Вещевой мешок полетел на землю. Букет хризантем следом.
— Эй! — крикнул я, шагнув вперед. — Грабли убрали!
Здесь больше никого не было, во дворе относительная тишина. Оба алкаша услышали меня хорошо — потому что среагировали они верно, хоть и не сразу.
— А? Чего? — тот, что был ближе, пошатываясь, отцепился от женщины и повернул ко мне голову. Затем, что-то там проанализировав, а может быть и нет, направился ко мне. — Солдатик?
— Ты кто такой? — подал голос второй, но при этом не сдвинулся с места.
— Я Громов! — спокойно подошел ближе.
Алкаш попытался ухватить меня за воротник бушлата, но само собой, у него ничего не получилось. И не потому, что я среагировал жестким образом. Просто он наступил на собственный шнурок и загудел вниз, носом в асфальт. Взвыл, заголосил.
Второй, видимо не поняв, что произошло с его напарником, отпустил пальто женщины и несмело выкрикнул.
— Че ты а? Я милицию сейчас вызову!
— Вызови. Тебе как раз в изолятор нужно! — негромко ответил я, продолжая неторопливо идти к алкашу. — Ну!
Выражение лица алкаша изменилось. Там отразился страх. Он повернулся и неуклюже, шатающейся походкой, бросился наутек.
А я, обернувшись, увидел показавшийся позади в проулке желтый милицейский УАЗ «469», с типичной синей полосой на двери. Пару раз мигнули проблесковые маячки. Машина почти сразу же скрылась за углом соседней многоэтажки.
— Максим… — раздался растерянный голос мамы. Пустое пластиковое ведро из под мусора упало на асфальт. — Ты… Как здесь?
Заметил, что она почти не изменилась, осталась точно такой же, какой я запомнил ее из прошлой жизни.
— Привет мам, — улыбнулся я и зачем-то добавил. — А вот и я.
Получилось как-то наивно глупо, но в голове все перепуталось. Думал об одном, а язык не слушался.
Про второго алконавта я мгновенно забыл. А тот, деловито поднявшись, пнул ногой мой вещевой мешок, побежал прочь. Пару раз умудрился шваркнуться, потому что развязанные шнурки он так и не завязал.
— Ну, Танька… Я еще вернусь! — брякнул он, скрывшись за углом многоэтажного дома.
Не обратив внимания на пустые угрозы, я просто шагнул и крепко обнял маму. Она сделала тоже самое. Потом я чуть отстранился, поцеловал ее в щеку. Снова обнял. Слезы сами собой выступили на глазах.
— А я мам, в отпуск приехал. Из армии.
Она опешила.
Прошло еще несколько секунд.
— Ой, да что ж это я… — спохватилась женщина. — Холодно же. Максим, пойдем домой! Расскажешь хоть. Я совсем не ожидала тебя здесь увидеть.
— Конечно! Я сейчас!
Быстро вернулся к вещмешку и букету с хризантемами. К счастью, букет не пострадал, а в вещевом мешке ничего ценного не было.
— Мам, это тебе! — я протянул ей цветы.
— Ой! — растрогалась она, принимая букет. — Ты мне последний раз их дарил на восьмое марта, в восемьдесят втором году.
— А теперь буду дарить чаще. Ну, по возможности.
Я подобрал мусорное ведро и мы вместе направились в подъезд — тут всего-то метров двадцать. Открыли подъездную дверь, на меня сразу дохнуло теплом и характерным подъездным запахом. Он был приятным, а не как в девяностые — где каждый подъезд, каждая лестничная клетка была своеобразным туалетом.
Пахло домашней едой — все-таки был вечер пятницы, все соседи вернувшиеся домой с работы, либо уже ужинали, либо заканчивали процесс готовки. У меня в желудке сразу заурчало.
