Мое обретение полюса

10 На пути к полюсу

Начало кампании. Последние недели полярной ночи. Партии обеспечения выходят вперед. В ожидании рассвета

После Нового года оставалось две недели для окончательной проверки одежды, нарт и прочего снаряжения. 14 января, в середине дня, почти в течение часа наблюдалось нечто вроде слабых сумерек. Луна излучала достаточно света для того, чтобы можно было путешествовать. Вот теперь все было по-настоящему готово для того, чтобы прогремели первые залпы нашей полярной битвы.

Ожидался сигнал к выступлению, были высланы разведчики. Они отправились не только для того, чтобы исследовать состояние ледяных полей, но также и для того, чтобы оказать помощь потерпевшим кораблекрушение, которое, по предположениям эскимосов, произошло у мыса Сэбин.

Еще поздней осенью эскимосы заметили дым парохода, а потом нашли множество деревянных обломков с потерпевшего аварию судна. Поэтому разведчики захватили с собой тюк с экспедиционным снаряжением и получили указание оказать помощь каждому встречному, кто в этом нуждался.

Я написал письмо, которое эскимосы должны были оставить на мысе Сэбин. В нем говорилось о нашем лагере, местах складирования запасов и нашей готовности прийти на помощь. Я вручил письмо Кулутингва, когда тот стоял с бичом в руке рядом со своими рвущимися вперед собаками, так же как и трое других эскимосов, которые вызвались отправиться на разведку. Затем они прыгнули на нарты, и собаки рванулись вперед, к паковым льдам пролива Смит.

Был прекрасный день. На краткий миг складки ночной завесы раздвинулись. Интенсивный рассеянный свет лег на снег. Он менялся по насыщенности и цвету по мере того, как раскрывалась тайна утренней зари. Этот свет можно было назвать голубым или пурпурным, фиолетовым или совершенно бесцветным — восприятие зависело от цветоощущения наблюдателя.

На юге небеса мерцали в предвестии приближающегося солнца. Сила света увеличивалась свечением льдов, от которых этот свет отражался, так как яркость неба была непропорционально мала по сравнению с освещенностью поверхности снега. Половинка луны рассеяла привычную черную завесу, за которой скрывался полюс, а в зените небо иллюминировалось звездами первой и второй величины.

Температура была -41°. Стояла удивительно тихая погода, лучше которой едва ли можно желать для начала нашей кампании.

За несколько часов радостный свет утра угас, снега обрели землистый оттенок, а с севера надвинулся клубящийся шторм. Вскоре намело огромные сугробы, и выйти из дома можно было, лишь карабкаясь по снежным горам. Собаки, привязанные неподалеку от дома, оказались погребенными под снегом. Только свет, едва пробивавшийся сквозь затянутые пленками кишечника животных окнами, чуть скрашивал ужасную тьму.

До мыса Сэбин всего около сорока миль, но преодолеть их за одни сутки можно лишь при благоприятных условиях. Однако пролив Смит редко предоставляет такой шанс. Недостаточное освещение, ветры и ледовая обстановка обращают переход через пролив в опасное предприятие. Эскимосы, каждый год охотясь на медведей, пересекают пролив довольно часто, и они хорошо знают ледовую обстановку в этом районе. Эскимосы всегда, прежде чем пуститься в путь на другой берег, разведывают ледовую обстановку.

Холодный северный ветер с зарядами мятущегося снега, как думалось мне, вскоре не только остановит наших разведчиков, но и двинет лед на юг, образовав обширные разводья. Тогда разрушение пакового льда может значительно задержать наше выступление с тяжелогружеными нартами.

Риск был. Если бы партия разведчиков состояла из белых людей, то их наверняка охватила бы паника и случилась бы беда. Однако эскимосы стойко встречают сюрпризы природы. Они вооружены необходимыми знаниями, и погода редко застигает их врасплох.

Через сутки, в полночь, партия вернулась, но вовсе не из-за шторма. Им не удалось достичь основной цели. Шторм намел огромные сугробы снега, и прежде чем он иссяк, появился медведь, который стал слоняться вокруг запасов продовольствия. Собак засыпало снегом, и зверь беспрепятственно уничтожил значительное количество припасов. Эскимосы забили тревогу слишком поздно.

