Мистер Обязательность

Синий

Такси остановилось у дома Мэл. По пути я размышлял, каким именно образом сообщу Мэл о том, что приехал не для того, чтобы просто провести вечер вместе, а чтобы остаться с ней на всю жизнь. Выглянув в окно такси, я заметил блестящий от дождя «2CV», припаркованный у входа. Крутой машины Роба Первого видно не было. «Наверное, он приехал на такси, чтобы спокойно выпить», — решил я. Эта мысль вызвала воспоминание о бутылке вина, которую я специально купил для сегодняшней встречи. Пока мы ходили с Алекс по магазинам, я решил удивить Мэл своей непредсказуемостью и купил бутылку вина, никоим образом не отвечающую моим обычным требованиям. Начать хотя бы с того, что она стоила семнадцать фунтов девяносто девять пенсов. С моей точки зрения, это вино должно было являться шедевром виноделия, в противном случае я был готов вернуться в магазин и потребовать деньги обратно.

«Так, хватит медлить, — приказал я себе. — Теперь или никогда». Я вышел из машины, с трудом передвигая ноги. Они были как ватные и никак не хотели идти вперед. Плюс к этому я вдруг почувствовал цинковый привкус во рту, сопровождавшийся неудержимым слюноотделением. «Сейчас меня вырвет», — подумал я. Утешало лишь то, что, коль скоро мои сознание и подсознание слились в едином порыве, значит, ситуация из тех, которые называют «знаковыми».

Позвонив, я стал ждать, когда Мэл откроет дверь. Решив использовать это время с пользой, я начал репетировать сцену предложения руки и сердца.

Мэл, я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж?

Ничего себе.

Мэл, я вел себя как последний дурак. Ты хочешь стать моей женой?

Тоже ничего, но слишком мелодраматично.

Детка, я сплю и вижу тебя в подвенечном платье, себя в костюме, а священника в чем ему заблагорассудится.

Что я, Джон Траволта, что ли?

Закрыв глаза, я попытался успокоиться и сосредоточиться. Когда я их открыл, передо мной стояла Мэл. Она плакала.

— Что случилось? — забыв обо всем на свете, воскликнул я. — С тобой все в порядке?

Вытерев слезы и размазавшуюся тушь, она сказала:

— Тебе лучше сперва войти.

Шагая по коридору, я гадал, что же такое могло случиться. Может быть, она поругалась с Робом? Нет, вряд ли дело только в этом. Тут до меня внезапно дошло, что что-то могло случиться с ее родителями. Пару лет назад у ее матери был инфаркт, и с тех пор она постоянно чувствовала себя неважно.

— Послушай, что случилось? Что-то с родителями?

— Нет, слава богу, с ними все в порядке.

Поставив бутылку вина на стол в гостиной, я огляделся в поисках Роба. Его не было.

— А где Роб?

— Был Роб… — как-то странно ответила Мэл и села на диван. — И нет его.

Усаживаясь рядом, я хотел лишь одного — обнять ее покрепче и прижать к себе.

— Вы что, поссорились?

— Можно и так сказать.

— Мне очень жаль. — В каком-то смысле мне действительно грустно было это слышать.

— Послушай, Даффи, тебе незачем сейчас врать, — слабо улыбнувшись, сказала Мэл. — Во всяком случае, мне от этого не легче. С самого начала было понятно, что у нас с ним ничего не получится. Знаешь, иногда мне кажется, что я стала общаться с ним лишь потому, что он был полной твоей противоположностью. — Она на секунду замолчала. — В любом случае, я плачу не из-за него.

— Тогда я не понимаю, — пододвигаясь поближе, сказал я. — Что же тебя так расстроило?

— Я беременна.

Совершенно ошарашенный, я попытался вникнуть в смысл ее слов, но сделать этого не смог. Кажется, я вообще перестал соображать на какое-то время. Я просто сидел, ничего не говоря и ни о чем не думая. Да я и не мог ни о чем думать или говорить. Я даже чувствовать ничего не мог. Разве что стук собственного сердца.

— Прежде чем ты задашь этот вопрос, — услышал я голос Мэл, — я сама отвечу — это не ребенок Роба. Можешь считать меня старомодной, но я не могу спать с мужчиной, которого не люблю. А я его не любила.

— Когда ты узнала?

Мэл взглянула на часы.

