МАКСИМАЛЬНЫЙ МАКСИМ, ВЛЮБЛЕННЫЙ В МИЛГУ ЙОГОВИЧ

Действующие лица:

МАКСИМ, юноша 22-х лет

ХЕЛЬГА (ОЛЬГА), девушка 20–25 лет

МИЛГА ЙОГОВИЧ, знаменитость


Квартира, в которой главное — крайняя захламленность. На стенах — картины. Все они выполнены в попсово-гламурной манере, свойственной стилю уличных выставок-продаж на Арбате или в переходе у Дома Художника — в Москве. А впрочем, такие же — прилизанные или имитирующие чью-то известную широкой публике манеру, можно встретить и в Париже, на Монмартре.

Максим вводит Хельгу — девушку, похожую на знаменитую Милгу Йогович, большой постер с портретом которой, наряду с картинами, висит на стене. (Это не обязательно Милла Йовович, как вы подумали. Портрет должен быть похож на актрису, играющую Хельгу). Максим одет в грязную футболку, драные джинсы, волосы давно не мыты. Но он сам об этом знает и поэтому чувствует себя очень дискомфортно. Хельга же в белой кофточке, в белых джинсах со стразами по швам, в руках белая сумочка, тоже со стразами. Ее настораживает обстановка, хотя она старается этого не показать. Посматривает на дверь. И тут видит портрет Милги.


ХЕЛЬГА. Вот почему ты меня вызвал! Все говорят, что я на нее похожа. Это еще как посмотреть, это она на меня похожа! А чего ко мне не согласился приехать? Машины нет? Или боишься? Некоторые боятся. Зря. У нас не фирма, от себя работаем. Нет, конечно, есть люди, курируют. Зато помочь могут, если что. Ты извини, я, пока ехала, у меня как-то перемкнуло. Матвей?

МАКСИМ.

Максим.

ХЕЛЬГА. Ну вот, почти угадала. Хельга. (Протягивает руку).

МАКСИМ.

Я никогда не пожимаю рук.

ХЕЛЬГА. Тоже правильно. Гигиена. Я в метро, хотя я там очень редко ездию, я там сроду за поручень не берусь. Как представлю, сколько там рук в этом месте побывало — бррр! (Передергивает плечами).

МАКСИМ (заинтересованно).

Ты рипофобией, случайно, не страдаешь?

ХЕЛЬГА. Чего? Тебе справку от врача показать? Или от венеролога? Да я, кроме насморка, никогда не болела ничем! Я зарядку делаю, в бассейн хожу! Нет, если хочешь, у меня и справка есть. Некоторые требуют. Чудаки, ё, будто не знают, что любую справку сейчас можно подделать. Или просто купить. Показать справку?

МАКСИМ.

Спасибо, обойдусь.

ХЕЛЬГА. Слушай, извини, конечно, это не мое дело, а чего у тебя такой бардак? Мы вот три девушки вместе живем, а порядок идеальный всегда. Я их гоняю — терпеть не могу, когда мусор.

МАКСИМ.

Я тоже ненавижу грязь.

ХЕЛЬГА (с легкой иронией). Оно и видно! … А картин сколько! Ты художник?

МАКСИМ.

Картины моего отца.

ХЕЛЬГА. Красиво. Как в музее.

МАКСИМ.

Ты любишь посещать музеи?

ХЕЛЬГА. Бываю, вообще-то. Недавно в этом была… Ну, на этом, на этой… О, ё… Ну, в центре… Короче, картины там, Репин, Васнецов. Врубель.

МАКСИМ.

Тебе понравилось? Ты чем-то восхитилась?

ХЕЛЬГА. Я живопись вообще люблю. Но только классику. Когда картина такая… Ну, люди там настоящие, природа. А современные эти — ну, когда пятна всякие, ну, понимаешь. Абстракции. Я тоже так могу.

МАКСИМ.

В искусстве все зависит не от стиля,

А от художника. Хотя, я, как и ты,

Предпочитаю классику, но, все же,

Я не люблю, когда совсем похоже

На то, что в жизни.

ХЕЛЬГА. Странно говоришь. Тьфу, я тоже начала. Ты прикалываешься? Ты почему стихами?

МАКСИМ.

Стихи? Да нет. Ритмическая речь.

Способность с детства, а потом привычка,

Потом болезнь. Врачи предостеречь,

Считая пустяками, не успели.

И я таким остался.

ХЕЛЬГА. В самом деле? Ё, это прямо как зараза — ты видишь, я прямо попала в рифму тебе! То есть ты не можешь нормально говорить?

МАКСИМ.

Меня не напрягает. Всех сначала

Пугает это. Ничего, привыкнешь.

ХЕЛЬГА. Уже привыкла.

МАКСИМ.

Понимаю, это

Необходимо девушкам твоей

Профессии. Мгновенно под клиента

Подстроиться, сообразить, кто он,

Чего желает и чего бояться,

Чем угодить ему, но так, чтоб чересчур

Он не увлекся, ибо неизвестно,

Что хуже — гнев его или любовь.

Вы все психологи.

ХЕЛЬГА. А то! Само собой! Слушай, ты извини, конечно, я просто уточняю. Два часа минимально, ес? А там как пойдет, ес? В смысле, если понравлюсь, на ночку, ес?

МАКСИМ.

Ну да. Хотя, возможно…

ХЕЛЬГА (перебивает). Тогда, слушай, это просто на всякий случай. Ты отличный парень, интеллигентный, я вижу, даже чересчур, я шучу, нет, правда, папа художник, я понимаю, но у меня принципы, независимо. Для всех. И психология, сам про нее сказал: когда человек, ну, то есть мужчина, думает, что потом отдавать, он только об этом и думает. А когда он уже отдал, он уже не думает, отдал и отдал. Он уже отдал, можно отвлечься.

МАКСИМ.

Рубли иль доллары?

ХЕЛЬГА. Мне все равно, хоть йены. Тьфу, блин, как быстро прилипает! Нет, это точно, на фиг, как болезнь. Ты посмотри, я же хочу нормально, а получается совсем, как у тебя! Ну прямо, блин, чесслово, как икота! Давай нормально, а?

МАКСИМ. Я не умею.

ХЕЛЬГА. Тогда хоть буду я, как человек, а то прилипнет, гадость, в самом деле! (Напрягается, усилием воли возвращается к нормальной речи). Я говорю: тогда я буду по-человечески говорить, а то, в самом деле, прилипнет эта зараза! (Вздыхает с облегчением). Ффу, прошло. Так как?

Максим достает деньги, протягивает Хельге, она берет их, хочет сунуть в сумочку. Максим смотрит.

ХЕЛЬГА. В ванную не хочешь?

МАКСИМ.

Я только что оттуда. Прячь, не бойся.

Мне отвернуться? Выйти?

ХЕЛЬГА. Да не надо! Вот — опять! (Почти по слогам). Не надо, ничего я не прячу, я не это имела в виду! А сама я душ хочу принять. Не помешает. Хотя у меня первый вызов сегодня, но — дорога, то, се…

МАКСИМ.

Я это понимаю. Сам, когда

На улице пробуду больше часа,

То чувствую, что весь в грязи и в смоге,

Что все пропитано — до мозга — этой вонью

Гнилого города. А как воняют люди!

Когда еще я ездил на метро,

Я вытерпеть не мог и пары станций!

Я задыхался — нет, я подыхал!

Серьезно, я однажды потерял

Сознание. Решили — наркоман.

Никто не трогал. А когда очнулся,

Увидел, что вагон в депо. Вокруг

Все было пусто. Тишина. Безлюдье.

Мне так понравилось! Потом пришли убраться

Две тетки. Убрались — и удалились.