Когда они выбрались из-под снега, то увидели, как медведь, вцепившись зубами в огромный ласт моржа, поволок его в сторону, на манер человека поддерживая передними лапами. В спешке, пытаясь скорее освободить собак, которых сковал лед, эскимосы разрезали упряжь. Ута, забежав впереди медведя, даже не пытался его атаковать, а просто намеревался отрезать ему путь к отступлению. Зверь бросил мясо и ухватил Ута за штаны чуть ниже спины. К счастью, подоспели собаки, и жизнь Ута была спасена, однако он получил серьезное ранение, и потребовалась немедленная хирургическая помощь.

Медведя убили, и отягощенные грузом медвежатины и раненым, разведчики поспешили вернуться. Они заметили, что лед во многих местах взломан.

Арктический шторм приносит не только беды, но и кое-какую пользу. Снег покрывается твердой коркой наста, что облегчает езду на нартах. Взламывание льда, создав большие помехи для нашего продвижения, способствовало образованию больших разводьев, что позволило охотиться на моржей и медведей. Мы отправились в Серватингва, некоторые эскимосы взяли с собой семьи, поэтому на время Анноаток обезлюдел. Однако когда мы вернулись в поселок, туда понаехало много гостей, которые только мешали нам.

Эскимосы, доставившие в поселок собак и шкуры, которые мы заказали ранее, требовали нашего внимания, ведь они проделали для экспедиции огромную работу. Мы устраивали в их честь обеды и приглашали посидеть у нашей печурки, показывая книжки с картинками.

Через неделю грянул другой шторм, еще свирепее. Он причинил нам много вреда, разметав многих наших людей по всему побережью мыса Александер. Во время таких штормов лед обычно отрывается от берега и уносится в море. Нам оставалось только ждать известий. Сразу же после шторма в лагере не замедлили появиться посыльные с дурными вестями. Никого не унесло в море, однако ураган разрушил лагерь. Многие эскимосы в соседних поселениях лишились одежды и спальных мешков. Под ударами шторма припай оторвался от берега, и снежные дома унесло в море. Почти раздетые мужчины и женщины едва успели унести ноги. Двое новеньких нарт, несколько собак и три полных комплекта меховой одежды из нашего снаряжения были тоже утрачены. Пришлось посылать спасательную партию с мехами, чтобы выручить попавших в беду людей. К счастью, наши люди были хорошо снабжены мехами, из которых и сшили новую одежду для потерпевших.

Итак, нарты, груженные мехами, направлялись на север. Сопровождавшим их эскимосам было дано указание использовать эти меха для нужд пострадавших.

Другие необходимые вещи привезли из Анноатока возвращающиеся домой гонцы, и в течение недели все потери были возмещены. Однако это был ощутимый удар по экспедиции, мы лишались необходимого для нашего похода к полюсу количества мехов. После шторма появились моржи, и эскимосы уже не опасались голода.

К концу января большинство эскимосов вернулись. Мы стали готовиться к тому, чтобы снова попытаться пересечь пролив Смит. На сей раз Франке пожелал присоединиться к экспедиции — он готовился к своему первому путешествию. Мы погрузили на каждые из четырех нарт по 200 фунтов экспедиционных запасов и выслали их вперед. Четверо надежных каюров взялись переправить эти нарты на американский берег.

Постепенно светлело. Пора штормов миновала. Воздух стал свежим, влажным, холодным, прозрачным, словно хрусталь. Тем не менее освещение было еще слабым, и мы могли воспользоваться им только в течение четырех часов в сутки. Однако в ясные ночи при лунном и звездном освещении путешествовать можно было круглые сутки. Когда в южной части небосклона наблюдалось слабое свечение и снега подергивались бледным пурпуром, наши нарты со стонами продвигались вперед по ледяной равнине.

Вторая партия, так же как и первая, стартовала при благоприятных условиях, и мы с нетерпением ожидали от нее добрых вестей.

Партия достигла мыса Сэбин после утомительного 24-часового перехода, значительно отклонившись к северу. Ледовая обстановка благоприятствовала путешествию, однако при температуре —52° даже легкие, но очень влажные ветры пронизывали до костей.

По берегам бухт лежал глубокий снег, с запада дул пронизывающий ветер. Двое эскимосов отказались идти дальше, но Франке с двумя другими спутниками продолжали пробиваться вдоль берега к мысу Вейл целые сутки. Дальше снег оказался слишком глубоким. На мысе Вейл запасы сложили в снежном доме, а на мысе Сэбин оставили в старом лагере. Выполнив свою задачу, партия вернулась к концу четвертых суток, не обнаружив никаких следов кораблекрушения, о котором ходили слухи.

