Мистер Рипли под водой

3

Том вернулся в Бель-Омбр и застал Элоизу в гостиной. Она выглядела обеспокоенной.

— Дорогой, тебе звонили, — сообщила она.

— Кто? — спросил Том, почувствовав неприятный укол страха.

— Какой-то мужчина — он сказал, что его зовут Декки Грейнлеф, он из Вашингтона.

— Из Вашингтона? — Тома насторожила озабоченность Элоизы. — Гринлиф — это абсурд, радость моя. Глупая шутка.

Она нахмурилась.

— Но почему — такая щютка? — Акцент Элоизы снова стал заметен. — Ты знаешь?

Том как будто стал выше ростом. Он почувствовал себя защитником жены и Бель-Омбр.

— Нет. Но это шутка Правда, я даже не представляю, кто может так шутить. Что он сказал?

— Сначала... он хотел говорить с тобой. Потом сказал... что-то... о том, что сидит в fauteuil roulant — это инвалидное кресло?

— Да, дорогая.

— Несчастный случай... из-за тебя. В воде...

Том покачал головой.

— Это садистская шутка, дорогая. Кто-то притворяется Дикки — а настоящий Дикки покончил жизнь самоубийством много лет назад. Где — никто не знает. Может быть, и в воде. Но его тело так и не нашли.

— Я знаю. Ты уже мне это говорил.

— И не только я, — спокойно отозвался Том. — Все. Полиция. Тело так и не нашли. И он составил завещание. За несколько недель до того, как исчез, насколько я помню. — Том сам верил в то, что говорил, хотя собственноручно написал это завещание. — В любом случае меня с ним не было. Это случилось в Италии, прошло несколько лет, с тех пор как он пропал.

— Я знаю, Том. Но почему этот... человек снова нас беспокоит?

Том засунул руки в карманы.

— Дурная шутка. Некоторым людям нужна встряска, волнение — ты меня понимаешь? Жаль, что у него оказался наш телефон. А что за голос был?

— Молодой. — Элоиза осторожно подбирала слова. — Не очень низкий. Говорил по-американски. Было не очень хорошо слышно — плохая связь.

— Действительно из Америки? — спросил Том, не веря в это.

— Ну да, — ответила Элоиза, как будто он спросил ее о чем-то само собой разумеющемся.

Том постарался улыбнуться.

— Думаю, нам надо забыть об этом. Если снова позвонит этот человек, если я буду дома, сразу дай мне трубку, моя радость. Если меня не будет, старайся держаться спокойно — и не верь ничему, что он скажет. Повесь трубку. Ты поняла?

— О да, — сказала Элоиза, словно и в самом деле поняла.

— Такие люди жаждут беспокоить других. Они получают от этого удовольствие.

Элоиза уселась на свое любимое место с того края дивана, что был ближе к высоким, от пола до потолка, окнам.

— Где ты был?

— Просто прокатился по городу. — Том совершал такие поездки раза два в неделю на одной из их трех машин, обычно на коричневом «рено» или красном «мерседесе», а по пути делал что-нибудь полезное, например заправлялся бензином у супермаркета недалеко от Море или проверял шины. — Я заметил, что Антуан приехал на выходные, и зашел поздороваться. Они выгружали продукты из машины. Рассказал им о наших новых соседях — Притчардах.

— Соседях?

— Они живут совсем близко. Полкилометра, не больше. — Том засмеялся: — Аньес спросила, говорят ли они по-французски. Если окажется, что нет, они не придутся Антуану ко двору, понимаешь? Я ответил, что не знаю.

— А что Антуан думает по поводу нашего путешествия в Afrique du Nord[7]? — спросила Элоиза, улыбаясь. — Ex-tra-va-gant? — Она засмеялась. Произнесенное нараспев слово прозвучало весьма элегантно.

— Знаешь, я не стал им говорить. Если Антуан скажет что-нибудь о расходах, я напомню ему, что там все очень дешево, гостиницы например. — Том прошел к окну с застекленной дверью. Ему захотелось пройтись по своей земле, посмотреть на грядки, на курчавую петрушку, на крепкие восхитительные листы салата. Может, срезать свежей зелени?

— Том, ты не собираешься ничего предпринимать в связи с этим звонком? — Элоиза слегка насупилась, как ребенок.

Том не обратил на это внимания, потому что за ее словами скрывался недетский ум, а лицо казалось ребяческим из-за длинных светлых волос, падающих на лоб.

