Молитва

ГЛАВА 20. МОЛИТВА И Я

Во время сафари по Южной Африке я быстро проникся уважением к охотничьим инстинктам нашего проводника-африканца по имени Лоран. Проводник восседал на переднем откидном сидении «Лендровера» и с этого наблюдательного пункта высматривал отпечатки копыт, отметины на деревьях, следы лап и другие признаки недавнего присутствия крупных животных.

Заметив что-нибудь, Лоран давал водителю знак остановиться. Затем он втягивал носом воздух, некоторое время принюхивался и указывал в определенном направлении: «Там — носорог. Очень близко». Или: «Тут прошли два жирафа, примерно час назад». Он никогда не ошибался.

Правда однажды наш белый водитель, кажется, пришел в раздражение, когда Лоран поднял руку, не указывая ни на какие признаки зверя.

· Сдай назад! — скомандовал он, и шофер неохотно подчинился. Тогда Лоран показал на скромный кустик с желтыми цветами.

· Плакучая акация, — сказал он благоговейно. — Мой народ глубоко почитает это растение.

Потом он рассказал о временах, когда белые южноафрикан-цы нанимали чернокожих мужчин из соседних стран для работы на золотых рудниках. Работа была чрезвычайно тяжелая и опасная. Золотодобытчики спускались под землю, в шахту глубиной более двух километров. Там, при высокой, как в пустыне, температуре и почти в полной темноте, они кирками перекидывали куски породы, слишком горячие для того, чтобы прикасаться к ним голыми руками. Жили рабочие в бараках, окруженных колючей проволокой. У большинства все родственники были неграмотными, и поэтому почти никто не получал писем из дома. У них не было ни календаря, ни часов. Дни шахтеров проходили в убийственно-монотонной работе под землей. Каждый день — обед в общей столовой, а вечером — игра в карты или другое подобное развлечение. Потом они падали и засыпали, чтобы проснуться на следующее утро. Каждый день был похож на предыдущий.

· Они видели свои семьи только две недели в году, во время рождественских каникул, — рассказывал Лоран, — а плакучая акация цветет в начале декабря. Когда распускались эти желтые цветы — о, как трепетали их сердца! Они знали, что скоро встретятся со своими женами и детьми.

Рассказ Лорана брал за сердце, потому что мы знали — контракт с заповедником позволяет ему видеться с семьей только два раза в год. Плакучая акация в цвету была символом надежды и для него: меньше чем через месяц Лоран должен был встретиться с женой и впервые увидеть новорожденного сына.

Как настроиться

Все мое естество противится любым искусственным схемам, особенно когда речь идет о духовных вопросах. Я бы предпочел, чтобы мои отношения с Богом развивались как импровизация. Но вот беда: каждый раз, когда я начинаю следовать этим путем, Бог оказывается оттесненным в сторону. Мне нужны особые «дорожные знаки», вроде цветущего куста плакучей акации. Нужны напоминания о другом, невидимом мире, который для меня важнее всего. Но, как и проводник-африканец Лоран, я должен подмечать следы повседневного Божьего присутствия, которые так легко пропустить. Если молитва — мой ответ на Божье присутствие, то я прежде должен настроиться на то, что Он рядом.

Генри Нувен считал, что мы сами «создаем то пространство, в котором может действовать Бог». Бог, Который создал пространство в буквальном смысле этого слова, Творец Космоса, нуждается в том, чтобы мы выделили для Него место, не заполненное никем и ничем другим. Для человека, который, подобно мне, любит держать все под контролем, слова Нувена означают — создать, выделить пространство, в котором имеет право произойти что-то неожиданное, непредвиденное и незапланированное. Я не властен удержать ощущение Божьего присутствия — как всякое ощущение или чувство, оно то появляется, то исчезает. Но я могу ожидать его и быть внимательным ко всякому его проявлению.

Когда Нувен работал среди бедняков Боливии, он как-то вечером незадолго до Рождества решил пойти в кино: «Фильме был о жадности, похоти, мошенничестве и эксплуатации. В нем преизобиловали образы страха и боли, которые заполнили все пространство моего сознания. А ведь оно могло бы наполниться благословенным духом Рождества». Читая эти строки, я спросил себя: «Как часто я допускаю то же самое?» Входя в номер отеля, я сразу включаю телевизор. Во время обеда я смотрю канал CNN, когда я веду машину — слушаю радио. Я постоянно читаю что-нибудь: газеты, журналы, инструкции к компьютеру, блоги в интернете. Я заполняю свое внутреннее пространство.

«Кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мк 4:9), — сказал Иисус. Но каждый родитель знает, что имеющий уши слышит не всегда. «Я не слышал!» — протестует ребенок, после того как ему было ясно сказано — не выбегать на дорогу. Это сравнение кажется мне очень наглядным. Часто мы «не слышим» абсолютно ясных указаний Бога.

Слушать — это искусство, я должен научиться слушать Бога. Журналисты, кстати, учатся профессиональному слушанию. Когда я беру интервью, я задаю вопросы, а люди на них отвечают. В самом начале своей журналистской карьеры, я часто торопился и заканчивал предложения за интервьюируемых — особенно если они нервничали и запинались. Однако потом я понял: если не прерывать человека, не спешить перейти к следующему вопросу и минутку помолчать, то он может заговорить снова, добавить какие-то детали. Об этом знают и Практикующие психологи.

Часто Бог говорит тихо и спокойно. В моем сознании всплывают воспоминания, фразы из Библии, образы друзей, которым нужна помощь. И там, где раньше, насколько хватало взора, была только выжженная пустыня отчаяния, вдруг появляется молодая поросль надежды. Отступает заблуждение, и жажда мести сменяется духом прощения. Я улавливаю призыв к действию. Но все это происходит только когда я «настроен на Божью волну».

Один профессор семинарии написал книгу под названием «Зачем тратить время на Бога». Тема книги — пребывание с Богом. Интригующее название выбрано издателем неслучайно. Этот выбор многое говорит о современной жизни — ведь на протяжении всей церковной истории армии монахов и монахинь только тем и занимались, что «тратили время» на Бога. В том и заключалось их призвание. Я усвоил на собственном опыте — и уверен, что автор книги согласится со мной — время с Богом никогда не бывает потрачено впустую. Напрасно ли я трачу время, когда посещаю обитателей дома престарелых? Когда сижу в реанимации с умирающим другом? Когда провожу ночь без сна, ухаживая за заболевшим ребенком? Быть с тем, кого любишь, — вовсе не пустая трата времени, особенно если Тот, Кого ты любишь — Бог.

Марфа жаловалась, что в доме полно работы, а Мария тратит время, сидя у ног Христа. Иуда ворчал, что та же Мария израсходовала драгоценные благовония, вылив их на Иисуса. Действительно: тому, для кого общение с Богом не входит в число приоритетов, время, проведенное в молитве, кажется потраченным впустую. Однако для тех, кто любит Бога, нет занятия более нужного и плодотворного, чем молитва.

Молитва как лекарство

Как часто я позволяю делам вытеснить молитву! Это неудивительно — ведь дела дают ощутимый результат. Иначе обстоит дело с молитвой — здесь действие разворачивается за сценой, а результаты не всегда возможно осознать и измерить. Сам процесс «траты времени» на Бога меняет меня изнутри. Почему сын вырастает похожим на отца? Не потому, что он принял волевое решение подражать папе и стал старательно имитировать его осанку, манеры и голос. Ребенок впитывает фамильные черты бессознательно, в процессе постоянного контакта с родителем.

Французский хирург Алексис Каррель, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине, издал в 1936 году книгу о целительном действии молитвы. Молитесь регулярно, советует он, и вы заметите, что ваша жизнь меняется к лучшему. Даже поза во время молитвы — расслабленная, коленопреклоненная, с соединенными руками — полезна для здоровья. Молитва помогает разрешить внутренние конфликты, избавиться от чувства вины и примириться с действительностью. Практика молитвы предполагает вербализацию происходящего в глубинах души, а это тоже один из способов терапии.

Каррель уверяет читателей, будто положительный эффект имеет место вне зависимости от содержания молитвы и от того, кому она адресована — истинному Богу, ложному богу или безликому Космосу. Эту идею взяли на вооружения многие приверженцы учения Нью Эйдж. Возможно, в ней есть доля правды — помогает сама возможность выговориться или самовнушение. Но в теории Карреля упущено самое главное, что отличает молитву христианина. Для нас намного важнее, Кому мы молимся, чем то, как и о чем мы молимся. Стэнли Джонс, ветеран миссионерской работы в Индии, друг Махатмы Ганди, заметил: «Если бы молитва была только самовнушением, я бы все равно молился. Это лучше, чем совсем не молиться. Но вряд ли бы я тогда смог молиться долго. Ведь невозможно стремиться к тому, чего на самом деле нет. Я не хотел бы жить в раю, если окажется, что этот рай — фальшивый».

Терапевтический эффект может быть побочным результатом молитвы, но не ее целью. Иисус обещал, что мы принесем плод, если пребудем в союзе с Ним, подобно тому, как кисти винограда связаны с лозой. Главная наша задача — пребывать во Христе.

Я вспоминаю начало нашей с Дженет семейной жизни, когда мы расходились во мнениях почти во всем. Мы мерились силами, спорили, кто главнее, ни один из нас не хотел уступать. Принятие любого решения, большого или маленького превращалось в перетягивание каната. Совсем зайдя в тупик, мы договорились еще раз попробовать то, что раньше у нас не получалось: мы стали вместе молиться. Каждый день мы садились на кушетку и честно рассказывали Богу обо всем, что было на душе у каждого. Мы молились о решениях, которые предстояло принять, о людях, с которыми необходимо было встретиться, о друзьях и о родственниках. И вот, когда мы обе подчинились Высшей Силе, вопрос, кто из нас главнее, предстал в совершенно ином свете. Мы больше не противостояли друг другу, а стояли рядом перед Богом. И сегодня, спустя двадцать пять лет, мы продолжаем молиться вместе.

Есть ли от этого терапевтический эффект? Да, конечно. Однако важнее другое. Общая молитва каждый день напоминает нам обоим о той реальности, которую мы склонны не замечать в суетной повседневности. Кроме того, мы давали брачные обеты перед лицом Бога — поэтому разумно пригласить Его, как заинтересованную сторону, к участию в ежедневной трудной работе по созиданию нашего брака.

«Я не нуждаюсь в доказательствах того, что молитва дает результаты, — писал Генри Нувен, находясь в Южной Америке. — Когда я не молюсь, я становлюсь раздражительным, усталым и угрюмым. Я теряю Дух, переключающий мое внимание от моих собственных нужд к нуждам других. Без молитвы мое внимание приковано исключительно ко мне и к моим собственным интересам. Я становлюсь капризным и злобным, часто обижаюсь и испытываю желание отомстить». Нувен признается, что, проводя в часовне по часу каждый день, он в течение этого времени постоянно отвлекается, испытывает нетерпение, замешательство, сонливость и скуку. Но, оглядываясь назад, он видит, что дни и недели, в которые он молился, отличались от других, и отличались в лучшую сторону. «Без этого часа, ежедневно посвящаемого Богу, моя жизнь теряет связующую нить, и я начинаю воспринимать летящие дни как серию случайных событий и происшествий».

Несколько лет назад я написал книгу о Ветхом Завете — «Библия, которую читал Иисус». В этой книге я делился своими размышлениями о проклятиях и призывах к мщению, которые мы находим в псалмах. Я рассказал о «прогулках гнева», которые одно время вошли у меня в привычку: «Я взял себе за правило раз в неделю отправляться на длинную прогулку по холмам, чтобы рассказать Богу о своем гневе на людей, которые чем-либо меня обидели. Я перечислял все случаи, когда со мной обошлись несправедливо или неверно меня поняли, и принуждал себя открывать Богу самые глубокие свои чувства. Но разве Бог и так не знает, что я чувствую? Однако могу подтвердить, что такое излияние чувств само по себе имело терапевтический эффект. Я возвращался домой, словно избавившись от тяжкого бремени. Несправедливость больше не терзала мои внутренности, — я рассказал о ней вслух, рассказал Господу. Иногда, когда я так изливал свои чувства, я даже получал ответ: Дух Божий напоминал мне о моем эгоизме, склонности осуждать других, о моих проступках, которые мне простили люди, об узости моего взгляда на события».

Сегодня я перечитал этот текст, и испытал удивительное чувство, будто его написал кто-то другой. Дело в том, что «прогулки гнева» я совершал несколько лет назад. Я по-прежнему люблю ходить по тем же самым холмам. Обычно я гуляю там по воскресеньям во второй половине дня. Я заглядываю в лисьи норы, проверяю, не поражены ли лиственницы жуками-вредителями, разглядываю следы зверей на снегу. Как и прежде, я молюсь, хотя теперь мои прогулки правильнее было бы назвать «прогулками хвалы». Время растопило гнев. Незаметно для меня произошло исцеление.

