Ангелина гвозданула по пехоте. Действительно сколько можно возиться стреляя в неуловимую оптику танков-скороходов.
Огнезарная дьяволица обратилась к напарнице:
— Ну, может, споешь чего-нибудь для бодрости, чтобы я так не плыла!
Галина с воодушевлением произнесла, снова запевая:
Вершины гор бескрайних покорим,
Мы комсомолки море в сердце света,
Вот так шагаем грозно на Берлин,
Пусть будет песня о любви в мечтах воспета!
Но более сказать — чего мы не видали,
В какой стране звезд ярче не найти,
Мы Коммунизма видим ясно дали!
Хоть нам девчатам меньше двадцати!
Но Сатана справляет ратный пир,
Ромашки даже на ветру завяли,
От злой чумы избавил бренный мир,
Наш Дорогой товарищ Сталин!
Отчизна это слово и пожар,
Что в нашем лоне вечно не потухнет,
Ведь у меня поэта сильный дар,
Хоть девушка боса — размокли туфли!
Но Бог людей смиреньем покорил,
Своей душой Иисуса так сердечно.
Во многих образах Христа мерил,
Во всей вселенной бесконечной!
Он показал свой праведный закон,
От, херувимов огнезарных крыл!
Что будет грех на веки истреблен,
Путь верный, нам Господь открыл!
Но не слушаем Христа — увы,
Деремся, душим, жестко убиваем!
Мы словно дети злобы Сатаны,
Хоть будет и для нас тюльпаны рая!
Я говорю, тебе признайся, наконец,
Что хочешь тоже счастья человечно!
Чтобы надеть лавровый благ венец,
Стезя богов наказ его навечно!
Тогда Берлин у ног моих падет,
Настанет время гордого полета!
И гол забит Архангела ворот,
На троне будет прежняя босота!
Уже Олег Ломоносов ткнул сестру Галину в спину кулачком:
— Давай побежали к Берлину. Там наш отдых и покой.
Золотоволосая воительница-комсомолка показала на разбитые танки, возле которых уже крутились ремонтники. Вот одну из поврежденных машин взяли на буксир, и потянул, большущий трактор.
Галина неожиданно предложила:
— Может, можем нашим парням с ремонтом?
Ангелина покачала головой:
— Нет, больше от тебя девушка с золотыми волосами и чудной красоты на поле брани. Беги…
Девчата-комсомолки и мальчишка-пионер замелькали по стоптанной и сожженной траве исколотыми и зверски исцарапанными пятками. Впрочем, на боль внимание обращать некогда, тем более, что вот опять появились штурмовые модификации Фоккен-Вульф. Эта машина вооружена четырьмя авиапушками калибра 37 и 30 — миллиметров с мощной броневой защитой. Самая живучая и мощная вооружением, одноместная машина. Самих F-190, штук двадцать, и еще десяток Не-162, этих неуловимых легендарных, реактивных «Саламандр».
Галина округлила ротик:
— Брр, я думала, что гитлеровская авиация уже выдохлась?
Ангелина «утешила» в своей манере:
— В Берлине много подземных аэродромов, так что там, мы еще имеем шанс и с дисколетами встретиться. На их фоне семи пушечный с броней Фокке-Вульф корыто с крылышками.
Галина выстрелила в более уязвимую, но при этом стремительную «Саламандру» зажигательно пулей. Машина со слегка стреловидным пенопластовым крылом, полетела вниз, оставив подобно комете розоватый хвостик.
Золотоволосая воительница-комсомолка заявила:
— Вот как раз Фокке-Вульфы хоть и неуклюжи, но для, точнее в штурмовой модификации из винтовки неуязвимы. Если истребители запоздают, могут нашпиговать нашим, по первое число!
Олег Ломоносов подколол Галину в ответ:
— Нет по десятое! Или даже сотое.
Воительница-комсомолка огрызнулась:
— Молчи болтун босопятый!