— Думаю, ничего, — ответил Том. — Сообщить в полицию? Глупо. — Он знал, что Элоизе известно, как трудно заставить полицию заниматься розыгрышами по телефону или порнозвонками (с ними никогда такого не случалось). Потребуется заполнить множество бумаг и установить прибор для прослушивания, который, конечно же, будет прослушивать все. Том никогда через это не проходил и не собирался. — Они звонят из Америки. Им это скоро надоест.

Он взглянул на застекленную дверь, решив пройти через нее и вторгнуться во владения мадам Аннет, на кухню, которая располагалась в левом крыле дома. Запах овощного супа приятно щекотал ноздри.

Мадам Аннет, в бело-голубом платье в горошек и темно-синем переднике, помешивала что-то на плите.

— Добрый вечер, мадам!

— Мсье Тома! Bonsoir.

— Что у нас на ужин?

— Телятина — правда, кусочки небольшие, ведь сегодня теплый вечер, — ответила мадам.

— Верно. Пахнет божественно. Тепло или нет, но у меня отличный аппетит. Мадам Аннет, мне бы хотелось, чтобы вы чувствовали себя как дома, когда мы с женой уедем. Можете свободно приглашать знакомых. Мадам Элоиза ничего вам не говорила?

— Ah, oui, о вашем путешествии в Магос! Конечно. Все будет как обычно, мсье Том.

— Ну хорошо. Вы просто обязаны пригласить мадам Женевьеву и вторую подругу...

— Марию-Луизу, — подсказала мадам Аннет.

— Да. Вечер у телевизора, ужин. Вино из погреба.

— Ах, мсье! Ужин! — воскликнула мадам Аннет так, словно ужин — это уж слишком. — Нам вполне достаточно чая.

— Тогда чай с пирогом. Вы остаетесь хозяйкой дома на время нашего отсутствия. Если, конечно, не захотите провести эту неделю в Лионе у вашей сестры Мари-Одиль. Тогда мы договоримся с мадам Клюзо, чтобы она поливала клумбы. — Мадам Клюзо была моложе мадам Аннет и раз в неделю делала уборку, которую Том называл генеральной, — мыла полы, наводила порядок в ванной. — О... — мадам Аннет сделала вид, что раздумывает, но Том чувствовал, что она предпочла бы остаться в Бель-Омбр на август, в этом месяце хозяева часто уезжали в отпуск, отпуская слуг в том случае, если не брали их с собой. — Нет, мсье Том, в любом случае спасибо. Думаю, лучше останусь здесь.

— Как вам угодно. — Том улыбнулся и вышел через дверь для прислуги на лужайку.

Впереди виднелась узкая дорога, едва заметная за грушами, яблонями и низким дикорастущим кустарником. Когда-то по этой грунтовой дороге он вез в тачке труп Мёрчисона, чтобы закопать — на время. Иногда здесь проезжал какой-нибудь фермер на маленьком тракторе, направляясь к главной дороге Вильперса, или появлялся, словно ниоткуда, с полной тачкой конского навоза или вязанкой хвороста. Эта дорога никому не принадлежала.

Том прошел к ухоженной делянке по соседству с парником, где росла зелень. Он прихватил с собой длинные садовые ножницы и срезал несколько листов салата и стебель петрушки.

Бель-Омбр выглядел очень красиво как со стороны сада, так и с дороги: два скругленных угла с застекленными эркерами на первом и втором этаже, который англичане называют первым. Его стены, сложенные из розово-желтого камня, казались неприступными, как стены крепости, хотя их украшали красноватые листья дикого винограда, а рядом росли цветущие кусты и было разбито несколько больших клумб. Тому пришло в голову, что неплохо бы перед отъездом пообщаться с Анри. У Анри не было телефона, но Жорж и Мари могли бы передать ему сообщение. Он жил с матерью на окраине Вильперса в доме с участком. Анри не обладал ни умом, ни ловкостью, но отличался необычайной силой.

Кроме того, у Анри был примечательный рост, как минимум шесть футов четыре дюйма, или метр девяносто три. Том поймал себя на мысли, что Анри мог бы отразить нападение на Бель-Омбр. Смешно! Какое нападение? От кого?

Интересно, чем Дэвид Притчард занимается целыми днями, подумал Том, неспешно двигаясь по направлению к застекленной двери. Неужели Притчард действительно каждое утро ездит в Фонтенбло? А когда он возвращается? И чем занимается изящная, похожая на эльфа Дженис или Джанис, как она развлекается? Может, рисует? Или что-то пишет?

Может быть, стоит заглянуть к ним (если ему не удастся достать их телефон), принести большой букет георгинов и пионов, просто по-соседски? Но эта мысль тут же потеряла привлекательность. Они скорее всего зануды. Не стоит совать туда нос.

