Я проводил взглядом рейсовый катер до Дессы. Многое готов был бы отдать, чтобы оказаться сейчас на его борту. Рядом с Медеей.
Собственно, именно таким и был изначальный план. Вот только моя умная девочка раскусила меня сразу, как только я подошел к ней возле билетного терминала. Взгляд, которым меня встретили, остужал не хуже ведра холодной воды.
— Слушай, Медея, — я с разбегу попытался преодолеть ледяную стену, — не смотри на меня, как на пустое место. Давай хотя бы будем здороваться, а? — Выгнув бровь, она с сомнением оглядела меня. — Я буду хорошим парнем, обещаю. — Бровь поднялась еще выше. — Ну, ладно. — Сдался я. — Обещаю приложить все усилия, чтобы стать хорошим парнем.
— Что ты собираешься делать, Ясон? — Ее голос был так же холоден, как и взгляд.
— Провожу тебя до Дессы. Нам нужно поговорить, Мея.
— Нет, — она выставила перед собой ладонь. — Мне не нужно. Мне уже ничего от тебя не нужно. Так что до Дессы я поеду одна.
Я сжал зубы и повернулся к терминалу. В спину мне донеслось:
— Если сядешь на этот катер, я выпрыгну за борт.
Вот так и получилось, что рейсовый в 7.40 полным ходом шел к выходу из бухты, а я сидел на скамейке рядом с Ваней Андруцаки. В отличие от меня, растерянного и злого, он пребывал в настроении философском и невозмутимом.
— Как много красивых женщин, — задумчиво произнес он, проводив взглядом пышную брюнетку в узких красных брючках, — и как мало денег.
Ну что ж, вероятно с его жизненной позиции открывались иные виды, для меня же существовала всего одна женщина. Медея. Вздохнув, я поднялся со скамьи.
— Я мог бы поспорить с тобой, Ваня. Только неохота. Случается в жизни так, что женщина остается только одна.
— Бывает. — Он неожиданно сдался без боя. — Женщина одна, а катеров много.
— Что?
— Не уехал на этом, поедешь на другом. — Он кивнул в сторону. — На третьем причале грузится почтовый до Дессы. Николай Семеныч может взять пассажира. Рейсовый обгоните, не сомневайся.
Я подозревал, что на мастер класс Медеи пришло народу вдвое больше против запланированного. Во всяком случае, в комнату пришлось вносить дополнительные стулья, и все же нескольким слушателям пришлось стоять у стены.
То, что практически все они были мужчинами, только укрепило меня в моих неприятных подозрениях. Все эти мужики видели перед собой новую яркую звездочку — молодую, красивую, талантливую — и каждый из них был не прочь заполучить себе хотя бы кусочек.
И в этом, я считал, они были совершенно неправы. Медея, вся целиком, принадлежала мне одному.
После окончания лекции ей еще некоторое время задавали вопросы. Постепенно, все петухи снялись со своих насестов и столпились вокруг моей птички. Я наблюдал из угла комнаты и пока не торопился вмешиваться.
Тем более, что сейчас мою работу выполнял знакомый мне по эпизоду в Ламосе мсье Жерар. Старикашка чуть ли не чарльстон выплясывал, оттирая соперников. Но в конце концов он выдохся и отвалил попить водички.
Над Медеей еще кулдыкали два индюка, и вид у нее был довольно измученный. Пожалуй, пришел мой час выступить в роли спасителя.
— Дорогая, — я подошел к ней, будто бы ненароком оттирая плечом ухажеров, — ты закончила? Мы уже опаздываем.
Она окинула взглядом своих плешивых донжуанов, вздохнула и сдалась:
— Да. Пойдем, — и добавила язвительным тоном: — дорогой.
— Извините, господа.
Я, конечно, мысленно, но от всей души пожелал господам поноса, чтобы не зарились на чужое, и повел Медею сначала к дверям конференц-зала, затем через холл и на улицу.
