ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Волнения и предвкушение Рождества, должно быть, так утомили близнецов, что только в восьмом часу дверь спальни Кей распахнулась и две маленькие фигурки в пижамах бросились к ней на кровать.

— Мамочка! Сегодня рождественское утро!

— Младенец Христос родился, мамочка!

— А Санта-Клаус приходил? Он принес нам подарки? — осведомилась практичная Джорджия.

— Я не знаю, дорогие. — Кей приподнялась в постели и, отведя волосы с лица, обняла девочек. — Может, пойдем и посмотрим, что лежит под елкой?

— Хорошая мысль.

При звуках низкого мужского голоса близнецы резко обернулись к двери, а Кей поспешно натянула на себя одеяло. Митчелл, небритый и с взъерошенными волосами, стоял, прислонившись к косяку, и у Кей замерло сердце. На нем был черный шелковый халат и черные пижамные брюки, и он выглядел более сексуально, чем подобает мужчине в столь ранний утренний час.

— Думаю, ваша бабушка захочет присоединиться к вам. — Митчелл вопросительно глядел на Кей. Она кивнула, и он добавил: — Бегите, девочки, и пригласите ее. Но, смотрите, будите осторожно.

Когда малышки пробегали мимо него, он потрепал их по кудряшкам, а затем, к ужасу Кей, подошел к ее постели.

— Что это ты делаешь? — слабым голосом спросила она.

— Говорю «доброе утро». — Наклонившись, Митчелл поцеловал ее. — Доброе утро, — ласково повторил он.

— Тебе нельзя быть здесь. — Она даже не причесалась и не почистила зубы, а мать и дети совсем рядом…

Митчелл насмешливо поднял брови.

— Прости, но мне казалось, что я живу здесь, лениво протянул он. — Кроме того, я вижу тебя в постели не в первый раз. Ты здесь уже три дня. Придется мне поработать над твоими предрассудками. — Он быстро поцеловал ее в кончик носа и пошел к двери. — Ты была гораздо занятнее, когда болела и металась по постели. Должен добавить, что некоторые позы были весьма соблазнительны. На тебе сейчас та прозрачная ночная рубашка с узенькими бретельками?

— Ты… ты подсматривал! — От негодования Кей залилась краской.

— А что же мне оставалось делать, если ты бесстыдно сбрасывала одеяло?

— Ты… ты…

— Надень халат и приведи себя в приличный вид, женщина! Здесь дети! — Митчелл ухмыльнулся в ответ на ее негодующий взгляд. — И тебе лучше поторопиться: Джорджии и Эмили не терпится заглянуть под елку.

В конце концов они спустились вниз все вместе, даже Генри, весьма представительный в темно-фиолетовой пижаме и полосатом халате, присоединился к ним на лестничной площадке.

Как только близнецы радостно опустошили наволочки, набитые подарками, Митчелл кивнул, и Генри вышел из комнаты, возвратившись с огромным пакетом, обернутым яркой бумагой.

— Девочки, это вам от нас с Генри, — мягко сказал Митчелл. — Счастливого Рождества!

Близнецы пришли в восторг от кукольного дома с красивой мебелью и многочисленным семейством кукол, включая младенца в люльке.

Взрослые обменялись подарками, и Кей порадовалась, что успела до болезни купить кое-что для Митчелла и Генри. Однако кожаные перчатки и кашемировый шарф, которым, как ей показалось, Митчелл искренне обрадовался, померкли в сравнении с изящными часами из белого золота с брильянтами, которые он подарил ей.

— Какие красивые! — восторженно сказала Кей, когда он застегнул браслет на ее руке. Но такие часы стоят, вероятно, целое состояние. А перчатки и шарф… — Мой подарок совсем не так хорош.

Он приложил палец к ее губам.

— Мне нужны новые перчатки, а шарф очень хороший, — возразил он. — Тебе необходимы новые часы. Я заметил, что твои часто останавливаются или показывают неточное время.