Следующая партия из восьми нарт во главе с Эссею, Кудла и Метеком стартовала 5 февраля. Ей предстояло доставить снаряжение в бухту Флеглер-Бей и там охотиться на мускусных быков, чтобы обеспечить кормом упряжки, которые пойдут дальше, в глубь земли. Мы должны были встретиться с этой партией в назначенном месте.

Дневной свет был все еще слишком слабым для того, чтобы мы рискнули выступить главными силами. С сотней собак любая задержка в пути даже на одни сутки означала бы для нас невосполнимые потери. Использование до поры тщательно сберегаемых запасов с промежуточных складов неминуемо повлекло бы их быстрое сокращение. Возместить такие потери было бы невозможно, даже если бы в дальнейшем нам повезло на охоте, поэтому лучше было дождаться восхода солнца.

Мы завершили последние приготовления и с нетерпением ожидали появления солнца в этом самом северном аванпосте человечества, в каких-то 700 милях от полюса. Теперь, после долгих месяцев всевозможных прикидок и подготовки, проблема — как преодолеть это расстояние? — настойчиво и определенно вставала перед нами. Нам предстоял переход в 700 миль по запланированному маршруту, но со всеми отклонениями (ведь наш путь проляжет не исключительно по прямой) он неминуемо должен был растянуться до тысячи миль. Да еще та же тысяча миль обратно. Итак, 2 тысячи миль трудного путешествия по неизведанной, необитаемой ледяной пустыне.

Утром 19 февраля 1908 г. я отправился к Северному полюсу.[89] Спозаранку, как только забрезжил первый настоящий рассвет, 11 груженых нарт подъехали к нашему ящичному дому. На них было все необходимое для рывка на север — 4 тысячи фунтов запасов для перехода по льдам полярного моря и 2 тысячи фунтов моржовых шкур и жира, которыми мы собирались воспользоваться, прежде чем нам удастся обеспечить себя продуктами охоты, на которые мы рассчитывали. Одиннадцать нарт управлялись девятью эскимосами, мной и Франке. Их тащили 103 собаки, которые находились в отличной форме. В течение нескольких недель этих собак кормили до отвала кожей и мясом моржа. Теперь им предстояло питаться свежей пищей только через сутки.

Мое сердце билось от восторга. Вот-вот я должен был отправиться на поиски полюса, мечта о котором вдохновляла меня долгие годы! Эскимосы тоже были взволнованны. Собаки заразились нашим энтузиазмом и радостно лаяли. В 8 часов утра мы щелкнули бичами, собаки, запряженные парами, рванулись вперед — мы стартовали. Покорение Северного полюса началось.

Казалось, со мной хотели отправиться все эскимосы со всеми своими собаками. Однако отправились лишь специально отобранные, представлявшие собой, так сказать, «сливки» эскимосской земли. Все находились в превосходной спортивной форме, за которой я особенно тщательно следил все зимние месяцы. Я считаю своим большим достижением то, что сумел завоевать дружбу и доверие эскимосов. Это позволяло мне уверовать в их готовность следовать моим советам и указаниям. Одним из моих преимуществ было умение хорошо говорить по-эскимосски, так, чтобы поддерживать беседу.

Когда мы стартовали, сквозь прозрачные облака пробивался свет лишь от нескольких звезд, но видно было хорошо. С юга дул легкий ветер, температура была -36°. Ледяная шапка Гренландии вырисовывалась на фоне неба. Оранжевый пояс на юге предвещал восход солнца, хотя снег все еще сохранял пурпурную окраску сумерек. Лед, примерно на три дюйма запорошенный снегом, несколько сокращал нашу скорость. До полудня небо оставалось серым, однако было достаточно светло для того, чтобы мы могли продолжать свой путь до 4 часов. Мы держали примерно на норд-вест, потому что двигаться напрямик к северу было еще нецелесообразно.

Водяное небо на западе и на юге предупреждало об открытой воде. В 3 часа пополудни мы наткнулись на медвежьи следы, и нарты запрыгали по льду, словно на них не было груза. Следы служили нам прекрасными вехами, и собаки приободрились. Наступившая около 4 часов темнота сделала путешествие опасным. Двое охотников все же пошли по следам, в то время как остальные принялись за постройку иглу. Медведей так и не нашли.