Когда она прошла мимо группы мужчин, все они в едином порыве выпрямились и втянули животы. Расслабьтесь, парни, подумал я, девушка со мной. Я ее гуляю, я ее и танцую.
Девушка не возражала. По крайней мере, я надеялся, что ее молчание означает согласие. Пребывать в заблуждении мне довелось недолго.
— Моя гостиница в другой стороне, — сказала Медея.
Я положил ладонь на ее руку, удерживая ее на своем локте.
— Знаю, но ты ведь хочешь есть?
— Ну… да. Хочу.
Наверное, усталость и голод сделали ее более миролюбивой.
— Тогда зайдем в «Дессу-маму». Я заказал столик.
Медея пожала плечами, но руку не забрала.
— Кстати, спасибо за свитер. Не ожидал, что ты про него помнишь.
Она снова пожала плечами:
— Я давно его связала. Еще когда не перестала ждать тебя.
Мы, не спеша, шли под зелеными ветвями каштанов, сплошным куполом укрывающими брусчатку мостовой. В пред закатных лучах воздух казался сиреневым, совсем как та вода, что когда-то несла нас в подводную пещеру. Только откуда-то издалека доносились голоса людей и шум машин с параллельных, проезжих улиц. И приближался немного гнусавый голос, сквозь шипение старого винила манящий и зовущий нас за собой:
… Есть город, который я вижу во сне,
О, если б вы знали, как дорог
У синего моря явившийся мне
В цветущих акациях город…
Официантка подошла сразу и уставилась на меня, слегка приоткрыв рот. Черт, вот это было совсем некстати. Медея взглянула на нее искоса и отложила меню.
— Закажи сам.
Мне тоже меню не требовалось:
— Капрезе по-десски, икра из синих, жареная барабулька и… — мы все-таки в Дессе — … куриные котлетки.
— На десерт чего-нибудь желаете? — Официантка вся сочилась одобрением.
— Мне вертуту с яблоками, даме мороженое. Ванильное. — Медея улыбнулась уголками рта, одобряя мой выбор. Можно подумать, я не помнил, какое мороженое она любит. — А пить… — Пришпоренный согласным молчанием моей дамы, я решил блеснуть: — «Золотое руно» есть?
— Н-н-нет, — с сомнением протянула официантка.
— Марина, — я прочел имя на бейджике и добавил бархата в голос, — Мариночка, а можно его где-нибудь достать?
Медея, опустив глаза, поглаживала ножку своего бокала. Официантка заметно порозовела и кивнула уже увереннее:
— Что-нибудь, придумаем, мужчина. Только для вас, мужчина.
Упс. Кажется, я перебрал с харизмой. С опасением взглянул на Мею, но она уже смеялась в открытую.
— Что не так?
— Ты слишком стараешься. Смотри, не переиграй сам себя.
Смысл ее слов я понял лишь когда официантка с тихим хлопком выдернула из запотевшей бутылки пробку. Пластиковую. Сделав первый глоток, я поморщился и честно признался:
— Что-то не очень.
— Вот именно, — легко согласилась Медея и попросила официантку: — Шато Тамань, пожалуйста. — И тихо добавила уже мне: — И нечего тут умничать.
Бутылка с «Золотым руном» стояла на краю стола, но прикасаться к ней уже не хотелось. Кислая дрянь с неприятным гнилостным привкусом. Странно, но лица мужчин, пробовавших вино на мастер-классе у Медеи, говорили об обратном.
Я постучал по бутылке ножом:
— Ничего не понимаю. На дегустации твое вино было представлено как элитное.
Мея пожала плечами. Она старалась, чтобы ее голос звучал безразлично, но сквозь спокойствие пробивалась обида, почти детская:
— А что тут непонятного? Ты пробку видел?
— Да. Пластик.
— А вот это?
Она провела кончиком пальца вдоль края этикетки. Мой палец последовал за ней. Точно, этикетку окружала тонкая рамка застывшего клея.
