Мои печали и мечты

АЗАЛКАНОВ, герой не нашего времени, около 40 лет

НЕВЕСТА, юна, глупа, практична

РАНЯЕВА, мать невесты, около 40 л., знает жизнь насквозь

ВОТКИН, пенсионер-цветовод

МИНУСИНСКИЙ, друг жениха и тайный недоброжелатель

РОЗОВ, друг жениха, вечный пионер

ЕЛЕНА, всеобщая любовь

ДЖОН ДАУНЗ, как бы американец, нарочито глуп

САША, юноша

МАША, девушка

ВАСЕНЬКА, молодой человек, будущий хозяин всего

Первое действие

САША. Не бойся, лестница крепкая. Ну?

МАША. Тише! Тише, что ты?

САША (убавил звук). А в чем дело? Дом нежилой. Дверь на чердак кто-то наглухо заколотил, засовы навесил, замки. Сюда никто не войдет.

МАША. Под эту музыку наши бабушки и дедушки прыгали. Ей сто лет.

САША. А я люблю все старое. Я люблю вспоминать, но мне еще нечего вспоминать. Зачем живут люди? Чтобы быстро, быстро, как можно быстрее состариться — и начать вспоминать. Лет через двадцать я со слезами буду слушать то, что все слушают сейчас. А сейчас слушаю это. Мне кажется, я тоже жил в том времени, хотя меня тогда еще не было. Понимаешь, я слушаю, как будто мне уже лет сорок — и молодость прошла, и вот была эта музыка, под которую я танцевал когда-то с красивой девушкой. А наше время вижу так, будто мне семьдесят, будто пятьдесят лет прошло. И я наяву вижу ту, которую любил пятьдесят лет назад. Боже, как она была красива, как хороша, как я мог не умирать от счастья, дурак такой, рядом с ней? Я не понимал своего счастья!

МАША. Ты — не понимаешь?

САША. Я понимаю. Но понимаю — когда гляжу из будущего. Если смотреть на сегодняшний день из сегодняшнего дня — понять ничего невозможно. А вот когда прошло пятьдесят лет!.. Какая прекрасная тоска: все позади — и любовь, и юность! Как было хорошо!

МАША. Значит, тебе семьдесят? Ну, и что я буду делать с таким стариком?

САША. Что старушки делают? Сидеть рядышком и вспоминать. Присаживайся.

МАША. Ну и пыли здесь! А это что за стулья? А там что-то такое… На сцену похоже.

САША. Может, здесь был подпольный клуб диссидентов. Не знаю. (Стирает пыль.) Ты садись, садись, старушка, в ногах правды нет. К тому же — варикозное расширение вен, левосторонний паралич, сядь, сядь, болезная моя!

МАША. Фу, какие ты гадости говоришь!

САША. Ну что, старушка, вспоминаешь? Помнишь, как мы залезли на чердак пятьдесят лет назад? Помнишь, мы решили пожениться — верней, просто пожить вместе, без всяких формальностей. Узнать друг друга. Конечно, подальше от родителей. Но где? Снять квартиру — дорого. И мы решили поселиться здесь.

МАША. Ты серьезно?

САША. Тебе сначала не понравилось. Пыль, грязь. Но мы устроили райский уголок. Старый широкий диван, два стула, стол — что еще нужно?

МАША. А где это?

САША. Вон там, в углу. Там кто-то жил.

МАША. Еще зараза какая-нибудь.

САША. Помнишь, ты сказала: «Еще зараза какая-нибудь!» А я повел тебя туда, мы постелили чистые белые простыни, мы навесили полог из белого тюля — и увидели, что у нас райский чертог любви! (Включил магнитофон. Лирическая музыка.) Вспомни, вспомни! Страна корчится в судорогах переходного периода, коррупции, организованной и неорганизованной преступности! Плевки народного гнева устлали тротуары, портреты политиков, ковры дворцов и кафель вокзальных сортиров — все! Деваться некуда было от этих плевков, от криков гнева и восторга! А мы делись. Как мы любили друг друга, ты помнишь? На чердаке было душно, мы ходили голые, обливаясь потом, и вытирались простынями…

МАША. Тут душно в самом деле…

САША. Ты не помнишь? Ты забыла, старушка? Ты стесняешься? Но это же была наша молодость! Ты сказала: какая духота! Я открыл дверь, ведущую в никуда, то есть когда-то был балкон, но теперь его нет, только прутья торчат. (Подходит, распахивает дверь с окошком.) Ты подошла… Ты подошла!

Ты выглянула с опаской.

Ты увидела, как из стены, прямо из стены растет дерево. Ты удивилась: что это?

МАША. Что это?

САША. А я сказал: это дерево! Это вишневое дерево! И на нем даже есть вишни!

МАША. Точно. Вижу, вижу!

САША. Сейчас. (Тянется достать вишни.)

МАША. Осторожно!

САША. Полгода назад я обнаружил этот чердак и это дерево. Странно. Чердак уже был, а тебя еще не было.

МАША. Я была.

САША. Для меня тебя еще не было. (Дает ей вишню, вторую кладет себе в рот. Сплевывают косточки, смеются.) Так они обвенчались и причастились!

МАША. А что было потом?

САША. Что?

МАША. Ты рассказывал, что с нами было. Здесь, на этом чердаке, пятьдесят лет назад. А что было потом?

САША. Потом? Не знаю.

МАША. Нет уж, начал рассказывать — рассказывай!

САША. Потом… Потом ты бросила меня. Очень пошлая история. Ты ушла к богатому человеку, ушла, предав мою светлую, но нищую любовь! И я прыгнул вот отсюда, с высоты пятого этажа, а внизу целая свалка железок, и я разбился.

МАША. Ты так обо мне думаешь?

САША. Что, было не так? У меня склероз, может, я что-то напутал. Семьдесят лет — не шутка!

МАША. Было так. Мы поженились. У нас родились два мальчика и две девочки. Мы жили счастливо до восьмидесяти пяти лет и умерли в один день. Я, кажется, люблю тебя.

НЕВЕСТА. Чего ты по спине-то колотишь? Я ж не подавилась, а чихаю!

АЗАЛКАНОВ. Но ведь полегчало?

НЕВЕСТА (еле сдерживаясь, чтобы еще не чихнуть). Вообще-то. да… (Осматривается). Кошмар! Что, в самом деле? Тут все и будет? Вот фантазия тоже! Нет, я понимаю, когда экзотика. У одной моей подружки свадьба в самолете была. Жених самолет снял, представляешь? Начали в Москве, а кончили на Дальнем Востоке. Или еще на яхте интересно. Или даже можно в ресторане, но по-человечески…

АЗАЛКАНОВ. Сонька, молчи!

НЕВЕСТА. Слушай, ты уж выбери уж наконец что-нибудь одно. То я у тебя Сонька, то Лиза, то Гретхен, то вообще… как ты меня вчера? Офигения какая-то.

АЗАЛКАНОВ. Ифигения. Что делать, мне не нравится твое имя. Уговор был: ты его меняешь на другое, которое я выберу.

НЕВЕСТА. Ты неделю уже выбираешь. Хотя — не понимаю. Зоя. Нормальное имя.

АЗАЛКАНОВ. Мою первую любовь так звали.

НЕВЕСТА. Тем более!

АЗАЛКАНОВ. Тем менее. Не хватало мне еще повторений. Этот чердак многое повидал! Видишь эти стулья, эту сцену? Тут был театр. Он так и назывался: «Чердак». А там, за поворотом, дом-то углом построен, там повесился мой папа. А вон в том углу произошла моя вторая любовь. Там очень уютно, диван даже есть. Пойдем?… Ба, а кто это дверку открыл? (Подходит, выглядывает.) Должна быть закрыта. Подойди сюда. Подойди, не бойся.

НЕВЕСТА (довольно неуклюже ступая по керамзиту, подходит). Тут балкон, что ли, был? Зачем на чердаке балкон?

АЗАЛКАНОВ. Излишества старой архитектуры.

НЕВЕСТА. Свалишься тут — костей не соберешь. (Отходит.)

АЗАЛКАНОВ. Все увидела?

НЕВЕСТА. А что еще?

АЗАЛКАНОВ. Ты посмотри, посмотри.

НЕВЕСТА. Ну?

АЗАЛКАНОВ. А вот это?

НЕВЕСТА. Куст какой-то.

АЗАЛКАНОВ. Это не куст, Дунька, это вишня, это мой вишневый садик.

НЕВЕСТА. Перестань! Дунька! Так я и согласилась!

АЗАЛКАНОВ. Прошу прощения, а кто объявление дал: «Ищу обеспеченного человека для замужества, согласна на любые условия»? Мне это «согласна на любые условия» очень понравилось.

НЕВЕСТА. Я не отказываюсь, я на все согласна, но всему пределы тоже есть!

АЗАЛКАНОВ. Кто-то косточку вишневую выплюнул, может, я сам, косточка в щель попала, зародилось деревце. Я туда земли подсыпал. Вишневый мой садик. Посмотри, Настенька, мои вишенки! Вишенки спелые уже! (Обнимая ее, наклоняется.)

Ты что?

НЕВЕСТА. Показалось, что ты меня сбросить хочешь.

АЗАЛКАНОВ. Это зачем же?

НЕВЕСТА. Кто тебя знает. От вас жди да жди…

АЗАЛКАНОВ. Сбросить — нет. Сброситься — это в нашем стиле, Маруся.

НЕВЕСТА. Все, хватит! Я выбрала себе имя. Ирина. Ну, или Елена. Только не Варя. У меня Варя подруга была. Во-первых, уродина жуткая, во-вторых, в семнадцать лет от сердца померла. Несчастливое имя.

АЗАЛКАНОВ. Так среди Елен и Ирин наверняка есть такие, что в семнадцать лет от сердца померли. Всякое имя несчастливое, Варенька моя! Кто же ты, действительно? (Смотрит на нее.) Галина? Нет. Екатерина? Нет.

НЕВЕСТА. Венера! Это у меня подруга тоже есть. Рожа! С ней чай пить — лимона не надо, взглянешь и кислит. Но — Венера!

АЗАЛКАНОВ. Дунька ты. Дунька. Но — сейчас. А ты меняешься. Странно. Одномерное ведь существо, а — меняешься.

НЕВЕСТА. Ирина, да? Договорились?