Вместо ответа Олег Ломоносов извлек из широкого пояса, что в ракурсе отдаленном, смахивающее на небольшую ракету, с приделанной рукояткой и гордо произнес:
— Вот какую вещицу я раздобыл!
Галина сильнейшим образом удивилась, даже прикладом себя пребольно зацепила по переносице. Произнесла с воем:
— Что за чудо-юдо?
Мальчишка-пионер её хотел, что-то ответить, но видение внезапно расплылось, словно растаял лед…
Но на сей раз, не было ни окриков охраны, ни ударов дубинками. Видимо нацисты нарочно дали всем поспать, чтобы интересный сон продлился подольше.
Однако видимо есть определенные пределы в перемещении по таким фантастическим мирам. И не каждым может в полной мере насладиться победами, а другой скатать любопытную для себя информацию.
Кроме того и гитлеровцы и тем более сами девчата и ребята так пока не научились управлять такими на сто процентов реальными грезами.
Это, безусловно, очень досадно. Да и приходится возвращаться в отнюдь не радужный мир.
А именно опять грузить щебенку, толкать тачку, тянуть носилки, рубить камни укладывать плитку. Их использовали на разных работах, чтобы по максиму нагружать разные группы мышц. Хотя со временем работа становилась монотонной. И жарко, что крайне неприятно так вкалывать на каменоломнях при жаре.
Но проходили дни, затем они тяжелые полные рабского труда и побоев складывались в недели. Лето перевалило свою макушку, но прохладнее не становилось. Новых грез пока не было. Зато немцы бодро рапортовали об своих успехах. Правда и это становилось все более очевидно наступление фрицев идет не слишком быстро, они несут ощутимые потери. Но все равно пусть и не так быстро в сорок первом продвигаются, и разрыв между советскими войсками, что оказались, отрезаны на Кавказе и «Большой землей» возрастает. Причем шансы советских войск уменьшаются. Плюс еще и Япония усилила давление. Вот уже Приморье обложили. То есть дни идут, а облегчения не видно. Даже наоборот постепенно война проигрывается. И нет шансов на включение в борьбу союзников. США распались на четыре центра сил. А Британия того и гляди сам в войну с СССР вступит.
Олег, Галина и Ангелину усиленно молились, чтобы, наконец, вернулись к ним во сне славные грезы. Чтобы хоть чуть-чуть отхлынула эта волна дичайших страданий и боли.
Но вместе этого 1 сентября 1943 года их ожидал очередной и, весьма неприятных сюрприз.
Точнее в эту годовщину неприятности постигли Ангелину. Немцы долго искали, как отомстить огнезарной дьяволице за убийство надсмотрщика.
Ну не только ей, но и Олегу Ломоносову разумеется. Но вот как бывает…
Точнее фрицы и сами над своими адскими машинами не властны.
Правда своими ли? Скорее уж инопланетными произведениями искусства.
Да что-то непонятное для людей сотворил чужой разум, но от этого совсем не легче.
Олег, пожимая на ночь огнезарной дьяволице руку, заметил:
— Сегодня символическая дата — 1 сентября. Значит обязательно должно, что-то особое произойти!
Галина мечтательно произнесла:
— Добраться бы до фюрера! Это классно!
Но вот огнезарная дьяволица сомкнула веки и понеслось…
Ангелина Костоломова ощутила, как она ныряет вниз, словно плюхнулась в чернильную, по-особому грязную смолу, реальную и полную вселенской злобы настолько, что даже стало выедать глаза. На ее тренированное тело давило странной толщей, чем-то напоминая ртуть в недрах которой во время жестоких тренировок своей прежней космической жизни — плавала Костоломова, но было куда страшнее, и плоть плющило. Тут комсомолке-девчонке реально стало ужасно, а вдруг теперь ей никогда не увидеть звезд, неведомые палачи обрели власть и над потусторонним миром. Слышится скрежет, такой звук, будто собака царапает по стеку, только гораздо противнее и громче, он впивается в уши, выкручивая их. Раскаленный шомпол вгрызается в перепонки, на языке ощущение крови, и льющей смолы. Затем из темноты выныривает пасть со сверкающими, как лава вулкана зубами. Никогда еще Ангелина Костоломова не видела столь омерзительной рожи чудовища, персонажи фильмов ужасов или знаковые расы иногалактов, на его фоне были лишь жалкой пародией на кошмар. Затем появились другие еще более страшные челюсти, некоторые были огромные как планета Юпитер, а другие маленькие похожие на очень злобных зверюшек, самых немыслимых форм и видом, включая гибриды животных и пыточных приспособлений. Вот они своими кривыми ядовитыми зубами вцепились в ее девичью плоть.