— Спасибо. — Голос у нее задрожал — чудесный подарок едва не заставил ее расплакаться.

— Чай, тосты, рожки? — Голос Генри, неожиданно вновь превратившегося в домоправителя и повара, вовремя нарушил тишину. — А потом мы воздадим должное рождественскому обеду, который будет подан ровно в час. И никаких ссылок на плохой аппетит после болезни, — добавил он.

— Можно мне помочь с обедом?

Вопрос задала Линора, и, когда Генри, по-старомодному вежливо, ответил: «Буду весьма благодарен», Кей поймала взгляд Митчелла, удивленно воззрившегося на друга.

— Что случилось? — прошептала она, когда Линора и Генри удалились в кухню. — Почему ты так странно посмотрел на Генри?

На лице Митчелла появилась довольная улыбка.

— Потому что я знаю Генри много лет, и он ни разу не позволил никому штурмовать бастионы своей кухни, — задумчиво сказал он. — Я подчеркиваю, никому.

Кей ошеломленно смотрела на него, постепенно улавливая смысл его слов.

— Неужели ты хочешь сказать, что…

— Я думаю, что Генри очень нравится твоя мать, — Митчелл некоторое время наблюдал за Кей. — Ты против?

Против? Если матери нравится Генри и их чувства взаимны, то это прекрасно. У Линоры появится новый интерес вне собственной семьи.

— Нет, — твердо ответила она, — я совсем не против.

Утро прошло спокойно: они сидели у камина, слушая рождественские песнопения, наблюдая за игравшими детьми и разговаривая о том о сем, пока в гостиную не проник запах жареной индейки.

Кей откинулась на спинку дивана в состоянии праздничного благодушия. Некоторое время спустя она проснулась и поняла, что задремала, уютно склонив голову на грудь Митчелла, который обнимал ее одной рукой.

Она напряглась и, с опаской подняв голову, увидела пару ярких серо-голубых глаз.

— Ты не храпишь во сне, — непринужденно объявил Митчелл, — но зато время от времени очаровательно пофыркиваешь, как маленькое животное, которое старается устроиться поудобнее.

Кей почувствовала, что краснеет, и Митчелл, тихо рассмеявшись, выпрямился.

— Не только ты вздремнула. Посмотри вон туда.

На другом диване крепко спала прикрытая одеялом Линора.

— Это пойдет вам обеим на пользу. У тебя до сих пор измученный вид.

Измученный? Что это значит? Она ужасно выглядит? Чтобы перевести разговор на другую тему, она спросила:

— Где девочки?

— Помогают Генри делать сдобные булочки к чаю. Кажется, у нас семейный праздник… — Митчелл пожал плечами.

Она не совсем поняла его неопределенную интонацию. Должно быть, у него были другие планы на Рождество. Такой человек, как Митчелл Грэй, не бьет баклуши, сидя дома.

Он наклонился и потерся подбородком о ее кудри, тихонько бормоча:

— Ты чудесно пахнешь. Какие у тебя духи?

— Детская присыпка.

— Детская присыпка? — Откинувшись на спинку дивана, Митчелл в изумлении посмотрел на нее.

— Когда ты вынес меня из дома, я была в таком состоянии, что не могла думать о косметике, — напомнила ему Кей, покачав головой. — У близнецов в туалетных принадлежностях есть детский лосьон и присыпка, и я ими пользуюсь.

Глаза Митчелла смеялись.

— Ты хочешь сказать, что я годами трачу уйму денег, чтобы дарить дорогие духи, когда мог бы ограничиться детской присыпкой?

Кей пристально взглянула на него.

— Не думаю, что женщины, с которыми ты встречаешься, пришли бы в восторг от детской присыпки, — спокойно заметила она. — Я мать, и этот запах для меня родной.

Улыбка исчезла с его лица.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, — следя за своими словами, ответила Кей, — только то, что они привыкли к Шанель и Гуччи, а я — к детской присыпке и одежде, купленной в магазине. Это два очень разных мира.