АЗАЛКАНОВ. Чердак мой, чердак! Сколько здесь в войну было играно, сколько поцелуев было сорвано с девичьих губ! А вина и водки сколько выпито! Бог ты мой! Еще четыре года назад я ночевал здесь каждую ночь, пьяный…

НЕВЕСТА. Жена домой не пускала?

АЗАЛКАНОВ. С ней мы уже расстались к тому времени. Хорошо было, одиноко, уютно…

НЕВЕСТА. Что ж хорошего? Пыль, грязь. И отец, говоришь, повесился. С ума сойдешь от страха. Он почему повесился? С ума сойти, как эти камни скрипят!

АЗАЛКАНОВ. Это керамзит, для утепления насыпали. Дом старый, обветшал, жильцы последнего этажа на холод жаловались. Год назад насыпали кремзита. А потом жильцов выселили, дом перестраивать будем. Совместное предприятие — АМД! Азалканов, Минусинский, Даунз. Заметь, я первый в списке. Даунз больше для представительства, поскольку американец. А Женя Минусинский совсем ни для чего. Друг юности. Пропадал от безделья, вот я его и пригрел. Вместе преобразим домишко. Будет тут пятизвездочный отель.

НЕВЕСТА. А этот Даун прямо настоящий американец?

АЗАЛКАНОВ. Даунз. Настоящий, Патриция.

НЕВЕСТА. И чего ему дома не сидится?

АЗАЛКАНОВ. Захотел мир посмотреть. Оживить своим присутствием рашен бизнес.

НЕВЕСТА. Нашел где мир смотреть… Слушай, а ты меня не обманываешь? Я вдруг подумала: ты не маньяк вообще? На чердак какой-то привел. И где стол, где гости будут сидеть — и вообще?

АЗАЛКАНОВ. Все будет. Через час тут будет дворец. (Достает и открывает бумажник, показывает содержимое Невесте). Ну? Похож я на маньяка?

НЕВЕСТА. Нет.

АЗАЛКАНОВ (обнимает ее). Пойдем вон туда. Вон в тот уголок. Антонина! Не мучь человека!

НЕВЕСТА. Ирина. Я выбрала. Ирина.

АЗАЛКАНОВ. Так! Уже торговля начинается? Слушай же меня, Феодора! Идешь туда? Считаю до трех миллионов. Раз миллион!

НЕВЕСТА. Иду.

САША. Обойдетесь! Тут занято!

АЗАЛКАНОВ. Вот те на! Я же велел все заколотить. Ты как попал сюда? Через крышу, что ли?

САША. Это наше дело.

МАША (появляется). Сашка, перестань.

АЗАЛКАНОВ. Саша, значит? Саша, будь добр, мети отсюда. У меня тут лирическое мероприятие намечается.

САША. У вас намечается, а у нас уже.

МАША. Да ладно тебе…

АЗАЛКАНОВ. Как вас зовут, милая девушка?

МАША. Маша.

АЗАЛКАНОВ. Вам удивительно подходит это имя. Маша. Маша и Саша.

САША. Слушай, ты!..

АЗАЛКАНОВ. Не хочу слушать. Хочу говорить. Сегодня мой день. Я держал вот этими руками и гитару, и лопату, и книги, и… чего я только ими не держал! А сегодня держу в них вот это чудо. Я, Азалканов Петр Алексеевич, бывший мальчик и грустный житель этого чердака, бывший алкоголик, а ныне миллионер, — я женюсь сегодня на этой вот девушке по имени…

НЕВЕСТА. Зоя!

АЗАЛКАНОВ. Она шутит. Мария ее зовут. Как и вас, милая девушка. Мария. Я женюсь сегодня на этой Маше и приглашаю вас. Свадьба состоится здесь. Приходите часа через полтора.

САША. Мы уже пришли. Дом, между прочим, ничейный.

АЗАЛКАНОВ. Ошибаешься, дружок. Дом — чейный, дом — мойный. Я купил его у города, предоставив жильцам квартиры в новых домах. Город предоставил по моей просьбе.

САША. И что, ломать будете?

НЕВЕСТА. А вы тут жить собрались? Родители жениться не разрешают? Известная история!

АЗАЛКАНОВ. Саша, ты найдешь себе другой чердак. В твоей жизни много еще будет чердаков. А для меня этот — единственный. Ну? Отступного дать тебе? Сколько?

НЕВЕСТА. Охота деньги бросать. Они и так отсюда свалят.

МАША. Это вы, извините, свалите.

АЗАЛКАНОВ. Саша не уйдет. Вижу. Я бы на его месте тоже не ушел. Что ж. Воркуйте себе в своем гнездышке. Но приглашение на свадьбу — в силе.

МАША. Спасибо.

АЗАЛКАНОВ. Тебе спасибо.

МАША. Мне-то за что?

АЗАЛКАНОВ. Просто так, Мария. За то, что ты любишь своего Александра.

САША. Что ты имеешь в виду, жлоб?

АЗАЛКАНОВ. Ершись, юноша, ершись, защищай Машу, все правильно! (Невесте.) Пойдем, Мария, не будем мешать их счастью.

МАША. А вы меня не узнали?

АЗАЛКАНОВ. Ты жила в этом доме?

МАША. Нет.

АЗАЛКАНОВ. Не помню. Не хочу вспоминать. Меня это отвлекает. Пойдем, Машенька.

САША. Ты откуда его знаешь?

МАША. Да нет, показалось.

САША. Ты его узнала, я видел.

МАША. Мне показалось. Думала, что это он, а потом увидела, что не он.

САША. Кто — он?

МАША. Как-нибудь расскажу. Это неинтересно.

НЕВЕСТА. Куда ты меня ведешь?

АЗАЛКАНОВ. А что?

НЕВЕСТА. Там же твой отец повесился!

АЗАЛКАНОВ. Ну и что? Я думаю, он бы одобрил. И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть! Он бы одобрил. Он был экзистенциалист по натуре.

НЕВЕСТА. Слушай, перестань меня дразнить всякими словами! Терпеть не могу непонятные слова! Диалектичный! Консенсус! Коммунимба… Коммубника… Коммуникабельный! Тьфу, мерзость!.. Все ноги обломаешь, пока дойдешь! И скрипит — не могу!

АЗАЛКАНОВ (подхватывает ее на руки). Милая моя! Любовь моя! Никого так не любил! Юное ты мое нежное существо!

РАНЯЕВА. Я первая, что ли? Рано пришла… А может, не здесь? Вроде, других таких домов нет в округе… (Достает апельсин, ошкуривает, ест.) На фиг, спрашивается, жить, если жизнь так быстро проходит? Уже дочь замуж выдаю… А сама в четвертый раз не замужем опять… Только вчера ходила в короткой юбочке с косичками… (Вдруг увидела себя — на сцене.) Я жила в многодетной семье, и на мне лежали многочисленные обязанности по домашнему хозяйству. Но я стремилась воспитывать в себе самостоятельность, благодаря чего достигла результатов. Спасибо за внимание… А теперь вот я обеспечена. Но одно у меня недоумение, гражданин следователь, почему я все время знаете чего хочу? Вы догадались? Вы покраснели? Подавись, гад! (Кинула апельсином в пространство. Вздохнула.) В то время как наблюдается нехватка и дороговизна основных продуктов питания, есть люди, живущие не по средствам и выбрасывают их на помойку! Как не стыдно! (Достает апельсин, ест.)

ВОТКИН. Извините, свадьба здесь будет?

РАНЯЕВА. Рано пришли.

ВОТКИН. Я всегда заранее выхожу, чтобы вовремя прийти. Ведь всегда что-нибудь случается, бубны-козыри. Транспорт подведет, дождик начнется, а ты зонт забыл, возвращаешься… А в этот раз ничего не подвело. Случайность.

РАНЯЕВА. Родственник жениха?

ВОТКИН. Бывший сосед. Жили в этом доме. Не понимаю даже, почему он меня пригласил. У нас отношения были не близкие. Обычные. Общечеловеческие, так сказать. Почему-то пригласил, бубны-козыри! Воткин моя фамилия. Иван Иванович Вот-кин. Понимаете?

РАНЯЕВА. Ну и что? У нас в магазине грузчик работает, фамилия — Запоев. Он всем говорит, что не от слова запой, а от слова запеть. И он вправду поет — особенно когда в запой уходит. Пьет и поет.

ВОТКИН. Вы все-таки не поняли. Не Вод-д-д-дкин, а Вот-т-т-ткин. Через «т» пишется. А звучит одинаково за счет оглушения звонкой согласной в соответствии с правилами русского языка. А я, между прочим, водки в жизни не пил. Ни разу, бубны-козыри! По два рубля восемьдесят семь копеек была — с зеленой такой этикеточкой, помните? — не пил! По 3.62 — не пил! По 5.30 — с красной уже такой этикеточкой такой — не пил! По 6.20 — не пил! А потом счет на сотни пошел, на тысячи — параллельно с инфляцией, тогда уж тем более не пил!

РАНЯЕВА. Не люблю водки. Хоть и пью иногда.

ВОТКИН. А я и вина не пил. Алиготе — не пил, рислингов никаких не пробовал, Каберне — не нюхал даже, Хванчкара — даже названия не слыхал. То есть слыхал, а в глаза как раз не видел.

РАНЯЕВА. А родственник ваш не зашибает? Зять мой будущий?

ВОТКИН. Повторяю — не родственник. Сосед. Тут, бубны-козыри, такая история. Раньше пил, даже очень пил. А потом взялся за ум. Как отрезало. История, говорит, дала мне шанс.

РАНЯЕВА. Значит, опять сорваться может?

ВОТКИН. Не полагаю. Думаю, пример отца служит ему примером. Отец его схоронил больную свою жену, мать его, а сам повесился от белой горячки на этом вот как раз чердаке.

РАНЯЕВА. Ну вас, какие вы вещи рассказываете!

ВОТКИН. Что ж сделаешь — факт! Человек был гордый. Мне говорил: ты, Воткин, живешь убого, ты нищ духом! Допустим, оно и так. Но вот я живу убого, а где ты?

РАНЯЕВА. Я в Бога верю. Я очень сильно верю в Бога! Я прямо жить без этого не могу, в церковь каждую неделю, как в баню! Так в бога верю, прямо… (Не находя слов, страстно стискивает руки.)

МИНУСИНСКИЙ. Мать невесты, если не ошибаюсь?