За всю свою уже достаточно длинную, если считать предыдущие воплощения и перевоплощения, и тому — же беспредельно насыщенную жизнь Костоломова ни разу не испытывала такой боли. Главное что и подобрать аналог ощущениям было невозможно. Это и жгучее пламя и разъедающая кислота, одновременно замораживающий лед и тупая с шершавой ржавчиной режущая пила. А также одновременно удары гипертоком, от которых пробивают сверхмощные разряды и облучение ультрарадиацией чрезвычайно возбуждающей нервные клетки, эрогенные зоны: буквально каждую молекулу. И главное интенсивность мучений просто невероятная, а зверюшки, все время, без перерыва меняют форму и размеры.
А ее продолжали терзать, было видно, как с рук срывается мясо, оголяются кости, как из распоротого живота вылезают кишки. Злобные твари грызут их, накручивая на зубы. Ангелина исступленно воет, из глаз брызжут слезы. В отчаянии она стонет:
— Господи за что. Ведь я за свою жизнь всегда была верной Советской Сталинской России и никого ни разу не предала! — Тут правда воительница-комсомолка вспомнив воплощения своей прежней жизни, немного поправилась, точнее, решила покаяться. — Конечно, иногда хитрила на экзаменах, могла соврать, но это лишь вследствие естественных человеческих слабостей!
Слышится хихиканье и от него, кажется, что в барабанные перепонки вонзаются раскаленные иглы, которые при этом расширяются, как дельта полноводной реки, постепенно поглощая все и вся! Мозг бурно вскипает. И безжалостно терзающий серое вещество глас:
— А прелюбодеяние, греховные страсти — вспомни сука! — Ревет беспощадный, решивший почитать морали демон. — Сколько ты за столетия сменила тысяч мужчин и самок? А Бог изрекал; что уже смотреть на особь противоположное пола с вожделением — преступление!
Девчонка-комсомолка причудливо выворачивается, ее плющит и распирает одновременно. Наконец появляется исполинская пасть, она целиком заглатывает её чудное тело. Ангелина видит, как в горле ужасающего подобия дракона, бушует пламя, оно разбивается на семьсот семьдесят семь абсолютно разных по цвету и оттенку лепестков.
— Вот он легендарный огонь преисподней. — Прошептала девчонка-комсомолка, кожа на руках срослась, покрывшись уродливыми шрамами. Она пытается затормозить свой полет, но это бесполезно, еще недавно крутейшая воительница Советского Союза даже не может сдвинуть себя на миллиметр. Вот ее такого ставшего вдруг эгоистично любимым юного, смазливого тела касается, огненный поток. Словно страстный любовник, язык пламени лижет обнаженный рябиновый сосок девушки-комсомолки. Ничего подобно она ни разу не испытывала, в глазах, потемнело и казалось, во рту началось извержение Кракатау, а желудок взбунтовался, и его атаковали гиперядерным оружием, вернее термопреоновым зарядом. Насколько жгучим было это пламя, на голой коже появлялись крупные гнойники, кости темнели и трескались, причиняя страдания. Соски зарево Гадеса продолжало лизать, пламя коснулось чистого, гладенького как у девочки лона. После чего так сильно пронзила сатанинская боль, что девушка-комсомолка зашлась в поглощающей истерике. Каждый сосок был раскален, огонь прошелся по животу, разрезая гиперплазмой пресс, выпаливая кишки. Которые затем топтали копыта гибридов коней и медицинских градусников, и смеси утыканных шипами палиц с допотопным утюгом на углях.