Пока поднимались на пятый этаж, обратил внимание на чистоту. Честно говоря, уже успел отвыкнуть от такого. Конечно, в прошлой жизни в Новочеркасске у меня была служебная квартира, в которой я бывал нечасто. Так вот там с чистотой было совсем плохо. Домофон не работал, а входная дверь практически всегда оставалась незапертой. Лампочки либо выкручены, либо разбиты. Накурено, бычки валяются, пачки из-под сигарет. А еще вечно воняло следами жизнедеятельности бродячих кошек. На побеленном потолке видны закопченные следы от спичек. Причем, одна и та же картина была, что в конце девяностых, что в начале двухтысячных. И позже тоже не сильно все изменилось, особенно в небольших городках.
Здесь же все было совсем иначе. Дом был относительно новым, семьдесят шестого года постройки.
Ну, а чего удивляться? Годы не те.
Мы шли, я посматривал на маму, она на меня. Улыбались.
Как будто и не было этих лет.
— Максим, а как же ты в армии оказался? — спросила она. — Ты же должен учиться в институте! — спросила мама. — Как приезжал весной, так больше и не приходил.
И верно. Тут у меня в голове всплыл момент, когда я последний раз был дома в Батайске. Странно, что вообще забыл. Я тогда поругался с мамой из-за того, что та не хотела мне говорить, куда подевался отец и где он вообще. Сильно тогда поругались, я ушел и сказал, что буду жить сам, и что она мне не нужна.
Вот дурак. Стыдно стало. Вспомнил только сейчас — память подложила свинью.
— С института меня в мае отчислили. Домой возвращаться было стыдно, вот я и пошел в военный комиссариат добровольцем. Попал в… э-э, связисты.
— А куда хоть? — поинтересовалась она. — Не в Афганистан надеюсь?
— Да нет, туда без желания не отправляют. Да и чего мне там делать? Я на Байкале служу, неподалеку от советско-китайской границы.
— Ну, хорошо. Вот и поднялись. Устала я за сегодня, — вздохнула мама. — Только недавно с работы пришла, у нас в школе инвентаризация началась. Сегодня пришлось бежать раньше, ничего дома сделать не успела.
— А что там в школе?
— А! Много проблем накопилось. Недостачи. Весь день на ногах. Кое-как доползла до дома, только поднялась, выяснилось, что хлеба нет. Пошла в гастроном, вернулась, а тут полное ведро мусора. Пришлось снова на улицу выносить, а то уже запах появился.
— Понятно. А что это были за субъекты внизу? Алкаши?
— Так и есть, алкаши. Я одно время помогла им, денег дала. Так они решили, что я теперь постоянно буду это делать. Размечтались! Водку им подавай!
— Если сильно досаждают, так я поговорю — мне не сложно.
— Ой, да с кем там разговаривать? — фыркнула она. — Ты что, не узнал? Один дядька Петька из второго подъезда… Он и раньше-то непутевый был. А когда им похоронка пришла, он сильно пить начал. С женой развелся. К нему откуда-то собутыльник приехал. И пошел по наклонной, ходят вместе по улицам и деньги клянчат, чтобы вновь глаза залить. Тьфу!
— Погоди, что за похоронка?
— А, ты ж не в курсе. Сын его старший, Арсений, в Афганистан попал, на четвертый месяц погиб. Это так ужасно.
— Сенька? Который, ко мне за сигаретами приставал?
— Ну да. Вон оно как получилось.
— Понятно… — задумчиво протянул я. — Ну я все равно поговорю, чтобы больше не приставали. И не спорь, нечего пугать. А то в следующий раз они еще что-нибудь натворят.
Наш пятый этаж. Наша дверь выкрашенная светло-серой краской. Сбоку на стене кнопка звонка — типичная советская тренькающая кукушка. Зазвенели ключи. Щелкнул замок, мама открыла дверь.
Я вошел первым сразу же провалился в ностальгию. Так, как пахнет дома, не пахнет нигде. Хоть что ты сделай.
Эти обои с цветочками, которые не делали нигде, кроме как в СССР. Мебель из не убиваемого советского ДСП, вешалка на стене с металлическими кольцами и прутьями. Линолеум со странным узором. Подставка под обувь. На кухне гудит холодильник ЗиЛ-63. В прихожей громко тикают часы с маятником. Непонятно откуда вылез старый лохматый кот Маркиз. Я и забыл, что он вообще существовал — ушел в омуты памяти, как и многие другие вещи, и даже люди.