— И между ними нельзя перебросить мост?

Кей неуверенно улыбнулась.

— Думаю, нет. Это как в случае с бабочками и мотыльками.

— Ты не мотылек, резко сказал он, и в его голосе прозвучала жесткая нота. — Если, конечно, ты не предпочитаешь быть им.

— Возможность выбора исчезла у меня четыре года назад. — Кей смело взглянула Митчеллу в глаза. — И другого мне не нужно. Никакие «шанели» и «гуччи» в мире не сравнятся с улыбками моих детей. Брильянты от Картье — ничто в сравнении с безвкусным кольцом и пластмассовым браслетом, которые девочки обнаружили в какой-то хлопушке и подарили мне.

Митчелл кивнул:

— Могу этому поверить.

— Но ты не можешь купить это, разве ты не понимаешь? Они отдают мне всю свою любовь и доверие, и я должна сделать все, чтобы не потревожить или нарушить их покой. Это малыши, Митчелл, они не понимают временных связей и того, что кто-то может занять их место. И я не хочу, чтобы они страдали из-за моей ошибки. Достаточно, что у них нет отца.

Воцарилась напряженная тишина.

— Ты не можешь винить себя за то, что Перри оказался таким, — наконец сказал Митчелл. — Ничто в жизни не имеет абсолютной гарантии.

Линора зашевелилась на диване, и Кей, прекращая разговор, быстро произнесла:

— Я знаю это.

— Неужели? Мне так не кажется.

— Давай поговорим об этом в другой раз, — тихо попросила она.

Митчелл кивнул и, взяв ее за подбородок, заставил поднять опущенную голову:

— Я понял, что нам надо поговорить о многом. Стена, которую ты воздвигла, чтобы отгородиться от посторонних, все еще непробиваема?

— Но ведь именно ты сказал, что мы похожи, — спокойно напомнила она. — Ты тоже выстроил свою стену, Митчелл.

Больше она ничего не успела сказать, потому что в комнату вбежали разгоряченные и гордые своими кулинарными усилиями близнецы, которые окончательно разбудили Линору. Но и во время вкусного обеда, приготовленного искусными руками Генри, и в течение всего дня Кей снова и снова обдумывала свои слова. Голова у нее шла кругом.

В пять часов они с близнецами попили чаю со сдобными булочками, и уже тогда стало ясно, что девочки устали. К шести часам они приняли ванну и, облачившись в пижамы, свернулись калачиком в постели. Кей, целуя их на ночь, решила, что они похожи на ангелочков.

— Где дядя Митчелл? — сонным голосом спросила Джорджия, когда Кей притушила свет. — Разве он не поцелует нас на ночь?

— Не сегодня, дорогая, он разговаривает с бабушкой и Генри.

За несколько дней Джорджия и Эмили сильно привязались к Митчеллу. Необходимо нажать на эмоциональный тормоз, охладить их пыл.

Эта мысль буквально пронзила Кей, и она закусила губу. Митчелл был чрезвычайно добр к ней, к матери и детям, и она благодарна, очень благодарна ему… но это ничего не меняет. Он хочет завлечь ее в постель без каких-либо, кроме сексуальных, обязательств. Она знает это и всегда знала. Он не лгал ей, изложив свою позицию в самом начале и совершенно бесстыдно рассказав ей о своих намерениях.

Все это весьма неутешительно.

Подойдя к двери гостиной, она услышала теплый, беззаботный смех матери, очень похожий на хихиканье. Кей замерла, чувствуя глухие удары своего сердца. Такого смеха она не слышала много лет — последний раз Линора смеялась так, когда был жив ее муж.

Теперь ее мать смеется с Генри. Кей наморщила лоб. Значит ли это?.. Она представила, как Линора и Генри идут по проходу в церкви, и с трудом обуздала воображение.

Кей простояла у двери почти минуту, прежде чем почувствовала, что может войти в гостиную и присоединиться к остальным.

Загрузка...