Часть VI

Вот это всё, что мне позволили вспомнить. В этой жизни меня зовут Сулимов Дмитрий Викторович. Я родился 2 мая 1974 года на Украине, в городе Днепродзержинске, Днепропетровской области. Мой отец, офицер-подводник, погиб, выполняя свой воинский долг, в одном из походов в Северном Ледовитом океане. Мне тогда было полтора года, моей маме, у которой я остался на руках — двадцать три. Она растила меня одна, и замуж так больше никогда не вышла.

Я рос в великой стране — Советском Союзе. Я был счастлив и горд этим фактом, и с детства был готов отдать все свои силы, и саму жизнь, как и мой отец, на благо своей любимой родины. Мой дедушка заменил мне моего отца, научив всему, что умел сам. Моя бабушка приучила меня к порядку. Моя мама научила меня любить и чувствовать. Я рос самым счастливым ребёнком на свете. И я научился думать самостоятельно…

В своём детстве я всё время пытался искать Смысл — и в нашей Жизни, и в нашем Пути, который ведёт нас к нашей Цели. В Жизни, как законопослушный гражданин общества, я долгое время, упорно, с надеждой в душе пытался ходить по асфальтовым тротуарам пешеходных дорожек, которые, однако, зачастую вели либо совсем не туда, куда я хотел попасть, либо вообще никуда не вели, и я утыкался в ямы, тупики и препятствия прямо на них. Иногда даже, чтобы именно только по ним дойти куда-то, приходилось идти почти в обход, возвращаясь уже, порой, чуть ли не с противоположной стороны. Поэтому мне всё время приходилось сворачивать на тропинки, которые вели коротким путём именно туда, куда нужно, экономя и время, и нервы, но они постоянно перекапывались городскими службами, и вновь протаптывались людьми заново. А я упорно продолжал ходить по тротуарам, пытаясь найти логику в их расположении. И далеко не всегда мне это удавалось. Я не хотел верить, что все наши дороги в нашей Жизни никуда не ведут, или ведут куда-то наискось, вбок от окружающего нас мира. Ведь если их проложили, значит думали, должны были думать о том, зачем и кому они нужны и куда всё-таки направлены… Но в этой стране всё и везде было то же самое: и с Жизнью, и с Путём к Цели, и со всем остальным, что не было связано с нашим военно-промышленным комплексом, на который вся моя великая страна и работала, оставляя людей наедине с пустыми прилавками и их мыслями, не всегда цензурного содержания. И Смысла во всём этом я так и не нашёл.

А люди ходили по своим тропинкам, хоть и жили не в лесу, а в городе, лишь пересекая эти тротуары, чтобы сбить об их асфальт грязь со своих башмаков. Именно эти тропы и были оптимальными путями для достижения Цели, если бы их заасфальтировать. Именно эта мудрость народная, лишь пересекаясь с официальными направлениями, чтобы только струсить с себя налипшую грязь их жизни, и позволяла выживать нашему народу, забитому идеологией власть придержащих, разглагольствующих о высоких материях с другой стороны пропасти. Выжить, несмотря ни на что. Поэтому и песни их были — хмельные матерные частушки, которые гонят прочь тоску, — как отражение их души в этом кривом зеркале их жизни. Горько и вспоминать.

Когда я закончил школу и поступил в университет, моя великая страна рухнула, как колосс на глиняных ногах, и развалилась, рассыпавшись в прах. Не территория, на которой остались жить, вроде бы, те же люди, а сама Великая Идея, которая всё же вела их по жизни, превращая разрозненные песчинки в несокрушимый монолит, в советский народ! Когда идея этой великой страны изжила себя и тихо скончалась, рассыпалось всё… И сама страна, и её народы, и их души… Ибо Смысла в этой Идее, ради которого было исковеркано столько судеб её граждан и положено столько их жизней, не было изначально, ибо она была Ложна. Изначально…

Я родился и рос в великой стране, в Советском Союзе, зная, что великий смысл ведёт его к будущему, к новому человечеству. Я вырос, и великий смысл погиб. Эта страна исчезла, рассыпалась на моих ладонях, словно песок, ушедший между пальцев, растаяла, словно утренний снег. И я, её гражданин, солдат погибающей империи, не смог её удержать от разрушения, не смог ничего сделать. Ничего… Ничего не осталось… Цель любого врага, везде и во все времена была одна — уничтожить идеологию. И тогда монолит, твёрже которого не существует, опять превращался в кучу аморфного песка, который уже можно разгребать просто лопатами, и хоть пригоршнями бросать его в разные стороны. И разнесёт, и развеет его песчинки по ветру забвения, и Духа Нации — как не бывало. А тут всё в одночасье рухнуло само!!!

Жить без Идеи! Сама мысль об этом тогда просто убивала меня. И не было места для Любви в моей душе, поскольку уже не было Цели. Пустота поселилась в душе моей. Бесцельность существования убила в ней Любовь, потому что Любовь без Цели, сама по себе, может быть самоцелью только в монастыре, оторванном от жизни людей, от их общества. Бессмысленна… Жизнь, которую незачем жить, не нужна была моей душе. Такая жизнь безвкусна и противна, и нет в ней необходимости… Вот такая сага о Силе и Славе. Их нет, когда нет Цели. Их нет, когда нет Любви.

Во времена перестройки, которая была формально провозглашена в конце жизни моей страны, в одной из телепередач, посвящённых нашей промышленности, я как то услышал лозунг, направленный, видимо, на демократизацию взглядов общества: «Не человек для Камаза, а Камаз для человека». Услышанное потрясло меня до глубины души, ведь если это перефразировать, расширив смысл, получалось: «Не человек для Государства, а Государство для человека»? В моей душе тогда началась ломка всех основ мировоззрения.

