Прошло много дней, заполненных однообразным зрелищем пустынной земли, покрытой мелкими камешками и скудной растительностью. Этан от скуки начал мечтать, чтобы какой-нибудь призрак невзначай появился в округе.
Единственное, что вызвало их интерес, — двухсотметровой ширины расселина, которая простиралась на запад и восток и до конца которой измученные разведывательные группы так и не смогли дойти.
Предлагалось много способов преодолеть это препятствие. Один из помощников капитана предложил снять дюраллоевые полозья, закрепленные вдоль борта и использовать их как материал для моста через расселину.
Как ни странно, решение нашел Та-ходинг. Хотя он слабо верил в себя, он был полон бесконечного энтузиазма во всем, что касалось его новой команды.
Вопреки настороженности Этана и Гуннара, он приказал всем, кроме вахтенных, сойти с корабля. «Сландескри» развернулся широким полукругом и приблизился к расселине на всех парусах, причем ветер их хорошо раздувал.
В последнюю минуту рангоут подготовили так, чтобы максимально обеспечить возможный подъем. Как грузная птица, громадный корабль задрал к небу нос. Только две передние оси полностью достигли другой стороны щели, когда корма оторвалась от противоположного края. Но собственной массы и скорости оказалось достаточно, чтобы весь корабль перенесся через пропасть, хотя задняя его часть и колеса опасно на мгновение зависли над ней.
Та-ходинг объяснил, что у них с собой есть запасные оси и в случае, если бы его затея не удалась, они могли починить полученные повреждения.
Угроза задержки в этой холодной и мрачной местности побудила к отважным поступкам даже всегда осторожного капитана.
На другой день они достигли края плато. Всем было видно, как истомились матросы по ледяному простору океана, находящемуся далеко внизу.
Продолжая свой путь на юг, корабль мчался вдоль отвесных скал.
Бесплодная земля терялась в коричневой дали — по левому берегу, сверкающий лед и синее небо весь день сияли с правого борта.
Та-ходинг со своей командой стали настолько искусными в управлении кораблем, что Этан больше не беспокоился и не отворачивался, когда они без особой необходимости слишком приближались к захватывающему дух обрыву. Все это помогало удерживать экипаж от худшего вида умственной усталости — беспросветной скуки.
— Я, дружище, начинаю слегка волноваться, — лицо Септембера под прозрачной маской выражало разочарование. — Гуннар и остальные тоже начинают беспокоиться, и не без причины. Мы не нашли другого каньона даже близко напоминающего Молокин. Это просто какая-то бессмыслица, приятель, — он говорил спокойным голосом, но в нем чувствовалось напряжение. — Я имею в виду, что не может быть только один каньон на целом континенте. Должны быть и другие.
— Я не геолог, Сква, но согласен. Мне тоже это кажется странным.
Септембер скорчил смешную рожу, особенно смешную из-за его клювастого носа.
— Если нам придется вернуться обратно тем же путем, что пришли сюда, мы увидим, бьюсь об заклад, — что пойос, закончив осмотр Молокина и не найдя нас, помчатся искать нас где-нибудь еще. — При этой мысли он посветлел. — В настоящий момент, может быть, это лучше, что мы можем предпринять. Я, пожалуй, поговорю с капитаном и Гуннаром. Не унывайте, дружище, — он двинулся на корму и остановился, когда Этан махнул рукой.
— Сква, возможно, завтра у нас вообще не будет никакого выбора.
Крутые холмы, которые находились на горизонте с севера и с востока как только они выбрались из земли Золотой Сайи, теперь становились ближе и ближе и готовы были сомкнуться перед ними, грозя отрезать им путь на юг.
Значит, оставалась только дорога назад.