Собак привязали к отверстиям, просверленным во льду, и мы заползли в наши снежные курганы — усталые, голодные, изнемогающие от желания заснуть. Ночь провели с большими неудобствами. Первые ночи вдали от базы всегда таковы.

Следующий день принес тихую погоду с температурой -42°. В 8 часов стало ослепительно светло. Проделав 20 миль по прямой от Анноатока, мы настолько отклонились на север, что до мыса Сэбин нам оставалось еще 30 миль. Однако собаки были в лучшей форме, чем мы сами, и мы не сомневались, что следующий лагерь разобьем на подходах к берегу. Мы продвигались вдоль кромки морского льда, сформировавшегося еще в декабре. Его поверхность была довольно ровной, однако впереди вырисовывались высоченные горы и ледяные хребты. Мы делали около трех миль в час и время от времени разрешали себе отдохнуть на нартах.

В полдень 20 февраля мы остановились и выпили горячего кофе из нашего термоса — жестяной банки, помешенной внутрь ящика и так плотно укутанной в шкуры оленей, что содержимое оставалось горячим часов двенадцать даже в самую суровую погоду. Это оказалось большим удобством.

В то время как мы, сидя на нартах, восстанавливали силы, огромный огненный шар поднялся над горизонтом. Наши сердца радостно забились. Стояла ужасно холодная погода, температура была -51°, но солнце уже взошло. Долгая ночь подходила к концу. Вокруг нас мало что изменилось — вовсе не стало светлее, чем за предыдущие два часа, небо оставалось пурпурно-голубым, чуть серым на юге и темнее у горизонта. Снег отливал пурпуром, несколько красных пятен виднелись впереди на нашем пути. Этот довольно скромный прорыв солнца окрылил нас, открыв доступ радости к нашим сердцам. Даже собаки как-то по-особому грациозно расселись рядами и хором приветствовали наступление дня.

Хотя 20 февраля мы находились у мыса Сэбин, но продолжали двигаться к полуострову. Ба-Бэш. Непроходимый лед и открытая вода заставляли нас отклоняться все дальше и дальше на север. В 3 часа мыс замаячил поверх собачьих хвостов. Вскоре после четырех свет ослаб, земля до самого горизонта окрасилась в пурпур и золото, и нам оставалось только гадать, куда двигаться дальше. Однако в подобных ситуациях эскимосы — более умелые гадалки, чем янки, и мы не знали хлопот до 9 часов вечера, пока не попытались преодолеть нагромождение льда у мыса Сэбин. Волоча за собой груженые нарты, собаки то карабкались вверх, то спускались вниз среди черных ледяных холмов, а мы шли за ними как овцы в горах за пастухом.

В этих местах находился лагерь злополучной экспедиции Грили.[90] Мне пришло в голову, что не иначе как по прихоти судьбы этот отмеченный несчастьем лагерь голода и смерти стал словно отправной точкой нашего путешествия к полюсу. Однако позднее нам пришлось убедиться в том, что при схожих условиях нашу экспедицию может ждать та же участь, что и экспедицию леди Франклин.[91]

Мы повернули, собрали запасы и взяли курс через пролив Райе для того, чтобы избежать встречи с тяжелыми льдами, которые были севернее. Здесь поверхность льда была ровной, однако легкий ветер при температуре -52° пронизывал до костей. Собаки отказались бежать против ветра, и одному из нас надо было идти впереди, прокладывая дорогу. Люди закрыли физиономии меховыми рукавицами, уперлись в задние стойки нарт и побежали следом.

22 февраля мы проходили вдоль берегов мыса Резерфорд. Ветер дул справа, хватал за кончик носа, отбеливая его словно хлорная известь. Позднее, в лагере, нос становился черным. У мыса Вейл мы заметили иглу-тайник и там разбили наш очередной лагерь.

Утром зарегистрировал минимум температуры -58°. Очевидно, мы выходили из области штормов пролива Смит с ее теплым влажным воздухом и полыньями в область сухого климата с очень низкой температурой, где было спокойнее. День начался чудесным розовым сиянием на юге, которое окрасило снега в теплые тона. Когда в полдень солнце только наполовину показало свой лик над утесами, мы, пересекая бухту, искали более прочный лед вдоль берега полуострова Ба-Бэш. В ту ночь мы ночевали вблизи острова Вейпрехт. День, хотя и ясный, выдался морозным, и большинство эскимосов обморозили лица. Там мы увидели зайцев, которые прибегали посмотреть на нас. Четверо из них пошли нам на ужин. Температура упала до -64°, и охотники обморозили руки. От прикосновения к металлу кожа у них на руках покрывалась волдырями, напоминавшими ожоги.