И я один остался. Знаешь, как младенец

Я спал — и ощущал сквозь сон

Блаженство чистоты и пустоты…

ХЕЛЬГА. Все как у меня! (Хочет сесть в кресло, но осматривает его и остается стоять). Я в Щучине жила, город такой, Белоруссия, военных много, отец военный у меня, уже в отставке, он больной, а мама в ателье работала, они с утра уйдут — дома никого, тихо, приятно… Или в выходной утром, если рано выйти — все спят, ну, после работы, с похмелья, просто отсыпаются — никого абсолютно, как умерли все! Идешь — будто ты одна совсем, будто все вымерли. А сейчас — чума, в одной комнате втроем, клиент если придет, вообще на кухне сидим, а одна работает. Все время народ, народ вокруг… В метро недавно попала в восемь утра. Ну, получилось так, денег на машину не было, а клиент, сволочь… Ладно, это неинтересно. Короче, пришлось в метро. Это мрак! Зажали — кости трещат, голову задрала, воздух глотаю, а сама думаю: ё, в такой тесноте запросто — или грипп, или экзему подцепишь, или вообще СПИД, а что, я слышала, бывает, воздушно-капельным путем, врачи врут, что через кровь, успокаивают. Короче, еду — и тетка встает. Маечка такая без рукавов. Руку подняла — и в морду мне прямо подмышкой! А подмышка мохнатая, мокрая, и прямо пар от нее, я серьезно! Прямо в нос. Я умирала на фиг! Хочу отойти — не могу! И ты не поверишь, меня сблевало! Прямо на мужика, там мужик сидел подо мной, прямо ему за пазуху, в рубашку! Ё, что было, это просто не описать! Мужик орет, я к выходу пихаюсь, мне кто-то в живот локтем… Короче, вывалилась еле-еле… После этого взяла номер в гостинице и три дня там прожила одна. Не выходила практически. Я вообще, между нами, человеческий запах не перевариваю.

МАКСИМ.

Как мы похожи… Даже интересно.

Да, запах — это… Но еще воняют взгляды —

Тупые, сальные, безмозглые, пустые!

А как смердят слова! Когда я слышу,

Ну, что-то типа: (гнусаво, протяжно, пародийно)

«Ты, ваще, кончай

Понты кидать, тут все свои, в натуре!» —

Мороз по коже, будто ты услышал,

Как по стеклу ножом — над самым ухом!

ХЕЛЬГА. А что же сам живешь в такой грязюке?

МАКСИМ.

Грязюка специально. Я пытаюсь

От рипофобии хоть как-то полечиться.

ХЕЛЬГА. А что это за дрянь еще?

МАКСИМ.

Болезнь.

Боязнь заразы. А вернее, грязи.

ХЕЛЬГА. Не въезжаю. То есть ты боишься грязи и хочешь грязью от этого вылечиться?

МАКСИМ.

Да, потому что — как иначе?

Меня родители сперва оберегали,

Потом я сам берегся — толку нет.

Куда ты денешься, когда весь этот мир

Пропитан вонью, грязью и заразой?

ХЕЛЬГА. То есть, ты решил себя приучить?

МАКСИМ.

В каком-то смысле.

ХЕЛЬГА. Интересный способ. Знаешь, у меня мама, она алкоголя не переваривала с детства. Терпеть не могла. Даже запах. А отец любитель. Не алкоголик, но выпить любил всегда. Разгружался. Культурно, по-человечески. В одного. Выпьет — начинает петь. Хохлацкие песни, он хохол у меня. «Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю: чому я не сокил, чому не летаю…» А мама завидовала. Вся на нерве всегда, а расслабиться, нервы сбросить — не может. Почему, говорит, я пить не могу? Ну, начала себя приучать…

МАКСИМ.

И приучила?

ХЕЛЬГА. Даже чересчур. А как эта картина называется? (Показывает за спину Максима и вверх. Он поворачивается, она быстро прячет деньги в какой-то внутренний кармашек джинсов).

МАКСИМ.

Не помню. Вроде, «Море»…

ХЕЛЬГА. Просто «Море?» Красиво. Макс, давай решим: уже час почти прошел. Я не гоню, ты мне нравишься, с тобой интересно, но ты определись, мы говорить будем или что? Я предлагаю: давай по быстрому, а потом еще поболтаем. У меня все быстро кончают. (Подходит к постели, откидывает покрывало). А белье чистое, молодец. Ну? Я в душ?

МАКСИМ.

Постой. Я должен объяснить.

ХЕЛЬГА. Потом объяснишь. Чего объяснять-то? Ты мальчик, я девочка, нас так природа устроила. Тебе надо облегчиться, я должна помочь, все нормально. Ты прямо как первый раз. У меня были один раз два школьника, вызвали, сами храбрятся (вдруг зевает, похлопывает ладошкой по рту), извини, спала плохо, а у самих сопли до полу. Я говорю: мальчики, онанизм — друг восьмиклассника, а главное — даром! Пока с настоящей женщиной не трахнешься, все равно мужчиной не станешь. С проституткой тот же онанизм, только в живую теплую дырку лезть. Ну, разогрей себе этот, хот-дог в микроволновке — и на здоровье, лезь туда вместо сосиски! Нет, все равно полезли…

МАКСИМ.

Ты не права. Конечно, понимаю:

Аналоговый секс и настоящий —

Большая разница. Но важен и сам факт

Того, что ты сумел, что получилось.

ХЕЛЬГА. Я что, угадала, что ли? Тебе сколько лет?

МАКСИМ.

Сто двадцать два. Тебе какое дело?

ХЕЛЬГА. А почему ни с кем еще? Просто интересно?

МАКСИМ.

Я объясню. Так будет лучше. Я хочу,

Чтоб ты все знала. Мне спокойней будет.

Ты знаешь, мне уже почти спокойно.

Ты молодец, умеешь поддержать.

ХЕЛЬГА. Я еще ничего не делала.

МАКСИМ.

Самим своим настроем, а еще своей

Открытостью. И тем, что я пока

Не понял, но почувствовал. Так вот.

Я девушек и женщин сторонился

В такой же мере, как боялся грязи.

ХЕЛЬГА. То есть заразы?

МАКСИМ.

Можно так сказать.

Скорей брезгливость, что ли… Я не мог

Ни разу ни в кого влюбиться. Только

В красоток глянцевых — журнальных, интернетных.

В них безупречно все — фигура, кожа,

Черты лица, одежда, все такое…

Я понимаю — фотошоп, отделка,

Гламур фальшивый, но моим глазам

Какая разница? Они уже не могут

В телах живых не видеть недостатков.

Но все-таки я пробовал бороться.

Однажды, лет в шестнадцать… Вечер. Чья-то

Квартира без родителей. Одна

Девица на меня вовсю… (Щелкает пальцами, ища слово).

ХЕЛЬГА. Запала?

МАКСИМ.

Ну, скажем так. И вот мы в темноте,

В закрытой комнате. И все располагает.

И я себе сказал: заткни свой слух

И нюх забудь. И помни об одном —

Что ты обязан просто сделать это.

Я гладил ее волосы, лицо,

Стараясь избегать ее дыханья.

Но тут она рванулась и впилась

Губами в губы мне. Я задохнулся.

И в рот мне потекла слюна чужая.

Во рту толкалась мускулом удава

Чужая плоть чужого языка…

Но я держался, я терпел, но вот,

Когда она своей рукой полезла…

ХЕЛЬГА (смеется, потом хохочет — и вот уже изнемогает). Хватит, хватит!.. Я все поняла! Ё, как похоже, даже смешно!

МАКСИМ. У тебя было что-то в таком же духе?

ХЕЛЬГА. Ты что, нормально заговорил?

МАКСИМ.

Когда?

ХЕЛЬГА. Да только что!

МАКСИМ.

Не знаю… Не заметил.

