МоделBiblos. Модельный бизнес по-русски

Гений

Студия Фрейлянда находилась в отстроенном в конце девяностых годов здании на окраине Москвы, которое было предназначено под мастерские творческого люда столицы. Фотографы, скульпторы, художники и дизайнеры несколько лет добивались выделения им во владение эдакого узаконенного сквота под жизнь и творческий процесс. За время, прошедшее с момента отторжения земельного участка, борьбы за него нескольких ведомств, согласований проекта, тендера среди застройщиков и необходимых отстежек в инстанциях, многие из скооперировавшихся творцов уже худо-бедно решили свои жилищные проблемы, поэтому многострадальный дом, построенный с грехом пополам и оформленный как мастерские, использовался непосредственно по назначению только на пятьдесят процентов. Многие помещения были выделены для проживания муниципалам, которые вместо благодарности за свалившееся на них счастье постоянно осыпали правление злобными жалобами на шум в студиях, на толпы приходящих туда моделей, на не гаснущий ночами свет в окнах, что, по их обывательскому мнению, служило наглядным доказательством происходящего там распутства.

Первой на место съемки подъехала Наташа Лесовикова. Пройдя брюзжащую вахтершу, она поднялась на пятый этаж и, постучав в запертую еще дверь студии, на которой был наклеен плакат с тигром, отошла к окну, достала книгу и принялась с увлечением читать…

Наташа приехала в Москву два года назад из Екатеринбурга участвовать в конкурсе «Model’StarS», но до агентства «Jet Stars», проводившего кастинг, не дошла. Буквально на вокзале ее с чемоданами и мамой атаковал кучерявый молодой человек, представившийся фотографом журнала «VOGUE» и немедленно предлагавший отправиться в студию для проведения фототестов. Он тыкал пальцем в журналы, извлеченные из сумки, щелкал затвором небольшой фотокамеры, направляя ее на лицо (фас-профиль-улыбка) Наташи, обещал познакомить с главными редакторами «COSMOPOLITAN» и «ELLE» и дать свои визитки, забытые именно сегодня утром дома, а Наташину маму величал на старомодный манер мамашей. В конце концов «мамаша» (тоже Наталья, но называемая в семье Мама Тала или Тала, чтобы сразу было понятно, к какой из Наташ обращается отец), женщина не робкого десятка, нервно мотнула головой, выражая согласие, и они отправились куда-то на метро. Парень нес чемоданы, молол какую-то чушь относительно московских нравов, жонглируя именами и названиями агентств, журналов, улиц и станций метрополитена.

Наташа покорно следовала за ними, с интересом оглядываясь вокруг и часто ловя на себе заинтересованные и восхищенные взгляды попутчиков по вагону или просто прохожих, встречными курсами пролетающих по мраморным подземным переходам, освещенным тусклым светом помпезных светильников. Этот неяркий свет не мог скрыть красоту Наташиной осанки, утонченность черт лица и звездного потенциала.

Наташе было пятнадцать лет, и дома она не успела толком позаниматься ни в одной из многочисленных существующих в городе модельных школ, способных изуродовать ее природную стать и взрастить в ней комплексы. Так, заходила пару раз то в одно, то в другое агентство. Но папа служил в районном отделении милиции и, будучи человеком строгих правил и коммунистической закалки, узнавая про очередную попытку мамы или дочери приобщиться к высокому миру моды, устраивал домашним, включая бабушку и собаку Лайзу, взбучку и запрещал без его ведома соваться куда бы то ни было. Затем смягчался, обещал проверить по своим каналам организацию, а то и позвонить предупредить руководителей, чтобы дочь была под надежным присмотром, но в суете своих дел каждый раз забывал об этом, а потом Наташина учеба, а потом дача-огород, а потом болезнь бабушки и траурные полгода после ее смерти… Так Наташа при своих замечательных данных оставалась нетронутой играми в моделей, пока не увидела рекламу конкурса «Model’StarS» по Центральному телевидению и не засобиралась в Москву, подбив маму сказать отцу, что едут они узнавать о поступлении в Институт телевидения. Вернее, еще надо разобраться, кто кого подбивал, потому что Мама Тала не менее дочери жаждала увидеть ее успех.