Я часто в своих мыслях возвращался к одному и тому же вопросу, очень давно мучившему меня, задавая его себе снова и снова: Почему погибла Российская Империя? Даже не так: Почему она рухнула, как колосс на глиняных ногах? Даже не так: Почему она рассыпалась в пыль, которую потом ещё долго и нещадно её же народ вбивал ногами в землю, не в состоянии остановиться от этого действа ещё несколько десятилетий? И ответ на этот вопрос меня же самого повергал в глубокое уныние: Да потому, что народ просто возненавидел эту Империю, величие и могущество которой было выстроено на его костях и обильно полито его кровью, беззастенчиво, безжалостно. И потом народ от души плясал на костях своей же страны, плескаясь в крови тех, кто был её олицетворением: народу просто нечего было в ней жалеть.

А причина всему этому в том (если называть всё своими именами), что Россия, «страна рабов, страна господ» всегда состояла из двух полюсов, из двух групп людей: «чёрная кровь» — чернь, попросту — рабы, и «голубая кровь» — высокородные сволочи, которые эту чернь испокон веков гнобили и в грош не ставили. И если мне будут возражать, что все они были — как Андреи Болконские и Наташи Ростовы, — не поверю, ибо то, что накопилось в душе простых людей как реакция на многовековое отношение к ним — налицо, и красноречиво говорит само за себя. Они не только позабыли, что глас народа — Глас Божий, они вообще никогда его не слышали, и стоны людские всегда были «криками вопиющих в пустыне». Гнева народа не бывает на пустом месте, и время накопления этой боли и ненависти — столетия. «Алой крови» — интеллигенции, у которой сердце иногда болело и о народе, была капля, но она, всё же была! На Украине другая проблема: здесь всегда была только чернь, бежавшая в дикие степи от притеснения властей, да их «сливки» тёмно-коричневого цвета, которые всегда и однозначно всплывали наверх, удачно обогатившись за счёт остальной массы. Народ «прыгноблювалы» только завоеватели, к коим и «москали», принесшие свою власть и угнетение, впоследствии стали относиться на подсознательном уровне. Интеллигенции, способной заглянуть дальше, чем только в «сегодня», не было никогда — так, к сожалению, сложилось исторически.

От того и накопилась в сердцах черни обида к «голубой крови» и ненависть ко всему, что исходило от неё и от понятия «их власть», что глубоко закономерно и вылилось в «русский бунт — бессмысленный и беспощадный»… Как у Набокова: «… Всё печально. Алеет кровь на мостовых. Людишки серые нахально из норок выползли своих. Они кричат на перекрёстках, и страшен их блудливый бред. На их ладонях — чёрных, жестких, — неизгладимый рабства след…» Но капли «алой крови» интеллигенции всё же сохранились, благотворно воздействовав на мировосприятие русской черни, образовав, со временем, в смешении с ней кровь красную (уже почти как и у других людей во всём мире).

Вспоминается один анекдот «эпохи перестройки»: Россия. Петроград. 1917 год. Пожилая графиня слышит какой-то шум, доносящийся с улицы, и посылает служанку узнать, что же там случилось. Служанка возвращается и докладывает, что там идёт революция. «И что же они хотят?» — спрашивает графиня. «Они хотят, чтобы не было богатых» — отвечает служанка. «Странно… — размышляет в слух графиня, — А мой дед, декабрист, хотел, чтобы не было бедных…» На первый взгляд, действительно вроде бы смешно… Но если вспомнить те чувства, с которыми народ уничтожал старый режим, юмор теряется, поскольку народ-то в массе своей действительно хотел уничтожить всех богатых, ибо в богатстве не может быть равенства: один всегда будет богаче другого, а по сравнению с третьим — просто нищим, и без эксплуатации более бедных, более богатым стать невозможно! И равенства людей, изначально данного Богом всем людям, в такой системе быть просто не может. А именно о равенстве всегда мечтали люди, ибо без равенства нет братства, а без чувства братства между людьми нет и единения людей с Богом… Кто помнит: «Богатому попасть в рай труднее, чем верблюду пройти в игольное ушко».

Стремление к братству и равенству — испоконвечное стремление русского народа, стремление к тому, чего у него не было никогда. Стремление к тому, чтобы не было угнетателей, чтобы не было тех, кто стоит над тобой, повелевая, командуя, указывая… Но Бог-то не позволяет равенства в этом мире! Он изначально создал всех людей разными. По заслугам их. Ни внешне, ни внутренне, ни интеллектуально, ни физически, ни нравственно, ни духовно люди не похожи друг на друга ни судьбами, ни жизнями, ибо получают только то, что заработали когда-то сами, о чём уже и сами позабыли. Но Бог не забывает ничего, и всё, что было накоплено — всегда реализуется, и то, что должно было быть — то и будет.