Склоны гор впереди выглядели гораздо более отвесными, чем те, вдоль которых они двигались много дней. Были видны следы эрозии, указывающие на их непрочность и возможность осыпей и камнепадов. Почти наверняка им придется повернуть назад, если только не найдется удобный проход через эти препятствия. «Сландескри» доказал свою пригодность к наземному путешествию, но двигаться под такими углами корабль не мог. Как и предсказывал Этан, они достигли первого из этих низких, но обрывистых холмов вечером и решили разбить лагерь с подветренной стороны самой высокой горки. Завтра будут высланы разведчики в колесных спасательных шлюпках, чтобы попытаться найти проход на запад, который мог бы осилить ледоход. Обе разведывательные группы будут отсутствовать не более пяти дней. В это время команда займется мелким, но необходимым ремонтом корабля, стараясь не терять времени даром, пока не вернутся разведчики.
Синанвор, замерзая в почти безоблачной ночи, дежурил на фордеке, когда заметил какое-то мигание на склоне холма. Он поморгал своими двойными веками, но мигание не исчезло. Казалось, что в ночи подмигивает чей-то глаз.
К счастью, Синанвор не отличался богатым воображением. Тем не менее он задрожал теперь не только от холода. Кто в это темное время сойдет с корабля? Конечно, ходили слухи о молодом человеке и дочери ландграфа, но это была просто болтовня, помогавшая коротать время на вахте.
Караульный поднял повыше свой масляный фонарь, наклонив шест, на котором он был закреплен, над бортом корабля. Нет, все-таки это была просто игра воображения… Хотя — вот снова мелькнуло! Определенно что-то светилось на склоне, на уровне верхней реи фок-мачты. Ему стали вспоминаться малоприятные слухи. Если это, действительно, была страна призраков, то, может быть, какой-то ночной дух пришел, чтобы похитить его с палубы? И кто потом узнает, когда и как это произошло?
Все это заставило его тревожно оглянуться вокруг. Высоко в небе плыли две Луны, верный признак близости утра. Больше нигде никакого движения он не видел. Неужели его смена найдет только фонарный шест, одежду и оружие?
Ведь духи заберут его тело. Момонт должен быть сейчас в дозоре на средней палубе. Он, Синанвор, будет молчать, смотреть на этот таинственный огонь и ждать, когда заберут его душу или, может, позвать на помощь товарища?
Удерживая раскачивающийся фонарный шест, он спустился с бушприта на палубу и двинулся мимо кают.
— Чистого льда и ветра на шее, — послышался из темноты хрипловатый голос. Синанвор обвел вокруг шестом. Фонарь осветил полное любопытства лицо трана.
— Почему ты ушел со своего поста, Синанвор? — спросил обеспокоенный Момонт. — Если тебя поймает дежурный помощник капитана, он тебе…
— Молчи, Момонт! — быстро зашептал Синанвор. — Там на горе глаз!
Второй вахтенный уставился на приятеля.
— Ты пожевал слишком много экстракта буи.
В голосе Синанвора звучала убежденность:
— Если сомневаешься, пойди и посмотри сам.
— Я не должен покидать пост.
— А кто узнает? Дежурный помощник не появится во время вахт, а ближайшие враги от нас по крайней мере в сотне сатчей.
— Это верно. Я схожу, но только на минуту. Поглядеть разве… — бормотал Момонт, следуя за первым вахтенным на фордек.
Махнув своему спутнику, чтобы тот замолчал, Синанвор выдвинул шест над бортом и стал медленно передвигать его, осматривая горный склон.
Несколько мгновений не было никакого признака свечения, и он больше чем призрака испугался того, как будет вышучивать его Момент утром. Но вдруг снова показалась вспышка. И продолжала светить, не исчезая, как и его фонарь.
— Видишь? Говорил я тебе?
Более прозаический Момонт разглядывал световую точку.
— Действительно, там что-то есть, но думаю, это не призрак. Кто слышал когда-нибудь об одноглазом духе? У ниху каждого по крайней мере по четыре глаза.
— Шш-ш! Не оскорбляй его!
— Да не дух это, идиот ты, приятель. — Момонт влез на ограждение и перекинул через него когтистую лапу. Синанвор встревоженно наблюдал за ним.
— Куда ты?
— На склон.
— Ты с ума сошел? Не делай этого, Момонт! Духи затянут тебя внутрь и утопят в грязи.