РАНЯЕВА. Раняева Галина Петровна. Можно Галина. Я что, старо выгляжу, что на мать похожа?

МИНУСИНСКИЙ. Наоборот. Мне сказали, что очень моложавая мама. Я как увидел вас: ну, думаю, совсем молодая девушка! Это или сама невеста или ее мама. Но невесты тут нет, значит — мама!

ДАУНЗ (с акцентом). Здравствуйте.

РАНЯЕВА. Это что, иностранец?

МИНУСИНСКИЙ. Из Америки приехал. Совладелец наш и компаньон. Джон, плиз, лук вокруг — это чердак. Тщердак.

ДАУНЗ. Тщердак. Тщердак. Грейт!

МИНУСИНСКИЙ. Вери гуд! В Америке есть чердаки?

ДАУНЗ. Тщердаки ин Америка? Ес, польным-польна. Коробутчка. Грейт тщердак! Бьютифоул тщердак!

РАНЯЕВА. Ему нравится, что ли?

МИНУСИНСКИЙ. Конечно. Милая старина и ветхость. (Даунзу.) Здесь, Джон прошла наша юность.

ДАУНЗ. Оу-ноу!!

РАНЯЕВА. Испугался, что ли?

МИНУСИНСКИЙ. Восторгается. Обожает восторгаться. Положительные эмоции полезны для здоровья. Его хлебом не корми, дай повосторгаться. Они с утра встают и вместо завтрака ищут, чем бы повосторгаться. Солнце светит — хорошо! Дождь идет — прекрасно! Снежок посыпал — вообще от восторга с ума сходят. Ес, Джон?

ДАУНЗ. Ес.

МИНУСИНСКИЙ. А оттуда вон пацаненок упал и разбился. Насмерть.

ДАУНЗ. Оу-ноу!

МИНУСИНСКИЙ. А там вон повесился папаша нашего жениха.

ДАУНЗ. Оу-ноу!!

РАНЯЕВА. Он что, все по-русски понимает? А говорить может?

МИНУСИНСКИЙ. Только три слова: здравствуйте, спасибо и о’кей.

ДАУНЗ. Тщердак.

МИНУСИНСКИЙ. Ну да, еще одно появилось — тщердак. Вери, вери гуд, Джон! (Раняевой.) Не смотрите на него так, он женат, у него пятеро детей. А вы — замужем?

РАНЯЕВА. В разводе. А пятеро детей не помеха. Давно он тут? В гостинице небось? По домашней кормежке небось соскучился? Скажи ему, что я его в гости приглашаю на пирог.

МИНУСИНСКИЙ. Джон, эта вумен вонт ю.

ДАУНЗ. Оу-ноу?!

РАНЯЕВА. Врешь, не так сказал! Я сама английский в школе проходила, понимаю кой-чего! Сэр! Плиз кам май хаус, на май пай, это, ну, ю хангри, есть, кушать, жрать пирог, ес?

ДАНЗ. Ес, спасибо!

ВОТКИН. Он ваше предложение может понять в аморальном смысле.

РАНЯЕВА. И дай-то бог! А то наши мужики нашу женщину уже ни в каком смысле не понимают!

МИНУСИНСКИЙ. Не все, Галина, не все!

РАНЯЕВА. Не сепети, ты сегодня в минусе!

ВОТКИН. Между прочим, его фамилия как раз Минусинский. Но не от слова минус, а от названия города Минусинск. Это я, Женя, не для издевательства над тобой говорю, а сообщаю как совпадение.

МИНУСИНСКИЙ. Ты всегда был мудр и справедлив, дядя Ваня, строгий наш сосед! Ты нас гонял, чтобы мы не топтали цветы возле дома — и как ты был прав! Ты нас не пускал на чердак, забивал дверь, а мы не слушались. Ты даже капканы ставил!

ВОТКИН. Капканы я ставил слабые, чтобы напугать, а не покалечить. Для вашего же блага.

РАНЯЕВА. Что это у него?

МИНУСИНСКИЙ. Ни дня без цифры. Такой жмот — своих денег не дал, на общие купили ему. Неделю уже считает, что выгодней — перестроить дом или сломать и новый возвести. А где жених-то с невестой?

РАНЯЕВА (подсаживается к Даунзу). Джон, а как бы мне научиться… Ну, как тебе… Ай вонт на этой вот хреновине… Я хочу понять, как она работает, ай вонт ю андестен, понял?

ДАУНЗ. О’кей!

МИНУСИНСКИЙ. Женщина, Даунза голыми руками не возьмешь! Человек-крейсер! Ледокол! Он сметает на своем пути глыбы сомнений и противоречий. Он хотел купить Пизанскую башню, чтобы из ее камней построить камин в своем ранчо в штате Оклахома.

РОЗОВ. И тебе это нравится?

МИНУСИНСКИЙ. Витя пришел! Здравствуй, Витя! Ругаться пришел? Все-то ты ругаешься в последнее время! Ты не торопись. Видишь, мистер Даунз как раз высчитывает, что выгодней, сломать дом или перестроить.

РОЗОВ. Варвары! Вы кляли и проклинали тех, кто уничтожает старый город! И сами теперь взялись уничтожать его! Лицемеры!

МИНУСИНСКИЙ. Не кипятись, друг! Те уничтожали как попало. А мы планомерно и ради людей. Есть разница?

РОЗОВ. А я тебе не друг! Кончилась наша дружба! Кончилось время, когда я на все был готов ради тебя, ради Петра! Здесь, на этом чердаке мы мечтали о будущем! Вы предали нашу юность!

МИНСИНСКИЙ. Насколько я помню, ты мечтал не о будущем, а о Нинке из второго подъезда. Ты увидел однажды через окно, как она голая ходит по комнате, и не мог успокоиться, ты рассказывал нам об этом сорок восемь раз!

РОЗОВ. Здравствуй, дядя Ваня. И ты сюда пришел? Пришел на свадьбу того, кто разрушит твой дом? Вспомни свои цветы! Ты обносил их изгородью, ты не позволял там бегать кошкам, собакам и детям! И теперь равнодушно смотришь, как ломают изгороди и вытаптывают последние цветы!

ВОТКИН. Всему свой срок, Витя. Дом устарел, дом отжил свое. Старое старится, бубны-козыри, молодое… Молодое тоже, в общем, старится. Что поделываешь, Витя?

МИНУСИНСКИЙ. Погнали Витеньку из хирургов! Вырезал кому-то гланды вместо аппендицита — и дисквалифицировали!

РОЗОВ. Врешь!

МИНУСИНСКИЙ. Руки-то дрожат с похмелья, вот он и попал ножиком вместо живота в горло.

РОЗОВ. Врешь!

МИНУСИНСКИЙ. Теперь он фотограф. Снимает на улицах, на свадьбы приглашают, на похороны. Ты как фотограф здесь?

РОЗОВ. Дядя Ваня, обрати внимание! Что делает русский человек, когда у него нечиста совесть? Кается? Мучается? Нет! Он притворяется еще более бессовестным, чем есть на самом деле! А где жених? Где этот иуда? Где этот престарелый новобрачный? Как он посмел устроить свою пошлую свадьбу в этом святом месте?

Лена! Богиня! Свет в окошке!

ЕЛЕНА. Позавчера виделись.

РОЗОВ. Зачем ты пришла? Он посмел тебя пригласить? Ты знаешь, что у него свадьба тут?

ЕЛЕНА. Знаю. Он мне сказал. Не пригласил, просто сказал. Конечно, я не собиралась приходить. Бывшая жена приходит на свадьбу — смешно. Потом я подумала: что за комплексы? Я люблю его до сих пор, хотя и выгнала его в свое время. Он мне дорог. Почему я должна это скрывать и стесняться этого? Я спросила себя: хочу я пойти на эту свадьбу? И ответила себе: да, хочу. Я хочу на это посмотреть. И я не стала притворяться перед собой, я пришла.

РАНЯЕВА. Конечно, если некоторые никакой гордости не имеют…

РОЗОВ. Молчи, женщина!.. Извините… Вы кто?

РАНЯЕВА. Мать невесты, несмотря на возраст и внешний вид.

РОЗОВ. Тем более! Должны уважать. Вы сказали про гордость. Знали бы вы, что это самая гордая женщина на свете! (Целует Елене руку.) Леночка, уходи отсюда. Не надо…

ЕЛЕНА. Я останусь, Витя. Я хочу.

РОЗОВ. Ты знаешь, они ведь хотят стереть с лица земли этот дом.

ЕЛЕНА. Давно пора. Клоповник. Трубы текут, потолки трескаются, зимой холодно, летом жарко, мусоропровода нет…

РОЗОВ. Хорошо. Оставайся. Я тоже останусь. Я его поздравлю. Я плюну ему в рожу!

АЗАЛКАНОВ. Ну, плюй, Витенька!

РОЗОВ (подходит, смотрит на Азалканова, обнимает его). Сволочь ты, сволочь… Твоя невеста? Как зовут?

НЕВЕСТА. Зоя.

АЗАЛКАНОВ. Вообще-то…

НЕВЕСТА. Зоя меня зовут, Зоя!

АЗАЛКАНОВ. Ну, пусть.

РОЗОВ. Ничего девка. При фигуре, смазливая, дура, естественно. То, что ты хотел.

РАНЯЕВ. Слушай, зять, мне этот попрыгунчик на нервы действует. Он твой друг? Тогда пусть ведет себя по-дружески! Вы где бродили-то? (Невесте.) Все платье изгваздала.

НЕВЕСТА. Изгваздаешь тут.

АЗАЛКАНОВ. Здравствуй, Лена.

ЕЛЕНА. Здравствуй.

АЗАЛКАНОВ. Пришла? Спасибо.

РАНЯЕВА. Вот люди! Сроду не видала таких! Бывших жен на свадьбу приглашают! Да свадьба-то будет или нет? Или пошутили — и пойдем куда-нибудь в нормальное место? Можно даже ко мне, только других гостей подождать. Джон, ты как?

АЗАЛКАНОВ. Свадьба будет здесь. А ждать никого не надо.

РАНЯЕВА. Это то есть как? А сестра моя с мужем, а тетки мои двоюродные, а женщины с работы? С моей только стороны человек двадцать названо!

АЗАЛКАНОВ. Обойдутся. (Идет к двери, закрывает.) Все, кворум. Можно приступать. (Елене.) Познакомься, это моя невеста.

