Млечный Путь, 2012 № 02 (2)

Эдвард Бенсон Сеанс мистера Тилли

Когда мистер Тилли, резвой трусцой пересекавший площадь Гайд-парк-корнер, поскользнулся и упал на скользкой торцовой мостовой, то увидел над собой массивные рифленые колеса огромного парового трактора. Времени на раздумья у него не оставалось, он только и успел раздраженно воскликнуть:

— О Господи! Эта махина наверняка раздавит меня в лепешку, и я не сумею попасть на сеанс к миссис Камбербатч! Какая досада! А-а-у-у!..

Едва эти слова слетели у него с языка, как его ужасные опасения, похоже, оправдались. Грузные колеса прокатились по нему от головы до ног и буквально размазали по мостовой. После этого водитель, с большим опозданием включив задний ход, проехался по нему еще раз и только потом, совершенно потеряв голову, подал громкий сигнал и остановил трактор. Стоявший на перекрестке постовой при виде катастрофы чуть не упал в обморок, но быстро взял себя в руки, перекрыл движение и бросился посмотреть, что еще можно сделать. Однако с мистером Тилли было покончено так радикально, что полицейскому оставалось только хотя бы немного привести в чувство водителя.

Вскоре прибыл вызванный из больницы санитарный автомобиль, и останки мистера Тилли с величайшим трудом отскребли от дороги, куда трактор их практически впечатал, и с подобающим уважением доставили в морг.

А что же сам мистер Тилли? Вначале, когда ему на голову наехало колесо, он почувствовал нестерпимую боль, как при невралгии. Однако боль тут же ушла, и он, все еще ошеломленный, понял: он то ли парит, то ли стоит (не сумел толком разобраться) прямо посреди дороги. Он ни на секунду не терял сознания, прекрасно помнил, как поскользнулся, и очень удивился, что остался цел и невредим. Наблюдая за тем, как полицейский с белым как мел лицом останавливает транспортный поток и делает внушение бормочущему что-то несвязное водителю, он вдруг испытал забавное ощущение полного единства с двигателем трактора. Он спокойно воспринимал раскаленные угли, кипящую воду и железные стенки с заклепками, и никакого неудобства ни жар, ни пламя, ни теснота и скованность ему не доставляли. Напротив, он никогда еще не был таким довольным, жизнерадостным и свободным.

Потом двигатель запыхтел, колеса сдвинулись с места, и мистер Тилли, к своему величайшему изумлению, разглядел собственные сплющенные останки, лежавшие на мостовой. Он распознал их со всей определенностью по новому костюму, который надел впервые сегодня утром, и одной уцелевшей лакированной туфле.

— Черт побери, что же все-таки приключилось? — произнес он. — Вот он я, а вон там — жалкие, похожие на раздавленный цветок, мои руки-ноги… И это тоже я. А как ужасно расстроен водитель! Что ж, придется поверить, что меня переехали… Сперва было очень плохо, но сейчас я могу все это обдумать… Послушайте, любезный, куда вы прете? Вы что, не видите меня?

Эти вопросы он задал полицейскому, который, похоже, намеревался пройти прямо сквозь него. Но тот никак не отреагировал и уверенно проследовал на другую сторону площади. Было совершенно очевидно, что страж порядка не видит его или, по крайней мере, не обращает на него внимания.

Мистер Тилли все еще чувствовал растерянность в этих необычных обстоятельствах, но в его голове постепенно зарождалось понимание того, что было уже вполне очевидно для любопытной, но не навязчивой толпы, сгрудившейся вокруг его тела. Мужчины обнажили головы, женщины плакали и отводили глаза, однако вновь и вновь принимались разглядывать его останки.

— Похоже, я и в самом деле умер, — сказал мистер Тилли. — Все факты свидетельствуют в пользу такой гипотезы… Но все же, прежде чем что-то предпринять, я должен в этом убедиться наверняка. Ага! Вот и санитарная машина подъехала. Они меня разглядывают… Должно быть, я ужасно перемолот, хотя никаких неприятных ощущений не испытываю. А ведь, если я пострадал, то должен это чувствовать… Нет, все-таки я умер…

Действительно, ничего другого с ним не могло произойти, но все равно это пока не помещалось у него в голове. В толпе образовался проход для носильщиков, и он почувствовал, что его охватила дрожь, когда они начали соскребать его с дороги.