— Я думал, духи заберут нас, когда мы бежали из тюрьмы пойос и пробирались под океаном. Но люди и сэр Гуннар с рыжей бородой говорили, что это — суеверия. Потом они убили дьявола, который ночью поднялся из воды. Он вонял, как убитый хессавар. Теперь мне трудно, как раньше, верить в духов и демонов.
Он соскользнул с борта и с помощью подъемной веревки быстро спрыгнул на лед.
— Момонт… Момонт! — Синанвор поднял фонарь выше. В его слабом свете он увидел, как фигура его друга достигла склона холма и неуклюже начала подниматься. Очертания фигуры слились с ночной мглой, потом совсем в ней растворились. Проходили минуты, минуты молчания, нарушаемые только слабеющими завываниями ветра. Но хотя он не слышал победных криков, не доносилось до него и воплей ужаса.
С громадным облегчением он различил наконец фигуру возвращающегося живого вахтенного.
— Что это было? — протянув руку, он помог Момонту взобраться на палубу.
— Вот твой глаз призрака. Мне пришлось его выкопать.
К своему удивлению, Синанвор сразу узнал этот предмет.
— Да ведь это просто пуррас, обычная миска, такой пользуется мой напарник. Странно, что она так блестит. Это дерево, наверное, очень сильно полировали.
— Возьми в руки, — велел Момонт. — Это не дерево.
Синанвор принял у него этот предмет… и чуть не уронил. Он был сделан из плотного тяжелого металла, сильно потускневшего в одних местах и все еще блестящего в других. Металла такого он не знал. Вахтенные обменялись взглядами. Что за люди жили здесь, в этой лишенной льда пустыне, которые могли позволить себе делать обычную кухонную утварь из цельного металла? Металл копили, чтобы делать из него оружие, гвозди или инструменты, но не миски. Синанвор ничего не понимал и, не понимая, сказал:
— Я думаю, лучше пораньше разбудить дежурного помощника.
Офицер был не меньше обоих вахтенных поражен этой чашей. Он решил разбудить Та-ходинга, который поднял трех людей и сэра Гуннара, а также других, составлявших неофициальное руководство корабля.
Вскоре проснулась большая часть команды и отправилась осматривать склоны. Их фонари казались остававшимся на «Сландескри» собранием светлячков на ходулях. Никто из людей участия в раскопках не принял. Их защитные костюмы едва справлялись с ночной температурой минус семьдесят градусов, а дополнительное охлаждение ветром могло привести к мгновенной смерти. А если какой-нибудь инструмент, задев материю, оставит дыру, через нее наружный воздух заморозит тело, как струя жидкого гелия. Поскольку на холме было много народу, на палубе вскоре доставили для осмотра несколько мешков трофеев. Глядя сквозь маску, Этан увидел среди грязи целую сокровищницу металлических предметов. В большинстве миров их оставили бы без внимания, как ничем не примечательные, но на бедном металлом Тран-ки-ки они были свидетельством богатства, которым владели исчезнувшие обитатели. Здесь были ножи, пряжки, сосуды для питья и даже металлические пуговицы и булавки. Гуннар повертел в руках булавки. До сих пор он видел их только из кости.
— Невероятно богатые, невероятно расточительные, — бормотал он, двигая фонарь так, что тот отбрасывал свет на узорчатую сталь. — Завтра мы покопаем более внимательно.
— Кто мог здесь жить? — вслух раздумывал Этан.
— Не траны и не сайя, — рыцарь обратил свое внимание на хитроумную металлическую бутылочку, обернутую тонкой проволочной филигранью. — Для нас здесь слишком пустынно я нет льда, а для сайи здесь слишком холодно.
Но это не работа духов, — кошачьи глаза стремились пронзить продутую ветром тьму. — Кто-то жил здесь…
На следующий день разделили склон на участки и принялись за работу группами. Раскопки приносили множество новых находок. Некоторые были сделаны из привычных материалов: дерева и кости, но большинство из различных сплавов, неизвестных даже Септемберу и Вильямсу. Неожиданно оказалось, что наиболее загадочными учитель счел деревянные предметы.
