хотят оказать мне любовь. Но я устал от них, так как они вообще ничего не сказали об Иисусе. Я уже не могу читать. Помолитесь за меня и прочитайте мне из Евангелия".

Когда я уже приготовился, он сказал: "Позовите их всех сюда. Я хочу поговорить с ними, прежде чем уйду". Все приблизились к умирающему, который, собрав последние силы, сказал: "Не возвращайтесь к языческому пустословию и обычаям, когда я умру. Пойте песни Богу, молитесь Иисусу и похороните меня как христианина. Хорошо охраняйте моего мисси. Помогайте ему везде, где только можете. Я умираю счастливым, так как иду к Иисусу. Путь к Нему указал мне мисси... Кто из вас возьмется за мою работу в сельской школе? Кто из вас будет стоять за Господа?"

Многие плакали. Никто не отвечал. Тогда Нерва сказал: "Вот мое последнее слово. Давайте прочитаем главу из Библии – каждый по порядку по одному стиху. Затем я помолюсь за всех вас, а мисси помолится за меня. Потом спойте, и Бог возьмет меня к Себе, пока еще будет звучать песня". Мы исполнили его желание. Когда мы тихо пели "Есть страна блаженства", умирающий схватил мою руку и пытался еще что-то сказать, но напрасно – его голова упала на подушку. Как он желал, так и умер.

Через некоторое время после похорон Нервы один мужчина из его села принял школу. Его жена помогала ему в этом. Это была та маленькая девочка-сиротка, которая долгие годы жила у нас. Рассказывая в селе о Христе, она была первым орудием для обращения Нервы.

Рувава, друг Нервы, почти до конца верно ухаживал за ним, а потом сам тяжело заболел. Посетив его как-то после обеда, я нашел его на поле.

"Я попросил отнести меня на поле, – сказал он мне. – Я надеюсь, что здесь мне легче будет дышать. Все стоят молча и плачут, – продолжал он, – так как думают, что я умру. Я под защитой Бога. Если Он возьмет меня – значит хорошо. Если Он оставит меня и дальше помогать вам, то и это хорошо. Пожалуйста, мисси, помолитесь и скажите Господу все".

Присутствующие подошли ближе, и я исполнил его просьбу. Я сказал Господу, как мы желаем, чтобы он выздоровел и снова с радостью трудился. Когда мне надо было уходить, Рувава сказал: "До свидания, мисси. Если я уйду раньше, то буду встречать вас там. Если выздоровею, то хочу вместе с вами трудиться для Царства Божьего!"

Мы долго молились за него. Когда казалось, что уже нет никакой надежды на выздоровление, наступило облегчение. Болезнь отступила, и вождь выздоровел. Он еще не мог сам ходить, но попросил, чтобы его проводили в церковь. От имени всех я громко поблагодарил Бога за услышанные молитвы.

Затем Рувава попросил слова, и хотя голос его был еще слабым, его речь произвела глубокое впечатление на сердца всех присутствующих. Он сказал: "Дорогие друзья, Бог отдал меня вам. Я радуюсь этому и поэтому пришел сюда, чтобы благодарить Того, Кто нас сотворил и укрепляет. Я желаю, чтобы вы делали для Иисуса все, что можете, и никогда не упускайте возможности делать доброе. На моем пути, который проходил у края могилы, я был спокоен, потому что люблю Иисуса. Я не боюсь страданий. Наш Учитель намного больше страдал и учил меня все переносить. Я не боюсь ни войны, ни голода, ни настоящего, ни будущего. Мой Иисус умер за меня, и я буду жить Его смертью, когда умру. Я боюсь и люблю моего Господа, потому что Он любит меня и умер за меня на кресте.– Затем он поднял руки и сказал: – Мой любимый, дорогой Господь!"

Когда он сел, наступила глубокая тишина. Его слова врезались в сердце каждого.

Когда я в 1888 году снова приехал на Аниву, Рувава был еще крепок в работе. Один учитель из Анетиума, Корис, поддерживал его. В мое отсутствие часто приезжали верные помощники, супруги Ватт с Танны и направляли работу Рувавы и других. Собрания, занятия для взрослых, школы, богослужения – все проводилось успешно и постоянно.