Сама ни достойным ростом, ни отточенными чертами лица, ни изящностью кистей рук и лодыжек, ни малахитовой матовостью и гладкостью кожи не отличавшаяся, маленькая чернявая женщина, закончившая Уральский государственный университет с красным дипломом и ни дня не проработавшая, она всю жизнь с момента рождения дочери вынашивала мечты об ее грандиозном успехе, конечно, не помышляя о модельной карьере, но подразумевая под успехом в основном благосостояние материальное и благополучие душевное. И в личной жизни желала она для своей дочери судьбы поинтереснее, чем быть спутницей пусть и доброго, но деревенского мужика, помышляющего больше об охоте и доброй закуси к запотевшей бутылке водки, чем о галереях Уффици и Прада, побывать в которых было мечтой Мамы Талы со студенческих времен, с тех пор как попал в ее руки художественный альбом с дамой и горностаем на обтрепанной суперобложке, принесенный однокурсником Ванечкой, ухаживавшим за ней с первого курса и уступившим другому Ивану только потому, что тот взял ее по праву более сильного, без спросу и оглядки на условности и ухаживания Ванечки, и подчинил своей мужской ненасытности и безапелляционности. Так и не побывала Мама Тала за рубежом, не удалось постоять ей в задумчивости перед полотнами Эль Греко и Веласкеса. Зато вырастила дочь-красавицу, на зависть всем, словно бы и не от родителей рожденную. За домом ухаживала и за мужем так, что всегда он был обстиран и обеспечен горячим обедом, а когда приходил со службы сначала молоденьким лейтенантом, а потом и начальником районного отделения в криминальном Екатеринбурге, всегда мог расслабиться в уюте домашнем, выпить чарку, коей не попрекала его никогда Мама Тала, а сама и подносила, погрезить о затуманенном озере, куда в отпуск отправлялись они часто всей семьей собирать грибы и вялить на зиму отловленную отцом рыбу. На охоту он ходил один и в мужской компании, приносил и глухаря, и кабана – удачлив был.

Он – грузный, с маленькой головой, сам как медведь; Мама Тала – невысокая брюнетка с большими карими глазами под характерно выраженным надбровьем. В кого пошла стройная и тонкая, с оливковой кожей и миндалевидными глазами Наташа… Отец говорил, что в деда его, и призывал в свидетели мать, пока та была жива. Бабушка вспоминала своего отца. Тот тоже был охотник и рыбак, жилистый и с отметиной удмуртских корней в глубоко посаженных глазах.

Может быть, именно эти глаза и станут отличительной характеристикой Наташи, способной заставить трепетать сердца читателей глянцевых журналов и покупателей одежды haute couture и элитной косметики во всем мире. Но в тот ее первый приезд все кончилось чуть ли не плачевно. Добравшись наконец до «студии VOGUE», оказавшейся небольшой комнатой, перегороженной с помощью примитивной занавески на две половины, Мама Тала и Наташа познакомились с вертлявым мужичонкой в очках. Тот назвался Борисом и затянул пространную речь о тяготах жизни в столице, необходимости дружеской и финансовой поддержки, особенно тех (кивок в сторону хлопающей глазами Наташи), кто имеет все шансы оказаться на обложке того самого VOGUE (кивок в сторону своего кучерявого посыльного), о котором шла речь с самого начала.

Где-то захлопнулась дверь лифта, и Наташа, оторвавшись от книги, подняла глаза. По коридору (лица не видно из-за падающего из окна светового снопа) торопливо шла какая-то девушка. Еще издали она вскинула руку в приветственном жесте и представилась:

– Арина.

– Наташа, – улыбнулась в ответ Наташа.

Коротко стриженные волосы Арины были выкрашены в белый цвет, что выглядело экстравагантно. Они немного поболтали о работе и погоде, вернее, болтала в основном Арина, задавая вопросы, но не слушая Наташиных ответов.

Буквально через минуту возле дверей студии появился молодой человек с ключами, ассистент Фрейлянда, и открыл дверь, запустив ожидавших, а потом чуть ли не каждую минуту кто-то возникал на пороге, поднялась веселая суматоха. Явился Гений и сразу начал готовить свою амуницию, вынимая из затейливого кейса набор баночек и тюбиков разных тонов, потом сам мастер фотографии – лысоватый, но заросший щетиной, словно компенсирующей недостаток шевелюры на голове.

– Модели приходят первыми, – капризно протянула Арина, когда последний участник фотопроцесса прибыл к месту съемки.

Гений, уже работающий над ее лицом, непроизвольно поморщился, потому что артикуляция Арины при разговоре мешала ему наносить грим.

– Не затруднит ли вас помолчать немного, пока я работаю? – с присущей ему иронией даже не спросил, а как бы приказал Гений разговорчивой модели.