ЕЛЕНА. Я поняла. (Невесте.) Елена Петровна. Бывшая его жена, но вы не беспокойтесь.

НЕВЕСТА. А я и не беспокоюсь. Очень даже приятно познакомиться. Зоя.

АЗАЛКАНОВ. Ты ошибаешься. Тебя тоже Леной зовут. Ты же хотела. Решено — Лена!

НЕВЕСТА. Ладно. Только чтобы уже не менять!

РАНЯЕВА. Это как же то есть? Извините, она Зоя! В честь подруги детства названа!

НЕВЕСТА. Я — Лена. Ясно? Лена!

РАНЯЕВА. Смотри, Зойка — или Ленка теперь, черт с тобой! — смотри, тебе жить! Оно, может, и правильно. Я своим именем всегда недовольна была. Хотела быть Викторией. Я когда в пригороде жила, дачное такое место, там у нас дом снимали обеспеченные люди, у них дочка была Виктория. Все конфеты шоколадные жрала. «Буревестник», «Ласточка», «Василек». Жрала, а фантики выкидывала. А фантики двойные, бумага такая, ну, как папиросная, только другая, а под ней фольга, снизу белая, а сверху желтая, синяя, зеленая, в каждой конфетине разная… Она конфеты жрала, а я фантики подбирала. И вот, верите, нет? — стою за прилавком, год, что ли, назад, смотрю — она, Виктория! Постарела, постервела, и видно, что без папы-мамы совсем в упадок пришла. Я ее сразу узнала, но вида не подаю. Спрашиваю вежливо: вам чего изволите, мадам? Нам конфеток шоколадненьких двести грамм! Ты понял, нет? Привычка-то конфетки кушать осталась, а денежек-то шиш, вот она и — двести грамм! Ну, я ей наваливаю не меньше килограмма, даже на весы не ложила — на! Жри на здоровье, пока кишки не склеятся! Она говорит: не могу понять своего недоумения, с какой стати такой презент? Ну, тут я напомнила ей про фантики и про наше босоногое детство. Она расплакалась, дура… Я тоже…

АЗАЛКАНОВ. Что-то не свадебное настроение у нас. Мистер Даунз, мы здоровались или нет?

ДАУНЗ. Здравствуйте.

АЗАЛКАНОВ. Здравствуй, Джон! Кушать хочешь? Потерпи, все будет. Будет много сюрпризов! (Достает телефон.) Алло? Васенька? Это я. Как договорились. Через полчаса ты здесь. Десять минут даю тебе, и чтобы все тут блестело и переливалось. Десять минут, я сказал! (Присутствующим.) А пока… А пока посмотрите все на этого человека, на дядю Ваню Воткина! Многие мечтали оказаться на моей свадьбе, многим я отказал. А дядю Ваню — позвал. С какой стати? Ну, сосед, ну и что? А то, что этот скромный человек, правда, ненавидящий кошек, собак и людей за то, что они топчут цветы, но ведь не убивал же он людей за это… Кошек и собак травил, да, а не пускайте их хозяева на клумбы, не пускайте! И вот этот тихий человек спас меня от смерти. Давным-давно я был мальчик и я захотел умереть. Мамы не стало… Отец… Ну, и любовь несчастная… В общем, я решил. Я шел на этот чердак, чтобы прыгнуть и разбиться, как разбился один пацан за год до этого. И тут дядя Ваня, губитель собак и кошек, спросил меня: эй, паренек, чего плачешь? Чего плачешь, говорит, бубны-козыри? Равнодушно спросил, конечно, но ведь заметил же! И я подумал: даже если в этом придурке — ведь я придурком тебя считал, дядя Ваня, — если даже в этом тихом придурке вдруг нашлось доброе чувство и доброе слово, значит не все еще потеряно! Эти слова твои, дядя Ваня, спасли меня — и спасают всю жизнь. Я — живу.

ЕЛЕНА. Хорошо живешь?

АЗАЛКАНОВ. А почему ирония? Скажи-ка, Джон, вот, например, у вас в Америке возникает такая ситуация: человек был алкоголик и потерян он был для общества, для собственной жены, общество его гонит, жена его гонит, он живет на чердаке, как последний нищий. И вдруг он решил: хватит! Свободная жизнь вредна для здоровья. Он одумался. Если люди с одной извилиной в голове богатеют не по дням, а по часам, то он-то с его умом!.. И через два года он стал богат — ну, или почти богат. Хорошо это? Женя, переведи ему.

МИНУСИНСКИЙ. Он понял.

ДАУНЗ. Ес, ай андестен. Грейт! Ха-ра-шо!

АЗАЛКАНОВ. А вот и нет! По нашим меркам это не хорошо! Жена удивляется, общество в недоумении: чего это он? Брось, мол, не придуривайся, все равно ничего у тебя не выйдет, опять запьешь, опять на чердаке поселишься! На костюм твой с подозрением смотрят, на приличный вид, а вот когда ты пьян, оборван, когда у тебя самого чердак поехал, тогда все в порядке!

ДАУНЗ. Тщердак — поехал?

МИНУСИНСКИЙ (стучит себя по голове). Тщердак. Га-ла-фа! Текникал термин.

ДАУНЗ. Фак ю?

МИНУСИНСКИЙ. Ес! Гад дэмет! Щщщит!

ДАУНЗ. Оу-ноу?!

АЗАЛКАНОВ. Итак, выпьем… Черт, выпить пока нечего!..

РАНЯЕВА. Есть, есть! Я как знала…

АЗАЛКАНОВ. Поприветствуем и выпьем за дядю Ваню Воткина, моего спасителя и…

ВОТКИН. Спасибо, конечно… А гонять я вас, конечно, гонял. И насчет кошек и собак, бубны-козыри… Но как? Я переселился в этот дом тридцать лет, разведясь с негодяйкой-женой, которая мне изменила, и я с тех пор на женщин не могу смотреть без внутреннего отвращения. И вот посадил я, помню, настурции. Вытоптали! Ладно. Дай, думаю, астры разведу. Развел астры. Это уже лет двадцать пять назад было. На другой год у меня были тюльпаны. А на следующий год у меня на одной клумбе были георгины, на другой калы, на третьей… Что же у меня было на третьей клумбе?… Вот напасть, бубны-козыри!..

АЗАЛКАНОВ. Лена! Витя! Женя! Почувствуйте момент! Мы ведь прощаемся с этим чердаком! Послушайте его тишину! Она такая же, как десять, как двадцать лет назад!.. И запахи те же, и…

РОЗОВ. Какой театр был…

ЕЛЕНА. Слава по всему городу.

МИНУСИНСКИЙ. Сдуру грезилось: в Москву поедем, столицу завоевывать! Как же, новая театральная эстетика, импровизационный театр!

АЗАЛКАНОВ. А давайте покажем? Лена, Женя, Витя! Время есть, давайте покажем! Они же в жизни такого не видели!

ДАУНЗ. Болшой театр. Грейт!

МИНУСИНСКИЙ. Вот именно. Ты восторгайся, это полезно.

АЗАЛКАНОВ. Ну? Готовы?

ВОТКИН. Что за пьеса? Кто автор?

АЗАЛКАНОВ. Дайте любой предмет.

РАНЯЕВА. Расческа подойдет?

АЗАЛКАНОВ. Годится! Даже очень! (Берет у нее расческу.)

НЕВЕСТА. В детдоме это называлось: вшивогонка.

РАНЯЕВА. Ты опять? Не детский дом, а интернат. Я в длительную командировку уезжала, тебя с собой взять не могла. Опять меня попрекаешь?

НЕВЕСТА. Очень надо. Просто вспомнила.

АЗАЛКАНОВ. Играем спектакль под названием «Расческа»!

Расческа. Предмет для расчесывания волос. (Передает Минусинскому.)

МИНУСИНСКИЙ. Расческа. (Моментально считает.) В ней ровно пятьдесят зубчиков. Это специально или случайно? (Передает Елене.)

ЕЛЕНА. Расческа. Неживая сама по себе. Оживающая в руках. (Передает Розову.)

РОЗОВ. Расческа. Из пластмассы. Пластмасса не разлагается тысячелетиями. Нас уже не будет, а она будет лежать в земле. В развалинах этого дома.

РАНЯЕВА. Почему? Я ее обратно возьму.

АЗАЛКАНОВ. Теща, не мешай!

РАНЯЕВА. Не теща пока! А расческа хоть и дешевая, а вещь! Придумали — в развалины ее!

МАША. Не мешайте!

РАНЯЕВА. А ты-то кто?

АЗАЛКАНОВ. Тихо!

(Держит расческу.) Первая расческа у меня появилась в четырнадцать лет. До этого я причесывался пятерней. Или вообще не причесывался… У меня были вьющиеся волосы…

МИНУСИНСКИЙ (берет расческу). А я пользовался расческой отца. И однажды не сразу причесался, а сперва понюхал. Она пахла аккуратным чиновничьим потом. Меня чуть не стошнило. Я стал врагом нашего чиновничьего государства. (Передает расческу Елене.)

ЕЛЕНА. Я часами расчесывалась у зеркала, мне было тринадцать лет, я представляла себя замужней женщиной. Я причесывалась и все ждала, когда войдет мой муж и скажет: хватит наводить красоту, мы опаздываем в театр! А он все не входил…

РОЗОВ (выхватывает). Ненавижу! Бездушные одинаковые вещи! Раньше были гребни. Резные ручки. Завитки. Оправы. (Вырывает зубчик.) Вот и нет одного. (Возвращает Елене.)

ЕЛЕНА. Вот и нет другого.

МИНУСИНСКИЙ. Вот и третьего нет.

РАНЕВА. Вы что, все повытаскиваете? Она у меня пять лет — и как новая!

АЗАЛКАНОВ. Вот и четвертого нет, и пятого, и шестого.

ЕЛЕНА (выхватывает расческу, вырывает горстями). Вот и все, все, все!.. Ничего не осталось.

РАНЯЕВА. Одурели совсем. Тоже мне, театр!

МИНУСИНСКИЙ. Нет расчески. Лысый ежик.

АЗАЛКАНОВ. Расческа есть. Только без зубчиков.

ЕЛЕНА. Нет расчески!

АЗАЛКАНОВ. Их можно вставить.

МИНУСИНСКИЙ. Или новую купить.

