Игра без правил
Игра без правил
В игре без правил устанавливай свои правила!
Неизвестный Игрок.
Дневник императора Николая II
13-го марта 1906 г. Вторник. День простоял серый и холодный. Завтракали: Ксения, Сандро и Сергей. В 2½ принял в Большом дв. 177 офицеров Артил. школы. После чая у меня был Мещерский. Обедали Ник[олай] Михайлович и Арсеньев (деж.). Вечером было заседание Исторического Общества.[1]
Россия. Великое Княжество Финляндское. Гельcингфорс. Октябрь 1905 г.
— Нет-с, нет и еще раз нет-с! Какую конституцию могут они требовать, если при включении сего княжества в империю они таковой не имели[2]? И не имели никаких благ, из тех, на кои сейчас ссылаются. Только милостию Его Императорского Величества Александра Благословенного получили они привилегии, намного превосходящие все, доступное другим подданным империи. И как они ответили на сию милость? Представителю русской власти в крае решительно не на кого опереться здесь, некому довериться, все учреждения и все образованные классы образуют из себя сплошную стену против самых естественных и справедливых русских требований! — поднимающийся по лестнице здания Сената генерал-губернатор Николай Иванович Бобриков, сохранивший, несмотря на солидный возраст, бравую военную осанку и здоровье. И успевал выговаривать на ходу одному из трех сопровождавших его чиновников, видимо по дороге обсуждая с ним нюансы речи на предстоящем заседании.
Ни он, ни его сопровождающие не смотрели по сторонам, на пустынную лестницу. А между тем на лестничной площадке стоял, нервно сжимая в кармане небольшой револьвер «бульдог», молодой чиновник главного управления учебных заведений Эуген (Евгений) Шауман. Он вырос в доме своего отца-генерала в Польше, его родным языком был шведский, но говорил он на нем с сильным славянским акцентом. Это помешало ему легко освоиться в шведоязычном лицее после переезда в Финляндию. Он и без этого ощущал пренебрежение к себе, потому что у него были проблемы со слухом. У Евгения не было талантов, как у его дедушки-епископа по маминой линии или сестры-художницы Зигрид. Тем не менее, он входил в «шайку разбойников», националистически настроенное движение молодежи, похожее на появившееся в Англии движение скаутов, но управляемое членами тайной шведско-финской организации «Кагаали». В движении принимали участие и юноши, и девушки, в том числе Элин Боргстрем, в которую он влюбился со всем пылом юности. Несмотря на трудности со здоровьем, Евгений успешно учился и сдал экзамены на должность чиновника. Кроме того, он, был известен в спортивных кругах, а также входил в руководство Объединения охотничьих стрелковых клубов Финляндии.
Его любовь к Элин Боргстрем, несмотря на все его успехи и на хорошее происхождение, осталось безответной. «Никогда», − сказала ему Элен на предложение руки и сердца. Услышав этот ответ, Евгений понял, что потерял смысл жизни. Оставалось одно — уйти из жизни. Но Шауман хотел превратить свое самоубийство во что-то патриотическое. Пусть Евгений и провел детство за пределами Финляндии, но его патриотичное воспитание и участие в националистическом движении подсказывали ему «благородный» выход из сложившейся ситуации. Самопожертвование и убийство ненавистного генерал-губернатора, запретившего в истинно-финских учреждениях вести официальную беседу и документацию на шведском языке, да еще и обязавшего финнов служить в армии России, стало бы решением как политических, так и личных проблем. И потому, дождавшись, пока Николай Иванович поднимется на площадку, Эуген неожиданно заступил ему дорогу и, выхватив револьвер выстрелил. «Одна пуля попала в шею неопасно, другая контузила, попав в орден, третья — в живот», — писали потом в газетах. Пока застывшие от неожиданности чиновники в недоумении смотрели на падающего генерала и стоящего напротив убийцу, Шауман приставил револьвер к груди и выстрелил четвертый и сразу же, нажимая спуск слабеющей рукой, пятый раз…
— … Бобриков умер ночью. По донесениям полиции и филеров, в ресторанах Хельсинки открывали бутылки шампанского, радуясь его смерти. В кармане самоубийцы нашли письмо, в котором он обращается к Вам, Государь, — «в Великом Княжестве царит великая несправедливость», и чтобы рассказать об этом Вам, он приносит себя в жертву.
— Жертва, чтоб его! Бога душу, в матрену мать, гребанный Asshole! … — Николай рассердился настолько, что князь невольно испугался и слегка отпрянул от стола. — Вот что…, — грязно выругавшись, продолжил он. — Следствие забираешь себе. Привлечь Кошко и лучших филеров. Не верю, что сей юнош на преступление просто так пошел. Даже если какие-то любовные страсти или дурные болезни найдутся — не останавливать расследование. Все общества, в которых он участвовал, даже тайные, всех друзей и барышень — разыскать и разъяснить до последней запятой. Чтобы точно знать, кто его на сие деяние спроворил! Действуйте, князь!
Российская империя. Петергоф. Декабрь 1905 г.
Заседание Совета Государственной обороны государь решил провести в «Морском» кабинете. Куда и направились приехавшие по такому случаю в Петергоф генералы Редигер и Фролов, генерал-адмирал Александр Михайлович, адмиралы Чухнин и Гильтебрандт, а также канцлер Дурново.
После обмена приветствиями, дождавшись, пока все займут свои места за круглым столом, на котором в этот раз вместо скатерти была расстелена карта мира, Николай открыл заседание.
— Начнем, господа. С армии, пожалуй. Александр Федорович, вам слово.
— … начатая в прошлом году реорганизация армии несколько задерживается, ввиду неравномерного финансирования… При таких условиях армия будет готова к войне не ранее одна тысяча девятьсот десятого года. Но и тогда мы не получим полностью всего предусматриваемого новыми штатами количества пулеметов и скорострельных орудий, в первую очередь тяжелых систем и полковых. Кроме того, запас винтовок на случай мобилизации и восполнения потерь во время войны следует рассматривать как недостаточный, что также объясняется предельно малым финансированием их выработки. Модернизировать же существующий запас винтовок в таких условиях вообще получится не ранее девятьсот четырнадцатого года. Ну, и чтобы не создалось впечатление, что у нас совсем все плохо, докладываю, что формирование сибирских частей будет завершено к концу этого года… Сейчас мы имеем уже полностью сформированных восемнадцать сибирских стрелковых бригад… Боевая подготовка войск идет по плану. Готовим назначенные на август следующего года большие маневры в Киевском округе …, — доклад военного министра генерала Редигера нельзя было назвать оптимистичным, как и описанное им положение армии.
— Понятно, Александр Федорович. То есть если вдруг придется в следующем году воевать, то с чем мы окажемся? — спросил император. И тон его голоса был не слишком веселым.
— Пока с таком, Государь, — развел руками министр. — Формально переход на новую организацию мы завершим в январе-феврале следующего года. А там… будем уповать на Господа, храбрость солдат и генералов, да наш русский всемогущий авось…
— На Бога надейся, да сам не плошай, — столь же невесело отшутился Николай.
— Так воевать-то есть чем. Только в количествах недостаточных. Кои недостатки придется кровью заливать, Государь, — не стушевался Редигер. — Пусть даже и новости благоприятные, но отбрасывать возможность войны в ближайшие годы нельзя! Поэтому увеличение бюджета армии просто необходимо.
— Кровью… Не хотелось бы и, даст Бог, не придется. Вот с деньгами вопрос…, — задумчиво проговорил император. — А вы что скажете, Петр Александрович? Что нам ваше пятое делопроизводство[3] может сообщить?
— Сведениями, полученными от тайных осведомителей и военных агентов (атташе) никаких приготовлений к скорому началу войны не выявлено. Австрийское военное министерство озабочено перевооружением артиллерии на новые скорострельные пушки образца пятого года. С которыми у них пока происходят разные казусы, не дающие возможности заняться выработкой пушки в необходимом для перевооружения количестве. Сформированные в прошлом году части еще недостаточно сколочены и не могут считаться боеспособными. На повышение уровня их готовности и завершение перевооружения артиллерии, по оценкам самих австрийцев, требуется от трех до четырех лет. До того ни о какой войне и речи быть не может. Французские военные круги, напуганные заключенным нами договором с Германией, ведут закрытую дискуссию о введении четырехлетнего срока службы и снижении призывного возраста до двадцати лет, что сразу увеличит численность армии мирного времени. Но таковые меры будут неблагосклонно приняты левыми партиями и ни коим образом не могут быть утверждены правительством, в которое входят социалисты и радикалы. Сторонники сих партий до сих пор настаивают на снижении срока службы до двух лет, каковое решение буквально чудом не прошло утверждения в пятом году. Эти две причины, по нашей оценке, так же не позволят французам вступить в войну в ближайшие два — три года. Если же хотя бы одно из этих предложений будет принято, то бремя сего закона будет настолько тяжело, задачи, которые он ставит перед собой, будут настолько велики, что страна скоро запротестует и перед Францией станет вопрос или отказаться от того, что она не в состоянии будет выдержать, или в ближайшее время начать войну Что касается Германии, то заключение договора с нами не сказалось на военных планах. По нашим сведениям, германцы считают своими основными противниками французов, но никаких мер для провокации войны с ними не предпринимают. Англия… ну, в отношении ее я уступаю право высказаться моим коллегам из Морского Генерального Штаба. Ибо армия британская может считаться в европейской войне лишь приложением к ее флоту
— Разрешите, Государь? — вступил в разговор адмирал Чухнин, как начальник Морского Генерального Штаба. — По изучению вопроса о возможности вступления Британии в войну нами на основании полученных сведений сделан вывод, что сие возможно при не менее чем двукратном перевесе новейших английских линкоров над имеющимися у нас и Германии. Сейчас мы имеем по одному кораблю такого класса, готовых к бою, у нас и британцев. Остальные наши линкоры войдут в строй не ранее восьмого года и примерно в этот же срок будут готовы германские и английские линкоры. Рассматривая возможности и имеющиеся сведения по строящимся кораблям, можно предсказать, что двойной перевес у британцев будет к началу тысяча девятьсот девятого года. При этом, если Германия и мы продолжим постройку сих судов, то таковое преимущество сохранится у них не более чем на один-два года. Так что наиболее вероятным сроком возможного начала войны Морской Генеральный Штаб считает конец девятьсот восьмого — девятьсот девятый год.
