Лоренс Сандерс ЕЕ ПРЕКРАСНОЕ ТЕЛО


Вы, вероятно, видели ее обнаженной много раз и никогда не задумывались, есть ли у этой девушки имя, никогда не запоминали лицо. Потому что на фотографиях в глянцевых журналах всегда доминировало только тело, ее роскошное, соблазнительное тело. А ведь у нее было очень миленькое личико с правильными чертами. Но Уонда уже в начале своей карьеры и сама поняла, что лишь тело — ее настоящая козырная карта.

Обычно красивые фотомодели не выдерживают и пяти лет. Затем продюсеры модных шоу, бильдредакторы, да и клиенты начинают истошно вопить: «Мы всем этим сыты по горло! Одни старухи! Неужели у вас нет ничего новенького?!» И чуткие агенты спешат выкинуть на свалку 23-лет -нюю «старуху» и кидаются как волки на поиски чего-нибудь свеженького, прибывающего в Нью-Йорк постоянно со всех провинций.

И, уж конечно, другое дело — обнаженная модель. В кадре ее тело. Крупным планом и помельче. Это тело и должно быть всегда в идеальной форме. Именно оно — ухоженное, лоснящееся, чувственное тело — может приносить большие бабки. Все зависит от того, что рекламировать: прическу, трусики, колготки, крем для удаления волос и т.д.

Уонда Джайлз не жаловалась на отсутствие работы. Чтобы сфотографировать хоть два дюйма ее бесподобного фантастического тела, надо было записываться в очередь за два месяца вперед. Ибо ее тело было таким же аппетитным и притягательным, как самая твердая валюта. Никто не откажется. При виде гладкой шелковистой кожи просто слюнки текли у тех, кто листал глянцевые страницы, заполненные ее изображением. Зачем тут лицо? Зачем тут имя? За пять лет ее гиперсексуальное тело сделало Уонду владелицей многих дорогих безделушек, включая авто последних марок и четырехэтажный особняк в центре Манхэттена. Два верхних этажа она сдавала жильцам, а остального пространства вполне хватало ей и ее брату Тиму, театральному художнику. Она пригласила его, чтобы не чувствовать себя одиноко. Припеваючи, ни в чем себе не отказывая, они бы жили здесь еще очень долго.

Тимоти и нашел ее тело. На втором этаже, в одной из комнат, где они устроили спортивный зал. Уонда была страстная поклонница хатха-йоги. Поэтому, когда позвонили из агентства и сказали, что она не пришла на съемку, Тимоти первым делом заглянул в спортзал.

Пол там покрыт черным линолеумом, и на нем она лежала, лицом вниз, широко раскинув руки и ноги, — волна красивых золотистых волос на черном полу.

Тим даже подумал, что его сестра, разучивая очередную позу, впала в транс. Позже он так и сказал полицейским. Нет, ему не показалось странным или чем-то необычным, что Уонда была совершенно голая. Сестра всегда занималась в зале обнаженной.

Тим позвал громко:

— Уонда! Милая!

Тишина. Тогда он подошел и тронул ее за голое плечо. И почувствовал смертельный холод. Может, у нее сердечный приступ? Тим перевернул сестру на спину.

Если вы не обращали внимания на ее лицо раньше, то лучше было не смотреть на него, особенно сейчас. Для своих черных целей убийца воспользовался, как пишут в полицейских отчетах, «тупым тяжелым предметом». Больше сорока проломов было обнаружено у нее в голове. Но смертельными были не они, а один точно выверенный удар ножом в грудь.

Босс вызвал меня к себе и поручил это дело.

— Уонда Джайлз застрахована на 300 ООО долларов, — сказал шеф и покачал головой. — Ей снесли все лицо. Жуть! Такое убийство мне не по душе.

— Что разнюхали полицейские? — спросил я.

— Негусто, — проворчал он, листая записи. — Тело обнаружено в 10.30 утра. Смерть наступила примерно тремя часами раньше. Брат убитой говорит, что находился все время в нижнем этаже здания. Около десяти позвонили из агентства, и Тимоти Джайлз поднялся в зал. Утверждает, что ничего подозрительного не слышал. Жильцы боятся лишнее слово сказать. А это — фотографии.

Он кинул на стол два снимка, обычные 8 на 10. Вот Уонда лежит голая, лицом вниз — в таком положении ее нашел брат. На втором снимке...

Я отпрянул в суеверном ужасе.

— Спасибо, сэр, — сказал я, пытаясь удержаться на ногах.

У себя в офисе я основательно приложился к бутылке виски, которую всегда держу в нижнем ящике стола. На всякий случай. Этот второй снимок меня буквально потряс. Чем заслужила Уонда Джайлз такую ненависть?

Затем я позвонил Тимоти Джайлзу и договорился встретиться с ним после обеда. Между делом попросил ребят из архива проверить кое-какие бумажки: банковские счета Уонды, Тимоти и агентства фотомоделей.

С визитом в агентство я решил не откладывать. Навестил их лично. О чем не пожалел. Пять стройных созданий обстреляли меня откровенно любопытными взглядами. Кожаные мини-юбки, прозрачные блузки, и у каждой под мышкой большое портфолио — папка с набором фотографий. В самых эффектных позах, разумеется.

Они сканировали мой старый костюм, стоптанные туфли и галстук, по которому можно сосчитать все мои завтраки, обеды и ужины за последние пять лет. Сообразив, что я не могу быть их клиентом, а соответственно и конкурентом, эти стрекозки потеряли ко мне всякий интерес.

Я показал секретарше свой значок и через минуту был представлен хозяйке милого заведения. Мы прошли в офис.

Миссис Аманда Блейк сама, очевидно, раньше работала фотомоделью. Она села напротив меня и грациозно скрестила свои идеальные ноги.

Она сообщила, что агентство принадлежит ей и ее мужу. У Арнольда Блейка в данный момент важная встреча с клиентом где-то в городе. Смерть Уонды Джайлз для них страшный удар. И, конечно, невосполнимая потеря. Уонда была их лучшей моделью. Кроме того, они ее очень любили.

— Вы понимаете? — она грациозно изогнулась.

— Да, — кивнул я и спросил, как насчет любовников.

О! У обольстительной Уонды их была пропасть. За одного она собиралась замуж, но что-то у них не сложилось. Имя?

— Минутку...

Нахмурив брови, Аманда вспомнила. Жениха звали Уоррен Хайд.

— Однако он давно работает в Лондоне. Уоррен — известный модельер.

— А могли быть среди ее любовников женатые мужчины? — спросил я, памятуя о свирепости убийцы.

Снова нахмуренные брови. Аманда достает из пачки сигарету и нервно закуривает.

— Ах... — Умирает и отводит глаза в сторону. — По крайней мере одного я знаю. Это мой муж.

Поскольку я молчу, она пыхтит сигаретой прямо мне в нос.

— Я так откровенна, потому что вижу — вы профессионал. Вы бы все равно узнали. Они встречались три года, прежде чем я заподозрила что-либо. Конечно, у нас состоялся серьезный разговор с Арнольдом. Я совершенно убеждена, что в последние месяцы у них ничего не было. — И посмотрела на меня с вызовом: — Вы мне не верите?

— Почему? — удивился я. — Женская интуиция — это грандиозная вещь.

— Значит, нам не стоит привлекать Арнольда?

— Я не даю гарантий, миссис Блейк.

— Да, — кивнула она. — Конечно.

Она встала, отошла к окну и дала мне две полных минуты, чтобы я смог оценить ее фигуру сзади. Прямые плечи, осиная талия. Тонкая ткань узкой короткой юбки как нельзя лучше подчеркивала линию бедер. И поворот в профиль! Прекрасно. Грудь небольшая, но изумительной формы.

— Ну и что теперь? — спросила Аманда.

— Обдумаю — позвоню. Спасибо за помощь.

— Чем могла, — улыбнулась она.

Дом Джайлзов находился на 83-й Ист-стрит. Симпатичный особняк. Вычурная табличка на двери, ведущей в полуподвальный этаж, — «Тимоти Джайлз. Дизайнер».

К главному входу вели ступени с ажурными перилами. Рядом со стеклянной дверью — почтовые ящики и кнопки звонков.

Я нажал ту, под которой было написано просто «Джайлз».

Подождал две минуты и нажал снова. Потом я увидел, что через стеклянную дверь мне кто-то машет рукой и показывает вниз. Тимоти Джайлз был у себя в студии.

Он выглядел ошеломительно. Пурпурная рубашка, зеленый шелковый шарфик, черные шелковые брюки, мокасины из змеиной кожи на босу ногу... Тяжелые перстни на пальцах обеих рук... Золотые часы, серебряный браслет... И много-много густых пряных духов.

Студия с японским садом в глубине, большими яркими акварелями по стенам и модерновой мебелью тоже производила впечатление.

Мы сели в эти громадные черные кожаные кресла, в которые хочется забраться с ногами, свернуться клубочком и уснуть. Нас разделял молочно-белый, как мираж, стол из цельного куска мрамора. Тимоти предложил мне свой фирменный ментоловый джин — странный зеленоватый напиток. Я отказался, однако и взамен ничего не получил. Вот так!

Стараясь расположить хозяина, похвалил акварели, но Тимоти даже не снизошел до вежливого «спасибо». Перешли к теме убийства. Как все оригинальные личности, Тим работает по ночам. И ночь перед гибелью сестры не была исключением. Он лег поздно, проснулся рано и сразу спустился в студию. У него никогда нет времени. Тим ставит мюзиклы на Бродвее.

— Это так важно для меня, — простонал он. — Я ни о чем другом не думаю.

Раскручиваю его дальше. Когда позвонили из агентства, Тим нехотя поднялся в зал, рассчитывая там найти свою сестру. Там ее и нашел — лежащую мертвой на полу, лицом вниз...

— Страшно, наверное? — закинул я удочку.

— Мурашки по спине, — сказал он, закуривая.

Уже провожая меня к двери, Тим небрежно поинтересовался, скоро ли он получит 300 ООО долларов страховки.

У себя дома я скинул туфли, залег на диван с бутылкой виски и поудобней поправил подушку. Чтобы лучше думалось. Я пил и думал. Думал и пил.

Бедная Уонда. Кому же она так насолила?

Через час позвонили из офиса. Они там вообще не спят. Успели проверить счета.

У агентства фотомоделей дебет с кредитом сходился отлично. Тимоти Джайлз смеха ради хранил в банке 300 долларов. Трудновато придется парню, если дело затянется. По условиям договора, жильцы платили не наличными, а переводили чеки на счет в уплату недвижимости.

У его сестры было 2 ООО долларов на депозитном счету и 700 долларов на текущем. Просто крохи! Не то что пять лет назад — 10 000 в одном банке, 3 000 в другом... Но с тех пор суммы стремительно таяли. Эх, деньги — как вода! С этой мыслью я и уснул.

Следующая неделя была сумбурной и не дала результатов.

По несколько раз я встречался с одними и теми же людьми. Аманда Блейк, ее муж Арнольд, Тимоти Джайлз, соседи, жильцы... И снова — Аманда, Арнольд...

И ничего!

Шеф звонил обеспокоенный.

— Чем ты занимаешься, Лэнихен?

— Думаю, сэр.

Бах! Это он бросил трубку.

Я действительно думал. И очень сильно. Кстати, дорогое удовольствие! Раз, два... три бутылки виски, а у меня до сих пор ни одного подозреваемого.