Страх

Сила молитвы больше всего видна по тому, какие изменения она производит в молящемся. «Молитва — это время, когда мы даем Богу возможность переделывать нас, играть с нами, прикасаться к нам, как скульптор прикасается к скульптуре, художник — к полотну, музыкант — к струнам», — пишет отец Дон Постема. Оглядываясь назад, я вижу, что преобразующая сила молитвы воздействовала на меня несколькими путями. И один из них — страх.

Каждое лето, совершая восхождение на одну из труднодоступных вершин Колорадо, я прохожу курс переподготовки по теме «страх». Меня подташнивает от страха, даже когда я чищу водосточные желоба на крыше дома. А для того чтобы пройти по узкой тропе над трехсотметровой пропастью, мне требуется еще более серьезное усилие. В горах страх способен обернуться врагом, который парализует волю и толкает на поспешные решения. Но он может стать и другом, который учит нас ответственности и помогает установить разумные границы. Прошлым летом я повернул назад после пятичасового восхождения, не дойдя до Пика Веттерхорн каких-нибудь двадцати метров. Каждый выступ на последнем участке пути к вершине был покрыт плотно слежавшимся снегом. Из-за одного неверного шага я мог сорваться вниз, что означало бы верную смерть. Под влиянием страха я поступил мудро и отложил восхождение на более теплый день.

Молитва Оптинских старцев

А иногда страх бывает ложным: по гранитному уступу, который издали кажется опасным, проходит удобная тропа с надежной опорой для рук. В некоторых случаях, когда для страха есть серьезные основания, единственное противоядие — доверие. Я могу довериться напарнику — поэтому я, как правило, не хожу в горы в одиночку. Когда я не один, у меня имеется возможность сказать о своем страхе и посоветоваться: «Какой маршрут тебе кажется более безопасным? Не будет ли этот маневр слишком рискованным? Успеем ли мы добраться до вершины раньше, чем начнется гроза?» Кроме того, я всю зиму тренируюсь, оттачивая навыки обращения с ледорубом, и доверяюсь своему умению. Я надеюсь, что оно поможет мне зарубиться на льду или плотном снегу, если я поскользнусь. Наконец, там, где это необходимо, я доверяюсь прочным веревкам.

Для восхождения на два самых трудных пика мы с женой наняли опытного проводника, и это удивительным образом помогло нам справиться со страхом. Оказалось, что наш проводник трижды совершал восхождение на Эверест и тринадцать раз поднимался на самую высокую гору Северной Америки — Денали. Я оставил все опасения, доверившись старине Бобу, который знал пики Скалистых Гор, как я — свой двор.

И проходя вместе с ним печально известный участок с красноречивым названием «Лезвие ножа», и штурмуя Пик Капитолия, я боялся меньше, чем когда совершал менее трудные восхождения в одиночку.

Страхи, связанные с молитвой, существенно отличаются от страхов, которые мы испытываем в горах, но все же некоторое сходство тут есть. Годами я боролся с огромным ложным страхом. Бог казался мне строгим и придирчивым, этаким Вселенским Суперполисменом. Кому захочется молиться такому Богу? Как можно развивать близкие отношения со столь устрашающей Личностью? Но в моей жизни случались благодатные озарения, я встречал наставников, которым доверял, а главное — я познал Христа. Все это помогло мне преодолеть страх и не отгораживаться от Бога.

Недавнему фундаменталисту нужна смелость для того, чтобы поверить: Евангелие — это действительно Благая Весть от Бога, Который есть Любовь. Я искал среди наставников таких, кто доверял бы этому основополагающему, но, тем не менее, редко осознаваемому постулату веры. Десять лет я был рядом с доктором Полом Брэндом, который нес благодать и исцеление едва ли не самым отверженным людям на планете — индусам из низших каст, пораженным проказой. Иногда мы вместе молились, и всегда я удивлялся простоте его веры. Дух благодарности не оставлял доктора Брэнда даже тогда, когда он работал за гроши в тяжелейших условиях. Брэнд встретил старость без страха, а в смерти видел долгожданное возвращение домой — она была для него не концом, а кульминацией жизненного пути.

Другим моим верным проводником стал Генри Нувен. Он показал мне, что истинный образ Бога успокаивает, а не вселяет страх. Несмотря на свои собственные страхи, Нувен доверял Богу. Вот что он думал о страхе: «От страха не надо бежать, его надо прочувствовать, надо посмотреть ему в лицо. Поэтому я молюсь, хоть и не знаю, как молиться. Я отдыхаю, хотя мне тревожно, и сохраняю мир в душе, несмотря на искушения. Я чувствую себя в безопасности, хотя все еще беспокоюсь. Я окружен облаком света, хотя все еще нахожусь во тьме, пребываю в любви, хотя все еще сомневаюсь». В конце концов Нувен полностью положился на Бога. «Он держит меня, Он любил меня прежде, чем я родился, и будет любить после того, как я умру».

«Если я когда-нибудь попаду в тюрьму, и меня будут пытать, — думал Нувен, — я надеюсь, что у меня не отнимут Книгу Псалмов». С помощью псалмов Нувен усмирял свои страхи. «Псалмы — это больше, чем просто идеи, образы и сравнения. Они создают эффект присутствия. После дня, наполненного нервным напряжением или тяжелой работой, вы попадаете в безопасное место и чувствуете, какая благодать — найти прибежище у Всевышнего». Все свои страхи можно передоверить Богу. «Не убоюсь зла, потому что Ты со мной» (Пс 22:4), — сказал псалмопевец.

Я поражаюсь тому, что многие возвышенные молитвы апостола Павла мы находим в тех посланиях, которые были написаны им в тюрьме. Молитва была для Павла способом возвыситься над обстоятельствами, преодолеть страх и полностью положиться на милосердную заботу Бога. Точно так же в шестидесятые годы двадцатого века служители церкви и активисты движения за гражданские права, попав в тюрьму, громко молились и пели гимны. Скептик мог бы счесть эти молитвы ярким примером отрицания реальности. Христианин же видит в них доверие той Реальности, Которая превозмогает обстоятельства и обезоруживает страх.

Мой друг в 1984 году совершил велосипедное путешествие по Китаю. Он рассказал мне о супругах, которые принимали его в своем доме. Муж и жена, оба — профессора университета, лишь недавно стали открыто говорить о своей вере. В годы культурной революции их имена занесли в черный список по той причине, что у них было высшее образование. Хуже того, хунвэйбины призывали детей доносить на родителей, если те проявят хоть малейшие признаки веры в Бога. Не желая ставить своих детей в столь ужасное положение, мать и отец решили до времени убрать из дома всю христианскую символику, перестали говорить о вере и молиться вслух. Но они договорились совершать совместные безмолвные молитвы. Ночью, лежа в постели, они брались за руки и повторяли про себя слова молитвы Господней. В конце каждой строки они сжимали руки — так им удавалось молиться вместе. Потом они, продолжая держаться за руки, некоторое время молились про себя. Больше всего они молились о детях. Это бессловесное ночное молитвенное бдение умеряло страх и помогало сохранять веру на протяжении всего тревожного темного времени культурной революции.

Когда политический климат изменился, супруги решили открыться детям. Они очень боялись, что из-за взятого на себя обета молчания они лишились возможности воспитать детей христианами. Но все пять детей, выросшие в обстановке воинствующего атеизма, в течение года приняли веру родителей. «Мы получили ответ на свои молитвы, — сказали родители моему другу. — Теперь ясно, что наши опасения были ложными».

Беспокойство

Католический святой Иоанн Креста предупреждает, что во время молитвы нас может искушать Spiritus vertiginis (в переводе с латыни — дух головокружения, буквально «вертящийся дух»). Именно этот непоседливый дух овладевает мной, когда приближаются сроки окончания работы, когда с моими родственниками случаются кризисы, когда компьютер или другие устройства вдруг перестают работать. Мне хочется схватиться сразу за все — чтобы все и сразу привести в порядок. Молитва кажется занятием слишком медленным и непродуктивным. Этот же дух резвится в моей душе, когда я смотрю телевизионные новости. Там тоже хватает поводов для беспокойства: угроза терроризма, сокращение запасов нефти, птичий грипп, глобальное потепление и экономический спад.

В таких случаях я с изумлением читаю слова апостола Павла из Послания к филиппийцам: «Не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом» (Флп 4:6). Беглый обзор жизни апостола Павла — тюрьма, публичные диспуты, избиения, которые приводили его на грань жизни и смерти, болезнь, кораблекрушение — показывает, что она плохо сочетается с таким советом. Заметим также, что это Послание апостол написал «в узах», то есть в тюрьме. Но вот что он пишет дальше: «И мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе».

Похожий совет дает Петр в письме, адресованном гонимым христианам: «Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас» (1 Пет 5:7). Я позволял беспокойству отвлечь меня от молитвы. А мне надо было молиться усиленнее, вложить в молитву свои тревоги — подробнейшим образом перечислить все, что меня волнует, и просить Бога избавить меня от этого бремени. Бог обещал вместо духа тревоги и беспокойства дать дух мира, который «соблюдет» мое сердце и мои мысли. Можно ли не верить такому обещанию?

Слова Павла о мире, который превыше всякого ума, перекликаются со словами Христа, сказавшего: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам» (Ин 14:27). Для того, чтобы победить Spiritus vertiginis, надо разоблачить ложный «мир», который навязывает нам светская пропаганда. Стоит лишь включить телевизор — и каждые пять минут мне предлагают новый способ обрести спокойствие. Достаточно купить таблетки, о которых говорит реклама, — надо только посоветоваться с врачом о возможных побочных эффектах, список которых скользит по экрану так быстро, что не успеваешь прочесть. А еще можно выпить новый сорт низкокалорийного пива. Или сесть за руль автомобиля, снабженного особо надежной системой безопасности. Или купить страховой полис. Христос явно говорил о совершенно другом мире — ведь Сам Он никогда не прибегал к подобным «успокоительным средствам», прожил насыщенную бурную жизнь и умер молодым.

Когда Иисус был признан Чудотворцем и Спасителем Израиля, Его стали осаждать толпы людей, умолявших, чтобы Он решил их семейные проблемы, исцелил болезни, благословил детей, изгнал бесов и спас страну. Иногда после целого дня, проведенного среди возбужденных, встревоженных людей, Он вставал рано утром, задолго до восхода солнца, и молился. Или, скрываясь от неспокойной толпы в поисках мира и тишины, уплывал на другой берег озера. Для Него молитва была убежищем. Незадолго до смерти Христос оставил Свою тревогу в Гефсиманском саду, хотя знал, что Его ждет арест и распятие. Иисус владел тайным искусством — Он умел отдать Свою тревогу Отцу.

Карло Каретто, который в сорок четыре года ощутил Божий призыв, оставил все, уехал в Сахару и вступил в орден «Малых братьев Иисуса», написал книгу «Письма из пустыни». В ней Каретто рассказывает, как он, высокопоставленный итальянский чиновник, присоединился к монашескому ордену, который строил место для мирной молитвы в Алжире — враждебной христианству мусульманской стране. Каретто всегда принимал активное участие в жизни церкви. При этом он сильно беспокоился, чувствуя себя ответственным за выполнение большой и важной работы для Господа.

«Много лет я думал, что я «кое-что значу» для церкви. Я представлял себе живое здание церкви как храм, поддерживаемый множеством колонн, больших и малых, и под каждой колонной — плечо христианина. Я думал, что тоже держу на плече одну их этих колонн, пусть даже маленькую… Мне никогда не хватало времени, чтобы сделать все, что нужно. Приходилось спешить от одного проектак другому, с одной встречи на другую, из одного города в другой. Молитвы были поспешными, разговоры нервными, сердце — в смятении и тревоге».

Но вот, что случилось, когда Каррето в молитве преклонил колени на песке в пустыне:

«Неожиданно я встряхнулся, как бы скидывая с себя груз. Что произошло? Ничто не изменилось, все осталось на месте. Ни звука, ни движения. Понадобилось двадцать пять лет, чтобы я осознал: на моих плечах нет груза, и я сам придумал эту колонну — фантом, плод моего беспокойного воображения и моей суетности… Всю тяжесть нашего мира взял на Себя распятый Христос».