— По срокам готовности наших линейных сил могу лишь заметить, что к восьмому году мы будем иметь не менее двух линкоров на Балтике и столько же на Черном море, — добавил Гильтебрандт, как морской министр. — На Тихом океане будет пятерка новых эскадренных броненосцев и два линейных крейсера.
— Дополню сведения Якова Аполлоновича, господа, — вступил в разговор Дурново. — По последним договоренностям с министерством финансов Японии завершающие выплаты контрибуции мы получаем в январе девятьсот восьмого года. После этого японские генералы и адмиралы сразу получают возможность оплатить подготовку своей армии и флота к войне против нас.
— Каковая займет у них не менее года, — заметил генерал-адмирал.
— Подводя итоги, — начал говорить Николай и все сразу замолчали, пытливо глядя на царя, — можно считать, что срок возможного начала войны — не ранее лета девятьсот восьмого — весны девятьсот девятого года. Исходя из них и будем готовить армию и флот, господа.
— Германию будем относить в стан вероятных противников? — осторожно уточнил Редигер.
— Полагаю, ситуацию Крымской войны стоит считать маловероятной, при самых неблагоприятных условиях Германию надо будет числить в благожелательно-нейтральных государствах, — ответил, не задумываясь Николай. — А чтобы не провоцировать ухудшения наших отношений, следует решить вопрос с передислокацией полевых войск. Но с непременным укреплением крепостной обороны на германской границе… На настоящий момент во враждебных нам государствах однозначно пребывают Австро-Венгрия, Османская империя, Япония, Италия и Британия. Из сего и следует исходить при составлении планов войны…
Российская империя. Петергоф. Декабрь 1905 г.
Заседание Совета Государственной обороны давно закончилось, но Николай остался в том же кабинете. Прошелся для моциона вдоль шкафов, разглядывая модели кораблей на полках и о чем-то раздумывая, потом вызвал Прошку и потребовал «закусить». Тот не растерялся и через пару минут вернулся в комнату. В сопровождении лакея, несущего поднос, на котором уютно разместились три стопочки, пара небольших графинчиков, не больше, чем по две чарки каждый[4], и несколько тарелочек с бутербродами и студнем.
— Ты карту сверни и на место на стенке повесь, — приказал Прошке царь, после чего, оценив, получившийся на столе натюрморт и число вилок, уточнил. — Что, князь и фон Валь приехали?
— Так точно-с, ждут, — ответил камердинер.
— Ну так зови. Заодно и закусим.
Вошедшие поздоровались и привычно, не чинясь, разместились у стола. Долгоруков попросил налить ему коньяк, а фон Валь предпочел хлебное вино. Прошка разлил по стопочкам из графинов шустовский финь-шампань и его же столовое вино номер двадцать один.
— Ну-с, господа опричники, — выпив и закусив стопочку водки холодцом, Николай повеселел и даже изволил пошутить, — что Нам расскажете?
«Опричники», обычно старавшиеся опередить друг друга, сегодня докладывать не спешили и переглядывались, словно никак не могли договориться, кому первым озвучивать некие неприятные новости. В результате первым не выдержал жандарм.
— Государь, следствие по делу Шаумяна доказало, что сей преступник состоял в обществе, кое воспитывает молодых людей в противуправительственном духе. Главными в сем обществе состоят люди, принадлежащие к той же организации, что и высланные ранее Карл Маннергейм и Ээро Экко. Более того, соединив вместе полученные нами сведения и сведения, добытые третьей канцелярией…, — Виктор Вильгельмович замялся, но через пару мгновений продолжил, — мы установили, что руководство сей тайной шведско-финской организацией поддерживает отношения с британскими секретными агентами. Сие следует из перехваченных ранее бумаг, захваченных вместе с курьером организации во время попытки задержания британского шпиона, некоего господина Рейли. К сожалению, арестовать его не удалось.
— Британцы, говорите, — недобро протянул Николай. Неожиданно в его памяти всплыло, четкое, словно только недавно пережитое воспоминание. Он стоит на корме карбаса, подплывающего к высоким, словно крепостные стены, бортам английского корабля. Он снова, как наяву, увидел гордое презрение, прикрытое любезными улыбками, у всех этих людей, от седобородого, с выбитыми зубами, матроса до купца, разодетого в испанский бархат… и до стоящего высоко на корме, у фонаря коренастого сурового человека в коричневых одеждах, с золотыми галунами, в шляпе со страусовым пером, в шелковых чулках. В левой руке — подзорная труба, прижатая к бедру, правая опирается на трость… Это — капитан, дравшийся с корсарами и пиратами всех морей. Спокойно глядит сверху вниз на длинного, нелепого юношу в неуклюжей лодке, на царя варваров… Так же он поглядывал сверху вниз где-нибудь на Мадагаскаре, на Филиппинских островах, приказав зарядить пушки картечью…
Николаю даже показалось, что он слышит скрип снастей корабля и мягкие шлепки волн о борт, а в кабинете вдруг запахло морем.
— Британцы, Государь, — подтвердил князь Долгоруков. — Кроме сего, нашими филерами выявлен и прослежен один из друзей преступника. Агентурными мероприятиями установлено, что он готовит покушение на лояльного властям нашим канцлера юстиции Сойсалон-Сойнинена[5]. Дело на него передано жандармскому отделению при управлении генерал-губернатора, ибо местная полиция в сих делах, политических, не только не помогает, но и препятствия чинит.
— Так и есть, Государь, — подтвердил начальник отдельного корпуса жандармов. — Нигилисты всех мастей, революционеры и бомбисты находят в Великом Княжестве безопасное убежище рядом со столицей Империи. Более того, они там практически открыто печатают прокламации подрывного характера, и собирают склады взрывчатых веществ и оружия.
— При поддержке англичан…, — зловеще протянул Николай. Василий Долгоруков, уже наученный опытом, быстро разлил по стопкам остатки напитков, и предложил одну царю. Тот привычно «намахнул» дозу и, похоже, слегка успокоился, закусив выпитое бутербродом с икрой.
— Нами также выявлены связи противуправительственных организаций финских, польских и российских не только с английской, но и австрийской разведкой. Кроме того, деньги польским и еврейским организациям поступают от части предпринимателей и финансистов из Северо-Американских Соединенных Штатов, — добавил фон Валь.
— Они с нами, как с дикарями…, — Николай на это раз говорил спокойно, но таким ледяным тоном, что Долгоруков и фон Валь невольно со страхом переглянулись. — Ну, в таком случае и мы с ним имеем право, как с дикарями поступать, — неожиданно высказал он. И пояснил недоуменно смотревшим на него собеседникам. — Коли наши соперники и противники не придерживаются цивилизованных норм и считают возможным поддерживать наших инсургентов… то мы можем с ними в ту же игру сыграть. Василий, через две недели доложи мне обо всех движениях в Британии и ее колониях, Франции, Австро-Венгрии и Америки, которые против сих правительств бороться готовы. А вы, Виктор Вильгельмович, окажите ему содействие, при необходимости заграничное отделение привлеките. И будем думать, как на сей вызов ответить…
Проводив «опричников», Николай взволнованно прошелся по кабинету, ворча себе под нос большой петровский загиб. Остановился, проворчал, глядя на разоренный стол: — А ты думал, в сказку попал? — после чего налил из графинчика в стопку остатки коньяка, залпом выпил и занюхал корочкой.
Австро-Венгрия. Пресбург. Июнь 1906 г.
На пристани Пресбурга[6] царило оживление, свойственное всем портам мира. Зеваки любовались с набережной и из летних веранд кафе белоснежным пароходом «Эрцгерцог Карл», пришедшим из Будапешта и следующим вверх по Дунаю к Вене. Путешественники уже выстроили свои чемоданы и баулы подле сходней, суетились носильщики и слуги, изображая деятельность и готовность помочь. Тем временем вежливый до приторности кондуктор выпустил с парохода пассажиров, желавших размяться на твердой земле во время часовой стоянки, и стал пропускать на борт тех, кто отбывал из Пресбурга.
Суета вокруг пассажирского парохода настолько привлекла всеобщее внимание, что никто не заметил еще один пароход, швартовавшийся неподалеку. Да и кому мог быть интересен грязноватый грузовой трамп, перевозящий самые прозаические грузы. Русский, судя по названию «Граф Игнатьев», пароход, благополучно ошвартовался и с него на берег сошли трое. Двое из которых, явно капитан и его помощник, судя по выправке, вероятнее всего, некогда были военными моряками. Третий же, выглядевший попроще, мог быть самое большее карго-мастером судна. Все трое направились в контору порта, расположенную неподалеку. Двое из вошедших в здание засиделись там надолго, а третий вышел быстро и уже через четверть часа договаривался со старшиной бригады грузчиков и главным компании ломовых извозчиков. Разгрузка парохода шла полным ходом, когда оба задержавшихся в конторе вернулись на борт. Проследив немного за слаженной работой местных портовиков, они расстались. Один из них поднялся на борт судна. А второй, помахав приветственно карго-мастеру, фланирующей походкой отправился вдоль набережной. Прогулявшись мимо отчаливающего «Эрцгерцога Карла», вовсю шлепающего своими колесами по воде, он дошел до кафе «Пупп». Где и занял место за столиком, сняв фуражку и заказав подбежавшему официанту рюмку местной сливовицы и бокал пива. Выпив залпом рюмку, посетитель с блаженным видом сделал первый глоток пива, когда к столику неожиданно подошел высокий седовласый господин с загорелым обветренным лицом.
— Разрешите присесть за вашим столиком? — громко обратился он по-английски. Посетитель отставил кружку, улыбнулся одними глазами и сделал рукой жест, означавший приглашение.
— Мы с вами, кажется, встречались в Порт-Артуре, господин…? — спросил подошедший у первого посетителя, одновременно делая заказ официанту.
— Возможно, — лаконично ответил тот. И представился, вежливо приподнявшись. — Анатоль Ленин.
— Фрегатен-капитан Оттокар Прохазка, — представился подошедший. — Был в Порт-Артуре в качестве наблюдателя от нашего флота.
— Лейтенант Российского флота, честь имею. Уволился в запас, в настоящее время шкипер корабля «Граф Игнатьев». Пришли к вам с генеральным грузом из Одессы.
— Удивительная встреча, герр лейтенант, — восхитился австрийский капитан. — Через столько лет и в таком месте. Я вас запомнил, вам вручали награду в присутствии военных представителей.
— Было такое, — заметно было, что Ленин отвечает неохотно. — Наградили, но карьера не заладилась. Перешел на гражданский флот, как видите.