Потому что Тимоти Джайлза я как-то не видел с молотком в руке. Даже внутренним взором. Даже после трех... • хм, четырех бутылок виски. Я разузнал кое-что на Бродвее. Тимоти — обычный неудачник.

Правда, убив свою сестру, он мог вложить ее деньги в спектакль и стать уже спонсором. Но... Молотком?.. Нет!

Жильцы отмалчивались или твердили как заведенные: «О! Они так любили друг друга, Уонда и ее брат. Ах, так любили!»

— Ну что у тебя? — ревел в трубку мой босс.

— Думаю, сэр.

Ба-ббах! Все же он разобьет свой телефон.

«Они так любили друг друга». Не кроется ли здесь чего-нибудь? Неужели у них была запретная связь?..

Если долго и сильно думать, то все равно додумаешься. Так случилось и со мной. Тысячу раз я задавал себе один и тот же вопрос: зачем убийца изуродовал лицо жертвы до неузнаваемости? Когда я это понял, то чуть не закричал.

Утром заявился в агентство.

Если карта не идет в руки, нужно блефовать. Нагло глядя в прекрасные глаза, нагло вру:

— Миссис Блейк, ваш муж причастен к убийству.

— Господи! — заплакала экс-модель. — Я так и знала! Именно этого я и боялась.

Вцепившись зубами покрепче, вытряхнул любопытную информацию.

В первый год Уонда Джайлз зарабатывала скромные 10 ООО долларов. Потом — 100 ООО, 200 000... А в последнее время снова скатилась к прежним десяти тысячам...

— Почему? — догрызал я Аманду.

— Возраст, — пояснила она. — Клиенты капризничают, хотят видеть новых девушек.

— И вы нашли ей замену?

— Хм... Да... Конечно...

— Имя?

— Синти. Синти Трэверс.

— Где она?

— Неожиданно уехала домой.

— Куда?

— Не знаю. Кажется, в Калифорнию.

— Вы о ней больше ничего не слышали, так?

— Именно.

— Блондинка?

— Д-да...

— И безумно красивое тело? Похожа на Уонду Джайлз?

-Да.

— Полиция к вам уже приходила?

— Да-а, а-а-а...

Пока она рыдала, я позвонил в бюро розыска пропавших, и мне дали приметы Синти. Как две капли воды!

Я отправился в полицейский участок и рассказал все детективу Уолтеру Макреди.

— Вот дьявол! — воскликнул он и затем сказал еще несколько слов, которые здесь нельзя напечатать.

Мы взяли двух полицейских и поехали на 83-ю Ист-стрит. И застали Тимоти Джайлза, разглядывающего одну из этих дурацких акварелей.

— Джентльмены, — начал он радушно, — чем обязан визиту...

— Где она? — оборвал я его.

— Что? Кто?

— Твоя сестра. Где она? На чердаке? На курорте? В Санта-Барбаре, в Акапулько или на Ривьере?

— О чем вы говорите? — заверещал он.

— Синти Трэверс работала в большой компании, прежде чем занялась шоу-бизнесом. В досье есть ее отпечатки пальцев. Хочешь, чтобы я вырыл труп?

— Я не убивал! — крикнул Тимоти. — Это все она! Уонда! Клянусь. Это ее идея. Нам нужны были деньги, позарез. Мне и ей. Я все скажу. Вы ее поймаете. Это она виновата! Я не трогал девчонку. А Уонда ее ножом, а потом... молотком... Я эту Синти не трогал! Я их терпеть не могу... Я скажу...

Тут детектив Макреди устало вздохнул и заткнул ему рот кулаком. Я повернулся и вышел.

РАЙСКИЙ УГОЛОК


И все-таки я его вычислил, этого хитреца. К нам обратилась одна международная авиакомпания. Они потеряли голову от того, что у них раз за разом стали пропадать пакеты с алмазами, доставляемые из Антверпена некоему адресату в Бостоне.

Это было как наваждение. В аэропорту Антверпена курьер фирмы передавал пакет командиру экипажа. Командир расписывался. С нашей стороны представитель принимал пакет и тоже расписывался. Если самолет прибывал после 15.00, пакет отправляли на таможню и закрывали в специальном сейфе. В бронированной машине посылку доставляли адресату. Тот вскрывал пакет и находил вместо алмазов мелкий серый гравий. Чудеса!

Мне поручили разобраться в этой идиотской истории и положить ей конец.

В нашем бостонском офисе справедливо решили, что для слежки за доставщиками нужен неприметный человек. Мой босс затребовал от нашего бюро в Антверпене все данные по этому делу. Он послал мне копию их доклада и вот какой результат:

1. Экспортер взвешивает и упаковывает алмазы, отдает шоферу, и тот расписывается.

2. Шофер отвозит пакет в аэропорт, а представитель почтового отделения получает пакет и расписывается.

3. Пакет получает летчик и расписывается.

4. В Бостоне служащий аэропорта принимает пакет и расписывается.

5. Если самолет прибывает ночью, алмазы убирают в сейф.

6. Утром водитель броневика забирает алмазы и, конечно, расписывается. Он доставляет алмазы непосредственно заказчику.

7. Заказчик открывает пакет, видит симпатичную коллекцию гальки, говорит «о господи» или что-нибудь подходящее в такой ситуации.

8. Импортер звонит в страховую компанию и начинает дико орать.

В Антверпене клялись, что подмена не могла произойти на их стороне. На них работали суперпрофессионалы.

И мне хотелось в это верить. Предположение о замене алмазов прямо в воздухе казалось совершенно неправдоподобным. Значит, это происходило на земле. В Бостоне?

Но каким образом?

Три недели я проработал в аэропорту обычным курьером и ничего подозрительного не заметил. Мне выдали такой же, как у всех, комбинезон — без единого кармана. Мы переодевались в комнате, где были телекамеры, и каждого из нас тщательно обыскивали. Я следил и слушал... И получил свое — пакет с алмазами снова был заменен.

Поэтому я сделал то, что любой нормальный человек сделал бы на моем месте — напился. В пять часов утра я сидел на кровати в номере отеля и повторял одно слово. Похожее на «эврика», только короче. Я понял, что подмены устраивает высокий плечистый мужчина, у которого вместо одной ноги пластиковый протез. Кто будет обыскивать ногу?

Мой босс приказал изготовить в нашей лаборатории несколько пакетов с радиопередатчиками. «Жучки» полетели в Антверпен, а оттуда в Бостон.

Мы поймали его, когда он подошел к воротам. Система сработала и зазвенела.

Итак, я возвращался в Нью-Йорк, ожидая награды от моего босса.

Но вместо похвалы я получил обычную головомойку. «Неоправданные расходы», «пустая трата времени» и «чем вы только занимаетесь, Лэнихем?» — вот суть его получасового разноса.

Спустив меня таким образом с небес на землю, генерал Дэвидсон (генерал морской пехоты в отставке) взял одну из папок, лежащих перед ним, и пошуршал страницами. Так он хотел придать большую важность тому, что хотел сообщить. Затем он стал читать вслух:

— Клиент — компания «Бартольд». Погибшая — Энн Грегори, застрахована на 300 ООО долларов. Грегори утонула во время подводных исследований пресного озера на острове Сант-Криспин. Наследники — ее сестра Ширли

Грегори и некий доктор Халвер. Погибшая вроде бы "была с ним обручена...

Голубь сел на карниз за окном и начал прихорашивать перышки. Дэвидсон говорил долго, но я не слушал. Если дело поручат мне, то всегда можно самому прочитать, а эти словесные упражнения...

— ... поэтому прыгай в самолет и лети, — закончил речь генерал, и я сразу проснулся.

— Лететь? Куда?

— Ты что, не слышал? На остров Сант-Криспин!

— О, разумеется, сэр! Но где, собственно, этот остров Сант-Криспин?

— В Британской Вест-Индии!

После трех недель в холодном Бостоне это было как раз то, о чем я мечтал. И, конечно, старикан все учел. Он подбросил мне горячий островок как шоколадку за дело с алмазами.

— Благодарю вас, сэр, — сказал я, вставая и забирая досье.

— И не сори там деньгами! — крикнул он мне в спину.

На сборы ушло целых десять минут — дольше, чем

заказать билет прямо из офиса. И вот я уже смотрю в иллюминатор на скучные волны.

Вид в салон намного лучше. Тут действительно есть на что полюбоваться — у стюардессы такие ноги...

— Как в раю, — шепчу я.

— Вы что-то сказали, сэр? — спрашивает мисс Ноги.

— Выходи за меня замуж, — говорю я, и она весело смеется.

Когда самолет начал снижаться, я открыл досье. Фактов немного, да и те не очень вразумительные, честно говоря.

Энн Грегори занималась морской биологией. После смерти родителей переехала на остров Сант-Криспин, где купила большую виллу на берегу пресного озера. Результатом исследований этого озера стала ее книга, имевшая неожиданный успех не только в научных кругах, но и среди широкой публики. У автора оказался высокий художественный стиль.

М-мг... Значит, мы имеем знаменитую писательницу на крохотном островке посреди Карибского моря.

В доме живет ее сестра Ширли. Что касается доктора Халвера, то он гость на вилле. С Энн Грегори он познакомился еще в университете. Она и после публикации книги продолжала изучать подводный мир озера Барнаби. Использовала, однако, не акваланг, а просто маску с ластами, потому что озеро было мелкое и только в центре была таинственная глубокая впадина. В тот злополучный день Энн Грегори вышла из дома как обычно в одиннадцать часов, с маской и с ластами. До озера было всего сто метров. Минут через пять Ширли Грегори и доктор Халвер поехали в соседнюю деревню, чтобы купить к обеду фруктов и рыбы. Они вернулись после двенадцати.

Энн еще не было дома.

Она не появилась и в час пятнадцать, когда обед подали на стол. Ширли и доктор Халвер забеспокоились. Они пошли к озеру. Энн и там не оказалось. Через час они подключили к поискам прислугу — Тимоти и Дороти Тэвиш.

Тимоти и нашел труп. Энн лежала, в маленькой бухточке, раскинув руки и ноги. Маска и дыхательная трубка пропали, хотя следов насилия не было видно.

Сумма страховки равнялась 300 ООО долларов.

Из них 240 ООО получала сестра погибшей и 60 ООО — доктор Халвер.

Я остановился в отеле «Пиратское гнездо». Комнаты там были чуть меньше кабинки туалета в нью-йоркском «Радио-сити».

Под потолком еле вертелся допотопный вентилятор. Крошечный бар казался оазисом. Снаружи был узкий балкон, и я расположился там в кресле-качалке, глядя, как глупая луна выплывает из Карибского моря. И это рай? Может быть...

Утром я позвонил Ширли, и она любезно пригласила меня на обед. Приятный голос, по крайней мере по телефону... Взяв одно из двух имеющихся на острове такси, я назвал адрес.

Отличное приобретение сделала покойная Энн Грегори! Большой дом на берегу озера Барнаби смотрелся чудесно. Множество башенок, куполов, минаретов, лесенки, тенистые переходы и застекленная терраса — настоящий дворец. Из него получился бы роскошный бордель.

Я расплатился с шофером и тут увидел девушку, идущую от дверей дома, красивую, как куколка. Густые черные волосы, приятная улыбка... и босиком. Ноги были грязные. Как это понять? С такой фигурой можно и ноги не мыть?

— Мисс Грегори? — Я одарил ее улыбкой № 4 — медленное сокращение лицевых мускулов, от которого молодые женщины начинают ржать, как кобылы в жару.

— О, нет, что вы, сэр! — ухмыльнувшись, ответила она. — Я Дороти Тэвиш. Я здесь работаю. Мисс Ширли и доктор Халвер ждут вас, сэр.