РОЗОВ. Но это будет уже другая расческа.

ЕЛЕНА. Вот именно. Значит, все кончено.

АЗАЛКАНОВ. Аут! Вяло, неинтересно! Ни фантазии, ни образов, ни характеров, ни мыслей! Вы разучились. Вы отупели!

РОЗОВ. Каков поп, таков и приход.

МИНУСИНСКИЙ. Занавес. Джон, спектакль окончен.

ДАУНЗ. О, грейт! Вандефоул! О, о! (Рукоплещет.)

ЕЛЕНА. Нет, Азалканов. Не старайся, не вернешь.

АЗАЛКАНОВ. Я ничего не собираюсь возвращать.

ЕЛЕНА. Я не хотела приходить. Но пришла… Мне кажется, ты делаешь большую глупость. Я ведь тебе нужна, я вижу.

РАНЯЕВА. Это что, спектакль, что ли, опять?

НЕВЕСТА. Что-то мне этот спектакль не нравится.

МИНУСИНСКИЙ. Жизнь — тесное пространство. Все приходится делать на виду у всех.

САША. Он тебе нравится, да? Все ясно. Ты такая, как все. Тебе нравятся старики с деньгами.

МАША. Не валяй дурака! Если мне нравится человек, мне плевать, есть у него деньги или нет. Но он мне — не нравится!

АЗАЛКАНОВ. Я вам не нравлюсь? Вранье! Я всем нравлюсь! Я обаятелен, богат и нагл!

ЕЛЕНА. Ах, ах, ах!

ВОТКИН. Вспомнил! На третьей клумбе у меня розы были! Я их не люблю, возни много, но — посадил! Розы у меня были!

РОЗОВ. Вы посмотрите, посмотрите! Половины этих домов уже нет, остались только на фотографиях! Я хожу и снимаю то, чего уже не будет никогда! Вы чувствуете это очарование ветхости, русской жизни? А вот взгляните, узнаете этот дом? Мы сейчас в нем находимся. А в этом вот окне жила моя любимая женщина, ее тоже звали Леной, как вас. Она присутствует здесь. Угадайте, кто?

НЕВЕСТА. Я не Лена. Я Зоя.

РОЗОВ. Леночка, бросьте! Бросьте этого дурака! Уйдем отсюда со мной! У меня нет ни копейки, но я сохранил молодость души и удивительную оптимистичность! И, между нами говоря, жестокую сексуальность. Останетесь довольны! Ну, решайтесь!

НЕВЕСТА. Отстань ты, козел! Плешивый козел!

РОЗОВ. Это неправда! Я не плешив! А если бы даже и был плешив, разве дело в этом? Что вы знаете о моей душе? Вот — фасад здания! (Тычет в фотографию.) Взгляните, взгляните! Что вы знаете о людях, которые живут за этим фасадом? Что вы знаете обо мне?

НЕВЕСТА. Иди ты, маньяк! Сейчас как въеду коленкой — на всю жизнь охота пропадет к девушкам приставать!

АЗАЛКАНОВ. Не смей обижать его, Настасья! Это человек замечательной души! А какой хирург!

РОЗОВ. Был! Был!..

АЗАЛКАНОВ. Еще будешь! Не все потеряно! Я вылечу тебя от пьянства, я куплю тебе новейшую медицинскую технику, ты откроешь свою клинику!

РОЗОВ. Да, да, да! Руки тоскуют по скальпелю. Ты не поверишь, мне снится, как я режу, режу, режу… И люди встают здоровые… Ведь я мог по двенадцать часов у стола простоять, по пять, по шесть операций в день!.. Да. Судьба распоряжается мудро. Пусть один из нас станет капиталистом и поможет другим. Прости, что я плохо о тебе думал.

АЗАЛКАНОВ. А ты плохо обо мне думал?

РОЗОВ. Очень плохо. Ты сходишь с ума. В невесты выбрал дуру какую-то.

АЗАЛКАНОВ (Невесте). Это он так шутит.

НЕВЕСТА. Надоели мне его шутки! Делают из меня идиотку! Думаете, у меня души нет? Она есть — и вся израненная, между прочим! Она заранее израненная, потому что я красивая и люблю жизнь, и жизнь меня за это накажет, потому что всех красивых жизнь обязательно наказывает! (Всхлипывает). Мама!

РАНЯЕВА. Да погоди ты! Ты видишь, какой у меня тут шанс! Джон, ты пойми! Ты влопался, Джон! Я акула, хищница, у вас там таких нет. Говори честно, ты женат?

ДАУНЗ. Ес.

РАНЯЕВА. Тебе же хуже, развод, хлопоты! Смотри, Джон, что я сделаю. Мы сейчас пойдем туда. И там… Ты увидишь, ты поймешь. Тебе придется жениться и увезти меня в Америку. Ес!

ДАУНЗ. Но-но-но!

РАНЯЕВА. Пойдем, пойдем! Ты не устоишь! И будет это изнасилование с твоей стороны, а свидетелей полно!

ДАУНЗ. Но-но-но! Это интригательно!

РАНЯЕВА. Еще как интригательно! Ты влопался, Джонушка! Это же надо, на чердаке свой лучший жизненный шанс найти!

ДАУНЗ. Тщердак. Рашен шутка? Розыгрыш?

РАНЯЕВА. Будет тебе шутка, будет тебе и розыгрыш! Пойдем!

МИНУСИНСКИЙ. Да… Это тебе не Дикий Запад времен освоения. Это гораздо хуже. Попался Виннету Вождь Апачей, сгубила его Сонька Золотая Ручка!

ЕЛЕНА. Слушай, что с ним происходит?

МИНУСИНСКИЙ. С Петром? Он этого сам не знает.

ЕЛЕНА. Ты должен знать. Ты всегда про него все знал.

МИНУСИНСКИЙ. Мне надоело! Еще когда мы дружили четверо — я, ты, он, Витька, ты выбрала меня в присяжные поверенные. Ты ссорилась с Петром и шла ко мне, требовала, чтобы я объяснил, в чем смысл его поступков. Потом вы поженились. И опять ссорились, и опять ты приходила ко мне. Ты даже спрашивала, как его вернуть, когда сама же его выгнала. И неужели ты за все эти годы не поняла, что я тебя элементарно люблю? Я ненавижу этот дом! Ненавижу эту гниль и путаницу! Я хочу взорвать все к чертовой матери! И взорву!

ЕЛЕНА. Значит, ты меня любил, оказывается?

МИНУСИНСКИЙ. Да.

ЕЛЕНА. А почему не сказал?

МИНУСИНСКИЙ. Не знаю. Ты добрая, ты бы ответила лаской. Могла бы даже и замуж за меня выйти. А любила бы Петра. Ну, и на фига мне такой геморрой?

ЕЛЕНА. Я смотрю на него и у меня какие-то предчувствия.

МИНУСИНСКИЙ. Запросто. Чердак, например, рухнет. Петруша, может, для того и свадьбу здесь устроил. Личность ведь суицидальная, самоубийственная. Но втихомолочку из жизни не уйдет, нет. Он из этого фейерверк сделает!

ЕЛЕНА. Ты всегда его не любил.

МИНУСИНСКИЙ. Я никого так не любил, как его! Разве тебя только… А потом… Что говорить…

МАША. Я устала. Ты за несколько минут меня вымотал своими словами! Чего ты хочешь?

САША. Я вижу! Я предчувствую! Зачем себя обманывать? Будешь потом раскаиваться, что не ушла от меня вовремя. Уходи сейчас. Я знаю, таким девочкам, как ты, нравятся такие мужики, как он. Разреши себе это, позволь себе это!

МАША. Что? Что?

САША. Но потом мы встретимся. Пройдет лет десять — и мы встретимся. Ты будешь постаревшая, подурневшая, брошенная им и десятком таких, как он! И тогда ты меня оценишь, но будет поздно! Все. Я ухожу.

МАША. Саша! Ты с ум сошел! Что с тобой? Вот дурак, а! Я тебя люблю!

САША. Тебе кажется.

ВОТКИН (подошел к ним). Лет двадцать назад или больше, когда вас и на свете еще не было, я посадил душистый горошек. Запах был изумительный! Я тогда полюбил полевые цветы. Я ездил за ними в лес.

МАША. За полевыми цветами — в лес?

ВОТКИН. Конечно. В лесу на больших полянах растут лучшие полевые цветы.

АЗАЛКАНОВ. Васенька, ты?

ГОЛОС. Так точно!

АЗАЛКАНОВ. Ну вот, сейчас начнем. Прошу тишины! Просьба: на десять минут, всего на десять минут уйти вон туда, за угол. Ну, анекдоты рассказывайте, в буриме играйте… Увидите, что будет. Идите туда, я прошу!

РАНЯЕВА. Сюда нельзя!

ДАУНЗ. Можно, ес, можно!

РАНЯЕВА. Насилуют! Изнасиловали уже! При свидетелях! Американец, гад такой, это тебе не Чикаго, мой дорогой! Налетел, смял, я охнуть не успела! (Джону.) Ну, как? Милицию будем звать?

ДАУНЗ. Но-но-но. Не надо.

РАНЯЕВА. Женишься на мне?

ДАУНЗ. Ес. Женюс.

НЕВЕСТА. Горько, мамаша!

АЗАЛКАНОВ (дико). Да скройтесь вы все, наконец!

(Идет к двери, громко.) Помни, Васенька, на все про все у тебя десять минут!

Второе действие

АЗАЛКАНОВ. Стоп, стоп, стоп!

ВАСЕНЬКА. Что-нибудь не так?

АЗАЛКАНОВ. Не так, Васенька! Что еще за Мендельсон, к черту Мендельсона! Это пошло! Другую музыку!

ВСЕНЬКА. Но проблем! (Включает другую музыку.).

АЗАЛКАНОВ. Ну? Как вам?

РАНЯЕВА. Жалко, другие не видят.

АЗАЛКАНОВ. Может быть, и других пустим. Начнем пока в своем кругу. Знакомьтесь, это — Васенька. Васенька, подойди.

Кто был Васенька полгода назад? Мелкая шестерка с незаконченным средним образованием и двумя годами условной судимости, жулик. Неандерталец, неотесанная личность, но чрезвычайно бойкий мальчик! Вообще хорошо иметь под рукой человека, на непорядочность которого можно полностью положиться. Я его пригрел. Пусть уж он лучше работает на меня, честного человека, чем на таких же жуликов, как он сам, только крупней масштабом. Спасибо, Васенька! Все именно так, как я хотел. Аляповато, крикливо, по-купечески. Шампанское, икра, естественно, балык, естественно!