— Бывает, — согласился австриец. — Извините, если чем-то задел вас и за мою настойчивость. И давайте выпьем вот этот великолепный коньяк за нашу неожиданную встречу и за братство военных моряков.
Ленин согласился, они выпили действительно хорошего французского коньяка. Потом еще одну рюмочку, под воспоминания о войне и морских боях. Австро-венгерский капитан второго ранга, если переводить на привычные Ленину звания, оказался неплохим собеседником и хорошим слушателем. К тому же — не немцем, а самым натуральным славянином, словаком по национальности. И хотя говорили они по-английски, чувствовали они себя именно представителями двух родственных славянских народов.
Покинули кафе они уже когда стало темнеть. Ленин, слегка покачиваясь после выпитого, отправился на пароход, который должны были разгрузить и который стоял у пристани в ожидании завтрашней погрузки. А капитан Прохазка неторопливо, потому что в отпуске спешить некуда, пошел домой…
Британская империя. Лондон, контора фирмы «Экспорт-Импорт». Август 1906 г.
Небольшая квартира на Бейкер-стрит, приспособленная под контору столь же маленькой и незнаменитой фирмы, выглядела сегодня не совсем обычно. Несколько конторских столов, за которыми сидели типичные клерки с незапоминающимися лицами, были, вопреки обыкновению, завалены бумагами. На лестнице Сидней едва не столкнулся с неизвестным ему джентльменом, с озабоченным лицом спешащим куда-то. Все это сразу подсказало Рейли, что, как писал в свое Шекспир, «неладно что-то в Датском королевстве». И что его не зря просили срочно прибыть в штаб-квартиру Бюро.
— А, Сидней! Проходи, мой мальчик, садись. Закуришь? — ласковый тон начальника подтвердил подозрения Рейли. Если «старина Билли» заговорил ласково, жди самого паршивого поручения и отправки в самую глубокую дыру в самом зачуханном месте Земли. — Помниться, ты неплохо справился с поручением во Франции, и в целом благополучно выкрутился из скверной ситуации в России. Поэтому там, — Мелвилл поднял палец вверх, показывая на потолок и намекая на «сферы», — оценили твои успехи. В денежном эквиваленте, — поспешил успокоить начальник встрепенувшегося агента, — в очень денежном… — Он выдвинул один из ящиков стола и достал оттуда бумагу. — Чек на тысячу фунтов. Держи и прими мои поздравления.
— Спасибо, сэр, — пряча чек в карман, Сидней расстроился еще больше — никогда еще ему не платили столь щедро. И это доказывало, что предстоящее задание будет куда хуже авантюры с персидской нефтью. Там все было довольно просто. Некий Уильям Нокс д'Арси, весьма состоятельный авантюрист крупного масштаба, вот уже несколько лет без особого успеха занимается в Персии поисками нефти. В девятьсот третьем году д'Арси, наконец, находит несколько нефтяных месторождений, но для их доразведки и разработки требуются деньги, которые у него к этому времени закончились. Но в это же время просыпается интерес к нефти у адмиралтейства, первый лорд которого, Фишер, хочет перевести на нефтяное отопление корабли флота Его Величества. Практически одновременно такое же решение принимает новый генерал-адмирал, и в результате Ротшильд, вытесненный русскими из нефтедобычи в Баку, начинает интересоваться персидскими месторождениями. Английская разведка узнала, что в одном из укромных местечек Южной Франции идут тайные переговоры. И он, Сидней, переодевшись священником, собирающим богатые пожертвования, отправился во Францию, в Канны. И, снимает комнату в одном из многочисленных пансионатов, стоящем прямо на морском берегу. А потом Рейли, приставив к глазам бинокль с мощными окулярами, внимательно наблюдал из занавешенного гардинами окна номера за яхтой Ротшильда «Авункуляр» несколько дней. Однако никак не мог обнаружить знакомую по фотографиям фигуру д'Арси. Очевидно, днем тот отсыпался в каюте яхты. Сидней был в полном отчаянии, так как договор с банкиром мог быть подписан в любой момент. И все усилия английской разведки оказались бы тогда совершенно напрасными. Тогда Рейли взял напрокат небольшую лодку и начал описывать круги вокруг яхты Ротшильда. Однажды, увидев на палубе двух человек, один из которых был похож на фотографии он тут же направил свою лодку прямо к яхте. В нескольких метрах от нее Сидней перевернул лодку. Ряса сразу же набухла, и он, чувствуя, что вот-вот утонет, отчаянно замолотил руками по воде. Кто-то бросил Рейли спасательный круг, а затем помог взобраться на палубу. В самых изысканных выражениях о поблагодарил за свое спасение он, улучив момент, шепнул д'Арси: «Я хочу сообщить от имени британского правительства, что Адмиралтейство готово заплатить за вашу концессию вдвое больше предлагаемой Ротшильдом суммы. Я приглашаю вас на аперитив в Гранд-отель. Жду вас через три часа. Если барон спросит, куда вы собрались, скажите ему, что идете на встречу, чтобы поговорить о пожертвованиях на мои сиротские дома». Во время встречи в «Гранд-отеле» Рейли уговорил д'Арси заключить договор о продаже концессии с британским правительством. И вот теперь, спустя почти два года пришла награда…
— Все хорошо, Уильям, но теперь я хотел бы знать, что за задание вы мне дадите? — отложив в сторону приятные воспоминания, Рейли решил пойти ва-банк.
— Да, Сидней, ты угадал…, — лицо начальника озарила акулья улыбка. — Задание сложное, как раз для такого профессионала, как ты. У нас в Вестфалии пропал агент, внедренный на военный завод. Тебе надо заменить его и получить данные о новом оружии, которое там разрабатывается. Ты же в России занимался вопросами сварки?
— Да, вы же знаете. И даже получил профессию сварщика-резчика с использованием газового оборудования. Вы же сами давали мне задание узнать, как используют сварку на Путиловском заводе.
— Вот и отлично. Пойдешь вот по этому адресу, — Мелвилл написал адрес на листочке и показал Рейли, — там обновишь навыки работы. Две недели на подготовку, а потом — на завод…
Российская империя. г. Одесса. Сентябрь 1906 г.
Неприметная калиточка во дворе дома, стоящего на Пироговской улице, выходящая в Штабной переулок, приотворилась. Из нее выглянул типичный, судя по морде лица, необремененной интеллектом и отмеченной шрамом на щеке, представитель местного «дна». Осмотревшись, он открыл калитку пошире, выпуская со двора господина в статском костюме, с котелком на голове и тросточкой. В котором даже хорошие знакомые с трудом узнали бы всегда одетого небрежно и находящегося в вечном подпитии шкипера парохода «Граф Игнатьев» Ленина. Споро выскочив из калитки, дальше Анатолий пошел неторопливо, делая вид, что случайно оказался на этой улице.
А началось все с той самой встречи в Пресбурге с австрийским капитаном второго ранга. Который, несмотря на свое славянство и пьянство, про лейтенанта не забыл и, похоже, донес кому следует. Поэтому уже во втором рейсе по Дунаю к Ленину в очередном кафе подошел еще один «представитель славянства». Выпили, закусили, потом еще выпили и херр австрийский то ли словак, то ли болгарин попросил «друже Анатоля» отвезти в Одессу письмо его родственнику. Потому что, как объяснил этот русин или румын (а какая, в сущности разница), письма от лиц славянской национальности на австрийской почте, тем более в Россию, перлюстрируют в обязательном порядке. А ему не хотелось бы, чтобы в его личные коммерческие дела совали нос посторонние. Надо признать, тогда Ленин ему поверил и конверт взял. И даже передал строго незаметно для всех окружающих, как просили. И продолжалось бы это до сих пор, тем более, что за каждый переданный пакет Анатолий получал по полтора рубля. Неплохие деньги за две прогулки — по одной в австрийском и русском портах. Но лейтенанта флотского запаса начали понемногу смущать некие несообразности во всем этом деле. Например, личность «коммерсанта» из Одессы, никому из знакомых Ленина неизвестная. Или слабо прикрытый интерес этого австрийского босняка к пароходам Добровольного флота и боевым кораблям. А ведь Доброфлот — это в сущности резерв Черноморского флота. Подозрения Анатолия усилились, когда он аккуратно, используя приобретенный в странствиях опыт, вскрыл над паром конверт с передачей «одесскому коммерсанту». Оказалось, что кроме шифрованного послания в нем лежало целых пятьсот рублей кредитными билетами. Очень удивившись такой манере ведения дел, более подходящей шпионам, а не коммерсантам, Анатолий поделился своими размышлениями с другом, капитан-лейтенантом Чайковским, как раз недавно оказавшимся в Одессе вместе со своим эскадренным миноносцем. А у Бориса оказался хороший знакомый в разведочном отделении[7] штаба округа, штабс-капитан Бестужев.
Бестужеву, в конце концов, и передал Анатолий список с шифрованного послания австрийца. А через несколько дней, получив приглашение — и встретился с ним лично, незаметно посетив штаб округа через вышеописанную калитку. Два офицера, армейский и флотский, быстро нашли общий язык.
— У любой разведки самое слабое звено — связь, — объяснил штабс-капитан отставнику нехитрую логику действий австрийцев. — Можно собрать самые потаенные, самые необходимые и самые редкие сведения, добыть чертежи и планы, но несли их вовремя не передать в разведывательный центр, никто и гроша не даст за эти находки… Именно на связи попадаются почти все шпионы. Поэтому приходится прибегать к самым необычным методам передачи донесений. С вами — один из простейших.
— Но почему они подошли именно ко мне, офицеру флота, пусть и в запасе? — удивился Ленин. — Или они об этом не знают?
— Подозреваю именно потому, что вы офицер флота и подошли, — ответил Бестужев. — Во-первых, вас проще уговорить и вам можно доверять, ибо вы, как офицер имеете некие моральные установки. Во-вторых, раз вы ушли из флота после награждения, то, скорее всего, как они посчитали, из-за нехороших отношений с начальством. А это значит, что можно использовать ваше недовольство сим обстоятельством. В-третьих, сумев уговорить вас передавать шпионские сведения, они получили возможность вас шантажировать. И на сих фактах противоправной деятельности вашей — завербовать. А в случае войны — вы становитесь очень ценным источником, освещающим ситуацию на флоте.