— Максим, ты чего встал?! Будто первый раз дома.
— А, да просто задумался, — и тут я вспомнил про один момент, который меня давно волновал. — Слушай, мам, а тебе разве благодарственное письмо из армии не приходило?
— Письмо? — переспросила она. — Какое еще письмо? Нет, вроде ничего не было. Честно говоря, я редко в почтовый ящик заглядываю, обычно все тетя Катя приносит, помнишь ее? Почтальоном уже лет двадцать пять работает.
— А ну-ка, я спущусь вниз, в ящик загляну! Вдруг лежит, а ты просто не заметила!
— Да не нужно, Максим. Ящиков там уже три месяца как нет. Сняли, хотели на новые заменить, да так и не заменили. Безобразие.
— Ну, ладно, — выдохнул я с некоторым облегчением.
Помниться, после того, как я спас выживших после падения вертушки, меня наградили всем сразу. И звание, и награда и даже благодарственное письмо, что наш замполит майор Ветров наклепал. Чего он там понаписал — не ясно, знаю только, что практически во всех письмах текст чуть ли не идентичный.
Я снял бушлат, водрузил на вешалку. Забрал у мамы пальто.
Потом разулся. А через несколько минут мы уже были на кухне. Мама жарила яичницу с какой-то колбасой, на печке весело закипал чайник.
— Максим, так, а чего ты вообще в армию-то пошел?
— Мам… — вздохнул я. — Стыдно было домой возвращаться после случившегося. Вот и я решил, что нечего мне делать дома, лучше в армию. А там, срочную службу отслужу, пойду на офицера учиться.
— Вот еще! — возмутилась женщина. — Домой ему стыдно возвращаться. Ну а то, что мы тогда с тобой поссорились, это нормально. Я сама виновата. Да только не знаю я, куда отец пропал. Кстати, мне какой-то следователь звонил, еще летом, про тебя много чего спрашивал. Про стрельбу, про какие-то спортивные секции. Говорил, что он из исполкома, только я ничего толком и не поняла. Минут пять поговорили, а потом он отключился.
— Следователь?
— Ну да. Фамилия еще такая, странная… Киктус… Коктев… А! Вот, Кикоть!
Я слегка усмехнулся. Ну чекист, ну шнырь — и здесь уже прошелся. Майор решил серьезно под меня копать, одним личным делом и общими сведениями не ограничился. Ничего, пусть хоть головой о стену бьется, ничего ему от меня не добиться. А раз еще и командование не поощряет, так и вообще.
Мама достала из холодильника банку маринованных зеленых помидоров, нарезала хлеб. Разложила яичницу по тарелкам.
— Сынок, ты извини, что у меня ничего не приготовлено. Я редко готовлю с запасом, чаще так, на один — два дня. Вчера хотела плов сделать, но времени не было. Все эта чертова инвентаризация предновогодняя. Совсем забегалась.
— Мам, все нормально! — улыбнулся я, вооружаясь вилкой. Нормальной, стальной, а не гнутой алюминиевой, каких в нашей солдатской столовой полно. — Я в армии гвозди переваривал. Думаешь, нам кто-то там готовит яичницу?
— Ну не знаю. Я не служила.
— Хотя, был у нас один момент! — задумался я, вспомнив про птицеферму. — И яйца пожарили и суп сварили. Правда, люлей потом чуть не получили, но это дело армейское. Не за это получишь, так обязательно за другое прилетит.
— Ну и как тебе в армии? Лучше, чем в институте?
— Ты знаешь, неплохо… — ох и нелегко же мне было это говорить, сохраняя невозмутимое лицо. Обмануть мать — это нужно постараться, она всегда чувствует. И злоупотреблять этим совершенно не стоит. — Почти сразу влился в ритм солдатской жизни, с сослуживцами проблем нет.
— А что ж ты там делаешь?
— На грузовике езжу. Водителем.
— Ты же не умеешь!
— Перед тем как в армию уйти, я обучение в ДОСААФ прошел, там всего-то три месяца обучение на категорию «С». Связь она и есть связь, а мое дело простое — руль крутить.