Я начинаю понимать, что молитва не обязана быть «плодотворной» в обычном смысле этого слова. Большая часть моего времени уходит на то, чтобы по списку выполнить дела, запланированные на сегодня. Молитва — это время, когда можно и нужно отложить и список, и дела — или, точнее, возложить их на Господа — и расслабиться. Пусть мысли текут спокойно, вздохните, сделайте паузу в суматохе дня, доверьтесь Богу. И тогда произойдут удивительные вещи. Я обнаружил: если я выделяю время для общения с Богом, то все дела удаются мне куда лучше. Я принимаю более разумные решения и почти не совершаю случайных ошибок. Я трачу меньше времени на беспокойство. Я меньше раздражаюсь, когда что-нибудь идет не так, как надо. «Дух головокружения» оставляет меня.

Неделю назад я отправился в горы, чтобы спокойно написать эту главу. По дороге меня настиг снежный буран. Шоссе к западу от Денвера круто поднимается к тоннелю Эйзенхауэра. Автомобили буксовали на засыпанном снегом покрытии, машины заносило то вправо, то влево. Некоторые, потеряв управление, соскальзывали на обочину или в кювет. Я включил полный привод и снизил скорость, но клубящийся снег, который вспыхивал в свете фар, словно фейерверк, скрывал от меня дорожную разметку. Я едва видел, куда еду.

У меня сводило живот, руки были мокрыми от пота.

Я лихорадочно перебирал все возможные варианты. Можно повернуть назад и отказаться от поездки. Можно понадеяться на свое счастье и, несмотря на тревогу, двигаться вперед. Неожиданно мне в голову пришла мысль: ведь я могу помолиться! В течение следующих сорока пяти минут я молился обо всех родственниках, друзьях, миссионерах, заключенных и страдальцах, имена которых приходили мне на ум. Молитвенное состояние само по себе отвлекло меня от беспокойства. Нога по-прежнему была на тормозе, а руки держали руль, но лишнее напряжение растворилось в молитве. Мое сознание дрейфовало по жизни, подобно тому, как мой автомобиль дрейфовал по снегу, покрывавшему шоссе.

Я не стал бы рекомендовать подобные упражнения тем, кто не умеет водить автомобиль по зимним дорогам. Тем не менее, я благополучно прибыл в нужное место и, как ни удивительно, полностью освободился от напряжения и страха. «Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас», — пишет апостол Петр. И далее продолжает: «Трезвитесь, бодрствуйте» (1 Пет 5:7). Той ночью обе эти заповеди были исполнены мною на заснеженной автостраде.

Нетерпение

Переехав в Колорадо, я скоро узнал о растениях-вредителях. Растения, которые раньше в наших краях не произрастали, — такие, как одуванчик, поповник, чертополох и льнянка — распространяются, словно микробы, угрожая вытеснить местные виды. Желая быть примерным гражданином, я купил тяжелую мотыгу и завел порядок, которого придерживался каждую весну и каждое лето. Днем я отправлялся на поиски чужеземных захватчиков к холму позади нашего дома. Получилось так, что эти рейды стали идеальной возможностью для молитвы: я боролся с сорняками в одиночестве, в окружении прекрасной природы. Все, что могло отвлечь меня от молитвы, оставалось дома, в кабинете.

Однажды, когда на борьбу с сорняками вместе со мною вышла жена, я получил откровение о моей агротехнической деятельности и о молитве. Вместе с женой воевать с сорняками стало легче, острые глаза Дженет помогали их отыскивать. Но не это было главным. Содержание прогулки совершенно изменилось — жена показала мне более двадцати разных видов диких цветов. Я был так сосредоточен на поиске вредоносных растений, что не замечал цветов, украшающих наши холмы, — тех самых, которые старался защитить!

И тут мне стало понятно, что, молясь, я делаю нечто похожее. Я приношу Господу клубок проблем, будто кучу сорных растений после своего очередного рейда, но упускаю возможность воздать Богу хвалу и благодарность. Мои молитвы эгоцентричны, я пытаюсь привлечь Бога к выполнению своих дел. Я смотрю на Бога как на Того, Кто решает мои проблемы (или как на Борца с сорняками), и не вижу дел Его рук во всем, что окружает меня. А когда мне кажется, что мои молитвы не дают результата, я становлюсь нетерпеливым.

Я открыл средство от нетерпения: надо продолжать молиться. Не исключено, что, расстроившись из-за отсутствия желаемых результатов, вы либо бросите молиться, либо измените свой подход к молитве. Французский иезуит, мистик Жан-Ни-коля Гру, живший в восемнадцатом столетии, считал, что молитва должна быть смиренной, благоговейной, полной любви, доверительной и упорной — другими словами, во время молитвы человек должен проявлять качества, которые противоположны нетерпению.

Я люблю видеть результаты своих трудов. Я работаю над статьей, и через несколько месяцев она появляется в печати. Я взбираюсь на гору и достигаю вершины. Но молитва действует по иным, по Божьим правилам. Мы творим молитву втайне, никто не видит наших усилий, и результаты — они принадлежат не нам, а Богу — приходят самым неожиданным образом, часто спустя долгое время. Молиться — значит открыть себя Богу и не ограничивать Его своими предубеждениями. Короче говоря, молиться — значит позволить Богу быть Богом.

Многие из молитв, запечатленных в Библии, рождены ожиданием. Авраам и Сарра ждали своего единственного ребенка. Иаков семь лет служил Лавану, отцу Рахили, чтобы получить любимую в жены, а потом, обманутый Лаваном, ждал еще семь лет. Израильтяне четыре столетия ждали освобождения из рабства. Моисей ждал сорок лет, прежде чем был призван на служение, и еще сорок лет ждал обетованной земли, куда так и не вошел. Давид, скрываясь по пещерам, ждал обещанного царствования. Пророки ждали исполнения своих странных предсказаний. Мария и Иосиф, Елизавета и Захария, Анна и Симеон, как и большинство иудеев, ждали Мессию. Ученики Иисуса с нетерпением ждали, когда же Учитель начнет действовать как желанный Мессия-Владыка.

Бог, Который живет вне времени, ожидает от нас зрелой веры. Веры, способной ждать и тогда, когда ожидание становится испытанием, как для многих героев Библии, перечисленных выше. Терпение — это один из признаков зрелости, качество, которое развивается только со временем.

Дети всегда хотят все и сразу: «Мам, ну когда мы приедем?.. Я хочу мороженое сейчас!.. Уже можно развернуть подарки? Можно мне выйти из угла?» Любящие учатся ждать. «И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее» (Быт 29:20). Студенты-медики, прежде чем получат право лечить самостоятельно, учатся десять лет, а иногда и больше. Родители долгие годы с надеждой ждут возвращения блудного сына. Ожидание — не цель, но оно может оказаться необходимой ступенью на пути к цели. Мы ждем того, чего стоит ждать, и, ожидая, учимся терпению.

«Душа моя ожидает Господа более, нежели стражи — утра, более нежели стражи — утра» (Пс 129:6), — писал псалмопевец. Представьте себе часового, считающего минуты до смены караула! Я молюсь о терпении, чтобы пережить времена испытаний, чтобы не утратить упование на исполнение Божьих обетовании и сохранить надежду и веру. Я молюсь о терпении сохранять терпение. Как писал другой псалмопевец:

Как остановить время

Митрополиту Антонию Сурожскому (в миру — Андрей Борисович Блум) пришлось научиться терпению. Для этого у него были серьезные причины. Он жил беспокойной жизнью в наполненном тревогами столетии. Детские годы будущего митрополита прошли в России и Персии (ныне Иран), затем его семья была вынуждена бежать и поселилась во Франции. Там он окончил биологический и медицинский факультеты Сорбонны. В 1939 году, перед уходом на фронт в качестве хирурга французской армии, Андрей Блум тайно принес монашеские обеты.

В детстве он не получил религиозного воспитания и до обращения ко Христу был атеистом. Обращение было внезапным — Андрей уверовал, когда подростком читал Евангелие от Марка. В дальнейшем он стал митрополитом Русской Православной Церкви в Великобритании. В книге «Учитесь молиться» митрополит Антоний рассказывает о том, что для него стало решающим шагом в борьбе с нетерпеливостью. Он называет этот подход «остановкой времени»:

«Когда я был начинающим врачом, мне казалось, что очень несправедливо по отношению к тем, кто ожидает в приемной, если я слишком долго занимаюсь с человеком, который находится у меня в кабинете. Поэтому в свой первый приемный день я старался как можно скорее осмотреть пациента. И по окончании часов консультации обнаружил, что у меня не осталось никакого воспоминания о людях, которых я принимал, потому что все время, пока у меня находился пациент, я проницательным взором смотрел сквозь него в приемную и считал поголовье тех, кто со мной пока не находился. В результате мне приходилось задавать дважды один и тот же вопрос, и весь осмотр я должен был повторить дважды, если не трижды, а когда кончил, то не мог вспомнить, что я сделал, а что нет. Разумеется, не все похожи на меня; вы, может быть, способны запоминать гораздо лучше, чем я, но это просто пример того, что может случиться хотя бы с одним из вас.

И тогда я подумал, что это нечестно, и решил поступать так, будто человек, который находится со мной, единственный на свете. В минуту, когда возникало чувство «надо поторопиться», я откидывался на стуле и затевал несколько минут простой беседы именно ради того, чтобы не дать себе торопиться. И в течение двух дней я обнаружил, что не нужно ничего такого и делать. Можно просто быть полностью сосредоточенным на человеке или на деле, которое перед тобой; и когда кончишь, оказывается, что ты потратил вдвое меньше времени, чем требовалось раньше, и при этом все услышал и заметил.

С тех пор я много раз давал этот совет людям самых различных занятий, и это помогает. Так что если вы будете упражняться сначала в том, чтобы останавливать время, которое не движется, а затем — время, которое стремительно мчится, если будете останавливаться и говорить ему «нет», то обнаружите, что в момент, когда вы преодолели внутреннее напряжение, внутреннюю «молву», ерзанье и встревоженность, время потечет совершенно плавно. Можете ли вы себе представить, что в течение одной минуты проходит всего лишь одна минута? Ведь это именно так. Это странно, но это так, даже если, судя по тому, как мы себя ведем, можно подумать, будто пять минут могут промчаться за тридцать секунд. Нет, каждая минута — той же продолжительности, что и последующая, каждый час равен следующему часу. Ничего катастрофического не случается».

Привычка «останавливать время» постепенно изменила отношения митрополита Антония с Богом. Сурожский старался жить настоящим, поскольку прошлое безвозвратно ушло, а будущее ненадежно — кто знает, наступит оно или нет? Ускользающий момент под названием «сейчас» — вот точка, где время пересекается с вечностью.

Несколько раз в течение дня Сурожский делал перерыв и говорил себе: «Я сижу, я ничего не делаю, я буду сидеть так еще пять минут… Здесь присутствует Бог, здесь присутствую я сам, и вся эта мебель вокруг меня, все спокойно и неподвижно». Он делал такие трех-пятиминутные паузы, когда чувствовал, что его одолевает беспокойство. Потом стал делать более длинные перерывы и, прежде чем вернуться к напряженному ритму своей жизни, учился проводить это время в покое и безмятежности.

К своему удивлению, он обнаружил, что в эти минуты мир может обойтись без него. Он понял, что даже самые неотложные задачи, поглощавшие его ум, можно ненадолго отложить. И в самом деле, с задачами, нетерпящими промедления, после перерыва удавалось справиться быстрее и увереннее. Наконец он соединил эти моменты «остановки времени» с утренней и вечерней молитвой.

Митрополит Антоний начинал каждое утро в тишине и покое, осознавая, что предстоящий день — это дар Божий, возможность сделать что-то новое или встретиться с тем, чего раньше не было. День простирался перед ним, словно нетронутая снежная гладь на необъятных просторах его родной России. Митрополит молился, чтобы Бог дал ему войти в этот день посланником Господа и нести Божье присутствие каждому, с кем сведет его Господь. А вечером он оглядывался на события минувшего дня, предавая все свои успехи и неудачи милостивому Богу. День прошел и отдан в руки Божьи.

Первозданное чудо

Дениза Левертов, из сборника «Песок из колодца»

Минуты тишины и молитвы стали для митрополита напоминаниями о сущности жизни, нанизанными на нить памяти, словно жемчужины в драгоценном ожерелье. Жизнь — это не бессмысленная цепь поступков. Это арена, на которой мы, христиане, призваны являть волю другого мира — Царствия Небесного. Молитва — это равно и состояние, и действие, но об этом легко забыть, если молитвенная жизнь сведена к одной или двум коротким молитвам в течение дня.