— Да я… — попытался возмутиться Анатолий. — Какое…
— Успокойтесь, право. Я всего лишь привел вам возможные мотивы действий австрийских шпионов. А к сему, хочу предложить вам исправить ситуацию, а заодно и поиздеваться над ними…
— Разве вы не собираетесь никого подвергать арестованию? — удивился Ленин.
— Нежелательно, честно говоря, — к огромному удивлению Анатолия ответил контрразведчик. И долго объяснял почему выгоднее иметь уже знакомого шпиона в своих рядах. Которому можно подсунуть ложные сведения и которого можно схватить в любой нужный момент. Для чего, однако, контрразведчикам нужна была помощь лейтенанта. Не очень-то хотелось флотскому лейтенанту, даже ставшему статским, связываться с грязным шпионским делом. Но сам влез, никто не заставлял, самому теперь надо исправлять свои ошибки. И Анатолий согласился помогать русской разведке и контрразведке некоторое время, пока «Граф Игнатьев» совершает регулярные рейсы в австрийские земли.
Швейцария. Женева, пивная «Bistrot23». Май 1907 г.
Борис Савинков еще раз осмотрел помещение пивной и удовлетворенно вздохнув, сделал первый, самый приятный глоток пива. Да, за столько лет ничего не изменилось — и пивная на месте, и подаваемые в ней напитки столь же хороши. Приятно узнать, что есть в мире что-то постоянное. Тем более, что его обстоятельства сейчас изменились в куда более худшую сторону, чем после акта против Сипягина. Неожиданный успех в ликвидации супруги императора и его старшей дочери оказался поистине пирровой победой Боевой организации. Убийство ребенка вызвало волну возмущения даже у сторонников революции. А полиция большинства европейских стран, даже недружественно относящихся к России, приняла участие в поимке эсеров и выдаче их царскому правосудию. Борису и еще нескольким соратникам, включая Азефа, удалось укрыться, кому — в Британии, а кому-то и в колониях Франции. Лично Савинков выбрался тогда из Швейцарии по поддельному французскому паспорту в Алжир. Где и провел почти год, пока ему не удалось связаться с Азефом. Который и переслал Борису с курьером добытый неизвестными доброжелателями чистый английский паспорт и приличную сумму в фунтах.
Подождав еще пару месяцев и узнав из газет, что царским сатрапам сейчас не до эсеров, он рискнул приехать в Женеву. А в России действительно начались серьезные волнения в Финляндии, и к тому же обострились отношения с англичанами после шпионского скандала на Николаевских верфях.
Скандал вообще начинался как анекдот. В Париже во время скандала в ресторане полиция арестовала российского подданного, оказавшегося инженером из Николаева. Переданным русским властям арестантом заинтересовались жандармы. Которые очень удивились наличию у скромного инженера сумм, намного превосходящих его доходы. Неизвестно, какие меры применяли к сему господину «голубые мундиры», но через некоторое время выяснилось, что на юге России действует достаточно сплоченное английское шпионское общество. Причем прикрываемое сверху некими высокопоставленными чиновниками. Разразился скандал, особенно усиливавшийся, когда жандармам удалось задержать во время передачи сведений о постройке новейших броненосцев третьего секретаря британского посольства. А все началось с одного идиота, сорившего деньгами…
Савинков сделал еще несколько глотков и улыбнулся. «Да, некоторым идиотам деньги в руки давать вообще нельзя. Такие вот и губят любое дело, — он посмотрел на часы и мысленно выругался. Прошло уже больше четверти часа от назначенного времени, а обещанный курьер так и не появился. — Ждать или не ждать?» Кружка уже показывала дно, а пить еще одну Борису не хотелось. Как и ждать. Но в полученном им сообщении содержался намек на очень важные сведения, которые должен сообщить курьер. Да и переданные с ним деньги были бы не лишними. Только вот дела хотелось еще больше, все время в Алжире Борис скучал по опасным и трудным делам.
Прошло уже больше часа, Савинков допивал вторую кружку, растягивая время между глотками до пределов возможного и постоянно поглядывая на часы. Народу в зале становилось уже совсем мало.
Савинков уже решил, что сегодня курьер не появиться и пора уходить и полез в карман за бумажником. В это время кто-то подошел к столу, загородив свет от окна. Борис поднял голову. Стоявший перед ним мужчина совершенно не походил на курьера, которого он так ждал. Скорее — обычный работяга, из тех, что часто посещают эту пивную. Одетый неброско, в поношенную, но приличную одежду. В руках — котелок, который подошедший почему-то придерживает именно двумя руками. Лицо ничего не выражает, словно он смотрит на пустое место. Борис почувствовал неожиданную тревогу и уже начал подниматься со стула, с огорчением припомнив, что «бульдог» лежит во внутреннем кармане и так просто его не достанешь.
— Савинков? — негромким, каким-то бесцветным голосом спросил подошедший. И тут же добавил. — Вам просили передать горячий привет.
В правой руке, до того прикрытой котелком, оказался почти такой же револьвер, как тот, за которым потянулся было Борис. Выстрелы прозвучали неожиданно громко и слитно, словно очередь из новомодного пулемета. Стрелок, выпустив почти весь барабан в короткий промежуток времени, аккуратно поднял ствол, дунул на него, словно охлаждая и незаметным движением спрятал куда-то под пиджак. После чего развернулся, поклонился остолбенело смотревшим на него посетителям и неторопливо вышел из пивной. Вся эта сцена, словно позаимствованная из дешевого бульварного романа о приключениях какого-нибудь Рокамболя, заняла не больше пяти минут. И никто сразу даже и не понял, что конкретно произошло.
А на теле убитого полиция нашла фотографическую карточку, на которой известная с недавних пор всему цивилизованному миру жертва убийц — русская императрица, сидела, держа на коленях маленькую девочку. Может быть еще и поэтому, несмотря на громкое освещение в прессе, дело так и было списано в архив, как нераскрытое…
Британская Империя. Ирландия. Дублин. Июнь 1907 г.
Небольшой табачный магазин «Морриган», открытый приехавшим недавно из Америки неким Томасом Кларком не в самом центре, неожиданно быстро приобрел популярность не только в своем районе, но в городе. Хороший выбор товара, умеренные цены, возможность заказать любимый сорт табака из Америки или Турции, вежливый продавец, охотно готовый посплетничать с постоянными клиентами — все что нужно для привлечения покупателей.
Этот ажиотаж естественно привлек внимание Королевской Ирландской Полиции. Особенно после того, как в ответ на запрос о личности хозяина, из Лондона пришли сведения, что этот господин — видный деятель ирландского националистического движения.
— В шестнадцать лет организовал в своём городе клуб для сторонников ирландского национализма. Позднее вступил в организацию Ирландское Республиканское Братство. А в одна тысяча восемьсот восьмидесятом году в Данганноне, во время столкновений между местными жителями и полицией, Кларк не только занимался антиправительственной агитацией, но и стрелял. Имелись также непроверенные сведения, что в тысяча восемьсот восемьдесят третьем, когда один из лидеров Ирландского Республиканского Братства О’Донован, находившийся в Нью-Йорке, призвал к «динамитной компании»[8], Кларк тайно приехал в Лондон под именем Генри Уилсон. Он должен был взорвать Лондонский мост, однако был арестован. И приговорён к пожизненному заключению, из которого был освобожден королевским правительством ввиду невыносимых условий содержания в тюрьме. По донесениям осведомителей — выехал из Соединенного Королевства в неизвестном направлении. В то же время из Северо-Американских Соединенных Штатов пришли сообщения о появлении там Кларка. Который женился на дочери одного из лидеров ирландской организации «Клан-на-Гаэль» и купил ферму недалеко от Нью-Йорка…, — дочитав, суперинтендант Канингхем брезгливо, словно использованный пипифакс[9], положил документ, полученный из Особого отдела Скотланд-Ярда, на письменный стол. — Что будем предпринимать, господа?
Господа, а именно инспектора Алекс Кросс и Джон Вулф, а также констебль Майкл Лестрейд из Особой Группы Дублинской полиции, лишь молча переглядывались. Наконец решился высказаться констебль.
— Арестовать, сэр. Превентивно, как возможного бомбиста и нигилиста.
— Мистер Лейстрейд, вы хорошо подумали? — суперинтендант смотрел на констебля, словно король Эдуард на повара, испортившего рождественский пудинг. — Не успеем довести арестованного до тюрьмы, как у нас здесь соберется половина адвокатов Дублина. А вторая половина в это время будет уже у судьи получать ордер на освобождение Кларка. И готов поставить гинею против пенса, что они этот ордер получат, а на нас обрушиться негодование очень многих влиятельных людей.
— Вы правы, сэр, — заметил Кросс. — У магазинчика очень много клиентов в высших слоях общества. Поэтому я считаю, что спешить не стоит. Если мистер Кларк действительно националист, то он рано или поздно свяжется со своими единомышленниками. А среди них у нас вполне достаточно доброжелателей. И вот тогда-то мы его и возьмем… Но уже имея на руках неопровержимые доказательства для радикального решения.
— И его повесят за шею, и он будет висеть так, пока не умрет, — негромким голосом добавил Вулф. — А за доказательства не беспокойтесь, сэр. Найдем обязательно, даже…, — он замолчал, но остальные и поняли непроизнесенное вслух продолжение: «даже если их не будет».
— Полагаю, это будет наилучшим решением, — согласился Канингхем. — Но глаз с магазина и его хозяина не спускать! Проверять всю его переписку, посыльных подкупать и проверять, что они там разносят покупателям. Чтобы ни одна записка, даже надпись на заборе или стене, не ускользнула от ваших глаз!
Германская империя. Эссен. Британия. Лондон. Июль 1907 г.