— Сколько же тебе отпуска дали?
— Четырнадцать суток. Правда, без дороги. Поэтому, осталось меньше двенадцати.
— Ну и то хорошо. Многим вообще отпуска не дают, потому что от дома далеко. А ты аж с самого Байкала приехал. А в отпуск тебя за что отпустили? Это ж заслужить нужно!
— А я и заслужил. Двух мародеров поймал, — пришлось немного исказить оригинальную историю, что летом произошла. — Представляешь, перелезли через стену воинской части какие-то недоумки, затем проникли на склад с оружием и боеприпасами. Что они там хотели вынести — непонятно. Дураки, одним словом. Я случайно рядом оказался, сориентировался, выждал момент и запер их там. Одного даже оглушил. Мне вот звание ефрейтора дали, медаль и благодарственное письмо.
— Ой, надо же! Это же опасно! А если бы у них нож был? Или пистолет?
— Ма, ну откуда у мародера пистолет, ну?
— Ладно, ладно. Ты у меня там не геройствуй.
Для чего я ее обманывал?
Да для того! Какая мать обрадуется, когда узнает, что ее сын служит в Афганистане, особенно после того, как есть живые примеры с похоронками. Вон, второй подъезд — далеко ходить не нужно. Везде, где идет война — опасно. Конечно, можно и в мирной обстановке мимо собственного дома проходить, а откуда-то сверху кирпич упадет на голову или, к примеру, можно поскользнуться и лицом в лужу упасть, а там и захлебнуться. Это все обыденность. А на войне убивают другие люди, убивают оружием. Статистика там совсем другая. Вон и нечего ей об этом знать. Чего зря нервировать? А похоронку она не получит — чтобы этого не произошло, я в лепешку разобьюсь. Вот и пусть, по легенде, я кручу баранку где-то на Байкале, где войны нет. Конечно, в те годы отношения с китайцами у нас были не очень, но открытых столкновений не было.
Конечно, по-хорошему, отучиться на офицера все-таки нужно.
Мне нужно обрасти связями, знакомствами. До первой Чеченской компании еще около восьми лет, а именно там погибло большинство моих друзей. В первой и во второй. А потом Северная Осетия, Сирия. Охо-хо-хо…
Для чего мне связи? Ну не буду же я вечно скакать с автоматом. В девяностые можно резко сменить направление и кое-какие идеи у меня есть. Но факт остается фактом, я солдат, а не пиджак.
Но план становиться офицером — займет время, а как раз его тянуть я не намерен. Есть другие варианты дальнейшего развития, пусть и очень нехарактерные для СССР. И вот тут мне и поможет военный советник полковник Бехтерев. У нас с ним был непростой разговор, но он обещал помочь, как только до этого дойдет дело. Но об этом позже. Время пока еще не пришло.
Поужинав, мы еще долго болтали. А примерно в половину десятого пошли спать.
За многие годы, я впервые вошел в свою комнату. Все там осталось таким, каким сохранилось в памяти. Диван — кровать, письменный стол, стул. Ковры на стенах. На подоконнике огромный кактус, с торчащими во все стороны колючими иголками. На тумбочке катушечный магнитофон, в коробках бобины. Чего я тогда только не слушал… Ностальгия накатила с такой силой, что спать я лег только после двенадцати — все осматривал, читал, вспоминал. Все это было очень интересно, на время я перестал быть майором спецназа в молодом теле, а стал обычным девятнадцатилетним мальчишкой.
А еще, у меня скоро день рождения. Когда мне стукнет двадцать, я еще буду дома.
Заснул я как убитый. Под урчание кота Маркиза, который примостился на краю дивана. Мохнатый старпер храпел, словно трактор «Беларусь». Только игрушечный.
Ночь прошла тихо и спокойно. Проснулся я рано, еще и семи не было. Сегодня суббота, у меня отпуск. Жизнь хороша и жить хорошо, а хорошо жить еще лучше. С этим, пока не очень получается. Но не потому, что не знаю как, а потому что цели такой себе не поставил. У мамы, по идее, сегодня тоже должен быть выходной. Чтоб по субботам завхоз работал в школе, да еще и зимой… Впрочем, откуда мне знать, как там устроена работа советского завхоза? Маминой работой я никогда не интересовался.