Нет, решил Том, он останется дома. Будет читать о Марокко, Танжере или любом другом городе, куда Элоиза захочет поехать, приведет в порядок фотоаппараты, подготовит Бель-Омбр к отсутствию хозяев в течение как минимум двух недель.

Так Том и сделал. А еще купил в Фонтенбло темно-синие шорты-бермуды и пару быстросохнущих рубашек с короткими рукавами, хотя ни он, ни Элоиза не любили рубашки с короткими рукавами. Элоиза иногда ездила на ланч к своим родителям в Шантильи, отправляясь туда, как всегда, одна на «мерседесе», и скорее всего использовала часть утра и дня для хождения по магазинам, потому что Том однажды увидел, как она вернулась с шестью пластиковыми фирменными пакетами. Том почти никогда не посещал еженедельный обед у Плиссо, потому что ему было у них скучно, и к тому же Том знал, что Жак, отец Элоизы, только терпит его присутствие, подозревая, что кое-какие дела Тома сомнительны. А кто из нас без греха, часто думал Том. Разве сам Плиссо не скрывается от налоговой инспекции? Элоиза как-то проговорилась (она просто не придавала этому значения), что у отца в Люксембурге счет с числовым кодом[8]. И у Тома был такой счет. Деньги туда поступали из компании «Дерватт лимитед», а также от продаж и перепродаж рисунков и полотен Дерватта в Лондоне — что происходило, конечно, все реже, так как Бернард Тафтс, художник, подделывавший Дерватта в течение по меньшей мере пяти лет, умер несколько лет назад, покончив жизнь самоубийством.

В любом случае кто в этом мире чист?

Том считал, что Жак Плиссо не доверяет ему, потому что не знает о нем всего. В Плиссо одно было хорошо — ни он, ни мать Элоизы, Арлен, не подталкивали ее завести ребенка, чтобы стать счастливыми дедом и бабушкой. Том, конечно, обсуждал этот деликатный вопрос с самой Элоизой: она не жаждала иметь ребенка. Элоиза не была против, ей просто не хотелось. А теперь прошли годы. Том не возражал. У него не было родителей, которые впали бы в экстаз при упоминании об этом благословенном событии: его родители утонули в Бостонской гавани, когда Том был ребенком, его воспитывала тетя Дотти, старая скряга, которая жила в Бостоне. В любом случае Том чувствовал, что Элоиза счастлива с ним, по крайней мере довольна, иначе она бы давно уже пожаловалась или уехала. Элоиза была упряма. И старый лысый Жак должен понимать, что его дочь счастлива, что у них прекрасный дом в Вильперсе. Раз в год супруги Плиссо приезжали на ужин. Визиты Арлен Плиссо были чуть более частыми и гораздо более приятными.

Том в течение нескольких дней не думал о Странной Паре, разве что мельком, пока однажды в субботу с утренней почтой не пришел квадратный конверт. Почерк на конверте был ему неизвестен и сразу не понравился: высокопарные заглавные буквы, кружок вместо точки над буквой "i". Тупой и самонадеянный, подумал Том. Так как конверт был адресован «Мадам и мсье», Том открыл его, Элоиза в это время принимала ванну.

"Дорогие Мистер и Миссис Рипли,

Мы были бы очень рады, если бы вы пришли к нам в гости в субботу (завтра). Не могли бы вы придти в шесть? Я понимаю, что времени до завтра мало, и, если дата вам не подходит, мы предложим другую.

Ждем вас, чтобы познакомиться поближе!

Дэвид и Джанис Притчард

На обратной стороне: карта, как к нам проехать. Телефон: 424-64-34".

Том перевернул листок и взглянул на карту с изображением главной улицы Вильперса, под углом к которой были расположены улицы, где находились дома Притчардов и Грэ, а также маленький пустующий дом между ними.

Вот так так, подумал Том и скомкал письмо. Приглашение было на сегодня. Он бы сходил из любопытства, это точно — чем больше знаешь о потенциальном неприятеле, тем лучше, — но ему не хотелось брать с собой Элоизу. Ему придется что-то выдумывать и рассказывать Элоизе. Между тем надо будет подтвердить приглашение, но не в девять сорок утра, подумал Том.