Огромные застекленные окна цехов освещались изнутри ярким, словно вырвавшимся из недр ада пламенем. Это в сталелитейных и прокатных цехах шла круглосуточная работа по переработке руды в металл и превращение этого металла в рельсы, балки, инструменты и прочий полезный металлический ширпотреб. Приносящий, надо заметить, компании «Ф. Крупп АГ» немалую прибыль. Но несмотря на это основной род занятий фирмы заключался в разработке и выпуску артиллерийских орудий. Не зря Круппов называли пушечными королями…
Очередная смена работающих на заводе расходилась по домам. И среди них — прибалтийский немец Карл Хан, подданный русского кайзера, но при этом — немецкий патриот. Обучившийся у себя, «в дикой России» новому, весьма перспективному ремеслу газовой сварки, и сейчас работающему на заводе по производству артиллерийских орудий. Он идет с работы веселый и даже напевает какую-то песенку. Еще бы — мастер очень доволен исправно исполняющим свои обязанности Карлом, отчего тому всегда достаются весьма выгодные наряды. К тому же, как нельзя кстати для него, на заводе буквально несколько недель назад создается собственная добровольная пожарная дружина. Хан, как дисциплинированный и патриотически настроенный работник компании, добровольно записывается в нее одним из первых. Да, участие в ней, естественно, никак не может обойтись без ночных дежурств и патрульных обходов. Эта дополнительная нагрузка к основной работе нравится не всем, но Карл не унывает и всегда готов помочь командиру дружины. Отчего тот делает исполнительного и положительного во всех отношениях рабочего своим помощником. И вот позавчера ему удалось убедить командира пожарной дружины в том, что на случай тревоги все должны знать, где висят огнетушители и стоят водоразборные краны. На следующий день планы завода доставили в депо пожарной дружины. И все начальники пожарных расчетов, а уж тем более — помощник командира, смогли с ними ознакомиться. Вот так Карл Хан, он же Сидней Рейли, он же дон Педро, он же Шломо Розенблюм, смог выяснить, где расположено конструкторское бюро. И решил сегодня же во время первого ночного обхода забраться туда.
Ночное небо украшала полная Луна и казалось, что все видно немногим хуже, чем днем. Сидней уже не раз похвалил себя, что прихватил с собой фотоаппарат и даже миниатюрную вспышку. И то, и другое, выпущенное совсем недавно, всего три года назад, легко и незаметно разместилось во внутренних карманах. Теперь нужно было только оторваться от напарников под любым предлогом и попасть внутрь нужного здания. «Карл» быстро придумал предлог и, отстав от напарников, быстро свернул за угол.
Но вместо того, чтобы искать якобы срочно понадобившийся ему ватерклозет, Рейли свернул немного правее и оказался у дверей одного ничем внешне не примечательного здания. Заранее приготовленные отмычки, несколько потерянных минут — и он уже внутри помещения, заставленного шкафами, столами и кульманами. Там ему удалось извлечь из ближайших шкафов интересные эскизы и чертежи. Однако Сидней, посмотрев на окна, закрытые лишь тонкими занавесками и прикинув прошедшее время, не решился щелкнуть затвором фотоаппарата со вспышкой или даже просто позаимствовать их. А уж о том, чтобы прямо на месте снять с них копии чертежей, нечего и думать. На это Рейли потребуется слишком много времени, если даже делать просто наброски…
Он едва успел положить бумаги на место и выскочить из здания, когда из-за угла показалась спешащая парочка. Пришлось врать, что он увидел какой-то странный свет в окошках. К удивлению всех троих дружинников, дверь здания оказалась отпертой и «Хан» сразу предложил отправить одного из напарников за охраной. Оставшись вдвоем, они заглянули внутрь, но в коридоре они никого не заметили. Поспешно вызванная охрана допрашивала их до утра, а утром в управление примчался командир пожарной дружины. От дальнейших допросов их освободили, но Эссен, как давным-давно заметил Рейли, резко отличается от Порт-Артура. Повсюду полным-полно надсмотрщиков и охранников, и каждый, на кого пала хоть тень подозрения, сразу же становится объектом их пристального внимания. Такого пристального, что до разоблачения остается ждать совсем недолго. Тем более, что вернувшись домой, в рабочее общежитие, Сидней обнаруживает следы аккуратного обыска вещей. Ему повезло, что фотоаппарат и вспышка были у него под одеждой, а до личного обыска охрана не додумалась. Но его пребыванию в Эссене подходит конец. И чем скорее ему удастся уехать, тем лучше.
Пару дней он живет по обычному распорядку дня, усиленно фиксируя наблюдателей. На третий день, оторвавшись от наблюдателей сразу после работы Сидней заскочил на почту и купил четыре конверта, а также несколько почтовых марок.
Заготовив четыре обклеенные марками конверта с условными адресами в Лондоне, Париже, Роттердаме и Брюсселе, Рейли, как обычно, по графику, заступил на очередное дежурство. На сей раз дружинники ходили четверками, чтобы даже по естественной надобности можно было отойти только парами. Поэтому, когда патруль подошел к тому же месту, что и прошлый раз, вместе с отпросившимся Рейли к ватерклозету пошел напарник. Сразу за углом здания Рейли стукнул его фомкой по голове. И быстро, пока вторая пара не сообразила вернуться, взломал обе двери. Быстро собрав чертежи новых систем вооружений, он обежал здание кругом и пробрался мимо поста охраны. А там его ждала заранее проломанная доска в заборе.
По дороге на вокзал он на ходу впихнул свои трофеи в конверты и опустил их в четыре почтовых ящика, встретившихся по дороге.
Билеты куплены заранее и первым же поездом Рейли отправляется в Дортмунд. Здесь, на одной из конспиративных квартир английской разведки, его уже давно ждут. Приготовлены новая одежда и английский паспорт.
На границе с Францией элегантный джентльмен с кожаным чемоданом ни у кого не вызывал подозрения. Каботажный пароходик, перевозящий людей через Английский канал… и элегантно одетый, хотя и слегка помятый в дороге, Рейли появляется на пороге кабинета начальника.
— Сидней, мой мальчик, — встретил его улыбающийся Мелвилл. — Ты меня разоришь на премиальных… Мне только что доложили, что получены конверты с твоей добычей.
Германская империя. Берлин, Здание Генерального штаба. Июль 1907 г.
— Докладывайте, гауптман, — глаза начальника отдела IIIБ и его зама смотрели на капитана Айсмана так холодно, что невольно поежился, несмотря на фамилию.
Еще бы — такого провала в их отделе давно не было. Причем новый глава фирмы Крупп, донес об этом происшествии лично кайзеру. Отчего вчера майор Николаи в кабинете кайзера вынужден был выслушивать отнюдь не панегирики уму и расторопности его сотрудников.
А сегодня вызвал к себе капитана, непосредственно занимавшегося следствием по данному делу. Не только утроить начальственный разнос нерадивому подчиненному, но и уточнить детали, которые сильно различались в изложении кайзера и в донесениях капитана.
Открыв доклад, капитан заглянул в него и начал рассказ с описания происшествия в конструкторском отделе артиллерийского производства. После чего, иногда заглядывая в бумаги, продолжил: — «Русский след» в данном деле можно считать ложным, — вынудив начальников заинтересованно посмотреть на него: — Во-первых modus operandi не соответствует обычным приемам русской разведки, — невозмутимо продолжал капитан. Оба слушателя невольно кивнули в знак согласия. Руские подкупили бы кого-нибудь из местных или прислали своего специалиста побеседовать за хороший гонорар с кем-либо из инженеров. — Во-вторых, слишком явное указание на виновность русских. Что заставляет задуматься, кто в этом заинтересован. В-третьих, среди похищенных бумаг основной объем занимают подготовленные именно для русских чертежи двадцативосьмисантиметровой осадной мортиры…
— Эти доказательства — косвенные, — прервал докладчика майор Клосс, заместитель начальника отдела, спровоцировав неодобрительный взгляд в свою сторону со стороны майора Николаи.
— Есть еще одно, самое убедительное, — парировал капитан. — Нами проверены почтовые отделения города. И из одного, ближайшего к заводу, отправлены, согласно регистрационным книгам, ровно четыре конверта по заграничным адресам. Два из которых проходят в нашей картотеке, как используемые английской разведкой. Совпадение? Не думаю. Поэтому полагаю, что мы имеем дело с операцией английской разведки.
— Англичане, — задумчиво, словно пробуя это слово на зуб, повторил Николаи. — Скорее всего вы правы, гауптман. Провокация в их стиле — не только получить интересующие сведения, но и попытаться вбить клин в наши отношения с русскими.
— В таком случае прошу вашего разрешения на то, чтобы запросить русскую полицию о личности этого… «Карла Хана», — поспешил воспользоваться своей маленькой победой Айсман. — Если такового у них не обнаружится среди работников Путиловского завода, на котором этот господин якобы работал — это будет завершающим доказательством в нашем расследовании.
— Разрешаю, — не затягивая, согласился Николаи. — Доклад оставьте, я сегодня же доложу результаты Его Императорскому Величеству. Свободны.
Капитан, попрощавшись, вышел. Николаи, дождавшись, пока дверь закроется, развернулся к своему заместителю и спросил:
— Ганс, ты будешь настаивать на своем мнении?
— Нет, Вальтер, теперь не буду. Генрих привел весьма убедительные доказательства. Но я все равно считаю, что доверять эти русским нельзя…
— А кто говорит о доверии? — удивился Вальтер. — Сотрудничество, не более. И не стоит так уж переживать из-за этого. Нам сейчас это выгодно.
— Я опасаюсь того, Вальтер, что мы сами вырастим из русских монстра, способного нас уничтожить. С их территорией, ресурсами и населением они, развив современную промышленность, просто задавят нас.
— Брось, Ганс, — усмехнулся Николаи. — Мы с тобой солдаты и не нам думать о политике. Но раз уж речь зашла об этом… Население у русских большое, как и ресурсы, это да. Только минимум треть жителей составляют всякие азиаты, а на что они способны против европейцев — мы уже на японском примере видели. Ресурсы же русские продают нам и усиливают тем самым не себя, а нас. Так что ты зря волнуешься, Ганс…
Российская империя. Санкт-Петербург. Август 1907 г.
— И это — лето? — удивленно спросил у своего спутника по-английски невысокий, плотно сбитый мужчина с загорелым и обветренным лицом человека, недавно приехавшего откуда-то с юга.
— Да, Манье, такое у нас лето. Почти как ваша зима, — согласился с собеседником его спутник, облаченный в полковничий мундир лейб-гвардии Стрелковой бригады.
— Зеленая зима, — усмехнулся Манье. — Но не мне, изгнаннику, жаловаться на климат, — добавил он печально.
— Ничего, уважаемый Соломон. Я думаю, ты еще увидишь родные края, — заметил полковник. — Во всяком случае, я сделаю все, чтобы помочь тебе в этом.
— Боюсь, Ойген, моя мечта исполнится не скоро. Проклятые англичане уцепились за мою землю, словно вавилоняне в землю иудейскую. И не отдадут ее просто так никому, — загорелый вздохнул и остановился, разглядывая статую сфинкса. — Иногда я жалею, что Господь наделил наши земли избытком богатств. Если бы в наших краях не было золота и алмазов… буры продолжали бы спокойно возделывать землю и славить Господа за дарованное им счастье.