Я так подробно обращаюсь к опыту митрополита Антония Сурожского, умершего в 2003 году, потому что мой собственный опыт в этой области оставляет желать лучшего. С моей стороны было бы нечестно утверждать, что мне удается успешно выполнять все рекомендации митрополита. Я не умею «останавливать время». Когда мне кажется, что моя деятельность что-то значит и чего-то стоит, я стараюсь действовать быстрее, чтобы достичь большего. Я начинаю гордиться, и мне невольно кажется, будто все зависит от меня. Какая глупость! Мое сердце может перестать биться в ближайший час, мозг — отказать в любую секунду из-за разрыва маленького сосуда. Каждая длящаяся сейчас минута дарована мне Богом. Если я не забываю об этом в течение всего дня, то мое отношение к жизни становится правильнее, а достижения — весомее.

Как остановить время? Как научиться не только молчать, но и слушать? Как меньше надеяться на свои дела, и больше — на неизменное и безмолвное присутствие Бога? Как отдать Ему свои страхи и тревоги? Как построить день в согласии с реальностью, начало и конец которой — в Боге? Что в суматохе дня способно напоминать мне об этой реальности, исчезающей за многочисленными делами? Я уверен: если мне удастся ответить на эти вопросы, то все другие мучающие меня проблемы окажутся не столь срочными и значительными.

ГЛАВА 21. МОЛИТВА И ЛЮДИ

Один мой друг, услышав об интересе, который я проявляю к молитве, переслал мне электронное письмо. Он хотел узнать мое мнение. Мне и прежде случалось получать электронные письма, которые рассылались по цепочкам посредников, но обычно в них рекламировались мячи для гольфа или содержались сомнительные предложения быстро заработать деньги. Переданное по цепочке письмо с просьбой о молитве пришло ко мне впервые.

Американский солдат, служивший в Ираке, узнал, что у его жены, которая дожидалась его дома, в США, обнаружен рак матки в четвертой стадии. Прогноз врачей не оставлял никакой надежды. Солдат, которого от убитой горем жены отделяло полмира, чувствовал себя совершенно беспомощным. Он послал электронное сообщение с молитвенной просьбой в свою церковь. А затем члены церкви переслали это письмо по всем известным им адресам. Солдат писал:

«Помолитесь и перешлите это письмо дальше. Для того, чтобы нажать кнопку «Отправить», нужна всего лишь секунда. Пожалуйста, сделайте это, не откладывая. Возможно, ваша молитва спасет жизнь молодой женщины. Будьте так добры, помолитесь сами и попросите всех, кого вы знаете, помолиться об ИСЦЕЛЕНИИ Синди — о том, чтобы все симптомы рака исчезли, чтобы она могла по-прежнему жить полной жизнью и быть прекрасной матерью нашему пятилетнему сыну».

Это письмо озадачило моего друга. Неужели молитва работает как финансовая пирамида — чем больше людей молятся, тем более вероятен благоприятный ответ? Неужели больная женщина, у которой много друзей-молитвенников, имеет больше шансов исцелиться, чем другая, ничем не хуже первой, у которой таких друзей нет? И каким образом молитва способна помочь кому-то еще, кроме самого молящегося?

И как я, молясь, могу влиять на другого человека, не посягая при этом на его свободную волю?

На некоторые из этих вопросов, например, на вопрос о том, имеет ли значение количество молящихся, определенного ответа нет[71]. Мне стало известно, что инициатор другой молитвенной рассылки обещал: Саддам Хусейн добровольно уйдет в отставку и война в Ираке будет предотвращена, если об этом помолятся не менее миллиона христиан. Мы знаем, что эта массовая молитва осталась без ответа. Очевидно, молитва не действует согласно математической формуле, в которую Бог подставляет общее число молящихся.

Тем не менее, похоже, что на событиях в Южно-Африканской Республике и в Восточной Европе действительно сказалось действие массовых молитв. В Библии есть примеры, показывающие, как Бог отвечал на молитвы «всем миром». Господь ответил на молитвы израильского народа, который был в египетском рабстве, потому что «услышал вопль его» (Исх 3:7). Пророки молились о спасении вместе со всем народом. Иногда Господь давал спасение в ответ на всенародное покаяние (например, в Ниневии во дни пророка Ионы). Павел просил всех христиан Коринфа, Ефеса и Рима молиться за него. Очевидно, когда многие молятся об одном и том же, это приносит плоды.

Глазами Бога

Просьба, ходатайство за других — один из самых загадочных вопросов, связанных с молитвой. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее склоняюсь к тому, что мне следует поменять мировоззрение.

Благодаря авторитету науки, большинство людей, живущих в «развитых» странах, не исключая и христиан, фактически придерживаются умеренного деизма[72]*. Мы предполагаем, что такие явления, как погода или болезнь, развиваются в соответствии с определенными законами природы, без участия высших сил. Однако время от времени, когда беда угрожает лично нам, мы несколько отступаем от «естественнонаучной» позиции и просим Бога вмешаться. Если затягивается сухая погода, мы молимся о дожде. Когда у молодой матери обнаруживается рак матки, мы молим об исцелении. Мы умоляем Бога, как будто бы хотим уговорить Его сделать то, чего Сам Он не желает делать.

Мое понимание молитвы не согласуется с таким представлением о мире. Отправная точка для меня — мои знания о Боге, явившем Себя в образе Иисуса Христа. Христос хочет, чтобы все люди во всем мире ощущали Божью любовь. Желание Спасителя ясно видно из Евангелия — ведь его исполнению Он посвятил всю Свою жизнь. Ясно также, что Он хочет, чтобы все мы были здоровыми: ведь Он ни разу — ни разу — никому не отказал в просьбе об исцелении.

Итак, начнем с главного: Бог есть любовь, Он желает нам самого лучшего. Правда, не все люди принимают Божью любовь — многим до нее нет никакого дела. И не все люди обладают физическим здоровьем. Существует масса причин, по которым наша планета не может быть идеальной, — такой, какой ее хотел бы видеть Бог. Но это не отменяет главного — Божьей любви.

Чтобы присутствовать в этом мире Богу нужна некая материальная основа. Другими словами, Ему нужно тело. Именно к этому образу прибегает в своих посланиях апостол Павел. Мы, христиане, составляющие Церковь, называемся «телом Христовым», потому что через нас Божья любовь и благодать передаются другим людям. Когда мы обретаем благодать от Бога, нам неизбежно хочется поделиться ею с другими. Должен признаться, что любовь не приходит ко мне сама собой. Мне нужно молиться о том, чтобы войти в «силовое поле» Божьей любви. Мне необходимо просить, чтобы Он наполнил меня любовью и состраданием. Сам я этого не могу.

С изменением взгляда на мир меняются и мои молитвы о других людях. Раньше, молясь о человеке, я сначала перечнелял его нужды — так, словно они не были известны Богу, а потом пытался уговорить Его эти нужды восполнить. Теперь я рассматриваю молитвенное ходатайство прежде всего как возможность лучше понять положение дел. Молясь о ком-то, я прошу Бога открыть мне глаза, чтобы я смог увидеть этого человека так, как видит его Сам Господь. Я прошу о даровании мне способности стать частью потока любви, который Бог направляет к тому, о ком я молюсь.

Когда я молюсь так, во мне происходят благоприятные перемены. Если я вхожу в Божье присутствие вместе с другим человеком, меняется мое отношение к нему. А вследствие моих перемен меняются наши взаимоотношения. Я молюсь о соседе, который все время пытается отвертеться от уплаты взносов в кооператив, и начинаю видеть в нем не хитроумного пройдоху, а человека, у которого нет друзей, но зато имеется множество финансовых проблем. Я молюсь о родственнике-наркомане, и за его безответственным поведением мне открывается израненная, отчаявшаяся душа.

Иными словами, молитва помогает мне увидеть самого себя и других людей такими, какими видит нас Бог. Каждый человек несет в себе образ Божий, но этот образ поврежден — у каждого по-своему. Кроме того, Бог дал нам различные дарования, уникальные и неповторимые. Я начинаю понимать, что в глазах Христа все мы — любимые дети, которых Отец жаждет заключить в Свои объятия. Я знаю, Господь желает, чтобы отношения между супругами стали крепче, а их дети не попадали бы в беду. Он хочет, чтобы все люди были здоровы, имели силу противостоять искушениям и, если надо, могли бы поддержать других. Я прошу об этом Бога, потому что знаю — Он хочет того же, что и я. Если я желаю людям, за которых молюсь, добра, то тем более этого желает Бог.

Молитва о тех, кого я люблю, позволяет мне хотя бы отчасти понять, что чувствует Бог. Я не могу навязать другим свои желания. Бог, наверное, мог бы, но не делает этого из уважения к нашей свободной воле. Как часто я вижу, что человеку необходимо изменить поведение ради себя самого. Я вижу, чтоповедение моих родственников и друзей наносит трудно поправимый вред не только им самим, но и их близким. Однако, как хорошо известно любому родителю, наши возможности повлиять на другого человека ограничены. Конечно, мы вольны прибегнуть к насилию, но оно, скорее всего, обернется против нас. Книги пророков и притча о блудном сыне показывают, что такой же нелегкий выбор приходится делать и Богу.

Когда мне, пусть неполно и неясно, но удается увидеть другого человека глазами Бога, я чувствую побуждение действовать как член тела Христова, посредством которого Господь присутствует на земле. Я уверен: то, что меняет меня, способно изменить и другого. Уловив отблеск Божьей благодати, я начинаю иначе относиться к соседу и к родственнику. Я пишу ободряющие записки друзьям, попавшим в беду, спрашиваю, чем могу им помочь, и помогаю. Я молюсь о тех, кто работает с проститутками, с заключенными и с сиротами в других странах, и стараюсь найти способ оказать им финансовую поддержку. Молитва с особой силой пробуждает во мне сострадание.

Я с огромной теплотой вспоминаю еженедельные утренние молитвы сотрудников журнала «Студенческая жизнь», в котором я одно время работал. Мы собирались в семь часов утра, за час до начала трудового дня. Участие в молитве было делом добровольным. Со временем мы, горсточка людей, собиравшихся по утрам, узнали все секреты друг друга. Мы знали подробности биографии друг друга. Мы были заочно знакомы с некоторыми родными и друзьями участников совместных молитв. Мы открывали друг другу личные проблемы, рассказывали о своих переживаниях. После молитвы мы вместе принимались за работу над журналом.

Я обнаружил: если утром я молился вместе с машинисткой и слышал, как она говорит о своих проблемах («Неужели я никогда не поднимусь выше секретарши?»), то в течение дня я по-другому отношусь к ней. Если утром я ощутил, как сильно огорчается из-за своих ошибок программист, днем у меня пропадает всякое желание его осуждать. Другими словами, начинаешь смотреть на своих коллег не как на шестеренки в машине, которая должна быстро доставить тебя в назначенное место, а как на людей, которых любит Бог. Эти утренние часы объединили нас в особое братство, в котором не важны были иерархия, карьера и зарплата. В него входили люди — мужчины и женщины, с их надеждами и желаниями, трудностями и страхами, мечтами и разочарованиями. Мы вместе были согреты теплом Божьей любви.

Круги на воде

«Христос присутствует среди нас, и только через Него мы можем соприкоснуться друг с другом», — писал Дитрих Бонхоффер. Когда я в молитве возношу к Господу других людей, то вспоминаю, что все мы — и я, и те, о ком я молюсь, — пребываем в присутствии Бога. Центр, из которого берет начало моя молитва, — это Божья любовь. Затем молитва расширяется, словно круги на воде, и достигает сначала самых близких мне людей, а потом и всех остальных.

Лучше всего я знаю членов своей семьи и хороших друзей. Я стараюсь как можно подробнее молиться о тех, кому сейчас трудно. О племяннице, чья беременность протекает с осложнениями. О двоюродном брате, который борется со своим алкоголизмом. О дочери наших соседей — она ушла из дома, и от нее нет никаких вестей. Ничего нового и неизвестного Богу я Ему не сообщаю. Молясь, я всего лишь вовлекаю в человеческие отношения третью сторону — Того, Кто заботится о каждом из моих близких неизмеримо больше, чем я сам. Я прошу Господа о том, чего мы с Ним оба желаем — чтобы положение этих людей изменилось к лучшему, и моя любовь, моя забота, мои молитвы способствовали бы этим переменам.

Порой молитва-ходатайство меняет того, о ком молятся, а иногда — самого молящегося. Христианская журналистка Вирджиния Стем Оуэне рассказывает о своем опыте. Во время вечерних молитв она высказывала Богу важные для нее просьбы, а потом старалась услышать Его ответ. Однажды ночью, в темноте, Вирджиния долго ждала ответа, но ничего не услышала, и в конце концов уснула. Перед рассветам она проснулась вся в слезах. Из подсознания всплыло воспоминание о событиях ранней юности. Вирджинии была обещана отдельная комната, но к ним перебралась жить тетушка, старая дева. В результате в отдельную комнату переехал брат, а Вирджинии достался утешительный приз: тетушка-полуинвалид в качестве соседки.