ХЕЛЬГА. Ладно, проехали. Нет, правда, очень все похоже. У меня как? Лет пять мне было или шесть. Увидела, как мать с отцом. Ну, понимаешь. Случайно. Отдыхать на природу ездили, я пошла цветочки собирать, а они там на полянке. Дома им, что ли, время не хватало? Хотя, мы тогда в одной комнате жили, а я спать долго не укладывалась, мама потом рассказывала. Короче, смотрю из кустиков, смотрю — и так мне почему-то страшно стало! Я чуть не заорала, серьезно. И все, переклинило! Сама расту, а сама как подумаю, что придется это делать — просто тошнит. Но надо же как-то — ну, неохота себя ненормальной же чувствовать. И тоже, как ты, несколько раз пробовала. Напьюсь специально, себя раздеть позволяю, а дальше — все, стопор! Ужас какой-то дурацкий, вся липкая от пота делаюсь, не могу — и все! Психоз! Ну вот… А потом все-таки один раз так напилась, что уже ничего не чувствовала. Ну, и один меня распечатал наконец. Кайфа никакого, но случай имел место, как говорится… Кончила школу. Тут подруга из Москвы приехала, Оксана. А у нас уже все фигово в семье: отец почти на инвалидности, мать то работает, то по неделе пьет, короче, жить не на что. А жить хочется, в принципе, правильно? Оксана мне предложила — в Москву, интимный бизнес. Ну, я и поехала… И вот… Пять лет уже. Теперь я вип фактически, в Интернете мои объявления, фотографии, сам видел. Еще немного, одна буду жить, на себя буду работать.

МАКСИМ.

И ты на это сразу согласилась?

ХЕЛЬГА. А почему нет? У нас там перспектив никаких, зарплаты маленькие, в институт я не хотела…

МАКСИМ.

Не понимаю. Ты же говоришь,

Тебе и страшно, и противно — как же?

ХЕЛЬГА. А так же. Когда работа, об этом не думаешь. Не знаешь, как люди живут? Все работают — и всех от работы тошнит! Но работают же!

МАКСИМ.

Занятно. Почему-то я считал,

Что проститутки, хоть и любят деньги,

Но склонность к этому имеют. Разве нет?

ХЕЛЬГА. Не обязательно. Я тебе так скажу: этим надо заниматься или когда тебе очень нравится — или когда совсем не нравится. Вот как мне. Я спокойна. Зато никаких ошибок.

МАКСИМ.

А у тебя бывает…

ХЕЛЬГА. Поняла. Ну, очень редко, так скажем. Что-то похожее. Макс, у нас проблема.

МАКСИМ.

В чем дело?

ХЕЛЬГА. Два часа прошло.

МАКСИМ.

Не бойся.

Я уплачу за ночь.

Достает деньги, дает Хельге.

ХЕЛЬГА. Спасибо. Ты не думай, я не жадная, просто — профессиональная привычка. Ну, все, теперь можно расслабиться. Значит, ты решил с проституткой невинность потерять? А что, почему нет? Знаешь, мы, по крайней мере, честные. А другие только из себя корчат, а такие гадюки на самом деле! В сто раз хуже нас! Типа того: ах, ах, я исключительно по любви, ты только купи мне сережечки с брильянтами, автомобильчик и квартирку маленькую, метров на сто, и все, и больше мне ничего не нужно!

МАКСИМ.

Мне будет жалко, если ты умрешь.

Идет к Хельге, всматриваясь в нее.

ХЕЛЬГА (отступает к двери). Макс, давай не волноваться, ладно? Знаешь, у меня приступ опять. Я сегодня не могу. Вот, деньги возвращаю. (Достает деньги, кладет на стул). А я сейчас Оксанке позвоню, ты знаешь, она обожаем сексуальный экстрим, ей даже нравится, когда душат! (Толкает дверь, трясет ручку). Открой, пожалуйста! Макс!

МАКСИМ.

Мне будет жалко, если ты умрешь…

Ты знаешь, мне всегда казалось, с детства,

Что не люблю людей. А я хотел

Любить отца и маму, и других,

Но мне мешало что-то — или запах,

Иль цвет волос, звук голоса… И вот —

Отец болеет, умирает… Мама

Недавно вышла замуж за границу,

В каком-то смысле тоже умерла.

И я вдруг понял, что любил обоих.

И так ориентируюсь теперь:

Когда я понимаю, что мне жаль

Заранее кого-то — это значит,

Что я его не то чтобы люблю,

Но отношусь нормально. Понимаешь?

Я всех оцениваю с этой точки зренья:

Кого мне будет жаль, кого не жаль.

Мне будет жалко, если ты умрешь —

И это значит: ты мне симпатична.

ХЕЛЬГА. Ну, шутки… Ты, Максим, прямо… Ты не просто странный, ты… Ты — максимально странный. Ты максимальный Максим! (Смеется).

МАКСИМ.

Спасибо. Забери обратно деньги.

Отходит от нее, Хельга быстро хватает деньги, сует в джинсы.

МАКСИМ.

Теперь послушай… Что-то я хотел…

Не помнишь, я на чем остановился?

ХЕЛЬГА. Что никого не мог ты полюбить.

МАКСИМ.

Да. Это главное. Не получалось. Даже

Гламурные красотки из журналов

Мне разонравились. Сквозь хитрость фотографий

Я разглядел, что каждая из них

На самом деле состоит из тех же

Ингредиентов, что и остальные.

А если их умыть и посмотреть

Вблизи — при свете солнечном, то сразу

Все обнаружится: морщины и прыщи,

И проступающие вены, и…

ХЕЛЬГА. Ну, хватит! Нет, правда, неприятно. Я о старости подумала. Хотя у меня старости не будет.

МАКСИМ.

Почему?

ХЕЛЬГА. Повешусь.

МАКСИМ.

Была такая дама — Лиля Брик,

Любовница поэтов и наркомов…

Хельга хохочет.

МАКСИМ.

Не понял. Что смешного я сказал?

ХЕЛЬГА. Брик! Я не могу! Это фамилия, что ли? Брик, надо же! Брик — Бряк! Брак — Брук! Брик — вот не повезло женщине! Ну — и чего она?

МАКСИМ.

Боялась старости, покончила с собой,

Хотя уже была совсем старухой.

ХЕЛЬГА. Молодец! Хоть и фамилия дурацкая, а — молодец! Я тебя опять сбила. Значит, ты вообще стал женщин ненавидеть?

МАКСИМ.

Да. А потом влюбился.

ХЕЛЬГА. И в кого?

МАКСИМ (показывая на портрет Милги Йогович).

В нее.

ХЕЛЬГА. Ну, это не по правде! Я тоже одного актера люблю и даже познакомиться пыталась. Но я же понимаю — кто он и кто я!

МАКСИМ.

Не путай. У меня совсем другое.

Я полюбил по-настоящему. Не как

Фанат или мечтатель-мастурбатор.

Я полюбил ее живую, целиком —

И даже испугался поначалу.

Я говорил себе, что это бред,

Что это безнадежно и бесцельно…

ХЕЛЬГА. Вот именно. Где ты — и где она!

МАКСИМ.

Я тоже думал так — и тут увидел,

Что (садится к компьютеру, читает с монитора)

Милга Йогович к нам вскоре приезжает

На фестиваль. И, значит, это шанс!

ХЕЛЬГА. Какой шанс, ты о чем? Ну, увидишь ты ее издали — и что? У нее же и охрана, и вообще… Ну, проберешься, может, к ограде, когда она проходить будет, листочек протянешь, ну, может, она тебе даже распишется, повезет. И что? С автографом в обнимку спать будешь? Или на него…

МАКСИМ.

Я, может, идиот, но не дурак.

И ты права — я максимальный. Точно.

Обязывает имя — максимальный

Максим. И это так. Я проберусь,

Я обману охрану, я сумею.