Когда Этан спросил его, почему, он ответил:
— Потому что это означает, что этот район покинут не так давно с геологической точки зрения. Ведь хотя верно, что холодный воздух помогает какое-то время сохраняться целлюлозным материалам, он не сухой, как в пустыне. Да и почва содержит в себе микроорганизмы, которые даже разрушают дерево, хотя они рассеяны в почве и количество их не очень-то велико. Это дерево слишком хорошо сохранилось, чтобы считать, что оно долго пролежало в земле.
Они решили остаться на несколько дней и выкопать все, что удастся.
Однако новое открытие вскоре изменило их планы.
Вернулись две группы разведчиков, посланных искать проход через холмы. Разведчики возбужденно рассказывали невероятную историю. Они так жестикулировали, ахали и перемежали свою речь восклицаниями, что Этан и его друзья ничего не могли понять.
Пока они пытались уяснить, в чем дело, Та-ходинг и команда начали лихорадочно готовиться к отправлению. В конце концов Этан загнал в угол Гуннара и отказался выпустить, пока тот не объяснит, что происходит.
— Сваксус, мой господин, был в первой шлюпке, — сказал рыцарь, пытаясь сдержать явное возбуждение. — Они нашли проход через горы. Только это не горы.
— В том, что ты говоришь, нет смысла, друг Гуннар, — раздражался Септембер.
— Они прошли через этот проход и вышли на другой стороне гряды.
Оказывается, с той стороны ветры дуют сильнее, или постояннее, или и то, и другое вместе. То, что здесь засыпано, там лежит на виду, — он повернулся и указал на раскопанный склон. — Это не горы, это здания, — и он оборвал себя на полуслове, чтобы сделать какую-то работу прежде, чем Этан сообразил расспросить его подробнее.
Одни Вильямс воспринял эти новости спокойно.
— Это как раз все и объясняет, не говоря уже о характере найденных предметов.
Корабль уже мчался к только что обнаруженному проходу.
— Во многих местах Содружества есть такие захороненные города, Этан, — продолжал Вильямс. — Те же ветры, что засыпали древнюю столицу, могут позднее ее отрыть. Если предположить, что именно это мы и нашли, кто построил этот город? — Учитель вопросительно поглядел на Этана.
— Кто знает?
— Очевидно, что не траны и не сайя, которые кое-что знают об этик землях. Если нам посчастливится, мы это узнаем. Возможно, это сделал тот народ, который больше не живет на Тран-ки-ки, но который оставил сайя их легенды о далеких мирах.
Проход оказался гораздо шире и ровнее, чем можно было ожидать. Более того, просвет между горами был настолько прямым, что можно было предполагать его искусственное происхождение. Этан подумал, не получится ли, что, начав раскопки, они докопаются в конце концов до мостовой?
Одолев горы, она повернули на восток, от утесов — вглубь равнины. Им не пришлось далеко ехать. Там были, конечно, груды скал и песка, но большое число камней имели правильные плоскости и углы, обращенные к небу, напоминая Этану полуразрушенное кладбище.
Это были открытые ветру останки и скелеты мертвых зданий. Почва здесь поднималась вверх не пологим склоном, как с другой стороны, а рядом площадок.
— Видите? — прокричал Вильямс, показывая на разные варианты каменной кладки и рисунка на каждом другом уровне. — Это не одно здание, как предполагали разведчики, а новые здания, построенные поверх старых. До мере того, как засыпало старое строение, оно становилось фундаментом последующего здания, возводимого на том же месте. Новый город на останках старого, — он повел рукой на восток. — Мы смотрим на ряд древних городов, а не на собрание гигантских зданий. Можно только предполагать, как далеко простирается эта структура. Если вспомнить, что мы ехали параллельно таким же возвышениям всю дорогу от Молокина, можно считать вполне возможным, что под ними тоже захоронены подобные города. Они могут быть частями одной протяженной столицы длиной в несколько сот километров.