Он вскрыл остальную почту, кроме одного конверта, адресованного Элоизе и надписанного, как показалось Тому, рукой Ноэль Асслер. Она была подругой Элоизы и жила в Париже. Другие письма не представляли интереса — выписка о состоянии счета из «Манни Ханни» в Нью-Йорке, где Том держал текущий счет, рекламное письмо из редакции «Форчун 500»[9], где почему-то посчитали, что он достаточно богат, чтобы интересоваться журналом об инвестициях и акциях. Том предоставил эту работу своему бухгалтеру Пьеру Сольве, который также работал на Жака Плиссо и через которого Том заводил знакомства. Иногда у Сольве возникали неплохие идеи. Работа такого рода, если это можно назвать работой, быстро надоедала Тому, но не Элоизе (может быть, обращение с деньгами или, по крайней мере, интерес к ним были у нее в крови), и она всегда советовалась с отцом, прежде чем им с Томом что-то предпринять.

Великан Анри должен был прийти в одиннадцать и, хотя он иногда путал четверг с субботой, сегодня опоздал всего лишь на две минуты. Анри, как всегда, был в выцветших голубых рабочих брюках со старомодными подтяжками, на голове у него красовалась широкополая соломенная шляпа, которой подошло бы определение «измочаленная». Свою рыжевато-коричневую бороду он, очевидно, время от времени кромсал ножницами — что, конечно, было значительно легче, чем бриться.

Вот превосходная модель для Ван Гога, часто думал Том. Забавно, пастельный портрет Анри работы Ван Гога сейчас стоил бы около тридцати миллионов долларов. Из которых, естественно, Ван Гог не получил бы ни гроша.

Том встряхнулся и принялся объяснять Анри, что необходимо сделать в течение его двухнедельного или трехнедельного отсутствия. Прежде всего не мог бы Анри перевернуть компост? У Тома имелась круглая проволочная корзина для компоста, доходившая ему до груди, чуть меньше метра в диаметре и с дверцей, которая открывалась, если вынуть металлический стержень.

Но пока Том, следуя за Анри по направлению к парнику, продолжал втолковывать ему про новый опрыскиватель для роз, тот взял из парника вилы и с остервенением набросился на компост. Он орудовал ими так ловко, что Том не решился его останавливать. Анри умел обращаться с компостом.

— Да, мсье, — время от времени бормотал Анри басом.

— А еще... да... я говорил о розах. Ни одного пятнышка сейчас. Затем... лавр нужно подстричь, чтобы выглядело красиво. — Анри не требовалась стремянка, как Тому, даже когда он подравнивал деревца у самой вершины. Том позволял макушкам отрастать вверх и подравнивал их, чтобы кусты лавра выглядели, как живая изгородь.

Том внимательно наблюдал, как Анри наклоняет левой рукой проволочную корзину, а правой орудует вилами, чтобы поднять снизу темный компост. «О, великолепно! Очень хорошо!» Когда Том пытался сдвинуть корзину с места, ему казалось, что она пустила корни.

— Действительно хорошо, — подтвердил Анри.

Том объяснил, что надо будет поливать саженцы в теплице и герань. Анри тяжело ступал по дощатому полу, кивая в знак согласия. Он знал, что ключ от теплицы находится под камнем. Том запирал ее только тогда, когда они с Элоизой уезжали. Коричневые башмаки Анри, доходящие до лодыжек, с подошвой почти в дюйм толщиной выглядели так, словно их носили во времена Ван Гога. Интересно, это что — фамильная вещь? Анри просто ходячий анахронизм.

— Мы уедем недели на две, — сказал Том. 4. — Но мадам Аннет все время будет здесь.

Итак, Анри достаточно проинструктирован. Однако немного денег не помешает. Том вытащил из заднего кармана бумажник и вручил ему двухсотфранковую купюру.

— Вот вам для начала, Анри. И следите тут за всем, — добавил он. Том уже приготовился вернуться в дом, но Анри оставался на месте.

— До свидания, Анри! — Том повернулся и направился к дому. Оглянувшись, он увидел, что Анри снова собирается заняться компостом.

Том поднялся наверх, вымыл руки в ванной и, взяв пару брошюр о Марокко, погрузился в чтение. На цветных фотографиях были изображены мозаичный интерьер мечети, выдержанный в голубых тонах; пять пушек, поставленных в ряд на скале; рынок с яркими полосатыми одеялами, вывешенными на продажу; блондинка в крохотном бикини, расстелившая розовое полотенце на желтом песке. На обратной стороне буклета была карта Танжера, раскрашенная в синий и темно-синий цвета, пляжи отмечены желтым, а порт — парой кривых линий, тянувшихся в сторону Средиземного моря или пролива. Том поискал улицу Ли-берте, где находилась гостиница «Минза», и оказалось, что она всего в нескольких минутах ходьбы от Гран-Сокко, большого рынка.

Зазвонил телефон. «Я возьму! — крикнул Том Элоизе, которая в это время разучивала сонату Шуберта. — Алло!»