— Увы, друг мой, пути Господни неисповедимы, — полковник Максимов умел разговаривать с бурами. Опыт, приобретенный во время войны против англичан… — И Он всегда посылает нам испытания по силам. Просто мы не всегда способны это понять…
— Да, ты прав, Ойген, — согласился бурский генерал в изгнании Соломон Мариц по прозвищу Манье: — Я надеюсь и мечтаю об освобождении Южной Африки от британского владычества.
— Горячо поддерживаю твои мечты, Соломон, — собеседники остановились на мосту через один из бесчисленных каналов столицы империи. Причем так, чтобы их лица можно было увидеть лишь с воды. А подслушать разговор было сложно, поскольку прохожих на улицах было немного, и любой наблюдатель был бы замечен сразу.
— Как я уже сказал, Мани, сочувствую твоим мечтам, — повторил полковник. — И не я один. Но что может сделать одиночка против армии?
— Ошибаешься, Ойген, я не одинок, — возразил Соломон. — Понимаю, что тебе нужны какие-то сведения, чтобы выйти со своими соображениями к начальству.
— И это тоже, друг мой, и это тоже, — подтвердил Максимов. — Слишком много людей там, у вас, приняло английскую власть, забыв и войну, и лагеря, и гибель соратников, жен и детей.
— Многие вынужденно признали и для виду согласились со сложившимся положением. Могу сказать тебе, Ойген, о тех, кто, даже оставаясь под властью англичан, готов бороться за свободу. Это известные тебе Де Ла Рей, Де Ветт, Бота а также спикер нижней палаты парламента Оранжевой Бейерс, офицеры местных вооруженных сил, созданных англичанами Смэтс, Кемп и множество других. В Трансваале, Оранжевой и Капской колониях действует бурская партия «Наш Народ», по последним сведениям, насчитывающая двенадцать тысяч членов. Имеется также тайная организация «силы активных граждан». С ее главой, Бейерсом, о котором я тебе уже говорил, я встречался в … перед отъездом сюда. Численность ее не менее пяти тысяч активных бойцов, готовых подняться на борьбу. Но… у нас нет денег, нет снаряжения. И самое главное, что показала последняя война — в одиночку нам против Британской империи не выстоять.
— Именно, Манье, совершенно точно. В одиночку вам не выстоять. Но сейчас складывается очень подходящая ситуация, позволяющая вам оказаться одной из сил в антибританской коалиции, — Максимов достал из кармана часы и уточнил время. — Отлично, у нас с тобой ровно полчаса. Успеваем добраться до ресторана. Там и продолжим обсуждение. Не возражаешь, если к нам присоединиться один мой хороший знакомый, полковник Преображенского полка? Нет? Вот и отлично.
В этот момент с проходящей под мостом лодки донеслось пение:
— Трансвааль, Трансвааль,
Страна моя, ты вся горишь в огне…
Индия. г. Бомбей. Декабрь 1907 г.
В половине пятого утра по местному времени пассажирский пароход «Монголия» подошел к пристани одного из крупнейших портов Британской Индии — Бомбея. На палубе корабля среди прочих пассажиров, рассматривающих берег, стояли два типичных азиата в халатах и чалмах и один европеец, тощий и загорелый, явно долго проживший в жарких странах. Все трое обменивались впечатлениями на одном и том-же языке, отнюдь не похожим на европейский. Так как у них был только личный багаж, то таможню они не заинтересовали и через непродолжительное время уже ехали на извозчике по улицам города, удивлявшим приезжих невиданной давкой и поистине вавилонским смешением народов и архитектурных стилей. Улицы были полны прохожих. Наряду с европейцами всех национальностей и индусами, попадались евреи в шляпах с пейсами, персы в остроконечных колпаках, банианы в круглых тюрбанах, сикхи в четырехугольных колпаках, армяне в долгополых халатах, парсы в высоких черных шапках. Они неторопливо шли или спешили куда-то, спокойно беседовали, либо перекликались на фоне зданий типичной восточной и английской архитектуры, мечетей и буддийских храмов, базаров и синагог. Все это смешение и великолепие заливал яркий солнечный свет, заставлявший сразу почувствовать особенности здешнего влажного и жаркого климата
— Ну, господин Петров, — один из ехавших на извозчике азиатов, как оказалось, неплохо говорил по-русски, — как вы себя чувствуете?
— А-а-а… Нормально, — усмехнулся тот самый загорелый европеец. — Как в русской бане, — в этот момент они проехали мимо армянской церкви и Петров спросил у своего спутника. — Церковь? Чья? Армяне?
— Да, так и есть — армянская, — ответил тот. — Здесь большая армянская община. Хотя и не очень влиятельная, но сплоченная.
— Знакомые среди них у вас есть, Тимур-джан? — спросил Петров. На что азиат лишь молча кивнул, поскольку они уже подъезжали к гостинице.
Следующие три дня постояльцы возвращались в номер только к вечеру, чтобы поужинать и лечь спать. Все остальное время они посещали конторы различных фирм и встречались с купцами, причем не только армянскими.
На третий день, в восемь вечера, троица заняла места в купе поезда, идущего в Калькутту. Едва поезд тронулся, азиат, которого звали Тимуром серьезно спросил у европейца: — Надеюсь, господин Петров, вы хорошо понимаете, что когда армянин называет своего собеседника «дорогой» …
— То он собирается его обмануть? Обижаете, Тимур-джан, — усмехнулся европеец. — Я это давно знаю. И почти всему сказанному «нашими уважаемыми компаньонами» не поверил. Кроме одного — к англичанам они жаловаться не пойдут, надеясь на прибыли от торговли.
— Но никакого интереса для нас они не представляют, — добавил Тимур.
— Ну почему же, — возразил Петров. — Они неплохо разбираются в местных делах. Представляете, как мы могли попасть, заглянув в Конгресс[10]? С нашими-то сведениями?
В купе установилось напряженное молчание. Между тем поезд, пройдя по мосту, пересек остров Солсетт. Миновав станцию Кальян, он оставил вправо железнодорожную ветку, которая через Кандаллах и Пуну ведет на юго-восток Индии, и вскоре достиг станции Пауэлл. Миновав этот пункт, он углубился в район сильно разветвленного горного хребта Западных Гхат. Из окон были видны поросшие густым лесом вершины гор. Проскочив горы, поезд вырвался на равнину. До самого горизонта раскинулись громадные пространства джунглей, в которых еще водились слоны, которые задумчивым взором провожали бешено мчавшийся состав. Управляемый английским машинистом паровоз, в топках которого пылал английский уголь, извергал облака дыма на лежавшие по обеим сторонам дороги плантации кофе, хлопка, мускатного ореха, гвоздичного дерева и красного перца.
А в купе трое русских разведчиков подводили итоги первой миссии в этой далекой южной стране. Впереди их ждала Калькутта и скорое расставание. А потом — внедрение и опасная, изматывающая, незаметная для чужих глаз работа.
Британская империя. Лондон, клуб «White’s». Январь 1908 г.
Сегодня джентльменов, собравшихся в комнате для конфиденциальных разговоров было уже не трое, а пятеро. Причем двое из них были моложе остальных и, похоже готовились заменить почтенных членов этого клуба в нелегком деле определения целей и направлений пути для Британской империи.
— … Да, джентльмены, тенденции происходящего меня настораживают. Я считаю, что против нас ведут настоящую тайную войну. И ведут ее, скорее всего, русские, — сказал самый старый из собеседников, обычно упоминаемый как «Второй».
— Мне кажется, у вас, уж извините меня за прямоту, какое-то нездоровое отношение к русским. Да, они наши соперники, я бы даже сказал, противники, но вести тайные действия… русские… не верю, — самый молодой из пожилых, «Третий», картинно развел руками. — Я скорее поверю, что против нас играет часть кузенов. Русские, при всем их византинизме, в тайных делах ведут себя как медведи на пасеке. К тому же их царю сейчас не до того — у него бурный роман с одной из бывших фрейлин покойной жены. А вот наши заокеанские родственники…
— У меня за океаном родственников нет. Тем более таких, — отрезал «Второй», — Зато упомянутый вами византинизм как раз и делает кандидатуру русских наиболее возможной из всех наших соперников. И этот роман не помешал русским уничтожить больше дюжины эсеров, причем не только у себя дома, но и в европе. Чего они никогда раньше не делали…
— Только они свою причастность правдоподобно отрицают. Так что это…
— Джентльмены, я не понял, неужели все так серьезно? — вступил в разговор «Первый». И пояснил, заметив удивленные взгляды собеседников: — Последнее время я был занят реорганизацией в военном ведомстве и разведке и потому не следил за внутренними новостями.
— Попробую объяснить, — ответил «Второй». — За текущее время резко увеличилась активность Объединенной Ирландской Лиги, в руководстве которой появился некий Томас Джеймс Кларк. Он выступает как представитель созданной в Америке ирландской националистической организации «Клан-на-Гаэль» и предлагает, по некоторым сведениям, не только требование Гомруля[11], но и тайное создание вооруженной организации, готовой к борьбе за независимость. Причем в руководстве Лиги у него появляется все больше и больше сторонников.
— Так арестуйте его и дело с концом, — заметил «Третий».
— Доказательств, достаточных для ареста — нет.
— Найдите, кто его финансирует и лишите его денежной поддержки. Создайте, в конце концов, улики, — предложил «Первый». — Неужели это так трудно?
— Есть определенные трудности, — признался «Второй» — Но мы работаем над этим. Но дело не только в Ирландии. В Индии, кроме вполне лояльного нам Индийского Национального Конгресса, появились три новые организации — Всеиндийская мусульманская лига, Бенгальская национальная лига и Педжабский союз. Последний действует в подполье и о нем известно меньше всего.
— А вам не кажется, джентльмены, что иностранное вмешательство тут не при чем? — усмехнулся «Первый». — Просто граф Минто и министр Морли слишком увлеклись своей политикой реформ, которые якобы должны обуздать индийский национализм. Как мы видим — не помогло. Наличие умеренных сил в Индийском конгрессе отнюдь не гарантирует отсутствие крайних националистов. С которыми можно бороться только полицейскими методами.