В России же угнетённые и униженные «людишки серые» никогда, за всю свою историю, не имели возможности воспользоваться результатами своего непосильного, измождающего труда. И отношение к этому труду, сформированное за сотни лет рабства, впиталось в их кровь с молоком их матерей: «от работы кони дохнут; работа не волк — в лес не убежит; работа дураков любит». Полное отсутствие у русского народа любви к ровным, симметричным линиям, отсутствие обычных чертёжных линеек в их обиходе, в лучшем случае — где-то оставшихся ещё со школы, в сочетании с абсолютным нежеланием ими пользоваться, натуральное отвращение к миллиметру (не только у строителей, механиков, слесарей, но даже и у токарей (!)), непонятное и удивительное для европейца, долгое время оставалось загадкой и для меня. Но то, что для немца «правильно», для русского — «смерть». С одной стороны, труд — как смысл жизни, с другой — как бессмысленность. Страна, которая никогда не уважала ни свой народ, ни его труд, во все времена относясь к нему только как к «мясу», была обречена на такое же ответное отношение народа и к ней, и к результатам труда своего, а соответственно — на полное наплевательство на всё «казённое», с традиционно чужими средствами производства.

Менялись политические устои государственной власти, менялся строй самой страны, менялся цвет крови людей, дорвавшихся к управлению этой страной, но отношение к народу здесь почему-то всегда было и оставалось неизменным… И с таким накопленным отношением к себе русские люди теперь, когда нет более Идеи умершей страны хотя бы о братстве, стали относиться друг к другу, и потому русский народ так озлоблен, и особенно в Москве, где человек человеку волк, и «кинуть» ближнего — уже в порядке вещей, и не вызывает уже мук душевных. Жёсткость и жестокость — залог физического выживания в этом мегаполисе, где осталось мало человеческого, поскольку человек превратился лишь в малюсенький винтик этого огромного механизма по перемалыванию людского материала. «Москва — как ржавчина: она разъедает души людей». Выживание любой ценой — это и есть мерило всех ценностей — и духовных, и нравственных. Не пожертвовав ими, там выжить — проблема. Иначе затопчут те, кто уже бежит со всей России-матушки по их головам к своей цели. Как сохранить человеческое в этих условиях озлобленной конкуренции, как оставаться добрым и отзывчивым? Да как-то так…

Страна людей с красной кровью — Советский Союз, — просто и тихо умер в тот момент, когда умерла его Идея. Я часто слышал высказывания, что если бы возможно было поменять приоритеты, и в магазинах всегда и везде было бы всем достаточно мяса, колбасы и водки, то мы бы и сейчас жили при советской власти. И тогда бы даже наличие «жизнетолкающей» Идеи не было бы насущной необходимостью для сохранения той страны, а люди могли бы просто жить, как и сейчас: с единственной только мыслью о наполнении желудка… Не знаю, может быть. Удалось же китайцам построить капитализм с человеческим лицом под предводительством их коммунистической партии, и до сих пор их народ дружно ходит на демонстрации под красными знамёнами, хотя их экономика стала уже чисто капиталистической и мощной до такой степени, что завалила товарами весь мир! Как-то у них это получилось же! Не знаю. Но тот факт, что во всём мире империи возникали, жили и исчезали, а Китай всегда был Китаем даже ещё со времён Атлантиды (от которой уже и памяти не осталось), говорит сам за себя! Величие их страны — и была их великая Идея, которая и вела их народ по жизни тысячи лет! Как, впрочем, и великая Индия, которая на пару с Китаем дружно перемахнула миллиардный рубеж в своём народонаселении, ибо сохранила ту же Идею, наполненную энергией самой овеществлённой жизни, позволившую этим странам так активно шагать в будущее.

Я всегда, ещё с детства (ещё, как оказалось, даже с прошлых жизней), был психологически крайне зависим от государства и его нравственных ценностей, считая невозможным своего существования вне его. Я родился в Советском Союзе, и столица моей Родины была город-герой Москва. Весь мой крестьянский род всегда жил почти на стыке России, Белоруссии и Украины, где культура этих стран была общей и неразрывной, а мои бабушка с дедушкой потом просто переехали туда, где была промышленность и перспектива для детей. Пришло время, когда всё рассыпалось, и оказалось, что теперь моя Родина — Украина, со столицей в городе-герое Киеве. И я до сих пор не могу понять, что же мне поменяли — столицу или Родину? Новая жизнь поставила меня в ситуацию, когда все, незыблемые ранее, государственные «ценности» рухнули, открыв передо мной понимание того, что государство ведь является всего лишь аппаратом угнетения людей и принуждения их к выполнению тех функций, которые необходимы не стране, не государству, а её правителям, в данный момент времени находящимся у власти, и никак не людям, которым судьбой довелось жить на этой земле, вопреки всем измываниям над собой. Жить ради государства — бессмысленно, — оно всё равно всегда будет пытаться выпить все твои соки, как кишечный червь, как паразит, сидящий в твоём сознании, без которого оно — нежизнеспособно. Жить стоит только ради своей семьи, ради своих родных и близких, ради души своей. И чем больше тех, кого ты любишь, тем лучшей жизнью ты живёшь на этом свете, тем более ты счастлив. Эта жизнь и была дана мне в этой стране и в это время, чтобы я наконец-то понял, ради чего стоит жить, а ради чего — просто незачем.