— Подделка? Но странно, что подделывают еще толком не вышедший на рынок продукт. На мой взгляд это говорит о том, что….
— О чем? — Медея отвлеклась от толстых ломтей «бычьего сердца»[29], переложенных не менее толстыми ломтями брынзы, и смотрела на меня с интересом.
— Это не профессионалы. Подделкой занимаются люди, близкие к «Дому Ангелисов». Вероятно, просто воспользовались случаем и взяли то, что плохо, по их мнению, лежало.
Судя по печально опущенным уголкам ее губ — угадал. Значит, ворует кто-то из своих? Неприятно. Словно откликаясь на мои мысли, Медея сказала:
— Мсье Жерар считает, что это может обесценить рекламу «Золотого руна». Серьезные дилеры просто не захотят иметь со мной дело.
Я сжал ее пальцы вокруг чаши бокала:
— Не спеши унывать. Я тут потолкался среди народа на салоне. Им нравится, даже очень. И еще все очень удивлены, что такое вино создала женщина.
Медея кивнула с пониманием:
— Так вот почему на меня пялились весь день. На представлении вина и на мастер-классе я чуть заикаться не начала.
Ну, допустим, пялятся мужики на нее совсем по другой причине, но об этом я предусмотрительно умолчал.
— Ты отлично справилась. Держалась очень уверенно.
— Есть старый проверенный способ. — Она хитренько улыбнулась. — Меня ему научила бабушка Ангелисса.
Эту бабушку Медеи я почти не помнил, но по рассказам старых листригонов, она в свое время была еще той зажигалкой.
— Какой?
— Когда собеседник тебя смущает, просто представь его голым. Скорее всего, станет смешно.
— Ну, что тебе сказать, — я отправил в рот листик базилика, — думаю, глядя на тебя, они именно это и представляли.
Уж я-то точно, во всяком случае.
— Что «это»? — Слегка смутилась Медея.
— Ну, тебя… эээ… в неглиже.
— А ты? — Она смотрела на меня прищуренными, как у кошки глазами.
— И я тоже, само собой.
Мне, в отличие от этих неудачников, даже не пришлось прибегать к воображению. Всего лишь задействовал память. Вероятно, подумали мы об этом одновременно, потому что Медея швырнула смятую салфетку рядом с тарелкой:
— Да чтоб тебе… приснился Гитлер в этом самом неглиже! Мало того, что все самки в этом ресторане пялятся только на тебя, так надо еще и меня…
Надо, Мея, надо. Только тебя мне и надо, вот в чем беда. Я перегнулся через стол и схватил ее за плечи, заставляя посмотреть мне в лицо — посмотреть в лицо моему горю:
— Медея, мне кроме тебя с Тесеем никто не нужен. Без вас меня нет. Понимаешь?
Она отвела взгляд.
Ужин мы закончили в молчании. Я старательно отводил взгляд от ложечки, с которой она слизывала мороженое. Она не смотрела на мою вилку. Наверное, представляла, как хорошо она будет смотреться у меня в глазу.
Вторую попытку отвязаться от меня Медея сделала у дверей ресторана.
— Я сама дойду. Провожать не надо.
— Я тоже остановился в «Александровском». Нам в одну сторону.
Она приподняла бровь, совсем как утром:
— Ты что, следил за мной?
— Конечно.
Медея пару раз вздохнула, но затем передумала ругаться и лишь махнула рукой, словно говоря «ну и хрен с тобой». Она молчала всю дорогу до отеля. Не злилась, просто думала о чем-то своем. Молчала в холле. Молчала в лифте. Молчала в коридоре и перед своим номером, когда открывала дверь. Заговорила только на пороге:
— Думаешь, приглашу тебя войти?
Я уже минут пять сжимал в карманах вспотевшие кулаки, но ухмылка получилась самая что ни на есть самоуверенная.