ЛЕНА. Ты что — за тамаду и за жениха? Может, дашь сказать другим? Поздравить тебя и невесту. Надо ведь блюсти обычаи.

РОЗОВ. Если они есть. А если их нет?

РАНЯЕВА. Ну, Джон, поздравь дочку. Ты ей без пяти минут тесть. Понимаешь? Тесть! Джоша! Вынь банан из уха, поздравь дочку любимую свою!

ДАУНЗ. Май точе? Но-но-но!

РАНЯЕВА. Не но-но-но, а да-да-да! Ес, то есть. Так вот. Дочка! И ты, зять! Если посмотреть назад в перспективу прошлого, то жили мы, конечно, погано, как и вся наша любимая страна, но жили мы все-таки хорошо! Желаю вам прожить совместную жизнь рука об руку с верой в будущее, воспитывать своих детей в рамках правил, чтобы не было за них стыдно! Если уж мы сами все негодяи, то давайте хоть детям дадим шанс, давайте хоть их-то приличными людьми вырастим! Ну, и так далее.

ВОТКИН. Цветов на столе не хватает. Полевых цветочков, бубны-козыри. Сколько я цветов пересажал, а полевые лучше всего.

НЕВЕСТА. Я не поняла, нас поздравляют или как?

МИНУСИНСКИЙ. Уже поздравили. Так, мамаша?

РНЯЕВА. Сам папаша! Горько! Дождалась счастливого дня, вырастила дочку, горько! На кого ж ты покидаешь меня? Зачем же ты уходишь? Разве нам плохо было вместе с тобой? Горько!

ВСЕ. Горько! Горько! Горько!

АЗАЛКАНОВ. Друзья мои! Почему я решил отпраздновать свою свадьбу здесь, на этом чердаке? Потому что как ни удачно складывалась и сложится еще моя жизнь, лучшее было здесь! Что икра, балык, шампанское! Сейчас я угощу вас плодами юности, плодами познания добра и зла! (Бросается к дверце, высовывается.) Это кто же, паразиты, всю вишню объел? Кто, я спрашиваю?

САША. Какой грозный! Ну, я.

МАША. Да не он, не он! Он и не подходил туда!

САША. А ты помалкивай!

АЗАЛКАНОВ. Вот так. Так и бывает. Ты растишь свое деревце, свой вишневый садик, а кто-то приходит и срывает все вишни до одной… Все правильно…

ВОТКИН. Новые вырастут. У меня как цветы топтали, я сперва очень огорчался, а потом думаю: что ж, новые посажу! Я сажаю, а их топчут, я опять сажаю, а их опять топчут! Тридцать лет без малого продолжались эти битвы!

МИНУСИНСКИЙ. И кто победил, дядя Ваня?

ВОТКИН. Ничья вышла.

РОЗОВ. Не страдай, Петя, из-за вишенок. Скоро все равно ни садика твоего, ни самого дома не будет. Вы же его ломать собрались.

АЗАЛКАНОВ. Перестраивать! Все от меня зависит, между прочим! Кто с властями связь держит? Кто вообще все это организовал? Боже мой, сколько коньяка им споено, сколько им взяток дадено!

ЕЛЕНА. Ты взятки научился давать, Азалканов?

АЗАЛКАНОВ. Ах, Лена, это же не всерьез! Российский бизнес — это игра, да еще двойная игра — в западный бизнес, который тоже игра. Все — игра!.. Главное, кто игру ведет. Я вот захочу — и никакой гостиницы не будет здесь. Отреставрирую дом и вселю жильцов обратно. Разукрашу его декоративными трещинами — и из каждой трещины будет торчать вишневый кустик! То-то все рады будут! Дядя Ваня, будешь рад?

ВОТКИН. Как сказать. Я уже возле нового дома три клумбы посадил. Одну уже пес объел, бешеный какой-то оказался, травоядный. Ну, я его, конечно, притравил. Хозяйка в суд подала, он, оказывается, редкой породы и больших денег стоит. Жестокость, говорит! А красоту портить — не жестокость?

МИНУСИНКИЙ. Петя, ты ведь шутишь насчет дома? Смотри, Джон волнуется.

ДАУНЗ. Отел!

АЗАЛКАНОВ. Отель? Щас прям! Отель пятизвездный посередь помойки? Обойдетеся! Людям моего родного города жить негде, а они — отель! Шиш вам!

ДАУНЗ. Щищ?

МИНУСИНСКИЙ. Щищ! Ну, это то же самое, что фак ю.

ДАУНЗ. Но-но-но! Отел!

МИНУСИНСКИЙ. Ты, Петя, извини. Такое дело. Раз уж ты так, то и мы так. Придется нам с Даунзом исключить тебя из нашего экономического содружества.

АЗАЛКАНОВ. Это кто вам позволит? У кого связи с отцами города? У меня! Авторитет у авторитетов у кого? У меня! Ну, и денежки, в конце концов.

МИНУСИНСКИЙ. Денежки? Нет у тебя их, голубчик. Я тут на досуге провел ревизию твоих дел. Твои кредиты не обеспечены, твой счет в банке может быть арестован в любой момент. Да, кажется, уже и арестован. Машина куплена не на твое имя, квартира принадлежит фирме. У тебя ничего нет.

РОЗОВ. О, сволочи! Лена, полюбуйся! И это были друзья! И вот один друг съедает другого на глазах у всех! А тот даже не очень удивился!

АЗАЛКАНОВ. Что правда, то правда. Я даже не очень удивился. Ладно. Что ж. Свадьба продолжается!

НЕВЕСТА. Никаких свадеб!

АЗАЛКАНОВ. Почему, Зоинька? Я ведь к тебе, честное слово… Даже влюбился, правда, правда. Ты не бросай меня.

НЕВЕСТА. Не Зоинька, а Елена! На фиг ты мне, голодранец такой? Махинатор! Жулик!

РАНЯЕВА. Вот именно! У нас в Америке тоже жуликов хватает, правда, Джончик? Но там жульничают в рамках закона, а не как попало!

АЗАЛКАНОВ. Ладно. Ладно. Обвели. Пока. Мы еще посмотрим. Главное — веселье продолжается! (Минусинскому.) Возьми невесту, не портить же свадьбу! Столько средств ухлопано!

НЕВЕСТА. А что, я не против. Он мне сразу понравился, между прочим.

(Минусинскому.) У тебя глаз твердый, решительный. Это хорошо. Прямо в душу проникает.

АЗАЛКАНОВ. Лобзай ее, бери ее, горько! Тебе не привыкать вторым быть!

МИНУСИНСКИЙ. Кто подлец, спрашивается? Все на меня смотрят, как на подлеца, а кто настоящий подлец? Ведь он знаете на что намекает? Он намекает, что у меня с Еленой после их развода отношения были! Во-первых, не было никаких отношений, а во-вторых, как ты можешь, Петя, вот так публично позорить женщину, которую ты любил? А?

РОЗОВ. Предатели! Все предатели! Боже, что творится! Предают родину! Предают юность! Петр! Евгений! Лена! Опомнитесь! Оглянитесь! Вспомните нашу юность!

МИНУСИНСКИЙ. А что было-то? Ничего, кроме фантазий. Скука. Петр придумал, что любит Елену. Мы с Витькой придумали, что ревнуем, но терпим из благородства. Потом Елена с Петром придумали, что им надо пожениться. Потом придумали, что надо развестись… И до сих пор не можем успокоиться. Витя придумал, что он теперь борец за родину и за юность. Петя придумал, что он строитель будущего, энергическая личность. Леночка придумала, что у нее пожизненная роковая любовь.

РОЗОВ. А ты? Ты что придумал? А? А?

МИНУСИНСКИЙ. Ничего. Жизнь сама все придумает. Вот, придумала, что я жених. Мне самому это в голову бы не вперло! Горько!

НЕВЕСТА. Горько!

ВСЕ. Горько! Горько!

САША. Ну? Что ж ты не идешь к нему? Ты же так на него смотрела!

МАША. Отстань!.. Как выяснилось, он не миллионер. И у тебя нет причин ревновать.

САША. Зато теперь он страдающая личность. Девушки таких обожают. Ты его еще больше полюбишь теперь.

МАША. Чтобы больше любить, надо сперва хоть как-то любить. А я его еще никак не любила.

САША. Ты уверена? Что ж ты так смотрела на него?

МАША. Как? Я просто смотрела. Человек в центре внимания, жених, вот на него все и смотрят.

САША. Мне казалось, что я сегодня тоже что-то вроде жениха.

МАША. Конечно. Но ты рядом. А он напротив. На тебя неудобно смотреть.

САША. Да? Так иди к нему! Имей силу духа, не запрещай себе! Идешь? Или я сейчас спрыгиваю с чердака!

МАША. Ты с ума сошел? Ты что?

САША. Я не хочу! Я не могу видеть твое притворство! Ну? Иди к нему — или я прыгаю!

МАША. Ты… Ты шизофреник.

САША. Ясно! Все ясно!

МИНУСИНСКИЙ (не подходя и даже не глядя в ту сторону). Что, пороху не хватило? С чего это он? Кто он такой вообще?

САША. Я хотел! Я просто споткнулся! И случайно ухватился за куст! Отпустите меня! Жлобы!

АЗАЛКАНОВ (Розову). Отпусти его.

РОЗОВ. Прыгнет опять.

АЗАЛКАНОВ. Не прыгнет.

Вот так. Это не наше поколение. Уж если бы я решил, я бы прыгнул.

МНУСИНСКИЙ. Один раз ты решил — и не прыгнул. А от слова «поколение» меня тошнит. Нет никаких поколений.

ВАСЕНЬКА. Там у дома народ собрался. На свадьбу приглашали, говорят.

РАНЯЕВА. Нечего, нечего! Мы уже заканчиваем! Гулять некогда, дел полно! Визу в Америку оформлять, деньги собрать. (Даунзу.) Оставишь зятю (кивает на Минусинского), ему то есть, доверенность на все дела, а сами возвращаемся. Тут ловить нечего, шансов нет!

НЕВЕСТА. Я тоже хочу поехать!