Литси, дочь верховного вождя Намакея, была в своем роде королевой. Оставшись два раза вдовой, она снова вышла замуж. Они с мужем крепко держались нас, и у нее появилось желание, чтобы христианство распространялось еще больше. Часто она говорила: "Неужели ни один миссионер не пойдет на Танну? Я плачу и молюсь о них, чтобы они познали Иисуса и научились любить Его".

"Литси, – сказал я однажды, когда она снова искренне выразила свое желание, – если бы я только молился и плакал о вас, но остался в Шотландии, привел бы я вас к Иисусу?" – "Конечно, нет", – ответила она. "Так не хотите ли вы сами пойти туда и помочь нести Благую Весть?"

Это слово упало на добрую почву. Она запомнила его, и когда наконец нашелся миссионер для Танны, она переселилась туда вместе с семьей, а с ними еще шесть или восемь аниванцев. Они трудились там учителями и поддерживали миссионеров. Ее старший сын воспитывался у дяди, усердного христианина, чтобы стать добрым верховным вождем Анивы. Так называла его мать в своих молитвах, прося Господа сохранить сына и сделать сильным в Боге.

Много лет прошло с тех пор. Когда я недавно посетил их на Танне, Литси крепко пожала мне руку и сказала со слезами радости на глазах: "О мой отец! Я благодарю Бога, что я снова вижу вас! Здорова ли моя мать, ваша любимая жена? А также мои братья и сестры, ваши дети? Я всем сердцем люблю вас всех!"

Когда она успокоилась, мы долго беседовали. Она сказала: "Мисси, здесь у меня тяжелая работа. Я могла быть на Аниве богатой, как королева. Но я все же лучше останусь здесь, потому что язычники начинают слушать. Мисси говорит, что они уже приближаются к Господу. Как хорошо будет там, когда мы со всеми святыми будем петь хвалебную песнь нашему Спасителю! Эта надежда укрепляет меня во всей работе, которая часто очень тяжела".

Нази, таннезиец, был очень опасным человеком. Он убил второго мужа Литси, вождя Мунгав. Когда Нази еще жил на Аниве, он тяжело заболел и долго лежал. Мы делали все возможное для его выздоровления, и я постоянно посещал его. Он относился к этому равнодушно, и казалось, что наша любовь не производит в нем никакого действия.

Незадолго до отъезда в Австралию я снова пошел к нему, чтобы попрощаться, и тогда спросил его: "Нази, ты счастлив? Или был когда-то счастливым?" С мрачным видом он ответил: "Нет, никогда!" – "А хочешь ли ты, – продолжал я, – чтобы ваш маленький сын, которого вы так любите, стал таким же и жил, как ты?" – "Нет, – с теплотой в голосе ответил мужчина, – я хотел бы видеть его счастливым". – "Тогда ты должен стать христианином, Нази. Ты должен изменить всю свою жизнь, иначе и ваш ребенок вырастет для вражды, войн и убийства, и будет таким же несчастным, как и ты. О Нази, в вечности он будет обвинять тебя, что ты воспитал его для такой жизни и для ада!" Это произвело видимое впечатление, но ответа не последовало.

После нашего отъезда некоторые молодые христиане советовались друг с другом насчет Нази и сказали: "Мы знаем, каким бременем был этот человек для мисси, как часто мисси попадал в опасность из-за него. Мы знаем, что он совершил много убийств. Давайте вместе ежедневно за него молиться, чтобы Бог смягчил его сердце и научил добру. Давайте приобретем его для Господа, как и мисси приобрел нас для Него". Они начали всячески оказывать ему внимание. По очереди помогали ему в работе и христиане использовали любую возможность рассказать ему об Иисусе. Вначале он грубо отклонял их старания и держался подальше от них. Но они не переставали молиться и продолжали быть приветливыми к нему.

Наконец после долгого ожидания благовестники были вознаграждены. Однажды Нази сказал им: "Я не могу больше противиться Иисусу. Если Он делает вас такими добрыми ко мне, то я хочу уступить и Ему, и вам. Пусть Он изменит и мое сердце, как ваше".