Команда свернула все паруса и спустила якорь. Все, кто не был на вахте, перелезли через борт, чтобы подивиться колоссальными руинами.
— Однако я не понимаю. — Вильямс попытался протереть глаза, вспомнил о маске и слегка приподнял ее, чтобы просунуть палец. — Естественно было бы предполагать, что самые верхние строения будут самыми изощренными по плану и исполнению. А из того, что я смог увидеть, ясно, что архитектура не менялась сверху донизу и от города к городу.
— Хотелось бы мне знать, кто придумал все это, чье оно было? — Этан осторожно карабкался через неширокую, но очень подвижную осыпь. — Мне кажется, что не траны. Посмотрите на эти арки, на эти широкие окна, — он балансировал на полузасыпанной квадратной плите, весившей, наверное, несколько тонн. — А вот это почти полностью открытое здание вон там?!
Крыша у него слишком плоская, чтобы выдержать снежный сугроб и окаймлена она чем-то, на мой взгляд, вроде стекла. Застекленный верх на Тран-ки-ки?
Из стекла, которое производят траны, такого не сделаешь. Не то качество.
Хороший порыв ветра — и его разнесет вдребезги. Разве только это не совсем обычное стекло.
— Может быть, все-таки это построили сайя, а теперь забыли, дружище? — предположил Септембер. — Забывчивость в таких делах не дает им чувствовать себя неловко от того, что они не способны сейчас ни к чему такому.
Они разглядывали одно строение за другим: жилые дома, склады, общественные здания, даже что-то похожее на открытый амфитеатр.
Общественный стадион на Тран-ки-ки!
Не нужно иметь тридцатилетнего научного стажа или несколько ученых степеней, чтобы стало ясно и транам, и людям, что климат теперь стал совершенно другим. Осознав это, Вильямс предоставил заниматься археологией Ээр-Меезаху и другим. Он же посвятил все время тому, что, используя примитивные транские навигационные приборы и не совсем пригодные, но полезные инструменты, входящие в комплект защитных костюмов, стал изучать по ночам расположение звезд. Ни хитроумный металлический кубок, ни вырезанная на камне надпись не могли отвлечь его от внезапного фанатичного интереса к астрономии. Вакуумно-чистые небеса, транские навигационные карты и старые легенды, казалось, укрепляли его решимость не оставлять свои одинокие холодные ночные бдения. Этан предполагал, будто знает, что хочет доказать учитель. Но он был прав лишь отчасти.
Когда Этан решил наконец проверить свои подозрения, учитель заканчивал разговор с Та-ходингом.
— Мне не хочется перебивать вас, Миликен, но я мечтаю узнать, чем вызван такой интерес к местной астрономии? Я полагал, что вы будете копаться в грязи городов, а не мерзнуть по ночам на палубе. Вы пытаетесь найти доказательства тому, что раньше климат здесь был гораздо теплее, я прав?
— Не только на этом плато, — Вильямс констатировал то, что для него самого было очевидным, и не хотел никого обидеть. Менее язвительного человека Этан на своем веку не встречал, — а повсюду на Тран-ки-ки.
Физические свидетельства, присущие природе захороненной столице вместе с теми немногими данными, о которые я мог опереться, говорят, что так и было. Еще интереснее и то, что это показывает мне, кто же построил эти наслоение городов?
— Не держите меня в напряжении, Миликен. Кто это был? Траны, сайя или какой-то вымерший народ? Держу пари, верно последнее, а когда климат стал холоднее повсюду, эти строители вымерли. Сайя были их современниками и сохранили память о них в легендах.
— Очень — очень возможно, но цифры говорят иначе, учитель поправил вделанный в рукав калькулятор. — Эти города были созданы ими вместе — транами и сайя.
Этан не мог сдержать недоверчивой улыбки.
— Миликен, вы шутите. Для сайя здесь слишком холодно, а, если бы они настроили эти поселения, они бы это, наверняка, помнили. И здесь теперь слишком пустынно для транов. А если предположить, что климат был теплее, то раньше им было здесь слишком жарко.