— Поосторожнее! — простонал он. — Это что там торчит? Седалищный нерв, что ли? А-а-о-у!.. А впрочем, совсем не больно. Вот только мой новый костюм! Я ведь сегодня надел его впервые. Вот невезение! Да они еще и ногу мне задрали. Теперь наверняка все деньги разлетятся из кармана… А это мой билет на сеанс. Мне он нужен, я все же хотел бы туда попасть…

Он выдернул листок из пальцев поднявшего его человека, к изумлению которого билет внезапно исчез. Выражение его лица позабавило мистера Тилли. Кроме того, это дало ему новую пищу для размышлений, и он попытался связать воедино полученные факты. «Вот он, билет, у меня, — подумал он. — Значит, едва я прикоснулся к листку, он стал невидимым. Я сам невидим (разумеется, для обычных органов чувств), и все, что я беру, тоже становится невидимым. Как интересно! Так вот откуда во время сеанса появляются разные мелкие предметы! Их держит дух, и пока он их держит, они невидимы. Потом он выпускает их — и вот вам, пожалуйста, цветок или фотография на столе! Точно так же мелкие предметы могут и пропадать. Их забирает дух, хотя зубоскалы и утверждают, что медиум прячет их где-то на себе. Правда, при осмотре иногда так и оказывается, но вполне возможно, что дух просто так шутит… Ну и что мне теперь делать? Посмотрим-ка на часы. Ровно половина одиннадцатого. Все произошло за несколько минут, потому что из дому я вышел в четверть одиннадцатого… Итак, сейчас пол-одиннадцатого. А если разобраться, что это означает? Когда-то я это знал, но сейчас мне это кажется чепухой. Одиннадцать — чего? Часов, не так ли? А что такое час?..»

Это его озадачило. Он чувствовал, что когда-то ему было понятно значение часа и минуты, но теперь, когда он так неожиданно сменил время и пространство на вечность, это понимание исчезло. Концепция времени, как что-то забытое, таилась у него в каких-то дальних закоулках мозга и отказывалась вынырнуть из подсознания, только посмеиваясь над тщетными попытками хозяина выковырять ее оттуда. Пока он занимался ее поисками в своей голове, оказалось, что пространство, как и время, тоже осталось для него в прошлом. Он вдруг обнаружил, что его приятельница мисс Ида Соулсби, которая, как ему было известно, тоже должна присутствовать на том сеансе, куда он направлялся, торопливыми птичьими шажками двигается по тротуару напротив. На мгновение забыв, что он теперь бесплотный дух, мистер Тилли загорелся сильным желанием догнать ее. В прошлом, когда он еще был человеком, ему пришлось бы проделать это с помощью ног. Теперь же он обнаружил, что одного только желания хватило, чтобы оказаться рядом с ней.

— Дорогая мисс Соулсби, — произнес он, — я как раз направлялся к дому миссис Камбербатч, когда меня сбили с ног и прикончили. И ничего особо неприятного я не почувствовал, кроме быстро прошедшей головной боли…

Произнося все эти вполне естественные слова, он вспомнил, что для всех пока еще облаченных в грязную стареющую плоть, остается невидимым и неслышимым, и оборвал свой монолог на полуслове. Конечно, его речь не достигла довольно больших, интеллигентных на вид ушей мисс Соулсби, однако, похоже, каким-то шестым чувством она все же ощутила его присутствие, потому что внезапно вздрогнула, покрылась легким румянцем и еле слышно прошептала:

— Как странно! Почему-то мне так живо вспомнился дорогой Тедди…

Это приятно поразило мистера Тилли. Он уже довольно долго обожал эту леди, и вот теперь она в своем кажущемся одиночестве называла его «дорогим Тедди». На мгновение он даже пожалел, что его убили. Как было бы хорошо узнать это раньше и, наслаждаясь благоухающими цветами флирта, последовать туда, куда это, по-видимому, и должно было привести. Намерения у него, разумеется, как и всегда, были исключительно благородные: путь наслаждения должен был, с ее согласия, привести их обоих к алтарю, а аромат цветов смениться вкусом райского яблока. Но сожаление быстро ушло; конечно, алтарь теперь казался нереальным, но путь наслаждений по-прежнему оставался открытым, поскольку многие из спиритов, в кругу которых он вращался, сохраняли нежные отношения с теми своими наставниками и друзьями, кто, как и он сам, покинул этот мир. Когда он был еще человеком, такие невинные и возвышенные романы представлялись ему пресными. Но теперь, глядя на них с другой стороны, он понимал, что они поистине очаровательны, потому что позволяют ощущать свою причастность к тому миру, которого он лишился.