Оделся, сделал зарядку. На глаза попалась полка с семейными фотоальбомами — и как я ее вчера не заметил?
Пока полистал, пока все посмотрел, стукнуло девять. Проснулась мама, сразу же отправилась на кухню — хотела напечь оладьев с малиновым вареньем. Боже, как я по ним соскучился…
— Максим, за молоком сходишь?
— Конечно, не вопрос. Сейчас все сделаю.
Помимо похода за молоком, решил сходить и отметиться в военкомат, он тут как раз недалеко был. А заодно и немного прогуляться на улице — вспомнить, что оно и как. На магазины посмотреть, на людей. Что там продается. А то привык к горам, кишлакам, да душманам. Нужно на цивилизацию посмотреть — в поезде-то ее сильно не рассмотреть. Да и вообще, нужно было вспоминать, как там жилось в восьмидесятые.
С военкоматом все просто.
Оделся в свою старую гражданскую одежду, спустился вниз. Прогулялся, подышал свежим морозным воздухом. Зашел в гастроном и взял две бутылки молока в стекле и с жестяными пробками на широких горлышках. Триста лет такие не видел. Еще взял хлеба — ну очень уж мне понравился свежий ароматный запах недавно испеченного хлеба и булочек по девять копеек. Расплатился — пришлось вспомнить такие монеты, как копейки. В современной России на копейки ничего не купить. Вообще. Да и рубли были другими.
Выходя из гастронома, обратил внимание на шум — из-за угла гастронома вырулила компания молодых людей, в довольно легких осенних куртках. Их было восемь, все навеселе. Может, даже подвыпившие. Впрочем, в субботу утром — как-то странно! Скорее всего, только собираются…
Были среди них и девушки, причем одеты были неожиданно модно и разнообразно. С ходу определил, что это местная молодежь гуляет. И среди них я узнал тех, кого тоже не видел много лет. Это же моя компания, с которой я когда-то гулял. Тоже из головы выветрилось.
Увидев меня, кто-то из них крикнул:
— Эй, народ! Смотрите! Это же Макс Громов!
Вся компания остановилась — расстояние между нами ну метров тридцать от силы.
— Оп-па! Глазам своим не верю!
— Макс? Ты ж вроде в Ростове должен быть!
— За хорошее поведение сюда сослали! — пошутил я. Вот и как мне на них реагировать? Да-а, хочешь-не хочешь, а придется соответствовать образу.
— Ну, здорова! — радостно крикнули мне. Пришлось пожимать руки, отвечая на рукопожатия. Меня окружили девчонки в куртках. Я даже отреагировать не успел, когда одна из них повесилась мне на шею и впилась в губы.
— А-а, ха-ха! Вот Катька дает! — захохотали остальные.
А я опешил, но сопротивляться не стал. Честно говоря, вообще не характерно для того времени. Впрочем, о чем я? Это же не Москва, тут все иначе. Молодежь росла сама по себе, и начхать ей хотелось на то, как оно там в обществе должно быть.
Отлипла она быстро и я вспомнил, кто это такая — бывшая одноклассница. Катя была очень даже ничего. Ниже меня ростом, с кудрявыми темными волосам, сверху вязаная шапка. Одета в модные джинсы — ну явно с подачи фарцовщиков. Куртка тоже странная, на ногах полуботинки. Это где же она так шмотками импортными затарилась?
— Ты почему не сказал, что уже вернулся? — возмутилась она. — Я же скучала!
— Только недолго! — расхохотался кто-то из парней. Остальные подхватили.
Деваха немного смутилась. Подхватила меня под руку, прижалась всем телом.
— Макс! Ты когда приехал?
— Вчера, поздно вечером.
— А какие планы на вечер? — окликнул меня Артем. Помниться, до того как я уехал поступать, мы были чуть ли не лучшими друзьями. — Как насчет вечером на дискотеку, а?