Есть такое высказывание: «Если ты говоришь с Богом, это называется молитва, если Бог говорит с тобой, это называется шизофрения». Бог со мной никогда не общался, но Ответ Его мог бы прозвучать так просто: «Ты все свои жизни страдал в поисках Идеи, ради которой стоит жить, в поисках Цели, ради которой можно эту жизнь отдать. Успокойся!!! Ибо всё, ради чего ты жил, страдал, боролся и умирал — Суета!.. Только Любовь — единственное, что наполняет тебя жизнью — твою плоть, твоё сердце, твою душу. Только Любовь — и есть то, не ради чего стоит жить, или бороться, или страдать, или умирать. Она — и есть сама Жизнь, её первооснова и первопричина, смысл Всего, ради которого и был создан Мир». Но Бог мне никогда не ответит, и всё то, что я понимаю мозгом, я должен почувствовать душой. Пропустить сквозь сердце. Искренне. А не выходит…

Господи! Сколько раз ты слышал мои молитвы, в скольких жизнях, сколько тысяч раз!.. Ты слушаешь меня, и молчишь, и велика печаль Твоя, ибо вопросы мои — всё те же, и я — всё тот же. И Ты. И ничего не изменилось. Всё происходит заново, меняя форму, время, место, но ничего не меняется внутри…

Украина… Окраина. Территория, где я теперь живу. Земля у края, долгие столетия после татаро-монгольского ига оторванная от исторических корней развалившейся на рваные лоскутья Киевской Руси, жила сама по себе. «Моя хата с краю, ничого не знаю» — как национальный лозунг, стал отражать суть живущих здесь. Народ этот, не нужный никому, жил сам по себе, никому и не ответный, постоянно подвергаясь набегам и культурной экспансии то татарско-турецкого мусульманства, то польско-литовского католицизма, то просто пиратскому разбою торговых представителей европейских стран, без тени какой-либо идеологии угонявших его население в рабство для перепродажи на турецких и арабских невольничьих рынках. Генуэзские купцы через свои порты-базы в Крыму торговали практически исключительно живым товаром с этих окраинных земель, поэтому там и назывались более понятно: «жиновэзци» — то есть те, кто везут женщин (на продажу). Англичане тогда возили рабов в Америку из Африки, итальянцы — в Турцию из Украины, и разницы не было никакой. С тех пор всё поменялось: в Америке негр стал президентом, а украинские жинки ездят на продажу к туркам и арабам уже самостоятельно.

Оставшиеся у края земель остатки ранее единого народа, перемешанные чужой кровью и культурой настолько, что о своей и памяти не осталось, пели католические псалмы, наряжались в турецкие шаровары, разводили только свиней (которых татары не ели, — религия не позволяла, — и потому не отбирали), и предавались единственно оставшемуся занятию в этих условиях — укрывательству своего тяжко нажитого в этих условиях имущества от всех вышеперечисленных. И все эти условия его жизни сформировали один-единственный тип жителя этой территории «у края» — завистливый, замкнутый, осторожный и медленный в принятии решений, ленивый в их исполнении, и твердолобый в своей единообразной жадности и недоверчивости, узнаваемый сразу и безошибочно. И чем более западнее — тем более выраженнее. Но живя всё же свободно, хоть и постоянно воюя с врагами, но без притеснения властей, которых, толком, и не было, — всё же добродушный и доброжелательный к окружающим, и незлобливый внутри себя самого.

Россия, поднявшаяся-таки с колен на ноги уже Империей, со временем вернула эту территорию под свою власть, вернув с ней на эту землю и притеснения, и злобу к ней. Потом Российская Империя рухнула. Потом рухнула Советская Империя. Потом здесь рухнуло и само понятие «власть», превратившееся в аморфное вещество тёмно-коричневого цвета с отвратительным запахом, в котором давя друг друга дрались «золотари», набивая добытой поживой свои «закрома». Стала иметь значение только сиюминутная выгода: лишь бы схватить кусок побольше, да сожрать побыстрее, пока не отняли. Только здесь и сейчас! А после меня — хоть трава не расти! И так стало буквально во всём — от агрономии до политики, от гор мусора вдоль всех дорог до гор мусора в равнодушном теперь и глубоко безразличном ко всему сознании. Из всего этого духовного хаоса вылезла истинная сущность души копошащихся во власти избранных представителей этого народа — сущность свиньи, толстой и жирной, которая где жрёт, там и гадит. И ей на это просто наплевать… На этой земле никогда не было интеллигенции, которая могла бы смотреть дальше, чем только в сегодняшний день. Всегда было только ленивое и туповатое «население низкого уровня духовного развития» со своими узколобыми взглядами на жизнь свою в этом мире, только их «лучшие представители» и выплыли на поверхность, став «сливками» общества, и проявив себя во всей красе. И перед ним никогда не стоял вопрос: «А что будет дальше, в завтрашнем дне?..» Всегда было только «сейчас»…

Есть две Украины, которые друг друга, мягко говоря, терпеть не могут, разделённые территориально, но обладая всё же одним сознанием, на ментальном же уровне, по всей видимости, они никогда не станут одним целым. И обе — свиньи. Наиболее точный национальный символ Украины — двуглавая свинья с головами, смотрящими в разные стороны (одна — на Запад, другая — на Восток), но с одним большим, разбухшим чревом, на фоне столового прибора для них самих: вилки-трезубца. Их менталитет, вроде бы разный, более того, — диаметрально противоположный, а принцип действия — идентичный: схватить побольше, да сожрать побыстрее, не взирая на последствия. И так здесь было всегда, всегда же и будет, и ничего, видимо, никогда не изменится… Простите пожалуйста, если оскорбил этими словами кого-либо, — самому от этого не радостно.