Я моментально включил улыбочку № 6 — самую откровенную и развратную, предназначенную служанкам, официанткам и секретаршам. Вот теперь получилось! Дороти сразу заулыбалась.

В прохладной полутемной столовой пахло креветками, сваренными в масле и с чесноком, а также французскими духами, от всех этих утонченных запахов вздрагивали сердце и ноздри. Широкий стол из красного дерева был уже накрыт, поэтому был понятен источник первого запаха, а второй окружал молодую леди, которая встала при моем появлении.

— Мистер Лэнихем, добро пожаловать на Сант-Криспин, — сказала она.

Высокая... стройная, как фотомодель... волосы черные, коротко подстриженные... ей лет 28... взгляд спокойный, холодный... не красавица, но что-то в ней есть, это безусловно... грудь маленькая... изумительный загар... обнаженные плечи... заманчиво смотрится.

Я пожал ей руку и выразил соболезнование по поводу трагической гибели Энн. Мне показалось, что в углу кто-то стоит. Повернувшись, я увидел гиганта.

— Доктор Саймон Халвер, — представила его Ширли.

И доктор вышел из тени. Почему-то я хотел съездить

ему по физиономии. Может, мне не понравились его тонкие, закрученные кверху усики, а может, меня разозлила снисходительная улыбка или эта его небрежно поданная рука. А скорее всего, я негодовал оттого, что он был почти на голову выше меня — настоящий атлет с крутыми плечами и узкими бедрами.

Загарчик у него тоже был что надо, и полный рот зубов, белых, как клавиши нового рояля. Но, думаю, больше всего меня раздражала его футболка. Короткие рукава он еще и загнул — конечно, чтобы похвастать своими бицепсами!

Обед был великолепный. Креветки, цыплята жареные с чесноком, рис, салат, удивительный и неповторимый. Я навалился на еду, ни словом не упомянув о деле. Какой-то парень подал напитки. Ширли называла его Тимоти. Я немедленно сообразил, что это Тимоти Тэвиш — дворецкий и одновременно муж обворожительной смуглянки Дороти.

Он был маленький, тоже смуглый и быстрый как молния. У меня мелькнула дурацкая мысль — я сравнил его с атлетом Халвером и, пожалуй, поставил бы на Тэвиша, который даже с виду походил на отполированную сталь.

Мы заговорили о жизни и смерти. Ширли Грегори и доктор Халвер отвечали честно. Я не заметил ни тени сомнения, ни дрогнувших ресниц, ни застывших поз — ничего.

— А давно вы обручились с Энн? — спросил я доктора.

Он развел в стороны свои мускулистые руки, потянулся и чуть не зевнул.

— Да лет шесть, — сказал он. — Если это важно.

Я пожал плечами, но не стал копать глубже. И повернулся к Ширли:

— Нет ли в доме фотографии вашей сестры? Кроме того, я хочу побеседовать с прислугой.

— Конечно! — с готовностью ответила Ширли.

Сначала она принесла снимок. На нем Энн Грегори

стояла в резиновом водолазном костюме, облокотившись на одну из колонн у дверей дома. Энн была крупная женщина, не похожая на младшую сестру. Ни грамма жира — все солидные мускулы.

Затем я взял интервью у Тимоти, отведя его в уголок застекленной террасы. Я заставил Тимоти расщедриться на детали, но не назвал бы его болтуном.

— Вы и ваша жена готовите обед вдвоем?

-Да.

— Вы были все время на кухне?

— Да. Иногда выходили.

— Иногда?

— Собрать овощей в огороде. Жена выходила несколько раз.

— Значит, вы не были все время вместе?

— Верно. Не были.

— Вам нравилась Энн Грегори?

— Сэр?

— Вам нравилось работать у нее?

— Да, это хорошая работа.

— Случались недоразумения?

Он пожал плечами, и легкая тень улыбки мелькнула на его смуглом лице.

— Между прислугой и хозяином всегда бывают недоразумения, — сказал он. — Но ничего серьезного.

— Понятно, — кивнул я. — А мисс Ширли? Вашей жене она нравится?

-Да.

— И доктор Халвер ей тоже нравится?

Мне показалось, что в его черных глазах мелькнула искорка, но тут же они стали тусклыми и невыразительными.

— Доктор Халвер, — ответил он, — хороший человек.

Это было все равно, что колоть гранит пилкой для ногтей. И я сдался. Тимоти ушел, а через минуту я увидел его, направляющегося с удочкой к озеру Барнаби. Что-нибудь вкусненькое будет на ужин?

Я поблагодарил Ширли и доктора Халвера за гостеприимство и обрадовался, когда узнал, что Дороти Тэвиш отвезет меня на семейном джипе. После такого обеда еще и десерт!

Она гнала как сумасшедшая, заливаясь смехом и прибавляя скорость на поворотах. Шины пищали в дюйме от пропасти.

У «Пиратского гнезда» она развернулась и затормозила так, что у меня перехватило дыхание.

— Большое спасибо, — сказал я. — Буду счастлив прокатиться с вами снова... лет эдак через двести.

Снова дикий хохот. Господи, ну что за женщина! И я позволил себе пригласить ее на «чашечку кофе».

— Конечно! — закричала Дороти. — Почему бы и нет!

Найдя на улице сто долларов, вы же не будете стоять

над ними и повторять: «Почему я такой счастливчик?» Через пять минут мы были в моих «апартаментах», и вентилятор лениво вращался над нами.

Она хихикала, смеялась и покатывалась со смеху. Ее изобретательности не было границе Снизу, сверху, сидя, стоя — только что не повиснув на вентиляторе.

— Ты мне нравишься, — сказала она.

— А как насчет мужа? — спросил я.

— При чем здесь муж? — удивилась Дороти.

Я взмолился и взял тайм-аут.

— Ширли Грегори, — пыхчу, — и доктор Халвер... как они... вообще?..

— А, да, — ответила она. — Они друзья.

— Тесно дружат?

— Купаются вместе, ездят на машине.

Девяносто процентов всех этих страховочных убийств

надо раскручивать с конца. И теперь мы имеем в качестве подозреваемых Ширли Грегори и доктора Халвера? Интересно!

Попрощавшись с Дороти, я, однако, решил начать с начала.

Во-первых, я не мог поверить, что такая здоровая, сильная женщина, как Энн, могла сама утонуть. Кто-то ей помог. Мне известны случаи, когда людей убивали за двадцать баксов. Так что 300 ООО долларов — это неплохой мотив.

Саймон был обручен с Энн Грегори. И вдруг сестричка Энн появляется на сцене. Вот они и притворились, что поехали за креветками, а сами свернули к озеру... Нет, что-то здесь не так. Конечно, Ширли весьма привлекательна, но холодна. Да и культурист— тоже! Вообще, женщин редко возбуждает мускулатура, как мне кажется. Я не чувствовал здесь дикой страсти.

Тогда я позвонил местному юристу, который вел финансовые дела немногочисленных клиентов на острове. Выяснилась одна деталь. Дороти и Тимоти были упомянуты в завещании покойной. Им причиталось по три тысячи долларов. Пустяк по сравнению со всей суммой. И однако три тысячи большие деньги на Сант-Криспин...

Луна снова кралась над Карибским морем. Я выбрался из кресла-качалки и позвонил на виллу. Очень удачно, что трубку взяла Дороти Тэвиш, она сразу начала хихикать, но потом согласилась встретиться со мной на маленьком пляжике.

Дороти была возбуждена и полна ожидания. Я был полон ожидания, но не возбужден.

— Послушай, — сказал я, — мне кажется, что мисс Ширли сильно нервничает и ей нужна хорошая разрядка, а?

— О да! — хихикнула Дороти. — Разрядка. Релакс.

— Правильно ты поняла. Как ты думаешь, можем мы с ней развлечься втроем?

Она залилась веселым смехом:

— Да-да! Конечно. Почему нет? Очень здорово будет. Развлечься!

— А с ее сестрой вы тоже — «релакс»?

Я даже слышал, как что-то тинькнуло в ее маленьком мозгу.

— Конечно да, — сказала она. — Мы это делали.

Тут же я ее и оставил. То есть я пошел, а она осталась

лежать на теплом песке, наблюдая за ночным небом. Луна растекалась по облаку, словно масло по воде.

До виллы было недалеко. Я вошел через парадные двери. Ширли Грегори и доктор Халвер сидели в гостиной в креслах, читали книжки и посмотрели на меня как на идиота, которого ни разу в жизни не видели.

Я ворвался на кухню. Тимоти Тэвиш сидел за столом и чистил какой-то фрукт.

— Силен, — сказал я. — Наверное, отличный пловец. И отличный ныряльщик.

— Сэр? — произнес он свое обычное.

— Значит, ты узнал о том, что Энн Грегори развлекалась с твоей женой. Дороти об этом и не задумывалась, но ты не мог стерпеть. Или ты узнал о небольшом подарке? По три тысячи долларов тебе и Дороти. На Сант-Криспин это целое состояние.

— Сэр? — повторил он снова.

— Твоя жена была на кухне, когда ты вышел, будто бы за овощами, и побежал к озеру... — Я рисковал, но надо было разозлить его посильнее, чтобы он начал действовать. — Ты притаился под водой в этой чертовой впадине...

— А-а! — закричал он и бросился на меня.

Я и глазом не успел моргнуть, как очутился на полу, а стальные пальцы сжимали мое горло. Все-таки я сбросил его с себя. Когда Тимоти вновь атаковал, я успел выставить стул ножками вперед, хотя это слабая преграда для такого хищника. Тут мое сознание отметило, что в кухне появился доктор Халвер. Тимоти его не видел, он сердито шипел и демонстрировал забавный дриблинг.

Спасибо, что есть на свете культуристы. Халвер сжал вместе свои кулачищи, поднял их наподобие дубины и обрушил на шею Тимоти. Раздался приятный хруст.

— Ну что у вас тут новенького? — выдохнул я наконец.

Еще три дня понадобилось, чтобы завершить это дело ко всеобщему удовольствию и восстановить справедливость на острове Сант-Криспин. Ширли Грегори и доктор Халвер теперь не скрываясь ходили в обнимку. Я объяснил Дороти, что случилось с ее мужем, и она захихикала. Тимоти уже не выпустят из тюрьмы, но для его жены все это лишь одно большое развлечение — хорошая жирная шутка.

Когда океан медленно заглотил светило, я покинул благословенный остров. Отличный получился отпуск, но затянись он чуть дольше, меня бы отправили отсюда на носилках. И вовсе не из-за Тимоти. Из-за его жены.

Фрэнк Сиск ВОЗВРАЩЕНИЕ ДИКОГО БИЛЛА


Утром я пил кофе и читал газету, лениво пробегая глазами разную информацию, — кто-то покончил жизнь самоубийством, кто-то принял слишком большую дозу ЛСД, кто-то прожил сто лет, потому что пил только красное виноградное вино...

И вдруг мое внимание привлекла заметка о смертельной драме в Швейцарских Альпах. Женщина погибла, переходя ледник. Страховка не выдержала, и несчастная упала в бездонный ледяной колодец. Как на машине времени я перенесся на тридцать лет назад, и снова перед моими глазами были горы моего детства. Пейзаж отпечатался в мозгу как древняя гравюра. Можно крутить ее во все стороны, но где бы я ни находился, я хорошо помню — и через тридцать лет — Индиан Фоллс и Хай-Ридж расположены слева, Фурнье — на юге, единственный магазин и почта — на западе, а мое непредсказуемое будущее уходит куда-то на север. В этом крошечном мире возвышается гигантская фигура, превосходящая по росту даже моих родителей, и эта ужасная фигура — Дикий Билл.