РАНЯЕВА. Успеешь. На какие шиши ты там жить будешь? У тебя ни профессии, ни образования. Или мой Джон тебя за красивые глаза кормить должен?

МИНУСИНСКИЙ. Положим, судьбу вашей дочери я сам решу. Как законный муж.

РАНЯЕВА. Ты не очень, не законный муж еще!

МИНУСИНСКИЙ. Минутное дело! Вот свидетельства о браке, подлинные, с номерами и печатями. (Демонстрирует.) Осталось только имена вписать.

РАНЯЕВА (уважительно). Зойка, держись за него, это парень не промах!

МИНУСИНСКИЙ (Невесте). Ну? Каким именем тебя вписать?

НЕВЕСТА. Каким? Ладно. Пиши — Мадонна!

МИНУСИНСКИЙ. А не слишком?

НЕВЕСТА. Нормально. Имя как имя. Мадонна, я сказала!

МИНУСИНСКИЙ. А по отчеству?

РАНЯЕВА. Мадонна Федоровна. Впрочем, за границей по отчеству не принято. А фамилию мы отчима возьмем. Как там твоя фамилия-то? Вот из ю нейм?

ДАУНЗ. Джон.

РАНЯЕВА. Это имя, а фамилия?

ДАУНЗ. Фэмили? О, май вайф, май точе!

РАНЯЕВА. Какая еще вайф? Никакой вайфы, забудь! Или ты не понял до сих пор? Попытка изнасилования, минимум пятнадцать лет тюрьмы, если не расстрел. Расстрел для тебя даже лучше, знаешь, что с насильниками в тюрьме делают? Тоже насилуют. Ты для того в Россию приехал, чтобы тебя в тюрьме десять небритых рецидивистов изнасиловали?

ДАУНЗ. Но-но-но!

РАНЯЕВА. Вот так-то! Это даже не по-американски, ей-богу! Я ваше кино смотрю: все у вас с улыбкой. Ему череп надвое расколют, а он две половинки руками держит и говорит: кажется, у меня появились небольшие проблемы! И тут же: о-кей! — живем дальше!

ДАУНЗ. Спасибо.

РОЗОВ. А вот я сейчас! Сейчас я вот возьму! Я возьму сейчас и все подожгу! (Достает спички.)

Ты кто такой? Лакей? Или — народ? Если ты народ, что ты с собой сделал? У тебя простое русское лицо! У тебя в глазах смекалка и ум! Ты должен быть мастеровым, а не тарелки разносить! На погибель себе ты создаешь вновь хозяев! Дай выпить! И выпей со мной!

ВАСЕНЬКА. Во время работы не пью.

РОЗОВ. Это не по-нашему! Работа работой, а выпить — почему не выпить? Все гениальное на Руси создавалось или спьяну или с похмелья, я уверен. Ты, янки дудль! Храм Василия Блаженного видел? Можно такое чудо на трезвую голову сотворить? Это же воплощенная белая горячка!

ДАУНЗ. Рашен дринк вери.

МИНУСИНСКИЙ. Он говорит: русские очень пьют.

РОЗОВ. А ему какое дело? Вот уже с третьим американцем встречаюсь — и все с замечаниями лезут! Это не то, это не так, то есть, значит, не как в Америке, то есть, значит, плохо. А мы рады, мы киваем: ес, ес, зер шлейхт! Нет, в самом деле! Вот я приеду в Китай, увижу, что китайцы живут по-китайски. Мне, возможно, что-то не понравится. Но я промолчу — и любой русский на моем месте промолчит! Эти же обязательно лезут учить! И они научат, попомните мое слово, они так научат! А? Что это?

АЗАЛКАНОВ. Вот и нет больше моего вишневого садика. Обломал, дурак… А я хотел осторожно, с корешком вынуть — и пересадить.

ЕЛЕНА. В общественный парк или перед собственной виллой?

АЗАЛКАНОВ. Ты ничего не знаешь. Такой замысел испортили…

ЕЛЕНА. А что ты хотел? В конце свадьбы взорвать дом? Устроить общий стриптиз?

АЗАЛКАНОВ. А если хотел в самом разгаре веселья — туда? Вниз головой… Честное слово. Веришь?

ЕЛЕНА. Не знаю. Раньше я знала, когда верить тебе, когда нет. Теперь запуталась.

АЗАЛКАНОВ. Я хотел. Но теперь это невозможно. Во-первых, свадьба уже не моя. Во-вторых, этот мальчик спародировал самоубийство, которого еще не было. Все вышло какой-то пародией…

ЕЛЕНА. Я пришла, чтобы тебя окончательно разлюбить. И больше не вспоминать… И поняла, что… Ты мне как брат. А брат остается братом в любых условиях… Иди, тебя ждут.

АЗАЛКАНОВ. Меня никто не ждет.

ЕЛЕНА. Девочка Маша тебя ждет, иди к ней.

МАША. Так меня и не вспомнили?

АЗАЛКАНОВ. Ты жила в этом доме?

МАША. Нет. Я училась в семнадцатой школе.

АЗАЛКАНОВ. А я в сорок второй — и намного раньше тебя.

МАША. Да нет. У нас был школьный театр. Очень хороший. Решили пригласить режиссера. И пришли вы.

АЗАЛКАНОВ. Вспомнил. Однокурсник мой у вас работал, он мне и предложил. Я был совсем без работы и совсем без денег. И согласился. Но через месяц ушел в запой — и меня выгнали.

МАША. А я вас запомнила. Режиссер вы оказались плохой, это сразу было понятно. Но вы умели говорить о пьесе. То есть сперва о пьесе, а потом вообще. Мне тогда было всего двенадцать лет. Вы на меня не смотрели совсем, вы смотрели на одну старшеклассницу. Такая блондиночка, щеки пухлые, глазки синие, реснички длинные, Таней звали, помните?

АЗАЛКАНОВ. Да, конечно… Нет, не помню.

МАША. А я ревновала страшно. И я думала: неужели мы никогда не сможем стать близкими? Пусть я вырасту, но вы-то станете совсем стариком! То есть мне тогда так казалось. Детям ведь даже тридцатилетние старыми кажутся. И вот — вижу вас здесь. И вижу, что вы еще совсем не старик. И понимаю, что невозможное — возможно! Ну, теоретически возможно, скажем так.

АЗАКАНОВ. Я все забыл, бубны-козыри! Начисто! Мы какую пьесу-то репетировали?

МАША. Чехова, «Вишневый сад».

АЗАЛКАНОВ. Вспомнил! Вот теперь вспомнил! Точно! Я говорил о пьесе, а думал о своем вишневом садике. Вы замечательно меня слушали. И я даже подумал: хватит мне мыкаться! Был репортером газетным, грузчиком, экспедитором, сезонным рабочим был, на Тихом океане добывал и сушил водоросли кустарным способом, экскурсоводом был, наконец четыре года совсем никем не был и вдруг нашел работу по душе! Я ведь всегда любил театр, а детский театр — это особое дело! Я решил бросить пить, а заодно сделать ремонт в квартире, а заодно заняться оздоровительной физкультурой. Когда я это решил, я был счастлив. Это было огромное событие. И мне захотелось его слегка отметить. Я отметил — и загулял на полторы недели… Но теперь-то я не пью. В теннис играю три раза в неделю. Организуем детский театр, а? Я буду режиссер, а ты — кто хочешь.

МАША. А я уже культпросветучилище заканчиваю. Специальность — режиссер народного театра. Я буду просто вашим ассистентом.

АЗАЛКАНОВ. Конечно, больших денег мы на этом не заработаем. И не надо. Лишь бы хватало на кормежку и одежку. Нам и нашим детям. Сыну.

МАША. Сыну и дочери.

АЗАЛКАНОВ. Но мне негде жить. Квартиру у меня отберут, где мы будем жить?

МАША. Снимем угол. В конце концов, можно даже и тут прожить. Вы ведь жили здесь.

АЗАЛАНОВ. Конечно. Я сюда электричество провел. А можно и воду провести. И успокоиться. И отдохнуть.

МАША. Мы отдохнем, Петр, мы отдохнем! Мы вспомним, что над головой есть небо!

АЗАЛКАНОВ. Если б ты знала, какие звезды открываются по ночам с этого чердака! Я часами смотрел на них. И главное — делать то, что хочется! Даже не так. Делать — что получается. Скромненький детский театр, без претензий, просто чтобы детям было хорошо. А получится так, что мы понравимся, что нас, например, пригласят на зарубежные гастроли — что ж, славно, будем рады за наших воспитанников!.. Однако, разболтался я…

МАША. Говори, говори! Тебе нужно высказаться!.. Я представить себе не могла, что так будет. То есть тогда, в школе. Это все равно, что мечтаешь побывать — ну, в какой-нибудь Новой Зеландии — и знаешь, что никогда туда не попадешь — и вдруг почтальон приносит письмо, и оказывается, что в этой самой Новой Зеландии у тебя родственник и приглашает тебя погостить!

АЗАЛКАНОВ. Значит, я для тебя что-то вроде Новой Зеландии?

МАША. Ну да! То есть вы понимаете, в каком смысле? Несбыточная мечта, которая вдруг сбылась.

АЗАЛКАНОВ. Нет ничего хуже сбывающихся мечтаний. Приятно было познакомиться.

МАША. Ты что? Вы что?

АЗАЛКАНОВ. Остынь, девочка. Тебе не десять лет. Имей совесть, твой парень, возможно, сейчас лежит дома в ванне и режет себе вены!

МАША. Но что делать, если он мне не нравится? Я с ним познакомилась… Ну, просто… Изучаю характеры. Мне это профессионально необходимо, как будущему режиссеру.

АЗАЛКАНОВ. Рожать тебе надо, рожать! Режиссер! С твоими бедрами и твоей грудью надо рожать детей!

МАША. Я не против. Я хочу родить. От вас.

МИНУСИНСКИЙ. Мне надоело! Мне надоело! Мне надоело! Вот посмотри на него, Джон! Человек разорен, обесчещен и опозорен. У вас общество отвернется от такого, ведь так?

ДАУНЗ. Но-но-но!

МИНУСИНСКИЙ. Это почему же но-но-но?

ДАУНЗ. Хелп.

МИНУСИНСКИЙ. Ты хочешь сказать, что в Америке принято помогать таким людям? О, да, у вас страна благотворительности! Согласен. Но — любить такого будут? Любить? Лав?