— Три часа и двадцать семь минут назад. Да нет, ты не подумай, я не сижу и не считаю часы. Просто я уже на неделю опаздывала, что, впрочем, и раньше случалось, но в этот раз я точно знала. Я купила три теста. Три разных теста. Ты же знаешь, мне всегда нужно несколько доказательств.

Она тихонько рассмеялась, встала и взяла с каминной полки что-то завернутое в салфетку. Развернув ее, она показала мне три теста.

— Я решила сохранить их на память. Смотри: синий, синий и еще раз синий. То есть ребенок.

И тут она выжидательно посмотрела на меня. Пора мне было что-то сказать. И я сказал:

— Мне казалось, что мы…

— Ну, извини, Даффи, — резко оборвала она меня. — Такова жизнь. В ней случаются неожиданности.

Мэл встала и принялась быстро ходить по комнате.

— Уж прости меня, что я тебя так огорошила, но, поверь мне, у меня стресс раз в сто сильнее. Теперь вся моя жизнь пойдет иначе.

— Послушай, Мэл, — прервал я ее. Я чувствовал, что должен что-то сказать. Я должен был сказать ей, как сильно я ее люблю. И что, несмотря ни на что, у нас с ней все будет в порядке. — Я хочу тебе кое-что сказать…

— Черт тебя побери, Даффи! — заорала вдруг Мэл. Слезы градом катились по ее щекам. — Неужели ты не можешь не прерывать меня? Как мне это надоело — ты вечно лезешь со своими умными словами, не слушая, говорю я или нет. Хоть раз в жизни — помолчи и выслушай меня до конца!

Она затихла на какое-то время, видимо пытаясь себя успокоить. Когда она вновь заговорила, голос ее звучал ровнее.

— Я решила оставить ребенка. Но я хочу сразу расставить все точки над «i» — мы с тобой больше никогда не будем вместе. Ведь именно это ты собирался предложить мне, не так ли?

— Мэл, любимая, все не так. Я хочу, чтобы мы по-настоящему были вместе. Понимаешь? Не так, как раньше. Я хочу, чтобы ты снова была моей. Именно это я и хотел сказать. И именно поэтому со мной нет сегодня Алекс. Я хочу быть только с тобой.

— Да перестань же ты, Даффи! Слышишь, перестань! Неужели ты ничего не понимаешь? Не хочу я, чтобы ты поступал «как джентльмен». Я не хочу, чтобы мы были вместе лишь потому, что я беременна. Я хотела, чтобы мы были вместе, потому что любим друг друга. А теперь уже слишком поздно. Знаешь, пока мы были в ссоре, мы ни разу не сказали, что любим друг друга. А когда-то мы говорили это каждый день. Теперь мы сменили эти слова на разговоры о том, как мы «заботимся» друг о друге и как мы «нужны» друг другу. Только не «любим» друг друга. Ну так вот — я люблю тебя. Причем так сильно, что самой страшно становится. Но больше я в этот омут не полезу. Просто не могу себе этого позволить.

— То есть ты хочешь сказать…

— Что, несмотря на то что все еще люблю тебя, у нас больше ничего не получится. Я уже сейчас не в состоянии тебя видеть. Все изменилось, и мы уже ничего не сможем поправить. Все эти годы я старалась поступать так, как было лучше для тебя. Но теперь мне пора подумать и о себе.

Заглянув в ее глаза, полные слез, я понял, что это конец. Чувствуя подступающий к горлу комок, я думал о том, что она во всем права и что изменить уже ничего нельзя. Если бы у меня была хоть малейшая надежда на то, что она переменит свое мнение, я бы с радостью провел остаток дней на коленях, умоляя ее об этом. Но надежды не было. Она не поверила бы ни одному моему слову. Я видел, что она уже воздвигла барьер между нами. Барьер, который должен был спасти ее от меня. Ничего поделать я уже не мог.

С трудом соображая, что делаю, думая только о том, как сильно я ее люблю, я сказал:

— Мэл, молю тебя, скажи мне, есть хоть что-нибудь, что заставило бы тебя изменить свое решение? Прошу, скажи мне! Хоть что-нибудь?

— Нет, Даффи. Наверное, нам просто не суждено быть вместе.

Традиции важны для меня. В наше время стало модно не жениться, но мода, в отличие от традиций, меня не интересует.

Джон Леннон