Для нас он был очень старый, ему было, наверное, лет сорок, не меньше. Совсем старик, седой, бородатый, с выпученными зелеными глазами. Один глаз у него был стеклянный. Он носил соломенную шляпу с широкими полями. Но потом он остался без шляпы, и оказалось, что седые космы растут у него только на висках, а так он лысый. Ворот его рубахи всегда распахнут, шея загорелая и морщинистая. Рукава закатаны высоко, и на правой руке видна татуировка в виде змеи, кольцами свернувшейся вокруг якоря. В карманах у него полно окурков от сигар, которые он собирает где попало, чтобы затем измельчить их и набить табаком свою любимую трубку. У него коричневые кожаные ботинки на толстой подошве. Когда одни изнашиваются, он крадет где-нибудь другие, а старые бросает в лесу.

Там, в лесу, он живет, конечно, в пещере, которую не так просто обнаружить. Пещера Дикого Билла — так мы ее зовем.

Самая высокая точка Хай-Ридж вряд ли достигает и 300 футов, пустяки по сравнению с небоскребом, но для нас тогда это были самые высокие и опасные горы в мире.

Мы — это я и мой младший брат Чарли, а еще Роджер Оливер и его маленький братик Остин, и Фред Лайенс, и Ред Дейси. Было еще несколько ребят, имена которых я не помню, но те, кого я назвал, стоят передо мной и сейчас, как будто я видел их только вчера.

Мой брат Чарли — это одни веснушки и уши. Он давно уже не такой, веснушки расползлись по круглой физиономии, на которой и большие уши уже не так заметны. Фред Лайенс для своего возраста малость коротковат, с ямочкой на подбородке. Роджер Оливер красивый блондин с голубыми глазами и смелой роскошной улыбкой, которой я немного завидовал. Его брат Остин, тоже белобрысый, но тихоня страшный и молчун, слова лишнего из него не вытянешь. Ну и, наконец, Ред Дейси, весь словно позолоченный, песочного цвета волосы и брови, и у него была привычка кусать ногти, когда что-нибудь шло не так, как он хотел. Ред первым узнал о существовании Безумного Билла. Откуда? Это была загадка. Он же его первым из нас и увидел.

Мы шли по горной тропе, оставив позади и чуть сбоку Индиан Фоллс. У Реда был новый кинжал в кожаных ножнах, который подарил ему отец на день рождения. Мы завидовали и недоумевали, потому что наши родители были категорически против того, чтобы дарить детям холодное оружие. Итак, мы поднялись на вершину. Этот клиф доминировал над Хай-Ридж, далеко внизу виднелись крыши поселка. Обычно глухой рокот водопада здесь превращался в рев, и нам надо было кричать, чтобы услышать друг друга.

— Самый короткий путь домой — это прямо вниз! — сказал Роджер.

— То есть как вниз? — спросил я.

— По веревке, ее можно привязать к тому дереву. Только веревка нужна очень длинная.

— Легче по тропинке, — пискнул Чарли.

— Легче — да, но в три раза дальше. И мы не избавимся так от врагов, которые нас будут преследовать.

Остин Оливер кивнул в знак согласия.

А Фред Лайенс спросил:

— Кто это нас, интересно, преследует?

— Да никто. Я просто так говорю — если. Если кто-нибудь нас будет преследовать. Мы спустимся вниз по веревке. Будто испаримся.

Все таинственное казалось нам привлекательным. У Роджера было много таких идей. Мы начали горячо обсуждать этот новый план с веревкой, как вдруг Ред Дейси сказал:

— Ничего не выйдет, это верная смерть.

— Была бы веревка крепкая, — ответил Роджер.

— Веревка тут ни при чем. На полпути вниз вас убьет Дикий Билл.

— Кто такой Дикий Билл? — спросил я.

— Где он прячется? — испугался Чарли.

— Он живет в пещере, там, — Ред показал на отвесную стену.

— Дикий Билл? — занервничал Фред. — Пещера?

Ред повернулся к Роджеру:

— Ты хочешь сказать, что никогда о нем не слышал, Роджер?

— Ни разу, Ред.

— Ну и недотепы вы все, я был о вас лучшего мнения. Что ж, придется вам кое-что показать. Идите за мной. Я знаю, где пещера.

Пока мы спускались по петляющей тропинке, думаю, не один я сомневался в этих словах. У Реда была дурацкая привычка любое утверждение принимать в штыки. Кто бы что ни сказал, он тут же говорил прямо противоположное. Этот бес противоречия особенно был силен в нем, когда дело касалось Роджера, неизвестно почему, хотя можно предположить, что Ред чувствовал в нем опасного конкурента для своего лидерства в нашей небольшой группе. Мне казалось, что и в этот раз был удобный случай продемонстрировать, кто тут главный, и Ред изобрел какую-то дьявольскую хитрость.

Через десять минут мы подошли к знакомому роднику Айс-Вотер Брук и остановились на небольшой полянке. Морщинистые скалы Хай-Ридж возвышались перед нами, мы щурили глаза, изучая каждую складку. Сколько раз мы видели эти горы, но никогда не замечали ничего похожего на пещеру.

— Вот же она! — Ред показал пальцем.

— Где? — спросил я.

— Там, где камень выступает, как навес. Левее смотри, ближе к нам.

— Я ничего не вижу, — сказал Роджер.

— Смотрите на мой палец, — велел Ред.

Мы скучились за его спиной и пытались угадать то место, куда он показывает.

— Теперь я вижу, — сказал Чарли. — Как будто большая трещина.

— Правильно, трещина, — кивнул Ред. — Это и есть вход в пещеру. Внутри пещера огромная, как подвал.

Я точно ничего не видел, но воображение было сильнее, и я послушно кивнул головой. Ред обладал удивительным даром убеждения, позже он стал адвокатом и, говорят, просто гипнотизировал судей и присяжных.

— Да, я точно теперь вижу, — сказал Фред Лайенс неуверенно.

— А я по-прежнему ни черта не вижу, — вздохнул Роджер.

— Если ты слепой, то надень очки, — буркнул Ред.

— Дерьмо собачье! Не верю я тебе, вот и все.

— Ладно, умник. Только мальчишка, которого Дикий Билл поймал в лесу, исчез, и навсегда.

— Кто исчез? — спросил Роджер.

— Боби Шнайдер.

— Он уехал отсюда. Весь поселок это знает.

— Уехали его родители, и именно потому, что не могли больше жить в том месте, где пропал их сын.

— Никогда не слышал ничего подобного!

— Но это правда.

— Ты думаешь, что Дикий Билл его поймал? — спросил Чарли, вытаращив глаза от страха.

— Доказательств, конечно, нет, — ответил Ред. — Но я уверен, что это Дикий Билл, кроме него некому.

— Откуда ты все это знаешь? — поинтересовался Роджер.

— Мой отец мне сказал, — спокойно произнес Ред.

Этим он поставил точку. На минуту мы притихли. Тогда

слово отца было для нас непогрешимым. Это было тридцать лет назад — до начала эпохи «детей цветов».

Мы шли по лесу, возвращаясь домой, как вдруг Ред воскликнул:

— Вон он, на скале! Смотрите!

Мы испуганно завертели головами.

— Видели? — спрашивал Ред. — Видели его?

— Я видел, — сказал Фред.

— Бородища такая! Ты его тоже видел, Остин?

— Да... — кивнул тот.

— Ничего ты не видел! — не поверил ему Роджер.

— Видел, — упрямо сказал Остин.

— Вам это все мерещится, — усмехнулся Роджер. — Там ничего нет. И я могу это доказать, без проблем.

— Как ты докажешь? — спросил Фред.

— Потерпи до завтра, — улыбнулся Роджер.

На следующее утро мы все вновь встретились, не сговариваясь, на своем обычном сборном пункте у большого дерева посреди поляны. Каждый «вооружился» как мог. Чарли тащил на плече бейсбольную биту. У Реда был его новый кинжал в кожаных ножнах. У меня — бамбуковая палка. А Роджер принес моток веревки.

— Что будем делать? — испуганно спросил Фред Лайенс, у которого был только игрушечный пистолет — слабая защита от упырей и разной нечисти.

— Именно это и я хотел бы знать, — сказал Ред, глядя в упор на Роджера.

— Я спущусь на веревке и посмотрю, есть ли там действительно пещера, — заявил Роджер. — Кто смелый — пошли за мной.

— Ты чокнутый, — съязвил Ред.

— А вот увидим, кто из нас чокнутый.

И снова, растянувшись в цепочку (так безопаснее путешествовать в горах и вообще среди дикой природы), мы продвигаемся вверх по склону. На вершине Роджер снимает с плеча веревку, привязывает один конец к дереву, и все это в непривычном молчании. Веревка и коротка и хлипковата для такого опасного дела, которое задумал Роджер, и я говорю ему об этом.

— Может, ты и прав, — сказал Роджер. — Мы сейчас ее испытаем.

Он нашел валун размером с большой арбуз, привязал его к веревке хитроумными узлами. Камень весил не меньше ста фунтов, наверное, потому что мы с Чарли с трудом смогли подкатить его к обрыву. Пока Роджер экспериментировал с веревкой, Фред, Ред и Остин стояли в сторонке и наблюдали.

— Все готово, — объявил я. — Можно запускать.

— Кто-нибудь дайте мне руку, — сказал Роджер.

Остин подпрыгнул к нему первый.

— Нет, Остин, ты слишком легкий.

Самый тяжелый был Ред, но он не сдвинулся с места, чтобы помочь.

Фред Лайенс, не намного тяжелее, чем Остин, боязливо подошел и схватился за веревку.

— Готов? — спросил я.

Роджер уперся каблуками в землю и кивнул.

Мы с Чарли спихнули камень. Веревка натянулась. Роджер и Фред не могли ее удержать, они быстро приближались к обрыву. Фред только мешался, а не помогал. Я схватился за исчезающую в пропасти веревку и изо всех сил потянул назад. Движение прекратилось, камень повис, раскачиваясь из стороны в сторону. Роджер вздохнул облегченно.

— А теперь, — сказал он, — потихоньку тянем его обратно.

Мы налегли — и вдруг все мы вместе упали на землю, а свободный конец веревки взметнулся высоко в воздух.

— Вот это громыхнул! — закричал Чарли.

Я слышу этот грохот по сей день. В утренней тишине камень гулко ударялся о скалы, а затем плюхнулся в трясину у пбдножия клифа, недалеко от Айс-Вотер Брук. В газетной публикации о происшествии в Швейцарских Альпах говорится, что мисс Райман упала с почти километровой высоты и переломала все кости.

На следующий день мы нашли ботинок Дикого Билла.

Это случилось во время очередной нашей экспедиции вверх по ручью. Мы никак не могли определить, где же он начинается, и уходили все дальше.

— Клянусь, он течет вон с тех гор, — сказал Чарли. — А до них пять или шесть миль.

— Эй, взгляните сюда! — крикнул Ред.

Мы поспешили к нему. В густой траве лежал старый желтый ботинок с дырой на подошве. Кожа еще была прочная, мягкая, добротная.

— Дикий Билл, — прошептал Ред.

Объятые ужасом, мы смотрели не отрываясь на этот ботинок как на вещественное доказательство.

— Клянусь, он сейчас за нами наблюдает, — снова прошептал Ред.