ДАУНЗ. Но-но-но.

МИНУСИНСКИЙ. Вот! А его все срочно любят! Бывшая жена хочет к нему вернуться! Невеста так и косит на него опять глазом! Юная девушка готова отдать ему свою непорочность! Я в два раза его умней и в три раза талантливей! Всегда был! Всегда был! Даже когда занимались этим дурацкий театром! Он был, видите ли, и главный режиссер, и главный актер, и вообще главный знаток театра — ровным счетом ничего не смысля в театре! Я это поздно понял! Я верил ему! Я, с моим гордым характером, долго считал, что не могут же все ошибаться!

РОЗОВ (дразнит Минусинского). Гули-гули-гули!

МИНУСИНСКИЙ. Его все гением считали, все лавры ему доставались, а что он, в сущности, умел? Делать значительный вид, больше ничего!

РОЗОВ. Гули-гули-гули!

МИНУСИНСКИЙ. Убью идиота! Ты, вечный общественник! Рад стулья таскать — лишь бы для общего дела! А он, как в насмешку, затирал тебя всегда на задний план, назад, назад! Будто испытывал, что ты от него можешь вытерпеть!

РОЗОВ. Я могу вытерпеть все, кроме предательства! Лена, пойдем отсюда! Или ты — тоже?

ЕЛЕНА. Что?

РАНЯЕВА. Я не понимаю, черт вас раздери совсем, мы на свадьбе или как? Горько!

НЕВЕСТА. Хорош орать-то. Не буду я с ним целоваться. У него изо рта воняет.

РОЗОВ. Боже ты мой! Боже ты мой!..

ВОТКИН. Среди цветов тоже разные бывают, бубны-козыри… Вот розы. Они никогда мне не нравились. Жирные, наглые цветы. А вот василек. Он скромный, нежный. Я бы стал садовником, но у меня была работа. Я бы столько цветов насажал! (Достает бумажку.) Я даже записал, чтобы познакомить вас с фактами. В виде свадебного тоста. А то все анекдоты рассказывают или пустое остроумие. А тут поучительность. Так вот. С детского возраста посейчас получается шестьдесят лет. Двадцать одна тысяча девятьсот дней. Без выходных. Зачем выходные, если работа в удовольствие? При восьмичасовом рабочем дне получается один миллион 752 тысячи часов. В час я высаживаю — с подготовкой почвы и так далее — по 15 тюльпанов. Получается, я мог за жизнь посадить 26 миллионов 280 тысяч тюльпанов. Вы понимаете? Я мог обеспечить тюльпанами половину населения Франции или Бельгию, Нидерланды, Люксембург, Данию и Голландию вместе взятые. А если бы я сажал с применением механизации обычные васильки по два гектара в день, то я мог бы засадить за жизнь три миллиона 504 тысячи гектаров!

РОЗОВ. Ничего, дядя Ваня. Наши дела пропадут, но мечты наши останутся. Надо верить. Знаете, иногда бывает… Кругом унылость и мрак… И никакой, собственно, причины радоваться… И вдруг — неизвестно откуда… Что-то такое, понимаете… Необъяснимый миг счастья… Понимания бытия… вдруг… сверху… как тихий голос небес…. именно сверху…

САША. Здравствуйте еще раз! Полгода я искал в этом городе тайное место. Чтобы полюбить его, сделать своим жильем, убежищем, чтобы привести туда… И я нашел. И привел. Так нет! И тут — жлобы! Да еще жлобскую свадьбу закатили, сволочи!

МАША. Саша, не смешно.

САША. Сейчас будет еще не смешнее. Вот! (Демонстрирует ящичек с рукояткой.) Мы с друзьями это готовили для других. Поскольку давно пора… Ну, это неважно. Взрывная сила достаточная, чтобы подорвать дом средней величины. До основанья!

АЗАЛКАНОВ. А затем? Мы наш, мы новый мир построим?

САША. Никаких новых миров нет! Хватит теорий!

МИНУСИНСКИЙ. Мальчик бредит.

РОЗОВ. Зато какой огонь в глазах!

САША. Думаете, я шуточки шучу, идиоты? Сейчас поверну эту вот фиговину — и амбец! Не верите?

РАНЯЕВА. Мужчины, дайте ж вы ему по балде!

САША. Стоять!.. Поехали!

РАНЯЕВА. Вот это по-нашему! Пляшем и веселимся — как и положено на свадьбе!

НЕВЕСТА. А у кого свадьба-то?

РАНЯЕЫВА. А у меня. С Джончиком. Джончик, ну-ка скажи: свадь-ба! Скажи: свадь-ба! Скажи, я тебе конфетку дам!

ДАУНЗ. Да пошла ты, тетка! Не баба, а крейсер, авианосец какой-то. Меня от тебя укачало!

РАНЯЕВА. Это что же? Это кто же? А?

МИНУСИНСКИЙ. Петр, это твои штучки?

АЗАЛКАНОВ. Мозгов не хватит. Ты кто, парень?

«ДАУНЗ». Ай нот андестен. Легко вам, мужики, арапа втирать. Пропали ваши балабаны, унесло боковым ветром, выпейте за это!

АЗАЛКАНОВ. Что?

«ДАУНЗ». Заштопай штокало!

ВАСЕНЬКА. Коля, они блатной музыки не понимают. Спасибо вам, мужики, за помощь, за инициативу, за связь с властями. Кредиты взяли, фирму основали, молодцы! Спасибо! За это тебе, Петя, я свадьбу организовал. (Минусинскому.) Хотел и тебе подарок сделать, но получилось, что ты тоже от свадьбы откусил. Будь доволен. Мы квиты. А домик этот мы без вас перестроим. Номера будут по первому классу. Ресторан со стриптизом, отдельные кабинеты с женской обслугой для избранных клиентов. Можем вам абонементы выдать на разовое бесплатное посещение в месяц.

МИНУСИНСКИЙ. Ах ты, хамло! Ты! Жук навозный!

ВАСЕНЬКА. Господь терпел и нам велел. Недаром же раньше название было: дом терпимости. Если попроситесь, девки, и вас на работу возьмем. (Обращается к Маше и невесте. Проходя мимо невесты, помял ее талию, она хотела отпихнуть его, он, не злясь, только для науки — ударил ее по лицу.) Чего такое? Не нравится?

РАНЯЕВА. Мужики! Зятья чертовы! Вы чего стоите-то?

АЗАЛКАНОВ. Да. Придется вмешаться. (Подходит к Васеньке.) Видишь ли, мальчик…

ВАСЕНЬКА (выкручивает ему руку). Ты выпил? Ты закусил? Какие еще вопросы? Не путайся под ногами, дядя! (Отшвыривает Азалканова.)

РАНЯЕВА. Ах ты, гад ты такой! Это что ж за порядки! У людей праздник, приличное веселье, свадьба, а он тут хулиганит! Другого места не нашел! Да я тебе сейчас вот этой вот своей слабой женской рукой все сусало разворочу, крендель ты надкушенный, велосипед ты без колес, полярник ты африканский, уродище!

ВАСЕНЬКА. Ну-ну-ну! Полегче! Это, тетя, не игрушки. Вот отсюда настоящая пуля вылетит — и ку-ку. Ясно тебе?

ВОТКИН (вдруг меланхолично запел). А первая пуля, а первая пуля, а первая пуля в ногу ранила коня… А вторая пуля, а вторая пуля, а вторая пуля в сердце ранила меня.

ВАСЕНЬКА. Как поют! Как поют, сволочи! В хор вас возьму при ресторане! Мы ведь одна кровь! Зачем же мы не смотрим вперед веселыми общими глазами? (Выплеснул в себя стакан водки.) Коля! Что ж ты молчишь? Покажи им класс!

ВАСЕНЬКА. Молите! Молчите, не то убью! Ах, видела бы меня моя мама! Видел бы меня мой папа, мелкий карманник и тунеядец! Видели бы они, кем стал их сын! Но я и других научу жить! Не потерплю вони и грязи! Старье все сломаю, настрою небоскребов из стекла, все сиять будет! Я заставлю вас людьми быть, гады!

АЗАЛКАНОВ. А если кто-то уже человек?

ВАСЕНЬКА. Ты, что ли? Ты ж говорил, что хочешь со свадьбы красиво уйти из жизни, — ну? Че ж ты? А я вот могу! В расцвете сил захочу — и сделаю! Захотеть? Я спрашиваю — захотеть? Коля! Коля, они не верят! Они смеют мне не верить, гады! Смотреть все сюда! Тут боевые патроны! Показываю! (Стреляет в люстру, взрываются лампочки, летят осколки.) А теперь…

ЕЛЕНА. Не надо!

ВАСЕНЬКА. Спасибо, добрая женщина. Ты на мою мать похожа, правда, я не видел никогда! Спасибо! На твоих словах, может быть, в рай въеду! Если кто-то из людей меня пожалел, что же, бог хуже людей? — не пожалеет меня? Прощайте, товарищи!.. какое это слово было — товарищ! Когда все были товарищи!.. Очень часто поганые, если честно. Но понятие было! Прощайте, товарищи!

ЕЛЕНА. Здравствуй.

АЗАЛКАНОВ. Здравствуй.

ЕЛЕНА. Все-таки сломали дом.

АЗАЛКАНОВ. Хотели перестроить, но не добились разрешения, это место городу понадобилось. Власть со мной не договорилась — договорилась с Васенькой. Посторонись, бандит, чиновник идет. Уже пришел.

ЛЕНА. Что ищешь?

АЗАЛКАНОВ. Кустик. Вишневый кустик. Корешок. Найду, к тетке в деревню поеду, посажу этот корешок. Вырастет дерево.

ЕЛЕНА. Ну и что?

АЗАЛКАНОВ. Вишневый садик разведу.

ЕЛЕНА. Зачем?

АЗАЛКАНОВ. Чтобы были вишни.

ЕЛЕНА. Я тут была неделю назад.

АЗАЛКАНОВ. Зачем?

ЕЛЕНА. Тоже кустик искала.

АЗАЛКАНОВ. Не нашла?

ЕЛЕНА. Нашла.

АЗАЛКАНОВ. Где он?

ЕЛЕНА. Сожгла.

АЗАЛКАНОВ. Зачем? Да нет, ты шутишь. Глупые шутки.

ЕЛЕНА. Я сожгла, говорю тебе, сожгла, не ищи!