Земли Украины, если выехать из городов и попасть внутрь самой страны, — это бескрайние дикие территории, традиционно заселявшиеся дикими степными народами — половцами, печенегами, хазарами, сарматами и т.п., сформировавшими со временем генофонд украинского народа, так и остались бескрайними дикими территориями, только теперь рядом с курганами, а местами и прямо на них, стоят кладбища с покосившимися могилками, да ходят ещё одинокие старушки возле разваливающихся от времени сельских глинобитных хаток, иногда для маскировки облицованных силикатным кирпичом. Здания огромных ферм бывших колхозов стоят разрушенными, как после бомбёжек минувшей войны, наполняя сердце смотрящего тоской и унынием. Молодёжь вся уехала в города, подальше от этой безысходности, а те, что остались, спились. Огромные, брошенные, вымершие территории, распахиваемые только арендаторами для выращивания только подсолнечника и рапса, высасывающих землю так, что после них несколько лет уже ничего толком не растёт. Странно, что нет здесь ещё полчищ китайцев! То ли не прознали ещё, то ли добираться, всё же, далековато. Им, видимо, и своего уже для них Хабаровского края под боком ещё хватает для освоения, пока обленившиеся русские беспробудно жрут свою горькую. Нас же спасают пока только расстояния, да непригодная для развития жизни экономическая ситуация.

Несколько лет назад я смотрел телепередачу нашего областного телевидения о выставке, приехавшей в исторический музей Днепропетровска, посвящённой мелким насекомым, которых можно рассмотреть только под микроскопом. Помимо рассматривания этой экспозиции, её посетителям предоставлялась возможность за символическую плату узнать свою родовую группу, к которой они принадлежат. Для этого с противоположных сторон головы, по её бокам, вырывалось по одному волоску, вместе с его корнем — волосяным фолликулом, непосредственно над которым чешуйки волоса, накладываясь одна на другую, образуют особого вида комбинации, свойственные конкретным родовым группам, грубо говоря — национальностям. Вырванные волоски помещались под мощным микроскопом, изображение с которого выводилось на монитор компьютера и обрабатывалось. Сотрудник этой выставки, который и занимался этой работой, дал корреспонденту очень интересный комментарий. За многие годы работы этой выставки по многим городам Украины была наработана обширная база данных, давшая определённые результаты. Выяснилось, что на её территории проживает действительно много представителей русской родовой группы, но численность которой меньше, чем польской, литовской и немецкой родовых групп, взятых вместе. Достаточно много ещё осталось и латентных евреев. Но что было для меня самым неожиданным — украинской родовой группы, как представителей отдельного народа — на самом деле не существует, и все, кто считал себя этническими украинцами, на самом деле относятся к родовой группе татарских народов, издавна заселявших степи этой территории, которые, основательно перемешавшись с бывшим населением Киевской Руси, и легли в основу фундамента генофонда Украины, и вот их — действительно большинство. Так что выражение: «Поскреби русского, и найдёшь татарина», для украинского народа куда более актуально.

Церковь… Я никогда, особо, не любил бывать в её храмах по праздникам, когда там много людей. Постоянные оценивающие взгляды шушукающейся толпы на тему: кто в чём одет, кто что делает, кто как молится, кто куда и как идёт, кто куда и какие свечки ставит, кто и насколько канонично выполняет какие обряды, по сути своей — показушные, правильно или неправильно, вовремя или не вовремя, и т.д., и т.п. Как внешняя форма без содержания… Постоянно занятые попы какими-то своими, важными для них делами, их унылые попёнки, отстоявшие службу с безразличными лицами, и сразу же разбегающиеся с заднего входа, чтобы разъехаться по домам на своих «Ленд Крузерах» и «Лексусах», припаркованных подальше от глаз прихожан, постоянно злобные старушки, собирающие твои, только ещё поставленные свечи, швабрами трущие полы у тебя под ногами, как будто ты тут пришёл только для того, чтобы мешать им делать их важные дела, а не к Богу! Церковь напоминает супермаркет с яркими витринами, подсвеченными световой иллюминацией, куда покупатели ходят для приобретения святости со скидками, управляющие занимаются менеджментом, топ-менеджеры торгуют, клинингеры убирают, и весь этот веками налаженный бизнес, по прибыльности уступающий только торговле оружием и наркотиками, приносит очень хорошие дивиденды их директорату.

Я всегда приходил один, стараясь выбирать дни, чтобы между мной и Богом никто не стоял, когда нет толпы, когда можешь побыть перед ликами святых один на один и с ними, и с самим собой, пытаясь уловить, почувствовать в своём сердце Любовь. И не получалось. Бог всегда был в моей душе, а сам я всегда был один на один с Богом. И все люди вокруг всегда были чужими людьми, не знающими ни тебя, ни друг друга, ни того, что у них внутри, да особо и не желающих знать ничего. В секты я никогда не ходил, — они напоминали мне паутину, в которую больные мухи ловят сами себя, ради одного жирного паука в середине. Собственно, всё — то же самое, что и в церкви, только более откровенно, нагло и не прикрыто завуалированной обрядной стороной, да ещё и в комбинации с мощной индивидуальной атакой «любовью» на нового рекрута, — по существу ведь в этом только и отличие.

Христианство… На заре своего исторического развития оно имело возможность стать людям светочем Свободы. И это направление его развития называлось Арианство, однако первый же Никейский «Вселенский собор» осудил его как безбожную ересь. Арианство говорило о том, что Иисус Христос и Бог — не одно и то же, ибо он такой же сын божий, как и все мы, поскольку все мы содержим в себе частицу Бога — нашу бессмертную душу, а он показал всем нам путь достижения Бога в душе своей. Но самое главное — Арианство отрицало необходимость церквей и священников для достижения божественного в своей душе, ибо только сам человек, находясь один на один с Богом, может узреть лик Его в своём сердце, чем покусилось на самое «святое» — на Власть Церкви. Несмотря на все гонения Католической Церкви, Арианство продолжало находить своих последователей всё долгое время средневековья, и возродилось в шестнадцатом веке в Польше, всегда отличавшейся стремлением к свободе, и впоследствии широко распространилось среди запорожского казачества.