— Ваши предположения не учитывают одного. Это потому… — Вильямс остановился и набрал в грудь побольше воздуха. — Дело, Этан, не просто в том, что когда-то здесь было теплее, а теперь холоднее. Я думаю, что Тран-ки-ки имеет смещенную орбиту предсказуемой периодичности.
— Не знаю, что и сказать на это.
— Постараюсь объяснить. Любой компетентный астроном заметил бы это через неделю наблюдений, пользуясь соответствующими приборами и методикой.
Но единственным астрономом, посетившим этот окраинный мир, был тот наблюдатель Содружества, который его и открыл. Правительство Содружества прежде всего узнает, обитаема ли планета и стабильный ли у нее климат, какие флора и фауна. Все это закладывается в память досье о Тран-ки-ки. Но нет смысла действовать в соответствии с этими данными до наступления следующего периода.
— Какого следующего периода?
— Теплой погоды. Я оцениваю, конечно, грубо, что много лет холодов сменяются коротким периодом теплой погоды при прохождении поблизости от здешнего солнца. Скажем, период в десять тысяч лет. Переход от холодной погоды к жаркой происходит относительно быстро, так как, когда Тран-ки-ки перемещается поближе к своему солнцу, ее орбитальная скорость увеличивается. Он замедляется лишь по мере ее смещения снова в холодную зону. Это очень необычная ситуация, и я не уверен в некоторых подробностях, но, по-моему мнению, именно так все и происходит. Подумайте, что это означает для такой планеты, — он говорил отрешенно, его взгляд был сосредоточен на событиях, отдаленных по времени и месту. — В течение жарких периодов ледяные океаны тают, и притом быстро. Уровень моря поднимается, затопляя огромные государства, такие как Софолд и большую часть Арзудуна. Софолд, по сути, построен на вершине подводной горы, а вершины Пойолавомаара становятся настоящими островами, — он внезапно опустил глаза и смутился. — Вот это и не давало мне покоя в каньоне Молокин.
Оглядываясь назад, Этан вспомнил смущение учителя в связи с геологией этого каньона и проблески надежды, что он в конце концов разгадает тайну происхождения каньона.
— Это вовсе не речной каньон, хотя он и очень его напоминает. Скорее это высохший подводный каньон типа того, какие рассекают континентальный шельф до края глубокой океанской впадины. А скалы на краю плато, вдоль которых мы так долго плыли, по сути представляют собой старый континентальный шельф. А теперь, — с удовлетворением закончил он, — я готов идти и выкапывать доказательства. Но не в горах. Прямо здесь, под кораблем.
— Подождите минутку. Что вы ожидаете найти под кораблем? И что вы имели в виду, когда сказали, что и трапы, и сайя, — оба строили столицу?
— Расскажу в ближайшие два дня, дружище, — ответил учитель, передразнивая Септембера.
И через два дня все так и получилось. То, что открыл учитель, было несравненно важнее, чем все найденные до тех пор предметы из засыпанных зданий.
Он разложил свои доказательства на столе в главной каюте, где их равно могли видеть и траны и люди.
— Смотрите, — начал Вильямс, — вот здесь яйца насекомых, — он указал на кучу закрученных, как крошечные улитки, белых бусинок. — Попробуйте открыть хоть одно. Скорлупа твердая, как сталамика. Мне пришлось применить излучатель, чтобы посмотреть, что там внутри.
— А вот яйца животных, — он указал на похожие предметы — больших размеров и разноцветные. — И, как я думаю, семена, — он показал на горсть черных и коричневых крупинок большей частью сферической формы. — Эти я смог лишь едва опалить излучателем, предназначенным для тонких разрезов.
Когда поднимается температура и тают океаны, начинают идти обильные дожди.