— Привет, Том. Это Ривз, — отчетливо прозвучал голос Ривза Мино.

— Из Гамбурга?

— Точно. Думаю... ну, Элоиза, наверное, сказала тебе, что я звонил.

— Да, сказала. Все в порядке?

— О да, — ответил Ривз спокойно. — Только... Мне бы хотелось кое-что тебе послать, небольшое, размером с кассету. На самом деле...

Это и есть кассета, подумал Том.

— Это не взрывается, — продолжал Ривз. — Если ты получишь посылку в течение пяти дней, отправь ее по адресу, который будет указан на пакете...

Том колебался, слегка раздосадованный, но понимал, что придется подчиниться, потому что Ривз в свое время тоже оказывал ему услуги — новый паспорт на чужое имя, приют на ночь в большой квартире. Ривз делал это охотно и бескорыстно.

— Старик, я бы согласился, но мы с Элоизой собираемся в Танжер через несколько дней, а оттуда поедем путешествовать.

— Танжер! Прекрасно! Если я отправлю срочной почтой, посылка придет к тебе, возможно, уже завтра. Никаких проблем. Я отправлю сегодня. Тогда ты пошлешь ее — неважно откуда — через четыре или пять дней, начиная с сегодняшнего дня.

Том подсчитал, что они уже будут в Танжере.

— Ладно, Ривз. В принципе, это можно сделать. — Том бессознательно понизил голос, как будто его кто-то мог подслушать, однако Элоиза все еще играла на фортепиано. — Я пошлю из Танжера Ты доверяешь тамошней почте?

Ривз издал сухой смешок, хорошо знакомый Тому.

— На ней нет ничего вроде «Сатанинских стихов»[10] — то есть в ней. Пожалуйста, Том.

— Ну хорошо. А что именно в этой посылке?

— Не могу сказать. Не сейчас. Весит она от силы унцию[11].

На этом разговор был закончен. Том предположил, что адресат должен будет переслать это другому посреднику. Ривз всегда придерживался теории, что чем больше посредников, тем сохраннее посылка. Он был скупщиком краденого, эта работа привлекала Ривза, как детей игра в прятки. Том вынужден был признать, что до сих пор Ривзу Мино сопутствовал успех. Он всегда жил один в своем доме в Алтоне и выжил, когда туда бросили бомбу, выжил и тогда, когда заработал шрам на щеке.

Том снова взялся за буклеты. Следующий пункт их путешествия — Касабланка. У него на постели лежало около десятка брошюр. Том подумал о срочной почте. Он был уверен, что ему не придется расписываться в получении: Ривз избегал регистрировать посылки, поэтому пакет может получить кто угодно.

Том вспомнил, что сегодня в шесть нужно быть у Притчардов. Уже полдвенадцатого, и пора подтвердить приглашение. Что сказать Элоизе? Ей совсем не обязательно знать о его поездке к Притчардам, во-первых, потому, что он не хотел брать ее с собой, а во-вторых, потому, что не хотел излишне все усложнять и объяснять Элоизе, что он чувствует себя ответственным за нее и не хочет, чтобы она знакомилась с этими людьми.

Том спустился вниз, собираясь пройтись по лужайке и затем попросить кофе у мадам Аннет, если она на кухне.

Элоиза, сидевшая за инструментом, встала и потянулась.

— Милый, звонила Ноэль, пока ты разговаривал с Анри. Она хочет сегодня приехать на ужин и, возможно, останется на ночь. Ты не против?

— Конечно нет, моя радость. Разумеется, пусть приезжает. — Так уже бывало, вспомнил Том, Ноэль звонила и напрашивалась в гости. Том не имел ничего против. — Я надеюсь, ты согласилась?

— Да. Бедняжка... — Элоиза засмеялась. — Один человек... Ноэль даже не думала, что это так серьезно! Он не очень-то хорошо с ней обошелся.

Бросил ее, предположил Том.

— У нее депрессия?

— О, не слишком сильная, и это ненадолго. У нее нет машины, поэтому я встречу ее в Фонтенбло. На станции.

— Когда?

— Около семи. Я проверю по расписанию.

Том успокоился, или почти успокоился. Он решился сказать:

— Веришь или нет, но утром я получил приглашение от Притчардов — помнишь, тех американцев. Нас с тобой пригласили в гости к шести часам. Ты не против, если я схожу один, просто познакомлюсь с ними поближе?

— Не-ет, не против, — сказала Элоиза. Она говорила, как подросток, и выглядела так же, хотя ей было под тридцать. — А почему я должна возражать? Ты вернешься к ужину?

Том улыбнулся.

— Конечно.