Арина вскинула на него серые в крапинку глаза, но промолчала.

– Гений, ты с ней помягче. У нее белокровие, жить осталось, говорят, пару лет. – Стилист по прическам Татьяна Кац из салона Ангелины Вардари, раскладывая свои инструменты на столике, склонилась к его уху и прошелестела, щекоча его щеку белокурыми локонами.

Гений наносил макияж на фарфоровое лицо Наташи, радуясь, что согласился на эту «халтурку», хотя и стоит творческий процесс. Но видеть Наташу и работать с ней Гений посчитал за творческую удачу. «Это будет вдохновлять меня, – думал он, аккуратно прикладывая к лицу модели спонжик с тональным кремом. – Это действительно чудо, такая девушка, находка, кто-то поимеет на ней кучу денег, отправив работать за рубеж, если раньше всякие Борики не наложат на нее свою лапу и не сделают олигархической подстилкой. Надо Киру показать эту девушку. Да, да, Кир вроде порядочный человек, он разбирается, он сможет помочь».

Через час первая из моделей была готова к съемке, и Фрейлянд позвал ее на площадку, доверив поработать с Ариной своему ассистенту. Сам немного понаблюдал за процессом и куда-то степенно удалился.

– Он всегда так, – снова шепнула Татьяна Гению. – Думаешь, Ленчик – великий мастер? Он давно уже только на кнопку нажимает, а все выстраивает ассистент его, умница парень.

Разогревшись на Арине, умница ассистент позвал уже готовую к съемке Наташу, но Фрейлянд, бесшумно появившись в этот момент в студии, жестом остановил его и сам вышел к штативу. Татьяна поправила Наташины волосы последним движением, как художник оставляет завершающий мазок на нетленном творении, а фотограф уже нетерпеливо переминался, щурясь сквозь очки на яркие вспышки, пока ассистент замерял и настраивал оборудование под новую модель.

Наташа вошла в кадр, и Татьяна воодушевленно обернулась, ловя взгляд Гения, готового разделить с ней восхищение моделью.

– Чего она здесь делает, не понимаю… По ней Париж плачет!

– Куда ж она денется, – откликнулся Гений, – со дня на день уедет.

Он подправлял макияж Арины, думая про себя о бренности мира и шаткости человеческой жизни. Вот девочка, которой жить осталось пару лет, а она, как ни в чем не бывало, приходит на съемки, испытывает те же чувства и желания, что и тот, кто про это не знает. Ведь каждого может подстерегать за очередным поворотом что-то страшное или неординарное.

– Ну что ты как мымра вареная? – Фрейлянд оторвался от фотоаппарата. – Давай проснись уже!

Наташино лицо вспыхнуло, но сама она не сделала ни движения. В студии повисло тягостное молчание, снова прерванное Фрейляндом уже через несколько секунд:

– Ты первый раз, что ли, на площадке, голубушка?

Не столько претензии фотографа, сколько это непонятное «голубушка» довершило дело: из оленьих глаз Наташиных медленно выкатывались слезы, оставляя мягкие дорожки на тщательно припудренных Гением щеках.

– Леонид, вы не правы! – Вся студия обернулась на говорящего. – Разве давлением можно создать рабочую атмосферу в студии?

В этот момент Наташа выбежала, а Гений продолжал свою обличительную речь, не давая опомниться ни зарвавшемуся фотографу, ни остальным действующим лицам позорной сцены.

– Вы, именно вы накалили ситуацию. Зачем напустились на девчонку?! Мы же тут все единомышленники!

– Да кто ты такооооой! – Фрейлянд наконец справился с ошеломлением, постигшим его. – Единомышленничек, твою мать! Твое дело поросячье – крась моделей и не выступай, а не то…

– Что не то? – Гений, выпятив грудь, попер на фотографа, но между ними встали гуртом все присутствующие, и драки не получилось, да никто и не стремился к выяснению отношений с помощью кулаков.

Знать бы Фрейлянду, что спустя несколько месяцев Наташа Лесовикова все-таки уедет в Париж и через очень непродолжительное время будет замечена на показе Мишеля Дюпре, после чего ее наперебой станут приглашать журналы для фотосессий, а дизайнеры – бороться за эксклюзивное право выпустить русскую диковинку в финальном выходе своего сезонного дефиле. Но ему, в общем-то, все равно. Хоть бы и так! Ведь он – звезда. К его мнению прислушиваются люди моды, а какая-то одна, пусть даже и очень успешная, модель не сделает погоды в его карьере, а он в ее – вполне бы мог.