Казалось бы, а какая разница в этих направлениях одной и той же религии? А разница эта — Огромна, поскольку даёт Человеку принципиально иную возможность познания Бога, и эта разница — как между червём, всю жизнь проживающем в своей навозной куче, такой тёплой, уютной и родной, и птицей вырвавшейся из клетки на свободу в новое измерение сознания. И когда червь, не зная никогда ничего другого, случайно выползал на поверхность и впервые видел Солнце, то в ужасе заползал обратно. То же всегда происходило и с «традиционными» христианами, уже не представляющими своё рабское повиновение в этом тоталитарном учении как-либо иначе. Арианство же открывало перед свободно развивающимся человеком принципиально другое состояние свободного духа, раздвигающего границы возможностей за горизонты сознания… Вспомните «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н.В.Гоголя. Там присутствует непонятный, на первый взгляд, удивительный персонаж, который резко выделялся из общего хода повествования. Казак Пасюк, бывший казак Запорожской Сечи, который уже стал стар и «вышел на пенсию», поселившись в одинокой хатке на краю села, и к которому пришёл кузнец Вакула за советом. Когда он вошёл в хату, то увидел странное действо: Пасюк полулежал на скамье, а перед ним на столе стояла миска с варениками, которые сами поднимались в воздух, перелетали в миску со сметаной, обмакивались в ней, и по очереди влетали казаку в рот. Сама по себе странная сцена. Но Вакула, собравшись с духом, стал-таки рассказывать Пасюку о своей проблеме, стал сам вслух размышлять о ней, ища варианты развития и выхода из неё, и сам всё понял-таки для себя и сам всё решил! Как это напоминало работу моего учителя из жизни во Франции, когда он только тихо улыбался, наблюдая за мной, не проронив ни слова, но раскрыв перед своим учеником Истину!

А сутью этой сцены являлось то, что были раньше на Сечи казаки, которые назывались характерниками, и которые исповедовали Арианство — течение христианства, заимствованное ими из Польши. Отвергая и церкви, и священников, они молились Богу сами, в диком поле, находясь один на один с Ним. И эти долгие молитвы, переводя сознание в состояние транса, могли длиться часами, становясь сходными с медитацией йогов, поднимая душу в Астрал, и, со временем, через многие годы таких практик, наделяя человека сверхвозможностями. И левитирующие предметы — стандартная практика тренинга и развития таких возможностей у людей, достигших просветления. Более того, казаки-характерники могли сами исчезать в чистом поле, растворяясь в воздухе, и возникая совсем в другом месте, могли работать с пространством-временем, уплотняя его перед собой так, что пули врага тормозились перед их телами, падая в траву или за складки их одежд, так что после боя эти пули приходилось из них вытряхивать, и оружие врага в бою не могло коснуться их тел. Они могли заживлять раны своих товарищей, как филиппинские хилеры, могли наводить «ману» на превосходящего их врага, и тогда целая армия могла ясным днём в чистом поле проехать мимо отряда тихо стоящих казаков, и их просто не увидеть. И ещё, видимо, много того, чего мы даже себе уже и не представляем. И потому сельская ведьма Солоха так боялась Пасюка, и обходила его стороной. А теперь то, что раньше было в порядке вещей, само собой разумеющимся, сейчас нашему «просвещённому» обществу кажется чем-то фантастичным и невозможным.

Но никаким тоталитарным системам жёсткого подчинения свободные от неё люди никогда нужны не были, более того, эти системы всегда становилась их ярыми врагами и преследователями. И Пётр Первый, утверждая свою власть над этими территориями, своим специальным указом под страхом смертной казни запретил казакам заговаривать пули, заниматься своими медитативными практиками и молиться Богу без церквей и священников, видя в этом основную угрозу своему абсолютизму, и нашёл ярых сторонников своим действиям в лице именно служителей церкви. И тогда последние остатки Свободы в Российской Империи исчезли.

…Я помню как давно, ещё в моём детстве, за стеклом на книжной полке моей комнаты стояла фотография моего школьного класса — всех моих одноклассников крупным планом. И когда я приходил из ванны, обмотанный полотенцем, я просто не мог его снять, и, взяв бельё, шёл переодеваться обратно в ванную!.. Потому, что они на меня смотрели! Они видели меня голого! Их фотография!.. И это продолжалось многие годы! Я понимал, что так не должно быть, что моё мировосприятие чудовищно искажено и извращено ханжескими догмами этого общества, которые просто не давали увидеть мир во всём его разнообразии и великолепии, формируя в моём сознании только чёрно-белую картину мира. Догмы просто закрывали его от меня! Я понимал, что все эти ужасные комплексы — этот червь, грызущий меня изнутри, — Страх Мой, с которым надо бороться, вырывая его из моего сознания беспощадно, который иначе сам не уйдёт никогда. Которого необходимо уничтожить, иначе он сожрёт меня, как личность, в этой жизни, данной мне Богом в награду, как высший дар, ценнее которого нет ничего на свете! Не дав прожить эту жизнь Свободным!!!

