Модельный дом

Глава 5

К моменту возвращения в «Глорию», там уже собрался весь «цвет» агентства, и едва Ирина Генриховна переступила порог, как ей тут же было предложено кофе.

— Свежачок! — сам себя похвалил Макс. — Све-жесваренный. Лучше не бывает.

— Спасибо, Максик. Чувствую, ты один меня не забываешь.

Это была привычная игра, но уже по тому, КАК «его Иришка» бросила на кресло свою сумочку, можно было догадаться, что общение с коллегами Игоря Фокина не прошло для нее даром, о чем тут же спросил Турецкий.

— Неужели удалось наскрести что-то?

Ирина Генриховна невразумительно пожала плечами.

— Насчет «наскрести» пока не знаю, но относительно того, что дело это не простое и может вылиться кое для кого в публичный скандал, это я вам гарантирую.

— Я же говорил! Это удар профи, — заявил о себе Агеев, но его тут же перебил Голованов:

— Что, настолько все серьезно? — как директор агентства, он считал, что должен быть в курсе каждого расследования.

Отхлебнув глоток горячего кофе, Ирина Генриховна поставила чашечку на столик и снизу вверх покосилась на маячившего в дверном проеме Голованова.

— Серьезней не бывает.

— И выходит, что этот парень, я имею в виду Фокина…

— Да, сумел в своем расследовании копнуть нечто такое, что за ним началась настоящая охота.

— Но ведь статья-то еще не вышла! — возмутился Плетнев. — И почему бы не предположить, что все эти ночные страхи и разговоры про архиубийственный материал всего лишь умело разыгранный пиаровский ход, чтобы сделать Фокину действительно сногсшибательную рекламу? Ведь не такой же он дурак, чтобы самолично растрезвонить о готовящейся публикации, тем самым подставляя себя под удар.

— Нет, он не дурак, — согласилась с ним Ирина Генриховна. — Но ты забываешь о том, что все мы работаем в коллективе, то есть среди людей, где встречаются и рвачи, и провокаторы, а то и просто предатели. И то, что случилось с Фокиным…

— Что, подстава? — догадался молчавший до этого Турецкий.

— Хуже, Александр Борисович, хуже. Судя по всему, воровство и продажа материала заинтересованным людям.

— И этому есть подтверждение?

— Стопроцентного подтверждения пока нет, но это уже не первый случай в «Шоке». Кстати, этой же версии придерживается и руководство редакции.

— И в этом случае, — подал голос Макс, — факт нападения на Фокина приобретает вполне обозначенные контуры.

— Какие на хрен контуры! — возмутился Агеев. — Журналиста надо было убрать, или так предупредить, чтобы у парня все мозги отшибло.

Он замолчал, и в комнате зависла тишина, нарушаемая возмущенным сопением Агеева.

— В таком случае, необходимо было бы узнать, что это за материал такой, из-за чего парню решили снести голову, — резонно заметил Голованов. — Ира…

Ирина Генриховна вздохнула и развела руками, как бы говоря тем самым: Голованов как всегда прав, однако ничего конкретного я вам сказать не смогу.

— Что, пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что? — догадался Плетнев.

— Ну-у-у, я бы не стала утверждать столь категорично, однако в чем-то ты прав. Фокин работал над несколькими темами сразу, и на ближайший месяц им было заявлено в секретариат четыре статьи, по которым у него уже был собран весь фактический материал, и все четыре статьи…

— Настолько все серьезны и страшны, что из-за них можно даже человека заказать? — не удержался, чтобы не съязвить, Плетнев.

— В той или иной степени, — осадила его Ирина Генриховна.

— А можно ближе к теме? — попросил Турецкий, чувствуя, что этому препирательству не будет конца.

— Как прикажете, — развела руками Ирина Генриховна. — Ну а если серьезно, то работать придется сразу по нескольким направлениям. Следователь-взяточник, и он же сексуальный вымогатель. Далее криминальная проституция и элитные бордели на Москве-реке.

— Это что, те списанные баржи, которые пустили под рестораны и ночные клубы? — уточнил Агеев.

— Считай, что угадал, но это всего лишь цветочки. Главное, как мне кажется, на чем надо бы заострить особое внимание, это элитные проститутки из модельных агентств, поставляемые олигархам и так называемой российской элите. Тема пока что закрытая для широкой общественности.

— И наш Фокин?..

— Да. Но повторяю, это еще не факт, что его заказали именно из-за этого материала. Те же бордели на Москве-реке приносят колоссальные барыши, и я не сомневаюсь, что их владельцы пойдут в своем сговоре на что угодно, лишь бы не светиться лишний раз на газетных полосах.

— «Шок» — это, считай, желтая пресса, — пробасил Плетнев. — А кто ее читает, эту самую прессу? Так что, думаю…

— А вот ведь позволь не согласиться с тобой, — вскинулась Ирина Генриховна. — Насколько мне известно, по нескольким материалам, что опубликованы в «Шоке», были сделаны депутатские запросы, не считая других мер, и результаты не заставили себя ждать.

— Хотелось бы верить, — усомнился Плетнев. — Даже в советское время…

— Ладно, все! Потрепались, и будя, — поставил точку Турецкий. — Попытка убийства Фокина налицо, и если мы не беремся за это дело, а мы, надеюсь, беремся, то дело остается за малым…

— Найти и обезвредить, — хмыкнул Макс.

— Правильно, — поддержал его Турецкий. — Но до этого надо бы еще распределить между собой те темы, по которым работал Фокин, и уже по ним двигаться в едином направлении. Если вы не против, то я бы взял на себя модельные агентства.

Он покосился на свою жену и тут же пожалел о сказанном.

— А вы бы, Александр Борисович, не пожелали сразу же взять на себя ночное кабаре, да еще парочку специализированных массажных салонов в придачу? — поинтересовалась Ирина Генриховна. — А то ведь с вашими способностями, да единственный дом моделей… Скромничаете, Александр Борисович, скромничаете.

— Ириша!.. — попытался воззвать к ее мудрости Турецкий, однако она уже не слушала его.

— Я уже думала над этим, и этот расклад представляется мне следующим образом. Антон Плетнев — бордели на Москве-реке. Было бы не плохо, если бы Сева, как самый представительный из нас взял на себя элитных проституток из дома моделей. А вот Александр Борисович — общее руководство и координацию расследования. Ну а что касается меня, то я думаю, еще разок поработать с журналистским контингентом «Шока», впечатление такое, что там еще много чего можно накопать.

— Расклад понятен, — отозвался Плетнев, — но ведь еще остается наш сексуальный вымогатель.

— Если ты имеешь в виду следователя, которого взяли на взятке, то здесь, думаю, нам упираться не стоит. Судя по всему, этот козел работал в одиночку, и его уже разрабатывает прокуратура, — сказала Ирина.

— В таком случае, гоп, — подытожил Плетнев, но его остановил Турецкий:

— В общем-то, все разумно, но лично меня беспокоит интерес, проявленный прокуратурой к этому делу. То они категорически все отрицают, а то вдруг…

— Считаешь, что уже и на них успели надавить? — перехватил его догадку Голованов. — Чтобы изначально обрубить все концы.

— По крайней мере, не исключаю подобного варианта. Ира, ты не поинтересовалась, случаем, тем следаком, который звонил в редакцию?

— Ну а как же, Александр Борисович! — язвительно отозвалась Ирина Генриховна. — Совершенно случайно удалось узнать даже его фамилию.

— И?

— Следователь Ткачев. Думаю, что он уже беседует с ответсеком или копается в компьютере Фокина.

— В таком случае, по коням, — скомандовал Турецкий. — И еще вот что. К завтрашнему дню прошу предоставить оперативные планы по реализации тем.

Турецкий активно входил в свою роль руководителя.

Засиживаться в «Глории» не было смысла, и Александр Борисович поехал домой, с указанием жены заехать на рынок, чтобы прикупить зелени, фруктов и мяса, и пока стоял в очередной пробке, коим, казалось, уже не было ни конца, ни края, думал о возросшем интересе межрайонной прокуратуры к делу Игоря Фокина. Он слишком долго проработал следователем по особо важным делам, чтобы не знать неписанных законов российской прокуратуры, и его не мог не точить червь сомнения.

Ткачев… Следователь Ткачев. Интересно, с чьей подачи этот самый следователь Ткачев решил «пощупать» редакцию «Шока», если еще вчера его начальство даже слушать не хотело о том, что нападение на журналиста Фокина не имеет ничего общего с ограблением, и все это попахивает криминальным заказом?

Итак, Ткачев.

Еще со времени работы в Генеральной прокуратуре у Турецкого остались кое-какие завязки на уровне межрайонных прокуратур, и он, порывшись в записной книжке, нашел телефон бывшего следователя прокуратуры, который должен был знать Ткачева. По крайней мере, он мог бы дать по Ткачеву обобщающую характеристику: кто таков, его положение в прокуратуре, но самое главное, — склонен ли к тому, чтобы под нажимом повести следствие в заданном направлении.

У очередного светофора, перед которым ждали стартового рыка не менее полусотни иномарок и отечественных «Жигулей», Турецкий набрал по мобильнику нужный номер, и когда наконец-то прорезался приглушенный голос бывшего работника прокуратуры Цветкова, Александр Борисович напомнил ему о себе.

— Господи, Турецкий! — воскликнул Цветков. — Какими судьбами? Я ведь даже мечтать не мог, чтобы ты вспомнил обо мне.

— Прости, Степан, — покаянно вздохнул Турецкий. — Честно говоря, не до звонков было. Меня ведь тоже подчистую списали. Старые раны, новые власти и прочее. Так что, сам понимаешь, пока оклемался да в норму вошел…

— Наслышан, можешь не каяться, — успокоил его Цветков. — Лучше скажи: сейчас-то как?

— Живу, работаю.

— Где и кем? Надеюсь, следственную работу не бросил?

— Да как тебе сказать?.. В общем, может, слышал про агентство «Глория»? Так вот, в нем и нахожу отдушину.

— А как насчет материального подспорья?

— Ну, не могу похвастаться крутизной, однако к пенсии прибавка вполне приличная.

— Так ты-то того… про старые кадры не забывай. Сам ведь знаешь, квалификация выше нормы.

— Ты имеешь в виду постоянную работу или разовые задания?

— На что угодно согласен, лишь бы платили более-менее нормально да не видеть эти рожи в моем супермаркете, где приходится дежурить по двенадцать часов в сутки.

— ЧОП? — поинтересовался Турецкий.

— Нет, служба собственной безопасности, но хрен редьки не слаще.

— Хорошо, принимаю к сведению, но и ты мне помоги кое-чем.

— Излагай. И без того догадался, что не просто так звонишь.

— Вот за что я тебя люблю, Степан, так это за прямоту и конкретику, а теперь слушай сюда. Ты, надеюсь, со своей конторой связь поддерживаешь?

— Естественно.

— В таком случае, не можешь не знать Ткачева, и я бы хотел…

— Это что, этого раздолбона? — перебил Турецкого Цветков.

— Ну-у, вроде того. А почему, собственно, раздолбона?

— А кто же он еще? — удивился Цветков. — Раздолбон он и в Африке раздолбон. Хоть ты его в прокуратуру возьми работать, хоть на табачную фабрику самокрутки крутить.

— А ежели более конкретно?

— Алкаш беспросветный! — выдал «объективку» Степан Цветков. — Я, конечно, тоже не могу похвастаться трезвым образом жизни. Но мы-то с тобой знаем, когда пить, когда спать, а когда работать. А этот придурок…

— И что?

— Да много чего разного. Поначалу, конечно, когда в конторе узнали про его слабость, старались хоть как-то помочь, я сам закрывал его пьяным в кабинете, позволяя проспаться, чтоб начальство не видело. Ну а когда он уже вконец опускаться начал и как-то запил на три дня, потеряв при этом удостоверение, короче, все это выползло наружу, терпение иссякло, и этому придурку дали под зад.

— И где он сейчас?

— Признаться, не знаю, правда, как-то слышал, будто в каком-то ЧОПе службу несет.

— Что, больше не пьет?

— На хлеб мажет, — хмыкнул Цветков. — Трое суток пьет, а четвертые, во время дежурства, отсыпается.

Это уже была информация для размышления. Оказывается, бывший следователь Ткачев не только пил, похмелялся и отсыпался на работе, но у него еще находилось время для того, чтобы подъехать в редакцию «Шока».

Правда, неизвестно было, каким удостоверением он прикрывался во время знакомства с тем же ответсеком или главным редактором «Шока».

Турецкий посмотрел на часы. Шестнадцать сорок пять. А господин Ткачев должен был нарисоваться в редакции в пятнадцать ноль-ноль. И если он еще там…

Наскоро поблагодарив Цветкова и пообещав тому перезвонить вечером, чтобы уже более-менее конкретно поговорить о работе, Александр Борисович туг же набрал телефон жены.

— Иришка! Все объяснения на потом, а сейчас срочно позвони в «Шок», и если Ткачев все еще у них, заставь ответсека, или кого бы там ни было, задержать его в редакции хотя бы на полчаса. И тут же звони мне.

— Что?.. Что-нибудь?..

— Повторяю, все объяснения потом. Звони!

Мобильник ожил гораздо быстрее, чем он ожидал. И это не предвещало ничего хорошего.

— Ну?

— Слушай, Саша, твой Ткачев уехал сразу же, как только узнал, что Фокиным заинтересовалась наша «Глория».

— И?...

— Я разговаривала с Щегловой, и, как мне показалось, в редакции страшно раздосадованы тем, что поддались на мои чары и допустили меня к компьютеру Фокина.

— Насколько я понимаю, в первую очередь этим был недоволен сам Ткачев?

— Да. Щеглова говорит, что он чуть ли не кричал на нее, обвиняя в преступной халатности.

— И все? Больше ни в чем не обвинял?

— Не знаю.

— А насчет тебя и «Глории» этот самый Ткачев ничего не расспрашивал?

— Вроде бы нет, — отозвалась Ирина Генриховна. — По крайней мере, мне об этом ничего не говорили… Слушай, Саша, не темни. Настолько все, серьезно? И этот самый Ткачев…

— Дома расскажу. Все! Приезжай скорее.

— Как только освобожусь. А ты насчет рынка не забудь.

— Уже еду.

Тронувшись с места, Турецкий набрал по мобильнику еще один номер телефона, который он загодя внес в память. Жена Игоря Фокина отозвалась сразу же, словно ждала этого звонка.

— Марина? Турецкий беспокоит. Всего лишь на два слова. Вам, случаем, не звонил некто Ткачев. Я имею в виду следователя прокуратуры.

— Ткачев? — удивилась Марина. — Прокуратуры? Да нет, оттуда вообще никто не звонил. А что, он должен мне звонить?

— Да вроде бы как, — замялся Турецкий. — Но может и не позвонить. Однако просьба к вам будет такая. Как только он позвонит, и, возможно, потребует встречи, тут же перезвоните мне. И вот еще что. Боже упаси без моего ведома встречаться с тем же Ткачевым.

Какое-то время жена Фокина молчала, видимо, переваривая предупреждение Турецкого, наконец произнесла негромко:

— Думаете, могут надавить на меня, чтобы я не разжигала страсти?

— Возможно, что и так, — вынужден был соврать Турецкий. — Но как бы там ни было, ни-ко-му, ни-че-го без моего разрешения. Звоните мне в любое время дня и ночи.

Боялся ли он за ее безопасность? Скорее всего, нет. Жена Игоря Фокина даже при ее активности не представляла для «героев» журналиста Фокина никакой опасности. Хотя, впрочем, они могли решиться и на крайние меры, что тоже не исключалось. Гораздо большую опасность для них представляло засветившееся агентство «Глория» и конкретно Ирина Турецкая, успевшая до «следователя Ткачева» покопаться в редакционных материалах Фокина.

О возможном развитии событий даже думать не хотелось. Но если человек, заказавший Игоря Фокина, довольно публичного журналиста, что не могло остаться незамеченным, решился на столь рискованный шаг, то что говорить о сотруднице какой-то там «Глории», осмелившейся сунуть свой нос туда, куда посторонним вход запрещен, и все это вместе взятое не могло не тревожить Турецкого.

Уже поздним вечером, обсудив с женой «воскрешение» следователя межрайонной прокуратуры Ткачева и переговорив по телефону с Головановым, Александр Борисович позвонил Цветкову.

— Извини, Степан, за поздний звонок, но раньше никак не мог.

— Да брось ты извиняться, — хмыкнул Цветков. — Тем более, что я страшно рад твоему звонку. Колись, что случилось. Насколько я тебя знаю, абы просто так по ночам звонить не будешь.

— Ну-у, это, конечно, ты перегнул малость, — вроде бы как «обиделся» Турецкий. — Но ежели по существу… Короче, ты что-то говорил о дополнительном заработке и работе в агентстве.

— Ну!

— Так вот. Есть одно пикантное дельце, провернуть которое мог бы только ты. Естественно, оплачиваемое.

— Ну-у, для тебя, предположим, я и бесплатно все сделаю, — пробурчал явно задетый за живое Цветков. — Но если раскошелится твоя контора…

— Она самая, — успокоил его Турецкий. — А дальше уж по обстоятельствам.

— И что за дело? — перешел на деловой тон бывший следователь прокуратуры.

— Ткачев!

— Я так и думал.

— Почему?

— Да, видать, опять засветился где-то, но уже по-крупному. Угадал?

— Считай, что угадал. И сейчас мне нужен его словесный портрет.

— Что, настолько все серьезно?

— Серьезней не бывает.

— В таком случае, записывай…

Расписав на листе бумаги более чем подробный портрет Михаила Ткачева, тридцати семи лет от роду, разведенного, и поблагодарив Цветкова, Турецкий не мог не спросить:

— Слушай, Степан, а ты мог ради общего дела вступить с ним в контакт?

Бывший следователь только вздохнул на это.

— Мочь, конечно, можно все, но…

— Что, слишком сложные взаимоотношения? — догадался Александр Борисович.

— Сложные, это слишком мягко сказано, — пробурчал Цветков. — Этот алкаш меня несколько раз подставил по-крупному, и я этого гада…

— Ясно, — подытожил Турецкий. — Но в таком случае, от тебя потребуется дополнительная информация о нем.

— Что? Явки, дурные наклонности и прочее?

— Ну ты, прямо, как в воду смотришь, — подыграл ему Турецкий. — Но вдобавок ко всему прочему, домашний адрес, телефон и неплохо бы место работы.

— Годится, — согласился Цветков. — Но как скоро. — Еще вчера…