Эта резкая перемена вдобавок к взрывному росту растительности на суше убьет пика-пину и пику-педана. Несмотря на такие перемены, некоторым растениям удалось выжить в холодные периоды. Примером может служить желтая трава и изредка попадающаяся жесткая, как проволока, трава, которые мы видели недалеко по дороге. Эти травы и другие виды растений, семена которых здесь лежат, распространяются по всей планете. Поросль пики должна при этом отступить к полюсам и ждать там наступления эпохи холодов, чтобы вернуться. Мы видели, как быстро она растет. От полюсов и, возможно, из изолированных «карманов» где-то на берегах, она может в кратчайший срок стать самым распространенным видом растительности. Я хотел бы иметь здесь пристойную лабораторию. Эти яйца каким-то образом сохраняются невредимыми тридцать тысяч лет, прежде чем земля снова потеплеет и освободит их из плена. Это очень важно, потому что все это время вокруг бродят беспорядочные толпы и ищут еду. Золотые сайя не представляют собой вид, отличный от транов, и траны не какая-то разновидность сайя, — он жестом показал на Гуннара, Эльфу, Та-ходинга. — Вы и сайя — это один и тот же народ.
Кто-то из них фыркнул.
— Сайя — это траны периода теплой погоды. Когда же наступают холода, те, кто перенес резкую смену погоды, обзаводятся густым мехом. Прорезаются кожаные даны и увеличиваются, разрастаются когти на ногах, чтобы лучше путешествовать по льду.
Сказав все это, Вильямс сел около своего стола с живыми окаменелостями.
— Подумайте хорошенько, что приносит такая быстрая перемена развивающемуся, но все-таки примитивному обществу. Голод, смерть от переохлаждения, почти мгновенную гибель запасов привычной пищи.
Прекращаются морские путешествия, прерывая межконтинентальное и межостровное сообщение. А кроме того, идет резкое сокращение численности населения, что объясняет почему эти города такие большие по сравнению с размерами современных транских поселений. Это объясняет, Гуннар, почему у ваших людей не сохранилось воспоминаний и предках жаркого периода.
Ошеломленные остатки цивилизации жаркой эпохи каждую минуту своей жизни посвящают только тому, чтобы выжить. И заняты этим более чем достаточно.
Как разжечь огонь, как приготовить пищу, — вот что становится самым существенным, вот, чему надо научить дрожащих детей, а не истории. И с такой частотой смены периодов «холод-жара», у вас не останется никаких шансов сохранить преемственность развития, поймать второе дыхание.
— Жить безо льда… океаны свободно льющейся воды? — лицо Гуннара выражало такую смесь недоверия и ужаса, как если бы кто-то недвусмысленно доказал, что земля плоская.
— Никакого льда, — медленно сказал Этан. — И, вероятно, практически никакого ветра. Дождь вместо снега и ледышек… Добрая вода, падающая с неба, — неуклюже перевел он, вспомнив, что у транов нет слова для обозначения дождя.
— Никакого льда, — казалось, Гуннар не может осилить это невероятное понятие. — Так можно упасть прямо до центра земли.
— Вода поддержит тебя, Гуннар, хотя и не так хорошо, как лед, — Этан воздержался от попытки описать, что такое плавание.
— Еще одна серьезная причина для создания конфедерации, — вернул их от рассуждений о прошлом и будущем к настоящему Септембер. — Если эту информацию довести до сведения чиновников Содружества в нужных отделах, это может стать началом таких больших и важных перемен, что… я даже не могу выразить словами, что будет это означать для твоего народа, Гуннар.
— Пожалуй, можно более-менее связно описать это так: когда в следующий раз ваш мир согреется и у вас разовьется приятная цветущая цивилизация, ваш народ может жить и развиваться в свое удовольствие, а когда потом снова похолодает, технологические достижения Содружества помогут вам справиться с этим. Конечно, если полагать, что Содружество устоит. Я не могу предсказать судьбу никакого правительства. Они обладают удивительной способностью к самоуничтожению. И вы впервые сможете развить настоящее всепланетное общество, достичь преемственности развития. И история вашего мира не будет пропадать и начинаться каждый раз сначала. Но все это никому не принесет пользы, если мы не сможем довести эти сведения, это знание до руководителей Содружества и показать им, что здешний мир молит принять его, молит о честном признании его существования.