В последующие недели и месяцы Вирджиния таила в душе обиду. Горечь прорывалась наружу тысячами изощренных способов. С тех пор прошли годы, все забылось. Но в ночь, которую отделяло от тех давних переживаний много лет, Вирджиния поняла, что носила в себе эту горькую обиду всю жизнь. Кроме того, она поняла еще кое-что. Вот что она пишет:

«Но сейчас, на рассвете, я впервые осознала, какой жгучий стыд испытывала, должно быть, эта пожилая женщина. Никогда не иметь своего угла, постоянно переезжать из дома в дом. Целиком зависеть от милости племянников и племянниц. Ни разу в жизни — ни живя вместе с тетей, ни позже — я не задумывалась о том, что чувствовала она. И лишь теперь я в полной мере ощутила оскорбленное достоинство и жгучую гордость, которые ей ежедневно приходилось заталкивать в глубину сердца… Я была не в состоянии вынести эту острую боль».

Следующим вечером Вирджиния повторила свой опыт. Она высказала Богу просьбы и решила ожидать ответа, пока не заснет. И вновь произошло нечто подобное: воскрес другой эпизод из прошлого, и результат был столь же сокрушительным. Молитва вызывала обострение давно забытых конфликтов, а потом разрешала их. Так Вирджиния приносила свои отношения с людьми к ногам Примирителя.

В течение многих лет я записываю имена людей, за которых молюсь, на специальные карточки. Один день я молюсь поименно за членов своей семьи. В другие дни молюсь за друзей, за соседей, за коллег-писателей, за миссионеров, несущих служение на Родине и в других странах. Еще один день я отвожу для того чтобы устроить духовную проверку себе самому. Я, как и Вирджиния Оуэне, понял: когда я молюсь за людей, мое отношение к ним меняется. Вместо того, чтобы назвать двоюродного брата безответственным бездельником и начисто о нем забыть, я с состраданием смотрю на него глазами Иисуса Христа и думаю, как бы мне самому помочь решению проблемы, о которой я молитвенно рассказываю Богу.

Около двадцати лет назад я сообщил одной известной писательнице, что буду молиться за нее один день в неделю, ибо представляю себе, с какими трудностями она сталкивается. «Прежде никто не говорил мне, что молится за меня, — сказала она позже. — Поэтому мне захотелось быть достойной ваших молитв, оставаться христианским автором и писать как можно лучше». Это желание мне знакомо, потому что за меня тоже молились. Одна женщина читала мою книгу, когда ее трехлетней дочери удаляли опухоль мозга. Она прислала мне необычный подарок: молитвенный дневник, в котором на трехстах шестидесяти пяти страницах ее рукой были записаны молитвы обо мне. Иногда, в какой-то случайный день, скажем третьего марта или девятнадцатого августа, когда я чувствую уныние или апатию, я открываю дневник на нужной дате и читаю записанную семь лет назад молитву о себе. И вдруг вижу, что именно эта молитва чудесным образом соответствует проблемам моего сегодняшнего дня. Недавно я попытался написать этой женщине, но получил ответ от почтовой службы: моя корреспондентка переехала, ее новый адрес неизвестен. Однако молитвы моей сестры во Христе продолжают жить, и я стараюсь быть достойным их.

Изучая молитвы апостола Павла, я ясно вижу расширяющиеся круги Божьей любви. Павел постоянно, день и ночь молится о своем сподвижнике Тимофее. Апостол часто упоминает и другие имена. Он молится о рабовладельце Филимоне, настойчиво уговаривая его освободить раба (Флм 1). Да, Павел истово молится о близких друзьях. Но столь же горячо молится он и о церквях — о тех, которые посетил, и даже о тех, где не успел побывать, например, в Риме и Колоссах. Он молится и о целом народе — о соплеменниках-евреях, которые не приняли Иисуса как Мессию.

Спустя двадцать веков я ищу параллели с библейской молитвой в своей жизни. Я слушаю репортажи об эпидемии СПИДа в Африке. Более того, я побывал в Африке в командировке и сам видел неподвижно лежавших в кроватках брошенных младенцев — их ручки и ножки напоминали тонкие прутики. На ломаном английском языке мне рассказывали истории об отверженных обществом женщинах, которых заразили смертоносным вирусом неверные мужья. Вечером я молился о тех, чьи лица прошли передо мной в течение дня. Но это были не просто лица. Встреченные мною люди действительно стали для меня ближними моими, павшими жертвой зла, которым переполнена наша планета. Когда я молюсь, их боль становится моей, и я приношу эту боль Богу. Я ищу способ, как мне, человеку, живущему в богатой стране за океаном, передать моим ближним Божью любовь и заботу. Кто сумеет полнее всего воплотить в жизнь эту любовь, и как я могу помочь?

Я молюсь и о тех, кто живет недалеко от меня. Я слышал, что мой друг из соседнего города консультируется с адвокатом по поводу развода. Я неплохо знаю семью друга и уверен, что речь не идет о физическом насилии или о супружеской измене. Просто эти двое устали от трудной работы по созиданию брака. Я приношу Богу их обоих, мужа и жену. Но тут же у меня созревают собственные идеи, как разрешить эту ситуацию, и я начинаю молиться о достижении намеченного мной результата. В такой момент приходиться останавливать себя-всезнайку, смиренно признав, что мне известны далеко не все обстоятельства дела. И тогда я прекращаю навязывать Богу свои решения и просто молюсь. Я пытаюсь представить себе, что может способствовать исцелению. Слезы? Может быть, помощь семейного консультанта? Раскрытие секретов? Медленное целительное прощение? Я прошу обо всем этом Бога, и спрашиваю, чем я, как друг, могу помочь. Я знаю также, что иногда разрушение брака бывает необратимым. Молясь, не исключаю и такой вариант. Я прошу о том, чтобы Господь научил меня правильно себя вести с другом.

В молитве я стараюсь не делать попыток манипулирования Богом, не навязывать Ему свою волю — ведь в молитве требуется совсем другое. Нужно войти в поток Божьей любви, и став его частью, изливать эту любовь на других.

На краю пропасти

Майк

Как расширить границы Божьей любви

Педагог и миссионер, десятки лет жизни посвятивший работе на Филиппинах, которого называют «апостолом всемирного движения за всеобщую грамотность», Франк Лаубах рассказал о своем молитвенном опыте. Несмотря на занятость, он старался молиться за каждого, кто встречался на его пути, желая, чтобы ни один его день не проходил без непрерывной молитвы. «Нет нужды рассказывать Богу о людях, за которых мы молимся, все, — говорил он. — Лучше вспоминать этих людей, чтобы их образы один за другим всплывали в сознании, и желать исполнения воли Божьей о каждом из них. Ведь у Бога есть замысел о всяком человеке, и самое благотворное — если этот замысел исполнится. Бог лучше нас знает, что нужно нашим друзьям. Непостижимым образом наша молитва дает свободу Его силе, и сила эта действует».

Лаубах применял этот подход и к людям, с которыми не был знаком лично. Он считал, что мы можем таким же образом молиться за политических лидеров, с которыми никогда не встречались. В Новом Завете есть заповедь, предписывающая нам молиться за таких людей. По мнению Лаубаха, от усердной молитвы за лидеров больше пользы, чем от визитов в Кремль, Белый Дом или на Уайтхолл. Наши предложения, скорее всего, никто не примет, или они будут неправильно поняты, а молитвы за лидеров вызывают к действию незримые духовные силы и могут принести реальные плоды. Это не значит, что Бог будет больше стараться — больше стараться будут лидеры.

«Любите врагов ваших» (Мф 5:44), — говорил Христос, распространяя молитву за пределы зоны комфорта. «Молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Больше половины моей жизни прошло под знаком вражды с Россией и Китаем. Тогда казалось, что эти огромные непонятные страны представляют собой огромную угрозу для Запада, и примирение невозможно. Сегодня же процветают торговля, сотрудничество и культурный обмен с обеими державами. У наших бывших врагов оказались человеческие лица.

В 1991 году, во время поездки в Россию, я участвовал в удивительном событии — совместной молитве группы христиан и офицеров КГБ. «Мы пригласили вас, потому что нам необходимо понять значение слова покаяние», — сказал председатель собрания, носивший звание полковника. После этого события в российские войска было направлено два миллиона Новых Заветов. А я со стыдом осознал, что за все время холодной войны ни разу не молился за советских лидеров. Считая их врагами, и не более того, я не сделал ни единого шага, чтобы вознести за них Господу молитву и спросить, что Он о них думает.

Наверное, стоит вспомнить и о радикальных исламистах, которые сегодня совершают акты насилия против западной цивилизации. Что будет, если каждая христианская церковь выберет одного из членов Аль-Каиды и станет постоянно молиться за него?

Более того, разве не должны мы в поисках главных причин подобного противостояния с молитвой всмотреться в свои собственные души? Вечером 11 сентября 2001 года моя церковь была переполнена. Несколько сот человек, не сговариваясь, собрались здесь, хотя никто нас не созывал. Оглушенные бедой, мы спрашивали друг у друга: «За что они нас ненавидят?» И в этот момент мы инстинктивно обратились к молитве — к молитве за свой народ, за будущее, за семьи, в которые вошла беда, за наших лидеров. Через несколько дней и сами лидеры приняли участие в общей молитве в Национальном Соборе в Вашингтоне. Сентябрьская трагедия заставила американцев всмотреться в себя. Молитва перед лицом врага, не говоря уж о молитве за врагов, способствует познанию себя. Парадоксальным образом враги помогают нам понять, кто мы есть, — помогают не меньше, а порой и больше, чем друзья.

Клайв Льюис в письме к брату упоминал, что он каждый вечер молится о людях, которых ему больше всего хочется ненавидеть. Список этих людей начинался с Гитлера, Сталина и Муссолини. В другом письме Льюис писал, что, молясь о них, он размышляет, при каких обстоятельствах могла бы вырасти до таких же размеров его собственная жестокость. Он помнил, что за этих людей, так же, как и за него самого, умер Христос, и что он сам «не так уж сильно отличается от этих жутких созданий».

Почти у каждого есть свой список врагов. Если говорить про американцев, то одни считают врагами мусульманских фундаменталистов и правых республиканцев, другие ненавидят светских гуманистов и Американский союз защиты гражданских свобод. Есть страны, где христиане испытывают прямые гонения со стороны правительства и представителей других религий. Однако верные последователи Христа помнят Его удивительную заповедь о любви к врагам. Исполняя ее, мы расширяем круг Божьей любви, включая в него тех, кто, может быть, никак иначе не сумеет ее ощутить.

В книге «Цена ученичества» Дитрих Бонхоффер делится размышлениями об этой трудной заповеди. У Иисуса были вполне реальные враги, причем не за границей, а рядом. Они следовали за Ним по пятам. Возможно, некоторые из них даже слышали Его слова о любви к врагам. Они доносили на Него римским властям и плели интриги. Бонхоффер тоже был в подобном положении: гитлеровские ищейки выслеживали его, выискивали в его проповедях признаки нелояльности, подвергали цензуре его рукописи, искали повод для ареста.

«Наступает эпоха повсеместного преследования христиан, — пророчески предупреждал Бонхоффер. — Христиане будут вынуждены бежать от гонений, будут подвергаться дискриминации и физическому насилию, вплоть до смерти». Далее он пишет, что молясь в такой ситуации за врагов, мы делаем для них то, чего они сами сделать не могут. Кто нуждается в нашей любви больше, чем эти люди, одержимые ненавистью? Молясь, мы становимся рядом с врагами и просим за них Бога. (В Евангелии люди, одержимые злыми духами, никогда сами не просили Христа исцелить их — они не были на это способны. К Иисусу их приводили другие.)

Члены католических орденов «Малые братья Иисуса» и «Малые сестры Иисуса» дают обет жить среди самых бедных. Они выбирают местами своего обитания трущобы, зоны вооруженных конфликтов, исламские страны, где христианство, мягко говоря, не приветствуется. Они занимаются обычным трудом, вроде уборки домов или работы на фабрике, а оставшееся время проводят в общей молитве. Они не проповедуют и даже не очень много занимаются социальной работой. Они просто живут бок о бок со своими соседями, ненавязчиво проявляют свою любовь к ним, и молятся, веря, что таким образом Евангелие «капля за каплей» проникает в окружающий их мир.

Мы призваны расширять пределы Божьей любви — нести ее не только друзьям, родственникам и знакомым, не только добрым и порядочным людям, но и самым лютым врагам. Мы должны это делать, потому что Божья любовь уже достигает их: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (Лк 23:34), — молился Иисус о тех, кто Его казнил. Через несколько месяцев один из последователей Христа перед лицом смерти, подобно Иисусу, молился об своих палачах: «Господи! Не вмени им греха сего» (Деян 7:60). Среди тех, кто слышал эти поразительные слова Стефана, был юноша по имени Савл, противник Иисуса, который впоследствии стал величайшим миссионером всех времен.