— Нет, я не хочу не надо — Иступлено провизжала она, готовая на все чтобы избежать этого без всяких преувеличений ада. — Отпустите меня. Я больше так не буду! — Ангелина Костоломова и впрямь ощущала себя не воительницей-комсомолкой, а маленькой девочкой Гердой попавшей в разбойничий вертеп, самой жуткой из тех, что можно придумать сказок..
Каждый цвет огня — это особый неповторимый рисунок боли. Страданиям можно придавать различные оттенки, их разнообразие поражает, даже маркиз де Сад не додумался, до чего может дойти изобретательность жителей межзвездной преисподней. Чувствительные девичьи пятки, покрылись волдырями, те лопались, набухали и лопались снова. Каждый волдырь рвало с энергией миллионов уничтоженных Хиросим. Пылала прическа, и девушке было не только больно, но и крайне досадно, что она лишалась подобного украшения. Голову буквально опалило, каждый корешок волоса, словно был врыт в яму, которую залили расплавленным металлом.
— А вот черти, можешь познакомиться. — Противно пищит необычайно омерзительный голосок истязателя. Это даже не крысиный писк, а какофония беспредельного музыкального графоманства. — Твои, верные друзья в вечности!
Их вид впрочем, еще более ужасен, чем у зверюшек, но особенно несимпатично смотреть на колючие пасти, отдаленно смахивающие на гибрид заостренных клещей средневекового палача и смесь зубов акульих и крокодильих. Да еще и кожа в гнойных язвах с копошащимися слизняками. Зато рога, прелестны в виде щупальцев сторукого, пылающего кальмара, как ни странно успокоили. Ангелина Костоломова: чтобы отвлечься от пронзающей боли, стала вспоминать фольклор, где эти миленькие забавные чертики, то страшненькие, то наоборот смешные и наивные. Эти существа иногда помогают, а порой вредят людям. Особенно запоминающая сказка о «Попе и его работнике Балде». Вот с таким «народом» вполне можно иметь дело. Наивные, веселые чертики, даже людям порой служат! А тут только и знают, колют вилами, рубят тройными секирами и мечами, и жарят гиперлазерами из запредельно разогнанных ультраквантов!
— Что грешная душа не слушала командиров? — Рог у черта вырос: превратившись в подобие восьмигранного клюва и тырк, подвижным уродством: по черепку.
Когда на голове ломают и плющат кости: это так больно, что невозможно описать словами. Но сознание при этом не помутилось, будь Ангелина Соколовская в обычной человеческой плоти, то наверняка скончалась бы от шока. А так она чувствовала чрезвычайно грубое прикосновение к своему мозгу, всю облапили, затем монстр стал пить мозги. Непостижимое ощущение, вроде вытягивания жил, только чувствительность намного сильнее. А демон все пил, выпуская кислоту. Делал он это медленно, словно цедил. Другой бес стал сверлить ногти, загоняя под них острейшие иголки. Девушка-комсомолка пробовало отвести свои босые ноженьки, но пламя жарила нежные девичьи пятки все сильнее, при этом кибернетические цепи растягивали сухожилия, каждую связку. Казалось, что этот сатанинский оркестр набирает темп в адском марше.
Ангелина Костоломова кричит, рот раскрывается сам собой.
— Не надо квазарить, отпустите. — И захлебывается новой, бурной и огнезарной волной боли.
Ее хватают раскаленными щипцами за язык и тянут, медленно оставляя рваные, оборванные жилы, отрывая его от неба.
Тоже боль, но чуть по-другому, и уже нет криков только всхлипы и вой.
Черти с каждым поворотом становясь все уродливее: продолжают куражится, вслед за ногтями, стали ломать костяшки, причем делают это медленно смакуя страдания.