— Да, мы помним, что вы были против назначения Минто и Морли[12], — заметил «Третий». — Но мы так и не услышали от вас других вариантов. Усиление репрессий — не выход, так можно снова новое сипайское восстание получить. Поэтому предлагаю вопрос об Индии пока отложить и вернуться к нему через год. Все же два года — слишком малый срок, чтобы судить о результатах действующей политики. Меня больше волнует ситуация в Турции. Но для начала я бы хотел послушать об армейских делах, джентльмены. Надеюсь никто не против?
— Турция? Там не о чем беспокоиться, джентльмены, уверяю вас. Султан крепко сидит на троне, а что его армия и флот не слишком сильны, не страшно. Они нужны только для того, чтобы сдержать часть русских сил на время, пока мы и наши союзники будут сражаться, — оптимистично заверил «Первый». — Ну, а об сложившейся обстановке с армией я попрошу рассказать нашего нового коллегу.
— Благодарю за доверие, сэр, джентльмены, — ответил польщенный новичок. — Оценивая ситуацию в целом, без подробностей, могу заметить, что мы можем рассчитывать в первых боях, кроме наших экспедиционных сил, на французов, австрийцев, японцев, турок и, вероятнее всего — бельгийцев. Участие итальянцев, как на нашей, так и на вражеской стороне маловероятно. Русские из своих частей смогут привлечь к первым боям не более чем половину, ввиду медленной мобилизации и отвлечения части сил на Туркестанском направлении, немцы — максимум полевые войска. Таким образом, союзные силы будут иметь как минимум, равенство в силах или даже превосходство на двух направлениях — во Франции и на южном направлении Восточного фронта. Вероятные силы по армиям и направлениям, джентльмены могут посмотреть вот в этой справке, — докладчик достал откуда-то из-под стола тоненькую папку и передал ее сидящему рядом «Первому». Тот небрежно открыл, быстро посмотрел, как человек, уже знакомый с содержанием бумаг, и передал следующему.
— То есть для обороны Метрополии предполагается оставить только территориальные войска? — удивился «Третий».
— Лучшая оборона берегов Британии — ее флот, — пафосно провозгласил «Первый». — И только если он не справится в дело пойдут волонтеры. Напомню также, что часть из них имеет реальный опыт второй англо-бурской войны. Так что у нас, джентльмены, на такой невероятный случай имеется даже не двойная, а тройная страховка…
— А Индия и Персия? — прервал его «Второй».
— Там вполне хватит наших индийских войск. Зона нефтяной концессии будет оккупирована немедленно с началом войны, — ответил за «Первого» его молодой напарник.
— Ну что же, джентльмены. Остается только выпить за успех, — подытожил «Второй».
Британская Империя. Ирландия. Окрестности г. Дублин. Май 1908 г.
Инспектор Кросс, как и большинство участников Особой Группы, считал констебля Лейстрейда, мягко говоря, недалеким человеком. Однако он задержался в группе отнюдь не благодаря хорошему знакомству его семейства с семьей герцогов Йоркских. Нет, никакое высокое покровительство при отборе в столь серьезный отдел полиции не принималось в расчет. Точнее, принималось в минимальной мере. Но в данном случае констебль оставался в группе благодаря своим приобретенном в Ассамской военной полиции навыкам. Так умело развязывать языки «специальными средствами», не оставляющими следов на теле подозреваемого, кроме него не мог никто во всей Королевской Ирландской Полиции. Кроме того, он был силен, смел и неплохо владел револьвером, винтовкой и дробовиком, что не раз подтверждал во время пикников, устраиваемых суперинтендантом. В Ирландии, надо признать, полиция не могла обойтись без оружия, особенно в сельской местности. Тем более, что юрисдикция Особой Группы фактически распространялась куда шире, чем официально признанные границы Дублина.
Именно поэтому сейчас Кросс и Лейстрейд скакали по деревенской дороге, удаляясь от города с каждым мгновением. А потому, что дорога проходила по Ирландии, у обоих под сюртуком и в седельных сумках таились смертоносные сюрпризы для пытающихся их остановить.
— Алекс, — спешить было некуда, кони шли шагом, и Лейстрейд неожиданно разговорился, — ты действительно хочешь отдать ему эти деньги?
— Есть другие предложения? — удивился Кросс. Деньги, которые запросил доносчик были действительно велики, целых шестьсот фунтов. Но и полученные сведения того стоили. Получить данные о встрече осведомителя и Кларка, да еще в доме, где хранится оружие — очень большая удача. Но осведомитель после этого раскроется и вынужден будет уехать подальше от Ирландии. Именно поэтому ему требовалась такая большая сумма. И поэтому ее выплатили.
— Я просто вспомнил, как поступили русские с их агентом у боевиков. Опубликовали все его данные. На поражение террористов это повлияло не меньше, чем репрессии.
— Предлагаешь…? — удивлению Алекса не было предела: «Вот так и туповатый Майкл», — подумал он. И тут же придержал коня. Так как вдали показалась цель их путешествия — заброшенная ферма. Таких в Ирландии всегда было много, но обычно они представляли собой натуральные развалины, неинтересные никому. Эта же, хотя и выглядела заброшенной, на развалину нисколько не походила. Конечно, вместо окон зияли пустые проломы, дверь отсутствовала, но стены стояли крепко, да и крыша выглядела абсолютно целой.
— Приехали, — заметил Лейстрейд. — Предлагаю коней спрятать в этой рощице, а потом подбираться к ферме с двух сторон. И…, — он внимательно посмотрел на спешивающегося Кросса, — думаю, что Кларк разоблачил уже нашего осведомителя и убьет его, заметив нас. И будет сопротивляться аресту, отстреливаясь до последнего. А у осведомителя найдут часть выданного ему вознаграждения. Двести пятьдесят фунтов — очень неплохая сумма, Алекс.
— Думаю, — ответил Кросс, привязывая коня, — что тебя ждет блестящая карьера оратора, Майкл. И не удивлюсь, увидев тебя в парламенте. Говоришь очень убедительно.
— О парламенте надо подумать, — согласился Лейстрейд. И еще раз удивил Кросса, достав из седельной сумки не только свой обычный армейский револьвер Веблея, но и компактный русский «Браунинг». — Я с этой стороны, а ты держи окна…
Алекс еще раз выругался про себя, припомнив обороты, подслушанные у конюха. Оказалось, что через рощу пробраться намного сложнее, чем через католический район Дублина. Там мешались люди, а здесь под ноги лезли непонятно откуда появившиеся в траве ямы, ветки, а иногда даже кустарники. Из-за чего он я вно опаздывал. И действительно — почти опоздал. Он уже подходил к опушке, когда со стороны фермы раздались первые выстрелы. Плюнув на все, он рванул прямо к ферме. Тем временем выстрелы звучали все чаще. Оставив на сучьях несколько обрывков сюртука и рукавов, Кросс выскочил на лужайку возле фермы. И успел пригнуться, увидев направленный ствол револьвера. Медленно и неторопливо прогрохотал выстрел, столь же медленно Алекс поднимал руку с револьвером… и тут над головой прогудела пуля и время скачком вернулось в нормальное состояние. Верный «Смит-Вессон» дернула отдача, раз и другой, но Кросс уже понял, что не попал и не попадет. Потому что пэдди[13] оказался на лошади и сейчас с похвальной быстротой удалялся от фермы. Догнать его пешком него было и думать. Да и попасть из револьвера затруднительно. Алекс сплюнул и побежал вокруг здания. И увидел сидящего прямо в траве Лейстрейда, почему-то снявшего сюртук и сейчас снимавшего рубашку.
— Ранен? — подбежав, спросил на автомате Алекс, мгновением позже заметив кровь на штанине.
— Нет, черт побери, притворяюсь! — огрызнулся Майкл. — Перевяжусь сам! Лучше посмотри, что в доме!
Чертыхнувшись про себя, Кросс, взяв револьвер наизготовку, аккуратно подошел к дверному проему и осторожно заглянул в него.
Ферма явно принадлежала некогда не очень богатому арендатору и потому в здании была всего одна комната. Из-за полуразвалившегося очага торчали ноги. Судя по знакомым Алексу ботинкам — осведомителя. Ближе к окну, рядом с дырой в подвал, валялся деревянный люк и сверток. Из-за разорванной пергаментной бумаги торчал ствол ружья, поблескивая в лучах солнца, падавших из оконного проема.
— Черт побери, Майкл! Мы нашли тайник, а О’Лири убит, — обернувшись к Лейстрейду, описал увиденное Кросс. И засунув револьвер за пояс, поспешил на помощь Лейстрейду. Оружие могло и подождать, как и труп осведомителя. Вряд ли ирландские боевики успеют вернуться раньше, чем они успеют вызвать подкрепление.
«Жаль, но Кларка арестовать никак не получится, — помогая Лейстрейду добраться до дома, думал Кросс. — На коне был явно не он, так что покойный О’Лири ошибался. Ну и черт с ним. Найденный тайник с оружием и триста фунтов личного дохода — неплохая компенсация. И Майкл будет молчать…»
Османская империя. Июль 1908 г.
Положение страны, ситуация в мире и очередная задержка жалования майору Ниязи-бею, начальнику гарнизона в Ресне, совершенно не нравились. Впрочем, ему редко когда что-нибудь нравилось. Жизнь становилась все тяжелее и тяжелее. Султан, сидящий на троне, не только довел страну до полного банкротства, но и воровал сам в неимоверных масштабах. А вслед за ним воровали и все его приближенные. Даже в армии жалованье офицеров фактически ополовинивали, выдавая его постоянно дешевеющим ассигнациями. И это при том, что за тот же фураж или продукты для солдат приходилось давать бакшиш снабженцам из своих денег. Кроме того, Ниязи, входивший в центральный орган тайной организации «Единение и прогресс», знал многое из того, что было неизвестно простым жителям империи. Например, о специальном совете из иностранцев, контролировавшим финансы империи. К тому же участие в боях против македонских повстанцев открыло ему глаза на все более растущее и грозное недовольство османским правлением у других народов, населяющих империю. Что ему, албанцу по национальности, было понять проще, чем офицерам-османам…
Поэтому он готовился к будущему восстанию, вооружив группу сторонников укрытым до времени трофейным оружием, привезенным из Македонии. И ждал решения соратников по союзу.
Он сидел дома, попивая шербет, и ожидая, когда к нему придут в гости Кемаль-бей, мэр Ресне, или полицейский комиссар Таир-эффенди с последними новостями. И одновременно читал недавно привезенную книгу стихов, в которой наше созвучные его настроению строки:
— Лишь горечь разочарования ждет того,
Кто верен этой Империи;
Преданность этому народу и его государству
Есть чистое безумие… [14]
Появившийся Таир-эффенди сообщил, что из Монастира прибыл тайный гонец с сообщением, что группе Ниязи узнал военный муфтий и есть опасность, что в Стамбуле скоро будет все известно.