Я что-нибудь придумаю. Неважно!

И я скажу ей: дайте полчаса.

Всего лишь полчаса — и будь что будет.

Ведь людям иногда одной минуты

Хватает, чтоб понять, что друг без друга

Они уже не смогут никогда!

ХЕЛЬГА. Она тебя пошлет.

МАКСИМ.

Не исключаю.

А если не пошлет? Я понимаю,

Нам верить в худшее привычней и спокойней.

А если — вдруг? А если я её

Сумею — заинтриговать хотя бы?

Захочет разобраться, посмотреть,

Что я за тип такой. А дальше — больше:

Она поймет, что я ничуть не хуже

Всех этих звезд, медийных персонажей,

Которые на самом деле часто

Пустышки, недоумки — неспроста

У них скандалы и разводы. Там ведь,

Копнуться если — ничего, труха!

Нет ни ума, ни сердца, ни таланта!

ХЕЛЬГА. А у тебя?

МАКСИМ.

Что у меня?

ХЕЛЬГА. Талант?

МАКСИМ.

Представь себе! Я, между прочим, тоже

Художник, как отец, но суть не в этом.

Я гениально чувствую людей!

Я понимаю их, как они сами

Себя понять не могут. Потому,

Что я их вижу — будто посторонний,

Как инопланетянин! То есть я

Могу заметить, что земному глазу

Привычно и обыденно. Недавно

Я шел по улице — и вдруг остановился.

Дома вокруг — по сорок этажей.

Машины едут длинной вереницей.

Речной трамвайчик под мостом плывет.

И самолет беззвучно небо чертит.

И я был потрясен: земляне, вы

Неглупые созданья, раз сумели

Все это выдумать! И как это возможно,

Что дом — не падает? Машины как-то едут…

Трамвай плывет… И самолет летит…

Ведь он железный! Нет, на самом деле

Я знаю, почему, но в этот миг

Я будто бы забыл. Я рот разинул

И, как дурак, стоял в восторге полном —

Так поразил меня прекрасный мир людей!

ХЕЛЬГА. Стоп! Без выпивки не разберешься… Кстати…. (Открывает холодильник). О, пиво! Можно? (Максим кивает, она достает пиво, ищет открывалку. Находит на столе, открывает, пьет). Ты будешь?

МАКСИМ.

Нет. Это для гостей.

ХЕЛЬГА. Я что-то запуталась, Макс. То ты людей ненавидишь — и воняют они, и то, и се. А то в восторге от них. Объясни.

МАКСИМ.

Все просто. Иногда я ненавижу,

А иногда люблю. И это ей,

Покажется, надеюсь, интересным.

Она не дура. Нам поговорить

Найдется с ней о чем. И, может быть…

ХЕЛЬГА (перебивает). Ты чокнутый, Макс. Этого никогда не будет. Никакой надежды. Абсолютно. Ты представляешь, с кем она общается? Ты представляешь, какие у этих людей деньги? Какие дома? Какие машины? Как они одеваются? Меня саму иногда зло берет, я тебя понимаю, я тоже думаю: а чем я хуже? Да я даже лучше! Ты посмотри на свою Милгу и на меня! Без обид, любовь, я понимаю, но ты посмотри! Она долговязина стоеросовая, ни груди, ни попы!

МАКСИМ. Замолчи!

ХЕЛЬГА. А чего это ты мне рот затыкаешь? Думаешь, заплатил — имеешь право? Ты за тело заплатил, а душу ты мне не заткнешь, понял? И волосы у меня лучше, и все остальное!

МАКСИМ. Ты в зеркало на себя смотрела? Смотрела? (Подходит к ней, берет ее за руку, тащит к зеркалу). Смотри! Смотри — какие у тебя глаза и какие у нее! Есть разница?

ХЕЛЬГА. Есть! У меня красивее!

МАКСИМ. Дура!

ХЕЛЬГА. Сам дурак! Отпусти! (Вырывается). Идиот. Маньяк. И не надо мне твоего пива! (Допивает бутылку и бросает в угол). И деньги верну! Только не все — извини, у нас оплата почасовая независимо от ассортимента услуг. Я тебе не отказывала, сам не захотел воспользоваться. Ее попроси — может, даст. Со скидкой! (Оставив часть денег, направляется к двери).

МАКСИМ.

Постой… Послушай, Ольга…

ХЕЛЬГА. Хельга!

МАКСИМ.

Да Ольга ты! Ну, ладно, будешь — Хельга.

Заметила — сейчас я говорил

Совсем, как ты?

ХЕЛЬГА.

А мне какое дело?

Хоть пой. А мне, ты знаешь, надоело.

Сочувствую, но не могу помочь.

Пойду и высплюсь — хоть в неделю ночь.

(Поражена). Все, заразил ты меня! Даже в рифму, офигеть!

МАКСИМ.

Останься.

ХЕЛЬГА. Для чего? Нет, правда, ты так и не объяснил, зачем я тебе нужна? Потренироваться на мне, как ты с ней будешь разговаривать? Знаешь, не получилось. Что ты мне тут дул — неинтересно. Я улетаю обратно, охранники, уведите этого рашен крези! Гуд бай, май дарлинг! (Максим морщится и отрицательно качает головой). А зачем я тогда тебе? Невинности лишиться, чтобы встретить Милгу опытным мужиком? Но ты до нее все равно не доберешься, не пригодится!

МАКСИМ.

Это моя проблема — а меня

Не беспокоит то, как я с ней встречусь.

Уверен, что получится. Другое

Меня тревожит. Я боюсь — когда

Мы встретимся, когда ее увижу

Я близко и когда я разгляжу

То, что, конечно, вряд ли так красиво,

Как это выглядит в кино или на фото,

Я растеряюсь… И пройдет запал.

И кончится любовь, быть может. Это —

Последнее, что у меня осталось в жизни,

Мой выход в тупике. И он же вход.

Хотя, конечно, есть еще один. (Подходит к окну, открывает).

Восьмой этаж. Я думаю, мне хватит.

ХЕЛЬГА. А ну, отойди! (Подходит к окну, смотрит вниз, ежится, закрывает). Ладно, поиграем в эти игры. Только я не поняла, что я должна делать? Все-таки изображать эту… красавицу?

МАКСИМ.

Не обязательно. Хотя — в какой-то мере.

Ведь ты похожа на нее.

ХЕЛЬГА. Я лучше! (Идет к изображению Милги Йогович, рассматривает). Хотя, конечно, у нее глаза красивее. Ты знаешь, вот этого не могу понять. Ну, то есть, когда объективно — параметры всякие, девяносто, шестьдесят, девяносто, я понимаю. Это измерить можно. Красивую грудь, красивые ноги — сразу видно. Если кривые — тоже сразу. А глаза — не понимаю. Вот у Оксаны — большие глаза, голубые, вырез, вроде, такой правильный, все нормально, а некрасивые. Как у коровы. Кукольные какие-то. А у меня, если объективно, глаза меньше, и вырез — ничего особенного, но красивые, все говорят. А у нее (кивает на Милгу) — еще красивее. От чего это зависит?

МАКСИМ.

Загадка. Это мне как раз

И нравится. А знаешь, ты не дура.

ХЕЛЬГА. Спасибо, говорили. Так чего делать-то будем?

МАКСИМ.

Пожалуйста, разденься.

ХЕЛЬГА. Ну наконец! Я в душ, ладно?

МАКСИМ.

Не обязательно. Я ничего не буду

С тобою делать. Просто посмотрю.

ХЕЛЬГА. Дела… Ну, смотри… (Начинает расстегивать кофточку). Стремно как-то… Слушай, может ты все-таки кого-нибудь другую позовешь?

МАКСИМ.

Не понимаю. Что тебя смущает?

Ты раздевалась сотни раз.