Он сжал руку мисс Иды (или, скорее, представил, что это делает) и, как ему показалось, даже почувствовал в какой-то степени тепло и упругость ее ладони. Это было радостно, потому что давало надежду на то, что он, хоть и лишился материальной оболочки, все еще способен соприкасаться с материей. Еще более приятно было увидеть, что, когда он таким образом дал знать о своем присутствии, по очаровательному личику мисс Иды скользнула едва приметная довольная улыбка. Возможно, она просто улыбнулась своим собственным мыслям, но все-таки причиной этих мыслей стал именно он.

Поощренный этим, он решился на чуть более интимный знак выражения своих чувств и позволил себе почтительный поцелуй, но тут же увидел, что зашел слишком далеко. Мисс Ида сказала себе: «Успокойся!» — и ускорила шаг, как бы стараясь поскорее оставить позади соблазнительные мысли.

Мистер Тилли понял, что понемногу приспосабливается к тем новым обстоятельствам, в которых ему приходится теперь существовать, или, по крайней мере, получает о них какое-то представление. Время, как и пространство, перестали для него существовать, но, пожелав приблизиться к мисс Иде, он тут же очутился рядом с нею. Решив проверить эти новые возможности, он пожелал оказаться в своей квартире. Окружающая обстановка стремительно, как в кино, переменилась, и он обнаружил себя дома, где убедился, что известие о его смерти уже дошло до прислуги, и взволнованные повариха и горничная возбужденно обсуждают это событие.

— Бедняжка, — говорила повариха. — Какое несчастье! Он был настоящий джентльмен, мухи не обидел, а тут на тебе — эта громадина попросту давит его. Надеюсь, из больницы его отправят сразу на кладбище, я не вынесу, если в доме появится покойник.

Рослая и крепкая горничная погладила ее по голове.

— Ну, не знаю, — заметила она. — Может, для него так даже лучше. Он же все время с духами водился, всякие там стуки да грюки, аж порой страх меня брал, когда я в столовой подавала ужин. А теперь он там, наверно, как у себя дома и встречается с другими малахольными. Но мне его, бедняжку, все равно жалко. Такого безобидного джентльмена я еще никогда не встречала. Всегда такой любезный, да и жалованье платил день в день.

Эти жалостливые причитания и славословия как громом поразили мистера Тилли. Он-то воображал, что его вышколенная прислуга относится к нему с должным почтением, как к некоему полубогу, и роль бедняжки-джентльмена его совсем не устраивала. Так что это открытие, хотя оно, казалось бы, уже не имело ни малейшего значения, уязвило его до глубины души.

— Таких оскорблений я еще никогда не слышал, — еще не совсем отринув земные узы, во всеуслышание произнес (или подумал?) он. И с изумлением понял, что они совершенно не замечают его присутствия. Он возвысил голос и, прибавив как можно больше сарказма, обратился к поварихе:

— Вы бы лучше покритиковали не меня, а свои кастрюли! Они бы наверняка отнеслись к вашим словам с пониманием. Что же касается организации моих похорон, то я уже позаботился об этом в своем завещании и не желаю выслушивать ваши предложения. А сейчас…

— О Господи! — воскликнула миссис Инглис. — Клянусь, я только что слышала, как он, бедняжка, что-то сказал. Голос такой хриплый, как будто у него кашель. Пойду-ка нацеплю на шляпку черный бант, а то скоро сюда набегут его стряпчие и всякий прочий люд.

Мистеру Тилли это не понравилось. Ему все еще казалось, что он жив-здоров, и отношение к нему прислуги как к мертвому, да еще после того, что они о нем наговорили, показалось очень обидным. Желая недвусмысленно дать знать о своем присутствии и способности действовать, он раздраженно ударил ладонью по обеденному столу, с которого еще не убрали посуду после завтрака. Он трижды хватил по столешнице изо всех сил и с великой радостью увидел, как испуганно вздрогнула горничная. Зато миссис Инглис даже бровью не повела.

— Слышь, вроде кто-то постучался… — сказала мисс Тэлтон. — Откуда бы это?

— Глупости! Это у тебя от нервов, — возразила миссис Инглис, подцепив на вилку последний ломтик бекона и отправив его в свой широкий рот.