«Бог любит Своих врагов, и в этом слава Его любви», — заключает Бонхоффер. Мы побеждаем своих врагов любовью, и молитва поддерживает эту любовь. Если я лелею в себе злобу и не нахожу в душе сил простить, то я приношу Господу свою кровоточащую рану вместе с тем, кто ее нанес, и прошу у Бога сил, которых нет у меня самого. (Не потому ли Иисус молился с креста: «Отче! Прости им…», а не сказал просто: «Я вас прощаю»?) Иначе говоря, я передаю непомерно тяжелое для меня бремя Тому, Кто способен его понести. Со временем рана постепенно исцеляется. Бог совершает во мне то, что сам я совершить не могу.

Один женский христианский журнал попросил читателей рассказать о молитвах, которые оказались для них самыми трудными. В ответ читательница из Арканзаса прислала такое письмо:

«Несколько лет назад, когда моя дочь выходила замуж, она открыла мне, что, когда ей было всего четыре года, брат моего мужа неоднократно грязно приставал к ней. Первым моим порывом было молиться за дочь, чтобы изгладилась душевная травма, которая была ей нанесена. Но чем больше я читала о сексуальном насилии, тем яснее понимала, что нередко и сам насильник является жертвой насилия. Я почувствовала, что должна молиться за брата мужа. Откуда у меня взялись силы для этой молитвы, знает только Бог. Для матери противоестественно молиться за того, кто нанес вред ее ребенку. Но я осознавала, что он никогда не изменится, если Бог не исцелит его раны — возможно, очень старые раны. Я каждый день молюсь за него и стараюсь его простить, надеясь, что таким образом мне удастся уменьшить боль и страдания, которые он причинил моей дочери и которые испытывает он сам. Кто еще будет молиться об этом человеке?»

Многолетняя молитва

Арам

ГЛАВА 22. МОЛИТВА И БОГ

Есть люди, которых можно назвать гигантами молитвы — такие, как Мартин Лютер или Джорж Мюллер, о которых я неоднократно вспоминал в предыдущих главах. Я знаю лично совсем немного таких людей, и Марсия — одна из них. Она молится в специально отведенной для этого комнате, следуя трактату испанской кармелитки Терезы Авильской «Внутренний замок». Я встретился с Марсией, чтобы расспросить ее о времени молитвы, а она, к моему удивлению, стала говорить о других часах своего дня.

«Обыкновенная беседа может стать молитвой. Вспомните самарянку у колодца. Когда она разговаривала с Иисусом о воде, горах и Иерусалиме — разве это не была молитва? Мне нравится представлять молитвой мои разговоры с людьми. Я обращаюсь ко Христу, который живет в каждом человеке. Я прошу:

«Господи, пусть этот обед (или чай, или любое другое взаимодействие) будет нашей молитвой». Когда я читаю Библию — это молитва. Я не просто читаю семьдесят второй псалом — я им молюсь. Когда я посвящаю Богу всякое занятие, любое дело, которое я делаю, все это становится молитвой.

«Как твоя молитвенная жизнь?» — спрашивают иногда люди. Но если ты христианин, разве это не то же самое, что спросить: «Как живешь?» Наша беда заключается в том, что мы разделяем жизнь и молитву.

Я художница. Когда я пишу картину, я молюсь, и картина тоже становится молитвой. Когда кто-то просит меня помочь молиться, я спрашиваю у человека, что ему нравится делать больше всего. Я советую ему именно этим и заниматься, но заниматься ради Самого Господа. Для тебя таким занятием может быть писательский труд или альпинизм. Для меня — живопись. Начни с того, что дает тебе энергию, трогает твое сердце: цветы, музыка, путешествие, птицы, уборка дома, работа в саду — что угодно. Попроси, чтобы Бог напоминал тебе — ты делаешь это для Него.

Рисуя, я изредка прерываюсь, чтобы посвятить некоторое время Богу. Пять минут или больше. Иногда я этого не делаю — моей молитвой становится день, занятый живописью. Часто, когда я занимаюсь любимым делом, в мыслях у меня возникают просьбы, которые я адресую Господу. Я вдруг вспоминаю о своем друге, который учится в Англии. О миссионерах в Китае. У меня нет списка, за кого молиться. Когда что-то приходит мне на ум, я тут же об этом молюсь. Я верю, что эти мысли мне посылает Бог.

Важно проводить время с Богом. Мы ведь так или иначе его проводим. Но ведь Господь с нами в любое время — почему бы нам и не вести себя соответственно?»

Слушая Марсию, я понял, насколько я отделил молитву от остальных сфер моей жизни. Как ни странно, я часто воспринимаю молитву как некий совершенно отдельный духовный акт. Из чувства долга я уделяю ей время — иногда с радостью, иногда нет — а потом возвращаюсь к делам. После разговора с Марсией я стал относиться к молитве по-другому. Молитва — не цель, а средство. Молитва помогает общению с Богом, Который всегда пребывает рядом с нами.

Непрестанная молитва

Я все отчетливее улавливаю разницу между двумя понятиями: «молитвословие» и «молитва». Молитвословие — это чтение правила, состоящего из утренних и вечерних молитв, которые произносятся ежедневно. Оно необходимо, чтобы не выпасть из молитвенной жизни, молясь лишь от случая к случаю. Молитвословие — это дело, которым мы занимаемся специально. А молитва — это состояние души, или, согласно преподобному Иоанну Дамаскину, «вознесение ума к Богу». Любое дело, от уборки снега до установки программы на компьютер, может совершенно преобразиться, если делать его с молитвой.

«Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите» (1Фес 5:16–18).

«Итак, будем через Него непрестанно приносить Богу жертву хвалы» (Евр 13:15).

«Благодаря всегда за все Бога и Отца, во имя Господа нашего Иисуса Христа» (Еф 5:20).

«Всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом» (Еф6:18).

Читая эти библейские строки, я приходил в замешательство и испытывал чувство вины, представляя себе святых, которые молятся ночи напролет, натирая мозоли на коленях. Теперь я воспринимаю эти слова по-другому, не как обвинение, а как призыв ориентироваться на Бога во всем, что бы я ни делал.

Молиться — значит поддерживать связь с Богом, Который всегда рядом. Ведь и само побуждение молиться о других людях и о проблемах, лично ко мне не относящихся, говорит о том, что Бог живет во мне. Мне не надо подпрыгивать вверх и кричать, как ребенку: «Посмотри на меня!» Бог рядом, надо только настроиться на Него.

«Молитва — это внимание, — писала Симона Вейль. — Молиться — значит направлять все внимание своей души к Богу». «Непрестанно молитесь» (1 Фес 5:17), — говорит апостол Павел. Как это исполнить? Мы наделены способностью удерживать одновременно несколько мыслей, и я обнаружил, что, направляя внимание к Богу, можно делать что-то еще. Внутренний диалог никогда не прекращается, и я просто стараюсь включить в него Бога. Чтобы непрестанно молиться, нужно использовать способность мозга выполнять несколько задач параллельно.

Когда я выступаю перед аудиторией, часть моего сознания сосредоточена на том, что я говорю, а другая часть (надеюсь, незаметно для слушателей) следит, сколько времени у меня еще осталось, оценивает, не пора ли глотнуть воды, проверяет, насколько заинтересованными выглядят сидящие в первых рядах. Молодая мать в универсаме способна поддерживать разумный разговор со своим четырехлетним ребенком, одновременно набирая продукты и подсчитывая стоимость покупки. Подросток может общаться в чате с четырьмя друзьями, параллельно слушать музыку и выполнять домашнее задание.

Когда я пускаю мысли на самотек, мой внутренний диалог обычно начинает вращаться вокруг моей собственной персоны. Я думаю о том, какое впечатление я произвожу на окружающих, правду ли говорят торговые агенты о товарах, которые меня интересуют, прилично ли я одет. Безмолвная молитва смещает центр этих размышлений от моего «я» к Богу. Если я об этом помню (а это совсем непросто), то могу приносить свои переживания к Господу в тот миг, когда они возникают. Оказывается, легче возблагодарить Бога в тот миг, когда бежишь на лыжах среди заснеженных деревьев или в маске и ластах плывешь под водой между причудливыми рифами, чем потом, когда вспоминаешь об этих приключениях. Если я молюсь, стоя в очереди к кассе, то, вероятно, по-другому отнесусь к новенькой кассирше, которая заставила меня ждать.

Томас Келли, богослов-квакер, называет такое состояние «привычкой к внутреннему ориентированию». Человек, привыкший постоянно молиться, рассматривает происходящее в «божественном Свете». От этого все преображается. Уличный попрошайка превращается в дитя Божье. Желание отомстить становится возможностью проявить благородство. Искушение жадностью трансформируется в проявление щедрости. Сначала думается, что такое двойное восприятие заставляет жить двойной жизнью. Однако скоро оказывается, что это единственный способ сделать жизнь цельной.

Наша современница, американская писательница Сью Монк Кидд рассказала о своем опыте. Она впервые открыла для себя древнюю Иисусову молитву, читая книгу неизвестного автора «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Сью прочитала рассказ о русском крестьянине девятнадцатого века, который весь день повторяет простую молитву из Евангелия.

«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешную… Господи, помилуй», — произнесла я, слегка робея. Потом повторила эти слова. Я повторяла их минут пять, позволяя молитве свободно слетать с уст. За окном проезжали машины, белки прыгали с ветки на ветку, студенты спешили на занятия — а я, по примеру странника из книги, повторяла молитву в ритме дыхания: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, — вдох. «Помилуй меня, грешную» — выдох. Я произносила слова неспешно, подчиняясь ритму, который, казалось, замедлял все вокруг и притягивал внимание ко Христу».

Продолжая молиться, Кидц обнаружила, что молитва начинает жить собственной жизнью. Внутренняя молитва продолжалась на каком-то глубинном уровне, когда Сью разговаривала или выполняла рутинную работу. Иногда она молилась за прохожего, встреченного на дороге, или за друга, с которым беседовала: «Господи Иисусе Христе, помилуй его».

«Эта молитва приходит, когда нет других слов, когда не знаешь, как молиться или что сказать.

Мне кажется, что Иисусова молитва живет во мне, бьется, как сердце. Мои мысли не всегда сосредоточены на ней. Иначе, вероятно, мне было бы трудно сохранить здравый рассудок. Но в течение дня слова молитвы возвращаются снова и снова. Чаще всего они приходят сами собой, и я начинаю молиться, когда одеваюсь, или когда жду зеленого сигнала светофора, или когда сижу в очереди к парикмахеру. Для этой молитвы годится любое место, мы можем смиренно произносить ее с каждым вдохом и выдохом».

О неуместных молитвах

Новый Завет подчеркивает, что с Богом связана любая деталь нашей жизни. Иисус заверял Своих слушателей: «У вас же и волосы на голове все сочтены» (Мф 10:30). Честно говоря, мне трудно понять это поразительное заявление, и еще труднее приложить его к своим молитвенным нуждам. Один мой друг сказал: «Я не представляю себе, чтобы кто-нибудь, а тем более Сам Бог, так усердно заботился о моей жизни. У Бога есть много дел, более важных, чем мои ничтожные проблемы».

Некоторые, подобно моему другу, воздерживаются от молитв по той причине, что считают себя слишком ничтожными. Другим мешает чрезмерное благоговение. Мистик Мейстер Экхарт отказывался «просить могущественного и любящего Бога о таких пустяках», как выздоровление от болезни. Святая Екатерина Генуэзская гордилась тем, что, молясь постоянно в течение тридцати пяти лет, ни разу не попросила ничего для себя. Иногда я чувствую искушение последовать их примеру и исключить все молитвы, которые кажутся эгоистичными или неуместными. Тогда я снова перечитываю молитвы, записанные в Библии.

Там можно найти «эгоистичные» молитвы на любой вкус, и Писание их не осуждает: это и молитва бесплодной женщины о ребенке, и молитва вдовы, у которой кончилось масло, и молитва воина, который просит о победе в битве. Люди молятся о дожде во время засухи, об отмщении врагам. Сама молитва Господня содержит просьбу о хлебе насущном. Апостол Павел молится о безопасности во время путешествия, об успешной работе, об избавлении от физических немощей, о смелости в благовествовании. Иаков советует молиться о мудрости и о телесном исцелении.