ХЕЛЬГА. Для дела! Для дела раздеваться — нормально, а просто так — дурой себя чувствуешь! Я же не у врача в кабинете!

МАКСИМ.

Мне очень нужно. Я тебя прошу!

ХЕЛЬГА. Хозяин-барин. Ладно… Отвернись, что ли, хотя бы!

Раздевается. Возможно, это происходит за ширмой или еще каким-то укрытием. Максим подходит все ближе, ближе. Хельга закрывает глаза.

МАКСИМ.

Я так и думал. Ты в одежде лучше

Намного. (Осматривает снизу вверх)

Неприглядная картина.

Вот прыщ, а вот ростки волос подбритых…

Бугры коленных чашечек… Пятно

Родимое — дурацкой формы, цветом

Напоминает кожуру картошки…

Бугры и впадины, и складки, и морщины…

Живот в каких-то пятнах. На груди —

Отвратные соски. Они похожи

На две засохшие, скукоженные вишни…

ХЕЛЬГА. Все, кончили! (Одевается). Надоел ты мне, понял? Да у меня грудь лучшая во всей Москве, мне это все говорили! Скукоженные! Сам ты скукоженный — на всю голову, понял? Ухожу — и денег не возвращаю! Ты мне еще и должен! И больше меня не вызывай! Я лучше трех пьяных ментов за раз обслужу, чем тебя, идиота! Только не вздумай в окно бросаться, пока я не ушла! Надо мне еще на твой труп смотреть!

Одетая, садится в кресло. Молчит.

МАКСИМ.

Ты замечательная. Дело не в тебе.

Про Гулливера ты, надеюсь, помнишь?

ХЕЛЬГА. Про лилипутов?

МАКСИМ.

И про великанов.

Он был с мизинец ростом. И, когда

Его на руки брали, подносили

К лицу, он видел то, что в микроскоп

Увидеть можно: волоски с бревно,

Пещеры пор, вулканы гнойных чирьев…

ХЕЛЬГА. Хватит!

МАКСИМ.

Так я как раз и не хочу, когда

Мы с Милгой встретимся, увидеть это все

И застрематься. И конец всему.

Хочу привыкнуть, если ты поможешь,

К тому, что недостатки есть у всех.

В конце концов, я сам не идеален,

Но притерпелся ведь. Хоть иногда,

Ты знаешь, так себе бываю мерзок!

Гляжу на эти странные отростки, (поднимает руки, рассматривает пальцы)

На эти сочленения и сгибы, (рассматривает руки и ноги в целом, двигая ими)

А если мысленно представлю, что внутри,

Какая смесь кишок, сосудов, тканей —

И хочется блевать — но не наружу,

А внутрь, чтоб захлебнуться самому…

Обращает внимание, что Хельга спит. Подходит, накрывает ее пледом. Она сворачивается калачиком.

Затемнение.


* * *

Хельга, уже в другом наряде, входит в квартиру Максима. У нее в руках пакет с продуктами.

ХЕЛЬГА. Привет. Взял бы у дамы!

МАКСИМ (берет пакет).

Зачем? Мне ничего не надо.

ХЕЛЬГА. Да просто прихватила. По пути. Ты опять стихами? (Переобувшись, т. е. сняв туфли на каблуках и сменив их на что-то более удобное, берет пакет из рук Максима, идет к холодильнику). Ты ее напугаешь до смерти, если будешь стихами разговаривать!

МАКСИМ.

Я пробую. Вчера почти весь день

Тренировался. Как ты не поймешь?

Ведь это больше, чем привычка, это —

Как говорить на языке одном

И вдруг сменить его…

ХЕЛЬГА. Стоп! Ничего подобного! Ничего ты не меняешь, все тот же наш родной язык. Вот я говорю: на улице замечательная погода. Повтори.

МАКСИМ.

На улице прекрасная погода.

ХЕЛЬГА. Не прекрасная, а замечательная! Большая разница! Замечательная — это одно, а прекрасная — это совсем другое!

МАКСИМ.

В чем разница?

ХЕЛЬГА. Ну, как… Дело не только в погоде же. Когда я говорю: хорошая погода, это значит — дождя нет, сухо, тепло. И у меня все нормально. Когда замечательная, это значит — солнце светит, ветерок небольшой, а у меня отличное настроение. А прекрасная — это уже предел, это значит уже дома не усидеть, а настроение — на высшем градусе. Понял? Вот почему никогда не любила стихов — потому что вранье все. Хорошо — а в стихах отлично. Отлично — а в стихах прекрасно. Чтобы складно было.

МАКСИМ.

Роняет лес багряный свой убор.

ХЕЛЬГА. Читала, Пушкин. Ну, это исключение, по-другому не скажешь. Просто он так писал — как говорил. Его я еще могла читать — и то в детстве. Сказки. «У Лукоморья дуб зеленый». Так, дуб зеленый, не отвлекаемся. На улице замечательная погода.

МАКСИМ. На улице замечательная погода.

ХЕЛЬГА. А завтра погоду обещали еще лучше.

МАКСИМ.

А завтра обещали еще лучше.

ХЕЛЬГА. Куда погоду дел?

МАКСИМ (с трудом). А завтра погоду обещали еще лучше.

ХЕЛЬГА. Вот! Теперь сам. Я спрашиваю: поесть не хочешь чего-нибудь? А ты давай отвечай. Нормально, не стихами.

МАКСИМ.

Нет, не хочу.

ХЕЛЬГА (начавшая кивать). Обманываешь, это непонятно, стихами или нет!

МАКСИМ.

Я просто говорю.

ХЕЛЬГА. А, а! Опять!

МАКСИМ. Хорошо. Я говорю просто. И речь моя легка. Как омертвевшая короста, слова слетают с языка.

ХЕЛЬГА. Издеваешься? Ничего, помаленечку освоим. (Вдруг хохочет. Максим удивлен). Да забыла! Забыла рассказать, всю дорогу помнила, а забыла! Мне же приснилось, что я — Милга Йоговоич! Засорил ты мне мозги совсем. Короче: будто я еду в грузовике. В кузове. Отец у меня был в механизированной части, машин полно, они всем офицерским составом на грузовике ездили за грибами, прямо в кузове — летом, весело. Я всегда туда просилась. Ну вот, снится, что я в кузове. Но я же Милга Йогович. И меня колбасит: почему в кузове, вы что? Где мой лимузин? И тут смотрю: Лукашенко. Ну, президент Белоруссии. Прямо как в жизни, вылитый. И говорит: мадам, выходите за меня замуж! А машину трясет, кочки, а он (подпрыгивает, изображая тряску): мадам! Выходите! За меня! Замуж! Я растерялась, смотрю, а рядом этот… Ну, господи… Да отлично я всегда помнила, как его зовут! Ну, представительный такой француз, актер… Чего-то типа Пердье, что ли…

МАКСИМ. Депардье.

ХЕЛЬГА. Вот, точно. И тоже говорит: мадам, выходите за меня замуж! Я опять растерялась, смотрю, а тут еще — Анджелина Джоли! И тоже: мадам, выходите за меня замуж! А я соображаю, будто всерьез, за кого лучше. И вдруг понимаю, что хочу замуж за Анджелину Джоли! Причем, ты не думай, я не лесби, это Оксанка любит с девушками обжиматься, а я — не вижу смысла. Но хочу за нее замуж, хоть тресни! А нравится при этом Лукашенко. И тут чувствую — а меня Депардье уже обрабатывает. Пристроился, гад, сзади, и… Ты представляешь? Нет, я снам верю. Не в смысле, что конкретно, но жизнь отражают — сто процентов. Ведь так и бывает же: нравится один, замуж выходишь за другого, а трахает тебя вообще третий! (Говоря это, Хельга на скорую руку готовит бутерброды, ставит на стол тарелки, кипятит чайник, наливает чай и т. п. Садится за стол, жестом приглашает Максима. Он тоже садится, угощается. Закончив рассказ, Хельга, успевавшая и до этого смотреть по сторонам, решительно говорит). Вот что. Я поняла, что мне мешает. Я не могу себя Милгой почувствовать в этой обстановке. Если я Милга, я таком дерьме не окажусь!