Нас окружал густой кустарник, и за каждой веткой нам мерещились глаза Дикого Билла, один стеклянный, мы это знали, потому что Ред Дейси не уставал описывать, как выглядит Дикий Билл. Мы ждали нападения с любой стороны. А затем мы бросились бежать прочь от этого страшного места, вниз по течению ручья. Только Роджер не побежал, а просто пошел быстрым шагом, но и он подозрительно оглядывался по сторонам.

Через два дня на поляне мы нашли соломенную шляпу. И снова Ред сказал, что эта шляпа принадлежит Дикому Биллу.

— Это просто старая шляпа, — проговорил Роджер.

— Это шляпа Дикого Билла, — повторил Ред.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

— Я видел его в этой шляпе.

— Где? .

— В магазине Смита.

— Дикий Билл ходит в обычный магазин? — спросил Роджер. — Вылезает из своей пещеры и прямиком в магазин Смита?

— Утром каждую субботу, — кивнул Ред.

— Хотел бы я посмотреть, — сказал Роджер.

— Когда у нас суббота? — спросил Чарли.

— Завтра, — ответил Фред Лайенс. Единственный из нас он даже летом на каникулах вел счет времени.

На следующее утро мы прохаживались перед магазином Смита, стараясь не очень привлекать к себе внимание. В этом же доме была и почта, которую доставляли обычно в девять. Почту разгружал старик — ему наверняка было лет сорок. Лысый, только космы седых волос на висках. Борода чуть не до пояса. Воротник рубашки расстегнут, шея морщинистая, на руке татуировка. Все признаки того самого Дикого Билла.

— Это он? — вытаращил глаза Фред Лайенс.

Ред Дейси довольный кивнул.

— Ух ты... — прошептал Чарли.

А Дикий Билл свирепо сверкнул на нас зеленым стеклянным глазом, похлопал свою старую клячу и вошел в магазин Смита.

Помню, я еще подумал, почему он любит лошадей и не любит детей? И другая мысль — где пещерный житель может держать лошадь? И такую большую повозку?

— Я достану хороший крепкий канат, — сказал Роджер.

— Правильно, — кивнул Остин.

— Зачем? — спросил Ред.

— Хочу спуститься и посмотреть на эту чертову пещеру, — сказал Роджер, — сомневаюсь только, что я вообще ее там найду.

— Ты ее найдешь обязательно, — заверил его Ред.

— А может, я найду кое-что другое, — отозвался Роджер.

— Например? — спросил Ред.

— Правду, — ответил Роджер.

— Да? — Ред помрачнел от злости. — Много ты знаешь! И кроме того, где ты, интересно, достанешь канат? Он дорого стоит.

— У меня есть два доллара, я сэкономил, — сказал Роджер, повернулся и ушел с гордо поднятой головой, как победитель в этом споре.

Мы еще покрутились вокруг магазина. Оттуда скоро вышел Дикий Билл с небольшими пакетами. Он поискал на земле у крыльца и нашел несколько окурков, сунул их в карман куртки. Затем он сел в скрипучую повозку и хлестнул лошадь, а мы бросились врассыпную в ужасе от того, что только что видели так близко, можно сказать, самого дьявола.

А вечером у подножия Хай-Ридж нашли тело Роджера. У него не было ни одного шанса выжить, падая с такой высоты. Все кости были переломаны. Полиция расспрашивала всех, даже меня и Чарли. Полицейские улыбались, когда слышали от нас рассказы о Диком Билле. В конце концов смерть Роджера признали случайной — оборвалась веревка, на которой он пытался спуститься со скалы.

Но нас не обманешь. Мы знали, что Роджер ни за что бы не купил на свои с трудом сэкономленные два доллара плохую веревку.

Недели через две мы с отцом проходили утром мимо магазина Смита. В это время на своей повозке подъехал Дикий Билл.

— Вот он, пап, — прошептал я, — тот, о котором я тебе рассказывал.

— Этот? — удивился отец. — Это Джим Панч.

— Это Дикий Билл! Он убил Роджера.

Отец нахмурился.

— Прекрати немедленно, — сказал он. — Этого человека зовут Джим Панч. Он живет со своей больной матерью в Палмерстоне. Немного чудной, но и мухи не обидит.

— Он живет в пещере на Хай-Ридж, — настаивал я.

— Он живет в лачуге на ферме в Палмерстоне, — повторил отец.

— Но ведь кто-то перерезал веревку. Она была новая. Она не могла сама порваться.

— Ты помнишь, что сказали полицейские? Веревка перетерлась об острый камень.

Да, так они сказали тридцать лет назад. Я не поверил тогда, интуитивно я чувствовал, что в этой истории еще не поставлена точка.

Расследование обстоятельств смерти мисс Райман убедило меня в том, что я был прав. Микроскопический анализ нейлоновой веревки, обвязанной вокруг ее талии, показал, что веревка была перерезана острым ножом.

Первые подозрения в том, что мисс Райман не погибла случайно, а ее убили, появились, согласно газетной версии, когда ее жених Леонард Халл, работавший вместе с ней в адвокатской конторе в Нью-Йорке, сам пришел в полицию и рассказал ужасающую историю дикой страсти и ревности.

Мисс Райман работала секретаршей у старшего из партнеров компании У.Р. Дейси, который так влюбился в девушку, что не хотел прислушаться к голосу разума, хотя был женат и имел детей. Узнав, что мисс Райман обручилась с мистером Халлом, Дейси пришел в ярость. Но через несколько дней он, сделав вид, что примирился с неизбежным и чтобы оправдать себя в их глазах, пригласил жениха и невесту провести вместе с ним отпуск в Швейцарских Альпах. Для Халла все удовольствие кончилось сломанной лодыжкой. В тот роковой день он не смог пойти в горы.

— Я лежал в гипсе, когда Мириам и Билл решили покорять эту чертову вершину, — рассказывал он. — Мы собирались лететь в Париж на следующее утро. Я хорошо знал Билла и его волчий характер, и я не должен был отпускать ее...

У.Р. Дейси. Уильям... Билл. Только сейчас до меня дошло, что так звали Реда.

Филип Тремонт ЖЕЛТЫЕ СТРАНИЦЫ


Джон Минендел сорвал с себя пижаму и обернул ее вокруг руки. Он проковылял до туалетного столика жены и, размахнувшись посильнее, саданул по зеркалу. Затем он сел на банкетку, обтянутую шелком и простроченную золотыми нитками. Он положил руки на разбитое стекло, усыпавшее разные баночки с кремами, склонил голову так, что осколки впились в губы.

В таком положении его и нашли час спустя. У него был очень здоровый цвет лица, ярко-красный, почти пунцовый, какой бывает от угара. Он уже не дышал.

Решили, что, спасаясь от удушья, в полуобморочном состоянии, он хотел разбить стекло и спутал окно с зеркалом.

Первый муж Пегги, Тед Клайберг, погиб три года назад почти при таких же обстоятельствах. Только Тед подпалил себя действительно сам, он курил ночью в постели и, уснув, выронил горящую сигарету.

Пегги получила причитающуюся ей страховку, взяла, что смогла, из мебели, выбила еще небольшой процент по закладным и махнула в Нью-Йорк. По неосторожности она вложила все деньги в маленький бутик в Гринич-Виллидже. Дело с самого начала не пошло. Мода вообще изменчива, а в этом городе особенно. Через несколько месяцев всю продукцию можно было спокойно выкинуть. Пока бутик искал новый стиль, Пегги разорилась.

Но тут в нее влюбился Джон Минендел.

Ему было сорок пять, а Пегги — двадцать восемь. Он был владельцем билдинга, в котором размещался ее модный бутик. А еще у Джона было много других билдингов по всему городу. Он был лысый и толстый. Он много курил и сильно кашлял. Любил выпить. Но Пегги все равно вышла за него замуж.

Джон купил ей шикарный новый автомобиль. Джон купил ей виллу с тремя спальнями и множеством комнат за тридцать девять тысяч долларов в Хантингтоне, на Лонг-Айленде. Джон хотел, чтобы в этих спальнях раздавались детские голоса. Но Пегги не разделяла его восторгов по этому поводу, и Джон запил больше прежнего.

Пегги терпела целый год. Затем она стала чаще встречаться с младшим братом Джона. Раз или два в неделю она улучала момент, а каждое третье свидание обязательно заканчивалось в спальне у Дэнни.

Дэнни было тридцать пять. Он был совсем не похож на своего брата. Во-первых, у него не было денег. Во-вторых, такой красавец! Высокий, широкоплечий, кудрявый, черноволосый, с белоснежной неотразимой улыбкой. Своего брата Джона он терпеть не мог.

— Я его ненавижу, — сказала Пегги однажды ночью.

— Почему же ты вышла за него замуж?

— Деньги. Модный бизнес у меня не получился. Все деньги спустила, и что мне оставалось делать?

— Надо было поджечь магазин и получить страховку. Ведь твой бутик был застрахован, как и все в этом мире. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Я уже пережила один пожар.

— М-мг... Поджог дело тонкое, непростое. В каждой компании есть эксперты, профессионалы, они поджог вычисляют моментально, их трудно провести. Химический анализ, спектроскопия, и все такое прочее...

Пегги обвила его крепкую шею руками и прильнула к нему всем телом.

— Милый, а если бы он умер, ты бы женился на мне?

Дэнни поцеловал ее нежно.

— Угу... Он что, собрался помирать? Может, у него сердечко прихватило?

— Как это было бы чудесно, правда? Мы бы тогда все время были вместе. И деньги были бы наши.

— Угу...

— Дэнни, ты согласен?

— На что согласен?

— Ты поможешь мне... убить его?

Дэнни долго молчал.

— Я подумаю об этом, — сказал он.

Дэнни думал почти неделю. В следующее их свидание он сразу спросил:

— Ты все еще хочешь это сделать?

Она кивнула с серьезным видом:

-Да.

— У меня есть план, — сказал он.

— Что за план?

— Тебе он может не понравиться. Джон умрет так же, как умер твой первый муж.

Пегги схватилась за горло. Неожиданно ей стало очень страшно.

— Разве это не вызовет сразу подозрения?

— Да, подозрения возникнут, — Дэнни посмотрел ей прямо в глаза. — Но это неважно. Пусть что хотят, то и думают, но у тебя будет железное алиби. Кроме того, все знают, что Джон жуткий алкаш. А главное, он еще и заядлый курильщик.

— Но он недавно бросил курить!

Дэнни нахмурился.

— А до этого он разве не бросал курить?

— Много раз, — призналась Пегги. — Как только кашель становился невыносимым и он боялся, что у него рак легких. Затем он пил и снова курил.

— Вот именно. Это все неважно — просто купи блок сигарет, пусть будет в доме. Ни у кого не возникнет вопросов, курил он или нет.

— Ты так считаешь?

— Точно. И набери побольше окурков, заверни их в кулек, а я потом брошу их рядом с его кроватью.

— Расскажи мне подробнее о твоем плане.

— Все, что нам надо, мы достанем при помощи телефонного справочника «Желтые страницы». Сначала откроем раздел «Товары — почтой». Заказ сделаем на вымышленное имя. По телефону, естественно. Ты пошлешь им денежный перевод, не чек, ты меня поняла?

— Для чего все это?

— Ты купишь для меня противогаз. Любой, даже минимальный риск должен быть исключен. Если кого-нибудь из нас заподозрят, мы сами сгорим.

— Поняла. Что дальше?