— Вот так чернодырка антифотонная: получай свою порцию. — Злобно пуская порцию гипертока в мозг, верещит один вероятно старший по званию бес.
Ангелина уже дошла до состояния невменяемости, ее затопила невыносимая волна мучений. А черти не отступают, вот уже начали вырывать жемчужные зубки, безжалостно порча, красу. Дробили их, затем сверлили их, вонзаясь жгучим острием в десну.
— Как можно опуститься до подобной жестокости, неужели у них нет матери. — Подумала Ангелина Соколовская. Она не могла кричать, так челюсти рвали одновременно сотни раскаленных клещей. Но что-то внутри орало. — Кто вас родила женщина или гиена! Видимо прочтя ее отчаянные мысли, черти завопили.
— Матери нет — отец Сатана!
Потом нашли новую муку, раскалили сверло, допилили последние зубы резаком. Далее дошла очередь до костей. Их ломали красными, от высокой температуры щипцами. Каждое девичье ребрышко по отдельности. Раскаленные щипцы выкручивали рубиновые соски девушки-комсомолки, отрывали ее нежные ушки, выдергивали волосок за волоском. К многострадальным, босым пяткам девушки-комсомолки подносилось, жгучее пламя, и каждый раз температура была все выше и выше! Дымилась кожа, горели кости. Казалось, что сердце вот-вот лопнет, взорвется как бомба.
Тут Ангелина Костоломова неожиданно почувствовала, что ее изящный язычок отрос, и может что-то говорить:
— Помилосердствуйте ради Справедливости!
В ответ бесы вонзили в нее вилы, по-новому отрывая девичью грудь, ломая ноздри, выкалывая глаза!
— Ты грешник и должен знать, что Справедливость: выдумка жалких людей. Истинные боги едины в двух лицах: добро — зло, и сотворили всю вселенную, а также людей по образу и подобию своему. А вы грешники и прочите твари, должны быть рабами, выполняющими любые приказы и терпящими унижение. Ты антифотонная невольница не верила в наше существование, а теперь испытываешь это все на собственной шкуре.
— Теперь я верю!
Бесы еще громче и куда пронзительнее, так что раскалывалась под стопудовым лезвием гильотины голова, выламывало кувалдой виски, проверещали:
— Поздно! У тебя нет шансов.
Ангелину Костоломову продолжили терзать, его несколько раз подряд переламывали, жгли, потом она немыслимым образом восстанавливалась. Затем ее крушили по-новому. Потом чертям видно это самим надоело и, подняв его в воздух, понесли по преисподней.
— Вот посмотри, как наказывают непокорных.
И тут стало еще страшнее; Ангелина увидела девушек распятых на крестах. Причем из своего отряда. Вот, например Галина с золотистыми волосами. Черти дергают за них. Или командир капитан Наташка — блондинка, чьи волосы чуть-чуть отдают синевой. Прочие девчонки, как из её батальона, так и совсем незнакомые. Их некогда прекрасные тела: были страшно изуродованы, с них капала кровь. Крупные свиньи подрывали кресты, иногда жертвы падали и на них набрасывались кабаны, разрывая на части женскую плоть. Как страдали эти несчастные создания, по щечкам у некоторых безжалостно клейменым, стекали смешанные с потом и кровью слезы. В глазах светилось отчаяние. Хотя, например Наташа, старалась не плакать, а смотрела с ненавистью, выпрямив свою крепкую шею. Но остальные воительницы-комсомолки, похоже, сломались. Казалось, они молили: мы невиновны, пощадите нас.
Вопрос был глуп, но Ангелина все же спросила:
— За что наказывают этих несчастных?
Бес со всего размаха врезал девушке-комсомолке раскаленным ломиком по пяткам, другой чертяка сломал девушке-дьяволице искапанное в волдырях колено и прогнусавил, картавя.