Вспомнив эти библейские молитвы, я перестаю беспокоиться о том, что молитва может быть неуместной. Если с точки зрения Бога молитва — это главный способ общения с Ним, а я начну фильтровать свои молитвы, проверяя их на «уместность», это станет препятствием для близости с Богом. Согласно словам Иисуса, нет таких пустяков, которые были бы недостойны молитвы. Богу интересно все, что касается меня — мои мысли и желания, решения, которые я принимаю, мое настроение.

Нечто подобное наблюдается и в отношениях с друзьями. Во время деловых переговоров я веду речь о бизнесе и не надоедаю собеседникам рассказами о своих болезнях и приступах бессонницы. А с хорошими друзьями я, надеясь на их участие, говорю обо всем. С ними я болтаю о пустяках, им я открываю свои сокровенные тайны.

В великолепном эпизоде из книги «Семиэтажная гора» Томас Мертон рассказывает о том, как он шел по улицам Нью-Йорка, «испытывая ни с чем не сравнимое волнение новоиспеченного писателя, ожидающего, как распорядится судьба с его первой книгой. Превзойти это волнение могут только муки юношеской любви». Я хорошо знаю и понимаю такое волнение: я сжимаюсь каждый раз, когда посылаю в издательство рукопись книги или статьи. Передав свой роман издателю, Мертон рассуждает, можно ли молиться о столь эгоистичном желании, как издание и успех книги. И приходит к выводу, что можно:

«В конце концов, Бога не волнует, эгоистичны наши молитвы или нет. Он хочет, чтобы мы молились. Просите, и получите. Это тоже гордыня — утверждать, что в молитве никогда нельзя просить о своих нуждах. Поступая так, мы незаметно ставим себя на один уровень с Богом. Мы делаем вид, что ни в чем не нуждаемся, — как будто мы не сотворены Им и не зависим ни от Него, ни от Им же определенных материальных потребностей».

Разрешив этот вопрос, Мертон опустился на колени в маленькой мексиканской церквушке в Нижнем Манхэттене и горячо помолился о том, чтобы его роман был опубликован и имел успех. (Дальше Мертон пишет и о результатах молитвы: издатель отверг его рукопись! Спустя годы писатель увидел, что отказ издателя был высочайшим ответом на его молитву. Мудрое решение издателя избавило Мертона от многих затруднений, вернуло его к монашескому призванию и тем самым открыло дорогу всему, что он написал в будущем.)

Беспокойство о том, насколько приемлемы мои молитвы, исчезает, если я усматриваю в молитве не обязанность, а возможность общения с Богом. Тот, кто любит, всегда жаждет познать нужды и желания любимого человека — даже самые незначительные. Для близких людей очень важно просто проводить время вместе. Иначе зачем мы обнимаем детей, играем с ними в салочки или опустошаем счет мобильного телефона, разговаривая с любимым или с любимой?

Иисус уподобляет молитву разговору ребенка с Отцом. Дочь, которая забирается на папины колени, чтобы перечислить то, что она хочет на Рождество, может быть, и не получит всех названных ею подарков. Но она сидит на коленях у отца, открывая ему свои заветные желания, и от этого крепнет связывающая их любовь. Гораздо лучше вести себя, подобно доверчивому ребенку, чем из-за напрасной мнительности молчать о вполне законном желании.

Поэтому самые ясные молитвы исходят из детских уст. «Боже, помоги человеку, которого мы видели у светофора, найти сегодня место для ночлега… Пожалуйста, сделай, чтобы кошка больше не болела… Помоги бабушке, чтобы она не грустила все время… Научи меня, как мне жить с моим противным братом».

Моей соседке Элизабет четыре года. Ее родители отправились по делам в Нью-Йорк, и она на некоторое время осталась с бабушкой. Однажды вечером девочка встала на колени у своей кроватки и начала молитву: «Помоги маме и папе благополучно вернуться домой. А если они не хотят возвращаться домой…» Тут бабушка перебила ее: «Детка, ну, конечно же, они хотят вернуться». Элизабет возразила строгим голосом: «Я разговариваю с Богом!» Мудрость, нередко присущая детям, подсказала ей, что в молитве можно рассказывать о страхе, гневе (вспомните о псалмах, содержащих проклятия), неуверенности, сомнении и о любом другом чувстве, которое нам необходимо выразить.

Восхваление

В книгах о молитве, в том числе и в моей книге, обычно исследуется влияние молитвы на того, кто молится, а воздействие на Того, Кому молятся, остается в тени. Но отношения человека с Богом — двусторонние. Бог предлагает и даже велит нам молиться. Зачем Ему это нужно? Почему Богу не все равно, молятся или нет эти ничтожные существа?

В голове возникает слово «хвала», и я невольно вздрагиваю. Раньше восхваление Бога было для меня самой трудной частью молитвы. Мне казалось странным, если не оскорбительным, представлять Бога похожим на царицу из сказки: «Ты на свете всех милее, всех румяней и белее».

Сначала я попытался понять, насколько похвала важна для меня самого. Если рядом со мной друзья, которые ищут, за что бы похвалить, а не люди, указывающие на любую ошибку, то я удачнее съезжаю на лыжах с горы и точнее бью по мячу, играя в гольф. Но, размышляя об этом, я быстро зашел в тупик. Бог, в отличие от меня, не страдает от неуверенности. Когда Он говорил израильтянам: «Если бы я взалкал, то не сказал бы тебе, ибо Моя вселенная и все, что наполняет ее» (Пс 49:12), — это было не хвастовством, а обычной констатацией факта. Богу вряд ли нужны наши заверения. Но зачем же тогда нужно прославление?

«Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь» (Пс 18:2), — с этих слов начинается один из самых известных псалмов. «День дню передает речь и ночь ночи открывает знание». А вот другая восторженная песнь: «Да веселятся небеса и да торжествует земля; да шумит море и что наполняет его; да радуется поле и все, что на нем, и да ликуют все дерева дубравные» (Пс 95:11–12). Прекрасные стихи! Но, конечно же, это метафора. Деревья не ликуют и небеса не веселятся. Знание, которое открывает ночь, принадлежит не ночи, а ее Творцу. Величественные картины природы свидетельствуют о Боге молчаливо, пассивно. Им нужен наблюдатель, который услышит и провозгласит их свидетельство. Только человек наделен даром речи, и лишь он может сказать, что реки хлопают в ладоши, а горы кричат.

Каждый человек драгоценен для Бога, каждый значит для Него очень много — это центральная концепция Библии. Когда Господь творил мир, Он думал прежде всего о человеке, он сделал нас венцом творения. Он продолжал нас любить, несмотря на все наши падения, и даже послал Своего Сына, чтобы спасти нас. Как мы отвечаем на Божьи дары? Этот ответ действительно важен для Бога. Какое удовольствие одаривать нас, если мы не признаем ценности дара? Помните, что сказал Иисус, когда только один из десяти исцеленных от проказы вернулся Его поблагодарить? Реакция Спасителя в высшей степени красноречива.

Мы постоянно напоминаем детям, что за подарки надо благодарить: «Что надо сказать тете?» Нам, как и детям, необходимо выработать у себя привычку говорить Богу «спасибо», чтобы не заболеть потерей духовной памяти.

Чтобы приобрести и поддерживать эту прекрасную привычку, благочестивые евреи не менее ста раз в день благословляют Бога. И действительно, в кварталах, где живут ортодоксальные иудеи, часто можно услышать невнятное бормотание — это евреи благодарят Творца. В Талмуде написано, какими словами благодарить Создателя, когда слышишь гром или видишь молнию, за пищу разного вкуса, за восход и за закат солнца, за различные ароматы, за деревья, горы и озера. Одно из моих любимых талмудических высказываний — благодарение Бога, «Который создал Свои творения такими разными». Наверное, если бы я выучил эти благословения и произносил их каждый день, я был бы внимательнее к присутствию Бога в повседневной жизни. (Я произношу благодарственную молитву перед едой, но вот вопрос: как часто я при этом действительно испытываю чувство благодарности?)

Из молитв Иисуса, записанных в Библии, примерно половина непроизвольных. Он произносил их в ответ на только что произошедшее событие: возвращение семидесяти учеников, появление пищи, воскресение Лазаря. И у апостола Павла благодарственная молитва прорывается в середине послания внезапно, неожиданно — иногда он прерывает молитвой обличение или предостережение. Когда ему на ум приходит поблагодарить Бога за один из Его даров, то мысль апостола взлетает, как птица, вырвавшаяся из клетки, и он тут же восклицает: «Благодарение Богу!»

Действительно, кто, как не Бог, от Которого исходят великолепные, совершенные дары, заслуживает нашей хвалы? Нам не надо изобретать специальные комплименты, чтобы ублажить Бога, — необходимо лишь отдать Ему должное. Когда я аплодирую и кричу «Бис!» по окончании концерта или протискиваюсь вперед, чтобы увидеть, как победитель марафонского забега пересекает финишную черту, я делаю это добровольно и с большой охотой, которая, как известно, пуще неволи. На короткое время я забываю о себе, восхищаясь теми, чьи достижения во много раз превосходят мои. Перед лицом истинного величия страсть к соперничеству исчезает.

В течение пятнадцати лет я покупал абонементы на выступления Чикагского симфонического оркестра, одного из лучших оркестров в мире. Однажды я специально заплатил за то, чтобы присутствовать на совместной репетиции хора и оркестра, когда они готовились к исполнению грандиозного «Немецкого реквиема» Иоганнеса Брамса. Дирижер Маргарет Хиллис старалась добиться совершенства звучания. А мы, гости, получали удовольствие, когда она тормошила музыкантов: «Альты! Если бы он хотел ми-бемоль, он бы так и написал! Дайте мне ми!» Время от времени обнаруживал себя опыт работы Маргарет в церковном хоре: «Легато, легато! Это ведь не «Вперед, воины Христовы» в обработке Брамса», — проворчала она один раз. В другой раз она обратилась к музыкантам со словами: «Будьте добрыми пресвитерианами, верьте в предопределение: не упускайте из виду следующую строку!»

В устах перфекционистки, каковой является Хиллис, даже комплименты имели назидательный оттенок. «Это хорошо для любого оркестра в мире…», — сказала она после одного особенно выразительного пассажа. Потом помедлила пару мгновений и добавила: «…но не для Чикагского симфонического». К концу репетиции она, словно из последних сил, заклинала сидящих перед ней виртуозов: «Если вы не верите в Бога, то верьте хотя бы в Брамса!»

Прошло несколько дней. Сидя на балконе концертного зала, я слушал исполнение «Немецкого реквиема». Судя по всему, музыканты достигли идеала, к которому стремилась мадам Хиллис. Музыка накатилась волной торжественной печали, окрашенная горем самого Брамса, почти одновременно потерявшего мать и друга, Роберта Шумана. Она звучала, как раздумье о тяжкой доле человека — «всякая плоть — трава» (Ис 40:6) и о единственном уповании: о прощении и воскресении, которое Бог обещал во Христе.

Музыка и слова вознеслись ввысь, наполнили зал. Этот звук, льющийся отовсюду, не в силах воспроизвести никакая техника. И вдруг в один миг реквием превратился для меня в молитву, восхваляющую Господа. Несколько моих друзей, поющих в хоре, говорили, что с ними произошло то же самое. Может быть, то же самое происходило и с оркестрантами, которые верили хотя бы в Брамса, и, несомненно, так было и с самим композитором. Для нас, слушателей, захваченных музыкой, в это время ничто другое не имело значения — ни работа, которую надо закончить, ни беспокойство о здоровье, семье и финансах.

Неважно, кто и как возносит хвалу — виртуозы в высоком концертном зале или старик, бормочущий молитву в убогой часовне в соседнем квартале. В любом случае, хвала — это добровольное смирение перед Благим и Всевышним. Я видел, как Боно, солист рок-группы U2, усмирил двадцатитысячную толпу орущих фанатов, начав петь псалом, в котором повторялся рефрен «Аллилуйя!» Многие из тех, кто подпевал и громко аплодировал, славили только Боно, но другие вместе с певцом возносили хвалу и славу Тому, Кому она и была предназначена, — Богу.

Мы отдаем дань хвалы тихо или торжественно, в одиночестве или вместе с братьями и сестрами во Христе. Да, мы встаем на колени, но, поднявшись, становимся выше, потому что хвала не унижает, а наполняет нас. Восхваление помогает нам занять место, предназначенное нам во Вселенной, и признать за Богом Его место. Как сказал поэт Джордж Герберт, мы все призваны быть «служителями хвалы».

Благодарю Тебя, Господи, за тело мое!

Филип

Первая заповедь

Явившись Петру, который трижды предал Учителя, воскресший Христос трижды задал ученику один вопрос: «Любишь ли ты Меня?» (Ин 21:15). Почему-то Бог Вселенной ценит нашу любовь неизмеримо высоко.

Когда Иисуса спросили, какая заповедь важнее остальных, Он тут же ответил: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим» (Мф 22:37).