Мистер Тилли, довольный тем, что ему удалось хоть как-то подействовать на этих туповатых женщин, крикнул уже во все горло:

— Тэлтон!

— Ой, что это? — тут же откликнулась горничная. — Ей-богу, я слышу его голос! А вы, миссис Инглис? Нет, правда слышу!

— Чушь несусветная! — невозмутимо заметила повариха. — Отличный бекон, хорошо, что мы его столько запасли… Да ты вся дрожишь! Ну, милочка, это все твои фантазии…

Внезапно мистеру Тилли пришла в голову мысль, что вряд ли стоит так напрягаться, чтобы хоть как-то убедить в своем присутствии горничную. Сеанс в доме медиума, миссис Камбербатч, предоставит ему куда больше возможностей снова прорваться в реальный мир. Пожелав переместиться почти на милю, он еще пару раз грохнул по столу кулаком и, уже не слушая слабые взвизги мисс Тэлтон, тут же очутился на Вест-Норфолк-стрит.

Он прекрасно знал дом и двинулся прямо в гостиную, где всегда проводились сеансы, которые он так часто и так охотно посещал. Миссис Камбербатч, с выражением сосредоточенности на ложкообразном лице, уже опустила шторы, оставив комнату в полной темноте, которая казалась только гуще от тусклого ночника под абажуром рубинового стекла, стоявшего на каминной полочке рядом с цветным фотопортретом кардинала Ньюмена. За круглым столом сидели мисс Ида Соулсби и мистер и миссис Мериотт, которые по меньшей мере дважды в неделю выкладывали денежки в надежде получить совет от своего духа-наставника Абибеля по поводу несварения желудка и финансовых операций. Замыкал круг сэр Джон Плейс, старавшийся как можно детальнее разобраться со своей предыдущей инкарнацией в теле халдейского католического священника. Его наставника, открывавшего ему все ступени религиозной карьеры, в шутку величали Потиром.

Разумеется, в гости сюда приходило и множество других духов. К примеру, только у мисс Соулсби в спиритическом хозяйстве обитали три постоянных наставника — Сапфир, Семирамида и Милый Уильям, еще двое — Наполеон и Платон — появлялись на сеансах время от времени. С особым почтением здесь встречали кардинала Ньюмена, который не мог не откликнуться на дружное исполнение написанного им псалма: «Веди меня, свет милосердный…»

Мистер Тилли с удовлетворением отметил, что для него за столом оставлен свободный стул. Когда он появился, миссис Камбербатч взглянула на часы.

— Уже одиннадцать, — заметила она, — а мистера Тилли все нет. Не знаю, что могло его задержать. Что будем делать, дорогие друзья? Абибель очень нетерпелив и, если мы опаздываем, обычно выражает неудовольствие.

Мистер и миссис Мериотт тоже сидели как на иголках: он жаждал проконсультироваться насчет мексиканской нефти, а она чрезвычайно страдала от изжоги и отрыжки.

— Потир тоже не любит долго ждать, — вмешался сэр Джон, ревностно заботившийся о престиже своего покровителя. — Я уж не говорю о Милом Уильяме.

Раздался серебристый смех мисс Соулсби.

— Ну что вы, — возразила она, — мой Милый Уильям всегда вежлив и доброжелателен. А кроме того, у меня такое чувство… Я физически ощущаю, что мистер Тилли где-то совсем близко.

— Я тоже, — согласился мистер Тилли.

— Знаете, когда я шла сюда, — продолжала мисс Соулсби, — то все время чувствовала, что мистер Тилли где-то рядом. О Господи, что это?

Мистер Тилли не удержался и вместо аплодисментов выразил свой восторг от такого признания сильным ударом по столу. Миссис Камбербатч тоже это услышала.

— Наверно, это Абибель дает знать, что он уже здесь, — сказала она. — Я знаю, как стучит Абибель. Потерпи, Абибель, немного. Подождем мистера Тилли еще три минуты и начнем. Давайте поднимем шторы, тогда Абибель поймет, что мы еще не готовы.

Так и сделали. Мисс Соулсби тихонько подошла к окну, чтобы первой увидеть приближение мистера Тилли, который всегда пересекал поток транспорта в этом месте. Видимо, газеты только что опубликовали свежие новости, и многие прохожие углубились в купленные на ходу выпуски, а на рекламном стенде появилось крупное сообщение о трагическом происшествии на площади Гайд-парк-корнер. Мисс Соулсби, не желая терять душевное спокойствие, шумно втянула воздух и отвернулась от окна. Зато мистер Тилли, проводивший ее к окну и увидевший то же, что и она, на смог удержаться от духовного возгласа ликования.

