В субботу, когда Сережа совсем уже собирался домой, редактор вызвал его и строго сказал:
— Вот что, юноша, вы теперь репортер со стажем: месяц проработали. Есть серьезное задание: районный прокурор прислал статью. Тема важная: борьба с нарушением трудового законодательства. Но слог, признаться, корявый. Выправьте деликатно, а в понедельник забегите к прокурору и согласуйте.
И прибавил поощрительно:
— Не все вам сидеть на мелкой хронике.
Сережа испытал горделивое чувство — доверяют! — и в то же время расстроился: только что он спускался в типографию, заглянул к корректорше Зое и условился в воскресенье с утра отправиться на речку. А когда же править?
«Ничего! — подумал Сережа. — Возьму статью с собой и после прогулки, не заходя домой, — прямо в редакцию. Часа за два сделаю».
Утром он с Зоей плавал, калился на пляже, бродил по лесу. Завтрак в соответствии с заранее составленным планом организовали на берегу реки в уютном местечке. Зоя стала вынимать из сумки разную снедь.
— Эх, память девичья, — самокритически заметила она, — салфетку, конечно, забыла.
В карманах Сережи тоже не оказалось ни салфетки, ни скатерти. Но он с деланной небрежностью вытащил статью районного прокурора и положил на траву:
— Используем этот научный труд. От этого он ничуть не потеряет своей актуальности.
Уже по одной такой фразе можно было предположить, что и лице Сережи растет фельетонист — будущий сатирический гений районного масштаба.
На листки, усеянные мелкими машинописными буковками, были положены пирожки с жареными солеными огурцами — коронный номер кулинарного искусства Зоиной мамы, — а кроме того, колбаса, сыр и поставлены бутылки клубничной фруктовой воды. Сережа налил в бумажные стаканчики шипучку и провозгласил тост:
— Как друг, ты, Зоенька, должна чокнуться и выпить за поворот в моей журналистской карьере.
Чокнулись.
— Пью! — торжественно ответила Зоя и осушила стаканчик.
Так как в сумке была припрятана еще одна бутылка воды, тосты следовали один за другим: за будущее, за полет космонавтов на Марс, за благополучную сдачу Зоей экзаменов в пединституте.
Завтрак прервали для внеочередного купания. Потом Зое взбрело в голову плести венки, и она кидала их, поддразнивая Сережу и загадывая, скоро ли пристанет венок к берегу и выйдет ли опа замуж в этом году.
Потом, все так же дурачась, Зоя сложила из бумаги кораблик и пустила по реке. Но кораблик почему-то быстро пошел ко дну. Пришлось вслед ему пустить второй, и тут девушка загадала на Сережу: если кораблик пристанет к берегу, значит, Сережа в этом году женится, а если потонет, подобно первому, следовательно, газетная карьера его лопнет.
Второй бумажный крейсер — увы! — пошел ко дну. Зоя вскрикнула.
— Ты что? — снисходительно улыбнулся Сережа. — Веришь в приметы?
— Кораблики-то были из твоей статьи… — прошептала девушка и испуганно поглядела на Сережу.
— Прокурорской? — трагическим шепотом спросил Сергей. — Ой, что ты наделала!
Кинулись искать кораблики. Сергей даже нырял, пытаясь в зеленой глубине разглядеть белые листки, но все напрасно.
Конец прогулки был испорчен.
Когда шли домой — конечно, гораздо раньше, чем предполагали, — Зоя сама взяла Сережу под руку. Ей хотелось загладить свою вину, что-то придумать. Но сколько она ни соображала, никакого выхода из создавшегося положения не находилось.
«А ведь за такие штуки могут и уволить», — вдруг пришла ей в голову противная мысль.
Как нарочно, то же самое подумал и Сергей.
В понедельник он пришел в редакцию первым и стал ждать появления Бухалова, старого репортера, прошедшего, как говорится, огонь, воду и медные трубы. В память Сереже врезалась фраза, сказанная когда-то Бухаловым:
— Для настоящего журналиста нет безвыходных положений.
Бухалов, выслушав сбивчивый и торопливый Сережин рассказ о безвременной гибели произведения прокурорского публицистического таланта, задал вопрос:
— Статья-то хоть дельная?
— К сожалению, да. Иначе редактор не дал бы мне править.
— А не знаешь, с прокурором он не говорил?
— Мне поручил согласовать после правки.