Нужно было покормить собак, но мы, пытаясь разрубить на куски шкуру моржа, сломали два топора. Эскимосская собака очень неприхотливое животное, но даже от нее нельзя ожидать, чтобы она насыщалась кормом, о который ломается топор. Мы не пожалели бензина и спирта и за ночь так размягчили шкуру, что ее можно было разрубить на куски. Шкура моржа, по-видимому, превосходный корм для собак. Она примерно в один дюйм толщиной, содержит небольшое количество влаги и по питательности не уступает концентрированным кормам, так что даже малое количество ее вполне удовлетворяет собак. Она медленно переваривается и потому надолго утоляет голод.

Лампы, которые горели вовсю, превратили иглу в довольно комфортабельное помещение. Снаружи температура упала до —68°. Для меня это был первый удовлетворительный ночлег с начала путешествия. Экономичность примусов выше всяких похвал. За всю ночь было сожжено всего три фунта бензина — и кажущийся жидким воздух был доведен почти до нормальной температуры точки замерзания воды.

Франке для приготовления пищи использовал спиртовку, но употребил на это вдвое большее количество топлива. Эскимосы в своих иглу зажгли медные лампы, устроенные по образцу каменных, но еду готовить не стали.

Утром 23-го с юга до нас долетели какие-то звуки, которые сначала мы приняли за крики моржей. Однако через некоторое время поняли, что это лай собак вспомогательной партии. Ее лагерь был в нескольких милях от нас, и покуда мы завтракали, наши товарищи подошли к нашим иглу. Они добыли мускусного быка и 11 зайцев. Охотники тщательно прочесали долину, но больше дичи не нашли.

Земля здесь оказалась почти голой, и ехать дальше на нартах было невозможно. Вспомогательная партия отправлялась обратно в Анноаток. Для нас это было печальной новостью. Мы рассчитывали на мясо животных, которое пошло бы на корм собакам во время путешествия по полярному морю. Я понимал, что, если мы не добудем мяса, наш проект провалится в самом зародыше, потому что идти этим маршрутом будет невозможно. Наш единственный шанс — это быстро продвинуться по суше к западным берегам, но сообщение о том, что на суше недостаточно снега, сделало и этот маршрут невозможным. Однако мы должны были что-то предпринять. Мы не могли сдаться, не оказав упорного сопротивления. Вероятность того, что нам не удастся найти мускусных быков и из-за этого придется отложить экспедицию на год, чтобы идти уже другим маршрутом, требовала отослать Франке на базу охранять наши запасы. Никто не возражал, когда мы забрали у возвращающихся лучших собак и лучшие нарты, а также обменялись с ними несколькими каюрами.

Со всеми этими переменами, имея запасы-склады продовольствия на мысе Сэбин и на мысе Вейл, мы погрузили теперь на каждые нарты по 800 фунтов груза. К счастью, лед в бухте Фле-глер-Бей сделался ровным, почти без снежного покрова, и с увеличенным количеством собак в упряжках мы, несмотря на неуклонно понижающуюся температуру, совершили удовлетворительный переход.

Бухты Флеглер-Бей мы достигли поздно вечером после утомительного 25-мильного перехода. При температуре воздуха -60° крепкий ветер почти парализовал собак, а люди поддерживали в себе жизнь только благодаря бегу рядом с нартами. Мы выстроили себе удобные иглу, с тем чтобы за сутки хорошо отдохнуть. Утром мы намеревались исследовать землю, чтобы выбрать благоприятный маршрут. В лагере обнаружилось, что многие из нас поморозились, а одна из собак замерзла до смерти.

Однако это никого не обескуражило. Мы были воодушевлены, словно солдаты накануне давно желанной битвы. Благодаря возвращающейся партии у нас появлялись дополнительные запасы продовольствия на случай крайней необходимости. Земля не казалась такой уж безнадежной, как это обрисовали возвращающиеся эскимосы. На случай возвращения этим путем мы устроили склад необходимых вещей. Здесь же мы оставили и те, что сочли бесполезными.