МАКСИМ.

Она и не окажется.

ХЕЛЬГА. Ты опять? А почему, кстати, не окажется? Раз ты допускаешь, что она вообще согласится с тобой говорить, почему не допустить, что она заглянет к тебе в гости? Мечтать так мечтать! Я бы вот если захотела кого к себе затащить, хоть этого актера, с которым у меня ничего не будет — сто пудов, затащила бы! Клянусь!

МАКСИМ.

А что же не затащишь?

ХЕЛЬГА. Не хочу. Да, я от него фанатею слегка, но не так, чтобы влюбиться. Если честно совсем, я еще ни в кого не влюблялась. И потом, какой интерес? Его все и так любят, ну, еще я буду. Он меня и не заметит. Но если бы влюбилась — он заметил бы, гарантирую. Так. Короче, надо тут навести порядок. Без этого я не Милга! В твоих же интересах!

Она включает музыку — очень громко.

Затемнение.

Грохот передвигаемых вещей.

Музыка все громче и громче.

Тишина.


* * *

Вечерний свет. Хельга — в другой одежде. Максим тоже. Вокруг чистота и порядок — уже потому, что убрано много вещей.

ХЕЛЬГА (с акцентом, жеманно). Послушайте, молодой человек, у меня не есть много время, поэтому просьба большой сказать, что конкретно вы желать от меня?

МАКСИМ. У нее не такой акцент. Мягче. И синтаксис нормальный.

ХЕЛЬГА. Чего?

МАКСИМ. Строй речи у нее нормальный.

ХЕЛЬГА. Штраф!

МАКСИМ. Почему это?

ХЕЛЬГА. Ты сказал: строй речи у нее нормальный. Стихами.

МАКСИМ. Это не стихами, просто совпало. Обычные слова тоже могут быть ритмичными.

ХЕЛЬГА. Гони, гони, нечего оправдываться!

МАКСИМ (дает ей деньги, возмущенно). Сотня за ошибку!

ХЕЛЬГА. Понимаю, что мало, жалею тебя!

МАКСИМ. Подавись. Главное: почему ты ломаешься?

ХЕЛЬГА. А они все ломаются. Я по муз-ТВ видела (изображает, приподняв руки и поводя плечами): те-те-те, те-те-те, я не хотела сниматься обнаженной, но меня уговорили, чтобы все на меня любовались, я не виновата, что так прекрасна, ха-ха, ха-ха! Дуры!

МАКСИМ. Она не ломается. Вот, посмотри. Я записал. (Поворачивает к Хельге монитор компьютера, дает ей наушники).

ХЕЛЬГА (имея в виду наушники). Зачем?

МАКСИМ. Я это сто раз смотрел.

Садится в сторонке и наблюдает за Хельгой. Хельга смотрит сначала иронично, потом увлекается, потом начинает повторять что-то беззвучно за Милгой.

ХЕЛЬГА. Молодец баба! (Снимает наушники). Слушай, она такая простая! Прямо как я — в хорошем смысле. Надо же. Секса в ней маловато, конечно.

МАКСИМ. Без оценок! Итак, я прихожу к ней. Или она ко мне. И я говорю ей: Милга, я не буду вас долго задерживать.

ХЕЛЬГА. Спасибо и за это!

МАКСИМ. Не мешай!

ХЕЛЬГА. А я не мешаю, я — Милга. Это я как она говорю. Она девушка с юмором, я поняла.

МАКСИМ. Ты меня сбила!

ХЕЛЬГА. Родной, ты думаешь, она не будет тебя сбивать? Если вообще согласится слушать. Я тебе скажу, чтобы ты знал: у мужчины в такой ситуации один шанс. Ну, как у истребителя в войну: налетел, бросил бомбу, попал — молодец, не попал — до свидания. Все. Второго шанса не будет.

МАКСИМ. Истребители бомб не бросают.

ХЕЛЬГА. По фигу, я для ясности. Девушку надо удивить. Сразу. Ну, как вот ты меня в первый раз.

МАКСИМ. Я разве удивил? (Торопливо исправляется). Я удивил разве?

ХЕЛЬГА (уже поднявшая палец). Ладно, прощаю. Еще бы не удивил, конечно, удивил.

МАКСИМ. Чем?

ХЕЛЬГА. Да всем. Я такого странного человека еще не встречала.

МАКСИМ. Может, и она удивится?

ХЕЛЬГА. Не надейся. У них там странных, в Голливуде, по десять на квадратный метр. Все психи вообще. Или наркоманы, или алкоголики. И у всех приемные дети — думаешь, почему? А потому, что к хирургам бегают каждый месяц, на них живого места нет, рожать уже не могут. Пластические операции! И у Милги твоей наверняка уже что-нибудь подрезано, а что-то добавлено!

МАКСИМ. Она не делала операций.

ХЕЛЬГА. Охотно верю.

МАКСИМ. Не делала, я сказал!

ХЕЛЬГА. Орать не будем, ладно?

Пауза.

МАКСИМ. Извини. Так. Значит, я говорю ей. Ты меня сбила совсем! Я говорю: Милга!

ХЕЛЬГА. А куда ты смотришь?

МАКСИМ. На нее. То есть на тебя.

ХЕЛЬГА. А чего у тебя глаза бегают? Мужчина должен смотреть нагло, прямо. Как хозяин.

МАКСИМ (решительно). Милга! Так?

ХЕЛЬГА. У нее тоже будешь спрашивать?

МАКСИМ. Милга! Я…

ХЕЛЬГА. Ну, ну? Что ты хотел сказать, русский мальчик?

МАКСИМ. Я прошу пять минут. Только пять минут. Если тебе будет неприятно то, что я говорю, можешь меня остановить. Я тебя люблю, это понятно, иначе я не настаивал бы так на встрече.

ХЕЛЬГА. До свидания.

МАКСИМ. Почему? Что я не так сказал?

ХЕЛЬГА. А ни почему. У меня настроение, как это по-русски… Херовое. Иди отсюда.

МАКСИМ. Только из-за настроения?

ХЕЛЬГА. А почему нет? У меня не может быть настроения? Я что, не человек? Имею я право собой распоряжаться вообще? Имею?

МАКСИМ. Конечно…

ХЕЛЬГА. Вот и вали отсюда, мальчик! Эй, охрана!

МАКСИМ. Слушай, Хельга…

ХЕЛЬГА. Какая Хельга, я Милга, ты к кому пришел? Обкуренный, что ли, на фиг?

МАКСИМ. Прекрати! Почему ты сразу разыгрываешь худший вариант?

ХЕЛЬГА. А ты представь, что так и будет? Твои действия?

МАКСИМ. Ну… Нет, если она охрану позовет, тогда… (Хельга в это время подходит к холодильнику, достает пиво). Поставь на место!

ХЕЛЬГА. Не ори на меня!

МАКСИМ. Я тебе плачу, между прочим!

ХЕЛЬГА (ставит бутылку обратно, захлопывает дверцу холодильника, садится перед Максимом, глядят на него влюбленными глазами, скороговоркой произносит). Хорошо, извини, начнем сначала.

МАКСИМ (после паузы). Милга…

ХЕЛЬГА. Это ты? Неужели это ты? Я тебя увидела и сразу поняла — это ты! Ты снился мне в моих снах, мой мальчик. Иди ко мне, я вся тоскую про тебя! Обними меня, поцелуй, возьми меня, а, а, а-а-а! (Стонет).