— Затем ты выберешь по справочнику несколько фирм, которые специализируются на продаже противопожарного оборудования, и попросишь их прислать тебе каталоги их товаров на почту, до востребования. Ты заберешь каталоги и отдашь их мне, это будет первый раз, когда ты явишься лично и когда кто-нибудь может тебя увидеть и запомнить.

— А во второй?

— Когда мы получим журналы, я выберу противогаз, тот, который мне нужен. Затем ты пошлешь денежный перевод и закажешь этот противогаз, по почте опять же, не забывай. Ты еще раз придешь на почту и возьмешь пакет.

— Не проще ли будет, если ты просто своруешь один противогаз?

Нужно сказать, что в это время Дэнни работал пожарным.

— Конечно, проще, — ответил он. — Но след может вывести на тебя или на меня. И уж тогда они легко могут сопоставить такие вещи, как пожар и краденый противогаз.

— Да, ты прав.

— Затем ты пойдешь в магазин и докупишь еще кое-какое снаряжение для меня: плащ, рабочие рукавицы и клещи.

— Я до сих пор не пойму, что мы со всем этим должны делать...

— Потерпи, я к этому подвожу. Когда у нас будет все необходимое снаряжение, ты все положишь в багажник твоей машины и закроешь его. Пусть эти вещи хранятся там до тех пор, пока они нам не понадобятся. Потому что, когда пробьет час, действовать надо будет молниеносно. А это произойдет, когда Джон упьется снова до потери пульса и чтобы у меня был в этот день выходной. Люди могут задуматься, почему пожар случился именно в этот день, и я не хочу давать им ни малейшего повода для таких подозрений. Ты знаешь, что в страховых компаниях работают натасканные ищейки, почти такие же, как и копы.

— Ты меня пугаешь!

— Я все продумал, каждую мелочь. Не бойся.

— Не пойму, зачем тебе плащ?

— Ткань у плаща особая, она впитывает дым, и моя собственная одежда потом не будет пахнуть пожарищем.

Ты позвонишь мне, и я приеду в Хантингтон, но ты к тому времени должна достать все вещи из багажника. Я остановлюсь рядом с домом, через дорогу, и посигналю подфарниками. Тогда ты быстро выходи из дома и уезжай. Надеюсь, я закончу там быстро. Снаряжение я заберу с собой, а потом избавлюсь от него, так что никто никогда не найдет.

— А что с моим алиби?

— Ты поедешь в какой-нибудь бар, где тебя знают, и побудешь там около часа. Скажешь бармену и еще парочке завсегдатаев, что ты ушла из дома, потому что твой муж в очередной раз напился и тебе противно на это смотреть.

— Мне всю ночь там торчать?

— Нет! Это вызовет подозрения. Через час ты позвонишь мне, и я сообщу тебе о том, как обстоят дела.

— Все это очень рискованно, Дэнни! Ты будешь в доме, и кто-то может заметить пламя да еще вызвать пожарных!

— Какое пламя, детка? О чем ты говоришь? Ни одной искорки! Поверь мне, будет только легкий дымок, но очень едкий. Так тлеют все матрасы. Окна спальни выходят в лес. Никто ничего не увидит.

— Ты все мне рассказал?

— Да, почти. Мы найдем какую-нибудь телефонную будку, запишем номер телефона, и ты будешь около нее ждать моего звонка. Я позвоню, когда буду уверен, что он мертв. Ты вернешься в бар и пропустишь еще пару стаканчиков, а затем поедешь домой.

Пегги обняла его крепко, все ее тело дышало страстью. Дэнни прижал ее к себе. Их губы нашли друг друга и слились в жадном поцелуе.

Первый сбой произошел на следующее утро. Пегги открыла «Желтые страницы», нашла нужный раздел и набрала номер. Она поинтересовалась ценами. Вежливый женский голос сообщил ей, что минимальная цена их почтовых услуг составит десять долларов в месяц, а затем ей было предложено заполнить форму, которая имеется в почтовом отделении. Пегги охватила нервная дрожь, но она взяла себя в руки, села в машину и поехала на почту.

Она выбрала крайний столик, заполнила форму левой рукой, стараясь как можно сильнее изменить почерк. В графе «куда» Пегги указала вымышленный адрес — «Институт электроники». Это была идея Дэнни, он сам проверил, что нет такого института, чтобы вдруг посылку не отправили куда-нибудь не туда. Пегги подписалась именем своей соседки в Хантингтоне и дала несуществующий адрес в Манхэттене.

Она вышла поспешно на улицу и почувствовала страшную жажду. Этот визит на почту потребовал от нее напряжения всех ее психических сил, ее трясло от страха. Но она напомнила себе, что на почте всегда много народа, толкотня, и вряд ли кто-нибудь специально ее разглядывал.

Пропустив стаканчик в баре, Пегги отправилась в магазин. Ей понадобился целый час, чтобы найти в огромном супермаркете те вещи, о которых говорил Дэнни. Купив все необходимое, она сложила это в багажник и поехала домой в Хантингтон.

Подождав три дня, как сказала девушка на почте — для того чтобы заключенный договор на почтовые услуги вступил в силу, — Пегги обзвонила фирмы, торгующие противопожарным оборудованием, и попросила прислать их каталоги до востребования, на адрес «Института электроники». Уже к следующему свиданию с Дэнни она успела их получить. Два из них предлагали бульдозеры и тяжелое оборудование.

Наконец Дэнни ткнул пальцем в страницу, где был рисунок.

— Вот он. Пегги, ты позвонишь им и закажешь просто артикул А&1226 — лучше запиши, а то забудешь. Пусть пришлют его в наш маленький институт.

Пегги послушно записала наименование. Она очень удивилась, когда по телефону ей назвали цену — семьдесят пять долларов. Но она поместила тем не менее свой заказ, затем поехала на почту и перевела деньги.

Через несколько дней она получила на почте увесистый пакет и отвезла его к Дэнни. Пегги надеялась, что это ее последний визит на почту.

Дэнни вынул противогаз из специального водонепроницаемого чехла и примерил. Резиновая маска плотно прилегала к голове, один брезентовый ремень застегивался на шее, а на другом крепились баллоны. Через огромные линзы Дэнни посмотрел на нее, и она засмеялась:

— Ты как из фантастического фильма!

Вдруг она услышала из-за маски его голос, совершенно отчетливо:

— Милая, разве я тебе не нравлюсь?

— Ты даже говорить можешь?! — удивилась она.

— Здесь встроенный микрофон. А как я буду говорить с тобой по телефону без такого устройства? Поэтому и нужен был каталог.

— Я об этом не подумала.

— Предоставь обо всем думать мне. Ты просто делай, что я тебе говорю. Мы затеяли серьезное дело. Самое серьезное, какое только может быть. Ты меня поняла, Пегги?

Дэнни снял противогаз.

— Я сложу все как было, — сказал он. — Ты заберешь его с собой и закроешь в багажнике.

Все приготовления были сделаны, оставалось только ждать. Пегги поездила по городу и выбрала телефонную будку на Северном Бульваре, недалеко от бара, который должен был обеспечить ей алиби. Она набрала номер Дэнни.

Была еще одна осечка. Джон в очередной раз бросил курить.

— Об этом не волнуйся, — сказал Дэнни. — Купи блок сигарет, тех, которые он обычно курит, вынь одну пачку и выброси подальше. Ты запаслась окурками и пеплом, как я тебе говорил?

-Да.

— Тогда не волнуйся. Надо подождать, когда эта свинья снова нажрется.

Они ждали почти две недели. Пегги позвонила в субботу, из зала игровых автоматов, расположенного в подвале их дома.

— Мне кажется, это наш шанс, дорогой. Он пил весь вечер и даже ничего не ел. Сейчас он допивает вторую бутылку.

— Он еще не отключился? — спросил Дэнни.

— Не знаю. Он в спальне. Что-то напевал, но теперь вроде затих.

— Иди посмотри. Я подожду.

Пегги положила трубку на стойку бара, поднялась по лестнице. Дверь спальни была приоткрыта. Джон лежал на кровати и громко храпел. Бутылка виски, наполовину пустая, стояла рядом на полу. Одежда разбросана по всей комнате. Как ни странно, Джон успел надеть пижаму, прежде чем завалился в постель.

Замирая от страха, Пегги потрогала его. Джон не шевельнулся. Она толкнула его сильнее. Он открыл глаза и попытался поймать ее в фокус. Джон произнес что-то непонятное, типа: «Н-ну-че-надо?» И снова уснул. Пегги вернулась в подвал.

— Он мертвецки пьян, — сказала она в трубку.

— А скоро будет еще мертвее, — пообещал Дэнни мрачным тоном. — Он курил?

— Нет.

— Где лежит блок сигарет?

— В спальне, в шкафу, на верхней полке.

— Где все остальное?

— Тут, в подвале.

— О’кей. Я приступаю. Мне надо успеть вернуться до полуночи, моя смена с двенадцати до восьми. Подожди, когда я помигаю подфарниками. Затем иди садись в машину и поезжай в бар. Посиди там с часик и позвони мне домой, я уже, наверное, буду. И не забудь оставить дверь гаража открытой.

— Да, милый, — ответила Пегги. И спросила: — Когда мы теперь увидимся, не скоро?

— Завтра, я думаю. Может, послезавтра.

— Помни всегда, что я люблю тебя.

— Я тоже, — сказал Дэнни. — Я тоже тебя люблю.

Он положил трубку.

Противный мелкий дождь, сыпавший весь вечер, к ночи превратился в настоящий ливень, чуть ли не потоп. Дэнни свернул на Хемпстед Тёрнпайк, кивнул одобрительно, глядя на непрекращающееся ненастье. Этот ливень очень кстати — меньше людей на улицах, меньше любопытных и праздношатающихся. Если и будет какой дымок, то никто его не заметит.

Он подкатил к дому Джона примерно в половине десятого. Помигал подфарниками и выключил их. Осмотрелся. Район был зеленый. Соседние дома и не видно за деревьями. На улице пустынно и темно.

Он услышал, как открылась дверь гаража, оттуда выехала машина Пегги, свернула за поворот и исчезла. Не включая фары, он снова завел мотор и заехал в гараж. После этого он закрыл двери гаража и прошел по внутреннему коридору на кухню. Пегги, уходя, везде выключила свет, как он ей и сказал.

Дэнни достал миниатюрный карманный фонарик и посветил им вокруг. Луч был тоненький и очень слабый, но вполне достаточный, чтобы «определиться на местности». Из ящика стола Дэнни достал острый кухонный нож и смело двинулся дальше, в спальню.

Фонарик он погасил, чтобы глаза привыкли к темноте. Он слышал громкий храп Джона. В комнате воняло спиртным. Когда глаза привыкли, он различил грузную фигуру брата на кровати. Дэнни подошел, просунул одну руку ему под спину, а другую под ноги, поднял и переложил его с постели на пол. Джон только вздохнул и слегка пошевелился во сне.

Дэнни оставил его в таком положении, а сам спустился в подвал. Там он включил фонарик и нашел все необходимое снаряжение в большой сумке на молнии. Противогаз в чехле, длинный плащ, перчатки, клещи, окурки и пепел в бумажном пакете.

Дэнни надел плащ прямо поверх своей одежды, потом противогаз и закрепил его ремнями. Затем он надел рабочие рукавицы, застегнул сумку и отнес ее наверх, в спальню.

На ощупь он нашел пепельницу на столе и высыпал в нее окурки из пакета. После этого он занялся вплотную матрасом. Он воткнул в него поглубже острый нож и, проковыряв дыру, вытащил кусок его хлопчатобумажных внутренностей. С этим тряпьем он пошел на кухню.