— Тебе решать, Медея. Ты знаешь, чем это может кончиться. Я ведь тот самый Серый Волк, о котором тебе рассказывала бабушка.
Угадал. Наверняка, рассказывала. Потому что моя Красная Шапочка смерила меня хмурым взглядом и пробормотала:
— Да пошел ты, Ясон.
Развернулась на каблуках и скрылась в номере. Перед моим носом громко хлопнула дверь ее номера.
Второй день Салона превзошел самые смелые мои ожидания. Семь из девяти сомелье готовы были включить «Золотое руно» в винную карту своих ресторанов. Пачка визиток разошлась за полчаса, а многократно расцелованную правую руку хотелось вымыть не то, что с мылом — с карболкой. Взамен я положила в сумочку три контракта, за один день реализовав половину моего погреба.
Мсье Жерар рядом со мной держался победителем. Он дал самые лестные отзывы о вине, познакомил с двумя янки и одним кастильцем и настоятельно советовал не связываться с бессарабами. Надо же, отец говорил то же самое.
Взамен я пообедала с ним, а затем поцеловала в щечку в полуфинале между конкурсами по приготовлению аперитива и исправлением винной карты. Так как старенький бонвиван председательствовал в жюри, до вечера я могла его не опасаться.
Соображать, как отвертеться от совместного ужина, не пришлось. Снова рядом возник Ясон в белоснежной льняной рубашке и брюках, с хозяйским видом приобнял за талию и утянул в сторону выхода.
Я не сразу сообразила, что такси, в которое он меня запихнул, едет не в сторону отеля, а в порт.
— Мы уезжаем?
— Ну, конечно. Как раз успеваем на пятичасовой.
В принципе, план мне нравился, но…
— Я же не расплатилась за отель!
— Уже.
— А мои вещи?
— Сумка в багажнике.
— Ты что, — я задохнулась от возмущения, — рылся в моих вещах?
— Зато ничего не забыл, — он была сама невозмутимость. — Можешь убедиться.
— А как ты попал в номер. Где взял ключ?
Он посмотрел на меня с преувеличенным удивлением:
— Ты же сама мне его дала. Утром, помнишь?
Еще как помнила! Выходя из номера, заперла дверь, с ключом в руках развернулась и внезапно уткнулась лицом в загорелую твердую грудь под белой уже порядком помятой рубашкой. Сказать ничего не успела. Меня крепко сжали, приподняли над полом и минуту не давали дышать, запечатав рот сухими, горячими губами.
Очнулась в конференц-зале на своем месте в первом ряду. Аплодисменты, контракты, мсье Жерар — все.
От этих воспоминаний по телу снова пробежала сладкая дрожь, и я поспешно отвернулась к окну, избегая внимательного взгляда синих глаз. Собственно, спорила я больше из принципа, потому что ужасно соскучилась по сыну. Как он там без меня, мой маленький?
О Тесее я продолжала упорно думать на катере, и когда Ясон усадил меня ближе к носу, и когда принес пластиковую бутылочку с яблочным соком.
Солнце медленно погружалось в воду, розовая полоса на горизонте расширялась, но под носом нашего катера она выцветала до нежно-лавандового цвета. При появлении слева вдалеке высокого креста над голой скалой, все дружно встали и трижды перекрестились. Мыс Фиолент. На его камни впервые вступил в Тавриду Андрей Первозванный. А двести лет назад погибающим в бурю рыбакам здесь явился Георгий Победоносец и спас их от смерти.
— «… укрепи данною тебе благодатию во бранех православное воинство, разруши силы востающих врагов, да постыдятся и посрамятся, да дерзость их да сокрушится… и всем, в скорби и обстоянии сущим, многомощное яви свое заступление…» — Тихо прочитала я слова молитвы Святому Георгию.
Ясон закончил спокойно и уверенно:
— «… да прославляем Отца, и Сына и Святого Духа и твое исповедуем предстательство ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
Словно лишь ожидая этих слов, розовый свет залил палубу, окрасил белоснежные борта катера и напитал собой морскую воду. Казалось, источник света находится где-то глубоко под нами.