— Разная мелочь. — И понес очевидную чушь. — Одна дерзила командиру, другая разбила дорогостоящий самолет, третья отказалась заняться сексом с парнем, во время учений, четвертая отступилась. То есть, чтобы попасть сюда, не обязательно быть большим грешником, достаточно мелких проступков.
Ангелина с титаническим усилием выдавила из себя:
— И их муки никогда не кончаться?
Черти, сделав голоса еще противнее кривляясь и стуча рогами, провизжали хряками при течке:
— А это Всевышнему Богу решать и императрице. Если ее величество издаст указ о помиловании, то их могут перевести в другое не столь болезненное место.
— Добраться бы до фюрера! Это классно!;- В рай!?! — В сознании Ангелины мелькнула надежда.
Тут уже рев стал оглушительнее, чем миллиард Ниагарских водопадов:
— Для вас предателей нет рая!!! Просто есть места, где вас не будут бить, и терзать каждую секунду и где вы можете продолжать служить своим командирам после смерти!
Какой-то бес дернул Ангелину спросить:
— А что ждет людей, чьи преступления посерьезнее?
В ответ смех, что не бывает, более мерзкого даже у буйно помешанных:
— Это мы тебе тоже покажем!
Черт пырнул вилами в глаза, яблоки лопнули, полилась жидкость и Ангелина Костоломова окосела, на нее пролилась ужасающая в своей беспросветности чернота. Затем спустя несколько секунд, она вновь обрела способность видеть, правда, каждое мигание вызывало невыносимый зуд. Вновь они полетели и вот навстречу им выпорхнули еще более отвратительные существа. Воительница-комсомолка внимательно разглядывала их. Вид и впрямь ничего: голый, безволосый и покрытый коростой череп; горящие инфернальным светом глаза; куцый, будто отрубленный нос с черным провалом по самой середине. И, пожалуй, наиболее мерзкое — отсутствие нижней челюсти, вместо которой висят и шевелятся восемь толстых в форме звезды дьявола щупальца. Вот он и приник к Ангелине Костоломовой, впившись в атласные губы зубами, подарив свой знаменитый поцелуй в засос. Затем его руки-клешни стали ломать кости. Ангелина ойкнула от острой боли в локтях, ей сокрушили суставы, чудовище стала наматывать на клешни сухожилия. Одновременно по телу прошли разряды, чего-то поужасней гипертока. Потом все также внезапно восстановилось, но при сохранении страшнейшей боли.
— Вот так потаскуха, может, выпьем за знакомство.
Отлепившись от Ангелины Костоломовой, монстр протянул руку к чаше, и она моментально наполнилась вином. Образина, ткнула ее в лицо.
— Лакай! — Рявкнуло чудовище.
А так как Ангелина: не хотела слушаться, два беса схватили, ее за голову, сдавили щеки и раскрыли рот. Ужасно горькая жидкость потекла воительнице в горло. Ангелина Костоломова прокашлялась и судорожно глотнула
— Давай до дна. — Проорали черти. Когда несчастная девчонка-комсомолка проглотила весь запас, ее живот внезапно вздулся. Внутри клокотало и горело.
— Что забеременела сука! Вот теперь родишь дитятко преисподней!
Затем жидкость продолжала расширяться пока пузо и крепкий девичий пресс не лопнули.
— Вот так будет с каждым грешником.
Ангелину Костоломову разорвало на части, ее голову подобрали, и стали играть ее футбол. Крайне обидно, когда тебя вот унижают, бьют копытами, похожими на дубину хвостами, перебрасывают. А если попадет в штангу, то и вовсе полный офсайд. Голова звенит, зубы, раз за разом вылетают, но потом снова зарастают. Ангелине Костоломовой кажется, что эта забава длиться вечно, не один месяц, стала расти ужасная трава, стебельки царапали отрубленную голову, залезали в ноздри. Черти при этом бешено хохотали, мочились в девичье лицо, хватали за волосы. Крутили и подбрасывали, но вот и это прекратили, видимо бесам надоело. Они взяли, придавили ее изувеченную голову и стали пришивать тупой иглой к телу.