Дэнни включил печку и бросил на нее принесенные тряпки. Они не сразу загорелись, а затрещали мелкими искрами. Из них поползли тонкие струйки черного ядовитого дыма. Дэнни вернулся в спальню за клещами, с их помощью он отнес дымящиеся куски и засунул их в дыру, которую раньше проделал в матрасе.

Комната стала быстро заполняться черным удушливым дымом. Он положил клещи в сумку, застегнул молнию и поплотнее закрыл двери спальни. Густые клубы дыма поднимались к потолку, но Дэнни в противогазе чувствовал себя весьма комфортно.

Зазвонил телефон. Дэнни взглянул на светящиеся стрелки своих часов, удивившись, что время так быстро пролетело. Может, это и не Пегги? Но это был условный сигнал — Пегги должна была позвонить один раз и положить трубку, а затем позвонить снова. Они так договорились, чтобы избежать случайности. Вдруг кто-нибудь позвонит и Дэнни возьмет трубку, когда в доме никого не должно быть, кроме Джона.

Дэнни переступил через неподвижное тело своего брата и поднял трубку.

— Дэнни?

— Да, — сказал он через микрофон в противогазе.

В комнате было как в аду, воздух накалился, хотя Дэнни не видел нигде языков пламени.

— Дэнни, все в порядке?

— Еще не совсем, но очень скоро. Уходи из бара и поезжай к той телефонной будке, которую ты выбрала. Там и жди. Я позвоню и скажу, когда ты можешь вернуться домой.

Комната была вся в дыму. Дэнни смутно различал только блеск окна и зеркала на туалетном столике. Еще он видел, как из матраса полыхнули злые красные языки огня.

Джон издал какое-то мычание. Кажется, он очнулся. Это было невероятно! Джон встал и побрел прочь от горящей постели.

Дэнни прижался к двери. «Я должен задержать его. Не выпускать его отсюда, пока он не задохнется. Я слишком далеко зашел, чтобы останавливаться на полпути...»

Пьяный Джон продолжал кружить по комнате, ничего не видя перед собой.

А Дэнни ждал...

Когда Пегги приехала домой, все было кончено. Пожарные уже были тут. Окна в спальне выбиты, еще тлеющие матрасы валяются на земле. Джону безуспешно делали искусственное дыхание.

Пегги так и рухнула.

Ее отвезли в больницу на ее же машине и сразу дали сильное успокоительное, но прежде чем провалиться в глубокий сон, Пегги успела сказать доктору, что у ее погибшего мужа есть младший брат Дэниел Минендел, он нью-йоркский пожарный, и надо известить его о случившемся. Доктор заверил ее, что обязательно это сделает.

Дэнни успел вернуться домой до полуночи и вышел на работу в ночную смену. Плащ, рукавицы, клещи, противогаз лежали в багажнике его машины.

Он приехал в Хантингтон на следующее утро, часов в девять. Дом был под охраной полиции. Вокруг собрались любопытные, их было больше, чем Дэнни ожидал увидеть. Затем он вспомнил, что сегодня все-таки воскресенье. Полицейским Дэнни сказал, что он брат погибшего.

— Это очень грустно, наверное, видеть то место, где погиб твой брат, — сказал один полицейский. — Говорят, он был еще нестарый?

— Я видел в своей жизни много грустных мест, — абстрагируясь ответил Дэнни. — Я ведь пожарный. — И затем, потому что он решил, что это грубовато и надо как-то смягчить ситуацию, добавил: — Но я никогда не думал, что Джон кончит свою жизнь именно таким образом.

Он прошел в дом и осмотрел комнаты. Без лишних эмоций, профессионально. Окна выбиты, кругом вода, стены мокрые, и ковры плавают в комнатах.

В гостиной дежурил полицейский. Дэнни дал ему бутылку пива и пообещал, что заедет к Пегги в больницу и заберет ключи, чтобы закрыть дом и не держать здесь напрасно людей.

У Пегги в палате он застал незнакомую пожилую женщину.

— Это моя соседка миссис Рейнолдс, — сказала Пегги дрогнувшим голосом, хотя глаза у нее были сухие и заспанные после сильных барбитуратов. — Миссис Рейнолдс обещала, что заберет из моего дома кое-какие платья и принесет их мне в отель, где я собираюсь пожить несколько дней.

Добрая миссис Рейнолдс вышла в холл, чтобы на несколько минут оставить скорбящих родственников наедине.

Пегги протянула руки к «скорбящему».

Он слегка коснулся губами ее щеки.

— Не замажь меня помадой, — сказал он. — У нас еще будет время на все эти штучки.

И он сразу посерьезнел.

— Где твой кошелек? — спросил он. — Мне нужны ключи от твоей машины.

Миссис Рейнолдс понадобился целый час, чтобы упаковать вещи Пегги. Ожидая, Дэнни сидел в гостиной и пил пиво. Затем он закрыл дом, положил сумку с вещами для Пегги на заднее сиденье ее машины. Он подбросил полицейского до станции метро и потом отвез миссис Рейнолдс в больницу в Хантингтоне, где находилась Пегги.

Дэнни отнес чемодан к ней в комнату и вышел, не ожидая, когда Пегги переоденется. Свою машину Дэнни оставил на паркинге. Потом он отвез Пегги в Манхэттен и оставил ее в тихом скромном отеле в районе восточных сороковых улиц. Дэнни там долго не задерживался.

— Нам нельзя сейчас быть долго вместе, в глазах окружающих это будет выглядеть подозрительно,— сказал он. — Надо похоронить брата, затем ты уедешь в круиз на пару месяцев. И только через год, как положено в таких случаях, мы сможем пожениться.

Все шло гладко несколько дней. По плану.

В понедельник они получили данные экспертизы. Джон задохнулся. У него в крови нашли следы алкоголя. Вполне достаточно, чтобы сделать вывод, что он мог уснуть с непогашенной сигаретой.

Во вторник состоялась служба.

В среду тело Джона кремировали.

В четверг в номер отеля, где жила Пегги, вошли трое мужчин и одна женщина.

Мужчины были детективами из отдела убийств Южного Манхэттена. Женщина — тоже детектив, но из Хантингтона, в Лонг-Айленде. Женщина смотрела на Пегги явно враждебно. Мужчины держались вежливо и официально.

— Миссис Минендел, — сказал один детектив, — мы пришли вас арестовать. Вы обвиняетесь в убийстве вашего мужа Джона Минендела.

Пегги от неожиданности попятилась, пока не уперлась спиной в стену.

— Это ужасная ошибка! Мой муж был пьян, он уснул, выронил непогашенную сигарету и задохнулся, это все знают!

— Мы не думаем, что это ошибка, миссис Минендел, — ответил детектив. — Ваш муж не курил — этот факт нам подтвердили все ваши соседи, они все как один говорят, что он бросил курить.

— Он снова закурил! Он всегда курит, когда пьет! В субботу он напился и снова стал курить!

— В доме не нашли ни одной сигареты.

— Были сигареты! Окурки в пепельнице были! Блок сигарет в шкафу, в спальне...

— Повторяю — в доме не было сигарет. Мы искали очень тщательно. А что касается окурков, о которых вы говорите, то химический анализ показал, что они все старые.

Пегги упала на кровать.

— Мы даже нашли чеки, — продолжал детектив. — На щипцы, на плащ и на рукавицы. Глупо было с вашей стороны хранить такие неоспоримые улики.

— Но у меня алиби, — простонала Пегги. «А эти бумажки, эти чеки еще ничего не значат», — убеждала она сама себя. — Люди видели меня в баре. Я могу это доказать!

— Алиби? Но для чего? Зачем вам понадобилось вдруг алиби? Я вам отвечу. Вы подожгли матрас, так чтобы он дымился долго, закрыли поплотнее дверь спальни, а затем поехали в этот бар, о котором вы говорите. Матрас тлел несколько часов, ваш муж задохнулся в дыму. Мы нашли даже тряпки, которые вы поджигали на кухне и носили их в спальню...

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — взвизгнула Пегги. — Вы сошли с ума!

— Хватит, детка, — сказала женщина детектив. — Мы все нашли и знаем даже, где вы покупали противогаз. Почерк на бланке тоже ваш, и девушка на почте вспомнила вас, когда мы показали ей вашу фотографию.

Если они нашли противогаз и остальные вещи, то, значит, Дэнни уже арестован. Пегги стало страшно.

— Я буду защищаться! — крикнула она. — Я найму лучших адвокатов! У меня хватит на это денег.

— Боюсь, что не хватит, дорогуша. Убийцы не имеют права пользоваться наследством. Все деньги вашего мужа получит его брат.

Пегги смотрела на них, ничего не понимая.

— Д-дэнни?..

— Может, мы и не заподозрили бы ничего, — сказал детектив. — Это Дэнни пришел к нам и поделился своими соображениями. У нас не было никаких доказательств. И тогда он предложил нам заглянуть в багажник вашей машины, там мы и нашли противогаз и все остальное.

Пегги уставилась на него, открыв рот от удивления. Она долго так сидела. И наконец до нее дошло. Она поняла, кто взял сигареты из шкафа. И она вспомнила, что Дэнни ушел, оставив ее и миссис Рейнолдс в больнице. Пегги сама дала ему ключи от своей машины, переложить сумку из багажника в багажник было делом одной минуты.

Пегги обняла голову руками и горько заплакала.

Дональд Уэстлейк РУКА ДЬЯВОЛА

Империализм девятнадцатого века, как его понимал Ленин, появился, когда капиталисты Европы стали ощущать трудности с инвестированием их капиталов у себя дома. Они обратили свои взгляды на Африку и на Восток и, поддерживаемые армиями и идеологией расового превосходства, перешли к экспансии. Экспансия рождает конкуренцию, а конкуренция — войну. Война, разумеется, рождает только смерть, а смерть не рождает ничего, кроме, может быть, цветов и овощей, пригодных лишь для экономики с устаревшим сельским хозяйством. Этот достаточно мрачный анализ не учитывает, однако, другое лицо империализма, которое действительно более относится к художественной литературе. Это благообразное лицо империализма, и оно говорит о человеческих судьбах и психологии отдельного индивида — и, в не меньшей степени, о развитии чувств. Ведь именно в знойном климате отдаленнейших уголков империи многие наши европейцы впервые столкнулись с природой страсти. Часто опыт доказывает необходимость свободы, и новый путешественник, возникающий из блестящего тигля, представляется более обеспеченным, более образованным и вообще более завершенным созданием. Но иногда диффузия Востока и Запада, чувственного и рационального, проходит не столь гладко. Иногда какие-то темные силы выступают на сцену. Рука Дьявола была одной из таких сил.

Темная весенняя ночь 1897 года. На палубе корабля стоит женщина по имени Луси Хеплвайт. Ее руки поглаживают темное дерево фальшборта, и ее лицо купается в лунном свете. Мягкий бриз играет краем ее мантильи и слегка развевает ее пушистые локоны. Темные глаза женщины смотрят вдаль, а между мягких губ ровные белоснежные зубы блестят как звезды. Но отчего же нежная улыбка трогает эти сочные губы? О чем грезит сей благоуханный плод викторианского целомудрия? Корабль идет в Бомбей. А девушка думает об алтаре. Она думает о любви. Она плывет в Индию, потому что уже полгода как обручена. Его зовут Сесил Пим, и он занимает важный государственный пост в Пуне. Именно там произойдет обряд бракосочетания, а затем они отправятся куда-нибудь в горы, чтобы насладиться медовым месяцем. Странное возбуждение охватывает девушку. Ветер свежеет, и она поворачивается, бросив последний взгляд на лунный диск, и покидает опустевшую палубу. Путешествие проходило большей частью великолепно, и Луси развлекалась игрой в бридж и светскими беседами. Перспектива жизни в Индии ее вовсе не пугала, однако после Суэцкого канала

Луси уже не могла свободно прогуливаться по палубе из-за невыносимой жары, предпочитая прятаться в каюте, и впервые тогда засомневалась.