Но ещё долго я не мог освободить себя из его цепких клещей. Ещё долго я не мог понять тех людей, в которых этого червя не было никогда, которые пришли в этот мир с врождённым, или уже в раннем возрасте приобретённым иммунитетом к Страху. Я знал, что такие люди есть, и их много. С открытыми и телами, и душами. И я всегда, не по убеждению даже, а традиционно, «как все», считал их извращенцами, отщепенцами цивилизованного общества, презревшими его незыблемые святыни традиционных норм общественной морали. Но будучи несколько лет назад со своей женой в Крыму, на скалистых «диких» пляжах его южного берега, я встретил этих людей, которые были свободны и открыты буквально абсолютно, и стояли в своём духовном развитии несравненно выше догм общества, застывших в своём ханжеском, рабском понимании нравственности много веков назад. И тогда оказалось, что мы — люди «традиционных норм», — закрыты даже перед самими собой их бетонными блоками. Закрыты как перед другими людьми, так и перед Богом, потому что без одного не может быть и другого. Без Свободы не может быть Любви! Никогда и нигде! Тогда я и понял истинное значение Любви… Любви ко всему миру, сотворённому Богом, ко всему, что есть в нём.

Было очень странно ощутить там совсем другой набор чувств, которых я даже не надеялся уже обнаружить в своей душе. Я думал, что там меня должно захлестнуть чувство возбуждения от нахлынувшего адреналина, но пришло совсем иное — восторженное чувство умиротворения со всей вселенной и примирения с самим собой, из-за накрывшего меня своими крылами чувства любви ко всему сущему. И оказалось, что только оно — действительно наше настоящее, истинное состояние души, дарующее нам чувство истинного человеческого счастья.

Просто любить… Любить себя такими, какими мы есть. Любить всех людей такими, какими их создал Бог, во всём их разнообразии, всей своей душой. Что может быть более открытым и искренним?.. Великодушной, чистой, первозданной любовью, сохранённой где-то глубоко внутри нас, в нашей первородной памяти, когда «традиционные нормы» не вогнали ещё сознание человека в свои рамки. И только там, сбросив с себя все запреты этих «норм» вместе с одеждой, и став, как все они, я стал Свободным. Ибо только там я действительно стал открыт перед всеми, и все — открыты мне. И там различия наши для меня исчезли, ибо отличаться уже стало нечем, кроме того, что дал тебе Бог, а наши первозданные тела — это единственное, что Бог дал всем поровну, и всё наносное, навешенное обществом — сброшено вместе с остатками твоей одежды на камни.

Там я ощутил себя таким, каким есть на самом деле, со всеми своими недостатками и изъянами. И это видно всем! Ты открыт перед всеми — дальше некуда! Ты перед ними — как на ладони, как душа твоя — перед Богом! Там я впервые стал любить людей. Всех. Такими, какими они есть. Впервые в своей жизни. И я растворился в этой любви, идущей от них. Я впервые был в храме людей, открытых перед Богом! И вот там, на берегу спокойного синего моря, у самой кромки воды, стоя обнажённым на мелких камнях, где лазурные волны тихо-тихо шелестят между ними, слегка касаясь пальцев ног, щекоча и поглаживая их, как нежные девичьи прикосновения, Страх Мой исчез, как будто и не было его никогда в моём сознании. И только тогда, умиротворённый, я сделал выдох. И потом вдох… И только чистый, свежий воздух, напоенный свежестью морской волны, её запахами, её дыханием, наполнял мою грудь, растворяя душу в этом бесконечном пространстве тишины и спокойствия. И счастья воссоединения с самим собой. Счастье всегда с тобой, пока сердце способно любить.

Кто мы? Чтобы раскрыть сознание, недостаточно просто открыть глаза. Необходимо открыть душу, и не только навстречу новому, неизведанному, пугающему, но и внутрь себя самого.

Жить в обществе, среди людей, принадлежать обществу и быть свободным от него — невозможно. Пока ты являешься частью общества, пока ты зависишь от него, твоя свобода ограничена. Всегда! Ты свободен лишь до той степени, пока не ущемляешь свободы других людей. И это — главное условие существования человечества, без которого оно просто рухнет. А вырваться из этого замкнутого круга и жить в одиночку на необитаемом острове — нет смысла, ибо это — тупик… По настоящему свободным можно стать только от «самого себя» — свободным от своих комплексов, своих предубеждений, своих страхов. Истинную свободу можно обрести лишь освободив Себя от Себя Самого — освободив свой разум, свои чувства, душу свою на пути из Тьмы к Свету.

Прометей! Я живу в городе, в котором находится единственный в мире памятник этому античному Богу, нашему символу, отдавшему свою бессмертную жизнь за то, чтобы дать людям Божественный Огонь, чтобы зажечь их сердца стремлением вырваться из замкнутого круга животных инстинктов. Чтобы вложить в их головы понимание истинного смысла их появления в этом мире. Чтобы поднять их глаза, уткнутые в проблемы своего существования, вверх, к беспредельным небесам, ко Вселенской Любви, к Богу… Он стоит на высокой дорической колонне, сам как бы являясь олицетворением факела Священного Огня, который он держит в левой руке, высоко поднятой над головой. Правой рукой он сжимает обрывки цепей, которыми был прикован к Олимпу, как символ Освобождённого Разума, разорвавшего на себе свои оковы, освободив от них себя и дав всем людям надежду обрести Свободу. Но люди давно забыли и его жертву, и тот огонь, который когда-то горел в их душах, возвещая миру о рождении Нового Человечества…

Я живу в этом городе всю жизнь. После окончания школы я обучался в нашем технологическом университете, где получил образование инженера-электрика. Потом несколько лет я работал мастером-электриком на одном из коксохимических заводов нашего города, но однажды вдруг остановился, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить за эти годы, и не смог вспомнил ничего. Ничего! Были эти годы в моей жизни или вообще и не было их — просто дырка в памяти. Годы моей жизни были просто убиты в эту работу. Когда рано утром ехал на завод — на улице было ещё темно, когда возвращался — было уже темно, особенно в зимний период года. Ужинал, и засыпал, не зная, досплю ли до утра, или поздно ночью за мной приедет дежурка, чтобы вновь отвезти на завод, где опять вышло из строя какое-то древнее оборудование, переработавшее уже в несколько раз все допустимые сроки своей эксплуатации.