— Вот это да! — провозгласил он. — Это же все обо мне! И какими крупными буквами! Просто замечательно! В следующих выпусках наверняка появится и мое имя.

Чтобы привлечь к себе внимание, он снова с размаху стукнул по столу, и миссис Камбербатч, сидевшая в старинном кресле, которое некогда принадлежало мадам Блаватской, опять его услышала.

— Ну что ты поделаешь с этим Абибелем, — сказала она. — Потерпи еще немного, шалунишка. Давайте, наверно, начинать…

Она произнесла обычное заклинание наставников и ангелов и откинулась на спинку кресла. Потом она начала конвульсивно дергаться и бормотать что-то бессвязное и, наконец, несколько раз громко всхрапнув, неподвижно застыла в каталепсии. Теперь она полулежала, вытянувшись в струну, представляя собой своеобразный порт назначения для странствующих умов.

Мистер Тилли с радостью и некоторым самодовольством предвкушал их появление. Будет очень приятно, когда Наполеон, с которым он так часто беседовал, узнает его и скажет: «Рад вас видеть, мистер Тилли. Вижу, вы присоединились к нам…»

Шторы снова опустили, и в комнате опять стало совсем темно, только чуть светился ночник у портрета кардинала Ньюмена. Однако мистеру Тилли с его обострившимися чувствами свет совершенно не мешал, он даже мимоходом удивился, отчего все считают, что такие лишенные плоти духи, как он, предпочитают совершать свои самые эффектные чудеса в темноте. Еще больше удивило его то, что он не мог ощутить никаких признаков присутствия тех своих сотоварищей (а, по его мнению, именно так он мог теперь их называть), которые посещали сеансы миссис Камбербатч в таком изрядном количестве. Хотя она уже довольно долго стонала и бормотала, он не замечал здесь ни Абибеля или Милого Уильяма, ни Сапфира или Наполеона. «А пора бы им и появиться», — сказал он сам себе.

Между тем, к своему удивлению и неудовольствию, мистер Тилли заметил, что руки медиума, невидимые для остальных в окружающей темноте из-за черных перчаток, шарят по столу, очевидно, нащупывая лежавший там рупор. Он обнаружил, что так же легко, хотя и с меньшим удовольствием, может читать ее мысли, как полчаса назад читал мысли мисс Иды, и понял, что она собирается поднести рупор ко рту и изображать Абибеля, Семирамиду или кого-то еще, хотя всегда уверяла, что к рупору даже не прикасается. Пораженный этим, он схватил рупор сам и тут же заметил, что она вовсе не находится в трансе. Открыв свои острые черные глазки, которые всегда напоминали ему пуговицы, обтянутые клеенкой, она негромко ахнула:

— Вот это да! Мистер Тилли уже здесь. В виде духа…

Остальные сидевшие вокруг стола ее не услышали. Стараясь вызвать кардинала Ньюмена, они дружно выводили хриплыми голосами: «Веди меня, свет милосердный…» Мистер Тилли сделал вывод, что миссис Камбербатч видит и слышит его так же хорошо, как он ее, а вот другие его присутствия не ощущают.

— Да, меня убили, — пояснил он. — И я хочу войти в контакт с материальным миром. Для этого я сюда и пришел. Но, кроме того, мне бы хотелось вступить и в контакт с другими духами, ведь Абибель или Потир уже должны быть здесь.

Ответа он не получил, она только, как пойманный шарлатан, опустила глаза под его взглядом. Страшное подозрение возникло у него в голове.

— Что это значит, миссис Камбербатч? Зачем вы всех обманываете? — спросил он. — Как же вам не стыдно! И подумать только, сколько гиней я на вас потратил!

— Я все вам верну, — прошептала миссис Камбербатч. — Только не выдавайте меня.

Она захныкала, и он вспомнил, что она часто начинала хлюпать носом, когда ею овладевал Абибель.

— Это значит, что сейчас появится Абибель? — язвительно спросил он. — Ну же, Абибель, давай! Мы тебя ждем не дождемся!

— Отдайте мне рупор, — взмолилась миссис Камбербатч. — Ну, пожалуйста, отдайте мне рупор!