— Так! — глубокомысленно произнес Бухалов, соображая, как бы выручить своего молодого друга. Вдруг он нежно щелкнул себя по лбу и произнес сладчайшим голосом: — Варит котелок у старика, варит!
Пальцем поманил Сережу и, когда тот подошел, спросил:
— Вы часто ходите вниз, в типографию и, вероятно, наборную технику знаете назубок?
Сережа вспыхнул:
— Я знаю корректорскую, а наборную — слабее.
— Проверим! — отозвался Бухалов. — Что такое курсив?
— Наклонный шрифт, вроде рукописного.
— Отлично. А шпоны?
— Это такие металлические линеечки. Их прокладывают между строк, когда надо заполнить место.
— Соображаете. А бабашки?
— Такие большие металлические квадраты или прямоугольники, ими забивают пустоты в наборе.
— Академик полиграфии! — с преувеличенным восхищением воскликнул Бухалов. — Последний вопрос: что за штука гробе-цицеро?
Сережа замялся. Про цицеро он слыхал — это крупный шрифт размером в двенадцать пунктов, а вот гробе…
— Не знаете? Неважно! — смилостивился Бухалов, написал несколько слов на бумаге и протянул Сергею. — Вот вам текст. Выучите так. что, если ночью вас разбудят, вы без запинки произнесете. А когда выучите, — звоните своему прокурору и произносите. И посамоуверенней, понапористей…
В это время в комнату заглянул секретарь редакции, и конец фразы Бухалов сказал Сергею вполголоса.
Тот радостно заулыбался и сел в уголок, бубня текст себе под нос.
Секретарь, дав Бухалову срочное задание, исчез, и Сергей снял трубку телефона. Он с надеждой глядел на стреляного газетного волка, но тот помахал рукой и сказал на ходу:
— Сам, дружок, сам. Я бы это запросто провернул.
И ушел.
Тогда Сергеи решительно поднял телефонную трубку и попросил телефонистку соединить с районным прокурором.
— Здравствуйте, — непринужденным тоном, как учил его Бухалов, сказал Сергей. — С вами говорят из редакции. Вы прислали нам статью. Да, да, очень хорошая статья, мы ее обязательно поместим и даже не просто поместим, а напечатаем курсивом гробе-цицеро на шпонах и бабашках. Повторить? Пожалуйста. Мы ее напечатаем курсивом гробе-цицеро на шпонах и бабашках. Но для этого нам срочно нужен второй экземпляр статьи. Есть он у вас? Можете вы его прислать?
Конец фразы Сергей выпалил одним духом, стараясь поскорей закончить этот трудный разговор.
После паузы прокурор сказал, что немедленно пришлет копию статьи, и спросил Сережину фамилию.
Сережа положил трубку телефона, вытер пот со лба и вздохнул с облегчением, будто сбросил вязанку дров, которую он нес на пятый этаж.
Статья появилась в редакции через десять минут. Принес ее сам прокурор. Он был уже не молод: седые виски, глаза глядели устало. Левый рукав пиджака болтался: одна рука потеряна, наверное, на войне.
— Вот… — сказал прокурор, положив статью перед Сергеем. Он пристально и долго всматривался в Сережино лицо, потом положил руку ему на плечо и заговорил как-то по-другому — сердечнее и мягче: — А теперь давай начистоту? Потерял статью?
Сережа покраснел, кивнул головой и покорно рассказал, как шли ко дну кораблики, пушенные рукой Зои.
— Всю эту петрушку с гробе-цицеро ты придумал, конечно, не сам, — уверенно заявил прокурор. — Но вот тебе мой совет: если хочешь по-настоящему работать в советской газете, — не ври, не ловчи, не дурачь людей.
— Честное слово, больше никогда… — начал было Сережа, но прокурор перебил его, протянул руку:
— Понятно. Себе дай слово и держи его.
Он повернулся, чтобы идти.
Сергей остановил его вопросом:
— А как вы все-таки догадались? Следственный опыт?
Прокурор усмехнулся.
— До войны я наборщиком работал. Не один год, братец мой. А когда на Курской дуге потерял руку, пошел учиться. Был следователем, стал прокурором. Больше вопросов нет?
Уже стоя в дверях, сказал:
— Заходи ко мне. Интересный материал дам. Будет что напечатать курсивом гробе-цицеро на шпонах и бабашках.
И они оба засмеялись…