Тогда я послал эту работу ко всем чертям, и пошёл служить в один из райотделов нашего города, благо офицерское звание, полученное после окончания военной кафедры нашего университета, тогда это позволяло даже без школы милиции. Там я проработал несколько лет и участковым инспектором, и инспектором ООП, но вновь ушёл на свободу. Там было очень интересно, и было что вспомнить, но работа эта была собачьей, с утра до поздней ночи, совершенно не оставлявшей времени на личную жизнь, подходящая только для молодых и ещё не женатых. Там работало много хороших людей, прошедших и психологический, и профессионально-физиологический отбор, и проверку временем, трезвые, грамотные и сострадательные к людям, «последние солдаты империи», которым было не всё равно то, что происходит в нашей стране. Но та гнилая система, винтиками механизмов которой мы стали, оставляла каждому только три варианта собственных действий: либо подставлять свою спину для наказаний, либо спину своего товарища, либо просто уйти, поскольку с развалом Союза кроме метода «кнута» других методов в этой системе не осталось. Для метода «пряника» средств не было никогда. И текучесть кадров стала огромной: за эти несколько лет, прошедших с моего увольнения, там уже не осталось практически никого, кого бы я знал.

За время службы в милиции я заочно окончил Харьковский национальный университет МВД, получив квалификацию юриста, и после увольнения из «органов» стал заведующим юридическим сектором в одном из районных пенсионных фондов нашего города. Какой я всё же был наивный со своими представлениями о справедливости, ранее видя работу судов только по уголовным делам, где всё было хоть как-то более-менее ясно, понятно и относительно честно, не сталкиваясь до этого с работой судов гражданско — процессуального права. Реально законы наши — «как дышло: куда повернёшь, — туда и вышло», и судьи наши крутят ими по своему усмотрению и настроению, соответственно мотивированному заинтересованными сторонами, «как цыган колесом», и понятие «совесть» в этой среде воспринимается каким-то диким атавизмом на фоне реалий нашего времени. Сутью моей работы было ограждение пенсионного фонда от всякого рода посягательств нищих пенсионеров, требующих свои честно заработанные копейки, полагавшиеся им по закону. И суды в этом деле меня активно поддерживали! Не защищать пенсионеров, пожилых людей, всю свою жизнь положивших ради этой страны, в которой пенсионный возраст выставлен больше средней продолжительности жизни её граждан, еле доживших до законно полагающейся им пенсии, а защищать государство от них!.. Пробыв там всего два месяца, я буквально сбежал, навсегда для себя решив никогда более с грязью этой системы не связываться!!! Так противно, как было там, мне не было никогда.

Зачем же было столько учиться, пробуя разные, порой противоположные направления своего пути, в поисках себя, в поисках своего предназначения в этой жизни? А затем, чтобы научиться Думать и Чувствовать, Свободно и Открыто, перестав быть винтиком каких бы то ни было замкнутых систем. Чтобы вырваться на свободу, не только внешне не принадлежа ни одной из систем с вертикалью подчинения одних людей другим, что само по себе отвратительно свободной душе, но и освободив саму свою душу от оков этого общества, которые с неё приходится сбрасывать постоянно! И только тогда, когда ты становишься открыт Всем — без страха опозориться, без страха быть непонятым, без страха отличаться от остальной безвольной массы со своими предрассудками, запретами и стереотипами, окружающей тебя в этом мире, — тогда ты открываешь себе самому Себя. И только тогда ты и обретаешь Свободу… Ты жив, пока ты помнишь, кто ты на самом деле. По частям, по кусочкам, по крупинкам собери мозаику своей жизни, чтобы в их отражении наконец-то Увидеть Себя!

Я отбросил от себя всё наносное, посвятив всего себя рождению всего нового и живого в этом мире. Я стал кузнецом ручной художественной ковки, что подсознательно тянуло меня к себе всю жизнь, и теперь мои руки из холодного, мертвенно застывшего и неподвижного металла, в огне моего горна, в ударах моего молота, рождают живых сущностей со своей душой и энергией, иногда развивающейся в них даже помимо моей воли и первоначальных замыслов, — вот тогда это приносит настоящий восторг. Я женился на самой красивой и нежной девушке, образ которой я встречал ранее на полотнах Рембрандта и Рубенса, зачав и родив с ней моего сына, плоть от плоти моей, который останется жить в этом мире после меня. Я написал этот текст, для всех вас, чтобы попытаться освободить ваше сознание и от страха смерти, и от догматов общества. Чтобы думать не только о своём выживании в этом мире, но и почувствовать всю его бесконечную многогранность задач, поставленных Богом перед Человеком, причина, цель, суть которых, как это ни банально — Свобода!


P.S.: Если кто-то, кто прочёл этот текст, разбирается в историческом материале, или имеет доступ к архивным данным, или кому просто интересна эта тематика, и он полон энтузиазма раскрывать загадки истории, пожалуйста, помогите мне выяснить, где именно происходили описываемые события моих прошлых жизней, и, если удастся, как меня тогда звали. Мне очень хочется это знать.

Заранее благодарен всем, кто откликнется! Мой адрес в интернете: SulimovDV@mail.ru Поскольку я не часто захожу смотреть свою почту, даю адрес в интернете и моей жены: SulimovaJ@mail.ru

Загрузка...