В этих словах заключено то, чего Бог желает от нас больше всего. Любовь — наш самый драгоценный подарок Богу, и Он не может заставить нас любить Себя. Каждый родитель хочет, чтобы ребенок любил его — и каждый знает, что любви невозможно добиться принуждением.

Как странно, подумал я, повелеть: «Возлюби!» Обычно я никого не заставляю себя любить. Любовь может цвести, как цветет она в хорошей семье. Она может кружить голову, когда влюбляешься. И может расти по мере того, как развиваются отношения. Но Иисус называет любовь к Богу самой важной целью в жизни. Как же мне научиться любить Бога всем сердцем, всей душой и всем разумением своим?

Перу святой Терезы Авильской принадлежит одна из самых всесторонних и обстоятельных книг о молитве — «Внутренний замок», где она делает такой вывод: «Важно не много думать, а много любить». Только в молитве мы можем научиться любить Бога всем сердцем, всем разумом и всей душой.

«Возлюби Бога всем сердцем твоим», — сказал Иисус. Прислушайся к своей жизни: к ее мечтам и страстям, к взлетам и разочарованиям, к ее скуке и драмам. Она дана тебе, как дар, и любой день ее — тоже дар. Бог хочет, чтобы мы разделяли с Ним каждую частицу этого дара.

Корнелиус Плантинга, профессор систематической теологии Богословской семинарии Кальвина, отмечает одну деталь, которую Христос внес в первую заповедь. Второзаконие велит любить Бога всем сердцем, всей душой и всеми силами. Иисус вместо слов «всеми силами» говорит «всем разумением». «Можно считать, что таким образом Христос утверждает право христианина на интеллектуальную жизнь», — говорит Плантинга, принадлежащий к семье интеллектуалов. Среди его родственников — философ, несколько музыкантов, богослов, кибернетик и президент семинарии. Возлюби Бога всем разумением своим. Но эти слова — не о месте и роли интеллекта в христианской жизни. Вот какое объяснение дает Плантинга:

«Иными словами, в любовь к Богу должно быть вовлечено все, что вы имеете, и все, чем вы являетесь. Все. Каждое желание, каждое дарование и каждая способность, спортивные таланты и компьютерные навыки, обаяние и красота, все хорошее, к чему прикасалась ваша рука — возьмите все это, говорит Иисус, и посвятите Господу. Возьмите ваши стремления и устремитесь к Господу. Возьмите ваши богатства и одарите Господа. Возьмите ваш художественный вкус и насладитесь Господом. Всем сердцем, всей душой, всем разумом, всеми нуждами и всеми достижениями — полностью обратитесь к Богу».

Возлюбить Бога всей душой — это, может быть, самая трудная часть заповеди. Что такое душа человека? Мы не можем ее увидеть. Не можем измерить, как измеряют интеллект. Не можем при помощи приборов отобразить ее работу на экране, как кардиограмму. Скептики даже сомневаются в ее существовании. Но для христианина, который молится, нет ничего важнее, чем душа. Ведь мы молимся еще и для того, чтобы подготовить ее к будущей жизни, которая наступит, когда прекратится деятельность сердца и мозга.

Возлюбив Бога всей душой, мы будем иначе смотреть на молитву. Мы совсем по-другому станем оценивать беды, которые нам так досаждают. Апостол Павел назвал свои суровые испытания «кратковременными и легкими страданиями», поскольку знал, что они «производят в безмерном преизбытке вечную славу» (2 Кор 4:17). Величайший ум семнадцатого столетия, французский религиозный мыслитель, математик и физик Блез Паскаль колебался, обдумывая, следует ли молиться об исцелении или об облегчении страданий в случае болезни:

«Я не знаю, что для меня лучше: здоровье или болезнь, богатство или бедность, или что иное в этом мире. Понять это не в силах ни люди, ни ангелы, эта одна из тайн Твоего Провидения. Я преклоняюсь перед ней, но не пытаюсь ее разгадать».

Преклоняться, не пытаясь разгадать, — может быть, в этом и есть ключ к тому, чтобы возлюбить Бога всей душой? Как часто, стремясь что-то разгадать, я выстраиваю свои молитвы, подобно аргументам юриста. Почему некоторые люди благословенны, а некоторые — прокляты? Почему Бог допускает так много зла и насилия? Как можно верить тому, чего не видишь, не слышишь и не осязаешь? В чем смысл жизни?

Молитва вводит нас в Божье присутствие. Молитва приоткрывает картину мира, какой она видится с небес. И мы начинаем по-другому воспринимать все происходящее. Вера во время несчастья значит больше, чем избавление от несчастья. Лучше исполнить Божью волю, чем избежать распятия. Смирение важнее, чем избавление от жала в плоти.

На высших ступенях молитвы, там, где любят Бога всей душой, сомнения и борьба не исчезают, но мы относимся к ним иначе. «Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф 7:11), — сказал Иисус. У многих возникает желание опровергнуть эти слова. Но тем, кто любит всей душой, не покажутся убедительными никакие опровержения. По мере того как я учусь доверять Богу, Который способен обратить во благо все происходящее, — я понимаю, что мои вопросы о молитве не требуют немедленного ответа.

Разговор продолжается

Недавно я читал мемуары священника Тилике, великого немецкого проповедника двадцатого века. Его жизнь можно сравнить с жизнью Иова. Тилике уволили из университета, потому что он выступал против Гитлера. Он прошел через унизительные допросы в СС, ему постоянно угрожали арестом.

К концу войны фронт приблизился к Штутгарту, где жил Тилике. Однажды утром, отправившись в церковь, священник обнаружил, что бомбы союзников разрушили ее до основания. Он вернулся домой и увидел, что дома тоже нет, — и в него попала бомба. Изголодавшиеся дети Тилике лизали еду, нарисованную в детских книжках, и сердце его готово было разорваться от боли и горя. Но каждую неделю он поднимался на кафедру, уцелевшую посреди руин церкви, и пытался вселить надежду в сердца упавших духом прихожан.

«Во всем этом безумном смятении есть лишь одна незыблемая точка опоры — верность и надежность Бога», — говорил Тилике прихожанам. Поразительные слова, если учесть, при каких обстоятельствах они были произнесены. Он уверял людей, что верность Бога не подведет никогда, и что путаница и беспорядок человеческой жизни, лабиринты истории — все пронизано прочными нитями незыблемого и неизменного Божьего замысла.

И может быть, стоя у престола Всевышнего, мы однажды оглянемся на прошедшие дни и скажем с изумлением и восхищением: «Когда я стоял у дорогих могил, чувствуя, что жизнь для меня закончилось, когда видел надвигающийся призрак атомной войны, когда надо мной дамокловым мечом нависла бессмысленная неизбежность пожизненного тюремного заключения или тяжкой болезни, — если бы я только мог тогда вообразить, что через эти скорби Бог исполняет Свой грандиозный замысел! Если бы я хоть краем глаза увидел, как посреди моих забот, бед и отчаяния созревает Его жатва, и все движется к последнему великому дню Его воцарения! Если бы я все это знал, каким невозмутимым иуверенным, каким радостным и спокойным был бы я в любых испытаниях!»

Тилике кротко указывал своей пастве на Христа, Который яснее, чем любой другой человек, видел мученья, несправедливость, зло — весь ужас, царящий на нашей многострадальной планете. Не должно ли было это знание острой болью пронзать Его сердце днем, и лишать Его сна ночью? Не должно ли было оно потрясти Его душу?

Нет, Христос оставил решение глобальных проблем на усмотрение Отца, а Сам проводил время среди людей, которые для мира сего были никем и ничем, — среди сборщиков налогов, рыбаков, вдов, блудниц. Тилике отмечает, что Иисус считал молитву, то есть общение с Отцом, более важным делом, чем общение с людскими толпами. Ради того чтобы провести время с Отцом, Иисус удалялся от людей. «Но именно благодаря этому Он находил время и для людей — ведь все время принадлежит Его Отцу. И благодаря этому от Иисуса исходит мир, а не беспокойство. Ведь верность Бога уже сияет над миром, подобно радуге: Иисусу не надо зажигать ее самому — Ему достаточно ходить под ней».

Те, кто следует за Христом, тоже верят, что Божья верность, подобно радуге, сияет над всей землей, и лучшее тому доказательство — Сам Спаситель, принесший Себя в жертву ради нас. Бывают времена, как у Тилике в Штутгарте (и как у Христа в Гефсимании и на Голгофе), когда эта вера проверяется на прочность. Когда такие периоды бывают у меня, я молюсь со слезами отчаяния, погруженный во тьму, но стараюсь верить, что настанет час, и небесный свет многоцветной радугой озарит для меня картину мира, а моя вера возродится и окрепнет. Когда же дела идут хорошо, мне, как ни странно, приходится прикладывать больше усилий, чтобы поддерживать отношения с Богом и полагаться на Его заботу обо всех мелочах моей жизни.

Я молюсь, веря, что, как это ни поразительно, Бог желает постоянного общения со мной. Я молюсь, веря, что по замыслу Божьему молитва — это способ преодолеть пропасть между мной и бесконечностью. Я молюсь, чтобы войти в поток Божьей благодати, исцеляющей этот мир. Я молюсь, как дышу, — потому что иначе жить невозможно. Молитва едва ли может быть совершенным способом общения — ведь я, несовершенное материальное существо, находящееся в несовершенном материальном мире, пытаюсь вступить в контакт с совершенным духовным Существом. Некоторые молитвы остаются без ответа, ощущение Божьего присутствия то исчезает, то появляется вновь, и я часто ощущаю, что загадок больше, чем ответов на них. Тем не менее, я продолжаю молиться. Вместе с апостолом Павлом я верю, что «теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор 13:12).

В Откровении Иоанна Богослова описано время полного примирения с Богом, когда «Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Отк 21:3,4). Откровение говорит, что в горних обителях не понадобятся ни Луна, ни Солнце, потому что свет там будет исходить от Самого Бога. Из всех описаний дивного небесного мира именно ЭТОзаставляет меня застыть в изумлении. Я настолько привык ук рываться от непосредственной близости Бога, настолько привык к притворству и борьбе в молитве, что даже отдаленно не могу представить себе ничем не ограниченное присутствие Бога.

Конечно, на небесах изменится и сама молитва. Она не прекратится, но станет тем, чем и предназначена быть — разговором с Богом. Сегодня молитва похожа на неуклюжую репетицию, на разговор по мобильному телефону с жителем Африки — связь неустойчивая, звуки искажаются, один из собеседников плохо знает язык и говорит с акцентом. Как написал философ Жак Эллюль, Бог «не смирился с разрывом между Ним и Адамом». Бог действительно не смирился. Вся Библия — это история о том, как Бог заново созидает утраченное. Утраченное людьми в райском саду, когда Адам спрятался и не смог больше беседовать с Богом, как друг. Однажды нам будет дана возможность восстановить общение.

Порой я думаю: что я скажу, когда в первый раз встречусь с Богом лицом к лицу? У меня столько нерешенных вопросов, столько жалоб и сожалений. С чего я начну? Я мысленно просматриваю разные сценарии, пока не вспомню, что моим собеседником будет Тот, Кто управляет галактиками, Кто создал все сущее. Возражения отпадают, сомнения тают и мне кажется, что я, подобно Иову, скажу: «Господи! Вот, теперь я понял». И разговор продолжится.

О, Милосердный и Святой Отец

Бенедикт Нурсийский

Примечание:

Цитаты из произведений Дж. Мильтона, Р. М. Рильке, Дж. Донна, В. Шекспира, Ч. Диккенса, С. Моэма, Дж. Герберта, митрополита Антония Сурожского, К.С. Льюиса приведены в переводах А. Штейнберга, В. Топорова, В. Савина, А. Радловой и Т. Щепкиной-Куперник, Н. Дарузес, Е. Голышевой и Б. Изакова, Д. Щедровицкого, Т. Майданович, Н.Трауберг.

Филип Янси

Молитва. Способнали молитва изменить жизнь?

Редактор Г. Раевская

Компьютерная верстка О. Воскресенская

Дизайн обложки П. Ожгибесов

Корректор О. Степанова

Переводчик Е. Сталъгорова, А. Широненская

Лицензия ЛР № 030464 от 23 декабря 1997 г. Подписано в печать 14Л0.08 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 30. Тираж 3000 экз. Изд. № 1955. Заказ № 4763.

Местная религиозная организация евангельских христиан «Христианская миссия «Триада». 101000, Россия, Москва, а/я 371, тел. (495) 964-85-89, email: info@triad.ru, www.triad.ru

Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных материалов в ОАО «Дом печати — ВЯТКА». 610033, г. Киров, ул. Московская, 122.