— И не подумаю, — ответил мистер Тилли. — Скоро он мне самому понадобится.

Медиум облегченно вздохнула.

— Да! Да, мистер Тилли! — воскликнула она. — Отличная мысль! Всем будет очень интересно услышать вас сразу после того как вас убили, а они еще этого не знают. А уж сколько я заработаю! И я совсем не обманщица. Во всяком случае, не всегда. Порою я чувствую духов, и они передают через меня свои сообщения. А когда они не появляются, у бедной женщины возникает ужасное искушение подменить их самой. Я ведь вижу и слышу вас, мы с вами ведем беседу — надеюсь, взаимоприятную. Как бы я могла это делать, если бы у меня не было сверхъестественной силы? Вас убили, как вы говорите, а я вижу вас и слышу вполне хорошо. А можно спросить, когда это произошло с вами? Если, конечно, вам не больно это вспоминать…

— На площади Гайд-парк-корнер, полчаса назад, — сообщил мистер Тилли. — Нет, спасибо, было больно всего одно мгновение.

— А вот что касается вашего предложения…

Пока присутствующие распевали третий куплет псалма, написанного кардиналом Ньюменом, мистер Тилли ломал голову над создавшейся ситуацией. Действительно, если бы миссис Кабмбербатч не могла поддерживать связь с потусторонним миром, она бы не видела его. А она не только видела, но и слышала его, ведь их вполне осмысленная беседа велась, несомненно, на духовном уровне.

Разумеется, сейчас, когда он стал настоящим духом, ему не хотелось связываться с нечестным медиумом. Он чувствовал, что это может серьезно скомпрометировать его в этом мире, где, по-видимому, было широко известно, что с миссис Камбербатч не следует иметь дело. Но, с другой стороны, ему повезло так быстро найти медиума, через которого он может общаться со своими приятелями, и было трудно проявить высокую мораль и отказаться от ее услуг.

— Не уверен, что могу вам доверять, — наконец сказал он. — Меня беспокоит то, что вы способны передать ложные сообщения, за которые мне не хочется нести ответственность. А ведь именно так вы поступаете с Абибелем и Потиром. Откуда я могу знать, что, когда меня не будет, вы не понесете всякую чушь от моего имени?

Миссис Камбербатч решительно выпрямилась.

— Уверяю вас, я открою новую страницу, — заверила она. — Все, что было, останется в прошлом. Я все-таки медиум. Посмотрите на меня! Разве я не более реальна для вас, чем остальные? Разве я, в отличие от них, не существую и в вашем мире? Разве я…? Иногда я могу обманывать, возможно, я не способна вызвать сюда Наполеона — так же, как, скажем, не умею летать. Но все равно я настоящий медиум! О, мистер Тилли, будьте снисходительнее к нам, бедным человеческим созданиям! Ведь совсем недавно вы были одним из нас…

Упоминание о Наполеоне и о том, что миссис Камбербатч никогда не поддерживала контакт с этим великим существом, оказалось для мистера Тилли болезненным. В этой затемненной комнате он частенько вел с ним долгие беседы, и Наполеон делился интересными подробностями своей жизни на острове святой Елены, которые, как считал мистер Тилли, подкрепляли прекрасное сочинение лорда Розбери «Конец Наполеона I». Но теперь все это приобретало фальшивый характер, и его подозрения быстро превратились в твердую уверенность.

— Признайтесь! — заявил он. — Откуда вы взяли все эти заявления Наполеона? Вы уверяли, что никогда не читали книгу лорда Розбери, и даже позволили нам порыться в вашей библиотеке, чтобы убедиться, что ее там нет. Скажите правду хотя бы раз, миссис Камбербатч.

Она всхлипнула.

— Я читала, — призналась она. — Книга все время была здесь. Я сунула ее в старую обложку от книги, которая называлась «Элегантные фрагменты». Но я не совсем обманщица. Мы же с вами говорим — вы, дух, и я, смертная женщина. Остальные не могут нас слышать. Да вы только посмотрите на меня! Вы сможете говорить с ними через меня, если только вам этого захочется. Мне не часто удается вступить в контакт с настоящим духом, вроде вас.

Мистер Тилли окинул взглядом сидевших за столом, потом снова перевел взгляд на ясновидящую, которая, стараясь удержать интерес своих гостей, как пробиваемый сифон, издавала таинственные булькающие звуки. Определенно она была для него реальнее остальных, и ее утверждения, что она способна видеть и слышать его, тоже имели огромное значение.