— Не будем дожидаться, пока нас всех арестуют и казнят, — решил майор. — Собираем сторонников и захватываем военный склад.
— Но нас всего двести, — пытался возразить Таир.
— Захватим, сколько получится, уйдем в горы и будем агитировать, — вспомнил Ниязи опыт македонских повстанцев.
Решительные действия майора и его группы закончились успешно. Захватив оружие, пока офицеры гарнизона были на пятничной молитве, двести восставших в главе с Ниязи ушли в горы. А потом Ниязи-бей сумел переправить в город прокламацию, отпечатанную в местной типографии по приказу неразоблаченного мэра. В результате отряд Ниязи-бея вырос до тысячи сто человек, в числе которых было пятьсот солдат из его гарнизона. Султан Абдул-Гамид II отправил на подавление восстания верные части под командованием генерала Шемси-паши. Однако генерал был застрелен собственными офицерами, а войска перешли на сторону восставших. Тем временем албанцы, которых султан считал своими союзниками, выступили в поддержку второго армейского корпуса, расквартированного во Фракии. Двадцать первого июля Абдул-Гамиду от имени комитета партии «Единение и прогресс» была отправлена телеграмма с требованием восстановления конституционного правления. В случае невыполнения этого требования восставшие угрожали султану заменить его наследников и предпринять поход на Константинополь силами двух армейских корпусов.
Для окружения султана стала ясно, что, либо надо отказаться от привычной политики подавления, либо начать гражданскую войну, причем без особой надежды на успех. Однако никто из приближенных и высших сановников, зная темперамент скорого на расправу султана, не решился лично обратиться к правителю, даже когда он сам попросил у них совета. В конце концов, посланника нашли. На эту роль был избран придворный астролог Абдул Хуба, выходец из Египта, человек решительный и умный, один из немногих, кому султан полностью доверял.
Выслушав взволнованных министров и увидев поток телеграмм с мест, свидетельствовавших о надвигавшейся угрозе, звездочет весьма убедительно поведал Абдул-Хамиду о благоприятнейшем расположении звезд в пользу конституционно-парламентских преобразований. Вечером того же дня, послушав мудрого советника, султан внял предупреждению «высших сил» и отослал телеграмму в Македонию с согласием на младотурецкие требования. А уже с началом следующего дня жители столицы, не веря своим глазам, из утренних газет узнали о восстановлении Конституции.
А еще через несколько дней — отрекся от престола. Новым султаном Османской империи стал Мехмед V — шестидесятипятилетний старик, не умевший, да и не желающий вмешиваться в управление государством. Всю жизнь проживший под наблюдением во дворце Долмабахче, новый султан из всех положительных качеств имел только хороший аппетит…
А между тем, случившийся переворот стал поводом для Австро-Венгрии объявить об аннексии Боснии и Герцеговины, оккупированной австрийскими войсками по решению Берлинского конгресса. А для Болгарии — отказаться от навязанного ей решением того же конгресса вассальной зависимости и объявить полный и безоговорочный суверенитет. А к Кипру уже приглядывалась стремящаяся забрать этот населенный эллинами остров Греция. То есть как обычно бывает в истории, соседи хотели под шумок революции слегка ограбить незадачливую страну, пока население в эйфории от наступившей свободы.
И лишь в клубе «Уайтс» пожилой джентльмен, отложив в сторону только что прочитанный свежий номер «Таймс» радостно улыбнулся. Теперь турки точно никуда не денутся, а старый султан, так боявшийся русских после поражения семьдесят седьмого, больше не сможет мешать «наступлению прогресса».
Из газет:
«ПАРИЖ. Из Лиссабона сообщают: 19 января, в шестом часу вечера король Карлос с королевской семьей прибыли из Виллавичиоза в Лиссабон. В тот момент, когда открытый экипаж с Коммерческой площади выехал на Арсенальную улицу, группа вооруженных карабинами лиц произвела ряд выстрелов в короля и наследного принца. Король и наследный принц были тяжело ранены и вскоре скончались. Немного спустя полиция убила на месте трех цареубийц. В том же экипаже находилась королева Амелия и инфант Манюэль. Инфант ранен легко, королева Амелия невредима. Король был ранен тремя пулями: одна попала в затылок, другая в плечо, третья в шею, причем последняя порвала сонную артерию, вызвав почти моментальную смерть. Наследный принц также был ранен тремя пулями в голову и грудь. Инфант Манюэль ранен в челюсть и руку. Король был внесен в морской арсенал мертвым. Наследный принц был еще жив, но вскоре скончался. Королева и инфант Манюэль возвратились во дворец 7 час. вечера.
Площадь Арсенала, городская ратуша и португальский банк заняты войсками. Офицер Франчиско Фигуира, ординарец короля шедший пешком около королевского экипажа застрелил на месте одного цареубийцу, близ ратуши полицией убит другой. Трупы цареубийц выставлены в городско ратуше; личности их еще не установлены. Полагают, что один из убийц — Француз, а другой — Испанец Карабины которыми они пользовались, калибра № 44 пятизарядные. Оба убийцы скрывали карабины под плащами. Известие об убийстве венценосца и его царственного сына вызвало в столице Португалии безграничное негодование и отчаяние. Король пользовался всеобщей любовью всех слоев населения. Все учреждения закрыты.
Наследный принц — инфант Манюэль, королева Мария Амелия — регентша».
«Московскiя вѣдомости» 22.01.1908 г.
«Вчера полиция, получив сведения, что в «Международном» ресторане двое неизвестных, прячась от других посетителей, достают пачки денег и сушат их на свече, явились в ресторан. Подозрительные посетители успели к появлению полиции ускользнуть. Полиция погналась за ними и задержала в меблированных комнатах «Самарканд», по проезду Рождественского бульвара. При задержании найдено 760 руб., колода крапленых карт и 3 револьверных патрона».
«Московскiя вѣдомости» 17.04.1908 г.
«Король Эдуард в Швеции. Английский король продолжает энергично осуществлять свою роль устроителя всевозможных союзов и политических комбинаций. Посетив в прошлом году чуть ли не всех монархов континента, Эдуард VII предпринял в настоящее время ряд поездок по северной Европе. За Копенгагеном король посетил Стокгольм, а вскоре прибудет и к нам в Россию»
«Петербургскiя вѣдомости» 17.04.1908 г.
«В газете «Сибирь» от 2 июля напечатана заметка ея корреспондента о наблюдаемых при падении некоего небесного тела явлениях: 17-го июня утром, в начале 9-го часа, у нас наблюдалось какое-то необычное явление природы. В селении Н.-Карелинском (верст 200 от Киренска к северу) крестьяне увидали на северо-западе, довольно высоко над горизонтом, какое-то чрезвычайно сильно (нельзя было смотреть) светящееся белым, голубоватым светом тело, двигавшееся в течение 10 минут сверху вниз. Тело представлялось в виде «трубы», то есть цилиндрическим. Небо было безоблачно, только невысоко над горизонтом, в той же стороне, в которой наблюдалось светящееся тело, было заметно маленькое тёмное облачко. Было жарко, сухо. Приблизившись к земле (лесу), блестящее тело как бы расплылось, на месте же его образовался громадный клуб чёрного дыма и послышался чрезвычайно сильный стук (не гром), как бы от больших падавших камней или пушечной пальбы. Все постройки дрожали. В то же время из облачка стало вырываться пламя неопределённой формы. Все жители селения в паническом страхе сбежались на улицы, бабы плакали, все думали, что приходит конец мира».
«Петербургскiя вѣдомости» 20.07.1908 г.
«ТИФЛИС, 19.VII. … Произошло кровавое столкновение между рабочими грузинами, армянами и турками, которым марганцепромышленники в виде конкуренции передали нагрузку марганца. Есть раненые».
«Московскiя вѣдомости» 20.07.1908 г.
[1] Запись от 13 марта 1914 года.
[2] Управляемое генерал-губернатором княжество имело свой Сенат, составленный из граждан Финляндии, свой парламент, свой свод законов. Между остальной территорией империи и Финляндией действовали таможенные барьеры, налоги, собираемые на территории княжества, тратились только на его нужды. Непонятно только, на какие конституционные права Великого княжества ссылался Александр I в своем Манифесте о включении княжества в Империю. По мнению финнов, тогда действовало законоположение Густава III, принятое еще в XVIII веке, но четкого ответа на вопрос все же не было и нет.
[3] Пятое делопроизводство части 1-го обер-квартирмейстера Управления генерал-квартирмейстера Главного Управления Генерального Штаба руководило военной разведкой.
[4] Чарка — русская мера объема алкогольных напитков, 2 стопки или 129.99 мл. Т. е. графинчики объемом примерно с бутылочку кока-колы
[5] В нашей реальности убит 6 февраля 1905 года другом Э. Шаумана Леннардом Хохенталем, который принимал участие и в планировании убийства Бобрикова. В этой реальности революции пятого года нет, поэтому некоторые действия сдвинуты по времени.
[6] Современное название — Братислава
[7] Первоначальное название отделений контрразведки в России
[8] «Динамитная кампания» — серия взрывов общественных зданий, военных и полицейских гарнизонов в Англии с целью заставить британское правительство дать Ирландии автономию или даже независимость.
[9] Пипифакс — туалетная бумага
[10] Индийский национальный конгресс (Конгресс) — основанная в 1885 году партия в Индии. До 1920-х годов была в лояльной оппозиции к британскому колониальному режиму. Максимум требований — предоставление отдельных конституционных уступок и возможности ввести депутатов в нижнюю палату британского парламента. Один создателей — британец.
[11] Гомруль (англ. Home Rule, «самоуправление») — требование автономии Ирландии в рамках Соединеного Королевства. Вызвало противодействие английских консерваторов, части либералов и проживающих в Ирландии протестантов. Законы о гомруле пытались провести через британский парламент трижды — в 1886, 1893 и 1912 г.г.
[12] Гилберт Дж. Эллиот-Мюррей-Кининмонд, 4-й граф Минто — вице-король Индии в 1905–1910 г.г., Джон Морли — государственный секретарь (министр) по делам Индии с 1905 г. (как и в нашей реальности)
[13] Прозвище ирландцев
[14] Из книги лорда Кинросса о событиях в Турции того времени
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги