Их освободили, когда уже наступило утро. Мистер Хеннпин увидел их, подходя к конюшням.
— Эта парочка сидела на крыше рука об руку. Ни дать ни взять голубки, — рассказывал он позже своей жене. — А она так нежно склонила головку ему на плечо. И сдается мне, они даже не разговаривали.
Миссис Хеннпин снисходительно улыбнулась своему супругу.
— И что же они сказали тебе, зачем забрались на крышу?
— Смотрели на звезды.
Полтора часа спустя, все еще напевая себе что-то под нос, миссис Хеннпин накрывала на стол.
Колин и Мерседес первыми явились к завтраку. Они сразу же заметили многозначительные взгляды, которые домоправительница то и дело бросала в их сторону, и счастливую, понимающую улыбку, которую та не могла скрыть. Когда миссис Хеннпин вышла, они глянули друг на друга с противоложных концов стола и удовлетворенно улыбнулись.
Близнецы, мешая друг другу, протиснулись в двери, но с удивлением обнаружили, что они сегодня не первые. Сразу же перестав толкаться, они прикинулись паиньками и степенно, размеренным шагом и с серьезными лицами пошли к столу.
Бриттон уселся и метнул острый взгляд сначала на Колина, потом на Мерседес.
— Послушайте! Вы что-то от нас скрываете! Так нечестно — ничего нам не рассказывать!
— Нет, — сказал Колин. — Не расскажем.
Брендан заметил, что Мерседес при этом почему-то еще сильнее заулыбалась. Он встретился глазами с братом, быстро кивнул в сторону Мерседес и передал свои мысли на расстоянии без единого слова. И уже то, что этот их молчаливый обмен взглядами прошел мимо внимания Мерседес, которая обычно быстро замечала подобные штучки, еще раз подтвердило подозрения мальчишек: здесь что-то не так.
Сильвия и Хлоя вышли к завтраку, откровенно позевывая, с той лишь разницей, что Хлоя, как всегда, делала это более сдержанно, чем ее младшая сестра. Но отсутствие в их адрес «остроумных» замечаний со стороны братьев, вроде таких, как «Закрой рот, а то муха влетит», сразу показалось подозрительным и привело их в чувство. В тот же момент они поняли, что изменилась атмосфера за столом. Низко наклонив головы, чтобы скрыть довольные улыбки, девушки продолжали общаться, толкая друг дружку под столом локтями, что было не многим более утонченно, чем пинки ногами, которыми обычно обменивались Бриттон с Бренданом.
Мерседес разгладила на коленях салфетку.
— Что-то все сегодня такие беспокойные, — сказала она, ни к кому особенно не обращаясь. — Все хорошо спали?
Это замечание вызвало у присутствующих некоторое оцепенение. Один Колин остался спокойным. Он видел, как они все сразу замерли, украдкой бросая друг на друга вопрошающие взгляды.
Колин удобно откинулся на спинку стула и, склонив голову набок, посмотрел на Мерседес. Она ответила ему нерешительным взглядом, в котором застыл тот же вопрос.
— Может быть, они все виноваты?
— Мне это тоже пришло в голову.
Это вызвало общее тревожное перешептывание и ропот.
— В чем виноваты? — поинтересовалась Сильвия.
— Я ничего плохого не делала, — решительно сказала Хлоя.
— А если я что и сделал нечаянно, то простите меня, — поспешил извиниться Бриттон.
Брендан скривился и с несчастным видом произнес:
— Они уже сказали все, что я хотел сказать. Мы ни в чем не виноваты!
Мерседес не ожидала услышать так много протестов и уверений в невиновности. Она подозревала, что они решили все отрицать.
— Что вы об этом думаете, капитан Торн?
— Они виноваты, но дали слово молчать. Придется прибегнуть к пыткам.
Хлоя выпрямилась.
— К пыткам? Что он под этим подразумевает?
Сильвия сурово посмотрела на близнецов:
— Что вы там натворили?
— Но мы ничего не делали! — сказал Бриттон.
— Ничего, — подтвердил Брендан. — Это, наверное, вы с Хлоей.
Колин постучал ложечкой о стакан для сока, чтобы утихомирить галерку.
— Сегодня ночью кто-то запер нас с Мерседес в северной башне, — сообщил он. — Я уже второй раз попадаю в такую переделку. Вы же понимаете, почему я отношусь с недоверием к вашему возмущению.
Четыре пары недоумевающих глаз обратились в сторону Колина.
— Они невиновны! — провозгласил Колин. Мерседес с любопытством посмотрела на него:
— А как насчет пыток?
— Что-то я передумал.
Мерседес чувствовала тяжесть этих четырех взглядов, направленных на нее.
— Ну что ж, очень хорошо! — сказала она. Все облегченно вздохнули.
— И все-таки вы меня не до конца убедили, — добавила она, многозначительно разглядывая каждого из них. — Ведь я имею с вами дело подольше, чем капитан.
Мерседес немного смутило, что никто из них при этом не заволновался и не опустил глаз.
Ей удалось поговорить с Колином наедине далеко не сразу. Утро ушло на то, чтобы обсудить с Хлоей сроки ее предстоящей свадьбы. Важность соблюдения траура перевешивало все их истинные переживания и чувства. Второй завтрак Мерседес провела в обществе Сильвии, которая, как она стала замечать, последние несколько недель стала что-то замыкаться в себе. И тут не понадобилось особой проницательности, чтобы заглянуть в сердце юной особы и понять, что она сохнет по Обри Джонсу. Мерседес не стала втолковывать Сильвии, что Обри — по существу, совершенно незнакомый человек, не имеющий в Англии никаких корней. Она просто выслушала ее, не высказывая никакого мнения, и Сильвия заметно взбодрилась после их разговора.
Во второй половине дня она занималась с близнецами математикой и географией. Потом нужно было просмотреть счета и поговорить с арендаторами. И уже на обратном пути из деревни к дому она увидела Колина, идущего к лесу . с удочками на плече. Она тут же сошла с тропинки и тихонько, стараясь остаться незамеченной, последовала за ним.
Она догнала его, когда он уже входил в воду. Мерседес стояла на берегу и смотрела, как Колин забрасывает удочку. Леска взвивалась над ним, поблескивая на солнце, упругой плавной линией, пока, подхваченная водой, не натягивалась как струна, и тогда Колин с трудом удерживал деревянное удилище. Он стоял босиком посреди искрящейся, бурлящей воды, закатав по колена брюки. Мокрые икры поблескивали на солнце. Его пиджак, ботинки и носки лежали на берегу, но жилетка оставалась на нем. Серебряные нити, вплетенные в серо-голубую ткань, казались такими же живыми, как и вода, обтекающая его щиколотки.
Его волосы отражали солнце, как золотой шлем, когда он, наклонив голову, следил за леской. Глаза щурились от алмазного блеска воды. Уголки губ приподнимались в едва заметной улыбке.
Она позвала его, и он обернулся. Улыбка мгновенно расцвела на его лице.
— Я думал о тебе, — сказал он.
Она почувствовала, как в груди разлилось тепло. Сев на берегу, она сняла туфли и чулки и поболтала ногами, охлаждая их в фонтане брызг, висящих над водой.
— А что ты думал обо мне? Расскажешь? — спросила она, помолчав.
— Нет, — сказал он, оглянувшись на нее через плечо. Потом снова забросил удочку. — Скорей всего нет.
Она была не против, что у него есть свои секреты. Мерседес откинулась назад, опираясь на локти.
— Тогда, может быть, ты расскажешь, что думаешь о моих братьях и сестрах?
— Я думаю, что не они нас запирали. Мерседес.
— Просто не знаю, на кого еще можно подумать. Я сегодня с ними целый день. Они ведь не как ты, Колин. Они просто не способны долго хранить секреты.
— Значит, ты и не пыталась добиться от них правды.
— Да, я не ставила себе такой цели, но мне кажется, что кто-нибудь из них обязательно бы проговорился. — Она покачала головой, все еще удивляясь их молчанию. — Ничего. Ни единого слова. Боюсь, мне придется с тобой согласиться.
— Чего тут бояться? — сухо заметил он.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Колин смотал леску и вышел на берег. Бросив удочку в траву, он сел рядом с Мерседес. Она выглядела восхитительно расслабленной, как тоненькая тростинка, которую беспечно колышет ветерок и нежит солнце. Он наклонился и поцеловал ее.
Губы ее были горячие и влажные. Она ответила нежно, без торопливости и без вызова. Это было медленное, томное исследование, оценка на вкус и на ощупь, узнавание уже знакомого и еще не изведанного. Она обрисовала кончиком языка его верхнюю губу, поцеловала в уголок рта.
Колин положил руку ей на грудь. Чувствовалось, как под тонкой тканью платья набухает и твердеет ее плоть. Она чуть выгнулась, помогая наполниться чаше его ладони. Его губы прикоснулись к чувствительной коже у нее за ухом. Она подняла подбородок, открывая ласкам длинную, стройную шею. Он поцеловал ее разрумянившуюся щеку и пульсирующую жилку под скулой.
Запах влажной травы смешался с ароматом ее волос. И локти больше не держали ее, когда она томно вытянулась под его телом. Она обвила руками его шею, и тень от его головы охладила ее разгоряченное лицо.
— Я знал, что ты думала об этом прошлой ночью, — прошептал он ей губы в губы. Она безмятежно улыбнулась.
— Я знаю, что ты знал. — Глаза ее заискрились от безмолвного смеха. — Но ведь тебе так понравилось смотреть на звезды, правда?
— Была такая полная луна.
— Да, вид был просто захватывающий!
— Мы сидели на самом верху крыши.
— И были похожи на воронье гнездо.
— Воронье гнездо не бывает под углом в сорок пять градусов. Разве что во время атлантического шторма.
— Это было прекрасно!
— Ты была прекрасна!
Лицо Мерседес захлестнула горячая волна. Она с благодарностью почувствовала его влажные губы на своих губах. Поцелуй длился, казалось, целую вечность. Наконец Колин оторвался от нее и сел. Мерседес лежала, пытаясь привести в норму дыхание. При этом она нежно поглаживала ему спину.
— Ты придешь сегодня ночью ко мне в комнату?
Она кивнула:
— Конечно.
— Потому что знаешь, что этого хочу я, или потому что этого хочешь ты?
Рука Мерседес застыла на его спине. Она подняла голову, потому что услышала, как кто-то торопливо продирается через прибрежный кустарник. Колин тоже услышал. Он быстро поднял ее на ноги и помог оправить платье и вытряхнуть травинки из волос. Потом отошел на несколько шагов и забросил в воду удочку. Когда показался Брендан, они оба выглядели очень естественно.
Мерседес понадобилось лишь мгновение, чтобы понять, что Брендан почему-то прибежал один.
— Где твой брат? — спросила она, бросившись к нему. — Что-нибудь случилось?
— С Бриттоном все нормально. Он остался, чтобы узнать и услышать как можно больше, пока я побегу предупредить вас.
Теперь заговорил Колин:
— Предупредить меня? А в чем дело?
Брендан замотал головой и судорожно перевел дыхание. Его маленькое личико раскраснелось от быстрого бега.
— Не вас. Мерседес. Приехали Северн с шерифом и ищут Мерседес.
Мерседес с облегчением вздохнула.
— Я уверена, ничего страшного, — сказала она. — Вероятно, шериф забыл вчера задать несколько вопросов. А Северн просто наш родственник. И вполне может приехать просто так. — При этих словах Колин и Брендан посмотрели на нее с откровенным скептицизмом, и она поспешила поправиться:
— Я не говорю, что мне это очень нравится, просто в этом нет ничего особенного.
Колин опять обратил все внимание на Брендана. Мальчугану явно не понравилось благодушие Мерседес.
— Что еще, Брендан?
— Я не знаю, сэр. Что-то там не в порядке. Северн… Ну Северн… как всегда. Только еще хуже. А мистер Паттерсон все время бегает по комнате. Наверное, он чем-то обеспокоен.
— Это они послали тебя разыскивать нас?
— Нет. Северн послал за Мерседес мистера Хеннпина, а он не знает, что она здесь, с вами. Он пошел в деревню, к арендаторам.
— Мне это совсем не нравится, — сказал Колин. — Я хочу поговорить с мистером Паттерсоном, прежде чем ты вернешься денной.
— Это просто смешно, — .ответила Мерседес, отбрасывая его подозрения. — Наверняка это что-нибудь по поводу завещания графа, вот и все. Может быть, мистер Паттерсон хочет сообщить нам, что с тебя сняты все подозрения.
Колина это не убедило.
— Все-таки будет лучше, если ты подождешь здесь.
— Это не имеет никакого смысла, — решительно возразила она. — Ведь они приехали не из-за меня.
Мерседес не представляла себе, как быстро все может поменяться. Когда она встретилась в библиотеке с Северном и Паттерсоном и предложила им перекусить, она и представления не имела, что за этим последует.
Лицо ее побледнело, когда она выслушала обвинения, выдвинутые против нее. Во рту у нее так пересохло, что она не в состоянии была ничего ответить.
Колин стоял у камина с невозмутимым видом. Он смотрел на мистера Паттерсона и понимал, что шериф искренне верит в то, о чем говорит. Это свидетельствовало о незаурядных способностях Северна в искусстве уговаривать и убеждать. Сам Северн был совершенно спокоен. Он предоставил представителю закона говорить вместо себя и безо всякого стеснения смотрел в глаза Мерседес и Колину.
Колин подождал, пока мистер Паттерсон кончит говорить. Брендан правильно оценил состояние шерифа. Тот явно нервничал. Да и то сказать — не каждый день ему приходилось обвинять представителя одного из самых старинных английских семейств в убийстве.
— В вашем изложении есть одна загвоздка, — обратился Колин к шерифу. — В нем нет ни слова правды.
Он заметил, что Мерседес чуть-чуть подняла голову, но это никак не изменило беспомощного, виноватого выражения ее глаз. Только он понимал, что ее вина была в той невинной лжи сегодня ночью, а ее отчаяние рождено невозможностью доказать, что это не более чем ложь.
— Да, Мерседес говорила мне все, что Северн повторил вам, но он стоял под дверью недостаточно долго, чтобы понять, что она все это выдумала в пику мне.
— Зачем ей это было нужно?
— Она разозлилась на меня за то, что я был зол на нее. Чего только мы не наговорили друг другу назло! Убийство графа вывело нас из равновесия и заставило говорить глупости.
Паттерсон задумчиво поскреб подбородок.
— Вы никак не производите впечатление человека, который прежде говорит, а потом думает. Колин пожал плечами:
— Да, но я не привык иметь дело с нелогичным и безрассудным женским умом.
На секунду ему показалось, что Мерседес сейчас вскочит со своего стула и вцепится в него когтями, как львица. И он в душе порадовался выдержке, которую она проявила, оставшись на месте.
— У вас ведь есть опыт в этом смысле, не так ли?
Шериф кивнул:
— Я женат уже двадцать один год.
— А я ровно столько же лет провел на море. Поэтому иногда бываю так неловок, что довожу женщину до белого каления, и тогда она непременно хочет доказать мне, что я дурак.
Он глянул на Северна.
— Интересно, что вам понадобилось так поздно в Уэйборн-Парке и почему вы подумали, что можете расхаживать где вам вздумается? Ведь вы же предъявляете эти странные обвинения, потому что вам это очень выгодно. — Он снова посмотрел на Паттерсона. — Надеюсь, вы приняли это во внимание? Если окажется, что завещание графа фальшивое, то Северн унаследует титул и захватит Уэйборн-Парк.
— Я это учитываю. Иначе я приехал бы сюда с самого утра. Я потратил утро и большую часть дня в Лондоне, разговаривая с Эшбруком и Дикинзом. Что касается приезда его светлости сюда в прошлую ночь, то он объяснил, что беспокоился о судьбе семейства и вернулся, чтобы предложить свою помощь.
Мерседес громко и отчетливо произнесла:
— Он предлагал свою помощь еще днем, и я тогда сказала, что очень признательна ему за это и что помощь мне не требуется.
— Я думал, вы ответили так из вежливости, — вкрадчиво заметил Северн, — Я бы не хотел, чтобы вы утруждали просьбами посторонних людей. Вам, конечно же, известно, что мне всегда разрешалось приезжать в Уэйборн-Парк и находиться в его пределах в любое время.
Мерседес почувствовала вопросительный взгляд Колина. Она кивнула:
— У него имеется ключ от одной из боковых дверей. Северн часто провожал моего дядю домой.
— Тот часто напивался до такой степени, что не мог без помощи подняться по главной лестнице, — пояснил Северн. — Кроме того, у бокового входа меньше вероятности кого-нибудь встретить. — И холодно продолжал:
— Я имел самые искренние намерения доложить о своем приезде, но, когда я поднялся в северное крыло, вы уже ушли. Комната капитана Торна тоже была пуста. Я спустился вниз и обнаружил, что там вас нет. Не знаю, что меня навело на мысль о северной башне, но я нашел вас там. Совершенно случайно! Поверьте, Мерседес. Я не хотел подслушивать, но когда услышал… Что мне оставалось делать? Я запер вас на ключ, чтобы успеть найти мистера Паттерсона. Он не был склонен делать скоропалительные выводы и хотел сначала навести дополнительные справки, но я не смог бы считать себя другом графа, если бы позволил его убийце гулять на свободе.
— Вы никогда не были никому другом, — сказала Мерседес. И обратилась к шерифу:
— Вы сказали, что беседовали с Эшбруком и Дикинзом. Если так, то тогда вам должно быть ясно, что подслушанное Северном — чистейшая ерунда. Я ведь никогда не видела этих людей. И конечно же, никогда не приезжала к ним с Северном, что бы он там ни говорил.
— Но вы были на «Таттерсоллзе»? — спросил Паттерсон.
— Да. Но не выходила из кареты. Северн увидел меня там и сам подсел ко мне, приказав кучеру ехать…
— Вы все же с ним куда-то ездили?
— Да, но…
Шериф поднял руку и покачал головой.
— Можете не продолжать, сударыня. Я действительно встречался с мистером Эшбруком и мистером Дикинзом. Они готовы подтвердить, что вы заплатили им, чтобы они подписали этот сомнительный документ. Они вспомнили вашу карету, и в любом случае они помнят, как вы упоминали, что кто-то ждет вас там. Мистеру Дикинзу даже показалось, что он увидел в окне кареты лорда Северна. Его описание было достаточно подробным и убедительным.
— Он лжет, — сказала Мерседес, поднимая голос. Колин подошел к ней и положил ей руку на плечо. Его прикосновение было очень легким, но она сразу поняла, что он хочет сказать, чтобы она успокоилась.
— Северн заплатил им, — сказал Колин.
— У меня на этот счет нет доказательств, — ответил Паттерсон. — А вот что у меня есть, так это чек на две тысячи фунтов с вашего счета, предъявленный в ваш банк в Лондоне. На нем стоят подписи как мистера Эшбрука, так и мистера Дикинза, и он достоверно повлияет на исход дела.
— Но мистеру Гордону они говорили совсем другое, — напомнил ему Колин.
— Они слово в слово повторили мистеру Гордону то, что велела им сказать мисс Лейден. Оба утверждают, что никогда не видели графа Уэйборна. При этом они очень точно описали его племянницу. — Шериф глубоко вздохнул и подергал себя за густые лохматые брови. Ему явно было не по себе, но он вынужден был действовать в соответствии со своим служебным долгом. — Сударыня, я бы хотел получить согласие на обыск в вашей комнате.
Темные брови Мерседес удивленно взлетели вверх.
— Обыск в моей комнате? Но ради чего?
Колин ответил за шерифа:
— Он ищет оружие. Вот теперь-то обвинение и лопнет как мыльный пузырь. Что же касается самого убийства, то у мистера Паттерсона в качестве доказательства останутся только слова, подслушанные им в северной башне.
— Да, я действительно произнесла эти слова. Но все это была ложь, просто моя выдумка.
— Мерседес! — Голос Колина прозвучал резко и предостерегающе. Она сама затягивала веревку у себя на шее. — Больше не говори ни слова. — Он повернулся к Паттерсону:
— Нет, она не дает вам разрешения на обыск.
— Причина достаточно серьезная, чтобы провести обыск без разрешения.
— Ага, вот как вы хотите действовать! Значит, вы можете и не иметь разрешения обвиняемой стороны?
— Так оно и есть. — Шериф встал.
— Я пойду с вами, — сказал Колин.
— Как вам будет угодно. А вы, Северн?
Маркус Северн отрицательно покачал головой:
— Нет, я останусь с Мерседес.
— Да катитесь вы ко всем чертям! — Она встала и быстро пошла к двери. — Я буду в гостиной со своими братьями и сестрами. — И, не дожидаясь разрешения мистера Паттерсона, она выскочила из комнаты.
Колин посмотрел ей вслед с нескрываемым восхищением. Потом придержал дверь и пригласил шерифа следовать за ним.
— Пойдемте?
Обыск проводился с сугубой тщательностью, которую Колин непременно оценил бы при других обстоятельствах. Шериф поднял матрацы, выдвинул ящики и заглянул под кровать. Он перещупал в гардеробе все платья Мерседес, а потом встал на колени и стал рыться внизу. И в какой-то момент Колин сразу понял, что обнаружено что-то необычное. Шериф нахмурил брови и еще сильнее сжал тонкие губы. И только по выражению его глубоко посаженных глаз можно было понять, что находка не сулит ничего хорошего.
— Что там? — спросил Колин, подходя ближе, Шериф сел на корточки. Его руки были полны одежды. Брюки… галстук… рубашки и пиджак… сапоги — это была мужская одежда. Мистер Паттерсон встал и взял в руки пиджак. И не только для того, чтобы продемонстрировать его, но чтобы прикинуть его размер к фигуре Колина. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что это не могло принадлежать капитану.
— Это одежда графа, — печально произнес мистер Паттерсон. Он тщательно рассмотрел каждый предмет, все аккуратно сложил и взялся за сапоги. Один оказался значительно легче другого. Он отложил его в сторону и засунул руку в другой. С сожалением, которое явно читалось в его глазах, он вытащил пистолет.
Колин остолбенел.
— Он заряжен? Шериф осмотрел оружие.
— Да.
— Тогда из него не стреляли.
— Не стреляли с того момента, как он был заряжен. Это не поможет мисс Лейден.
— Неужели вы действительно думаете, что она убила графа?
— Не важно, что я думаю. Я только собираю улики. А судьи и присяжные сделают остальное.
— Но этому есть реальное объяснение.
Мистер Паттерсон кивнул.
— Мне не следовало бы говорить вам это, но я восхищался отцом мисс Лейден, и иногда мне приходит в голову, что вы немного похожи на него. Неприятностей у миледи сейчас по горло, но и ваши еще не закончились. Вы подписали чек, которым оплачено фальшивое завещание, и, выслушав ее признание, не пришли ко мне.
Колин не стал повторять, что это признание — выдумка. События давно перешли тот рубеж, когда их можно было считать правдоподобными.
— Оба ваших алиби подозрительны, потому что совершенно ясно, что один из вас вынужден защищать другого. Я знаю только один законный путь к тому, чтобы вас нельзя было заставить свидетельствовать против нее, а ее против вас.
Мистер Паттерсон собрал вместе одежду, сапоги и пистолет и вынес их в коридор.
— Тут есть над чем подумать, — сказал он. — Да-да, подумать!
Мерседес было предъявлено обвинение, и она была арестована. Ее семье и Колину оставалось лишь наблюдать за всем этим. Хлоя с Сильвией тихо плакали. Близнецы набросились на несчастного мистера Паттерсона с кулаками с таким энтузиазмом, что Колину пришлось их оттащить, а Мерседес сделала им внушение. Ей разрешили взять чемодан с самыми необходимыми вещами. Колин проводил ее до кареты шерифа. Северн был на собственной лошади.
— Попросите его уехать, — сказал Колин шерифу. — Вам не требуется помощь, чтобы доставить Мерседес в тюрьму. А если вам все-таки нужна помощь, я предоставлю вам кого-нибудь другого.
Паттерсон согласился. Он подошел к Северну и коротко переговорил с ним.
Маркус пожал плечами. Холодно усмехнувшись, он кинул взгляд в сторону Колина, не оставляя сомнений в том, что между ними не может быть никакого согласия.
Колин подождал, пока тот немного отъехал, потом наклонился к окну кареты, чтобы поговорить с Мерседес. У нее было очень бледное лицо и серые, без кровинки, губы. Он положил ладонь на ее сложенные на коленях руки. Они были холодные как лед!
— Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — тихо сказал он.
Ответа не последовало. Мерседес сидела неподвижно, глядя прямо перед собой.
Он слегка встряхнул ее, и тон его стал требовательным.
— Скажи, что ты веришь мне!
С ней уже случилось все, что только могло случиться. Что же еще он собирается «не допустить»?
— Я верю тебе.
Она сказала так, потому что знала, как это для него важно. Ее серые глаза наполнились слезами, но она сумела сдержать их. Боясь разрыдаться, она не смотрела на Колина.
— Я не делала этого, — произнесла она одними губами. — Скажи им, чтобы они знали.
Колин оглянулся на целую толпу, собравшуюся на высокой парадной лестнице дома. Близнецы прижались к миссис Хеннпин, и было непонятно, кто кого поддерживает. Хлоя и Сильвия держались за руки. Мистер Хеннпин и Бен Фитч стояли, обнажив головы и держа шляпы в руках. Служанки судорожно теребили свои передники. Все были полны скорби, гнева и ужаса.
— Они знают, — сказал Колин. Он сжал ее руки, увидев, что мистер Паттерсон поднимается на козлы. — Мерседес, я приеду к тебе.
Она машинально кивнула:
— Да, конечно, приедешь.
— Я обязательно приеду. Я…
Карета двинулась, и Колину пришлось отскочить и закрыть дверцу.
— Я люблю тебя.
Но она, наверное, уже не слышала его последних слов.
Местная тюрьма, куда привезли Мерседес, представляла собой маленькое каменное строение на самом краю, деревни. Кроме Мерседес, заключенных было еще двое: мужчина, пойманный на краже кошельков на ярмарке, и еще один, арестованный за пьянство и дебош. Пьяницу перевели к вору, освободив камеру, расположенную по соседству с комнатой шерифа, для Мерседес.
Мистер Паттерсон извинился за такие неподходящие условия, но при всем желании он мало что мог сделать для создания уюта в камере с голыми каменными стенами. Запах, оставшийся от предыдущих обитателей, не исчез даже после того, как перевернули грязный матрас и опус-тошили ночную посудину. Свежий воздух поступал в каме-ру через маленькое отверстие в стене. Оно было располо-жено слишком высоко, чтобы Мерседес могла выглянуть на улицу, но зато через него в камеру проникал тоненький луч солнечного света,
Надзиратель закрыл за Мерседес тяжелую дверь и запер ее на ключ. Мистер Паттерсон не в силах был сделать это сам и поручил это своему помощнику. В его столе была припрятана конфискованная им у пьяницы бутылка рома. И как только Мерседес была водворена в камеру, мистер Паттерсон откупорил ее и отхлебнул.
Выездные сессии присяжных заседателей происходили каждые три недели. Время между этими судебными заседаниями, где разбирались гражданские и уголовные дела, дало Колину возможность кое-что предпринять, чтобы вызволить Мерседес на свободу. Пока Мерседес в одиночестве гадала о своей судьбе, Колин ее планировал.
В первую очередь он посетил Лондон. Он встретился там со своим поверенным, и они выбрали адвоката для защиты Мерседес в суде. Мистер Раундстоун имел прекрасные рекомендации, и Колину понравилась его вдумчи-вая и внимательная реакция, когда ему представили крайне затруднительное положение, в котором оказалась Мерседес. Он согласился встретиться с ней на следующий же день и начать готовиться к судебному разбирательству.
Колин пообедал и выпил кружку пива в портовой гостинице, владельцем которой был мистер Эшбрук. Он не стал представляться хозяину, предпочтя просто внимательно наблюдать, как он управляется с делами в своем заведении «Чертенок и эль». Колин считал, что все склонны сильно переоценивать пользу разговора и что человек раскрывается гораздо лучше, если посмотреть на него со стороны. Однако с мистером Дикинзом такой способ знакомства не прошел. Агент морской линии «Гарнет» оказался человеком добродушным, приветливым и словоохотливым, и, когда Колин покупал у него два билета до Бостона, он все время порывался подробно рассказать ему об этом замечательном городе. И все-таки Колин от этой встречи получил кое-какую пользу
Все эти дела в Лондоне держали Колина вдали от Уэйборн-Парка весь день, но еще одно дело заставило его проехать мимо Уэйборн-Парка и отправиться в Глен-Иден. Он добрался до деревни уже затемно и не смог увидеться с женихом Хлои до следующего утра. Тетка мистера Фредрика приветливо встретила Колина в своем маленьком доме и предложила подождать, пока викарий не вернется от своего больного прихожанина. Колин не представлял себе, как мистер Фредрик отнесется к новостям, которые он привез, и к его просьбе. Молодой человек имел полное право взять обратно свое предложение. Арест Мерседес — это скандал, затрагивающий все их семейство, и, конечно же, священника как их будущего родственника. И Колин почувствовал невероятное облегчение, когда мистер Фредрик в конце разговора просто спросил, чем он может помочь им.
Возвратившись в Уэйборн-Парк, Колин собрал всю семью, чтобы поделиться своими планами. Все спокойно выслушали его краткую речь и потом, как он и ожидал, расшумелись не на шутку, хотя ни один из возбужденных голосов не сказал ни слова против.
Зато Мерседес одна стоила всех остальных, вместе взятых.
— Как ты посмел, — сказала она спокойно. Она стояла у крошечного окошка в своей камере. Лицо ее было обращено к нему. Тень падала на ее лицо, когда на солнце находило облако. Поднятый подбородок придавал лицу гордое, царственное выражение, но руки, беспомощно скрещенные на груди, говорили о ее уязвимости. — Ты не имел права делать это без моего разрешения.
— Вот я и спрашиваю твоего разрешения, — сказал Колин. Он хотел приблизиться к ней, но, увидев, как она вся напряглась, сел на узкую койку. — Все согласились, что это замечательная идея.
— Я рада, что они высказали свое мнение, — язвительно заметила она. — Прости, но мне кажется, что мое мнение здесь — единственное, которое имеет значение.
Колин молчал. Из разговора с надзирателем он знал, что она уже виделась с мистером Раундстоуном и что визит адвоката был долгим. Он видел, что она была скорее разочарована, чем воодушевлена. Он обвел взглядом камеру, На полу стоял небольшой таз и кувшин с водой. Сырое полотенце висело на краю таза. В углу лежала свежая солома, так что ночная посудина была скрыта от глаз. В камере не было другого освещения, кроме солнечного луча при ясной погоде. Зарубки и надписи на каменных стенах кричали о тоске и отчаянии прежних обитателей камеры.
Он и не подумал о том, как она страдает, оттого что он видит ее в такой обстановке. Сам он не придавал этому никакого значения, и ему казалось, что так должна реагировать и она. Он знал, что Мерседес отказалась увидеться с миссис Хеннпин, когда домоправительница принесла ей корзину с едой. Он тогда не понимал, что скрывается за этой ее добровольной самоизоляцией. Теперь понял.
Здесь траурная одежда Мерседес была более уместна, чем в Уэйборн-Парке.
Мерседес отвернулась от окошка и встретиласьс изучающим взглядом Колина. Она быстро опустила голову, чувствуя неловкость.
— Сегодня ко мне приходил Маркус, — сказала она.
— Ты ушла от разговора, — заметил он. Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Да.
Колин усмехнулся.
— Прекрасно. Расскажи мне о Северне. Ты отказалась принять его, так ведь?
— Да. Тогда пришел мистер Паттерсон. Северн поднял шум, но мистер Паттерсон сказал, что нужно считаться с моими желаниями. — Она замолчала в нерешительности, — Как ты думаешь, чего он хочет?
— Не знаю.
Он ждал. Она не могла уйти от их разговора надолго. Больше обсуждать было нечего.
— Почему? — спросила она наконец. — Почему ты вдруг решился на это?
— Мне казалось, что я уже объяснил. Она отмахнулась от такого объяснения:
— — Я помню, что ты сказал.
— Но ты мне не веришь! — сказал Колин и тут же понял, что делает неверный шаг. Он должен объяснить ей практическую суть дела. — Я принимаю все твои оговорки, — сказал он наконец. — Если ты не можешь выйти за меня замуж по любви, то ты должна подумать, что наш брак может дать для твоего будущего. Мистер Паттерсон первым объяснил мне, что как твоего мужа меня не могут заставить давать против тебя показания. Это уже обеспечит тебе хоть какую-то защиту. У тебя было достаточно времени понять, что, как только слух о твоем аресте распространится, кое-кто наверняка предложит обвинению свои услуги.
Мерседес уже думала об этом.
— Ты, наверное, имеешь в виду Молли? И хозяина гостиницы «Случайный каприз».
Он кивнул.
— И в лондонских газетах неизбежно появятся заметки о тебе. Если Молли или хозяин гостиницы признают тебя, то, я думаю, они найдут что рассказать. Твой ночной визит в гостиницу накануне моей дуэли с графом говорит о твоем характере. И то, что ты пыталась сделать в ту ночь, говорит о твоей готовности к…
Мерседес закрыла уши руками.
— Перестань! Я не хочу больше об этом слушать.
Но он безжалостно продолжал:
— О твоей готовности применять насилие в решении своих проблем. Как это будет воспринято судьей и присяжными? Ты рассказала об этом мистеру Раундстоуну? Если узнают, что ты хотела убить меня, то неужели ты думаешь, что это не убедит их, что ты вполне могла убить своего дядю?
Она уронила руки и в отчаянии сжала кулаки.
— Ты меня запугиваешь? — спросила она. — Если я не выйду за тебя замуж, то ты расскажешь на суде эту историю?
— Это не история! И я тебя не запугиваю. Если меня спросят, я вынужден буду сказать правду. — Он замолчал, давая ей время оценить сказанное. — Мерседес! Я уже сказал, почему я хочу жениться на тебе. Но ты хочешь найти какое-то другое объяснение. Во что тебе труднее всего поверить: что я вообще могу кого-нибудь любить или что я могу любить тебя?
В первый раз она почувствовала в его голосе растерянность. Сердце ее переполнилось раскаянием. Она робко сделала к нему шаг.
— Я вижу, как ты относишься к моим братьям и сестрам. Бриттон с Бренданом бегают за тобой как щенята, и ты никогда не позволяешь себе с ними ни нетерпения, ни жестокости. Хлоя и Сильвия всегда советуются с тобой, и ты тратишь на них свое время и внимание. И я уже не знаю, когда они перестали считать тебя гостем Уэйборн-Парка и стали относиться к тебе как к члену семьи, но я не сомневаюсь, что это так. И я не думаю, что ты специально добивался этого. Мне кажется, что ты нашел у нас дом, потому как у тебя просто способность любить других и, какая бы ни была причина, ты в конце концов почувствовал, что можешь любить. Что же касается твоей любви ко мне, — мягко и немного печально улыбнулась Мерседес, — то мне кажется, ты ошибаешься в своих чувствах.
— Понимаю, — сказал он, помолчав. — Ты совершенно точно знаешь, что я чувствую.
От нее ускользнул оттенок сарказма в его голосе.
— Ты оказался таким великодушным, добрым, ты готов прощать, и тебя так легко смутить…
Колин встал и прервал поток ее красноречия.
— Вот уж это никак не подходит к моему характеру, — заявил он. Тон его был резок и холоден, будто подобное описание было прямым оскорблением. — Великодушен? Но это великодушие эгоиста, который привык получать удовольствие и ему просто нравится доставлять его другим. И тебе лучше других известно, что я совсем не такой добрый. Добрый человек не стал бы доводить тебя до бешенства, чтобы только посмотреть, как твои глаза мечут молнии. Всепрощение? А что такого плохого сделала мне ты или твои родственники, что требует прощения?
— Я пыталась ударить тебя ножом.
— Ты ударила меня ножом, — поправил он ее. — Но это все давно зарубцевалось.
— Я бросила тебе в голову ящик.
— Тоже зажило.
— Я подговорила сестер и братьев на то, чтобы они заперли вас с Обри в башне.
— Наконец-то ты призналась! — Он улыбнулся, видя, как она смутилась, поняв свою оплошность. — Не это важно. Ты все-таки нас выпустила.
— Я украла у тебя две тысячи фунтон.
— Я сам дал тебе этот чек.
— Я солгала тебе насчет фляжки.
— Ты думала, что этим спасешь меня.
— Я затянула у тебя на шее петлю — это твои слова.
— И ты доказала, что я не прав, затянув ее вокруг собственной шеи.
Он увидел, как при этих словах все ее тело содрогнулось. Он сделал к ней шаг, и она не отступила. Он обнял ее, и она прильнула к нему, ища убежища и защиты, которых сама себя хотела лишить.
— Мерседес, разреши мне сделать это для тебя, потому что ты нужна мне.
И этот самый чувствительный момент вдруг был прерван хриплыми голосами: «Выходи за него!»
Колин мгновенно подумал, что их подслушали близнецы, но тут же понял, что ошибся, потому что это были густые мужские баритоны, а кроме того, Бриттон с Бренданом были в Уэйборн-Парке. Мерседес уже готова была отскочить, испуганная вторжением непрошеных гостей, но Колин не сдвинулся с места и не ослабил объятий.
— Какого черта! — подал он голос, оглядывая камеру. — Откуда голоса?
Послышался неприятный скрежет, какой бывает при трении камня о камень, и тут же от стены, разделяющей обе камеры, где-то на уровне глаз отвалился кусок цемента и упал на пол. Колин подошел к стене и, нагнувшись, заглянул в пролом.
— Привет.
Колин нисколько не обрадовался, обнаружив, что от щели отпрянул ярко-голубой глаз. Этот единственный глаз с восторгом смотрел на них.
— Ты вор или пьяница? — спросил Колин. Голубой Глаз пришел в восторг. Кожа в уголке его сморщилась, явно показывая, что его владелец просто расплылся в улыбке.
— К сожалению, вор. А пьяница сейчас совсем трезвый и поэтому не очень расположен разговаривать. А мне до чертиков надоело молчать.
— Может, вам стоит начать подкоп под стену? — сухо предложил Колин.
— Уже пробовали, но не смогли сдвинуть ни одного камня. Хороший способ убить время.
— Вы уже давно подслушиваете?
— Да все утро, — нисколько не смущаясь, ответил Голубой Глаз. — Слышал почти все, что говорила леди адвокату. Выглядит не очень убедительно, если вас интересует мое мнение на этот счет.
— Не интересует.
— И все же лучше вам ее отсюда убрать. Как я понял, вы капитан клипера. Мне сдается, вы вполне успеете выкрасть ее до суда. И увезти куда-нибудь в кругосветное путешествие.
— Я об этом подумаю, — сказал Колин, не признаваясь, что уже успел подумать.
— На вашем месте я так бы и сделал. — Голубой Глаз крепче прижался лицом к дыре. — Будьте так добры, отодвиньтесь немного в сторону, — попросил он. — Я хотел бы взглянуть на леди.
— А тебе не кажется…
— Неужели она такая же красивая, как и ее голос?
В этом безымянном голосе Колину вдруг почувствовалась такая молодость и такая тоска! Он оглянулся на Мерседес. На ее губах играла мягкая, немного смущенная улыбка.
— Еще лучше, — оказал Колин.
С той стороны стены послышался прочувственный вздох.
— Я так и думал, — сказал Голубой Глаз.
Колин сделал шаг в сторону. Мерседес нерешительно улыбнулась, глядя в сторону отверстия, и слегка помахала рукой. Колин досчитал до трех и снова загородил ее.
— Вот это да! — только и мог вымолвить Голубой Глаз.
— Это уж точно!
— На вашем месте я бы тоже ее никому не показывал. Колин не стал отвечать на это.
— Что тебе слышно, когда дыра закрыта?
— Кое-что. Вообще-то почти все. Но отдельные места неразборчиво.
— А когда открыто?
— — Будто я стою рядом с вами.
— Интересно.
— И даже может оказаться полезным, — предположил Голубой Глаз.
Колин вынул из кармана носовой платок.
— Буду иметь это в виду. — И начал затыкать платком отверстие. Но остановился, услышав, как Голубой Глаз прочищает глотку.
— И еще скажу кое-что, — пообещал вор.
— Что же это?
— Леди любит вас.
— Она говорила вам?
— Ну, как сказать, — ответил Голубой Глаз и захихикал. — Она повторяет это все время, с тех пор как появилась здесь. И почти всегда громко.
Колин снова оглянулся через плечо. На этот раз Мерседес нарочно отвела глаза.
— Разговаривает сама с собой?
Голубой Глаз просто отплясывал на месте.
— Совершенно точно!
— Спасибо.
Колин заткнул пробоину платком, пресекая последние слова карманника.
— Рад, что смог быть полезным.
Колин оперся о стену плечом и устремил на Мерседес темные пронизывающие глаза.
— Оч-чень интересно!
— Кажется, ты уже это говорил.
— Я говорил это воришке. А теперь говорю тебе. — Он дерзко и несколько самодовольно улыбнулся. — Ты разговариваешь сама с собой? Вот уж не знал.
— Я тоже так считаю. Ты меня совсем не знаешь.
Он выпрямился. Голос его зазвучал грустно, и глаза потухли.
— Я знаю только одно: что ты такая же непредсказуемая, как погода, и такая же сильная и постоянная, как море. Ты держишь свою семью в руках так же крепко, как паруса удерживают ветер, и точно идешь заданным курсом. А когда я держу тебя в своих объятиях, ты качаешь меня, как зыбкая океанская волна качает мой клипер. Мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь.
Она стояла, не двигаясь и не говоря ни слова, тронутая его взглядом и его сравнениями со всем, что было ему знакомо и любимо.
— Я люблю тебя — ты же знаешь, — тихо сказала она.
Он подошел к ней, прижал к себе ее голову и прильнул щекой к пышной короне ее волос.
— Но как приятно услышать подтверждение!
Он долго держал ее, не выпуская из рук. Почувствовав, что она уже успокоилась, он оторвался от ее волос и, взяв за подбородок, приблизил к себе ее лицо.
— Мой поверенный достал специальное разрешение, а мистер Фредрик согласился совершить обряд. Мы сможем пожениться через три дня. Мистер Паттсрсон не возражает, а твои сестры и братья полностью одобряют эту идею.
— Ты все рассчитал.
— Нет. Я не ожидал, что ты можешь сказать «нет».
— Но теперь я говорю «да».
Колин почувствовал, как забилось его сердце, но он не упустил случая насладиться своей победой. И немедленно перешел к своему главному успеху.
— — Вчера у меня было еще несколько дел в Лондоне, кроме оформления разрешения и встречи с твоим адвокатом.
— О-о?
Его тон как бы предупреждал, что сейчас будет сказано нечто не очень для нее приятное. Мерседес шевельнулась в его объятиях, и он выпустил ее.
— Продолжай же, — сказала она.
— Я обедал в гостинице мистера Эшбрука. Он работает как проклятый и крепко держит вожжи в руках. Я сразу понял, что человек графа не лишен определенных человеческих слабостей. Гораздо меньше было заметно, как мистер Эшбрук разбавляет напитки и обсчитывает своих посетителей. И что удивительно, у него это выходит воистину виртуозно. Я думаю, что твой дядя вполне мог иметь с ним дела, и уж совсем нетрудно представить себе, что Северн мог его подкупить.
— А мистер Дикинз? Я думаю, ты виделся и с ним?
— Да. Я купил у него два билета в Бостон.
Удивление, непонимание, возражение — целая буря эмоций мгновенно отразилась в широко раскрытых глазах Мерседес.
— Молчи, Мерседес Они могут нам понадобиться. Надеюсь, что это так и будет.
— Наверное, мне предстоит научиться доверять не только самой себе, — сказала она наконец.
— Это будет хорошее начало.
— Расскажи мне о мистере Дикинзе.
— Он очень разговорчив. Его заинтересовало, что я хочу купить билеты в Бостон. Линия Гарнета основана тоже там, как и Ремингтона. Он вспомнил, что продал туда билет одному человеку неделю назад. Это очень необычно, как он заметил. Большинство лондонцев направляются в Ныо-Иорк — сказал он мне. Особенно богатые джентльмены.
— Ты думаешь, он говорил о моем дяде?
— Вполне может быть. — Он пожал плечами. — Но конечно, это мог быть и любой другой.
— Но ты так не думаешь. Колин покачал головой:
— Нет, я так не думаю. Мы все знаем, что Уэйборн собирался покинуть страну. Но почему он выбрал именно Бостон? Что его могло там привлечь?
— И ты думаешь, я знаю ответ?
— Да, ты можешь знать. Мерседес, вспомни, о чем он тебе говорил. Не было ли чего такого, что он сказал, даже походя, что дало бы тебе…
Он остановился, увидев, как ее затуманенный взор внезапно прояснился. Она, казалось, была поражена своим собственным открытием.
Липр Мерседес озарилось слабой, недоверчивой улыбкой.
— Он поехал туда из-за тебя, — сказала она.
— Из-за меня? Но я здесь. Он имел возможность нстретиться со мной в Уэйборн-Парке.
Она нетерпеливо затрясла головой.
— Нет-нет, это совсем не то. — Ее голос слегка задрожал от возбуждения. — Он однажды сказал мне… — Она нахмурилась, вспоминая. — Нет. Не так. Я не могу точно припомнить его слова, но суть была в том, что ты не мог честно выиграть это пари. Я думаю, он вознамерился доказать, что ты его обманул. Куда же еще, кроме Бостона, он поехал бы, чтобы раскрыть правду?
— Это имеет смысл. Мерседес села на койку.
— Какой это теперь имеет смысл? Он мертв. То, что мы, возможно, знаем его намерения, не поможет ни оправдать меня, ни найти его убийцу.
Колин задумался. Откинул со лба яркую прядь волос.
— Поможет, — медленно произнес он. Он пристально посмотрел на Мерседес. — Если ты согласишься принять Маркуса Северна в следующий раз, когда он придет.
Она сжала губы.
— Я попросила мистера Паттерсона передать ему, чтобы он больше не приходил.
— Это его не остановит, — сказал Колин. — Тем более если он узнает, что мы собираемся пожениться.
Мерседес не была так, как Колин, уверена в появлении Северна. Да и что она скажет ему, если он приедет? Этого они с Колином не обсуждали, и она не совсем понимала, что, по мнению Колина, даст ей присутствие Северна. Когда она спросила Колина, считает ли он, что Северн убил ее дядю, он ответил решительным «нет». Это было последнее, о чем они говорили.
Остаток этого свидания они провели, сидя бок о бок на узкой койке, уперевшись спинами в голую каменную стену. Голова ее покоилась на его плече, а его ладонь — на ее сложенных на коленях руках. Мерседес поджала ноги, и черная юбка ее траурного платья легла вокруг нее гладким веером. Любые слова казались им лишними.
Теперь Мерседес жалела, что не довела этот разговор до конца. Если верить шерифу, то Маркус Северн должен был приехать не позже чем через час, и волнение Мерседес увеличивалось с каждой минутой. Она сидела с отсутствующим видом, в каком-то странном оцепенении, и только сердце гулко стучало в груди и в животе ныло.
С тех пор как уехал Колин и его носовой платок был вынут из дырки в стене, голубоглазый карманник уже несколько раз пытался заговорить с Мерседес. Даже ее краткие ответы были ему более интересны, чем разговоры с трезвым пьяницей, с которым он делил камеру. Для Мерседес это было как исповедальня, где они менялись ролями и по очереди каялись друг другу.
Чувствуя приближение свидания с Северном, Мерседес как-то незаметно очутилась опять у маленького отверстия.
— Вы здесь?
Голубой Глаз появился почти мгновенно.
— Всегда к вашим услугам.
— Вы когда-нибудь думали о том, что вас могут повесить? — спросила она.
Голубой Глаз моргнул.
— Вы попали прямо в точку.
— Так, значит, думали?
— Конечно, нет.
— Потому что вы невиновны?
— Вы же знаете, что виновен. Хотя и не полностью. Она приблизила лицо к отверстию, насколько это было возможно, и увидела, что Голубой Глаз искрится от улыбки, которая ей не была видна.
— Вы не думаете, что вас повесят?
Он покачал головой:
— Нет. Но не потому, что не найдут для этого причины.
— Тогда почему же?
— Я собираюсь убежать.
Это было последнее, что услышала от него Мерседес. Потому что в этот момент в замке повернулся ключ.
— Он здесь, — выдохнула она.
И в первый раз за все время, когда она разговаривала с Голубым Глазом, тот ничего не ответил.