МАКСИМ. Замолчи!

Хельга встает, переобувается в туфли, берет сумочку.

МАКСИМ. Ты куда?

ХЕЛЬГА. Позови кого-нибудь из самодеятельности — и пусть изображают. Ты мне надоел. Ты маньяк. Ты хуже маньяка — ты… просто козел! Я больше к тебе не приду, понял?

Затемнение. Хлопает дверь. Музыка.


* * *

Появляется свет. Хельга в очередной раз сменила наряд.

МАКСИМ (с видом актера, страшно уставшего от нудной репетиции). Милга…

ХЕЛЬГА. Ладно, давай пропустим.

МАКСИМ. Почему?

ХЕЛЬГА. Потому что мы так не сдвинемся. Знаешь, как я в школе уроки учила? Если что скучно, я пропускаю. Ищу что-нибудь поинтересней. А когда уже немного затянет, можно к скучному вернуться.

МАКСИМ. Хороший способ. Действительно, пропустим. Мы познакомились. Мы… Что дальше?

ХЕЛЬГА. Я пришла к тебе в гости. Мне интересно, как живут русские молодые люди. Это твоя квартира?

МАКСИМ. Да.

ХЕЛЬГА. Чьи картины?

МАКСИМ. Моего отца.

ХЕЛЬГА. Соц-арт? Кич?

МАКСИМ (удивлен). Откуда ты знаешь эти слова?

ХЕЛЬГА. Я неплохо образована.

МАКСИМ. Откуда? Десятилетка в Щучине?

ХЕЛЬГА. Что есть Щучин? Я училась в Гарварде.

МАКСИМ. Да я про тебя, про Хельгу! Кончай дурачиться!

ХЕЛЬГА. Я что, тупая совсем, читать не умею? У метро книги уцененные продавали, тридцатник штука. Энциклопедия по искусству в том числе. Ну, полистала, нашла там такие же картины. Соц-арт это называется, если с прицелом на искусство рисовать. А если чисто для денег — кич.

МАКСИМ. Ты опять меня сбиваешь!

ХЕЛЬГА. Сам сбил!

Пауза.

ХЕЛЬГА. Давай это пропустим тоже. Мы познакомились, я пришла к тебе в гости. Ты рассказал про отца, про себя. Ты мне понравился. И я решила поиметь с тобой интим.

МАКСИМ. Ерунда!

ХЕЛЬГА. Почему? Ты мечтаешь об этом или нет?

МАКСИМ. Это для меня не существенно.

ХЕЛЬГА. Мечтаешь или нет?

МАКСИМ. Ну, допустим.

ХЕЛЬГА. Вот и все! Мечтаешь — значит, возможно. Потому что на самом деле, как я поняла, о том, что вообще невозможно, люди не мечтают. Пусть один шанс на миллион, но он есть. Согласен?

МАКСИМ. Если только на миллион…

ХЕЛЬГА. Но ведь есть?

МАКСИМ. Ну, есть.

ХЕЛЬГА. Тогда поехали.

МАКСИМ. Куда?

ХЕЛЬГА. В постель.

МАКСИМ. Так сразу?

ХЕЛЬГА. А это уж от тебя зависит. Лучше на мне потренируйся, а то обломишься. Так. Значит, я иду по комнате, смотрю на картины. Оказываюсь у постели. Ты оказываешься рядом. Ну, подходи!

Максим подходит.

Берешь так меня за плечи.

Максим берет.

И говоришь: вот отсюда лучше видно. И мягко так меня усаживаешь.

МАКСИМ. Вот отсюда лучше видно. (Усаживает — не очень мягко).

ХЕЛЬГА. Действительно, лучше.

Пауза.

ХЕЛЬГА. Ну?

МАКСИМ. Что?

ХЕЛЬГА. Скажи честно, что ты хочешь сделать?

МАКСИМ. Потушить свет.

ХЕЛЬГА. А как? Бросишь меня и попрешься к выключателю?

МАКСИМ. Действительно, проблема…

ХЕЛЬГА. Вот именно. Продумываешь заранее: свет только возле постели — ночник или торшер.

МАКСИМ. Картин же не будет видно! (Хельга, посмеиваясь смотрит на него). Понял.

ХЕЛЬГА. Или спрашиваешь: хочешь выпить? Идешь за выпивкой и по пути тушишь свет.

МАКСИМ. Хочешь выпить?

ХЕЛЬГА. Нет. (Максим в замешательстве). Хочу, хочу! Двойную «маргариту». Смешать, но не взбалтывать.

МАКСИМ. У меня только пиво.

ХЕЛЬГА. О, русские мальчики, сколько с вами проблем! Ладно, давай пиво.

Максим встает, торопливо идет к холодильнику.

Возвращаясь с пивом, выключает свет.

Затемнение.

Грохот, звон стекла.

ХЕЛЬГА. Ты живой?

Музыка.


* * *

Хельга ходит по комнате, закутавшись в простыню. Говорит возбужденно.

ХЕЛЬГА.

Ты знаешь, у папаши моего

Такая же фигня. Не в смысле секса,

А в смысле выпивки. То’йсть иногда он пьет

Ну просто литрами, он пьет и пьет, и пьет,

Уже буквально льется из ушей,

А толку шиш. Не забирает на фиг.

А иногда рюмашку опрокинет —

И бац, захорошело сразу. Сразу

Расквасится и запоет… Я, правда,

Не ожидала. Сам подумай, сколько

Меня имели, извини, но ты ведь

Сам понимаешь — проститутка, че тут

И говорить, нет, я хренею просто,

Опиндюнеть, не злись, я почему-то

Всегда ругаюсь, если хорошо.

Эмоции. А были, между прочим,

С азартом мужики, ну, то есть, как бы

Тебе сказать… Один мне говорит:

«Еще, блин, ни одна, говорит, баба

Из моих рук не вышла без оргазма!»

Ну, ладно, я ему изобразила,

А он, нашелся тоже Станиславский:

«Не верю!» — говорит. «Щас, говорит,

Я все равно тебя дожму до точки!»

И дожимал, паскуда. Я стараюсь:

О, ес, о, нох айн маль, фак ми!

А он: «Не верю!» И меня по морде

Дыц, дыц, я бац! — и в обморок! (Коротко плачет и тут же смеется).

А он перепугался страшно, чудик,

Воды принес, побрызгал. «Ты чего?»

Я говорю: «Оргазм». Он: «Правда?» — «Кроме шуток!»

И тут он весь расцвел, весь залоснился,

Весь подобрел, зараза. Мужику

Ведь все равно, от кулака, от ласки,

Лишь бы он знал, что девушка балдеет,

Что он, скотина, самый сильный, самый

Умелый… Ё, несу такую хрень!

Но ты сообрази — ведь я впервые

Почувствовала, что такое быть

Нормальной женщиной. Я будто родилась.

И даже, знаешь, захотелось имя

Вдруг поменять. А мне легко — я Ольга.

Я Ольга — и трендец! А Хельгу — на фиг!

Ты сам хоть понимаешь, что ты сделал?…

Не хочешь пива?… А ребенка хочешь?

Ну, в смысле… То’йсть какой тут смысл? Без смысла —

Возьму да и рожу. Тебе кого?

Я девочку хочу. Хотя и мальчик

Неплохо тоже. Назовем Максимом…

МАКСИМ. Ты помолчать можешь?

ОЛЬГА.

Конечно. Извини. Ты не устал?

МАКСИМ. Я просил тебя помолчать.

ОЛЬГА.

А я молчу. Ну, все, ну, успокойся!

МАКСИМ. И перестань разговаривать стихами, дура!

ОЛЬГА.

Я не нарочно. Не велишь — не буду.

Пауза.

МАКСИМ. И это — все? И к этому все сводится? Да… Интересные дела… Если бы я знал, я бы еще раньше повесился.