Потом все исчезло, девушка-комсомолка и мучители оказались в преддверии помойной ямы.
— Ты бывший член избранной Сталиным Красной Рады, и это должно быть тебе знакомо.
Это запах межгалактической «мусорки» не спутать ни с чем, только концентрация чрезмерная, нос воротит, и раскаленное сверло, яростно вгрызается в ноздри, проникая до мозга!
Было видно, как плавают и копошатся мокрицы, черви, мохнатые жуки, липкие гусеницы.
Прямо в ямах отчаянно ползали узники; мужчины и женщины. Они напоминали обтянутые сплошной коростой скелеты, их раны исходили гноем.
— Ух, ужасно! — Ангелина Костоломова обернулась. — А этих за что так?
Демон проворковал голосом, походим на то как стальная щетка скребет по бетону, облитому помоями:
— Они думали, что бунтарь, это звучит гордо, а на самом деле были лишь жалкими предателями. Вот теперь принижена их гордыня. Вот видишь, что бывает с теми, кто не хочет признать над собой господство командиров и воинских уставов. Теперь черви грызут их кости, и так будет продолжаться вечно, ведь императрица не любит гордецов, особенно таких гуманных типов как ты!
Ангелина с робкой надеждой осведомилась:
— А где находятся величайшие преступники прошлого, например Гитлер?
Демоны снова захихикали, так, что и вообразить хуже мерзость нельзя:
— И это ты хочешь знать? Он преступник далекого прошлого! Ему придумана особая кара, такая что и вообразить невозможно! Это из разряда того что тебе ничтожная чувиха-проститутка знать не положено. Впрочем, если тебе мало пыток мы тебе добавим.
Девушку-комсомолку ударили, по голым ногам, а потом специальные узелки из проволоки прошлись между пальчиками босых ступней. Проволока раскалилась, выбив дополнительные страдания. Потом девушку-комсомолку подхватили четыре крюка, два ребра, другие два за ноги и растянули красотку пока не лопнули сухожилия. Затем в ход пошли, двенадцатиграные раскаленные до бела секиры, они полностью сокрушили все ее косточки, от головы до пяток.
Демон хвастливо произнес:
— У нас много различных видов пыток. Многие истязатели древности, а также иногалакты-покойники, щедро делятся, своими немыслимыми изобретениями! Хочешь в китайскую шкатулку?
Ангелина машинально ответила:
— Нет!
Без апелляций бес вставил:
— Все равно получишь!
Появился страшный человек, лицо в бородавках, рыжая борода клочками, гнилы зубы, вонючий рот.
— Вот это соратник Гитлера: Отто Скорели. Сейчас он тобой займется.
Появилась причудливая шкатулка, она напоминала музыкальную. Внешне довольно красивая с царскими гербами. Девушка-комсомолка попробовал сопротивляться, но силы оставили некогда могучее тело. Бесы подхватила Ангелину Костоломову и зашвырнули вовнутрь.
Заиграла музыка, шипы впились в бедра, лодыжки, шею. Молоточки забили по голове, а шестеренки стали ломать пальцы, на руках и ногах. Одновременно у девушки-комсомолки раскрыли рот, и на язык полилась раскаленная жидкость. Ангелина Костоломова завыла, ее живот поджаривал огонь, многоцветное пламя преисподней. Музыка играла то набирая темп, то наоборот замедляясь. Так продолжалось до тех пор, пока от тела не осталось одно кровавое месиво, смешанное с раскаленным металлом. Потом по нему били молотки, сделав подкову. Подковали исполинского скакуна, скачущего по алмазному, покрытию, по лаве, по поверхности. Принявшую образ подковы Ангелину Костоломову расплавили, затем заставили стыть, остудив в жидком гелии. Жуть после огня в студеное пекло. Девушка-комсомолка, пересыщенная негативными эмоциями, с трудом пришла в себя.