И тут вдруг у него возникло новое странное ощущение. Разум миссис Камбербатч как бы разлился перед ним в виде лужи грязноватой воды, а он вроде бы возвышался над ней на каком-то настиле и вполне мог при желании туда погрузиться. Против погружения было то, что вода грязноватая, слишком материальная, а за — ощущение того, что таким образом он сумеет стать услышанным, а возможно, и увиденным собравшимися, даже, может быть, вступит с ними в контакт. Все-таки самый громкий стук по столу присутствующим был еле слышен.

— Похоже, я начинаю понимать, — произнес он.

— Ах, мистер Тилли! Просто прыгайте туда, как все добропорядочные духи, — подтолкнула его она. — И проверьте сами, как все работает. Можете зажать мне рот рукой, чтобы я уж точно ничего не говорила. И держите рупор у себя.

— Вы обещаете больше никогда не обманывать? — спросил он.

— Обещаю!

И он решился.

— Ладно, — сказал он и, если можно так выразиться, нырнул в ее разум.

Ощущение он испытал неописуемое. Это было все равно что со свежего воздуха в солнечный день зайти в душную, давно не проветривавшуюся комнату. Время и пространство снова охватили его: голова у него закружилась, глаза, казалось, потяжелели. Держа рупор в одной руке, другой он плотно закрыл рот миссис Камбербатч.

Он огляделся и понял, что комната стала темней, а очертания сидевших вокруг стола более резкими.

— А вот и я! — бодро произнес он.

Мисс Соулсби испуганно охнула.

— Это же голос мистера Тилли! — прошептала она.

— Ну, конечно же, мой! — ответил мистер Тилли. — Меня только что на Гайд-парк-корнер переехал трактор…

И тут он почувствовал, как давит его разум медиума, как обыденные свойства ее мягкой, удивительно набожной натуры охватывают его со всех сторон, сковывая и сбивая с толку. Все, что он произносил, словно проходило сквозь грязную воду…

— Я испытываю удивительную радость и легкость, — говорил он. — Конечно, не могу сказать, что вокруг все солнечно и благополучно. Но все мы очень заняты и активны, помогая другим. И это такое наслаждение, дорогие друзья, снова встретиться с вами. Смерть — вовсе не смерть: это ворота жизни…

Внезапно он оборвал речь.

— Ну, нет, так дело не пойдет, — обратился он к медиуму. — Вы заставляете меня нести всякую чушь. Этот ваш банальный здравый смысл стоит у меня на пути. Уберите преграду. Вы можете не мешать мне так сильно?

— А вы сумеете зажечь немного духовного света в комнате? — поинтересовалась миссис Камбербатч сонным голосом. — Вы вошли в меня великолепно. О, мистер Тилли, это так мило с вашей стороны!

— А вы не прикрепили где-нибудь светящиеся наклейки? — подозрительно спросил мистер Тилли.

— Да, — призналась миссис Камбербатч, — возле камина есть штуки две. Но больше нигде. Дорогой мистер Тилли, клянусь, больше их нет нигде. Так зажгите нам чудесную звездочку с длинными лучами где-нибудь на потолке!

Мистер Тилли всегда отличался доброжелательностью и никогда не отказывал в помощи даже самой непривлекательной женщине.

— Только после сеанса вы отдадите мне в руки эти наклейки, — прошептал он, после чего силой воображения постарался зажечь на потолке красивую большую звезду с красными и фиолетовыми лучами. Разумеется, она получилась не такой великолепной, как он задумал, потому что ее свету пришлось пробиваться сквозь мутный разум медиума, но все равно выглядела она очень впечатляюще, и ее появление сидевшие за столом встретили взрывом аплодисментов. Для усиления эффекта он пропел несколько очень милых строчек о звезде Аделаиды Анны Проктер, чьи стихи представлялись ему одной из высочайших вершин Парнаса.

— Ах, мистер Тилли, большое вам спасибо! — прошептала медиум. — Это было замечательно! Вы разрешите сфотографировать звезду, чтобы использовать ее в других сеансах? Если, конечно, будете так добры и повторите это еще раз.

— Ну, я не знаю, — раздраженно ответил мистер Тилли. — Я хочу выйти. Мне очень жарко и как-то неуютно. Все это выглядит такой дешевкой.