— Какая красота, — ахнул женский голос за спиной. — Мужчина, — на плечо Ясону легла женская ручка с острым маникюром, — не сфотографируете меня на фоне заката?
Еще одна гиена, молча обозлилась я. Кажется, у нас с брошенной Оксаной обнаружилось кое-что общее.
Дамочка в коротких шортиках позировала боком, выгнув спину, затем присев на перила и вытянув перед собой колбасные ножки, затем, наконец, наклонилась глубоко вперед и продемонстрировала пару футбольных мячей.
— Пожалуйста, ваша камера…
— Ой, а можно еще?
Я прошла ближе к носу и повернулась в сторону не такой уже далекой земли.
После короткой паузы до меня донеслось:
— Ой, а еще…
— Спасибо, я все уже разглядел.
Сзади согласно захихикали, но продолжения не последовало. Ясон подошел ко мне и встал рядом. Я злилась. Мнение о женщинах, пристающих к чужим мужчинам глаголом жгло кончик языка, свербило в носу и грозило выйти даже через отверстия для разговора, собственно, не предназначенные.
Ясон молчал. Как обычно, он чувствовал мое настроение, зараза.
— Уже все? — Поинтересовалась я наконец. — Что так быстро?
Он пожал плечами:
— Мне и этого времени на нее тратить было жаль.
Да ты восемь лет на этих профурсеток потратил! Моих восемь лет!
— Ну, телефончик записать — это же пять секунд. Может, еще не поздно? — Сама удивилась, каким ядом сочился мой голос.
Зато Ясон был спокоен, как удав:
— Зачем она мне? У меня жена есть, между прочим.
Ах, так я ему жена? Может, у меня еще и обязанности какие вдруг обнаружатся? Столько лет прошлялся непонятно где, а теперь права предъявляет?
— Разве? — Меня уже несло, как взбесившуюся лошадь к обрыву. — А ты свой паспорт давно читал? Сколько жен у тебя там вписано? Может, я чего-то не знаю?
— Медея, не надо, — меня попытались обнять, но я вывернулась и отступила назад, глядя на него разъяренной кошкой. — Мою жену дали мне боги. Это навсегда. Такие узы так просто не сбросишь.
Значит, узы? Вот так, да?
Его пальцы скользнули по моей ключице, погладили мимолетно вмиг воспламенившуюся кожу и потянули за тонкий коричневый шнурок. Из-за ворота блузки вынырнул сердоликовый дельфин.
— Мы связаны, ты сама это знаешь. И знаешь, что навсегда.
Это казалось мне таким несправедливым. Он мог, не попрощавшись, исчезнуть на годы, объездить полмира, а потом заявиться в Ламос в полной уверенности, что его здесь ждут. А я? Я все это время сидела дома, растила сына и снова и снова перевязывала тот дурацкий свитер, как долбанная Пенелопа… как дура.
— Я не признаю никаких связей, Ясон. — Пальцы сами собой сжались вокруг отполированного камня. — Я ничего тебе не должна.
Рванула шнурок. За бортом мелькнула розовая вспышка, булькнул, уходя под воду, камешек. Место, где дельфин пошел ко дну, стремительно удалялось.
Ой, что же я наделала! Внезапно меня охватило такое мучительное чувство потери, что едва удержалась на ногах. Все. Теперь совсем все кончено.
В ту же секунду мимо меня мелькнула длинная светлая дуга. Движение Ясона было таким стремительным, что его тело, казалось, размазалось в воздухе. Еще не веря своим глазам, я уставилась вниз. На досках палубы рядом со мной стояли только туфли Ясона из мягкой рыжей кожи.
Сам он через секунду вынырнул из воды и махнул рукой свесившемуся с борта матросу:
— Меня не ждите. Везите пассажиров.
И дельфином ушел под воду.