ОЛЬГА.

Так говоришь, как будто ты уже…

МАКСИМ. Помолчи! Нет, неужели, действительно, это все? Самое паскудное, что я успокоился! Мне уже ее (тычет в портрет Милги) — не надо!

ОЛЬГА.

И правильно. Ты радоваться должен!

МАКСИМ. Что ты понимаешь, дура? Думаешь, ты мне теперь нравишься? Я тебя ненавижу просто! Мне противно тебя видеть! А от запаха твоего меня тошнит! Кожу хочется стащить с себя, будто ты на меня налипла! Счастья сколько у девушки — оргазм у нее объявился! Событие мирового масштаба.

ОЛЬГА.

Дурак же ты. А я, как с человеком,

С тобой… Я думала, что, может, и тебе

Приятно, что… Да ладно. Не волнуйся.

Я щас уйду. Но дело не в оргазме.

А я тебя люблю. Вот так. Самой смешно.

Я сразу, знаешь, как к тебе попала,

Увидела тебя, и что-то — щелк! Внутри

Как будто что-то пискнуло. Вернее…

Не знаю. В общем, это все равно.

Не беспокойся. Все к тебе вернется.

Ты будешь счастлив — с Милгой или сам

С собой. Какая разница? Ведь нету

На самом деле Милги никакой.

А только ты один. Ну, оставайся.

И извини за все. Я ухожу.

Она одевается. Хочет уйти.

МАКСИМ. Постой. Засада вот в чем — я к тебе привык.

ОЛЬГА. И это плохо?

МАКСИМ. Сам пока не знаю… Иди ко мне.

Ольга идет к нему.

Затемнение.

Музыка.


* * *

Свет.

Ольга в домашнем халате готовит ужин. Максим смотрит телевизор.

ОЛЬГА. Есть сейчас будешь?

МАКСИМ. Да, можно.

ОЛЬГА. Хорошо. Тебе сыр потереть туда или сам?

МАКСИМ. Сам. Макароны?

ОЛЬГА. Что, не хочешь?

МАКСИМ. Да нет, нормально.

Ольга приносит тарелки на столик перед телевизором.

Они едят.

ОЛЬГА. А сыр?

МАКСИМ. Я уже все съел почти. Забыл.

ОЛЬГА. Я потру?

МАКСИМ. Ага.

Ольга трет сыр в тарелку Максима.

ОЛЬГА. Хватит?

МАКСИМ. Нормально.

ОЛЬГА. Подорожал — ужасно.

МАКСИМ. А?

ОЛЬГА. Сыр подорожал.

МАКСИМ. А.

ОЛЬГА. Процентов на двадцать.

МАКСИМ. Это много?

ОЛЬГА. Конечно! Как люди живут, у кого только пенсия?

МАКСИМ. Да, тяжело.

ОЛЬГА. Еще бы.

Ольга убирает тарелки. Моет их. Говорит, не поворачиваясь к Максиму.

ОЛЬГА. Ты только не ругайся, я ей написала. А потом один Оксанкин друг перевел, он английский знает в совершенстве. А адрес купила. На рынке компьютерном, представляешь, можно купить диск с адресами мировых знаменитостей. Всех. И обычные адреса, и электронная почта. И даже телефоны. И я ей написала. Знаешь, почему? Потому что письма действуют. Не всякие, конечно. Я, когда в выпускном классе училась, я получила письмо. До сих пор помню. Наизусть. «Оля, я счастлив жить на свете, потому, что есть ты. Я люблю тебя вот уже три года, но не решаюсь сказать. Но я каждое утро просыпаюсь и думаю, что я тебя увижу, и я начинаю сразу улыбаться. Я живу с улыбкой, потому что есть ты. Я три года счастлив, потому что я тебя люблю. Мне от тебя ничего не надо, но я тебя люблю, и этого хватит. Может быть, догадаешься и поймешь все по моим глазам. И тогда я признаюсь. А если не догадаешься, пусть это умрет со мной…» И, знаешь, я только и делала, что на всех смотрела. Нет, не он, не он. Потом показалось — он. Был такой Сережа, тихий такой, невысокий, но приятный такой, ничего. И неглупый. Я подошла: «Это не ты?» — «Что я?» — «Письмо написал?» — «Не я». Вот… И я потом всю жизнь искала того, кто мог бы написать такое письмо. И когда я тебя увидела, я сразу подумала: ты мог бы… Извини, надоела своими разговорами. Нет, но правда, у меня такое чувство, что я тебя с детства знаю… Извини. Короче, написала. Ты не сердись. Я понимаю — идиотка, дура… Но я же вижу, что с тобой творится… Короче… Короче, вот… Ты не думай, я от твоего имени. И адрес обратный указала… Я к тому, что если придет письмо, ты не удивляйся…

Оглядывается: Максим дремлет.

Она переодевается.

Уходит.

Затемнение.

Музыка.


* * *

Свет.

Максим ходит по комнате, как животное в клетке. (В комнате прежний хлам). Говорит сам с собой.

МАКСИМ.

Нет, я порядке. Сто процентов. Двести!

Душа слегка, конечно, не на месте,

Но не больна. Какой сегодня день?

Двадцатое. Уймись, не ерепень

Ненужных мыслей. Все уже нормально.

Все осязаемо. Реально и брутально.

От слова Брут? Или от слова «брутто»?

Какая разница? Но надо ведь кому-то

Выискивать происхожденье слов?

Зачем? А если взять, к примеру, атом.

Все в мире нашем, мусором богатом,

Из одинаковых слагается основ.

Зачем нам знать его строенье? Или

Быстрее потекут автомобили

И слаще станет жизнь во всех местах?

Она и так сладка. И только страх

Остался — потерять не душу,

А гладкость жития, лямур, гламур

И лядвии ласкающихся дур… (Распахивает окно)

И я не трушу. Я давно не трушу.

Я просто сомневаюсь. Если ад —

Не сковородки, не котлы, не дыба,

Не огнь пылающий, не серный запах дыма,

И главное — не то, в чем виноват,

А — то же, что и здесь? И черт ноздрею

Обыкновенный выдувает смог.

И те же люди, что, подобно рою,

Слетаются на бытия пирог —

Вонючий, как и здесь? А в центре ада

Зловещим кругом вечного ярма —

Влагалище, исполненное смрада

И сока жизни, и ее дерьма!!! (Осеняет).

Сам ад своим строеньем — просто вульва!

И мы, когда друг друга шлем туда,

Хотя и ясно говорим — «звезда»,

Но это — ад. Не двойка, братцы, ноль вам!

И минус десять мне… Ты все спросил?

Ты все сказал? Тогда кончай. Так тошно,

Что на отчаяние не хватает сил

И кажется, что врешь себе нарочно.

Зачем вопрос, когда готов ответ?

Нет выхода. И значит — смысла нет.

Встает на подоконник. Затемнение.


* * *

Максим входит в квартиру, говоря по телефону. Не закрывает за собой дверь.

МАКСИМ. Ты телефон можешь ее сказать? Но она в Москве? Слушай, ты человек или кто?… Ее неделю уже нет, а тебе все равно, что ли? Ты ведь врешь, я чувствую! Не понял. А кто? Ты же сказала, что Оксана. Какой псевдоним, дура? У актеров псевдонимы, у писателей, а у тебя кличка! Алло? Алло?

Набирает номер — не отвечают. Бросает трубку на постель.

Ходит по комнате.

Звонок.

Максим хватает трубку.

МАКСИМ. Алло? Алло? Алло?

Торопливо идет к двери, сталкивается с Милгой Йогович.

МИЛГА ЙОГОВИЧ. Здравствуйте. Могу я видеть Максима?

МАКСИМ. Он здесь не живет. Извините, мне некогда.


Конец
Загрузка...