Но Луси много не размышляла, потому что это было не в ее натуре. Спасением от мрачных мыслей, мелькнувших на секунду, и от знойного солнца она выбрала обычный зонтик и с тех пор не расставалась с ним во время прогулок. Точно по расписанию корабль пришвартовался в порту Бомбея, и Луси Хеплвайт резво сбежала по трапу и упала в объятия стройного молодого джентльмена в высоком пробковом шлеме и кремовом костюме из лучшего мадрасского шелка в тонкую нежно-голубую полоску.

Небольшой инцидент омрачил их счастливую встречу. Из толпы вдруг вынырнул однорукий попрошайка-прокаженный и, ужасно осклабившись, вытянул свою лапищу прямо в лицо Луси. Сесил его быстренько спровадил, и, кроме того, Луси была девушкой с крепкими нервами. Все же, пока они ехали в отель по жарким бомбейским улицам, ей довелось испытать много неприятных моментов, потому что она чувствовала, как от пота промокло насквозь ее белье, и лишь в прохладном холле вздохнула облегченно.

Луси доводилось слышать, что мужчины меняются даже после непродолжительного пребывания в Индии. И вечером, сидя с Сесилом в купе, она спрашивала себя, изменился ли он. И ответ был, о господи, «да»! Она помнила, каким он был в Англии — веселый и беззаботный. И каким он стал? Тихий, задумчивый и, казалось, подавленный. Он почти не смеялся, а его глаза смотрели куда-то в сторону, и в них поселилась печаль. Луси решила не доискиваться сейчас причины такой перемены, а по прибытии в Пуну ласками и женскими чарами вернуть Сесила к вершинам безоблачного счастья. Затем нечто иное заинтересовало ее с большей силой.

— Сесил!

— Да, дорогая?

Сесил повернулся к ней, а все это время он хмуро смотрел в окно на дышащую жаром ночь.

— Почему ты не снимешь шлем?

И в самом деле! С тех пор как они встретились в порту, шлем все время был на голове Сесила. Конечно, шлем добавлял молодому человеку мужества и элегантности. Но тем не менее вопрос явно смутил его. Сесил тверже сжал челюсти.

— Ты хочешь, чтобы я его снял? Сейчас? — спросил он тихо.

Вдруг, к ее полному изумлению, он ударил кулаком по двери и зарыдал как ребенок.

— Дорогой! — воскликнула Луси, обнимая его нежно за плечи. — Сесил, что случилось? Может быть, шлем тебе очень тесен?

И она протянула руки, чтобы помочь.

— Нет! — Сесил отшатнулся от нее.

— Ты должен сказать мне, Сесил, — прошептала Луси, глядя на него внимательно и грустно. Ночь была очень жаркая, и Луси уже начала потеть.

Он долго молчал. Паровоз усердно пыхтел в темноте, и рельсы мерно стучали под ними. Дикая собака далеко в горах завыла на луну. Сесил сидел, наклонившись вперед, уперев локти в колени и сжав голову ладонями. Затем он повернул к ней лицо, на котором застыло страдание.

— Хорошо, — проговорил он. — Я скажу.

История была не очень длинной, не была она и счастливой. Луси слушала, чувствуя себя неловко, находясь ночью в одном купе с мужчиной. Но ведь они с Сесилом все равно собирались скоро пожениться!

Сначала он обрисовал ей маленький летний домик и заброшенный сад, в котором хозяйничали обезьяны. Сесил стал приходить в сад после обеда, чтобы покурить, и вскоре начал считать это приятное местечко своей собственностью. Но однажды он встретил там старика, который в одной набедренной повязке сидел на земле и медитировал. Выклянчив сигарету, старик благословил Сесила, положив руки ему на голову. В тот момент Сесил не придал эпизоду никакого значения, однако на следующий день у него зачесалась макушка, а еще через день там появилась небольшая коричневая родинка, которая стала быстро расти. Тогда Сесил обратился к врачу-англичанину, давно живущему в Пуне. Доктор Кадвалайдер осмотрел его и велел прийти через неделю.

— Но через неделю... — произнес Сесил и снова заплакал. Луси обняла его, шепча ласковые слова. Наконец юноша сел прямо и расстегнул шлем.

В это время луна зашла за тучу, и в купе стало совсем темно. Поэтому, когда Сесил снял шлем, Луси не сразу поняла, на что она, собственно, смотрит. Ей показалось сначала, что к голове Сесила каким-то странным образом прикреплена большая коричневая лилия — но разве это возможно? И затем туча уплыла в сторону, и при ярком лунном свете Лусси поняла, что коричневый черенок на самом деле является кистью руки, что рука растет из головы Сесила!

На секунду Луси забыла о сострадании, она испытывала один лишь ужас. Девушка смотрела на противный отросток, и ее собственные руки взметнулись к ее губам. Сесил следил за выражением ее лица.

— Теперь ты знаешь, почему я не снимаю шлем, — сказал он.

Такова была его история. Правда, оставалась одна деталь. Едва рука выросла, она оказалась удивительно активной, постоянно дергала его за волосы и лезла пальцами в уши. Доктор был категорически против ампутации, объяснив, что рука соединена с мозгом, и вместо этого выписал сильнодействующий транквилизатор. Два раза в день Сесил должен вводить шприц прямо в окаянную руку, чтобы она вела себя спокойно.

— Фактически, — добавил Сесил, посмотрев на часы, — самое время. Дорогая, ты мне поможешь?

Приехав в Пуну, Луси остановилась в отеле «Флорентийский соловей», предназначенном специально для молодых женщин. Она нежно поцеловала Сесила, перед тем как он пошел в свое бунгало. Темные круги под глазами юноши, особенно заметные в свете раннего утра, говорили о тяжелой душевной драме. Сесил был подавлен, и сердце Луси дрогнуло.

— Не мучь себя, дорогой, — шепнула она, погладив его по щеке белой пухлой ладошкой. — Ведь мы вместе.

— Но как ты сможешь любить человека, у которого на голове растет рука?! — горестно воскликнул он.

— Доверься мне, — промурлыкала Луси.

Больше она не видела его в живых.

Луси поднялась к себе в номер, легла на кровать и сразу уснула. Однако ее сон трудно было назвать тихим. Она вздрагивала, вскрикивала и вертелась под москитной сеткой, и среди полчища образов, преследующих ее в кошмарах, один повторялся чаще других — это рука, растущая из головы Сесила. Но во сне рука не висела вялая от большой дозы снотворного — совсем нет, она вертелась, вытягивалась, она извивалась как змея и выделывала жесты неслыханно бесстыдные. Луси проснулась с диким криком, и рука исчезла. Но осталось ощущение ее, и кроме того, она снова была вся мокрая от пота.

После этого Луси не могла уснуть и встала совершенно разбитая. Часом позже она уже шла по городу, разыскивая дом Сесила. Там не было слуг, и Луси тихо вошла. Уже вечерело, кругом стояла полная тишина. Никто не отозвался, когда Луси произнесла вполголоса имя своего жениха. Звук умер в глубоком молчании, которое висело над бунгало, подобно проклятию, и девушка непроизвольно вздрогнула. Тени густели в углах комнаты, аккуратной и со вкусом обставленной. На низком столике, рядом с кожаным диваном, стояли бутылка виски, сифон с водой и хрустальный стакан. На стене висела фотография Сесила, сделанная еще в Оксфорде, а рядом — ее собственный портрет. Она зачарованно смотрела на снимки. Увидит ли она снова веселую широкую улыбку на лице Сесила? Тут она вспомнила про сон, и на ее щеках выступил стыдливый румянец.

— Сесил! — крикнула она. — Сесил!

По-прежнему никакого ответа.

Она прошла гостиную, небольшой холл и остановилась перед закрытой дверью. Там, судя по всему, была спальня.

Безотчетный ужас обрушился на Луси. Ей захотелось как можно скорее уйти отсюда. Однако, переборов себя, она двинулась дальше. И теперь ей казалось, что из-за двери доносятся какие-то свистящие звуки. От страха у нее мурашки побежали по спине, и порция адреналина выстрелила в живот.

— Сесил! — позвала она снова, приближаясь к двери.

Свист прекратился, а Луси медленно повернула ручку

и затем резко распахнула дверь. И такая картина предстала перед девушкой, что все ее хрупкое тело содрогнулось, и крик замер на ее губах. Ибо на полу, рядом с кроватью, лежало тело Сесила Пима. Лицо его было фиолетовым, глаза выпучены, язык вывалился изо рта, и огромные синяки темнели на его шее, за которую он схватился двумя руками.

Третья рука лежала на его голове ладонью вниз, чуть согнув пальцы. Рядом валялся полный шприц.

Несколько минут Луси стояла, застыв от ужаса. Затем она с рыданиями бросилась вперед и упала на Сесила.

— О, Сесил, — всхлипывала она, прижимаясь к его телу. — Кто мог это сделать? Кто мог убить тебя?

Она трогала его дрожащими пальцами, ища в нем жизнь, но не находила. Как долго она лежала тут? Совсем стемнело, и с улицы доносился звонкий хор тысяч и тысяч

насекомых. Неожиданно она поняла, что кто-то нежно гладит ее волосы.

— Сесил? — пробормотала она. — Ты со мной?

И в определенном смысле он был с ней, потому что рука, растущая из его головы, проснулась и начала заигрывать с Луси. Такими легкими, такими деликатными были эти прикосновения, что девушка не отпрянула в ужасе, но осталась лежать, всхлипывая, в то время как рука утешала и успокаивала ее. Луси испытывала смешанные чувства. Приятное сонное томление и безразличие к происходящему, словно в трансе. Пальцы коснулись ее шеи. Луси не сопротивлялась, но позволила этим пальцам растопить ее печаль в удовольствии и оживить те сладостные мечты, которые обуревали ее под горячим солнцем Суэца.

Когда Луси наконец встала, ее платье было в беспорядке и красные пятна полыхали на ее щеках. Рука лежала тихая, ладонью вверх. Сесил тоже не шевелился. Луси поправила платье, причесалась и умылась холодной водой. А затем она пошла искать доктора Кадвалайдера.

— Жуткое дело, — сказал он, наклонившись над бездыханным телом, когда слуги положили труп Сесила на носилки. — Рука Дьявола, мы так это тут зовем, — добавил Кадвалайдер, повернувшись к Луси. — Всегда фатально кончается. Конечно, я не мог ему сказать.

— Вы имеете в виду, что это случалось с другими? — спросила Луси, быстро на него взглянув.

— Боюсь, что это именно так, — произнес доктор. — Многие поплатились. Что-то вроде колдовства...

В этот момент Луси потеряла сознание, и заботливый доктор привел ее в чувство с помощью стакана бренди. Бутылка случайно оказалась в его черном саквояже.

Сесила похоронили на следующий день. К счастью, он не взял Руку Дьявола с собой в могилу. Доктор отрезал руку и поместил в банку со спиртом. Похороны прошли гладко, как обычно проходят похороны. Луси была очаро-

249

Загрузка...