— Дешевкой? — воскликнула миссис Камбербатч. — Да любой медиум в Лондоне стал бы знаменитостью, показывая такую настоящую, неподдельную звезду, скажем, раза два в неделю!

— Знаете, меня раздавили не для того, чтобы обогатить какого-нибудь медиума, — заметил мистер Тилли. — Я хочу уйти. Все это так унизительно. Кроме того, я хотел бы осмотреться в моем новом мире. Я еще толком не знаю, что он из себя представляет.

— Но, мистер Тилли! — возразила она. — Вы же сказали столько чудесного о том, как вы там заняты делом и счастливы.

— Да ничего я не говорил! Это вы сказали. Вернее — вложили эти слова в мою голову.

И он начал выбираться из застойных вод разума миссис Камбербатч.

— Меня ожидает целый новый мир, — сказал он. — Я должен его осмотреть. Но я вернусь и расскажу, какие чудесные открытия мне удастся здесь совершить…

И тут он ощутил, что все это безнадежно. Ему пришлось прорвать плотный слой жидкой материи, и, когда она схлынула, он начал понимать, что впечатления о той прекрасной, непредставимой для земных существ жизни, которую он только начал познавать, не смогут проникнуть сквозь эту непроглядную муть. Видимо, поэтому все, что каким-то образом исходило из духовного мира, выглядело здесь таким глупым, таким банальным. Духи, каким и он теперь стал, могли стучать по столу, зажигать звезды, повторять расхожие истины, даже читать в умах медиума и других людей, как в открытой книге, — но только и всего. Чтобы слепые их увидели, а глухие услышали, им надо было преодолеть прочную стену непонимания.

Миссис Камбербатч пошевелилась.

— Связь слабеет, — произнесла она глубоким голосом, который, как понял мистер Тилли, должен был имитировать его. — Я должен вас покинуть, дорогие друзья…

Это вывело его из себя.

— Связь вовсе не слабеет! — крикнул он. — Я ничего подобного не говорил. И потом, я еще должен убедиться, правда ли все это. До встречи! Не жульничайте больше.

Он бросил на стол свой пригласительный билет на сеанс и пустился прочь под взволнованные возгласы участников.

Известие о прекрасной звезде и появлении мистера Тилли на сеансе через полчаса после гибели, о которой никто из собравшихся не знал, мигом облетело весь спиритический мир. Общество психологических исследований направило своих специалистов для сбора независимых свидетельств от всех присутствовавших.

Однако, узнав, что мисс Соулсби за несколько минут до этого видела рекламный щит с сообщением о катастрофе на площади Гайд-парк-корнер, эксперты решили, что происшедшее является следствием неосознанного зрительного восприятия в трудноуловимом сочетании с телепатией. Впрочем, такое объяснение выглядело явно надуманным, поскольку предполагало, что мисс Соулсби почему-то связала отсутствие мистера Тилли с происшествием на Гайд-парк-корнер, сама того не сознавая, разглядела имя жертвы на другом новостном щите, да вдобавок еще и телепатическим путем передала все это медиуму.

Что касается звезды на потолке, чего никто не мог отрицать, то эксперты, конечно же, обнаружили на стене над камином остатки люминесцентной краски и пришли к заключению, что звезда была воспроизведена чем-то подобным. Словом, они признали все произошедшее подделкой, что могло вызвать только сожаление, так как на этот раз феномен был чистой правдой.

Мисс Соулсби продолжала постоянно посещать сеансы миссис Камбербатч, но больше никогда не ощущала присутствия мистера Тилли. Читатель может думать по этому поводу все, что ему угодно. Мне, например, кажется, что мистер Тилли просто нашел себе другое занятие.

А он, между тем, окончательно оторвавшись от реального мира, убедился, что теперь уже никто, кроме медиума, его не слышит.

— Да не беспокойтесь вы так, мистер Тилли, — утешила его миссис Камбербатч. — Это же чистая формальность. Что вы так торопитесь нас покинуть? Не лучше ли вам снова материализоваться? Для ученых это всегда выглядит убедительно.

— Нет уж, — возразил он. — Как вы не понимаете? Это так угнетает, когда даже говорить и зажигать звезды можешь только при вашем посредстве. Но я вернусь, как только узнаю что-нибудь новое, что смогу передать через вас. Какой смысл повторять чепуху насчет занятости и счастья? Вы и так много раз им это преподносили…