Он отмыл отвратительную краску с лица, дал обрезать свои длинные заплетенные волосы, помылся в море и пошел к христианам, которые охотно дали ему одежду. Позднее он получил одну часть Библии и мог часами слушать. С тем же усердием он научился читать. Учителя и пресвитеры оказывали ему особое внимание, и через некоторое время он крестился и участвовал в Вечере Господней. Вы не можете представить себе мою радость, когда, возвратившись, я узнал об этом и увидел его в нашей среде.

Когда в 1886 году после долгого отсутствия я вновь вернулся на Аниву, то еще больше восхищался благодатью Божьей. Нази, бывший убийца, научился проповедовать Слово Божье удивительным и захватывающим образом!»

Эпилог

«В первое воскресенье после моей последней поездки в Австралию и Великобританию меня ожидал на Аниве большой сюрприз. Когда я проснулся, только начало рассветать. Я обдумывал все события, пережитые на острове, и славил Господа за Его милость. И тут мне пришла мысль: уменьшилась ли церковь за четыре года моего отсутствия? Вдруг я услышал хвалебную песню. День еще не наступил, и я не мог сообразить, что бы это могло значить.

Когда я пришел к поющим, один из предводителей сказал мне: "Мисси, когда вы уехали от нас, нам тяжело было оставаться близкими к Богу. Поэтому мы с вождем решили, чтобы учителя и некоторые другие собирались в воскресенье как можно раньше и первые часы этого дня проводили в хвале и благодарности Богу. Сейчас мы хотим за вас молиться. Мы хотим благодарить Бога, что Он возвратил вас к нам, и просить Его, чтобы Он благословил сегодня ваше слово в сердце каждого слушающего".

На богослужении присутствовали все, кроме больных. По окончании его пресвитеры рассказали мне, что они всегда усердно проводили собрание и занятия, а затем подали мне значительный список тех, кто желает присоединиться к церкви и участвовать в Вечере Господней.

Когда я рассуждаю об усердной работе учителей и пресвитеров на Аниве, как они долгие годы работали для Господа по мере своих сил, то думаю: "Насколько больше могли бы достичь способные и всесторонне образованные белые братья, если бы они, работая для Господа, учили незнающих, поддерживали колеблющихся и не оставляли упавших».

Человек «с одной только мыслью»

По отношению к неверующим каннибалам на Новых Гебридах, этому малознакомому и незначительному миссионерскому полю в Южном море, Джон Патон, по мнению своих современников, был человеком «с одной только мыслью». Патон соглашался с этой оценкой. Он видел цель своей жизни в том, чтобы приводить к Иисусу Христу людей, жизнь которых нагоняла ужас на большинство европейцев, а его трогала до слез в сострадании.

Многими путями, в которых он позднее увидел водительство Божье, пришлось пройти Джону Патону, пока он не достиг своей цели – стал миссионером. Эти пути привели его на Аниву, где он собрал для Господа большую жатву.

На Танне у него умерли жена и ребенок. Все белые миссионеры на Танне, друзья одинокого «мисси», стали прямо или косвенно жертвой кровожадных островитян.

Доверие, с которым Джон Патон относился к своему Господу, помогло ему пройти через все невзгоды и сделало его зрелым служителем.

Джон Патон был современником больших мужей Божьих. Муж веры, Георг Мюллер, приглашал его в свои сиротские дома в Бристоле, чтобы он рассказал о жизни среди каннибалов в Южном море. Чарльз Сперджен не мог удержаться, чтобы не назвать его крылатым выражением «король каннибалов», и дал пожертвование для Новых Гебридов «от Господних коров» (Сперджены держали коров для поддержания миссии!).

Как и Хадсон Тейлор, он так сросся со своей жизненной задачей, что начал думать на языке Анивы. На одном собрании на своей родине у него вдруг кончились английские слова, и ему пришлось преждевременно закончить свою молитву.

Человек «с одной только мыслью» стремился к тому, чтобы на каждом острове жил миссионер. Неудивительно, что он всех своих детей со дня рождения посвятил единственной жизненной цели – быть миссионерами – вестниками Бога среди тех, кто не знает Господа Иисуса Христа, отвергает Его, а с Ним и Его вестников. У Джона Патона было чем противостать этому миру – любовь к этим несчастным людям и беспредельное доверие своему Небесному Отцу.